Отъезд из Пекина. Путешествие в Ган-Шу-Фу, сделанное отчасти по Императорскому каналу.

Как скоро Лорд Макартней решился ехать ко Льву в Шу-Сан, то столь нетерпеливо желал оставить Пекин, сколько прежде хотел продлить в нем свое пребывание. Другая еще причина побудила его ускорить свой отъезд. Пеи-Го и другие северные Китайские речки, большую часть вод своих получают от снегов, которые летом тают на вершинах Татарских гор. В то время, как снег продолжает таять, реки бывают глубоки и способны к судоходству; но к концу осени, когда косвенные солнечные лучи слабо действуют на землю, и когда снег престает таять, то вдруг вода в этих речках так убывает, и течение их делается столь медленно, что по ним могут ходить одни малые и не весьма удобные суда, даже до тех пор, пока холод переменит в лед мелкие, и почти стоячие их воды. [177]

Мандарины, сопровождавшие Посольство, довольно зная, что в Китае путешествие по сухому пути очень беспокойно и невыгодно, а особливо зимою, спешили сделать приготовления, дабы заблаговременно отправиться по реке Пеи-Го, пока она еще не стала.

Было положено, чтоб Посольство отправилось в Ган-Шу-Фу, в столицу провинции Ше-Кианг, которой часть составляет Шу-Сан; ибо естьли прибыв в Ган-Шу-Фу, уведомится оно, что Сир Эразм Говер ожидает еще его в Шу-Сане, то чтоб можно было в скором времени к нему присоединиться; естьли же нет, то чтоб прямо отправиться в Кантон, дабы оттуда поплыть в Европу. Мандарины Шов-Та-Цгин и Ван-Та-Цгин беспрестанно находились при Посольстве, для коего были они весьма нужны.

Лорд Макартней желал, чтоб они сопровождали его до тех пор, — пока отправится он водою; и хотя они имели особенные должности в провинции Пе-Ше-Ле, однакож ему немедленно в этом удовлетворили.

Сомнения и подозрения, недоброхотами Англичан Колао внушенные, которые покушались они даже сделать известными Императору, доставили Послу гораздо большую еще выгоду, нежели та, что он имел при себе двух первых предводителей Посольства. Кажется, что Китайское правление думало, что должно выбрать человека, достойного величайшей доверенности, дабы поручить ему сопровождать подозрительных иностранцев во время их путешествия во [178] внутренность Империи, дабы он надсматривал за их поведением, и, естьли возможно, узнал, каков их характер и их намерения. Выбор пал на Колао Сун-та-Цгина, о котором говорено было в одной из предыдущих глав. Когда он посылан был на границу для переговору с Российскими Агентами, то столь хорошо исполнил эту миссию, что Двор весьма им был доволен; и так его же самого почли способнейшим исполнить новую миссию, относительно к другим иностранцам. Он был откровенен и любезен в обхождении, и, казалось, не был сотворен для того, чтоб питать ненависть и предубеждения Легата. Выбор такого чиновника для сопровождения Посольства, почитался Китайцами за честь, которую ему делали, и в таком точно тоне объявили об этом Послу.

По утру 7 Октября, Го-Шоонг-Таунг с другими Колаами приехал в один из павильонов, находящихся во внутренности Пекинских ворот, дабы расстаться с Послом с обыкновенными церемониями. Сему последнему насказали множество лестных выражений со стороны Императора; и Министры, которые представляли сего Государя, наблюдали все Китайские обычаи и учтивости. Они между прочим сказали, что надеются, что Посол доволен угощением с которым принимаемо было Посольство, во время своего у них пребывания; и они уверяли его, что то все будет исполнено, что только может сделать приятным путешествие его до самой той пристани, откуда он [179] поедет водою; — и, в самом деле, слово было сдержано.

На стол положили два бамбуковых ствола покрытых желтым сукном, в которых находились свертки желтой бумаги, похожей на пергамен. Один сверток был список подарков от Императора, а другой ответ на последние требования Лорда Макартнея. Расположение тех людей, с которыми держан был совет об этом совете, и скорость, с какою он был сделан, не позволяли думать, что он был благоприятен; но хотя бы впрочем и была какая нибудь надежда, что он был таков, то она конечно бы исчезла от молчания, которое о сем деле наблюдал Го-Шоонг-Таунг: ибо естьли бы он удовлетворил требованиям Посла, то конечно поставил бы себе за честь ему об этом объявить. В присудствии Посла оба свертка были желтыми лентами привязаны к спине одного Мандарина пятого степени, которой во время этого действия неподвижно стоял на коленях. Наконец посадили его на лошадь, дабы везти эти свертки до того места, где Посольство отправится водою.

Почтение к чинам столь строго наблюдается в Китае, что два Мандарина, которые давно еще сопровождали Посольство, и были не Последнего степени, стали на колени, дабы прощаться с Колао. Хотя толмач объявлен был Секретарем Посольства для Китайского языка, но он должен был всегда стоять перед тем же самым Колао; а гордый Полководец [180] Тибетской армии принудил его однажды переводить на коленях.

Расставшись с Императорскими Министрами, Посол с обыкновенною своею свитою Англичан и Китайцев, выехал из Пекина восточными воротами, и был приветствуем обыкновенными почестями. Таким образом он отправился прямо в Тонг-Шу-Фу, дабы оттуда поплыть по реке Пеи-Го.

День был гораздо холоднее, нежели тот, когда в первый раз проезжало Посольство по великолепной мостовой, которою выезжают из столицы; и ни один Англичанин не чувствовал великой давки в толпе народа, который покрывал дорогу. Эта дорога и без иностранцев наполнена народом. Непосредственно за чрезвычайным множеством людей, привозящих в Пекин съестные припасы, и вывозящих из него товары, толпа народа, всегда сопровождающего Мандаринов, которые приезжают и выезжают, и медленные процессии, особливо похороны, занимают часто всю широту дороги.

Не позволено никого погребать в городе, и несущие мертвых в землю причиняют столько ж замешательства у ворот этой столицы, сколько и привозящие съестные припасы для живых. Каково бы ни было состояние и имущество Китайца, который не занимает никакой общественной должности; но он никогда не живет роскошно, и самые великие издержки делает он в одни только торжественные праздники, или при каких нибудь особенных обстоятельствах, случающихся в его семействе. [181] Следуя обычаям их земли, смерть родственника есть одно из важнейших происшествий. Чувства любви и почтения, которые привлекал к себе такой родственник, будучи еще в живых, не вдруг истребляются в душе тех, которые его потеряли. Воздавать излишний долг праху оплакиваемых людей, не только весьма приятно, но даже утешительно. В таких случаях глас природы подтверждается и укрепляется, моралью и законами Империи. Всякое установление, служащее к утверждению чувства признательности детей к тем, которым одолжены они жизнию, освящается таким правилом, которого не возможно нарушить, не подвергая себя поруганию.

Первая печальная церемония, которую Англичане встретили, выезжая из Пекина, была предшествуема музыкантами, которые производили торжественную музыку. За ними следовали несущие различные знаки. Тут были шелковые знамена и дощечки, расписанные буквами и девизами, означающими чин и титулы того, которого уже не было на свете.

Непосредственно напереди гроба шли мужеские родственники умершего, поддерживаемые друзьями, которые советовали им не предаваться чрезмерной печали, изображенной, кажется, на их лице. Над плачущими несли зонтики с длинными занавесами. Как скоро церемония проходила мимо храма или кладбища, то многие особы зажигали круглые кусочки бумаги, покрытые тонкими оловянными листиками. Следуя, народному мнению, эти листики, так как [182] знатная сумма денег, предлагаемая Харону, дабы переплыть через Стикс, должны в первые минуты нового бытия быть употребляемы на покупку нужных в жизни вещей.

Хотя просвещенные Китайцы, следуя учению ложной философии, и не признают бытия тех существ, которые не имеют сношения с нашими чувствами: однакож часто уступают обычаю, и сообразуются в обрядах с понятиями легковерных людей и народа. Между множеством суеверий народ имеет и то, что бывает весьма предрассудлив о месте, в котором должно погребать мертвых, и о времени, в которое должно совершать сей обряд. Замедление, производимое сими затруднениями, часто весьма долго удерживало гробы богатых людей в отдаленности от последнего их убежища. Таковых гробов много видно в домах и в садах, где, во ожидании погребения, делают навесы для защищения их от непогоды. Но бедных принуждает необходимость, преодолев свой предрассудок, выносить немедленно, без дальных церемоний, прах своих родственников в последнее их жилище.

Сколь впрочем ни различны чувства, побуждающие Китайцев к женидьбе; но они празднуют ее с великим блеском и великими издержками; однакож с меньшею пышностию, нежели какая бывает у них на похоронах. Великолепие, бывающее на свадьбах, вероятно зависит от родителей новобрачных. Они то, без сомнения, желали придать блеску такому союзу, которой происходит они их выбора. [183] Они желали произвесть его с торжественными обрядами, которые бы споспешествовали сделать его священнее и постояннее. Однакож побуждение, соединяющее оба пола, никогда не имело нужды в публичных празднествах. Таинство для любви гораздо лучше всех торжественных обрядов.

Китайцы не почитают холостой жизни обеих полов за добродетель. Верность есть единственная непорочность, которую они внушают своим детям. Однакож правила наружной благопристойности поддерживаются у них примером и наставлениями всех тех людей, которые имеют хорошее воспитание. Хотя и видно великое сходство между языческим богослужением Китая и Индостана; однако первое не заняло, кажется, у последнего ни одной из срамных фигур, вырезываемых иногда даже на самой наружности Индийских храмов, и представляемых как будто бы эмблемами первых изображений натуры.

Один Англичанин, находившийся при Посольстве, при выезде из Пекина успел рассмотреть один не большой отворенной храм, находящийся по одну сторону мостовой. Он не мог этого сделать, въезжая в Пекин, по причине великих забот. Гравированная фигура, которую видел он в этом храме, представляла, казалось ему, Индостанского Лингама, или божество садов. Однакож это было ничто иное, как простая колонна, перпендикулярно воздвигнутая на спине ящерицы, грубо обделанной. Эта колонна стояла здесь, без сомнения, [184] для того только, чтоб иметь на себе Китайскую надпись, которая занимала почти всю одну ее сторону.

Естьли, судя по вольным выражениям, какие часто видны в некоторых красноречивейших древних Писателях, по соблазнительным картинам, какие найдены в некоторых древних развалинах, как на прим. в Помпее, равномерно по срамному богослужению, совершаемому в непросвещенной части самого даже Китая, и наконец по бесчинным обычаям некоторых диких народов, естьли, говорю я, судя по всему этому, должно заключить, что благопристойность не есть чувство натуральное и необходимое: то по крайней мере должно признать ее за щастливое искуство общества; ибо хотя она и не всегда свободна от пороков, но скрывает однакож их гнусность и умножает прелести природных наслаждений. Китайцы превзошли большую часть народов и предшествовали им в исполнении сей вымышленной добродетели.

Посольство, прибыв в Тонг-Шу-Фу, было весьма хорошо принято в том же самом доме, в котором оно прожило несколько дней, когда в первый раз проезжало через этот городе. — Главные Мандарины в Тонг-Шу-Фу посетили Посла, и ввечеру городе был иллюминован прекрасными фонарями. Англичане нашли войско в ружье подле храма; оно было в разных мундирах, между которыми находились и весьма странные и весьма прекрасные, но более, казалось, сделанные для актеров, нежели для [185] военных людей. Стеганные жилеты и нижнее, атласные сапоги с преширокими бумажными подошвами, - представляли смесь грубого с роскошным, вовсе неприличным для военной жизни. Однако храм мог бы обойтиться и без этого войска. Он совершенно был безопасен под сильнейшим покровительством Мен-Шина, духа, его охраняющего, которого образ находился на дверях храма. Изображения такого же роду, коим приписывается подобная же сила, приклеиваются ко входным и внутренним дверям в большей части Китайских домов.

Китайской народ, зная, сколь многим бедствиям он подвержен, употребляет все силы для отвращения их от себя. Легковерные души с жадностию принимают сверхъестественную помощь, которую новая какая нибудь религия предлагает им против могущества власти или против случайных бедствий. Собственная религия Китайцев не имеет ничего исключительного, и они бы в великом множестве приняли Христианскую веру, когда бы могли согласить ее с другими своими обрядами. Езуиты, которые новокрещенным своим хотели позволить отправлять прежние свои церемонии в жилищах своих предков, гораздо более успели бы, нежели Антагонисты, их порицавшие; ибо единственной выговор, который Китайской язычник делает теперь сим Антагонистам, состоит в том, что они презирали своих предков. — Жертвы стад, дворовых птиц, деревянного масла и фимиаму, о коих упоминается в Левите, известны у Китайцев, и [186] находятся у них в употреблении. Они имеют своих ларов и пенатов, так как Римляне и принося жертвы каждому новолунию, напоминают изречение Латинского Поэта:

Coelo supinas si tuleris manus nascente luna.

He удивительно, что Англичане нашли в храме идола Фо, жреца, чуждого секте сего божества. Он был последователь Лао-Коуна, которого учение немногих отличается от учения Эпикурова. Лао-Коун говорил, что жить щастливо есть единственная цель человека, и что совершенное равнодушие ко всем происшествиям есть вернейшее средство к достижению сей цели, что не должно бесполезно размышлять о прошедшем и беспокоиться о будущем; ибо самое благоразумнейшее упражнение состоит в том, чтоб наслаждаться скоротечными минутами жизни.

К сим правилам, — которые хотя бы и были справедливы, но никогда не могут быть удобоисполнительны, — жрецы прибавили множество обрядов и выдумок, имеющих противную им цель: но они были принуждены сделать это для того, чтоб над народом приобресть некоторую власть. Они присвоивают себе знание предсказывать будущее, и доставлять средства для предохранения себя от бедствий. Они имеют своих последователей, свои храмы и носят такую одежду, которая отличает их от прочих людей. Однакож они соединены с другими сектами против простой и натуральной религии, или лучше сказать, против Конфуциевой нравственности. [187]

Непосредственно за божествами, находящимися в храме Тонг-Шу-Фуском, о которых говорили мы в другой главе, находятся там еще статуи мира и войны, умеренности и роскоши, радости и меланхолии, с женскими лицами, представляющими обилие и удовольствие. Перед сими статуями стоят бронзовые вазы: перед иною один, перед другою множество. В них жрецы и набожные люди жгут благовонные светильни и бумагу покрытую оловянными листиками.

Между тем как главные особы Посольства рассматривали храм и город Тонг-Шу-Фу, Англичане и Китайцы, составлявшие их свиту, приготовляли все нужное к отъезду. Яхты были уже у берегу реки. Послу приятно было видеть, что для спокойного путешествия по этой реке все было приготовлено с тем же старанием, с тою внимательностию, как и в то время, когда он ехал в Пекин. Подарки, полученные от Императора, были не такого роду, чтоб могли причинить столько забот, сколько ему присланные; и весь багаж в короткое время был укладен в яхты. Одна из них нагружена была Посольскими каретами, которые нарочно для сего были разобраны. Между этими каретами находилась одна прекрасная церемонияльная, которую Посол от своего имени хотел предложить Императору, и которую поместил в список подарков, врученных Мандаринам. После сего, думая, что благопристойнее подарить что нибудь из собственных рук, он подарил Монарху двое часов, осыпанных [188] бриллиантами. Однакож и карета находилась уже в Юен-Мин-Юене. Император, увидев ее здесь, по возвращении своем из Зге-Гола, отослал ее при учтивом Посольстве, - конечно для того, чтоб дать знать, что он не принимает два раза подарков от частного человека.

Посольство не пробыло долее двух суток в Тонг-Шу-Фу. Вода в реке Пеи-Го была уже низка и продолжала упадать. Естьли б еще несколько дней замедлили отъездом, то она не могла бы понести на себе яхты; равномерно беспокойно было ехать сухим путем и в малых судах.

Над горницами в них не было жилья для служителей, и очень мало багажу можно было поместить во внутренности трума. Они были семдесят футов в длину и пятнадцать в ширину, и едва выдавливали на десять дюймов воды. Не смотря на то река столь была мелка, что в иных местах должно было перетаскивать их силою. Кроме той причины, о которой мы упомянули в начале сей главы, есть еще и другая, которая хотя и не столько постоянна, но в сем случае была действительна. Засуха так была велика, что с самого Июля месяца едва один или два раза был дождь в замену того, что теряла река от испарин, даже очень редко были видны тучи. Во время жатвы так мало идет дождя, что хлеб молотят на расчищенном токе посереди самого того поля, на котором ее жали. [189]

Фаренгейтов термометр, который в Августе месяце на Пеи-Го почти никогда не был ниже двадцати четырех градусов, не возвышался до пятидесяти, когда Англичане там опять проезжали (В начале Октября.). Поле, которое в то время по большей части было покрыто просом (коу-линг), представляло просяную жатву совсем другого рода. Короткий стебель сего растения менее ограничивал взор, и поелику путешественники удалялись от гор лежащих на Запад от Пекина, то глазам их представлялась пространная, плодоносная, хорошо обработанная и усеянная деревнями равнина.

Яхты не много еще сделали пути, как Ван-Та Цгин пришел на судно к Посланнику, и уведомил его, что Колао Зун-та-Цгин получил письмо от Императора, и желает ему оное сообщить. В то самое время Лорд Макартней увидел яхту Зун-та-Цгина скоро приближающуюся к его яхте, и желая избавить его от труда выходить из оной, немедленно пошел к нему сам. Он напомнил сему новому спутнику о учтивостях, оказанным оным ему в Поо-Та-ла и в садах Цге-гольских, и снова благодарил его за оные; после сего сказал ему, что почел себя весьма щастливым, услышав, что он был назначен для сопутствования ему в путешествии в Шу-Сан.

Колао принял Посланника с великими знаками уважения, и очень радовался, что выбор в [190] сем случае пал на него. Потом прочел он часть письма от Императора, в коем было сказано: «чтоб Зун-та-Цгин в особенности прилагал попечение о Посольстве, чтоб как с Посланником, так и со свитою его поступали с величайшим вниманием и почтительностию во все продолжение путешествия в Шу-Сан, где Зун-та-Цгин должен был в безопасности проводить их на их корабли; а естьли сих кораблей там уже нет, то сопутствовать им до Кантона».

Легко можно было подумать, что Зун-та-Цгин не сообщит особенных наставлений, которые может быть заключались в той же депеше. Но из слов его можно было довольно понять, что письмо, в котором Посланник просил Сира Еразма Говера подождать его в Шу-Сане, не было послано. Это письмо, распечатано и отдано Министру. Сей не мог найти в Пекине никого, кто бы в состоянии был перевести ему сие письмо, и хотя он по всему мог видеть, что письмо точно заключало в себе то, о чем сказывал ему Посланник, и хотя трудно было вообразить, какое бы предосудительное известие или тайное наставление сей последний мог подать Сиру Еразму Говеру, однако же Колао Го-Шоон-Таунг так был подозревающ, что удержал письмо у себя.

Не смотря на то Зун-та-Цгин скоро уверился по откровенности, с какою Посланник изъяснил ему содержание письма, как о неподозрительности, так и о важности сей депеши, и написал к Императору, чтоб письмо было [191] без отлагательства отослано. Скоро после сего Посланник распрощался с ним, и пошел в свою яхту, где по прошествии полу часа Зун-та-Цгин посетил его в свою очередь. Тут разговор сделался вольнее. Колао, узнав, что Лорд Макартней три года прожил в России, казалось не мог отгадать, какие публичные дела требовали толь продолжительных переговоров. Его удивление дало случай Посланнику изъяснить ему обычай Европейских наций касательно до их связей, для которых разные Государи при прочих Дворах имеют Посланников, что сохраняет взаимный их союз, и предупреждает разрыв, могущий произойти от случайных недоразумений.

Вопросы Зун-та-Цгиновы казалось не менее происходили от собственного любопытства, как и от желания сообщить Императору то, что он может занять из разговоров с Лордом Макартнеем касательно до Англинских и до других Европейских наций, имеющих сношение с Китаем. По ежедневной переписке Императора можно было судить о том, сколько Посольство его занимало, и Посланник точно приметил, что свободно разговаривая с сим Государем посредством честного Зун-та-Цгина, может он лучше успеть уничтожить предубеждение Китайского правления против Англичан и тем ускорить исполнение главной цели своего Посольства, чего во время пребывания своего при Дворе не мог он исполнить. Взаимные посещения Посланника и Зун-та-Цгина были очень часты. По первому знаку яхты их [192] сближались, и тогда или Китаец или Англичанин без труда переходили друг к другу. При таковых случаях Зун-та-Цгин часто читал некоторые места из писем, писанных к нему Императором, в которых он весьма благосклонно изъясняет о Посланнике и о его свите. По случаю Зун-та-Цгинова уведомления в их поступках и расположений вероятно, что сей Китаец узнал, что Легат с намерением их хулил, и одной такой злобы довольно было, чтоб побудить такую душу, какова была его, говорить о Англичанах столь хорошо, сколько того требовали собственные его замечания и мысли.

Зун-та-Цгин, не только что был великодушен, но любовь его к Литтературе способствовала к исправлению в нем глупых и национальных предрассудков, которые воспитание его, правила и чувства людей, с ним живущих, могли ему внушить. Он имел все познания, которые только можно почерпнуть в Китайских и Манжуро-Татарских книгах. Из всех Мандаринов, которых Посланник имел случай видеть, был он один, которой путешествовал с Библиотекою. Будучи учтив в своих поступках, думал он однакож, что ему нужно пользоваться всеми преимуществами соединенными с его чином. Он имел титуле Колао и сверх того носил желтую епанчу, похожую на спенцер (Известно, что спенцер ничто иное, как жилет, которой носят сверх платья, кажется Англичане могли бы занять от Китайцев род одежды покойнейшей и не столь странной.), которую надевал [193] он сверх платья. Эта епанча теперь почитается величайшим знаком отличия в Китае, и некоторым образам придает тому, кто ее носит, какое то священное достоинство. Духовенство Цге-Гольское будучи бедно, непросвещенно, и не имея порядочных нравов, не может быть в почтении, и не получает никакой выгоды от того, что совсем одето в желтое платье; но часть одежды сего цвета всякому другому человеку доставляет почтение и внимание всяких чинов.

Шов-та-Цгин и Ван-та-Цгин хотя и были удостоены звания вельмож, но всегда убегали сойтись у Посланника с Сун-та-Цгином. Они были обязаны стоять в его присудствии. Переводчик осмелился однажды пред ним сесть, но он тотчас напомнил ему о его обязанности.

Мандарины низшей степени и конвой провожавший Посольство не смели, как прежде, препятствовать Англичанам выходить на землю. Правда, что и сии последние были весьма осторожны, и не задерживали яхт в их пути. К тому ж места от Тонг-Шоо-Фоо до Тиен-Синга были для них не новы, хотя различие времен года и обработывания и переменили несколько их вид. Поля все были как будто сожжены от долговременной засухи; но как в иных местах поверхность воды была выше смежного поля (ибо вода беспрестанно сносила землю в глубину, потому что беспрерывно делаются новые [194] плотины для воспрепятствования разлитию); то сие поле с малым трудом можно было поливать, и для сего на берегу реки поделаны были шлюзы точно так, как бы на каком нибудь канал.

В тех местах, где река была на ровне с полем, земледельцы употребляют иногда, гораздо труднейшее средство для остановления воды. Два человека становятся друг против друга на двух возвышениях несколько вдавшихся в реку и каждый держа две веревки, привязанные к кузову, качают его вместе долго и с великою силою, потом когда довольно раскачают, то стремительно выливают воду в сделанный пруд подле плотины; и тогда проводят ее жолобами в места назначенные для поливки. Иногда употребляют длинный шест, положенный поперег на вилах оборачивающихся на верве. Должно, чтоб одна половина его выходила на одну сторону более, чем другая, так, чтоб это могло служить рычагом, и тогда к короткой части привязывают ведро; погружая его в реку, и потом поднимая в верх, выливают воду в пруд; для сего действия нужно только слегка подавить другой конец шеста.

Жители берегов Пеи-го кажутся очень бедными, естьли судить по их домам и одеждам. Но их веселость показывает, что они не терпят недостатка в самых нужных вещах для жизни, и не почитают состояния своего действием какой нибудь несправедливости им учиненной; чувство обыкновенно беспокоющее человека. Также и бесплодие земли, которую они [195] прилежно обработывают, не может назваться причиною их бедности; но они слишком многолюдны, и потому каждое семейство терпит недостаток в земле, и не может пользоваться всеми выгодами жизни. Также мало оставляют они земли для корму скота. Китайцы конечно уверены в том, что утверждает Адам Смит; - то есть: «что поле посредственно плодоносное, раждающее хлеб, дает гораздо более для прокормления людей, чем самая лучшая паства равного пространства, где содержится скотина; ибо естьли обработывание первого и требует больших трудов, то за то гораздо больше остается прибыли по вычете семян и всех издержек».

Хотя Англичане и приметили несколько полос земли, где паслись бараны, но как их, так и прочий крупной скот пригоняют, из Татарии в гораздо большем числе. Сих последних кормят мелкоизрубленною соломою, и народ ест очень мало мяса, к которому всегда для вкусу примешивают зелень, молоко, масла, сыр. Сии главные средства к пропитанию в пастушеской жизни мало известны Китайцам. Когда Посланнику и свите его понадобилось молоко, то трудно было. найти такого человека, которой бы умел ходить за коровами. Однакож один такой, нашелся, и его посадили с двумя коровами и с нужными для того припасами в судно, которой шло за яхтами.

В сие время года большая часть просяной жатвы была уже исправлена. Первое действие, которое следует за жатвою, есть взрывание [196] киркою корней проса; и поелику Китайцы во всем, что ни делают, наблюдают метод и по оному знают выгоды происходящие от разделу работы, то сие действие обыкновенно делается следующим образом: один человек идет по прямой линии, не со всякой стороны взрывает киркою ряд кореньев. Потом идет другой и счищает с сих кореньев землю, которая на них осталась, третий делает землю рыхлою в том пространстве, которое находится между рядами. Таким образом одного вола там довольно, чтоб тащить соху; коренья проса жгут иногда на земле и после рассевают пепел. Когда же дров не запасено, то относят их домой и щам сожигают.

Так как землю беспрестанно обработывают, то самыми простыми сохами можно делать из нее все, что нужно. Когда земля очень мягка, то мущины и женщины сами привязываются к сохе и пашут. Сошник, который разрезывает землю на конце искривлен, что производит такое же действие, как и в Европейских сохах доска, служащая для взворачивания земли. Сия часть Китайского сошника делается иногда из железа, а по большой части из дерева, которое по причине твердости своей называется железным деревом.

После трехдневного плавания яхты достигли того места, до коего простирается прилив и отлив моря. Тут отлив, увеличивая быстроту течения реки, привел их на другой день в Тиен-Синг. [197]

В сем месте Легат, которой до того времени путешествовал с Посольством, но который будучи приведен в робость присудствием Зун-та-Цгина, со всем не вмешивался в управление оным, совершенно от него отделился, или, лучше пропал не сказавшись, дабы не заставить Посланника благодарить его за услуги, которых он, как и самому ему было известно, никогда Посольству не оказывал.

С сего места Посольство поворотило на другой путь. Вместо того, чтоб следовать по тому же рукаву Пеи-го, оно поворотило в право к Югу, и плыло мимо устья реки Гуэн-го, которая как и Пеи-го выходит из гор Тартарии и впадает в большей Тиень-Сингской канал. Яхты должны были три часа пробираться между множества Индейских кораблей, которые стояли на якорях в этом канале, и после того вошли в реку Юн-Ленг-го, о которой выше было говорено. На берегу сей реки предместье Тиен-Синга (Тиен-Синг значит Небесный град.) занимает великое пространство. Тут построили павильион для принятия посланника, и поставили в том месте, где ему должно было вытти, триумфальные ворота. В сем Павильионе был для него приготовлен завтрак из плодов и конфектов. Толпа зрителей столь же была велика в сей раз, как и тогда, как он в первой раз проезжал Тиен-Синг.

За городом Тиен-Сингом простирается пространная и пещаная долина, покрытая бесчисленным множеством могил; тут главное [198] кладбище, и оно для того столь пространно, что почтение Китайцев к мертвым не позволяет им вырывать могилу в том месте, где по признакам видно, что она уже была прежде вырыта.

Юн-Ленг-Го называется также Эи-го, то есть драгоценная река. Она течет у Тиен-Синга между двух насыпей, чрезвычайно высоких и склоняющихся к реке. На вершине каждого из сих возвышений, которые простираются на несколько миль, поделаны очень хорошие дороги, усыпанные хрящом и обсаженные большими ивами, высокими тополями и плодовитыми деревьями, особливо сливами. Вдоль насыпей поле обработано как сад, и особливо изобилует огородными овощами.

Быстрина так была сильна, что должно было осьмнадцати или дватцати человекам тащить каждую яхту, и совсем тем в час отплывали не более мили. Но прекрасный вид полей несколько награждал за медленность плавания. В иных местах река расширялась на восемьдесят футов, и тогда быстрота была не так сильна.

По преданию, сохраняющемуся у мореходцев, плавающих по Юн-Ленг-Го, и у жителей берегов его, река сия была некогда вдвое глубже, нежели теперь. Часть Желтой реки следовала тогда ее течению и впадала в Тиен-Сингской канал; но теперь сия великая река впадает в Желтое море, удаленное слишком на сто миль от Тиен-Синга. [199]

По реке Юн-Ленг-Го стоят в расстоянии нескольких миль военные посты. Они должны покровительствовать внутреннюю торговлю провинций, и защищают путешественников от разбойников и морских пиратов. Китайской солдат носит саблю на правом боку концом вперед, и вынимает ее из ножен, положив правую руку назад.

Англичане по выезде из Тиен-Синга увидели пещаной кряж земли, но не льзя вырыть ее на фут глубиною, не нашед множества воды. Тут находятся в недальном друг от друга расстоянии каналы различной величины. В одних вода течет в реку, а в других из оной вытекает.

Англичане, плывя вверх по течению реки Юн-Ленг-Го, увидели замечательное различие между тем, что термометр показывал ночью, и тем, что он показывал во время полудня; так же случалось, что иногда при восхождении солнца спирт не возвышался и на сорок градусов по Фаренгейтову маштабу, и в полдни доходил он до осьмидесяти. Такое непостоянства начало вредить здоровью некоторых Англичан, некоторые занемогли также и от полнокровия, и от недостатка в телесном движении.

Проезжая мимо некоторых деревень, путешественники видели женщин, которые у ворот пряли на самопрядках хлопчатую бумагу, другие жали, и их со всем не льзя было отличить от мущин по нежности лица и румянца.

«В наружности сих женщин не было ничего такого, что вообще почитают красотою [200] и приятностию этого пола. Голова их толста и кругла и малой рост их кажется не содержит в себе и шести раз величины головы. Талия их совершенно закрыта полным их платьем. Они обыкновенно носят шировары, которые простираются от бедра до пятки, и от лодыжки до носка все покрыто перевязками».

Женщины, которые лучше с виду, не подвержены тяжким работам пола. Одно обыкновение, которое говорят существует в Китае, делает красоту редкою в низких классах. Уверяют, что девушки, отличные по своему лицу и приятностям тела, четырнатцати лет покупаются у их родителей для употребления богатых и знатных людей.

Главные особы из Посольства по случаю увидели некоторых из сих женщин, и судя по белизне и нежности их тела, по красоте и правильности их лица, нашли, что им справедливо удивляются; те, которые обыкновенно не показываются в толпе, но которых любопытство понудило вытти из домов, чтобы посмотреть на чужестранцев, иногда принуждены были возвращаться назад от насмешек мущин, которые по видимому укоряли их за то, что они показывались варварам.

Сказав нечто о малых глазах, которые обыкновенно приписывают Китайцам обоего пола, Г. Гиклей прибавляет: «У большей части мущин нос маленькой и тупой, скулы толстые, рот большой, и цвет лица смуглый и нечистой. У всех без исключения волосы [201] черные и столь густые и жеские, что волосы Европейцев сравнивают они с шерстью самых малых животных. Китайцы нередко носят усы, и отпускают на подбородке своем клок бороды, которая ростет очень прямо».

Англичане приметили, что время жатвы подавало повод к всеобщему веселию Китайцев обоего пола. Они, казалось, очень чувствовали, что работали для себя. Многие из поселян владеют землями, которые они обработывают. Между ими нет сих корыстолюбивых откупщиков, которые откупами своими хотят получить барыш от их жатвы, и богатствами своими притеснять бедного земледельца до того, покуда не доведут его до состояния простого работника. Выгоды от близости реки несколько утешают поселян в притеснении Мандаринов, которые часто заставляют их за малую цену таскать суда, употребляемые правительством.

Река извивалась по изобильной и хорошо обработанной равнине, которая ограничивалась только горизонтом. Тут, равно как и на берегах Пеи-Го, просо всякого роду казалось быть главным продуктом. Домы почти во всех деревнях были окружены толстым забором из просяных стеблей без сомнения для защиты против холоду, которой очень скоро приближался, хотя была только половина Октября.

Деревни иногда бывают так велики, как иные города в Европе: но естьли они не окружены стенами, то Китайцы их ставят ни во [202] что, и не включают ни в один из трех степеней своих городов.

Хотя яхты вверх по реке плыли очень тихо, но никогда и получаса не проходило, чтоб путешественники не видали какой нибудь новой деревни. Большая часть домов в сих деревнях были или мазанки, или сделаны из слоев земли высушенной на солнце и обделанной между досок, которых не отнимают от оной до тех пор, пока земля затвердеет так, что можно будет приделать и крышку. Иногда сии стены бывают просто сделаны из ивы обштукатуренной глиною. Кровли вообще соломенные и иногда и дерновые. Горницы отделены решетками и обиты бумагою, на которой изображены божества или написаны нравоучительные изречения. Около каждого дома есть пустое пространство окруженное плетнем, или просяными стеблями. Все сие сделано с таким порядком и чистотою, которые показывают рачение хозяина и заставляют зрителя находить менее неприятности в грубых материялах, из коих составлены сии жилища.

Города окружены стенами, которые по большей части выше домов в них заключающихся. Сии стены составляют четвероугольник, которого стороны обращены к четырем главным сторонам света. Ворота называются восточными, западными, северными, или южными, смотря по их положению, а название вырезано над каждыми воротами на камне. Улицы обыкновенно узки, и в городах нет никакой площади или пустого пространства. Большие [203] здания там редки, они отданы на публичное употребление и заняты главными полновластными Мандаринами. Жилища и даже одежды богатых людей в Китае учреждаются законами. Правила сей Империи (правила, которых не наблюдают в других местах) таковы, что чем пространнее дом богача, тем теснее хижина бедного, и чем роскошнее заведение первого, тем хуже состояние последнего; ибо чем более работают для излишеств, тем меньше остается времени, чтобы трудиться для доставления себе необходимостей в жизни.

Домы вообще построены просто и в один этаж. Фундамент обыкновенно делается из плит или из гранита, которой достают из ближайших гор. Кирпичи, служащие для построения домов, сделаны из лучшей земли и обожжены в печах топимых дровами или казенным угольем. Кровли выкладены из черепиц так же старательно сделанных, как и кирпичи. Они положены так, что сперва идет ряд вогнутых черепиц и потом выпускных и так далее, и все они соединена глиненым раствором,

Обыкновенно домы строят из лиственницы, растущей на горах, которые так холодны и высоки, что нельзя их обрабатывать. Окны не велики, и вместо стекол вставлена бумага. Китайцы не употребляют железа в домах своих, и едва найдешь в них один гвоздь. Нижняя часть их обита досками и выкладена большими мраморными или кирпичными плитами. [204]

Лучшие публичные и прочие лучшие домы окружены в один ряд столбами из лиственницы, паралельными с наружными стенами, что составляет колонаду вокруг здания. Тогда крышка лежит на стене, и тут находится род свеса, которой поддерживается колоннами. В частных домах бывает иногда двойная и даже тройная крышка, возвышающаяся на несколько футов над другою.

Во всех публичных зданиях и в большой части дворцов главные двери и окны обращены на Юг. Главные публичные здания суть в каждом городе следующие: аудиенц-зала, в которой слушают челобитчиков и отправляется правосудие; Коллегия, в которой учащиеся публично экзаменуются и получают первые достоинства; храмы для публичного богослужения разных сект; хлебные запасные магазины, и наконец публичная библиотека. Простые домы на фасадах своих не имеют столбов, а перед теми, в которых есть лавки, ставятся два высокие столба расписанные и вызолоченные, на которых прибиты доски с золотыми литерами и изображениями относящимися до товаров, которые тут продаются. Слова пишутся для ученых, а изображения для незнающих. Во внутренности домов мало украшений, и приборы все просты. Мебели и всякая домашняя вещь выкрашена красной краской и покрыта лаком.

На больших улицах и в некоторых предместиях тех городов, которые проезжали Англичане, приметны были движение и деятельность торговли, чему от части причиною река [205] Юн-Ленг-Го, по которой беспрестанно ездят суда; многие из оных стоят на якоре у деревень, так как и у городов.

Каждой город состоит под покровительством известных звезд или созвездий, которых числом полагают Китайцы дватцать восемь. Кроме того имеют они разделение звезд, отвечающее знакам Зодиака, и сии отделения называют они двенатцать жилищ солнца. Не удивительно, что при толь ясном небе, каково в Китае, с первых минут, когда общество начало просвещаться, когда меньшее число гражданских сношений, меньшее число народа давало менее упражнения каждому в особенности, и когда человек с меньшим трудом доставал из земли то, чем он мог довольствоваться в жизни, неудивительно говорю я, что сей народ мог употребить часть времени своего на рассматривание блестящих светил, которые его освещали.

Китайцы не заняли от других того, что они знают о сих светилах, так как то показывают имяна их, различающие имена, взятые из обычаев и истории их Государства. Также находят некоторые из древних их монет, на которых начертаны литеры, означающие жилища солнца. Наблюдениями своими дошли они в короткое время до того, что узнали настоящее число дней солнечного года, как и прочих периодов и небесных явлений. Но скоро предались, они Астрологии, которой предсказания и пышные обещания отняли у них охоту к продолжительным и правильным [206] трудам и наблюдениям Астрономической науки. Астрологи их почитают себя в состоянии предсказывать все перемены состояния воздуха в разных временах будущего года, и всегда публикуют их в своих календарях, так как то обыкновенно бывает в Европейских. Сверх того назначают они в них щастливые и нещастные дни для всех возможных происшествий, и привязанность народа к сим нелепостям усиливается от малейшего сходства происшествий с предсказанием, между тем как несогласие происшествий с пророчествами приписывают не лживости науки, но незнанию того, кто во оной упражняется. Часто вопрошают других предсказателей, дабы увидеть, будут ли их слова сходны с первым предвещанием. И так то, что долженствовало бы пресечь легковерие верющих сим обманам, прибавляет только дела тех, которые ими занимаются. Они получают от того много прибыли, между тем как других приводят в убыток и беспокойство; это добровольная дань, которую платит суеверие.

В Китае нет законных податей, которые бы относились к религии, которая однакож предписывает церемонии, требующие необходимо времени и жертвы причиняющие издержки. Сии жертвы случаются во время новолуния, полнолуния, весной, осенью и также в начале года. В сем последнем случае особливо очень много издерживают; но и тут есть очень хорошее обыкновение. Разорванные связи возобновляются, поссорившиеся друзья мирятся, все приемлет [207] новой вид. Самый бедный поселянин приготовляет себе в будущем месяце приятную минуту в жизни своей, которой он столь долго нес бремя. Однакож Китайцы не имеют определенных дней для периодического отдохновения, и можно заключить из того, что обыкновенные работы народа не всегда прерываются.

Китайцы вообще более могут сносить беспрерывные умеренные труды, чем большая часть низкого состояния Европейцев. С молодых лет дают им самые лучшие и здоровые привычки. Они долее остаются под властию своих родителей. Они по большой части воздержны, женятся рано, бывают менее подвержены обольщению распутства, и реже могут получить болезни, портящие источники жизни; род жизни их имеет больше правильности и однообразия.

По опытам и замечаниям известно, что не смотря на вредную роскошь, которой предаются Европейские богачи, и на болезни, происходящие от пресыщения, от недостатка в телесном движении, от пороков, живут они вообще десятью годами долее людей низшего состояния; ибо сии преждевремянно обременены трудами, усталостию, и в бедности своей не могут снискать себе нужного для жизни и содержания своего. Сверх того они более подвержены жестокостям воздуха и разным непредвидимым опасностям, имея менее предосторожности; также часто могут они впадать в болезни, от которых они меньше имеют способов и времени вылечиваться. [208]

Китайцы, не имеют воскресных дней, ни даже разделения, которое бы имело отношение к неделям. Храмы их каждой день отворены для молящихся, в числе которых находятся такие, которые сделали неважные подарки на содержание духовенства. Но никакая земля не подвластна духовной власти. При последнем Государе вместо поголовных налогов положена подать на земли. Также есть пошлина с важных товаров и со всех вещей, принадлежащих до роскоши: за пропуск так же сбирают с товаров, которые перевозятся из одной провинции в другую. Каждая Китайская провинция может уподобиться Европейскому Государству, и различается какими нибудь съестными припасами, или особою мануфактурою от прочих. Пересылка сих припасов и произведений сих фабрик составляют знатную торговлю во внутренности Империи и стоют великих сумм. Подарки данников, и подданных Императора и конфискование имений провинившихся богачей считаются в числе источников публичных доходов. Налоги, таковые как например на сорочинское пшено, платятся натуральными произведениями. С различных родов семен, служащих для содержания самых бедных людей, не берется податей. Такова роду на примере просо, которому Китайцы всегда предпочитают сарачинское пшено.

Когда Англичане проезжая Юн-Ленг-Го, доехали до Сан-Ху, то увидели поля засеянные пшеном, в первой раз по приезде их в Китай. Оно было не выше двух вершков: и хотя земля, на которой оно было посеяно, была суха и [209] пещана, хотя около трех месяцов не было дождя, но оно очень хорошо приподнималось. Оно было насажено в ямы сделанные кирками, способ, которой употребляют в некоторых Провинциях Англии. Но Китайцы редко сеют, разбрасывая семена в розь; они нашли, что от того очень много теряется семен, и что жатва от того очень уменьшается; ибо тогда рожь бывает инде густа, а инде очень редка. Сеяние посредством кирок производят женщины и дети, ибо сия работа не требует великих сил. Некто из Посольской свиты счел, что то, что сберегали в Китае, сея семена в ямы, вместо того, чтоб их разбрасывать, было достаточно для прокормления всей Великобританской наций в Европе.

Китайцы никогда не бороздят своих полей. Они сеют семена на гладкой поверхности. Хотя бы то и очень выгодно было, когда б дождевая вода могла через борозды стекать в такое место, где нет покатости. Но тот ошибается, кто думает, что жатва будет изобильнее, естьли поверхность земли сделает покатее, так как бывают борозды; ибо травы растущие перпендикулярно не могут быть в большем количестве на Покатости, чем на основании оной, к тому же в самой вещи, кажется, что земля теряется во внутренности борозд, ибо травы растущие на них всегда слабы и мелки.

Китайской земледелец очень внимателен к тому, какое положение дает он каналам, [210] в которые он сеет семена, так как-то показывают торжественные установления, сделанные, для церемонии того дня, в которой Император сам пашет поле. В этих установлениях сказано: — «что земледелец должен обращать лицо к Югу, держать соху левою рукою, и в таком положении делать брозды». Впрочем сие зависит от обстоятельств. В некоторых провинциях Англии, в которых борозды простирались от Востока к Западу, примечено, что сторона обращенная к Югу всегда зеленее, гуще, и что трава выростает там скорее, чем на стороне обращенной к Северу. Впрочем естьли б попробовали, то может быть нашли бы, что положение с Норд-Веста на Зюд-Вест выгоднее. Ибо холодные пронзительные ветры, которые в Англии мешают прозябать растениям, редко дуют с сей стороны, и та сторона, которая шире на высоте борозд, будучи обращена к Норд-Осту, откуда дунит холодные и разрушительные ветры, защитит по большей части противоположенную ей сторону. Когда же борозды проведены к Норд-Осту, то сии жестокие ветры дуют по всему пространству поля, и таким образом вредят как корню, так и стеблю растения.

Китайцы делают из пшеничного теста не только одни пироги, которые они пекут Посредством водяного пара (как мы о том уже говорили в предбудущем томе); но также и тесто известное в Европе под названием vermicelli (вермишель); dim составляет любимую пищу Китайцев. [211]

При каждой Китайской избе находится огород, и около избы бродят свиньи и разные дворовые птицы, особливо утки. Когда Китайцы бьют сих уток, то потрошат их, солят, сушат и в великом количестве отсылают в большие города, в которых ими торгуют. Способ выводить из утиных яиц утят помощию искуственной теплоты давно употребляется в Китае. Без сомнения не могли они того занять от струса, которой яицы кладет в песок, для того, чтоб солнце вывело из них молодых; ибо сей птицы нет в Китае: но может быть научились они тому у крокодилов, которые водятся в реках южной части Китайской Империи.

В той части Государства, которую проезжали Англичане, видны были подле пшеничных полей полосы земли, заростшие сорочинским пшеном, которое тогда только еще цвело. Сей род хлеба употребляется на то же, на что и пшеница; из него делается чрезвычайно белая и мелкая мука.

Путешественники могли часто выходить на берег, ибо яхты их очень медленно плыли против течения реки, которая склоняется к Норд-Осту. По приказанию Мандаринов очень много народу собрано было для того, чтоб тащить яхты; но как плата, которую правительство им положило, была весьма не соразмерна с трудом, то многие из работников убегали, как скоро имели к тому случай; часто случалось, что их переменяли во время ночи для того, чтоб легче обмануть тех, коих хотели принудить работать. Обыкновенно следует за ними [212] предводитель подобный надсмотрщику Негров на Антильских островах: он с плетью понуждает их итти вперед, и смотрит за ними, чтоб не убежали.

13 Октября (1793.) Посольство вступило в провинцию Шан-Тунг. Все главные его провинциальные проводники были сменены другими, назначенными провожать его в Ган-Хоо-Фоо. После обеда яхты проехали мимо двух городов, в пристанях у которых, так как и во всех прочих лежащих на берегу Юн-Ленг-Го, стояло на якоре великое множество барок и Индейских судов.

В сей день было полнолуние, и Китайцы провели ночь в своих духовных церемониях. Беспрестанно продолжались пушечные выстрелы, громкая музыка раздавалась, несколько сот барабанов составляли главную часть ее. Зажжены были фейерверки, и повсюду курились благовонные факелы. Все сие продолжалось от полуночи до солнечного восхода.

Сия часть провинции Шан-Тунг составляет пространную равнину по обеим сторонам реки. Здесь ростет не только пшено и просо, но так же и табак, и более всего то растение, которое дает от себя каждый год хлопчатую бумагу. Сие последнее есть главное произведение, как сей провинции, так и провинции Кианг-Нан, которая с нею граничит к Югу. Хлопчатую бумагу стараются также обработывать и в тех северных сторонах, в [213] которых стручья могут созреть прежде, нежели холоде сделается чувствителен. Не редко земледельцы в сих местах срывают цветы с растения, желая увеличить число стручьев и ускорить их созревание. Подобным образом опытом дознано в западной Индии, что розы выходили в большем числе, когда ветви розового куста были обстрижены.

В Китае не довольно родится хлопчатой бумаги для употребления жителей; ибо обоего пола Китайцы в низшем состоянии ничего кроме бумажных материй не носят. Из Бомбая вывозят в Китай много сего товару, в Кантоне продают его за пиастры, которые в течение коммерции даются за векселя на Англию, и после возвращаются Китайцам за чай, шелковые материи и фарфор, вывозимые оттуда в Европу. Поля с хлопчатою бумагою граничат с полями покрытыми индигом, которого краска служит для крашения бумажной материи, употребляемой во всем Государстве Китайцами самого низшего состояния.

22-го Октября яхты остановились: пред Лино-Син-Шоо, городом второго класса, подле которого находится прекрасной пагод в 9 этажей. Китайцы называют сии здания Та. Они встречаются в великом числе в тех сторонах Китая, которые наполнены горами, на коих обыкновенно чаще всего строются. Пагоды вообще бывают от 120-ти до 160-ти футов вышиною, что в четверо или в пятеро более диаметра их основания. Число их этажей или [214] галлерей почти всегда нечетко, то есть состоит из пяти, семи, или девяти. Сии галлереи уменьшаются по мере своего возвышения, и каждая из них покрыта особою выдавшеюся крышкою.

В Лин-Зин-Шоо яхты вышли из Еу-Го (Или Юн-Ленг-Го.), которая от источника своего лежащего на Запад течет до самого сего места в направлении на Норд-Ост, и там соединяется с Императорским каналом (Его также называют болочным каналом.), которой идет на Юг. Сей канал есть самое величайшее и древнейшее произведение в сем роде; он простирается от Лин-Зин-Щоо до Ган-Шоо-Фоо, по неправильной линии на расстоянии пяти сот миль. Он проходит не только под горами и в долинах, но и чрез реки и озера. Думать надобно, что он начат или кончан в Лин-Шин-Фоо; и поелику пагод находящийся подле сего канала, будучи выстроен на низком месте, не мог служить для караула, к чему кажется вообще определены сии здания, то очень вероятно, что он сооружен вместо памятника при начале или окончании сего канала, столько приносящего пользы Китайцам и обнаруживающего дух их.

Сей великой канал весьма различен от Европейских каналов, которые обыкновенно простираются по прямой линие, очень узки и без всякого течения. Китайские же напротив [215] продолжаются излучинами, ширина их везде одинакова, в ином месте бывает очень велика и вода в них редко стоячая.

Земля разделявшая сию искуственную реку с Еу-го, была срыта на 30 футов глубины для того, чтоб вода первой могла легче сливаться с водою последней. Потом быстрость их удерживается шлюзами, которые поделаны на канале в тех местах, где то особенно нужно: но редко случается, чтоб они ближе мили отстояли друг от друга, ибо вода во многих местах течет очень медленно. Шлюзы сего канала не имеют таких отверстий, каковы в Европе; их строение очень простое, очень способно можно их отворять и затворять, присмотр за ними стоит весьма недорого. Они составлены из досок, положенных одна на другую, в выемках двух каменных твердых столбов, находящихся по обеим сторонам канала и отстоящих друг от друга на пространство, нужное для проходу самых широких судов. Мало таких мест, в которых бы вода была совершенно наровне с берегами. Шлюзы, кои его пересекают, и другие, которые сделаны на берегах его, служат для того, чтоб содержать воду всегда в таком количестве, какое потребно. Требуется довольно искуства для благополучного проведения судов чрез сей канал. Для сего напереди каждого судна находится весло, посредством которого один из работников правит судном; в тоже время люди, стоящие на столбах, держа подушки набитые волосами, препятствуют судну [216] повредиться, естьли быстротою воды принуждено оно будет об них удариться.

Малые деревянные мосты утверждены на столбах, и их очень легко поднимают, естьли судам надобно проходить. Шлюзы отворяются в положенные часы, и в то время все суда, скопившиеся до тех пор, проходят, платя небольшую пошлину, которая служит для содержания шлюзов и берегов канала в надлежащей чистоте и крепости. Воды убавляют мало, когда отворяют шлюзы; она опускается только на несколько дюймов, к томуж сей убыток реки и ручьи, впадающие в него с обеих сторон, скоро заменяют. Однакож есть места, в которых шлюзы отстоят довольно далеко друг от друга; и где течение очень быстро, там вода не редко опускается на фут или на два. Канал проходит чрез многие древние реки, с которыми он сходствует неровностию своей глубины, излучистым своим течением и шириною своею в тех местах, где нет шлюзов.

В местах, могущих снабдить канал довольным количеством воды, не переполнивая его слишком, есть также шлюзы, которые, будучи построены на берегах, могут прибавить и убавить ее в нужде. Таковые находятся к Югу: зато и поперечных шлюзов там меньше; не более шести из таковых попадется в день.

Посольство было недалеко от Лин-Син-Шоо, как случилось одно неприятное приключение, которого оно было свидетелем и причиною. [217] Несколько тысяч жителей из ближних городов и деревень сошлись на берега канала, дабы посмотреть на проезжающих иностранцев; многие из сих любопытных взошли на небольшие суда стоявшие тогда у берега. Корма одного из сих судов, будучи обременена множеством собравшегося народа, переломилась, и многие попадали с нею в канал. В какой ни были опасности и как ни кричали сии нещастные, а особливо те, которые не умели плавать, но прочие зрители нимало не обращали на них своего внимания, и будучи в безопасности смотрели спокойно на яхты. Ни одна лодка не подъехала на помощь сим беднякам, которые очень легко могли утонуть. Одна приближилась к ним, но человек управляющий ею казалось старался скорее схватить шляпу с одной из сих жертв любопытства, чем спасти самую ее. Сколь ни священны в Китае узы соединяющие детей с их родителями, сколь ни велика их к ним привязанность; но при сем случае собравшаяся толпа народа весьма мало показала своего человеколюбия; она не только немало не беспокоилась об опасности, угрожавшей нещастным, но даже не хотела воспрепятствовать извергу из людей, которой лучше желал воспользоваться шляпою, чем спасти жизнь человеку.

Вечером 23-го Октября прибыли яхты в Тонг-Ван-Го. Сей город теперь находится в отдалении от Желтой реки, но часть имени своего кажется получил он от нее (От реки Ванг-Го.). [218] Вероятно или силою искуства сия река некогда, или случайно текла близко сего города.

Подле стен Тонг-Ванг-Го стояло в строю 500 человек солдат, обыкновенное число, которое в каждом городе имеющем гарнизон собиралось для отдания чести Посольству. Тогда была ночь, каждый зритель имел в руках по фонарю, и разноцветные кисеи покрывавшие сии фонари отливали приятное зрелище на воде. Там, где канал проходил по средине города, солдаты были построены по обеим его берегам. Несколько раз ожидали, что Посланник выдет на берег, и тогда по первому знаку сии солдаты падали на колена для его принятия. В глазах путешествующего Европейца такое зрелище походило на толпу пилигримов (богомольщиков) просящих благословения.

Англичане, выехав из Тьень-Синга, встречали везде пространные равнины, наполненные городами, деревнями, хижинами и хорошо обработанными полями. Никакого возвышения земли не видали они на всем этом пути, даже не было признаков камней; целая страна была продолжение пространной и единообразной равнины Пе-Ше-Лее, без сомнения произведенное самою натурою и составляющее часть земного шара, различную по составу своему и виду от всех прочих его частей.

Только при Тонг-Ванг-Го приметили Англичане (в первый раз по отъезде их из Пекина) возвышенные места и гористую землю с восточной стороны. Скоро потом вершины гор показались и с Зюд-Веста. Имя [219] Шан-Тунгской восточной провинции, естьли разобрать Китайские слова, оное составляющие, значат ни что иное, как восточные горы. Цепь гранитовых гор, идущая с Востока на Запад, от мыса находящегося против Кореи, как мы прежде о том говорили, простирается постепенно, унижаясь через всю длину провинции Шан-Тунг до самой провинции Пе-Ше-Лее, и составляет обширные и достойные примечания высоты в Шан-Тунге. Должно думать, что сии твердые взгромажденные вещества, существуют с самого времени создания земли, и естьли когда нибудь составляли они остров, отделенный от матерой земли узким каналом, то должно, чтоб был засыпан постепенною осадною земли с сих гор, которые теперь совершенно обнажены, между тем как такая же осадка земли, учинившись в другом месте, превратилась в пространную и плодоносную равнину, которую щам видеть можно.

25-го Октября яхты достигли самого высокого места Императорского канала, которое находится на двух пятых частях его длины. Тут река Люен, достойнейшая примечания из всех рек, снабжающих канал водою, впадает в него с ужасной быстриной, и прежде, нежели до него доходит; составляет с ним поперечную линию. Твердая стена защищает западный берег какала, и вода Люена с силою ударяясь об сию стену, разделяется и идет частию к Северу, а частию к Югу. Естьли б причина сего разделении не была истолкованна для всех известным образом, то бы конечно [220] рассказывали как чудо то, что насколько прутиков брошенных в это место реки тотчас разделяются, и каждой следует со всем противным направлениям.

Вероятно, что с сего возвышенного места предприимчивый основатель канала узнал возможность толь важного сообщения между различными частями Китайской Империи, измерив от Юга склонение земли на Север и Юге, и соединя различные воды, получаемые с возвышений по сторонам находящихся. Он предчувствовал, что в одно и то же время должно было посредством шлюзов препятствовать потере воды и заменять убавление оной, происходящее от отворения шлюзов для пропуску судов, водою из великой реки Люен, которая превышала осьмую высокую часть канала; - и сделать так, чтоб она разделившись пропорционально, текла в две разные стороны. У сего места находится храме прекрасной архитектуры, называемой Люен-Ван-Миав т. е. Желтой реки Люен.

Англичане не, много препроводили времени, проезжая по южной части канала, чтоб достигнуть к тому месту, где славный рыболове, Китайская птица леу-тзе приучается к искуству доставать господину своему множество рыбы. Леу-тзе есть род пеликана, похожего на обыкновенного баклана; когда его показали Доктору Шаву, то он описал его следующим образом: — «Пеликан, или темного цвету баклан с белыми перьями на шее, брюхо белесоватое с темными пятнами, хвост круглый, глаза голубые и нос желтый». [221]

В большем озере лежащем на Западе от канала и отстоящем от него не в дальнем расстоянии видны тысячи лодок и плотов, служащих для рыбной ловли, производящейся посредством упомянутой леу-тзе. На каждой лодке или плоте находится от десяти до двенатцати сих птиц, которые ныряют в самую ту минуту, когда господин их подает им знак. Не льзя без удивления видеть, каких больших рыбе приносят сии птицы в своих носах. Они столь хорошо выучены, что не нужно надевать им на шею ни кольца, ни веревки, для того чтоб не проглотили они свою добычу. Они едят только то, что дает им хозяин для ободрения их и в пищу. Лодки, которые употребляют для ловли, очень легки, так, что не редко возят их и с птицами на телегах до самого озера.

Задний берег озера есть высокая плотина, отделяющая его от канала, коего вода гораздо выше воды в озере. Она простирается во всю длину оного, и для построения ее требовалось великого количества земли, которую наносить стоило без сомнения великого труда и издержек. Сия земля находится между двумя каменными стенами. И для того, чтобы плотина тем удобнее выдерживала давление воды канала, поделаны в разном расстоянии шлюзы, посредством которых лишняя вода сливается в озеро или в низменные места, а иногда и во рвы вырытые на плотине, для того, чтоб быть вместо прудов. [222]

Сии рвы свидетельствуют, что Китайцы имеют по крайней мере практическое знание Гидростатики; ибо в них обыкновенно содержат воду на средственной высоте между поверхностьми канала и озера, то есть между высшею и низшею частию земли. Сим способом давление на двойную плотину разделяется, и каждая часть требует меньше силы для сопротивления. Столб воды в пруде находится в равновесии с стол— бом одинакой высоты в канале, и низость воды в озере препятствует воде пруда подвергнуться и тому давлению, кроме той части водяного столба, которая находится выше поверхности того же озера.

Старание, которое прилагали, дабы сделать ров на плотине, произвело другую выгоду, ибо не нужно стало, чтоб так много земли привозили из далека. Естьли судить по сделанным Езуитами картам тех мест, чрез которые проходит канал, то кажется, что большая часть оных состояла прежде из озер и болот, которые почти все высохли и теперь как и вся поверхность плотины совершенно обработаны.

Около озера находится еще более ста десятин болотной земли, покрытой некоторым родом водяного лапушника (lien wha) (Nenuphar ou numphaea nelumbo de Linnaeus.), о котором мы уже говорили прежде.

Эта трава служит Китайцам и для украшения, однако ж почтение их к ней побуждает не к одному только бесполезному украшению себя оною, но они включают ее в число [223] вещей, служащих для их пищи. Все пруды их покрыты лапушником, которой будучи в цвете, представляет прекрасное зрелище. Зерна сего растения такой же фигуры и величины, как желуди, и вкусом приятнее миндаля. Когда надобно их подавать на стол, то складывают так, что они имеют виде опрокинутого конуса. Летом разрезывают корень их ломтиками и употребляют со льдом. Их кладут также в соль и уксус для того, чтоб сохранить для пищи на зиму.

Говорят, что с сим корнем приготовляли Египтяне свою колоказию, но этого растения давно уже не находится в сих землях, и некоторые Натуралисты заключают, что она вывезено было из других стран, и что жители обработывали его весьма старательно. Древние Римляне тщетно старались развести его в Италии посредством зерен, которые они выписывали из Египта. Опыты деланные в новейшие времена, дабы завести его в Европе, редко удавались, даже и при самой искуственной теплоте. В Китае же ростет оно иногда само собою, и подымается весьма легко на свежем воздухе, при чем все равно, будет ли оно пересажено с корнем или посеяно. Китайцы различают многие виды сего рода лапушника.

Путешественники, которые видели только одну сторону канала с плотиною, нашли скоро, что она была по обеим сторонам, — хотя есть новые и не столь великие примеры подобного произведения, но с любопытством смотрели на такое великое количество воды сжатой [224] человеческою изобретательностию в узком канале несколькими саженями выше обыкновенного своего положения, и таким образом текущей на воздухе чрез довольное расстояние до тех пор, покуда она не находит опять грунта земли горизонтальной с прежним своим течением.

В том месте, где вода поднята таким образом, плотина поддерживается стеною из серого и обыкновенного мрамора, которой связан некоторым родом раствора. Сии стены толщиною около 12-ти футов, покрыты большими перекладинами, которые соединены железными крючьями. Тут канал в самой вещи есть не иное что, как труба, проведенная на поверхности земли, и в тех местах, где земля сия высохла, находится много Деревень. Пространство земли около сего канала большую часть года заливается водою. Англичане видели на сей сорочинское пшено, коего стебель выходил из воды. Во многих низменных местах средней и южной части Империй обработывают сорочинское пшено, потому что оно составляет главную пищу Китайцев, между коими нет ни одного столь бедного, которой бы стал питаться чем нибудь худшим сорочинского пшена. Большая часть полей в близи канала очень способны для обработывания сего произведения, которое требует, чтоб земля, на которой оно произрастает, с самого посева до того времени, как взойдет, несколько залита была водою. Многие реки, из коих некоторые очень велики, протекают по разным Китайским провинциям, и разливаясь каждой год, оставляют после себя тину, [225] которая удобряет землю точно так, как Нил удобряет Египет. Источники реки Желтой и Кианга не очень отдалены от Ганга и Бурум-Поотера, и вытекают из гор граничащих к Северу с Индиею, а к Западу с Китаем. Там часто много наполняются сии реки от периодических дождей, хотя в то же время ни капли воды не упадает на ровнины, по которым они протекают.

Несколько дней спустя после того, как тина останется на равнине, приготовляются сеять пшено. Сперва окружают некоторое пространство земли небольшою глиняною плотиною. Потом землю сию пашут и боронят легко прямою бороною, которая усажена снизу деревянными спицами, и которую тащат буйволы. Семя, которое прежде лежало в навозе разведенном уриною, сеется очень густо; тотчас после сего наводняют землю либо посредством каналов, проводящих воду из возвышенных мест, или посредством насоса с цепью, коего употребление столь же известно Китайским земледельцам, как и употребление кирки; таким образом в несколько дней пшено пробивается сверх воды. В течение сего времени, естьли остаток земли, определенной для удобрения, будет очень плотен, то его вспахивают, или глыбы разбивают киркою, и потом уравнивают бороною. Как скоро пшено сделается семи или осьми дюймов вышкою, то его вырывают с корнем, которого отпрыски обрубливают, и потом каждой корень рассаживается порознь, иногда в небольшие борозды проведенные сохою, а иногда в [226] ямки вырытые заостреным шестом; корни сажаются на шесть дюймов один от другого. После чего, как и прежде, земля покрывается водою.

Дабы способнее поливать поля с сорочинским пшеном, и определить количество воды, которое для сего потребно, разделяют их обыкновенно малыми валиками из глины; на каждом валике делаются желобки, посредством которых без труда проводят воду во все стороны поля. Как скоро пшено зачинает поспевать, тогда воды уже на поле нет; она пропадает или от испарения, или вся вбирается в землю, и растение тогда совершенно покрывает сухое поле.

Сорочинское пшено сбирают в первой раз в конце Мая, или в начале Июня; в южных провинциях особливо поспевает оно весьма скоро. Инструмент, которой употребляют для сжатия сорочинского пшена, есть маленькой, на подобие пилы, зазубренный серп. Для свезения снопов с поля не употребляют они ни тележек, ни скотов, но привязывают по два снопа к концу бамбукового шеста и относят на плечах в то место, где зерна отделяются от соломы. Это делают они не только цепами, которые известны и в Европе, или по примеру прочих восточных народов, водя скотину по гумну, на коем разложено сорочинское пшено, но также ударяя его об доску, положенную ребром, или об цилиндр, сделанный для сего употребления, и коего зад и бока выше передней [227] стороны для того, чтоб зерна не далеко рассыпались. Потом вывеяв, относят его в амбар.

Для снятия с зерен перепонки, их покрывающей, употребляют большой земляной горшок, или камень выдолбленный, похожий на тот, посредством которого процеживают воду. Утвердив его в земле и положив в него зерна, толкут их камнем конического вида, привязанным к концу рычага. Сим способом снимают с них перепонку; впрочем способ сей не всегда удается; камень приводится в движение человеком, которой ногами упирает в другой конец рычага. Также употребляют другой способ. Кладут зерна между двух выполированных круглого вида камней, из которых верхний вертится; но должно, чтоб было между камнями некоторое расстояние для того, чтоб зерно очищалось от перепонки, но не могло быть раздавлено. Сие производится посредством водяной мельницы; тогда ось колеса имеет несколько ручек, которые вертяся, ударяют в концы рычагов, и поднимают их так точно, как бы то было ногою. Иногда дватцать рычагов вместе подымаются одним колесом. Изрубленная солома сорочинского пшена служит на корм небольшого количества скота, которое употребляют Китайские земледельцы.

По окончании первой жатвы немедленно начинают приготовлять землю к новому посеву. Сперва вырывают жниво, которое, сложив в малые копны, сжигают и пепел разбрасывают по всему полю. Потом возобновляются те же действия, о которых уже сказано. Вторая [228] жатва обыкновенно бывает в Октябре и в начале Ноября. Зерно также как и в первый раз приготовляется; но жнива не жгут, его сворачивают сохою и дают ему гнить в земле. Сие жниво и тина, оставляемая наводнением, есть единственная пища, которою утучняются земли, назначенные для сорочинского пшена. Напротив того земли, утучняемые приливом морской воды, разлитиями реки; или канала, способны для обработывания не только одного сорочинского пшена, но и сахара. Должно однакож, сажая на них сахарной тростник, взять предосторожность, чтоб воду снять тотчас, как скоро он зачнет всходить. Таким образом ежегодно довольствуясь двумя жатвами сорочинского пшена и одною сахару, Китайской земледелец обыкновенно оставляет землю до следующей весны, и тогда зачинает работать. Жатвы бывают по порядку одна за другою на одной и той же земле так, что и не приходит в мысль, чтоб нужно было переменять землю и оставлять старую без посеву.

Великое возвышение Императорского канала в том месте, где были тогда яхты, много послужило к тому, чтоб построить много шлюзов на берегах его. Они все стоят на сводах, и построены для того, чтоб сливать лишнюю воду в ближние болота. Но скоро путешественники вошли в другую часть канала, и стали совсем в другом положении. Не видно было ни одной горы, ни малого возвышения; опять представлялась пространная равнина: но она была так возвышена над натуральною своею [229] поверхностию, что канал был выкопан по крайней мере на дватцать футов глубины.

Вода, теряющаяся в сей части, заменяется тою, которую достают из кристального озера Вее-Шаунг-Гоо, которое находится недалеко от берега, и отделяет провинцию Шан-тун от провинции Кианг-нан. Положение канала в сем месте привело на память Лорду Макартнею большой канал в России (В Вышнем Волочке.), которой он очень знает. Сей последний также течет в некоторых местах паралельно с озером Ладогой, от которого он отделен плотиной, и которое иногда снабжает его водою.

С высоты вид озера Вее-Шаунг-Гоо был очень прекрасной при восхождении солнца. Берега его покрыты деревянными домиками, и с зади возвышающаяся земля украшена пагодами. Озеро было почти совершенно покрыто судами, которые плыли в различном направлении и различным образом, как то помощию шестов, весел, гребли и парусов. Рыбная ловля есть главное упражнение населяющих берега сего озера. Они употребляют к тому разные средства: но употребление невода, может быть, есть самое общее. Есть также у них очень странное средство: привязывают к краю судна доску, выкрашенную белою краскою, и дают ей такое склонение, что она составляет с водою угол сорока пяти градусов. Когда луна светит, то бот, к которому привязана выкрашенная доска, обращается так, что лучи луны [230] ударяют в сию доску и дают ей вид движущейся воды. Рыба тогда бросается на нее, как будто бы на свою стихию, и рыболов дернув тотчас веревку, бросает ее в бот. Все возможные средства ловить рыбу употребляются Китайцами, которые избытком рыбы хотят уменьшить дороговизну земных животных в Китае.

Что ж касается до животных большой породы, то Китайцы последнего класса редко имеют случай питаться ими, разве только тогда, когда животное умирает по случаю, или от болезни. В таком случае, хотя б это было мертвое животное бык, верблюд, баран, или олень, они также едят все. Сей народ не различает чистого мяса от поганого. Китаец, питающийся одними растениями, очень легко может чувствовать ужас и отвращение, когда в первой разе предлагают ему умертвить животное, и питаться его мясом. Но когда от частого употребления эта мысль ослабеет и исчезнет, тогда он питается всем, и предпочитает один род животных другому, смотря на вкус, или собственную прихоть.

Четвероногие, могущие сами питаться около жилых мест, как-то свиньи и собаки, более всего употребляются в пищу, и их продают на рынках.

Те из Китайцев, которые не довольно богаты для того, чтоб быть разборчивыми в пище, удовлетворяют свой аппетит всем, что ни попало. Иногда самых гадов: как-то [231] вшей, блох, и проч. находящихся в нечистоплодных людях, съедают они в свою очередь.

Водяные птицы очень любимы Китайцами; они их ловят на озере Вее-Шаунг-Гоо очень смешным образом. Они бросают в воду пустые кувшины и тыковные бутылки для того, чтоб птицы привыкли к этим предметам. Тогда человек входит в озеро с кувшином, или тыковною бутылкою на голове, и подходя тихонько к птице, поднимает руку, схватывает ее и утаскивает с низу без всякого шуму для того, чтоб не испугать прочих. Он продолжает такую ловлю до тех пор, покуда не наполнит свою суму. Это изобретение не должно казаться странным, да оно совершенно тоже, какое по свидетельству Уллоу употребляют в южной Америке дикие, живущие в окрестностях Карфагены и на берегах озера Сиенега де Тезиас.

Многие из Китайцев в общежитии своем употребляют такие способы, какие не могут быть приняты вообще, или для приобретения какой нибудь большей выгоды; но сии особенные люди ограничивают себя всегда посредственным состоянием. Искуство выдумывать пространные планы для того, чтоб нажить больше денег, и таким образом доставлять другим новые средства и новые роды торговли, известно в Китае только в больших или приморских городах. Однако же во всех деревнях есть люди, которые стараются собирать богатства, пользуясь нуждою своих соседов. Везде есть лавки, в которых отдают в займы на заклад, и [232] законом положены заимодавцам большие проценты. Обыкновение сих займов конечно показывает или великую неосторожность и невежество, черни, или великую недоверчивость и подозрительной ее дух: одна легкость обработывания земли и изобилие жатв, естьли только не случится какого неожиданного нещастия, приводит жителей, как бы они бедны ни были, в состояние сносить тяжесть сих займов.

В иных местах, чрез которые проходит Императорской канал, озеро и болота делают землепашество почти невозможным; за то однакож тан нет ни одного сухого места, где б не было хижин. Жители питаются вообще от рыбной ловли, и близость канала подает им случай менять часть рыбы своей для доставления себе других вещей, которые им нужны.

Вскоре Англичане вместо сих необработанных болотных мест увидели страну, которой вид был весьма разнообразен. Там видны были богатые равнины, малые возвышения, пригорки, ряды гор смешанных с долинами, и везде представлялись прекрасно выстроенные и близкие одна от другой деревни. — Они были очень все населены, и каждая часть земли обработана. Некоторые поля были покрыты клещевиною и родом крыжовника (palma christi) (Ricinus или grande catapuce.), из семяни которого в Антильских островах делают масло; оно называется именем сего растения, или бобровым маслом, и употребляется в лекарство. Но Китайцы сделали его способным к [233] употреблению в пищу, и редко принимают его вместо лекарства.

Однакож кроме сего растения большая часть этой земли покрыта хлопчатою бумагою, которой стручья в это время уже раскрывались и были довольно спелы. Канал расширялся в сем месте, и течение его столь было быстро, что более двух миль можно проехать в час. Из него выходило несколько рукавов, которые все так как и самой канал, и вкруг лежащие озера, покрыты были лодками.

Потом канал проходит чрез такие места, которые подвержены наводнениям и наполнены озерами и болотами. Несколько малых худопострренных деревень, несколько ив и полей с сорочинским пшеном, суть единственные здесь для глаз предметы. Но скоро потом множество городов, прекрасным селений, великое число кораблей всякого рода, и везде попадающийся народ, предвещают близость Желтой реки, в которую канал впадает, сохраняя однакоже свое направление к Югу.

Англичане увидели здесь много больших барок, ожидающих нового года для того, чтоб с грузом Императорских доходов плыть в столицу Государства. И другие барки иногда предпочтительно останавливаются здесь как в некотором средоточии, которое имея обыкновенное сообщение со всякою частию Империи, более способно для размену товаров.

21-го Ноября достигли Посланниковы яхты той части канала, в которой он соединяется с Желтою рекою: мы уже знаем, что река сия [234] получила свое имя от цвета ила, которой она уносит, и которой здесь собирался в таком множестве, что вода ее уподоблялась жидкой земле. На той стороне, где находится устье канала, также как и на противном берегу, выстроен пространный и многолюдный город; и канал, будучи здесь шириною около трех четвертей мили, составляет хорошую пристань.

Ни сей канал, и никакой другой в Китае не содержится на щет и для выгоды какого нибудь частного человека. Он находится всегда под присмотром и главным начальством правительства, которого политика состоит в том, чтоб содержать беспрепятственное сообщение с разными частями Империи, и таким образом споспешествовать торговле обработыванию земли, и следственно увеличивать доходы Государственные и частные.

Ужасная быстрота Желтой реки в том месте, где яхты и барки Посольства проезжать долженствовали, была причиною странных суеверий. Китайцы приносили сперва жертву божеству реки, дабы увериться в щастливом переезде чрез оную. С таким намерением, кормчий, окруженный всеми людьми, стал на передней части яхты, и держа в руках петуха определенного для принесения в жертву, оторвал ему голову, бросил, ее в реку, и освятил судно, облив кровию птицы деки, мачты, якори и двери комнат, и привязав также к ним по нескольку перьев убитого петуха; тогда несколько чаш, наполненных мясом, были выставлены поперег на палубе. Перед сими чашами [235] поставлены были сосуды один с маслом, один с чаем, один с спиртом и наконец один с солью тогда кормчий поклонился три раза высоко возвысив руки свои и бормоча некоторые слова, как будто бы желая умилостивить божество. Между тем сильно били в барабан (loo), поднимали к небу зажженые светильники, сожители покрытую серебром и оловом бумагу, и в тоже самое время бросали фейерверк. Потом кормчий подошел к носу судна, и вылил в реку масло, чай и спирт находившиеся в сосудах, и бросил в нее соль. По окончании церемонии чаши с мясом были отнесены, и из них на корабле были все подчиваемы. Тогда яхты смело были пущены поперег стремления реки, и как скоро опасность миновалась, то кормщик благодарил небо тремя низкими поклонами.

Кроме ежедневных жертвоприношений и молебствий, которые производятся у олтаря на левой стороне реки, которую Китайцы почитают, бывают также и другие торжественные жертвоприношения, подобные тому, которое мы описали; их делают или для получения щастливого ветра, или для избежания грозящей опасности.

Дабы заставить Китайцев приносить жертвы для успокоения ярящихся волн, довольно без сомнения и того, чтоб это было в обыкновении у их предков. Но труднее истолковать происхождение сего обыкновения, которое не показывает, чтоб те, кои его выдумали, были просвещенные. Некоторые обстоятельства могут заставить думать, что обычай просить у [236] невидимых существ помощи, был введен везде, где он теперь существует по одной общей причине.

Когда человек получил верховную власть над многими другими людьми, и когда сия власть стала как при нем, так и без него давно ощутительна, то почли за нужное стараться заслужить благосклонность его, посвящая ему все то, что могло для него быть приятнейшим. Таким образом Государю, а в небытность его дворцу его, трону, или главному месту его пребывания, жертвовали всем тем, что могло ему льстить; таковы-то способы слабого, желающего приобресть дружество сильнейшего, или избежать его несправедливости! Естьли Государь любил золото, недра земли раскрывались для его удовлетворения. Естьли он предпочитал беспорядочные кровавые пищи, и которые, говорят, Монархи и завоеватели прошедших веков излишно употребляли, то кровавые жертвы приготовлялись и приносились на олтарь его.

Известно было, что моральные происшествия, имеющие влияние на щастие народа, зависели от воли Монарха, и что те из подданных, которые жили далеко от места его пребывания, и которые не могли его видеть, не менее ощущали тяжесть его власти; то из того заключили, что и физические происшествия были равномерно подвержены власти одушевленного, но невидимого существа, которого защиту и благосклонность можно было получишь теми же средствами, какие употреблялись в светской моральной жизни. [237]

Обряд или жертвоприношение производились особами, имеющими чин служителя олтарей, и сии люди оставляли для особенного своего употребления большую часть принесенных жертв. Таким образом когда богомольщики становились жрецами, то они следовали примеру священников, которые были прежде их, и жертву посвященную божеству они оставляли для своего обеда, принесши в жертву малую, но важнейшую часть, как-то масло и соль. Когда в воду много налили масла, и увидели, что от того кипящие волны успокоились, то сие свойство конечно послужило к подтверждению сверхъестественной силы божества, к которому прибегали, и о котором думали; что ему такая жертва приносила удовольствие. Что ж касается до соли, то она почиталась нужною для того; чтоб придать вкус пище, и следственно думали, что также будет приятна.

Кажется; что причины, побудившие древних к жертвоприношениям, подействовали много и на Китайцев. На пр. когда птицы приносились в жертву у Жидов, то закон Левитский повелевал: «чтоб жрец принес ее к жертвеннику, оторвал ей голову и сожег ее; чтобы потом взливал на жертвенник кровь птицы, вырвал бы у нее горло, выщипал перья, и потом бросил бы ее на жертвенник» — сии же самые Жиды повелевали:. — «не попускать, чтобы жертвенное мясо имело недостатка в соли».

Языческие писатели упоминают о масле и соли, как о вещах употребительных при [238] жертвоприношениях древних Европейцев. Виргилий описывает Энея изливающего масло на закланные жертвы:

...Oleum fundens ardentibus extis.

Овидий включает в число жертв:

...Puri lucida mica salis.

И Гораций не забывает в жертвоприношениях, которые делали раздраженным Пенатам:

... Saliente mica.

Но Китайцы не верят, чтоб их жертв довольно было для безопасного переезда Желтой реки, и они прилагают все возможные усилия, чтобы победить быстроту течения и достигнуть без помешательства берега.

Ветер был попутный, когда яхты Посольства переправлялись; легкие суда с парусами их тянули, и сверх того собственные их паруса были подняты и при всем том еще гребли широкими веслами. Некоторые из них переехали не слишком много сбившись с пути; а другие были увлечены на довольное расстояние от устья канала куда они долженствовали пристать, и надлежало их тянуть канатом, чтобы поднять выше; но это было очень трудно.

Между реками старого света находятся тамо такие, которые бы протекали на столь великое расстояние и доставляли бы морю столько воды, сколько им Желтая река. Г. Барров, которого записки, так же как журнал Посланника, служили часто для сего сочинения, довольно хорошо описывает Желтую реку.

«Источники Желтой реки, говорит он, находятся в двух озерах, лежащих на [239] средине гор той части Татарии, которая, означена под именем Кононора. Сии озера лежат на 35° северной широты и на 19° западной долготы от Пекина. Протекши сию часть Тартарии, пройдя около двух сот сорока миль на Восток, около ста на Норд-Вест и опять на Восток двести пятидесяти, входит сия река, увеличенная уже различными реками в нее впадающими, в провинцию Шен-Зее. Тут простираясь к Северу в направлении паралельном с великою стеною, она проходит ее поперег под 39° широты и втекает в землю Татар, Ортоозов и она отделяет ее от земли Татар Монгольских. Продолжая течь на Север до 40° широты, простирается она на расстояние четырех сот миль. Татарские горы изобильно снабжают ее водою, также как провинцию Шен-Зее, которая доставляет в нее воду со всех стран. Наконец протекая к Востоку на двести миль, еще раз пересекает она великую стену, и поворотив к Югу, простирается на четыре ста миль в сем направлении, отделяет провинцию Шен-Зее, и входит в провинцию Го-Нан под широтою одинакою с той, с которой она вытекает оттуда, получив воды из большого озера, протекает она поперег северную часть провинций Го-Нан и Кианг-Нан, и стремясь прямо на Восток на сто шестьдесят миль, изливает великое количество воды своей в море, которое и называется ее именем».

«Река сия простирается на две тысячи пятьдесят миль, и то место, где Императорский канал ее пересекает, не далее отстоит от [240] моря, как на семдесят миль; впрочем там он не более мили шириною, и в самой средине не глубже девяти или десяти футов. Однакож хотя места сии очень ровны, но течение реки так быстро, что она протекает от семи до осьми миль в час. Правда, что быстрота реки зависит не от наклонности земли, по которой она течет, а от силы ее падения, особливо когда она близка от своего источника, также от того, что канал, в которой она принужден впасть, делается здесь гораздо уже, и наконец от внезапного прибавления воды ее в том же канале расширяется. Сия истинна доказана примечаниями о течении Гангеса, изданными Майором Веннелем».

«Чтоб определить точнее, положим, что в том месте, где Англичане переезжали Желтую реку, была она не шире трех четвертей мили, и не глубже пяти футов, и что течение было не быстрее четырех миль в час; и так выдет, что сия река ежечасно выливает в Желтое море количество воды равное 418,176,000 кубических футов, или 2563000.000 галлонов (10,252,000,000 кружек Парижская мера. Прим. Франц. переводчика.); что составляет в десять раз более того, что река Гангес доставляет Индейскому морю».

«Дабы получить идею о количестве ила, смешанного с водами Желтой реки, сделан следующий опыт. В том месте, где течение было семи или осьми миль в час, и где река [241] имела девять футов глубины, взять один галлон и три четверти воды.

«Сия вода дала от себя дрожжи, которые будучи сбиты, в виде кирпича, составляли массу двух и одной трети кубических дюймов. Они составлены были из глинистого очень тонкого желтоватого ила, которой высохнув легко превращается в мелкой порошок, естьли потрешь его между пальцев.

«Мартини замечая, сколь мутна Желтая река, и не сомневаясь в том, что не много нужно цветного вещества для выкрашения великого количества воды, говорит, что в дождливое время ил покрывающий сию реку, составляет третью ее часть.

«Некоторые из путешественников проезжая по Египту, также думали, что количество илу, смешанного с водою Нила во время его разлития, составляло дватцатую часть сей реки. Но Доктор Шав гораздо осторожнейший наблюдатель, выпарив несколько Нильской воды, нашел, что после осадки осталась только сто двадцатая часть первого количества.

«Последуя методу узнать количество ила в Желтой реке, можно найти, что он составлял только двухсотую часть ее воды; правда, что смотря по свойству опыта должно думать, что большее количество ила было потеряно.

«Однако ж по пропорции, о которой мы сказали, сия река доставляет в желтое море ежечасно 3,420,000,000 кубических дюймов или 200,000 кубических футов; что составляете 48000,000 в день и 17520000,000 в год. [242]

«Полагая, что средственная глубина Желтого моря состоит из 20-ти французских саженей или 120-ти футов (а Англичане редко находили в нем такую глубину), найдешь, что количества земли, наносимой Желтою рекою (естьли б только эта земля соединялась) было бы довольно для составления в 70 дней острова, которого бы вышина выставлена была на поверхности моря, и величина была бы в квадратную милю. Продолжая далее, любопытный наблюдатель найдет, во сколько времени один ил Желтой реки может наполнить сие море, то есть допустив, что оно простирается на Север от реки, и включив в него залив Пе-Ше-Лее и Леа-Тонг, увидит, что сие пространство состоит изо 125000 миль, и что число сие, будучи помножено на 70 дней нужных для наполнения одной квадратной мили, составит 8750000 дней или 24000 лет.

«При сем счислении предполагается, что количество земли, наносимой Желтою рекою, всегда одинаково; но сие может быть и не так. Течение сей реки простирается на весьма великое расстояние; но она свергается с великою быстротою с Татарских гор и уносит все, что ей ни встречается. Частые прибавления, причиняемые сильными дождями, увеличивают как ее быстроту, так и количество ее воды, и заставляют ее разливаться в низменных местах, чрез которые она проходит, и которых земля рухла и не имеет ни малой плотности; а по сему очень возможно, что она в течении многих веков нанесет столько же [243] земли, сколько нанесла до переезда чрез нее Англичан.

В то время, как яхты, на которых ехали Англичане, приближались к Желтой реке, переписка Императора с новым и почтенным спутником Посольства беспрерывно продолжалась. По представлению сего последнего, письмо к Сиру Эразму, Говеру, удержанное Го-Шоонг-Таунгом, было по нарочному повелению Монарха отослано в Шу-Сан. Зун-та-Цгин часто сообщал Посланнику о тех лестных выражениях, которые употреблял Император говоря об нем в своих письмах. Посланник знал, что донесения Зун-та-Цгина о поведении Англичан были причиною сих благосклонных выражений. Этот Китаец объявил, что по точнейшим его примечаниям Посланник не имел никакого другого намерения, кроме доставления отечеству своему выгод торговли, которую Европейские нации почитают весьма важным предметом, хотя она в глазах Китайца кажется маловажна и не стоит трудов толь продолжительного путешествия. Зун-та-Цгин прибавил также, что он не примечает в чувствах и поступках Англичан ничего такого, чтобы могло быть опасно для народа, с которым они хотят иметь сношение.

К благосклонным выражениям Императора присоединял иногда подарки, состоящие из конфектов, которые он выбирал на столе своем, и по обычаю Восточных Государей посылал в знак особенного своего внимания. [244]

В ответе на Зун-та-Цгиновы письма говорил Император: — «что он сим возымел великое почтение к Посланнику и к его нации, не смотря на многие вперяемые ему об них подозрения — что он решился покровительствовать их коммерции, в которой Посланник казалось принимал великое участие; и что хотя он и отказал согласиться на некоторые особенные требования, однакож не для того, что он находил их собственно опасными, но для того, что они бы ввели много новостей, которых принять не почитал он благоразумным, по крайней мере тотчас и в таких летах, каковы его. — Естьли что принадлежит до дел Кантона, то все подробности, писавшиеся до этой провинции, были совершенно под ведением Вицероя, который будучи позван к отчету, ни мало не старался прекратить злоупотреблений им начатых, но что в знак особенного его снисхождения к требованиям Англичан в сем случае, Император сделал перемену в правлении сей провинции, и назначил туда особу из своей крови, одаренную чувствами справедливости и особенною благосклонностию к Иностранцам; — что он писал к сему новому Губернатору, которой еще не оставлял первой своей провинции Ше-Кианг заключающей в себе и провинцию Шу-Сан, и приказав ему в самых сильных выражениях осмотреть положение Кантонской пристани, и прекратить насилия, на которые жаловались Англичане».

Между прочим сказал Зун-та-Цгин Посланнику, что хотя и можно было подумать, что [245] он из дружбы к его Превосходительству дал самый благородный оборот Императорским словам, однакож выражения, которые он употребил в большей части сказанного им, были совершенно выражения сего Государя. Потом прибавил он, что как новой Кантонской Губернатор находился еще в Хан-Шоо-Фоо, главном городе провинции Ше-Кианг, то он представит ему Посланника, которой сим способом получит подтверждение во всем том, что он слышал.

Письма, которые писал Император, и те, которые посылал к нему Зун-та-Цгин, клались обыкновенно в мешок, или в плоскую корзинку, которые привозил человек верхом привязав их к поясу. К мешочку навязаны были колокольчики, звук их давал знать каждой станции прибытие посланного, которой там сменялся; перемены станций отстоят на десять, или двенатцать миль одна от другой.

Как скоро яхты вошли в провинцию Кианг-Нан, то Посольство получило от Губернатора особенный знак внимания, какого не имело от других начальников. Как те люди, которые тащили яхты в верх по реке Пеи-Го по приезде Англичан в Китай, так и те, которые служили им на возвратном пути их, были одеты в простую голубого цвета бумажную материю, а иногда в бедное рубище. Напротив того в провинции Кианг-Нан явились они в новом платье с красными каймами, и на голове у них были острые шапки, с плоскою красною шишкою на конце. Когда люди сии переменялись, то платье отдавали следующим. Это платье [246] было во всем приличнее яхтам и баркам Посольства, которых считалось до сорока. Они были с виду прекрасны, спокойны для Пассажиров, украшены Императорскими павильонами, флюгерами и прочими им приличными украшениями; но издали только приятная музыка сопутствовала им, и они плыли по порядку одна за другою; правда, что путь их был очень продолжителен, особливо тогда, когда ветер дул с Зюд-Веста; но сей самый ветер делал воздух весьма приятным, и небо покрытое сероватыми облаками пропускало в то время только такое количество солнечных лучей, которое нужно для благорастворения воздуха.

Сцена была украшена множеством других судов, которые всюду плавали по каналу, перспективою городов и деревень построенных по берегам, множеством земледельцев обработывающих поля свои, или собирающих хлеб, военными отрядами, которые распускали знамена свои и стреляли из пушек при приближении Посольства, и наконец великим множеством зрителей, сбежавшихся на берега канала, дабы смотреть на иностранцев.

К Югу от Желтой реки поехали яхты гораздо скорее, ибо от сей реки течение Императорского канала здесь получает большую быстроту, и по сей причине находится здесь более шлюзов. Далее проходит канал мимо берегов озера Пао-Юнг; но он гораздо выше сего озера, и плотина подобная той, которую Мы уже описали, отделяет его от оного. В озере Пао-Юнг производится очень важная рыбная ловля, [247] для которой по большой части употребляют птицу нами уже упомянутую (leu-tze) баклана рыболова Китайского, которой, говоря ученым языком, может быть отличен от других народов именем Peli-canus sinensis. На озере Пао-Юнг воспитывают великое множество этих птиц и рассылают их во все части Империи.

По ту сторону озера земля столь болотна, что не возможно ее обработать, так как другие, и (lien-wha) ростет там в великом множестве. В топких местах Китайцы употребляют особой род хозяйства. Они делают из бамбука плоты, или некоторого рода плетешки, которые укладывают землею, пускают на воду и разводят на них разные травы. Таким образом на кораблях можно достать садовые растения, посеяв семена на смоченную землю и на кусок фланели растянутой в пяльцах и старательно намоченной. Таким способом очень скоро можно достать горчицы, которая весьма приятна для тех, кои путешествуют по морю.

Кроме способов, которые употребляют Китайцы для обработывания земли на воде, есть еще у них и другие, посредством которых они получают выгоды от озер, рек и каналов. Они обработывают растения родящиеся на дне реки и особливо lien-wha; различным образом ловят они птиц, которые, держатся около воды, и рыб находящихся в глубине, также как и прочих водяных животных; они удобряют землю поливанием; имеют посредством воды же столь дорогое и трудное сообщение с [248] разными частями Империи, и сим способом оставляют для земледелия ту землю, которая бы требовалась для дорог; таким же образом избавляются от трудов соединенных с их содержанием. Они еще более сберегают землю, не имея нужды употреблять ее на паствы и на обработывание корму животных, которые бы были нужны для перевозу путешественников и товаров; а посему можно сказать, что в Китае произведения воды равны произведениям земли пропорционально с нею простирающейся.

Болотная часть провинции Кианг-Нан казалась беднее и к жизни не способнее всех мест, которые Англичане видели в Китае. Естьли когда неожидаемые наводнения или другие какие нещастия опустошают жилища Китайцев, или плоды трудов их, то они оставляют таковые места и переселяются к Татарам, не смотря на общее предубеждение, которое против них имеют. Хоть большая часть Мандаринов и Губернаторов родились в Татарии, или происходят от Татарской крови, и хотя многие из них очень просвещены и доброго характера; но Китайцы вообще почитают их варварами; чтобы оправдать такое об них мнение рассказывают они происшествие, известное народу около четырех веков, то есть что Монголо-Тартары овладев Пекином в первый раз разбили для себя палатки, а лошадей по ставили в дворцах Китайских Императоров.

На ровном мест, чрез которое проезжали Англичане, выстроен был город третьего [249] класса. Стены его малым чем были выше поверхности канала, которой составлял в сем месте водопровод, вышиною в дватцать, а шириною в двести футов. Течение реки было около трех миль в час, и из того можно судить о твердости плотин и о ужасном труде донесенном при построении оных.

Скоро яхты прибыли к одному прекрасному городу, где все домы стоявшие на берегу были в два этажа и выбелены, жители были одеты лучше и женщины прекраснее тех, которых Англичане видели в северных частях Империи.

За сим городом канал перестает течь быстро. Как земля возвышается с южной стороны, то надлежало рыть ее на дватцать футов глубины, дабы сравнять поверхность земли на семи или осьми Англинских милях. В конце этой части канала увидели путешественники город первого класса, которой казалось был очень стар. Часть стен и домов развалилась и была покрыта мохом, травою и терновником.

Впрочем этот по видимому был торговый город, подле него стояли на якоре по крайней мере тысяча кораблей различной величины. Двухтысячной гарнизон стоял в ружье и с распущенными знаками и с музыкой, как будто бы готовился к смотру; окружные поля были хорошо обработаны и покрыты сорочинским пшеном и шелковичными деревьями.

Сии деревья кажется не многим чем отличаются от Европейских шелковиц. Беспрестанно обрубают старые их ветьви, для того, [250] чтобы кустья молодых были тоньше, нежнее и питательнее для шелковых червей. Иные из сих дерев приносят белые, а другие красные ягоды. За ними ходят с великим старанием, сажают их в прямой линие на расстоянии десяти или двенатцати футов. У корня каждого дерева кладут смоченую, но неразведенную водою, глинистую землю футом выше поверхности. Деревья часто также бывают очищены и обрублены и для того, чтоб вырастали молодые сучья и листки беспрестанно. Думают, что листы черных шелковице питательнее листов белых. Хотя Китайцы не умеют прививать деревьев, однако некоторые из больших шелковичных сучьев покрыты амалою; и чтобы на рассажение шелковицы не терять землю, Китайцы сеют сорочинское пшено между деревьями и в бороздах поливают его.

Шелковые черви воспитываются в малых хижинах, построенных не в дальнем расстоянии от шелковичных плантажей, для того, чтоб они были удалены от всякого шума: ибо Китайцы думают, что самый собачий лай может вредить сим насекомым; впрочем и городские жители воспитывают несколько оных, покупая шелковичные листья у тех, которые ходят за этим деревом.

Яицы червяков кладут на бумагу и сберегают до того времени, когда надлежит им вылупиться. При наступлении сего времени намачивают не много бумагу, на которой находятся яицы; и черьви выходят. Для сего довольно умеренного воздуха, и хотя Китайцы не знают ни [251] употребления, ни свойств термометра, но опыт их руководствует. Когда они хотят, чтоб яицы шелковых червей вылупались, то они употребляют искуственную теплоту, и удушают насекомых прежде, нежели начинают они разматывать шелк, то для распущения его кладут куколки в корзины или в чаши проверченные в нескольких местах, и держат их над паром кипящей воды так, чтоб они могли быть довольно оным напитаны. Как скоро куколки бывают размотаны, то хризалиду шелковых червей едят также, как и земляных червей и кожи некоторых насекомых. Но в этом не должно почитать Китайцев старинными; ибо в Антильских селениях едят с удовольствием большую гусеницу (В Антильских островах называется она пальмовым червем.), которая живет на пальмовом дереве.

Три дни спустя после переезда чрез Желтую реку, прибыли яхты к берегам реки Янг-Тзе-Кианг, которая показалась Англичанам довольно великого и могла быть причислена к большим рекам; в сем месте ширина ее простиралась до двух миль.

Источники сей реки находятся в тех же горах, из которых выходит Желтая река, и в иных местах бывает она на несколько миль весьма близко от оной. Вот как описывает Господин Барров эту реку.

«Ян-Тзе-Кианг имеет два рукава, которые разделившись отдаляются друг от друга на восемьдесят миль, и текут к Югу в [252] паралельном направлении. Наконец они соединяюшся между 26-и и 27-и градусом северной широты на самой границе провинций Ю-Нан и Зе-Шуен; потом стремяся к Норд-Осту чрез последнюю из сих провинций, получает Ян-Тзе-Кианг воды многих рек как сей провинции Зе-Шуен, так Кее-Шоо. Она проходит таким образом около шести сот миль, потом входит в провинцию Гоо-Канг, под тридцать первым градусом северной широты. Здесь она делает многие излучины и принимает в себя воды разных озер, ибо их очень много в сей части Китая; вытекая из провинции Гоо-Канг, проходит река между провинции Го-Нан и Кианг-Зее, и обращаясь несколько от Востока к Западу, течет тихо к провинции Кианг-Нан и впадает под тридцать вторым градусом северной широты в море, находящееся на Восток от Китая. От провинции Гоо-Конг до устья реки щитается около осьми сот миль, из сего видно, что река всего на все протекает по крайней мере две тысячи двести Англинских миль. В том месте, где яхты Посольства чрез нее проезжали, течение было не быстрее двух милей в час, но река была глубже Желтой реки.

Таким образом две большие реки вытекают из одних гор; проходят в одном месте почти одна подле другой, отклоняются потом от пятнадцатого градуса северной широты, и наконец впадают в одно море на два градуса расстоянием одна от другой. Они объемлют в своем течении более тысячи миль [253] пространства земли, которую они удобряют, а иногда и вредят своим разлитием. Сия земля заключает в себе большую часть Китайской Империи, и находится в том умеренном поясе, в котором как в Азии, так и в Европе рождались самые знаменитые мужи и произведены все славнейшие дела, о каких только упоминает История.

Дабы вступить в канал, которой идет по ту сторону Ян-Тзе-Кианга, принуждены были яхты держаться северного берега этой реки. Тут местоположение совсем переменилось, и вместо равнин земля Возвышалась от самого берега реки, и была испещрена цветами, растениями, рощами, храмами, пагодами. В реке ж находилось несколько островов усаженных кустарником; по местам выставлялись из воды камни и утесы; волны реки колебались подобно морским; и говорят что тут видали иногда ворваней или морских свиней; Англичане не встречали здесь никаких судов, кроме Индейских кораблей, стоявших на якоре.

Между тем, как путешественники проезжали Янг-Тзе-Кианг, внимание их обратилось на остров лежащий посреди реки, и называющийся Шин-Зан или золотая гора. Этот остров, которого берега очень утесисты, покрыт садами и увеселительными домиками. Кажется природа и искуство соединились, чтоб ему придать восхитительный вид. Он принадлежит Императору, которой выстроил на нем огромный и прекрасный Дворец, множество храмов и пагодов, особливо на возвышенных местах острова. [254]

Земля находящаяся на Юг от Янг-Тзе-Кианга возвышается постепенно до того, что надлежало в иных местах рыть на восемьдесят футов, чтоб докопаться до грунта и пропустить канал.

В окрестных полях ростет то деревцо, которое доставляет род бумаги, из которой делают материю, известную в Европе под именем нанки. Мох, покрывающий семена, есть то, что Англичане на купеческом языке называют Coton-laine. Обыкновенно этот мох бывает белой; но в провинции Кианг-Нан, в которой Нан-Кин, находится еще красножелтой, которой не теряет цвета своего и в пряже и в тканье. Думают, что цвет и качество Кианг-Нанской бумаги происходит от особого свойства земли, и уверяют, что она портится, как скоро ее пересаживают в другую провинцию, хотя нет почти никакого различия климата оной с климатом Кианг-Нана.

В многих частях провинции Кианг-Нана находятся мосты чрез канал, некоторые построены из красного гранита, в котором находится много шпату; а иные из обыкновенного серого мрамора. У иных своды совсем круглы, у других еллиптической фигуры, которой верх находится на самом конце свода. Иные также сделаны на подобие подковы; и тогда широкая Часть бывает на верху свода. Камни употребляемые на построение сводов Китайского моста не четвероугольны, и не оставляют в верху свода треугольной пустоты, которую закрывают так называемыми замками. На против того они [255] обрезаны углами пропорционально к дуге сводов, так что, когда, они складываются, то бывают обыкновенно соединены друг с другом.

Чтобы проехать под мостом, опускают обыкновенные мачты яхт и барок и поднимают другие, состоящие из двух больших шестов, которые соединяются в верху и расходятся внизу смотря по ширине судна, подобно двум бокам равнобедренного треугольника. Сии мачты поднимаются помощию двух железных засовов, находящихся в конце шестов и в двух столбах; сии последние стоят по бокам судна, и на каждом из них есть выемка, могущая принимать концы шестов. Эта двойная мачта очень скоро опускается для проезду под мостом; но есть мосты, которые так высоки, что можно проезжать и на парусах.

Эти мосты нужны здесь для того, чтоб было сообщение между обеими берегами канала, которые здесь покрыты городами и деревнями. Высота сводов и ступени, по которым на них всходят, не позволяют взъехать туда каретам на колесах, но таких карет очень мало и их редко употребляют; ибо самые тяжелые товары и большая часть пасажиров ездят реками и каналами, которые находятся во всякой части Государства.

Под одним мостом сделано сообщение большего канала с другим меньшим, которому он дает воду; и это сообщение не мешает ни тем, которые идут по мосту, ни тем, которые тянут барки. [256]

Улицы города Зу-Шоо-Фоо разделены так же как и в Венеции каналами, которые все идут от главного канала, и на каждом из оных построен мост. Яхты и суда Англичан должны были три часа проезжать предместия Зу-Шоо-Фоо, чтоб дойти до стен города, подле которых очень много находилось судов выставленных на сушу. На одном пустыре было около шестнатцати таких, которые делались на земле, одно подле другого и подымали двести бочек грузу. Канал проходит под городскими стенами посредством сводов, подобных тем, которые находятся в стенах Батавии.

Город Зу-Шоо-Фоо кажется очень велик и многолюден. Домы хорошо построены и изрядно украшены. Жители по большой части одеты в шелковые материи, кажутся быть щастливыми и богатыми. Однакож говорят, что они не довольны тем, что Двор не обитает более в Нан-Кине, который будучи в недальнем от них расстоянии, был прежде столицею Империи; и в самой вещи должно, чтоб важная политическая причина побудила Государя предпочесть северную провинцию Пе-Ше-Лее, лежащую на границах Татарии, той части своих владений, которую натура наделила всеми выгодами климата, земли, и ее произведениями, и где она сама приведена в совершенство искуством и промышленностию. Путешественники назвали Зу-Шоо-Фоо Китайским Раем; и в народе есть пословица, что: — «над нами есть небо, а у нас «Зу-Шоо-Фоо». [257]

Женщины в Зу-Шоо-Фоо показались Англичанам прекраснее, миловиднее и одеты лучше большей части тех, которых они видели в северных странах Китая. Это без сомнения от того, что там будучи принуждены обработывать не столь плодородную землю, разделять тягостные труды мущин и питаться грубою пищею, и не имея также времени заниматься собою, получают они грубой цвет, и портят лице свое более тех, которые живут не далее тритцати градусов от Екватора. Дамы в Зу-Шоо-Фоо носят иногда на передней части голов маленькой чепец из черного атласа, которой сходится углом между бровь, и украшается блилиантами. Они носят так же серги из хрусталя или золота.

Недалеко от Зу-Шоо-Фоо находится большее озеро Тан-Гоо, окруженное цепью высоких гор. Это озеро снабжает жителей Зу-Шоо-Фоо множеством рыбы, и служит им сверх того для публичных собраний и увеселений. Тут множество ботиков, употребляемых для прогулки, управляются одного женщиною; в каждом ботике есть весьма чистая горница, и думают, что те, которые ими управляют, имеют не одно это ремесло. Озеро Тан-Гоо отделяет провинцию Киант-Пан от провинции Ше-Киант, к главному городу, которой Посольство уже приближалось.

По ту сторону Зу-Шоо-Фоо видны были шелковичные плантажи весьма пространные и подобные лесу. Так же между шелковиц находилось несколько сальных дерев. Из плода [258] этого дерева, которое Линней называет croton sebiferum, получают Китайцы некоторый род жиру, из которого по большей части делают они свои свечи. Этот плод похож с виду на плющевые семена. Когда он созревает, то шишка разделяется на две, а чаще на три части, которые упавши обнаруживают такое же число косточек соединенных каждую порознь с деревом и покрытых густою как снег белою материею: что составляет прекрасной контраст с древесными листьми, которые в это время года бывают красного цвета, смешанного с пурпуровым и алым цветами. Эти косточки раздавливают и варят в воде для того, чтобы извлечь из них то густое и жирное вещество; и свечи, которые из оного делают гораздо тверже сальных и ни мало не воняют. Однакож они не могут сравниться ни с восковыми, ни с спармацетными. (Из китового жиру).

Сие последнее вещество совсем неизвестно Китайцам. Так же не умеют они белить воску; а тот, который там белят, употребляется только на пластыри и мази. Для восковых свеч, которые делаются в Китае, употребляют воск получаемый от насекомого, питающегося на деревце кипре (troene), которое мы описали в главе о Кохинхине. Этот воск сам по себе бел и так чист, что не дает от себя дыму: но его сбирают столь мало, что он очень дорог. Дешевые свечи делаются из обыкновенного сала, и они так не прочны, что не льзя их употреблять не покрыв тонким [259] слоем травяного сала или воска; иногда красят их снаружи в красную краску.

Китайцы делают фитили из разных материй. Те которые они употребляют для светильников своих, бывают троякого рода: амиантовый, которой горит и не теряется, чернобыльниковый (Artemisia.), волчцовый (Carduus maraeus.), который употребляется и для огнестрельных оружий. Но для свеч употребляют они легкое и удобнозагорающееся дерево, которое будучи проколото с нижнего конца, втыкается на железную спицу, укрепленную на верху шандала который вместо того, чтоб быть пустым, плоской. Эта спица держит свечу так, что нет нужды в трубке. Економической дух Китайцев заставляет их думать, что такая форма их шандалов заменяет низшему классу народа то, что он называет светец; так же думают, что свеча сим средством десятою частию меньше теряется.

Говорят, что сальное дерево пересажено в Каролину и расплодилось там также, как и в Китае. Одно только это дерево росло на берегу большого канала в том месте, где тогда было Посольство, где канал не имел почти никакого течения, и был столь широк, что каменный мост, который чрез него переходил, имел не менее девяноста сводов.

От Зу-Шоо-Фоо до Ган-Шоо-Фоо, то есть на расстоянии девяноста миль, имеет канал [260] возле от шестидесяти до ста сажен ширины, берега его выкладены камнем. И все места, чрез которые он здесь проходит, столь же прекрасны и богаты, как и прежние.

Яхты остановились в одной деревне подле Ган-Шоо-Фоо для принятия нового Кантонского Вицероя, которой приехал на своем судне и посетил Зун-та-Цгина и Посланника. Казалось, что Вицерой Шаунг-та-Цгин был человек любезных свойств и доброго нрава. Он мало занимался теми преимуществами, которые имел от сродства с Императором и от чина Генерал-Губернатора двух провинций Кан-Тунга (Или Кантон.) и Канг-Зее. Он подтвердил то, что сказал Зун-та-Цгин о расположении и приказаниях Императора, в пользу Англичан и сам уверял в собственной своей к ним благосклонности.

Читатель заметит, что собственные имена, означенные в сем сочинении, состоят все из одного слога, и не соединены с прозвищами, означающими звание или титул Китайцев, и каждое слово Китайского языка равным образом однозвучно. Такие приложения очень нужны Китайцам, потому что имена их не заключают в себе никакого отличия фамилий, и не более ста фамильных имен известны в Китайской Империи, которых выражение употребляется иногда вместо собирательного имяни целой нации. Однако некоторые частные люди принимают в иных случаях, или обстоятельствах [261] названия, означающие какое нибудь достоинство или приводящие на память какое нибудь происшествие. Хотя имена фамилии имеют и во всяком классе, но не смотря на то одинакие имена показывают некоторое отношение между теми которые их имеют, и которые взаимно могут посещать друг друга, почитая себя происшедшими от одних предков.

Китаец редко или почти никогда не женится на женщине, имеющей с ним одну фамилию. Но сыновья и дочери двух сестр вышедших за муж за людей разного имяни часто вступают в брак друг с другом.

Имена в Китае никогда не показывают отличия; здесь нет наследственного дворянства, но всякой весьма занимается своею генеалогиею. Тот, кто может доказать древность предков своих, отличившихся добродетелями, услугами отечеству и достоинствами полученными ими от правительства, тот, говорю, почитается более, нежели кто нибудь из новых дворян; так же и с теми, которых считают потомками Конфуция, поступают с особенною почтительностию, и Императоры даже пожаловали им некоторые привиллегии. Почтение к знатному происхождению столь обще, что Государи часто жаловали чинами мертвых предков отличившегося человека.

В Китае не упускают ничего такого, чтобы могло заставить делать добро и воспрепятствовать злу; и к тому равномерно употребляют как обещания похвалы, так и угрозу поношения. Здесь есть общественный список, [262] называемый Книгою достоинств, в которой вписывают разительные примера хорошего поведения, и в титулах отличенного человека особенно упоминают сколько раз имя его было внесено в эту книгу. С другой стороны тот, кто делает дурное, уничижается, и не только имеет малый титул, но и должен так же присоединить к своему имени и тот поступок, за которой он наказан.

Сии установления сделаны только для Мандаринов, которым Император дает власть на то, чтоб они употребляли ее для щастия народа. - Естьли власть сию употребляют во зло, и естьли народ терпит больше нещастий, чем сколько их соединено с натурою обществ, то это по большей части от того, что человек не имеет довольно физических способностей дабы воспрепятствовать поверенным своим обманывать свою бдительность и портить свои намерения. — воспрепятствовать по крайней мере так, чтоб народ не имел причины его некоторым образом порицать.

Кроме чинов данных Императором Шарит-то-Зуну, получил он самое лестное из всех названий от жителей провинции Ше-Киант, которые в воздаяние ему за то, что он милостиво и благодетельно управлял ими, назвали они его вторым Конфуцием.

9-го Ноября 1793 года прибыл Вицерой с Зун-та-Цгином и Посланником в Ган-Шоо-Фоо.

Список растений набранных в провинциях Шан-Тунге и Ктанг-Нане:

Equisetum. Prele, Хвощ. [263]

Fraxinus. Frene. Ясень.

Mimosa. Acacie. Мимоза.

Rottbollia. Rottbolle. Роттбеллия.

Holcus. Millet. Следник.

Anthistiria ciliaris. Anthistirie ciliee. Антистрия.

Cannabis sativa. Chanvre ordinaire. Конопля.

Salix. Saule. Ива.

Cucurbita citrullus. Posteque. Арбуз.

Myrophyllum spicatum. Volant-d’eau epie. Тмолистник колосистой.

Amaranthus caudatus. Amaranthe a longs epis. Амарант длинной.

Morus papyrifera Murier a papier. Шелковица.

— — — — — — другого рода.

Viola. Violette. Фиалка.

Chrysanthemum Indicum. Chrysene des Indes. Златоцвет Индейской.

Inula japonica. Aulnee du Japon. Девесил Японской.

Artemisia. Armoise. Чернобыльник.

Prenanthes. Гусянка.

Medicago lupulina. Luzerne houblon. Мидянка хмелевая

— — Falcata. Luzerne falciforme. Мидянка кривая.

Trifolium melilotus. Melilot. Донник.

Astragalus. Astragale. Вихрица.

— — — — — — другого рода.

Oeschynomene. Agati. Стыдянка.

Phaseolus. Haricot. Фасоль.

Dolichos cultratus. Dolique en couteau.

Gossipeum. Cotonnier. Хлопчатая бумага.

Geranium. Geranium. Муравлинник.

Cleome viscosa. Mozambee visqueux. Клеома клейкая. [264]

Sisymbrium amphibium. Sisymbre amphibie. Гулявник.

— — — — — — другого рода.

Vitex negundo. Gatilier decoupe. Систян.

Clerodendrum. Peragu. Горян.

Lindernia Japonica. Linderne du Japon. Линдерния Японская.

Antirrhinium. Mufflier. Жафей.

Mentha Canadensis. Menthe du Canada. Мята Американская.

Leonurus Sibiricus. Agripaume de Siberie. Космян Сибирской.

Ocymum. Basilic. Базилик.

Potentilla. Potentille. Сребрянка.

Crataegus. Alizier. Боярышник.

Stellaria. Stellaire. Звездочник.

Melia. Azedarach. Мелия.

Sophora Japonica. Sophore du Japon. Софора Японская.

Orisa sativa. Riz cultive. Сорочинское пшено.

Berberis Cretica. Vinettier de Crete. Барбарис Критской.

Tamarix. Tamaris. Гребенщик.

Chaenopodium aristatum. Chenopode ariste. Мар остистая.

— — — — — — — une deuxieme espece — — -

Celosia argentea. Passe-velours argente. Целозиа беловатая.

Evonymus. Fusain. Берескледина.

Solanum nigrum. Morelle. Типки.

Convolvulus. Lizeron. Повсень.

Cistus. Ciste. Ладанник.

Rubus cordifolia. Ronce a feuille en coeur. Ежевика сердцемитная. [265]

Arundo phragmites. Roseau a balais. Тростник.

Cynosurus indicus. Cretelle des Indes. Шишник индийской.

Poa chinensis. Paturin de la Chine. Мятлик Китайской.

— — — — — — другого рода.

— — — — — — третьего рода.

Panicum dactylon. Panis chien-dent. Бор собачий.

— — — — — Crus galli. Panis pie-de-poule. Птичий.

Scirpus automnalis. Scirpe d’automne. Камыш осенний.

— — — — — Miliaceus. Scirpe miliace. Кам. простой.

Cyperus difformis. Souchet difforme. Ситник разновидной.,

— — — — — — — Iria. Souchet a epillets alternes.

Ситник колосистой.

— — — — Odoratus. Souchet odorant. Ситн. пахучий.

— — — — — — — другого рода.

— — — — — — — третьего рода.

Schoenus aculeatus. Choin aiguillonne. Очеред иглистой.

Lycopus europoeus, Lycope d’Europe. Волчак.

Verbena officinalis. Vervene officinale. Железник.

Veronica anagalis. Veronique anagallide. Вероника.

Thuya pensilis, nouvelle espece. Thuya a fruits pendans. Жизненное дерево.

Kylingia monocephala. Killinge monocephale. Килинтия дерево.

Justicia procumbens. Cormantine tombante. Юстиция лежащая.

Ilex. Houx. Падуб. [266]

Trapa. Macre. Водяной орех.

Paspalurn. Paspale. Яглох.

Polygonum lapathifotium. Polygone a feuiles d’ oseille. Спорыш.

Polygonum dumetorum. Polygone des haies. Спорыщавельной.

Polygonum amphibium. Polugone amphibie. Низкой водяной перец.

— — — — — Perfoliatum. Polygone perfolie.

Saccharum. Canamelle. Сахар.

Leersia. Lerse. Леерсия.

Dianthus Plumarius. Oeillet lacinie. Травянка перистая.

Penthorum. Tourette. Туретта.

Oxalis corniculata. Surelle corniculee. Кислянка рогатая.

Agrimonia. Aigremoine. Репик.

Rosa. Rose. Роза.

Nymphoea nelumbo. Nenuphar nelumho. Нелумбо.

Thea. The. Чай.

Stratriotes. Журин.

Marchantia. Hepatique. Марканция.

Hypnum. Hypne. Мох.

Chara. Charagne. Тина.

Phyllantus. Niruri Листоцветень.

Croton sebiferum. Croton porte-suif. Кротон жирной.

Agyneja impubes. Агинея гладкая.

Najas marina. Naiade marine. Наяда морская.

Valisneria spiralis. Valisnere en spirale. Валиснерия.

Menispermum trilobum. Menisperme trilobe. Мениперм лопастой.

Andropogon. Barbon. Бородник. [267]

Cenchrus. Racle. Крючан.

Ficus pumila. Figuier nain. Смоковница низкая.

Pteris serrulata. Fougere dentelee. Орляк зубчатой.

Pteris semi-pinnata. Fougere semi-pinnee. Орляк перистой.

— — — — — Caudata. Fougere acuminee. Орляк длинной.

Asplenium. Celerach. Стенник.

Woodwrdia. Woodwarde Smith. Воодвардия.

Polypodium hastatum. Polupode haste. Thunb. Папоротник Колейной.

Polypodium falcatum. Polypode falciforme. Thunb. Папорник косой.

— — — Une deuxieme espece. Второй род оного.

Davallia chinensis. Davalle de la Chine. Smith. Даваллия.

Trichomanes chinensis. Tricomane de la Chine. Китайск. мох.

Marsilea quadrifolia. Marsile a quatre feuilles. Марсилея четырехлистная.

Marsilea natans. Marsile flottante. Марсилея пловучая.

Azolla filiculoides. Azolle filiculoide. Lamarck. Азолла.

Lycopodium cernuum. Lucopode penche. Плаун.

— — — — Une deuxieme espece. Второй род оного.

Laurus camphora. Laurier camphrier. Канфорное дерево.

Triticum. Bled. Пшеница.

Morus alba. Murier blank. Шелковица белая.

— — — Nigra. Murier noir. Шелковица черная.

Fagus castanea. Hetra chataignier. Бук. [268]

Viscum. Gui. Омела.

Nicotiana tabacum. Nicotiane-tabac. Табак.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие во внутренность Китая и в Тартарию, учиненное в 1792-м, 1793-м, 1794-м годах лордом Макартнеем, посланником английского короля при китайском императоре, Часть 3. М. 1804

© текст - ??. 1804
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001