-

ПРОДОЛЖЕНИЕ О ТИБЕТЕ.

Город Лагасса, составляющий столицу сего государства, нарочито велик и многолюден, в коем кроме именитейших тамошних чиноначальников и Китайских Мандаринов, живет множество Кашемирских и Китайских торговых людей, также художников и ремесленников, и куда ежедневно собираются иностранные купцы, приезжающие с разных мест порядочными караванами и порознь. Так называемая в Тибете Великая река, известная более под именем Барампутер протекает у самых городских стен; источник ее полагает От. Дюгальд в Кашемирских горах, без сомнения в том месте, откуда истекает река Ганг, и по свидетельству его оная совершив течение свое чрез Тибетские равнины, входит поворотясь к полдню, в Ассамское владение и впадает по догадкам его где нибудь в Индейское море в Пегю или Аракане. Ныне же мы по самым достоверным известиям знаем, что река сия в средине [380] Ассамы направляет свое течение к западу и оставляя сию область у Рангаматти, входит в Бенгальские земли и протекая далее к полудню, соединяется с Гангесом. Сии две слившиеся вместе великие реки, составляют самую прекрасную и самую большую может быть на земли реку, впадающую в залив Бенгальские страны и столько красоту и плодородие ее умножающую, что оную можно назвать земным раем, как ее и действительно Мунгалы называют.

Главные торги из Лагассы в Пекин производятся караванами, в два года в оба конца единожды обращающимися, что и не удивительно; ибо расстояние между сими двух Государств столицами составляет около 2000 Аглинских миль (или 3500 Российских верст); но вестники, отправляемые из Пекина в Лагассу, переезжают сие самое расстояние в три недели, что изъявляет весьма порядочное Китайских почт учреждение. В Сибирь производится также торг посредством караванов, отправляемых оттуда в Селинг и обратно, под которым без [381] сомнения надлежит разуметь город Селенгинск, лежащий по свидетельству российских путешествователей не далеко от Байкала озера. Сие объясняет одно обстоятельство упоминаемое г. Белем: ему случилось некогда во время своего путешествия видеть недалеко от Селенгинска у берегов реки сего же имени одного человека, который покупал тут у мальчика наловленную рыбу, и оную обратно в воду пущал; сие обстоятельство и отменной вид сего человека заставили г. Беля думать, что он должен быть Индеец, и он вступя с ним в разговор, действительно уверился о справедливости своей догадки. Сей человек объявил о себе, что он зашел туда и был уроженец Мадрасской и два года уже странствует, и при том рассказывал ему о поселившихся в Мадрасе Агличанах, коих он всех поименно знал. Сей странствующий Индеец был без сомнения Факир или Суниасси зашедший из Бенгал в Тибет, а оттуда с караванами отправившийся в Селенгинск, где его г. Белль нашел. Надобно примечать что Индейцы весьма искусно [382] умеют претворятся и часто под видом набожества уловляют благоприятные случаи пользоваться земными прибытками. Факиры, вознамерившиеся странствовать, берут обыкновенно с собою жемчуг, кораллы, пряные коренья и другие подобные товары, кои променивают они в других местах при возвратном своем пути на золотой песок, мскус и тому подобные вещи; таковые же товары зашивают они в свое платье, и производят в рассуждении обильного количества оных нарочито изрядной и выгодной для себя торг. Гессеньги знаменитейшие в духовенстве их монахи, нежели Факиры торгуют не столь потаенным образом, как они и при том гораздо выгоднее.

Обстоятельное описание торговли в сем письме невместно, но краткое известие о тех источниках, из коих столь бедная и неплодородная по видимому земля почерпает способы к своим выгодам и великолепию необходимо здесь нужно, и без оного краткое сие начертание будет [383] конечно несовершенно. Тибетанцы производят с соседями своими торги состоящие по большой части в лошадях, свиньях, каменной соли, простом сукне и проч. и кроме сих товаров имеют они четыре главные оных рода, на которые свободно и всегда могут выменивать всякие иностранные нужные для себя вещи. Первой из них, хотя и не самой важной, состоит в некоем роде коровьих хвостов, находящихся у Персов, Индейцев и других восточных народов в великом уважении. Сей род коров есть отменной от всех мною в других землях видимых; они рослее обыкновенных Тибетских, имеют маленькие рога и гладкую спину, белую шерсть подобную мяхкостию своею шелку, и хвост весь из длинных волосов и похожий со всем на изрядной конской хвост, от коего разнящей токмо тонкостию своею и блеском. Г. Богел послал было к г. Гестингсу две таковые коровы, но оные не дошед Каликуты на пути пали. Хвосты их продают весьма дорого и будучи оправлены у рукоятки серебром [384] употребляются вместо махалки для отгонения мух; никакой знатной Индеец не выходит со двора, и не принимает никого чиновно в свой дом, не имея при себе двух стражей с сими орудиями, к защищению его вельможности от налюту мух.

Другой род главных их товаров состоит в шерсти, из коей делают тут шаул самую тонкую и нежнейшую материю, которая не токмо в восточных странах в великой чести, но и в самой Англии высоко почитается. До поездки г. Богела в Тибет, мы и в самых Бенгалах мало вразумлены были о сей материи, которая привозилась сюда всегда из Кашемиры, где и думали, оная из тамошнего произведения делается но не зная прямого ее состава, иные утверждали, что оную делают из шерсти особливого роду коз, а другие будто из грудного вельблюжего пуху и тому подобного. Г. Богел разрешил сомнение и сообщил нам достоверное известие, что оная делается из шерсти Тибетских овец. [385]

Г. Гестингс имел у себя в зверинце одну или две из оных в то время, когда я выехал из Бенгал. Они собою не велики и кроме широкого хвоста отличаются еще от обыкновенных шерстью превосходящею тонкостию своею, мягкостию и длиною все другие в свете. Кашемирцы содержат во всех местах Тибетского владения своих прикащиков, кои скупают сию овечью шерсть и отправляют оную к своим хозяевам в Кашемиру, где из оной делается помянутой шаул, столь же для них полезной и прибыточной, сколько и для самых Тибетанцев.

Мускус столь известной в Европе и не требующий потому дального описания, составляет третий род их коренных товаров; звери, из коих оной вынимается, водятся в Тибетских горах обильно; но по елику они чрезмерно дики и живут по большой части так сказать в вертепах, то ловля их сопряжена с немалым трудом и опасностию. Мы получили из Каликуты свежий в настоящем своем [386] мешочке мускус превосходивший сильным своим запахом все в Европе продаваемые, где их почти всегда подделывают.

Последний главный Тибетской торг состоит в песчаном золоте, коего великое множество вывозится из Тибета. Оное же находится около берегов так называемые Великие реки и других речек из гор выходящих. Количество сего собранного песчаного золота, хотя в отношении к народной пользе, и довольно велико, однако частным людям, в собирании оного упражняющимся не большую приносит прибыль. В северных же странах сего государства находятся и золотые рудники, собственно токмо Далай-Ламе принадлежащие, кои отдаются на откуп. Золото из оных добываемое находится как и везде почти, в самом чистом металлическом виде и оное надлежит токмо отделить от шпату и камня орлеца, в коем оно сидит. Г. Гестингс имел у себя с Тибетских рудников штуф, присланной к нему [387] из Каликуты, величиною с бычачью почку, коего жилки были чистого и мягкого золота, в голыше или твердом кремнистом камне; он велел оной распилить и нашел всю его внутренность самым чистым золотом испещренную. Хотя золото в Тибете находится в обильном количестве и не переделывается на деньги, однако в торговле занимает место оных и мешочки наполненные золотым песком служат для покупки всяких товаров столь же удобным средством как в других местах деньги из оного деланные. Китайцы ежегодно великое множество выменивают оного на свои рукодельные товары и земляные продукты у Тибетанцев.

Желал бы я и о растениях сей земли сообщить краткое известие; но по нещастию я об оных писать не могу, а уповаю, что г. Богел не преминет возвестить нас как о сих, так и других важных достопамятностях сей столь мало Европейцам известной земли. Он прислал к нам в Каликуту некоторых тамошних растений, [388] семена, зерны, и плоды, из которых часть в целости довезена и кои я отведывал; сии плоды видом похожи на Европейские персики, яблоки и груши; но вкусом противны, хотя на них в Бенгале и с жадностию сперва смотрели.

Я оканчиваю сим свое письмо и надеюсь, что вы государи мои возрите благосклонно на сие слабое мое начертание, предмета столь нового и столь любопытного, требующего лучшего и совершеннейшего пера, нежели каково есть мое. В заключение же оного прилагаю здесь перевод с подлинного письма Тайшу-Ламы, писанного им к г. Гастингсу чрез нарочного посланника, приезжавшего для испрошения мира Деб-раю. Я имел оное сам по должности моей в руках и с дозволения губернаторского списал.

Подлинник сего письма был на Персидском языке; по тому что Тибетский хотя по свидетельству многих изобилен и выразителен, но в Бенгалах оной никому не сведом. Писание сие поелику есть от такого двора, о коем в западном свете столь [389] много говорят, но столь мало оной знают, долженствует возбудить у каждого любопытство и внимание; блестящая всюду во оном справедливость, сопряженная с человеколюбием и кротостию, простой но важной и без всяких метафор (столь в других восточных странах употребительных) слог, обнадеживают меня наперед, что оное будет принято с любопытством или по крайней мере покажет образ мыслей и рассуждений отдаленного от нас Тибетского народа.

Перевод письма Тайшу-Ламы, писанного им к г. Гестингсу, Губернатору Бенгальскому, полученное в Каликуте 29 Марта, 1774 года.

«Дела здешние страны находятся в цветущем и благополучном состоянии: я денно и нощно упражняюсь в изыскивании средств, споспешествующих вашему щастию и благосостоянию. Услыша от приехавших из вашея страны о громкой вашей славе, сердце мое [390] подобно цветам весны, преисполнилось радости, веселия и удовольствия. Благодарите Бога, что звезда вашего щастия восходит; благодарите его, что тишина и благоденствие окружают меня и дом мой. Не мне отягчать, а еще менее гнать кого; правила нашего закона и сан мой повелевают мне пренебрегать оживляющий нас сон, если одному из нас последует какая, несправедливость. Я известился, что вы в человеколюбии нас превосходите; будьте же ныне украшением седалища правосудия и могущества, дабы сыны человеческие возрадовались под сению лона вашего о благословении ниспосылающем им мир и благоденствие. Я готовый к вашим услугам есмь Рая и Лама здешние земли, владеющий великим числом подданных, о чем вы без сомнения от приезжающих к вам из наших стран людей слышали. Возвестясь неоднократно, что вы с Даг-Террия во вражде, к которой, как говорят, худые его поступки и учиненные грабительства на рубежах ваших, были поводом, совершенно уверен, что сей дерзского и [391] неукротимого нрава человек, изобличенные уже и прежде в подобных неистовствах, был сам тому виною и что злодейства его паки отринулись и принудили вас послать противу его ваше мстительное воинство, долженствующее его наказать за грабежи и опустошения, причиненные на рубежах Бенгальской и Багорской областей. Ныне союзники его попраны, множество в войске людей его перестреляно, три крепости взяты и он уже достойно наказан. Победа, одержанная над ним вашим войском, яснее самого солнца; от вас зависело искоренить его в два дни совершенно, и он никак не мог силе вашей сопротивляться. Я беру ныне на себя звание его посредника и вам представляю, что реченный Даг Терриа есть подданной Далай-Ламы правящего сею страною с неограниченною властию (коего все правление препоручено ныне мне по причине младости его), а потому если вы не оградите себя от мщения и не запретите продолжать разорений в его владении, то сие огорчит Далай-Ламу, и вы обратите всех [392] противу себя его подданных. Я вас прошу из уважения к своей вере и обычаям оставить свою к нему вражду, что я почту за самой чувствительной знак вашей ко мне благосклонности и дружества. Я выговаривал сему Даг-Терриа за худые его поступки и сильно наказывал избегать вперед оных и уступать вам во всех вещах. Я надеюсь совершенно, что он сии мои увещания обратит в свою пользу; вас же прошу явить к нему снисхождение и милость. Что принадлежит до меня, то я не иной кто как Факир, и по обыкновению своего устава молящийся с четками в руках о благосостоянии человеческого рода, о мире и благоденствии жителей страны с ее, и просящий вас еще с непокровенною главою оставить вперед всю вражду на Даг. Я почитаю за излишнее писать к вам пространнее; вручитель сего письма, который есть Гуссейн (Сие имя знаменует духовную особу Индостанской секты.), объявит вам обо всем обстоятельнее; [393] и я надеюсь, что представление и прозьбу мою вы уважите. В сей стране мы все молимся всемогущему. Мы бедные твари не можем ни в чем сравниться с вами; имея в руках некие мелочи, посылаю к вам их в знак памяти, и надеюсь, что вы оные в залог моего к вам дружества не отринете.

пер. Петр Богданович.

Текст воспроизведен по изданию: Продолжение о Тибете // Академические известия, № 4. 1779