ЧАСОВНИКОВ В. В.

[АРХИМАНДРИТ АВРААМИЙ]

ПОЕЗДКА В ГИРИН

(Продолжение.)

Солнце только лишь всходило, когда мы выехали со двора, консульства, и синие прежде гребни окрестных гор теперь золотились под косвенными лучами солнца. Тихая, ясная и чудная погода, река стоит как зеркало, воздух прохладный, даже местами по заборам серебрился ночной иней. Мы медленно пробирались по тропинке между огородами, стараясь попасть в какой-нибудь переулок, чтоб выехать на набережную. Набережная р. Сунгари начинается от самой стены города и тянется почти на половину всего его протяжения. Она устроена из дерева на высоких (саженей в 5 высотою) подпорах. Красивый вид открывается, с набережной на ту сторону реки, на горные дали и лес, а внизу под самым берегом стоят плоты и джонки, кострами сложен лес и ютятся лесные сторожки, крытые древесной корой. Река величественно катит свои воды по песчаному дну с отмелями у обоих берегов. От набережной в город идут короткие прямые улицы, мостовая на них также бревенчатая, как и набережная. Прежде по всему городу были мостовые бревенчатые, так как лес был недорог, но они от долгого времени пришли в ветхость и стали было представлять нечто невозможное, но нынешний вице-король Гиринской провинции Да-Гуй, человек энергичный и склонный к прогрессу, распорядился эти мостовые заменить бетонными, и теперь Гирин имеет очень чистые, гладкие шоссейные мостовые во всю длину приречной части города и содержатся они необыкновенно опрятно. Два дня тому назад, как объявлен свободный въезд европейцев в Маньчжурию и вчера уже приехал в Гирин какой-то англичанин с предложением устройства электрического освещения по городу и предложение его принято (по слухам) вице-королем. Недалеко то время, когда купить землю в Гирине европейцу будет очень трудно, и теперь уже заметна стеснение в этом отношении: Китайцы не хотят упускать выгодных предприятий и вот даже дорогу строют от Куаньченцзы до Гирина, по дороге мы видели, что, идет уже заготовка камня (серого гранита) и лесных материалов. Телеграфная проволока опутывает город, одноэтажные здания магазинов но главной продольной улице высматривают чистенько и красиво, во многих видны окна и двери сделаны по европейски, на [24] вывесках часто видишь русские буквы, всюду стекло, кровельное железо, чугунные печи, одним словом масса привозных товаров, и все это продается недорого.

Проехав с версту по главной улице, мы повернули опять к реке и узким проездом над рекою продолжали путь к арсеналу, где расквартирован русский Тарутинский полк и батарея. У реки мы проезжали Католическую миссию, за высоким забором виднелась миниатюрная деревянная колокольня с одним колоколом, выкрашенная красной маслянной краской. При взгляде на нее сопровождавший меня казак сказал, что в Нингуте китайцы хотят казнить одного миссионера, впрочем не европейца, а китайца же, а в Гиринской провинции католики-китайцы, уличенные в сообществе с хунхузами, получают поддержку от миссионеров, нечто вроде «несудимых грамот», и тем затрудняют законное преследование людей порочных. С этой темы казак постепенно перешел к Японской войне, где и он сражался, и весь остальной путь до арсенала говорил о своих походах и уходах. Он, хотя не был речист, но мысль его действовала как-то оригинально, он мог хвалиться не только теми эпизодами, когда проявлялась его храбрость, но и теми, где он постыдно бежал от врагов.

Арсенал, к которому мы подъехали, ничего особенного не представляет, это площадь огороженная полуразрушенным земляным валом и рвом, в котором ростут ивы и местами видна вода. На просторном дворе рядами стоят большие китайские фанзы из серого кирпича с черепичными кровлями. Собственно монетный двор находится внутри этого двора и огражден деревянным забором.

Мы туда не пошли, а постарались найдти квартиру священника Тарутинского полка, у которого расспрашивали о достопримечательностях Гирина. По отзывам его особых достопримечательностей в городе нет, интересны разве кумирни, особенно на Драконьей горе. Есть и другие, но разница между ними состоит лишь в костюмах жрецов. Кумирни осматривать мы не пожелали, а осмотрели полковую походную церковь, устроенную в китайской фанзе, там шла покраска по случаю предполагавшегося приезда командира корпуса.

Другая временная церковь устроена близ консульства, в солдатской казарме артилеристов, где тот же батюшка Тарутинского полка служит литургию два раза в месяц по очереди.

Обратно мы ехали другой дорогой, по городу, опять подивились его благоустройству и т. с. цивилизованной внешности. Этот [25] правитель Да-Гуй человек способный. Русским он известен еще в должности помощника губернатора Хэйлунцзянской провинции, когда он жил в Цицикаре. Говорят, что кутила и нахал большой был с европейцами, никого не боялся и теперь не задумается в каждом сомнительном случае прибегнуть к вооруженной силе для выяснения инциндента, как это уже и случалось. Родом он Маньчжур, порядочно объясняется по русски. Теперь он не пьет: находиться в трауре по матери. Со смертию ее по требованию китайского этикета он с печали отказался было от управления провинцией, но императорским декретом опять восстановлен в прежнем достоинстве и теперь донашивает годовой траур, не надевая толковых одежд и соблюдая полное воздержание от вина, тоже спартанец!

Среди граждан он популярен и в некоторых функциях управления власть его неограничена: он может отменять даже приказы из Пекина, если найдет их неподходящими по местным условиям.

Картеж его, когда он едет за город для жертвоприношения, обставлен пышно: впереди неистово рявкают трубы, толпа конных головорезов с копьями и щитами окружают знамена, развивающиеся но сторонам, и раболепные слуги в ярких костюмах толпятся вокруг его паланкина, и толпа быстро расступается, подавая дорогу восточному властелину...

Проехав по всему городу, мы опять выехали за ворота и часам к девяти были уже в консульстве, где занялись осмотром дворов, служб и других построек при консульстве, а также и новостроющегося храма. Вид на реку со стены храма великолепный, с восточной стороны к храму примыкает рощица огромных дерев (тополей), далее зеленеют огороды, за ними желтеют поля, простор, воздух.

Около десятого часа, как мы условливались с кучером, он уже искал нас у двора консульского и, напившись чая, мы распростились с приветливым хозяином и двинулись в обратный путь.

Та же дорога, та же пыль, те же остановки, кормежки, ночевки, нас это мало уже занимало, мысли не бродили по горам и долам а сосредоточивались на деле: в Гирине нам предстоит открыть миссионерский стан, сколько труда усилий нужно, сколько средств затратить, и для успеха нужно какое напряжение нравственных сил, а там, где место уж так сказать насижено, как просто и легко это делается. Нап. в Пекине что стоило открыть школу на [26] кирпичном заводе, а сколько крещено мальчиков и сколько благотворного влияния оказано на родителей их и соседей. Отчего бы такую же школу не открыть и в упраздненной кумирне близ кладбища, а также и на самом кладбище и на треугольнике и в посольстве, и во всех других местах, где только имеем мы какой-нибудь угол (нап. в Тянь-цзине в двух местах). Открыть их теперь, покуда нас еще не теснят, не урезывают, не сажают по тюрьмам.

На второй день к вечеру мы не могли добраться до Куань-ченз, а заночевали на усадьбе, принадлежащей отцу нашего возницы. Это была крошечная фанцза с холодничком и весь дворик завален был гаоляновым камышом. Все мужское население дворика выбежало к нам навстречу: отец, дяди и братья извощика, отовсюду были слышны приветствия. Нас усадили за чай, а возница тотчас же принес все подарки, полученные им от знакомого католического миссионера, живущего в китайском Куань-чень-цзы и называемого по китайски Ша-шен-фу. Это были: распятие на деревянном кресте, какие обыкновенно привозят из Иерусалима, несколько медных нательных образков св. Франциска, Антония, Банифация и других, четыре книжечки, печатанные в Шанхае цинковым набором па хорошей бумаге, крупными иероглифами. В одной из них мы признали Служебник для мирян, остальные были: краткий катихизис, молитвослов и огласительное поучение. Возница крещен не был, но читать умел немного и, вероятно учился в католической школе, но не хотел сознаться в этом, и вероятно имел желание креститься, но еще не сподобился этого и уклонялся говорить об этом.

Отдохнув в эту ночь без табачного дыма (ради нас хозяева не курили в комнате), мы с рассветом отправились в путь, до Куаньченз (китайских) оставалось версты три. По дороге мы встретили католического миссионера, он ехал верхом на лошади, на собственном седле, за ним следовала телега с вещами, запасная оседланная лошадь и двое провожатых, один из них хорошо одетый китаец вероятно учитель или катихизатор, все увивался около миссионера, а тот важно восседал в своем плаще. По черной, волнистой бороде и шляпе можно было признать в нем Француза.

Проезжая, он пристально посмотрел на нас, обменялись поклонами. Мой кучер не утерпел, чтоб не спросить у своего коллеги, — куда едут они и по чем нанялся он везти пассажира. Тот охотно ответил, что едут они в Гирин и что за все [27] порядились в один конец за 32 руб. Как умеют люди нанимать не дорого и с удобствами.

На станцию мы приехали в девять часов утра и прождали поезда до вечера. На русском базаре, где построены ряды новых лавочек, кое-как собранных из досок от керосиновых ящиков, мы напрасно искали купить коробку сардин, кроме водки и табаку нет других товаров. Съестные припасы дороги, десяток сырых яиц 40 коп.

В зале 1-го класса на станции за целый день единственными посетителями были китайцы, провожавшие семейство Цицикарского даотая. Они раньше явились в парадных костюмах и устроили парадный же чай, а затем, усадив чествуемых в особо поданный вагон, они переоделись дома и явились уже запросто обедать в буфете. Среда чиновников нам уже несколько известна, и мы еще раз убедились, что европейская культура прививается к ним, хотя не тем концом, каким бы надо. Весьма расчетливые в своем домашнем быту они здесь заплатили внушительную сумму за плохенький обед, вместо шампанского пили белое вино, которое у китайцев считается зазорным и на стол ставить. Настойчиво требовали курицу, но таковой не оказалось в буфете. Тут еще фигурировал неприятный тип русского переводчика, это китаец, на ломанном языке говоривший с буфетчиком грузином, один другого не понимали, но догадывались удачно.

В поезд № 11, на который мы сели (не хотелось оставаться еще на четыре часа ожидать № 3 пассажирского поезда) вагонов 2-го класса не было, поместились в третьем. Еще поезд не отъехал от станции, как мы уже угорели от табачного зловония, произошла уже одна ссора между пассажирами со всеми прелестями пьяной компании до финального акта составления протокола с жандармом включительно. Предстояла однако впереди целая ночь в этом помещении и сообществе, ночь проведенная без сна в мучительном томлении и ожидании утра, которое сулило нам прибытие в Харбин.

А. А

Текст воспроизведен по изданию: Поездка в Гирин // Известия братства православной церкви в Китае, № 50-51. 1907

© текст - Часовников В. В. [Архимандрит Авраамий]. 1907
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Известия братства православной церкви в Китае. 1907