-

ЧАСОВНИКОВ В. В.

[АРХИМАНДРИТ АВРААМИЙ]

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Из Тай-ина я выехал ровно в час дня с тем расчетом, чтобы весь путь до Цзинь-шань-цзуй, в семьдесят пять ли, сделать в два дня. Запасшись маршрутом с названием деревень по дороге, я рассчитывал к шести часам вечера доехать до Юй-гуань, где и заночевать. Я думал было нанять чужого ослика с погонщиком, чтобы не гонять так далеко своего т. е. принадлежащего о. Михаилу, но Николай Ян не посоветывал так делать и сам вызвался проводить меня до Цзинь-шань-цзуй-я. Потом я понял, как это желание было справедливо и каких неприятностей я избег, оставив при себе своего человека. Николай оказался хорошим проводником, внимательным и усердным. Трудности пути его не стесняли, он десять лет был в солдатах и равно изучил, и конную и пешую службу, так что всегда быстро справлялся со всяким положением и случайностями пути.

Мы выехали при хорошей погоде. Небо все было покрыто облаками при тихой почти безветренной атмосфере. Жары ни сколько не ощущалось Путь шел по прекрасной равнине в направлении к горам, которые после утреннего дождя казались густо фиолетовыми и в то же время прозрачными. До гор не так [20] было близко, как это казалось. На дороге мы встретили горный поток, переполненный водою, но переправу совершили благополучно, однако опасность была большая, как бы ослик, ступая по песчанному дну, усеянному крупными круглешами, не споткнулся и не упал на колени, тогда усидеть на нем не легко и вещи непременно подмокли бы. Узнав у встречных прохожих, что нам предстоит переехать, еще два ручья, более значительных, мы было приуныли, так как Николаю этот путь пришлось проходить в первый раз и он не находил благоприятного исхода как миновать воду. Но кто-то по дороге посоветывал нам ехать другой дорогою, именно горной тропинкой, так чтобы обогнуть извилину ручья и не переезжать чрез него лишних два раза. Тропинка представляла довольно крутой подъем на утесы, с которых открывался величественный вид на долину и ближние холмы. Внизу в глубине долины в песчаных берегах бурлил поток красно-мутной воды, образуя красивый изгиб и несколько каменистых порогов, где вода бурлила, шипя и кружась на месте. Общий вид окрестных гор, покрытых редкой хвойной растительностью, причудливые вершины, то вздымающиеся остриями к небу, то угнувшиеся в одну сторону, к востоку, казалось передразнивали друг друга или сидели печально повесив нос, — напоминал средний Урал. Только здесь пояс каменных россыпей шире и разнообразнее по формам и цвету чем там и деревья реже и будто искустной рукой рассажены в одинаковом расстоянии друг от друга. Тут как и там ясно видны направления наклонных пластов, взлетающих высоко, чтобы образовать узкие и тесные пропасти и пики, на которых ни когда не стояла нога человека. При огибе бока горы я еще раз взглянул назад, на роскошную долину Тай-ина, на северо-запад она окаймлялась теми же высотами хребта, где ближе мы видели великую стену с башнями. Отсюда хребет казался еще выше, некоторые вершины окутаны были облаками, словно Синай в день Пятидесятницы. Облака эти кружились плавно клубясь и меняя оттенки свинцовых тонов. Откуда-то доносился глухой раскат грома. Обогнув гору тропинка спускалась в долину к перевалу, где пролегала большая дорога. Но что это был за путь, как можно было ехать по нем на какой-либо телеге. Один сплошной камень изборожденный расселинами, с острыми уступами и выступами. Не понимаю, каким образом мне удалось раньше на телеге проехать этим путем. Тощие сосны толпились по скатам, уходя к вершине падей, откуда бежали потоки воды, низвергаясь каскадами с одной скалы на другую. Но направлению их можно всегда узнать, где высшая точка перевала и где кончается один склон горы и начинается другой. Как только миновали крепкие породы камня, дорога тотчас углубилась в песчано суглинистые рыхлые почвы, доказывая тем свою давность. Когда оглянешься назад, на горы, они не кажутся особенно высоки, но мощь очертаний и густота красок все же говорят о внушительной величине их. Разорванные облака, серые или ослепительно яркие быстро неслись по небу, изредка задевая верхи скал, как бы спеша опередить друг друга, а внизу в то же время царила совершенная тишина. Мы подъехали к горному ручью, который нес уже свои воды к другому бассейну. Этот ручей орошал собою цветущую долину, постоянно изменяя направление, так что в течении остального дня мы не менее двадцати раз перешли его вброд. Так сделали мы тридцать пять ли и к вечеру доехали до Юй-гуаня. Это деревушка, некогда бывший город с давно развалившимися стенами. Пять дней путешествия ни сколько по утомили нас. Напротив чувствовалось полное удовлетворение. Где [21] что пришлось потерпеть, потрудиться, то все вознаграждалось сознанием исполненного долга и прекрасной погодой среди природы и чистого воздуха. Дождем нас не разу не мочило. Большой жары в дороге мы то же не испытали. Усталость от езды легко устраняется прогулкой при хорошей погоде, когда на спусках гор пройдешь пешком хотя с версту.

В Юй-гуани мы остановились ночевать в плохенькой гостиннице, где ни хозяина, ни слуг нельзя было долго разыскать. Впрочем в летнюю пору все гостинницы пустуют так как транзит прекращается по причине полевых работ и дурного сообщения по грунтовым дорогам. Наскоро поужинав, чем Бог послал, мы улеглись спать. Ночью пошел дождь, небольшой, ленивый, но многообещающий. Мы бы пожалуй не заметили его, но холодные капли, падавшие на лицо и руки заставили нас проснуться и приискать другие места и положения на лежанке, а ослика пригласить в туже комнату с нами, так как для него на дворе не оказалось навеса, и он тут всю ночь пыхтел, отдувался и что-то шарил по углам пустой избы. Проснулись мы было рано, была вокруг полная тишина и дождик будто бы перестал, но узнать сколько было времени не возможно, так как спички отсырели и огня не удалось засветить. Пришлось опять улечься в раздумии о том, стоит ли выезжать во время дождя или обождать когда он перестанет, но он мог идти два дня. Во второй раз когда проснулись, слышно было пение петухов и мы решительно встали с намерением продолжать путь. Наскоро умывшись и собрав вещи, мы тронулись. Дождя не было, но небо по прежнему хмурилось не дружелюбно, и дав нам отъехать от деревни ровно на столько, чтобы мы не вернулись назад, послало нам дождик. Дождик был сначала нерешительный, но потом вошел во вкус и постепенно усилился до хорошего ливня. При выезде я нарочно посмотрел на часы было четыре. До станции Пэй-тай-хэ нам оставалось проехать всего лишь пятнадцать ли. Пустячное расстояние, но беда была еще в том, что мы не знали дороги и в высоком гаоляне трудно вообще ориентироваться, когда и хорошо знаешь дорогу. К тому же вода быстро наполнила колеи, затопила в низких местах дорогу на столько, что нельзя было предвидеть лоцию глубины ям и ухабов, скрывшихся под мутными струями ручьев. По дороге не попадалось ни одного живого существа, у которого можно было бы спросить дорогу, а между тем нам поминутно надо было это делать, так как разветвлений пути и перекрестков было большое множество. Тут, в таких обстоятельствах, хороший проводник может вполне обрисоваться. Дорогу ищи, в воде броди, осла веди и смотри сам не упади. К тому же надо было спешить, чтобы усилившаяся вода в конце концов не остановила нас на каком либо углублении. Дождик не прекращался, но усиливался часто до крайней степени. Повидимому он взялся проводить нас до самой станции, — отменная любезность. Так оно и случилось, и мы эти пятнадцать ли, т. е. семь верст с небольшим ехали четыре с половиною часа. Промокли до последней нитки, но я не терял еще некоторой оптимистической надежды, что хотя что нибудь из вещей у нас да не намокло еще. По видимому и Николай держался того же убеждения, потому что упрашивал меня держать над собою зонт, что очень затрудняло управление осликом. За четыре часа я несколько изучил психологию последнего. Когда он был сыт, хорошо покормлен нами, то шел бодро и частенько шалил, срывая верхи попадавшихся трав, когда стал уставать, то, хотя был и голоден, но не так интересовался кормом, а стал угрюм, тосклив и непослушен. Благодаря [22] этим качествам (или состоянию) он чуть было не наделал беды. В одном месте, где дорогу затопила вода, Николай пошел изучать строение дна ямы и свойство грунта, а ослик увязался за ним и так, что ни как нельзя было его сдержать. Яма оказалась многообещающей, Николай замахал руками, — назад! Но было уже поздно, — ослик стал вязнуть в топкой глине. Держа в одной руке повода, веревку оброди и зонтик раскрытый, а в другой хлыстик, я не мог остановить его во время, повернуть назад было труднее, чем в сторону, но рядом тут оказались глубокие колеи старой дороги, под водой. Ослик передними ногами попал в глубину колеи и погрузился в воду по уши, потом, оперевшись там с такою силой дал прыжок, что подпруги у седла лопнули, сам же он повалился на бок, хорошо, что стремя не задело и я не попал под него, а отскочил в сторону, т. е. в воду. Сумки с вещами, седло поплыли по течению, но к счастию в сторону, где стоял Николай. Чуть успел я найдти для своих ног какую-либо твердую опору, как поток мутной воды перекатился через меня, сообщив моему белому подряснику красивую, хотя несовсем ровную окраску. Ослик продолжал между тем спокойно отдыхать поперег ухаба. Но мы подняли его и вынесли на берег, пока нашли отрывок ремня, без которого не могли бы и шагу сделать далее, дождь дополнил эфект холодной ванны. Жаль не было тут фотографа, было ужасно смешно, но некому было смеяться: Николай озабоченно хлопотал вокруг вещей, выливая из сум грязную воду, я выворачивал карманы, спасая записную тетрадку и карандаш, ослик ничего такого не делал, но усиленно махал ушами, отгоняя мух, которые как оказалось вовсе не боятся здесь дождя, как у нас в России. Приведя все в первобытное состояние, мы опять двинулись в путь, относясь потом еще с большей осторожностью ко всякой более или менее обещающей яме. Николай упросил меня даже опять держать над собою зонтик, но это уж так, больше для приличия. Вскоре затем холодная дрожь встрепенула нас обоих, отозвалось немного и в груди позывом к кашлю. К счастью нашему мы вскоре неожиданно увидели, давно желанный шлахбаум железнодорожного пути, а потом и станцию. Небо быстро прояснилось, дождик перестал, из-за белых облаков проникнул светлый луч солнца, от нас подымался горячий пар. Ослик ковыляя ногами, доплелся до ряда грязных гостинниц у станции. Там под навесами сидело много китайцев, которые приветствовали нас довольно шумно, как старых знакомых. Некоторые искренно радовались, что им пришлось видеть европейца в таком положении и таком, оригинального цвета, костюме, и не скрывали этого. Зачем скрывать хорошие чувства. Мы уже заранее решили остановиться в гостиннице, чтобы обсушиться немного и покормить измученного ослика. Впрочем само дело говорило за себя, что мы не можем иначе двинуться далее. На горячей лежанке мы немного расправили свои окостеневшие руки и ноги, перевязали узлы, все вымокло до нитки и сушить нечего было и думать. В одиннадцать часов мы отправились далее. За станцией на мосту мы наблюдали реку в самом высоком стоянии ее вод. Вода на поларшина только не достигала площадки моста и имела глубины не менее трех саженей.

Остальной путь до Цзинь-шань-цзуя мы проехали без приключений при хорошей погоде.

Текст воспроизведен по изданию: Возвращение // Китайский благовестник, № 13. 1911