ЧАСОВНИКОВ В. В.

[АРХИМАНДРИТ АВРААМИЙ]

В СРЕДНЕМ КИТАЕ

Путевые заметки.

Как только подъезжаешь к Желтой реке, взору представляются следы древних культур, следы вековой упорной борьбы человека с могучей рекою. Там, где линия Пекин-Ханькоуской железной дороги пересекает Хуанхэ, т. е. Желтую реку, она представляет сравнительно узкое русло, хотя далеко превосходящее шириною р. Волгу под Саратовом. Искуственное сужение фарватера достигнуто тысячелетиями, устройством целой системы насыпей, которые на ширину десятков верст тянутся вдоль реки на необозримые пространства. Насыпи левого берега реки напоминают земляные укрепления морских крепостей, где бастионы маскируются небольшими земляными холмиками. Ими здесь увенчаны все плотиныи узловые насыпи. По склонам рвов, засаженных некогда кустарником, теперь тянутся аллеи вековых тополей, осины, береста, дуба. Ближе к берегу видны свежие насыпи с облицовкой их крупными камнями, свежие же обвалы с выпятившимися и нависшими деревянными слегами. Бывает время в году, когда (в период тропических дождей) река лютым зверем вырывается из подножие соседнего хребта гор, бурным течением своих желтокрасных вод срезает скалы, уносить целые города, несметные тысячи человеческих жертв, опустошает поля целых губерний, наводя ужас на все живущее по пути течения реки. Суеверные Китайцы чтут реку, духу ее приносят умилостивительные жертвы, а река по прежнему из года в год неумолимо уносит миллионные капиталы казны и причиняет неисчислимые убытки населению. О реке создалось много легенд, с нею связаны имена наилучших администраторов и славных героев древнего Китая... В летние месяцы река грозно несет свои полные воды; ей не по чем тогда целые горы, снятые рукою человека, чтоб заградить или изменить ее путь: она все увлекает бесследно; только теперь, в январе месяце, трудно составить себе понятие о могуществе реки, когда она почти безводна, когда ровное дно ее обнажено и искрится на солнце там и сям ползущими в разных направлениях ручьями мутной воды. Как бы ни была тиха погода, но на реке Желтой всегда есть ветер и довольно свежий по направлению течения: вот почему утлые ладьи рыболовов не смеют поднять паруса, а бережно скользят [5] вдоль более глубоких протоков, пока не достигнут противоположного берега. Конструкция железнодорожного моста здесь рассчитана не только на наибольшее сопротивление разрушительной силе воды, но и на наименьшую парусность всего сооружения; поэтому каменные быки моста сокрыты в почве дна реки, а на поверхности его высятся лишь стальные, трубчатые устои, скрепленные тавровыми балками, по которым проложен уже рельсовый путь. Издали все сооружение представляется слишком легким, почти игрушечным, но при въезде на моет сразу чувствуешь его солидность. Целые деревни рабочих, раскинувшиеся по ту и другую сторону реки у моста, не могут дать должное количество рук для спешной работы по укреплению почвы над быками и вокруг: изготовляется решетка из ветвей молодого дуба, клетки заполняются камнем, подвозимым баластовыми поездами, а вода сверлит и режет вокруг песчано-лесовое дно, угрожая всюду разрушением.

Пройдя мост, поезд останавливается среди лабиринта земляных насыпей, вздымающих высоты свои над узкой колеей пути. Всюду в отвесных боках этих искусственных гор видны пещеры, жилища человека, и не в допотопный период, а теперь, о чем свидетельствуют свеженаклеенные красные бумажки на рамах дверей и на самых дверях.

В иных местах эти пещеры шли в несколько этажей, придавая вид горе как бы изрытой гнездами ласточек. За Желтой рекой продолжается как бы та же равнина, на которой попадаются большие россыпи песка, местами-обширные рощи винных ягод и фиников, видны обработанные поля, покрытые зеленой озимью, яркое солнышко играет алмазными искрами в росе, воздух хотя прохладен, но далеко выше нуля.

По поводу встречающихся на пути селений и городов, окруженных высокими стенами, приходилось не раз разговаривать с пассажирами китайцами; все они утверждают, что стены служили защитой от голодного люда, приплывавшего по реке из Шаньдунской провинции и нападавшего открыто на эти города в голодные годы; утвержают, что и в будущем эта местность ничем не застрахована от таких посетителей, тем более, что не так давно они здесь и были, всего каких-нибудь 40 или 50 лет.

Хотя горная цепь едва обозначалась отдельными пиками на западной стороне горизонта, но близость гор сказывалась тем, что нередко на полях можно было видеть жернова ручных мельниц и молотильных катков, сделанные из черного нефрита; [6] такие куски этого камня в Европе стоили бы больших денег, а здесь они служат бедным поселянам для обмолачивания хлеба.

Солнце стояло еще высоко над горизонтом, когда поезд наш остановился на ночлег: в Китае поезда не ходят ночью, и это по двум причинам: во-первых — чтобы не затруднить служащих на линии ночными дежурствами, во-вторых — чтобы дать возможность пассажирам отдохнуть в жилых помещениях и покушать горячей пищи. В последнем отношении станция Чжен-чжоу, где мы теперь остановились, представляла все удобства: здесь видно было изобилие не только китайских гостинниц и ресторанов, но даже были попытки дать европейскую обстановку немногочисленной европейской публике. Так, тотчас по приходе поезда на станцию, в вагон наш явился господин в потертом пиджаке и фантастических панталонах и отрекомендовался хозяином гостинницы «Перикли», где этот интернациональный человек (еврей или грек) за 5 мексиканских долларов предлагал ночлег с ужином. Мы предпочли остаться в вагоне, будучи уверены, что ночью не будет особенно холодно в вагоне и что сметливые китайцы не заставят нас голодать. И наши расчеты оправдались: только лишь состав нашего поезда был подан на запасный путь и служащие удалились на отдых, на пероне вокзала показалось несколько юрких фигур лоточников, принесших всякую горячую снедь для пассажиров. Здесь можно было уже не терять долларов, а быть сытыми с затратой нескольких центов. Щи с капустой, не уступающие русским, рисовая каша, соленая и сладкая, бобы и фрукты, хлебные лепешки выпеченные в пару, составляли наш ужин.

Невозмутимая тишина, опрятность и порядок во всем на вокзале предрасполагали к мирному отдыху, который мы начали прогулкой по перону при угасающем уже зимнем вечере и долго любовались красивыми очертаниями облаков и гармоничными тонами заката солнечного. Чжен-чжоу узловой пункт между двумя пересекающимися линиями, соединяющими два близ лежащие губернские города Кай-фын-фу и Хо-нань-фу, и обещает быть оживленным центром торговли, но покуда в нем еще тишина и решительно нет ничего интересного, кроме некоторых архитектурном форм, которые европейские декаденты силятся создать, а китайцы давным-давно уже пользуются ими. Я говорю о формах окон и дверей с закругленными вверху углами.

В восьмом часу поезд двинулся далее, но вскоре остановился за неисправностью пути и простоял около двух часов, — [7] дорога новая. На раскинувшихся песчаных россыпях здесь насаждены искусственно целые леса финиковых дерев, по аллеям их скачут зайцы, по опушке леса и на полянах пасутся целые стада коз. Деревенская жизнь, мирная, разворачивается пред окнами вагона; все в ней дышет простотой древности патриархальных времен. На поля вывозят удобрение на четырехколесных арбах, колеса эти из досок, без спиц, и скрипят ужасно; идет посев ярового, заволакивают деревянными катками, за пахарем несется стая грачей; там по оврагам шумят вечно зеленеющие рощи бамбуков. В костюме и наречии заметна большая разница в сравнении с северным Китаем; нарядно одетые дети в зеленых ватных куртках и брюках с поясами, обвешенными черными толковыми нитями, напоминают бурятских шаманов; выговор настолько косноязычный, что трудно уже понимать его китайцу-северянину.

Близь Чжу-чжоу селения тонут в тополевых рощах, всюду зеленеют всходы хлебов, а по каналам колышутся седые верхушки сахарного тростника. Земляные валы вокруг городов украшены многоэтажными угловыми башнями осьмигранной формы, отражающимися в зеленой воде каналов; на западе опять обрисовались горы. Здесь нередко попадаются уголки, которые так и кажется, что где-то видел на картинке.

На следующую ночевку на станцию Чу-ма-тьен мы прибыли около четырех часов по полудни и оставались до семи часов утра; ночь провели в вагонах; там было еще теплее, чем на предыдущей ночевке. Местность здесь ровная, на тучных кормах пасутся домашние буйволы. Дальше к югу, к горам, холмистая местность вся прорезана боковыми оврагами, по этим оврагам сделаны запруды для рисовых нолей, вода в нужное время напускается из горных водоемов и постепенно наполняет все террасы, а внизу собирается в пруды, также засеваемые рисом, тут же ютятся жилища поселян, состоящие из дворов и изб с соломенными кровлями, сильно напоминающие Малороссию: те же хлевы, плетни, закуты с гнездами аистов на крыше. Моложавый бамбук осеняет берега прудов и канав, по которым бродят буйволицы с телятами и плавают белые утки. А вот и горная река несет свои кристальные воды по песчаному и каменистому руслу; но обоим берегам ее почти непрерывно тянутся деревни, и вычурные кумирни там и сям белеют на выступах скал и поворотах реки, и краснощекие дети веселой гурьбой высыпают на берег, чтобы посмотреть на быстро [8] несущийся поезд, и долго провожают его криками. Далее теснины гор подымаются все выше, некоторые из них увенчаны зубчатыми стенами; когда-то были и там города, а теперь все тихо, пусто на вершинах: вся жизнь кишит в долинах и ущельях; каскадами по скатам гор гнездятся рисовые поля и виноградники. Местами полотно дороги пролегает на громадной высоте над пропастями, а выше стеной нависают крутые бока хребтов, а вот и тунель: мы перевалили чрез главный хребет гор, ограничивающих с севера провинцию Хубэй. На южной стороне их в большом количестве разводится шелковица, фиговые и миртовые деревья, так что зелень не сходит и зимой. На южных отрогах, когда они уже переходят в холмы, часто приходится видеть марганцовые пласты и марганцовую почву, высоко ценящуюся в технических производствах.

Когда холмы уже миновали и открылась обширная долина лугов, по ней продолжала извиваться та же река, которую мы видели в горах, только течение ее стало покойно, и берега, обросшие травой, уже не изменяли так часто своих капризных очертаний. Город Куан-чжоу, расположенный в красивой лужайке, обнесен серой стеной с башенками. Поезд долго стоял на этой станции, ожидая встречного с юга. На встречном поезде обратила на себя наше внимание семья миссионеров. Это — старик и старушка лет под шестьдесят. Они занимают отдельно купе в микс-вагоне и устроились удобно; чего только нет в их багаже, разложенном под лавками, развешанном по стенам купе! узелки, корзины, коробки, плетенки, ящички, чемоданы, подушечки разных калибров и форм, веера, — и все это наполнено разными снедями, продуктами, фруктами, и всякого рода изделиями и произрастаниями южного Китая. Оба супруги (Филимон и Бавкида) одеты в китайское шелковое, приличное, почти щеголеватое платье, но светлорусые волосы с проседью и совершенно европейский тип лица обоих супругов не оставлял никакого сомнения в том, что ни один китаец при встрече с ними не мог бы ошибиться ни на минуту в их происхождении: стало быть, носить косу мущине-старику и причесываться по-китайски даме так нравилось. Симпатичны были эти старички, и приветливо глядело их гнездышко; как хорошо и скоро они умели устраиваться везде как дома; как тихи, почти эллегичны их нравы; как все было прилично, порядочно у них; это, наверное, Бельгийские миссионеры. Продолжение пути по открытой долине представляло едва заметное понижение почвы; зелень всходов кругом, селения в виде небольших хуторков, у каждого из них небольшой пруд [9] и деревца насажены, в одной группе дерев мы заметили грациозную пальму, свободно растущую на воздухе, да, это была не та пальма, которую приходилось нам видеть в теплицах: пальма, при естественной ее обстановке, составляет наилучшее украшение даже богатой южной природы: так легки и величественны ее ветви. Особенности этой местности составлюсь: легкие черепичные кровли зданий, подбитые досками с напуском по обеим сторонам дома; кумирни белого, а не красного цвета, одноколесные ручные тележки для пассажиров, окрашенные киноварью, и езда верхом на буйволах. Обыкновенно буйволы имеют цвета шерсти серый, по изредка встречаются совершенно белые буйволы: нам пришлось видеть здесь одного колоссального белого буйвола, на котором свободно помещались трое взрослых китайцев, ехавших на свое поле.

По мере приближения к цели нашего путешествия, к Ханькоу, во всем начинает замечаться близость огромной реки: почва изобилует илистыми залежами, часто попадаются болота и озера с стоячей водой и старые русла, где стада журавлей и всякой другой дичи свободно расхаживают в зарослях камыша и тростника, но самая река Ян-цзы-цзян блестнула лишь к вечеру того дня, и вид ее, на первое впечатление, подобен был морю. Город Ханькоу раскинулся на северном низком берегу этой гигантской реки и занимает открытую ровнину. Предместья города начинаются керосиновым городком, за которым следует речная станция, но здесь пассажиры не сходят с поезда, а есть дальше другая станция в самом городе, в 4 верстах от первой, — это конечный пункта линии пока. Станция ничего особого не представляет; она находится в европейском сетльменте, окружена пустырями и украшается пестрой толпой европейцев и китайцев. Между этими двумя станциями, загородной и городской, по правую сторону полотна, тянутся огороды покрытые шахматами зелени; сейчас идет сбор первых вешних плодов: салата, редиски и других корнеплодных; поселяне складают пышную зелень в корзины, а по дороге к городу тянутся уже целые вереницы торговцев, несущих на коромыслах овощи к завтрашнему базару, и монотонная песня их замирает в вечернем воздухе.

А. А.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: В среднем Китае. Путевые заметки // Известия братства православной церкви в Китае, № 36-37. 1906

© текст - Часовников В. В. [Архимандрит Авраамий]. 1906
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Известия братства православной церкви в Китае. 1906