-

К-ОВА А.

НА МОГИЛЕ БОГДЫХАНА

(Из пребывания в Маньчжурии)

Наша батарея расположилась в двух верстах от Мукдена. Предполагается здесь простоять зимние месяцы, и в ожидании экспедиции недели проходят за неделями и проходят довольно однообразно. Здесь все относительно спокойно; по вечерам раздаются только выстрелы китайцев; они стреляют, чтобы предохранить себя от нападений хунхузов, которые все-таки попадаются изредка в руки наших ночных патрулей.

Занятия мирного времени, а также приготовления к грядущей экспедиции, очень поглощают молодежь, и в будние дни свободных часов мало. Зато праздники изредка отмечаются прогулкой, и мы, дамы, разделяющие походную обстановку, вполне подчиняясь распределению времени, заранее предвкушаем удовольствие праздничного дня. Уже давно предполагается посетить могилу первого императора манчжурской династии, расположенную в окрестностях города и в нескольких верстах от нас.

Вторая половина января. Морозы, до сих пор сравнительно незначительные, стали сильнее. Несколько дней было очень холодно, но в описываемый день потеплело. Светит яркое солнце в безоблачном голубом небе, воздух сухой и морозный. Снегу почти нет. Он держится только в тени, так как, несмотря на низкую температуру воздуха, солнце сильно греет, и снег быстро тает.

После обычного раннего обеда начинают собираться в путь. Сначала некоторые члены нашего общества сомневаются в [602] возможности принять участие в прогулке, но скоро сомнения рассеиваются, и мы видим молодежь уже на конях.

Едут все за исключением дежурного офицера.

Благодаря любезности командира соседнего стрелкового полка, мы, дамы, едем в отличной коляске, что при хороших зимних маньчжурских дорогах особенно приятно. К нам присоединяются еще два офицера, любители древностей, уже знакомые с могилами. В таком большом обществе трогаемся в путь. Весело смотреть на наших спутников, на юную молодежь, с удовольствием скачущую верхами, и на красивых гвардейцев в белых папахах, составляющих наш конвой.

Сначала нас потряхивает по неровной дороге, идущей по каоляновым полям, напоминающим обработкой наши бурачные. Затем, двигаясь вдоль наружной, глиняной стены города, оставляем в стороне импань (крепость). Когда мы проезжали по большой площади, наше внимание было обращено на ряд кумирен, посвященных разным божествам.

За городом начинается бесконечное кладбище. Все поле покрыто сплошь могилами. Изредка попадаются гробы, стоящие открыто. У некоторых могил маленькие плиты — китайские памятники. Могильные курганы не совершенно правильной формы; их верхушки расширяются и заканчиваются как бы головой. По такому полю едем мы довольно долго, затем спускаемся с небольшого пригорка, и на горизонте показывается большой священный парк. В безлесной местности, к которой мы успели привыкнуть, вид зеленого хвойного леса особенно приятен.

Мы проезжаем маленькую рощу из ильм, деревья которых производят впечатление как бы покрытых сплошь вороньими гнездами. Это паразитное растение, вечно зеленое, с желтыми и красными ягодами, обвивающее ветви рядом густых букетов.

За рощей начинается Джаолинский парк. Въезжая в него, невольно вспоминаем слова Элизе Реклю: “ни один иностранец, ни один туземец-профан не может под страхом смерти проникнуть в этот некрополь”.

Как же мы попали сюда?

Но стоящий у входа русский часовой свидетельствует о том, что пока мы господствуем здесь, а чем окончится наше временное занятие страны, — покажет будущее.

Под ногами лошадей застучала ровная, каменная мостовая, точно в Европе. Перед нами открывается большая площадь со святынями, и невольно возгласом выражаем свое удивление. Все так непривычно, ново и эффектно.

Лошадей оставляем в тени сосен и дальше идем пешком.

Мы въехали во внутреннюю ограду через восточные ворота, через которые входили те немногие, которым доступен вход [604] в эту святыню. С другой стороны, с западной, находятся такие же ворота и наконец с южной — главные, через которые в последний раз прошла погребальная процессия первого из императоров ныне царствующей династии Дай-цинов. Это было почти три века тому назад, и на видимые нами постройки, памятники и окружающую местность время наложило свою печать.

Мы направились к южным воротам, чтобы пройти тот путь, по которому когда-то двигалась процессия. До этих ворот, уже вне ограды, была оставлена просторная просека. Она делится оврагом на две части: меньшую и узкую, расположенную ближе к воротам, и большую, дальше от них. Кирпичный паркет, которым она выложена, покрылся толстым слоем земли и довольно густо зарос вековыми соснами. Деревья подняли своими корнями землю и вырыли кирпич, который лежит на образовавшихся курганах. Одна сосна давно упала, завалила своим стволом половину просеки, но могучее дерево не умерло, а пустило вверх толстые ветви и образовало род стены.

Боковые края бывшей каменной аллеи можно определить по тем произведениям китайской скульптуры, которые симметрично установлены по обеим ее границам. Древнейшими памятниками китайского ваяния служат надгробные памятники, субурганы и поминальные столбы, здесь же мы встретили светлые каменные плиты, установленные вертикально на пьедесталах и поддерживаемые по углам четырьмя львами, высеченными из темного камня. Стороны плит, обращенные к аллее, испещрены иероглифами по всей их плоскости. По всему вероятию, иероглифы эти принадлежат к древнейшему стилю, называемому чун-шу, по имени изобретателя, т. е. к первому классу стилей, на которые подразделяются китайские иероглифы. Стиль этот употребляется, кроме памятников, для печатей и почетных свитков.

Пройдя шагов сто, мы остановились у колонн светлого камня, в полторы сажени вышины. Левая колонна сохранилась хуже, больше заросла и покрылась густым мхом. На них высечен по спирали плоский императорский дракон (Императорский дракон характеризуется четырьмя лапами, с пятью когтями каждая). Колонны увенчаны тонкими круглыми карнизами, на которых установлено по фениксу, и окружены восьмиугольными каменными балюстрадами. Просветы между угловыми квадратными столбами со львами забраны плитами с ажурным рисунком (Не мешает для уяснения значения священных животных, встречаемых нами на каждом шагу, познакомить наших читателей с символами этих фантастических зверей, играющих такую роль в культе китайца. Животных этих четыре: дракон, феникс, единорог и черепаха. Дракон, символизирующий весну и восток и поддерживающий свод небесный, считается эмблемой государственной власти. Феникс — эмблема императрицы, изображается c головой фазана, шеей черепахи и туловищем дракона. Единорог олицетворяет пять элементов и символизирует совершенство. Черепаха, синоним долголетия, воплощает Большую Медведицу). [606]

До моста расположены еще два льва, символы Будды, в натуральную величину, сидящие на задних лапах. Они высечены из темного камня и установлены на пьедесталах. От них дорога суживается и ведет к мосту.

Каменное полотно моста покоится на полукруглом своде. Сводчатые постройки вообще избегаются в китайской архитектуре, и мост этот представляет редкое явление (Надо заметить, что китайские архитекторы были давно знакомы с устройством свода, но не воспользовались им для своих построек и кумирен, которые не имеют ни колоколен, ни куполов).

Каменные перила давно обрушились, и части их лежат на мосту и в овраге, никем не тронутые. По этим обломкам можно восстановить в воображении когда-то существовавший мост с его невысокими перилами, разукрашенными фигурами животных.

От оврага, по направлению к могиле, местность повышается террасами, откосы их выложены серым кирпичом и ограждены балюстрадой. На террасы ведут те своеобразные лестницы, которые встречаются только в императорских дворцах. Это — широкая, каменная, наклонная плоскость, разделенная по ширине на три части: крайние, меньшие, со ступенями, а внутренняя с выпуклым императорским драконом. Иногда этот скат разделен на три лестницы, заключенные каждая отдельно в вычурные перила.

На первой, небольшой по размерам, террасе воздвигнут портик из белого мрамора: лучшая постройка кладбища по красоте и изяществу. Четыре белых каменных столба образуют среднюю, главную, и две боковых арки. Внутренние столбы поддержаны двумя, а наружные четырьмя черными львами. Средняя часть портика несколько выше боковых, и, благодаря этому, приподнятые углы двухскатной крыши расположены на разной высоте.

Китайцы везде избегают прямых линий, которые есть излюбленный путь злых духов. Все должно двигаться, как “ветры и воды”, как учит их культ Фен-шуй. Этот культ китайцев, культ суеверий, есть совокупность церемонии, посредством которых человек должен расположить к себе духов воздушных и водяных, т. е. всю природу. При криволинейном устройстве кровли дурные влияния отвращаются от дома соседа и теряются в пространстве.

По углам крыши висят медные позеленевшие от времени колокольчики, выражающие почтение, воздаваемое воздушными [608] пространствами славе Будды. Нам удалось, бросая мелкий камень в колокольчики, извлечь из них приятный чистый звук.

Ряды тонких орнаментов, чередуясь с ажурной резьбой, красиво группируются под карнизами, сбегают по столбам и захватывают пьедесталы, на которых покоятся львы. Здесь крыша не давит своей тяжестью, все легко и пропорционально, но слишком много мелочей.

Инстинктивно сознавая недостатки своей архитектуры, китайцы скрадывают их обилием подробностей лепных и резных украшений — вычурными фигурами и арабесками. Мы долго стояли и любовались красивыми линиями и контурами портика, его белизной, так редко встречающейся среди разноцветных китайских построек.

В нескольких шагах за портиком опять новая терраса с такой же лестницей, как первая. Передней своей стороной она примыкает к первой каменной стене, а по бокам ее расположены в два ряда небольшие домики под зелеными, черепичными крышами.

Пройдя через ворота, украшенные двумя извивающимися крокодилами, мы вошли в саженый парк с ровными и густыми соснами. Вообще в Китае все священные, рощи саженые, и считается почти преступлением срубить дерево. По сторонам, между соснами, виднелись боковые стены с западными и восточными воротами.

Перед нами на сером фоне высокие зубчатые, как будто крепостной стены, обрисовались контуры павильона. К нему ведет широкая, местами заросшая травой, аллея символических зверей.

Такие аллеи существуют со времени Минской династии (1368-1644 гг.) и ведут к кумирням, где покоятся останки императоров. Вся аллея сплошь выложена кирпичом с теми тремя светлыми полосами, по которым могут ходить только сановные лица по церемониалу.

Торжественные аудиенции, банкеты, дворцовые поздравления и представления, поклонения и жертвоприношения богдыхана на могилах почивших предков — все это регламентируется и определяется ли-бу, т. е. приказом церемонии, на основании официального издания “книги обрядов”, в котором предусмотрены и описаны все церемониалы.

Пройдя мимо колоссальных львов, коней, верблюдов и слонов, мы поднялись по нескольким ступеням и вошли в павильон “долголетия”.

На спине громадной, двухсаженной черепахи, с вытянутой вперед головой, установлен каменный столб, испещренный мелкими иероглифами, свидетельствующими о деятельности [610] императора. Правильные линии контуров черепахи, тонкая отделка пола, украшенного плитками и дождевыми червями, у которых высечены до мелочей все сочленения, и изящество рисунка капители надолго останавливают наше внимание на этом памятнике.

Обойдя павильон и пройдя мимо домиков, симметрично расположенных по сторонам (симметрия — непременное условие китайских сооружений), мы приблизились ко второй внутренней ограде. Снаружи это стена, сложенная из серого кирпича, сажени в три вышины. Верхний край ее зубчатый и с бойницами. По середине стены южные ворота с крышей в три этажа. Здесь видно, что главное внимание архитектора обращено на крышу, на ее величину, форму, большую или меньшую загнутость краев.

Действительно, большие кумирни, городские ворота, пагоды и казенные здания покрываются так называемыми многоэтажными крышами, представляющими как бы целый ряд крыш с выступающими краями или карнизами. Ниша ворот отделана цветными глазированными украшениями. В замке свода прикреплена черная доска с белой маньчжурской и китайской надписью, обозначающей в переводе: “вход к могиле императора”. По середине, где лежит высокий порог, повешены массивные, деревянные ворота, окованные железом.

Пройдя их, мы вошли на квадратный двор. В нем расположены: павильон, жертвенник и несколько зданий.

Чтобы получить большее впечатление, мы поднялись на стену по правой лестнице, расположенной у ворот. Левая несколько разрушилась, сорвалась также и облицовка стены, обнаружив щебень и мусор, составляющий ее внутренность.

Поднявшись на стену, мы шли как бы по широкой, вымощенной улице, огражденной с наружной стороны стенкой с бойницами, из-за которых выглядывают верхушки деревьев. По углам стены высятся павильоны с красно-коричневыми кровлями, медными колокольчиками по углам и каменными эмалированными собаками по краям. Три павильона хорошо сохранились, а юго-западный покосился и частью обвалился. Неровный пол местами разрушился, местами дал трещины, сел и грозит рухнуть вместе со стеной, обратившись в груду обломков.

Внутри двора наше внимание останавливается на павильоне с тронным залом. Красивое здание расположено вблизи задней стены-ограды. Перед ним и несколько влево стоит каменный жертвенник с маленьким отверстием для сожжения приношений. По сторонам, у ворот, двухэтажные дома, с жилыми помещениями для китайских солдат, составляющих охрану могилы. Теперь в них размещены наши офицеры, охраняющие китайскую святыню до предстоящей передачи ее дзянь-дзюню. [612]

Между павильоном и северными воротами, в задней стене, на пространстве нескольких шагов, находятся последний портик-ворота и стол со священными сосудами. Портик этот невысок и состоит из крыши, подвешенной к двум деревянным столбам на железных цепях. Рядом с ним священные сосуды различных форм и величин, в числе пяти, поставлены на каменном столе без ножек (Пять является кабалистическим числом, поэтому насчитывается пять металлов, пять атмосферических явлений, пять категорий церемоний). Края стола и самые сосуды покрыты высеченным на камне рисунком.

Мы прошли в павильон над воротами. Он несколько выше угловых, имеет две желтых крыши и много поместительнее. Внутри стоит мраморная плита на цоколе, с верхом, украшенным капителью. На плите высечено на двух языках, маньчжурском и китайском, имя “обрушившегося подобно скале” богдыхана.

Павильон окружен балконом, соединенным со стенами каменными лестницами, которые, образовав площадки, сводят со стены в глубокий и узкий дворик.

С северной стороны за этим двориком высится известковый курган громадной высоты с деревом на его вершине и кустами у подножия. Дерево — это привилегия только знатных лиц. Никто из простых смертных не имеет права украшать свою могилу растениями. Могила заключена в две каменные дугообразные стены. Более выпуклая охватывает ее с дальней стороны, а пологая — с ближайшей к нам. Обе эти дуги, соединившись своими основаниями, упираются в угловые павильоны стены и образуют между собою площадь в форме луны, с курганом, насыпанным по середине ее.

Нас отделяет от кургана узкий и глубокий дворик с двумя отвесными стенами: одной прямой и одной дугообразной. На дне его в середине стены устроен род входа с крышей, выступающей из стены в виде карниза. Вход замурован и представляет квадрат, сложенный из желтых глазированных плит с выпуклыми тюльпанами. Каждая плита прикреплена четырьмя болтами. Это заделанный склеп богдыхана. По отбитым углам плит, недовернутым винтам и небрежной пригонке квадратов друг к другу видно, что склеп открывался недавно. Действительно, когда Мукден был занят русскими войсками, и к могиле выставлен караул, было замечено, что склеп наскоро заделан свежей известью и заложен плитами. Хотя вполне достоверных данных не было, но легко можно было предположить, что китайские войска, покидавшие Мукден и разорившие императорский дворец и часть города, могли дерзнуть ограбить и [613] императорскую могилу. Однако, эксперты комиссии, осмотревшие дальнейшие слои извести, пришли к заключению, что закладка должна быть отнесена к более отдаленному времени.

Если существующая молва, что в кургане хранятся сокровища, справедлива, тогда они сохранились там совершенно не тронутые.

Спустившись с балкона на стену, мы прошли к угловому павильону, а оттуда направились к кургану.

Курган правильной, куполообразной формы, с крутыми отсыпями, вышиною сажени две. Мы с трудом поднялись по белой известковой тропинке на его вершину, ухватываясь за ветви кустов. Отсюда открылся красивый видь на парк и сооружения кладбища. Дальше, за могильным курганом, глубокий вырытый овраг и громадная насыпная гора, закрывающая горизонт с северной стороны. Небольшие сосны редко покрывают скаты ее и обрисовываются своими вершинами на голубом небе. Мы сорвали на память по ветке кипарису, сбежали с холма и спустились со стены во внутренний двор. Оставалось осмотреть еще павильон с тронным залом и самый зал с его святая-святых.

Павильон стоит на небольшой площадке, поднятой над уровнем двора. На площадку ведут три лестницы с ажурными перилами, обегающими ее кругом. Цоколь площадки облицован каменными плитами с высеченным на них узором. По углам для стока воды служат головы крокодилов с открытыми пастями. Решетчатые стены павильона забраны бумагой. На паперти установлены красные столбы. Для выделки их употребляется кедр, доставляемый из Индо-Китая и из Маниллы. Желтая императорская крыша покоится на причудливых карнизах, раскрашенных синими, желтыми и зелеными красками. Эта постройка сравнительно очень красива. Вообще почти все китайские сооружения: пагоды, мавзолеи, кумирни и субурганы, являются выражением религиозной идеи и редко поражают богатством замысла и красотою линии. Работа же цоколя и перил по правильности построения карнизов, по стилю рисунка, изображающего сплетенные между собою цветы лотоса, указывает на талантливость творца. Но он и тут скрыл свое имя, как это делают все китайцы-художники, лишая историю имени прославивших себя произведением искусства.

Перед нами открылись широкие двери, и мы вошли в высокую квадратную комнату. Пол ее покрыт толстым, съеденным молью и местами изорванным, ковром. Стены завешаны желтыми шелками, что хорошо гармонирует с узором потолка и поддерживающих его резных стропил. По общему темно-синему фону выписаны цветы белой, желтой и зеленоватой краской. Сейчас же, против входа, поставлены пять легких столиков [614] красного дерева, с гнутыми ножками, и на каждом из них стоит по священному сосуду. Сосуды эти очень старинной работы, cloisonne (Cloisonne — финифть (эмаль), по-китайски фалань, обратилась ныне в ремесло китайцев. Из фалани приготовляются разнообразнейшие предметы, начиная с принадлежностей религиозного культа и кончая предметами домашнего обихода. Цветущим периодом фалани считаются XVII и XVIII века), и хорошей выделки. Средний — урна для возжения фимиама, а в боковые с узкими горлышками вставлены свечи и искусственные цветы. За сосудами, на некотором возвышении, покрытом ковром, трон богдыхана, “седалище дракона”, состояний из двух кресел, поставленных рядом. Кресла деревянные, обыкновенного китайского типа, с прямой спинкой и высокими ручками, по дереву сделана незначительная резьба, покрытая золотом; спинка, сидение и ручки выложены твердыми подушками, покрытыми желтой шелковой материей, с вытканными по ней драконами. За троном — невысокий задрапированный полог. По верованию китайцев, здесь обитает душа богдыхана.

Внутри полога, на мягком столе, лежит бамбуковая таблица (Таблицы чжу, на которых написаны имена умерших, сохраняются в домашней молельне “мяо”. Перед ними совершаются поминовения. Когда богдыхан бывает в пути, вместе с ним везут таблицы предков.) с именем императора, которой поклоняются и приносят жертвы. По сторонам полога стоят высокие причудливые украшения вроде триумфальных столбов, разукрашенных цветными камнями, бумажными цветами и бахромой. По стенам размещены четыре кресла, покрытые чехлами. Все остальное, сравнительно, небольшое пространство комнаты свободно и служит местом, куда вводят животных перед жертвоприношением. Самое же жертвоприношение совершается на дворе у жертвенника. Этим закончился осмотр могилы, и мы направились к выходу, но были задержаны офицерами, живущими здесь. Они любезно предложили нам согреться в их доме.

Дом этот, почти совершенно темный внутри, производит впечатление угрюмое и неприветливое. Сыро, холодно, и, конечно, стоянка далеко не завидная и переносимая только потому, что это заточение должно скоро окончиться. Но жители их, подобно всем живущим здесь, встречают гостей с тем особым радушием, которое составляет отличительную черту Дальнего Востока.

Однако, становится поздно, и мы выходим.

Яркое зимнее солнце уже спускалось за гору, последние лучи его скользили по верхушкам темной зелени сосен и играли по цветным изразцам пагод и павильонов. Звери священной аллеи животных погрузились в тень. Заметно похолодело. Мы в последний раз оглянулись и бросили взгляд на фееричную картину кладбища. Да, это действительно был последний взгляд. [615]

Завтра могилы передаются в ведение китайской администрации, т. е. мукденского дзянь-дзюня. Доступ к ним будет закрыт на долгое время и, надо думать, до новых осложнений и войны.

Дай Бог, чтобы это случилось не скоро.

Мы сели в коляску, мужчины на коней и поехали сначала по каменной мостовой, а потом по извилистой лесной дорожке. Впереди, сквозь вечернюю дымку, обрисовались стены и крыши ворот священного города.

А. К-ова.

Текст воспроизведен по изданию: На могиле Богдыхана (Из пребывания в Маньжурии) // Исторический вестник, № 5. 1902