№ 62

1757 г. августа 29 — октября 4. — Журнал пребывания в Пекине курьера В. Ф. Братищева

/л. 5/ Журнал бытности в Пекине советника канцелярии Братищева 29-го дня августа 1757 года.

Накануне онаго числа советник канцелярии за пристойно рассудил с последняго наслега, именуемаго Шахе, за 50 китайских верст до Пекина определеннаго от мунгальскаго главнаго управителя для препровождения в дороге стольника Саен Куна, наперед послать в Мунгульской приказ, в котором обыкновенно российские дела принимаются соотвестием о себе и для взятия уведомления, куда при первом случае ему, Братищеву, с своею свитою приехать надлежит, а получа ответ, означеннаго.

29 августа прибыл в Пекин на Посольской российской двор ¹, в котором ни одного покоя, годнаго к житию не нашел, ибо потолоки выломаны, окна [171] перепорчены, 11 и везде одно только опустошение видимо. По той причине советник канцелярии помянутаго стольника Саен Куна посылал в Мунгальской приказ объявить с учтивостью, что в покоях, на Посольском российском дворе жить невозможно, против чего обещали починкою оные исправить. Между тем как он, Братищев, так и секунд-майор Якобий по согласию архимандрита Амвросия ² в российском монастыре в кельях стали. Он, архимандрит, по сообщению ему пред приездом советника канцелярии в Пекине за несколько дней от патера Гобеля ³, при *первом свидании Братищеву дал знать, коим образом богдыхан по получении в помянутом августе месяце из Правительствуюшаго сената от 20 маиа* сего года листа о зенгорцах ⁴ весьма озлобился на Россию, и, будучи в запальчивом стремлении, повелел в грубых терминах ответной лист отправить, замышляя многолюдное войско /л. 6/ к российским границам послать, по тому случаю о данном позволении в пропуске в Пекин российских куриеров в раскаяние приходил.

Того же 29 дня августа после полудни, присланы от имени дажинов или присудствующих главных персон в Мунгальском приказе два заргучея или чиновные канцелярские служители с конфектами и фруктами к обоим российским куриерам и по изъявлении приветственных слов извинялись о вышепомянутых на Посольском дворе покоях, обнадеживая, что приказано оные починить. Потом спрашивали, когда намерение есть листы от российскаго Сената подать. Понеже де богдыханово величество во отсудствии за охотою обретается, то по переводе листов надобно о содержании оных доклад к его величеству отправить.

Под сии речи Братищев время ко вручению листов предал на волю превосходительных /л. 6об./ господ дажинов, свою же к тому готовость того самаго момента представил. Оные заргучеи приняли то на репорт своим командирам, а ввечеру и уведомили, что завтрешней день к принятию листов назначен.

Потому 30 дня августа советник канцелярии, получа известие о присудствии в Мунгальском приказе четвертаго члена Ледажина /ибо протчие главные заседающие в том приказе персоны при хане на охоте обретаются/, на присланных казенных лошедях в своей свите в оной приказ прибыв у вторых ворот, где много нижних канцелярских служителей стояло. Сошед с лошеди в четырех персонах, именно с секунд-майором Якобием, переводчиком Сохновским и толмачем Шериным, следовал сквозь третьи вороты к зале, пред которою на дворе встретил заргучей с другим чиновным приказным /л. 7/ служителем и, поздравя, с стороны тою же сами пошли. А как советник канцелярии в присудственное место вступил, то означенной Ледажин при предстоящих в довольном числе чиновных приказных людях встал с своего места да половины залы в ласковых видах встречю сделал, подав свои руки ко обнятию рук Братищева, которой при сем случае следующий комплимент говорил.

Имею честь от Правительствующаго всероссийскаго сената при дружебном поздравлении три листа вашим превосходительствам подать. Я не сомневаюсь, что по прочтении оных листов высокаго хинскаго двора министры отличную благосклонность ко мне показать изволят.

По пересказании сего комплимента на манжурском языке переводчиком Сохновским, Братищев, взяв у секунд-майора Якобия три листа и, приподняв /л. 7об./ оные к своей голове, подал ему, Ледажину, которой, с таким же почтением приняв, спросил о здравии господ российских сенаторов и, услыша о благополучном их состоянии, пошел к своему месту садиться, указав на поставленные с левой стороны неподалеку от заседательнаго полка две скамейки, покрытые красным сукном, на которые советник канцелярии и секунд-майор [172] Якобий сели. Он, Ледажин, положа подля себя на столе листы, сказал, что по переводе дела рассмотрены будут. На то Братищев, показав знак учтивости, пристойно благодарил за удовольственное от границы до Пекина препровождение. А после подчивания чаем, как сказано было, что теперь советник канцелярии о делах говорить ничего не имеет. Братищев немного помешкав, поднялся возвращаться, изъявляя свое почтение. Тогда оной Ледажин паки с своего места встал и мало не до дверей залы проводил, обняв поданные руки советника канцелярии с ласковостию, /л. 8/ от залы же до последних ворот два заргучея провожали.

Того же 30 дня августа присланы мастеровые люди починивать на Посольском российском дворе покои, да определены на каждой день бытности здесь российских куриеров 12 казенных лошадей по числу свиты советника канцелярии, состоящей с ним в двенатцети человеках, для выезда или посылок за нуждами.

31 дня августа принесено из Мунгальскаго приказа кормоваго серебра на девять дней на обоих куриеров по 5 чин и по 5 фунов, еже учинить российским счетом на персону по 88 1/2, а на протчих десять человек по 5 фунов, сиречь по 8 1/2 на человека.

Сего же дня определены к российским куриерам два пристава, заргучей Фалой, да битеши или канцелярист Фулой с двумя башками или пятидесятниками. А у передних ворот в российском Посольском дворе под образом охранения куриеров /л. 8об./ поставлено на караул служивых людей конницы 40 человек, пеших 20 человек, да над ними ундер-офицеров 8 человек, которые все чрез двои сутки переменяются.

3 дня сентября по полудни приехали в квартиру к советнику канцелярии два заргучея, один Минлой из китайскаго Сената, а другой Санлой из Мунгальскаго приказа и при свидании объявили именем своих дажинов, что переводы с присланных от Российскаго сената листов посланы к богдыханову величеству, а что сверх содержания оных листов поверено советнику канцелярии говорить, о том бы им, заргучеям, сообщил, а они своим дажинам донесут. От дажинов же доложено будет их государю, дабы время утрачено не было, ибо богдыханово величество далеко на охоте находиться изволит и при нем те знатные министры, кои российские дела ведают, обретаются.

На то Братищев ответствовал, что в листе Правительствующаго /л. 9/ сена та он превосходительным хинским министрам акредитован, следовательно, по имеющейся между обеими империами дружбе благопристоит ему, Братищеву, о вверенных от верховных российских сенаторов делах персонально господам дажинам представлять, и в которое место они благоволят ему приказать приехать, он то с почтением исполнить готов, не хотя нимало времени упускать. Ежели же бы оное да щастливым отсудствием его богдыханова величества, в чем иногда и продлилось, то ежи ль в высокой его воле состоять имеете, желательно есть наипаче полезное течение дел между обоими государствами.

Все ровно отозвались заргучей, что министрам, что им о тех делах, кои в листах не изображены, говорить понеже они точно о всем своим министрам перескажут. Ныне многие знатные дажины на охоте при их государе обретаются и долго тамо пробудут, разве не намерен ли советник канцелярии /л. 9об./ их возвращения в Пекине дожидаться.

Братищев повторяет, что самой порядок требует того, чтоб он, будучи от верховных российских сенаторов акредитован о тех делах, кои в листах не изображены, и о тех, которые в листах содержутся, к лутчему изъяснению непосредственно господам дажинам представлял. Не без опасения мнится в том, чтоб в разговорах чрез разные руки о государственных делах чего проронено [173] не было. Хотя многие знатные дажины в отлучении находятся, однако не без таковых персон и здесь имеется. И которому министру здесь в Пекине или при дворе от богдыханова повелено будет о российских делах говорить, с тою особою советник канцелярии сношение иметь должен и готов в то место, где назначится, приехать. О сих словах заргучеи, переговоря между собою тихо, хотели своим дажинам /л. 10/ донести. Братищев подчивал их чаем и конфектами, и потом они с приятностию возвратились.

4 дня сентября один из помянутых заргучеев Мунгальскаго приказа Санлой, будучи определен приставом на место заргучея Фалоя, объявил советнику канцелярии, что о держанных вчерашняго дня разговорах пребывающие здесь дажины письменной репорт к богдыханову величеству отправили на почте, и какая резолюциа последует, о том Братищеву знать дастся.

6 дня сентября по полудни оной же заргучей Санлой повестил советнику канцелярии в Мунгальской приказ ехать, и что Ледажин его тамо дожидается.

Братищев, прибыв в то место, с такою же благоприятностию и почтением, как и при первом случае, принять. А по взаимных учтивостях оной Ледажин объявил, коим образом полученным ныне от богдыханова величества указом повелено алиха амбану (Против слов алиха амбану на полях слева: президент Мунгальскаго приказа) с советником канцелярии /л. 10об./ о вверенных ему сверх листов делах говорить, и что оной алиха амбан в городе Хара-Хото, расстоянием отсюда в 300 верстах, недалеко от того места, где богдыхан на охоте забавляется, приезда Братищева ожидать будет. Того ради ему туда немедленно следовать надобно, а с ним вместе и он, Ледажин, отправится, вопрося притом, имеет ли советник канцелярии, кроме содержания присланных с ним листов, словесно о чем представлять. На то Братищев ответствовал, что ему от Правительствующаго сената повелено и о тех делах, кои в листах написаны, к лутчему изъяснению и сверх оных о других господам хинским министрам на словах предлагать, предъявя свою с радостию к той езде готовость. После сего переводчик российскаго языка манжур Фулохе ⁵ подошел к Братищеву /л. 11/ с вопросом, в чем бы словесное представление ево состояло, и услыша, что о том в своем месте предъявлено будет, замолчал. Потом Ледажин требовал знать, во скольких человеках советник канцелярии своей свиты в означенной город поедет. На то Братищев сказал, что в шести человеках ему надобно отправиться, а другую половину оставляет в Пекине при секунд-майоре Якобие и просит (Против слова просит на полях слева: Сия прозьба для того учинена, понеже никого на Посольской двор из китайцов караульные у ворот под крепким присмотром не пропущают, отговариваясь разными предлогами) Ледажина, дабы всякая свободность и выгодное пребывание им по имеющейся между обоими государствами дружбе, дозволено было. В чем подано обнадеживание, и, наконец, советник канцелярии с ним, Ледажином, согласились в понедельник, то есть 8 сентября, надлежащей путь в Хара-Хото принять.

Сего же 6 сентября архимандрит Амвросий, видясь с Гобелем и другими римскими /л. 11об./ патерами ⁶, принес от них извинение, что они дотоле не токмо с советником канцелярии видеться, но ниже присылаемаго из свиты ево к ним, принять не могут, доколе в настоящих от России с китайском двором делах последование явится. И ежели де дела полезно обойдутся, то они с Братищевым увидятся. Буде же в противность обратятся, то наперед обрекаются, ни Братищева видеть и ниже присылаемаго от него принимать. Сообща притом от патера Гобеля, что на сих днях богдыхан, известясь чрез репорт своего генерала ⁷, командующаго над войском в зенгорских землях, о данном от российскаго капитана письменном уверении, что Амур-санана в Российском [174] владении нет, немало радовался и повелел лист с похвалою за такой поступок онаго капитана в Российской сенат послать. /л. 12/

7 дня сентября советник канцелярии поручил секретно секунд-майору Якобию по отлучении своем из Пекина разведать о состоянии и числе китайскаго войска и, каким образом оное в военных случаях вооружается, о происхождениях у китайцов с зенгорским народом, и в каких обстоятельствах ныне зенгорская земля находится, и сколько при обретающемся здесь в Пекине владельце Дебачию их, зенгорцов, под Китайскую державу перешло, и о протчих примечания достойных не без основательных слухах. Оставя ему на нужное к тому употребление несколько казенной мягкой рухляди, також де осведомиться и о российских товарах, какие здесь в Пекине в лутчем почтении и которые охотно и какою ценою покупаются.

Помянутаго 8 сентября Братищев в шести /л. 12об./ человеках с определенным для препровождения в дороге Мунгальскаго приказа старшим заргучеем или обер-секретарем Улоем (у котораго в повытье российские дела имеются) с двумя переводчиками российскаго языка манжурами Фулохеем и Ганфуем и другими здешными людьми из Пекина на почте в назначенное место Хара-Хото поехал. А Ледажин наперед отправился, котораго советник канцелярии, настигши на первой станции, имел от него заочной комплимент чрез помянутых Улоя и Фулохея, а по перемене подвод и по заговаривания оных двух человек о ускорении ездою, Братищев непрекословно дальче в путь пустился.

Прибыв в 3-м часу по полуночи на уреченную станцию, с которой по утру рано, то есть 9 сентября, далее следовал, сведав на дороге, что Ледажин нарочнаго ко двору своему с репортом послал, что советник канцелярии /л. 13/ завтрешняго числа в назначенной город Хара-Хото в полдни приехать имеет. А как Братищев в город, называемой Дункху, лежащей в стене на восточной стороне, прибыл, став на отведенной постоялой двор, еще гораздо засветло. Тогда под вечер по приезде Ледажина пришли от него Улой и Фулохе с советованием о дальной езде, и чтоб в сем городе (где по наступающей ночи и восходящим тучам и от дорожнаго труда надлежало бы некоторое возиметь отдыхновение) более необходимости не мешкать и ускорить прибытием в Хара-Хото для приближающагося 14 дня сентября торжества рождения богдыханова ⁸, в почтение котораго дня всякие дела за три дни оставляются. И сие торжество шесть дней празднуется. На то Братищев, изъяснясь, что желает и хочет ко угодности /л. 13об./ богдыханова величества поступать, объявил свою готовость и теперь отсюда до назначеннаго места, несмотря на ночное время и восходящую тучу, ехать потому в самые сумерки. Только из города Дункху выехать могли, ужасной гром греметь зачал, с последующим таким пресильным дождем, что не токмо зажженные соломенные факалы у подводчиков потушал, но и епанчи, наседающих верхом, сквозь пробивал, а от сверкаемаго молния лошеди спотыкались и падали. В такой непреставаемой грозе, едва до деревни расстоянием в десяти китайских верстах от означеннаго города, добраться и в лавке несколько укрыться могли.

Спустя после того немного времени, и оной Ледажин в коляске туда прибыл, потребовав к себе тотчас означенных обер-секретаря Улоя и переводчика Фулохея. И видя при продолжающейся жестокой /л. 14/ непогоде дорогу, наполнену лужами, и что по такому приключению езда далее воспрепятствована, приказал им Братищева на постоялой двор препроводить, взяв и себе в другом месте покой. В сию ночь он, Ледажин, послал на почте переводчика Гянфуя к своему двору с письменным репортом, видно из предидущаго, что со извинением о невозможности за незапным случаем прибыть советнику канцелярии на уреченное им, Ледажином, время в определенное место Хара-Хото. [175]

Из сих обстоятельств советник канцелярии мог дознаваться, что богдыхан нетерпеливо желает слышать, в чем поверенная сверх листов коммиссиа состоит и что едино для того он, Ледажин, советовал ездою ускорять, ибо как с приезда в Пекин по подании листов, так и в нынешней поездке китайцы всякими образами старались разведать, в чем бы оная /л. 14об./ порученная Братищеву словесная коммиссиа состояла. Но, не могши о том открыть, два здешние переводчики, манжуры Фулохе и Гянфу, догадками говорили переводчику Сохновскому, что советнику канцелярии не об Амурсанане ли и других зенгорцах повелено на словах представлять, чтоб их в России удержать или в китайскую сторону выдать. Сохновской от них неведением отошел, сказав, что в России онаго Амурсанана нет.

10 дня сентября советник канцелярии прибыл в вечеру в помянутой город Хара-Хото и стал на отведенную квартиру. Здесь услышано, что богдыхан с своим двором и знатными министрами в городе Жехе в тритцети китайских верстах от сего места пребывает для своего увеселения, собираясь тамо на охоту к выезду в степь в десятом часу по полудни. Вышепоказанной обер-секретарь Улой пришед к Братищеву, /л. 15/ будто бы от себя говорил, что завтре рано надобно налегке в город Жехе ехать и тамо с министром алиха амбаном видеться. Ради же препровождения туда переводчик Фулохе оставляется, которой и лошадей приведет, а он, Улой с Ледажином до свету в то место отправится. На сие Братищев охотно поступя.

11 дня сентября на рассвете в четырех человеках, в провождении переводчика Фулохе, с протчими манжурами поехал с поспешностию, и прибыв в означенной город Жехе, сперва на почтовой двор пристали под образом отдыхновения, а потом по произшедшим у провожатых пересылкам советник канцелярии без всякаго наперед уведомления проведен /л. 15об./ к богдыханскому дворцу, пред которым на улице в предстоянии кучею множества военных людей, сошед с лошеди с переводчиком Сохновским и толмачем Шериным. Показанным обер-секретарем Улоем и переводчиком Фулохеем внутрь дворца введен и по их предвождению вошел в покой, где часто упоминаемой Ледажин советника канцелярии принял, пригласи сесть. Вскоре после того пришли три персоны: алиха амбань, асхани амбань и князь Хутуринга, которые все купно с Ледажином в Мунгальском приказе заседают. И по взаимных учтивостях и приветствиях, седши на места или на полки, а Братищев на поставленную для него скамейку, и по подчивании чаем алиха амбань зачал говорить, /л. 16/ что присыланы были к советнику канцелярии два заргучея в Пекин от дажинов принять от него сверх листов словесное представление. Но он того им не объявил, желая сам персонально о порученных ему на словах делах с здешними министрами говорить. Ныне повелено от богдыханова величества ему, алиха амбану, с присудствующими такое представление выслушать. На то Братищев ответствовал, известно их превосходительствам, что из присланных от Правительствующаго российскаго сената листов в одном он, советник канцелярии, хинским господам министрам акредитован. А понеже Братищеву от верховных российских сенаторов повелено для лутчаго изъяснения и о содержимых /л. 16об./ в листах делах представить, то он наперед о сих, а после и о других поверенных ему на словах, говорить будет. И получа к тому китайских министров податность, вступил в речи.

1-е (Напротив на полях слева написано: Выписано из журнала, посыланнаго в 1757-м году отсюда с листами, отправленными под имянем Сената к китайскому Трибуналу советника канцелярии Братищева. Что по прибытии его, Братищева, в Пекин имел он с китайскими министрами конференцию, на которой говорено ими Братищеву следующее). Живущие по северо-восточным берегам в крепостях, острогах и в протчих к тамошнему морю лежащих местах под владением Российской [176] империи разнаго звания люди, гарнизоны, промышленный и обыватели крайнюю нужду в съестных припасах, особливо в Охоцком и Удском острогах, претерпевают, ибо за весьма отдаленным и неспособным проездом сухим путем тех припасов из других мест и пропитанию их провозить никак невозможно, почему они принуждены за оскудением хлеба больше звериною и рыбною ловлею питаться. /л. 17/ Довольно старания приложено было, ко изысканию из внутренних сибирских мест удобных дорог, ради сей необходимой потребности, но иных не найдено, кроме водянаго перевода судами из Нерчинска рекою Ингодою, которая, соединясь устьями с рекою Аргуном, впала в реку Амур. Сею же судам в море проходить и с собою хлеб и другие припасы в те российские крепости и остроги, лежащие по северо-восточным берегам, возить способно. А понеже река Амур чрез владение богдыханова величества протекает, то именем Правительствующаго сената просятся их превосходительства по доброй дружбе вечнаго мира для такой необходимой нужды исходатайствовать позволение и указы богдыханова величества к его подданным управителям и обывателям, обретающимся в городах и других местах около реки Амура, дабы в случае прохождения /л. 17об./ сею рекою российских судов никакой остановки и помешательства не причиняли, но паче, свободно пропуская, возможное способствование в их пути, показывали. Оные высокие богдыхана, их государя, о сем дозволении указы благоволено бы было на руки Братищеву отдать, которой перешлет их к сибирскому губернатору, а сей в свое время отправит к командирам и управителям, пребывающим около реки Амура. С российской стороны крепкое уверение подается, что от будущих на тех судах людей не токмо ни малейшей обиды, но ниже вида, противнаго китайским подданным, показано не будет.

И сие позволение по соседственной между обоими государствами дружбу испрашивается единственно для необходимой нужды живущим по северо-восточным берегам российским подданным, /л. 18/ дабы они чрез сей способной провоз хлебных запасов от голода и следуемой от того гибели избавляться могли, как о сем в листе от Правительствующаго сената откровенно писано.

По пересказании переводчиком сего артикула и по усмотрении, что китайские министры все выразумели, Братищев продолжал.

2-е. О пограничных делах писано же в листе от Правительствующаго сената с приложенным реэстром о пограбленных воровскими мунгальскими людьми разных вещах, в дополнение чего советник канцелярии, взяв подлинное от главнаго пограничнаго командира бригадира Якобия известие, их превосходительствам представляет, что чрез шесть лет и несколько месяцов в российские границы по Селенгинской и Нерчинской /л. 18об./ сторонам было воровских от мунгалов въездов вооруженною рукою 19, невооруженных набегов — 92. Притом убито до смерти 24 человека, во все то время толикое множество верблюдов, лошадей и другаго рогатаго скота похищено, что ныне одной ялы за весь оной скот более 200 000 голов в заплату и удовольствие по силе мирнаго трактата обиженным российским подданным с китайской стороны справедливо взыскивается. Кроме того, великое число из платья, товаров, посуды, воинскаго ружья и протчих всяких вещей пограблено. По таким обстоятельствам от Правительствующаго сената приятельски требуется, дабы старанием их превосходительств для изследования и решения происходящих между пограничными жителями обеих сторон грабежей /л. 19/ и наглостей определены были комисары ради лутчей доверенности и справедливости из природных манжур, которые бы, съехавшись с российскими комисарами на границе, все дела по самой истинне в доброе окончание с надлежащим удовольствием привели. И единожды навсегда установили доброй порядок и спокойствие в пограничном состоянии, учредя в потребных местах крепкие караулы, чтоб [177] всякие своевольства впредь удержаны и сокращаемы были, ибо инако без такого поправления обиды и раззорения умножаться станут и со временем до того дойдет, что причина подастся не токмо к нарушению мира, но и многие ссоры и замешательства между обоими государствами произойти могут. От чего российской императорской двор весьма удаляется, желая вечной мир и добрую /л. 19об./ дружбу с Китайским государством навсегда твердо содержать.

3-е. Напредь сего российские ученики по шести человек для обучения манжурскаго и китайскаго языков в Пекине содержаны были. Но от недавнаго времени то в праздности остается ⁹. Ныне советник канцелярии именем Правительствующаго сената в подтверждение листа просит господ китайских министров паки принять шесть человек российских учеников и содержать их в Пекине с тою же богдыханова величества во всем милостию, каковою прежде сего оным подобные имели честь пользоваться, и дабы чрез несколько лет другими переменяемы были. Сие по-прежнему примеру дозволение за приятельскую благосклонность российской стороне примется, а оные ученики в позывающихся непрестанно по соседству между обоими государствами делах, в словесных /л. 20/ и письменных переводах много в свое время на обе стороны послужат.

4-е. Щастливо продолжающаяся между обоими государствами дружба и доброе согласие требуют от времени до времени к большему своему подкреплению благопристойных опытов, которые бы новое засвидетельствование о толь дружеских сентиментах обоих высоких дворов свету показали. На таком основании, ежели ныне от его богдыханова величества для поздравления Ея императорскаго величества нарочное посольство отправится, то российскому императорскому двору весьма приятно будет и в соответствование тому немедленно и от Ея императорскаго величества знатное посольство к богдыханову величеству прислано будет, о чем советник канцелярии совершенно уверить имеет от Правительствующаго сената повеление. Сим образом, /л. 20об./ когда с обеих сторон знатныя посольства отправлены будут, настоящая между обеими империами добрая дружба и мир весьма умножены и подтверждены будут.

После выслушания сих артикулов (После слова артикулов стоит +, который на полях слева означает следующее: китайския министры сказали, что они о тех артикулах богдыхану доложат), которые един по единому на двух языках, манжурском и мунгальском, ради лутчаго вразумления /ибо из присудствующих в сем разговоре по большой части природные мунгалы находились/ переводчиком Сохновским и толмачем Шериным пересказаны. И такое на двух диалектах перетолкование им угодно было. Вопросили китайские министры, имеет ли что еще Братищев на словах представлять, и услыша, что более предъявленных дел ничего к предложению их превосходительствам не имеет, желая в сих благопоспешное /л. 21/ окончание получить, сказали, что о тех (Слова о тех написаны над строкой) трех артикулах, о коих и в листах писано, яко о внешних делах, они доложат богдыханову величеству. А о четвертом, на словах представленном, яко до внутренних дел принадлежащем, сообщать алихаде (Против слова алихаде на полях слева: первому сенатору), ибо до них не касается. И с тем пошли далее во внутренние покои, где богдыхан пребывает.

Чрез краткое время все четыре персоны возвратились, из которых алиха амбань следующее говорил.

О пропуске российских судов рекою Амуром дело претрудное и требует довольнаго рассуждения. Для разобрания пограничных ссор и обид, будет писано к главному в Урге командиру вану Жанжуну, ибо тушету-хан за старостию от дел отставлен. /л. 21об./ Оной Жанжун определит от себя достойных [178] комисаров и пошлет их на границу, и сколько чего по изследовании сыщется в российскую сторону заплатить, столько и отдадут. Токмо по приезде на границу здешних комисаров не было бы остановки в произведении следственных дел, как прошлаго года /указав на присудствующаго Мунгальскаго приказа члена князя Хутуринга/ с ним зделалось, что за опискою в Сенат только время напрасно потеряно.

Ученики, может быть, приняты будут. Об отправлении отсюда в Россию посольства и подумать невозможно, а богдыханову величеству о том доложить весьма не смеют, боясь на великой гнев его привесть. Понеже к отправлению отсюда в Россию посла никакой /л. 22/ причины не находится. О сем деле алихада Фугун (Против слова Фугун на полях слева: Фу первая силлаба имени, гун переводят графом. Сия персона, будучи шурин и фаворит богдыханов, находится первым сенатором и в месте верховнаго министра государственные дела правит, имея в том великую силу своим кредитом), котораго позовут сюда немного поговорить с советником канцелярии.

Напротив всех тех речей Братищев изъяснился тако.

Пропуск российских судов рекою Амуром за самое легкое дело почитать можно, понеже оные в прохождении своем сею рекою ни малейших противностей подданным богдыханова величества не покажут. Да в таком пути будущие на тех судах российские люди без крайней нужды на берега выходить не станут, ускоряя ход в море и правясь к северо-восточным берегам. Единственно стараться имеют о том, как бы в Охоцкой и Удской крепости и остроги приплыть и ведомые с собою хлебные припасы претерпевающим голод в тех местах доставить. Ежели же бы в том /л. 22об./ путешествии принуждено было российским людям на время к берегу пристать ради какой-либо необходимой нужды, в таком случае по твердой между обоими государствами дружбе они способствования от китайских подданных со всякою ласковостию мирно и приятельским образом просить будут, ибо им указом Ея императорскаго величества накрепко запрещено будет никаких ко озлоблению клонящихся поступков не показывать. Будучи в надежде, что и здешние подданные, живущие по берегам реки Амура, по повелению богдыханова величества во время прохождения российских судов препятствия или остановки причинять не станут. Но паче в нужном случае будущим на тех судах, яко дружескаго государства людям, возможное /л. 23/ вспоможение подать не отрекутся. По всем сим окресностям и подробностям дела никакое затруднение в пропуске российских судов рекою Амуром вместится, толь меньше из того убытка или не полезности хинской стороне приключиться может, яко прохождение российских судов тою рекою отнюдь ни в каком другом намерении, но единственно токмо для тех крайних нужд, о коих в листе Правительствующаго сената изображено и от советника канцелярии представлено, по соседству и дружбе обоих государств и спрашивается.

Братищев в силу листа Правительствующаго сената повторительно представляет о посылке на границу ради изследования происходящих в противность вечнаго мира трактата обид и грабежей и удовольствования. /л. 23об./ По справедливости комисаров из природных манжур, дабы никакого укрывательства и послабления не произошло с российской стороны в заплату обиженным пограничным обывателям более того не требуется, сколько по справедливости надлежит. А когда здешние комисары манжуры на границу прибудут, тогда в начатии и произвождении следственных дел с российской стороны никакой остановки не произойдет, ибо такое следствие поручено пограничным командирам, и для вспоможения к ним от Правительствующаго сената надобные персоны уповательно сими числами уже присланы. [179]

В бытность же прошедшаго года на Кяхте для развода пограничных дел ¹⁰ ныне здесь присудствующаго господина Хутуринга с российской стороны не подано причины к остановке, ибо как он, князь /л. 24/ Хутуринга, тогда требовал, чтоб господин бригадир Якобий ради изследования обид и воровства поехал с ним в Цурухайтуевской форпост, то бригадир, не могши без повеления Правительствуюгцаго сената положенныя на него при Селенгинске дела оставить, предлагал ему, чтоб с обеих сторон нарочных офицеров, определя, послать на границу в Цурухайтское место для разобрания дел, и чего они собою решить не могут, о том бы им репортовать. А они, бригадир и Хутуринга, при свиданиях или чрез письма, рассмотря во окончание, могут привести без потеряния времени. На сие предложение господин Хутуринга не склонился и, ничего не зделав, с Кяхты отбыл (Против этих слов на полях слева: Как сие изъявление о безплодной на Кяхте бытности мунгальским языком пересказано, то Хутуринга весь в лице изменился и смутен стал).

Уповаемое принятие российских учеников для /л. 24об./ обучения манжурскаго и никанскаго языков и содержание их в Пекине по-прежнему с милостию богдыханова величества сверх того, что весьма приятно будет Правительствующему сенату к немалой пользе и надобности обеих высоких сторон во всяких делах послужить имеет. Весьма изрядная и справедливая причина к отправлению от богдыханова величества для поздравления Ея императорскаго величества посольства в свежей памяти находится, понеже по благополучном возшествии великия государыни монархини на родительской императорской престол немедленно отправленною от Правительствующаго сената к Трибуналу китайскому грамотою чрез нарочнаго куриера майора Шокурова дружеское уведомление о том подано. По /л. 25/ такому торжественному предварению следует непременно российскому императорскому двору ожидать от богдыханова величества посла для поздравления Ея императорскому величеству возшествием на престол, а потом уже и от Ея императорскаго величества к богдыханову величеству взаимное посольство, конечно, прислано будет.

Выразумя все сии по порядку артикулы, алиха амбань отозвался, что о пропуске российских судов рекою Амуром теперь более говорить не надобно, зделается ли то или не зделается, после будет известно, хотя о таком деле в трактате ничего не положено. Но, например, не было же ничего и о пропуске аюкинцов (Против слова аюкинцов на полях слева: проехавшие чрез Китайское владение калмыки на поклонение далай ламе) в договоре, а они пропущены ¹¹. Так может быть и о пропуске судов не будет ли ханскаго изволения о посылке на границу для следствия (На л. 25 внизу на полях слева фраза: А о посольстве алиха амбань говорил, относящаяся и к концу текста на л. 26, помеченному пунктирной линией) /л. 25об./ манжурских офицеров в докладе богдыханову величеству представиться. А сверх того ныне в Урге главнокомандующий ван Жанжун, хотя природою мунгал, но будучи при дворе их государя воспитан, за манжура почитается, и он в тех делах по справедливости поступит. Он, алиха амбань, видя Братищева, честнаго и кроткаго человека, советует много слов не употреблять. У богдыхана много милости и немилости, надобно время и удобной час улучить, чтоб его величеству о российских делах доложить. Выговоря все те слова тихо, и только что переводчик слышать их мог. Таким же образом по переводе и советник канцелярии, на оное мнимое с некоторю угрозою предувещание внушил, что он никакой излишности к настоящим делам не присовокупляет, стараясь токмо о том /л. 26/ их превосходительствам с почтением и надлежащею явственностию представлять. О чем от Правительствующаго сената в листах писано и на словах поверено ему подтверждать, уповая, несомненно, что по доброй между двумя империами дружбе благосклонными ответами от господ [180] хинских министров снабден будет, а время к докладу богдыханову величеству о российских делах предоставляет их лутчему благоизобретению. Братищев милостию Ея императорскаго величества всеавгустейшей своей государыни премного награжден.

Сие алиха амбань, оставя в молчании, заговорил о посольстве, что когда о возшествии Ея императорскаго величества на престол сюда известие прислано, тогда взаимно с стороны богдыханова величества во знак порадования подарки приготовлены были, но майор Шокуров их не принял. /л. 26об./ И оные даже до сего времени хранятся в Мунгальском приказе, о чем и богдыхан не ведает, а чтобы ныне с поздравлением о возшествии на престол в Россию посла отправить, о том не смеют богдыхану доложить. Да уже сие дело прошедшее чрез пятнатцеть лет, стало быть старое.

Против чего Братищев истолковал, что майор Шокуров не смел и не мог подарков принять, ибо когда презенты от великаго государя к великому государю посылаются, оные чрез послов отправляются, а не с партикулярным человеком и еще чюжим подданным, каков майор Шокуров. В царствующие дни и лета великия императрицы и великих императоров слово старость не вмещается, понеже время государствования и священных особ навсегда цветущее есть, и так по той причине, что напредь сего о возшествии Ея императорскаго величества на родительский императорский /л. 27/ престол дружеское известие грамотою Правительствующаго сената хинскому двору подано весьма благопристойно. И ныне от лица богдыханова величества нарочное посольство для поздравления Ея императорскаго величества отправить, а потом взаимно и из России от Ея императорскаго величества знатное посольство к богдыханову величеству неотменно прислано будет.

На сие алиха амбань отозвался, что о посольстве он говорить оставляет, ибо то до него не касается. Будет сюда Фугун алихада, он о том говорить станет, только бы советник канцелярии кроме, что о после о других делах ему, Фугуну, ничего не упоминал, понеже о тех делах они, министры, между собою совет учиня, доложат богдыханову величеству.

Скоро после того по призыву пришел из внутренних /л. 27об./ дворцовых покоев Фугун (Подчеркнуто в тексте. Напротив на полях слева: Отметку зделать, что он за человек), котораго Братищев с означенными министрами изнутри камеры у дверей встретил, изъявляя ему особливую учтивость и почтение и по взаимных приветствиях сели каждой на свое место. Оной Фугун (Далее несколько слов зачеркнуто, восстановить не удалось) вопросил Братищева, что требуемым манжурским комисарам для разобрания пограничных дел всегда ли надобно тамо быть, и услыша в ответ, что только на время (Подчеркнуто в тексте. Напротив на полях слева: NB), а по изследовании и надлежащем удовольствовании российской стороны, учредя и расставя в пристойных местах крепкие караулы, дабы впредь никакого покушения к своевольным въездам в российские пределы и расхищениям мунгалы иметь не отваживались, могут в Пекин возвратиться. Сказал, когда от Российскаго сената знатные персоны ради таких дел на границу пришлются и о том чрез лист сюда подастся уведомление, тогда и здешние поверенные люди из манжур за следствием /л. 28/ туда отправлены будут, и чтоб никакой остановки от российской стороны не происходило, как прошедшаго года зделалось. На то советник канцелярии предъявил, коим образом следствие пограничных дел поручено тамошним командирам, а для вспоможения к ним от Правительствующаго сената надобные персоны уповательно сими числами уже присланы. В бытность же прошедшаго года на Кяхте для развода пограничных дел, ныне здесь присудствующаго князя Хутуринга, с российской стороны не подано причины к остановке, ибо как он тогда требовал, чтоб [181] господин бригадир Якобий ради изследования обид и воровства поехал с ним в Цурухайтуевской форпост, то бригадир не могши без повеления Правительствующаго сената положенный на него при Селенгинске дела /л. 28об./ оставить, предлагал ему, чтоб с обеих сторон нарочных офицеров послать на границу в Цурухайтское место для разобрания дел, и чего они собою решить не могут, о том бы им репортовать. А они, бригадир и князь Хутуринга, при свиданиях или чрез письма, рассмотря, в окончание могут привести без потеряния времени. На сие предложение господин Хутуринга не склонился и, ничего не зделав, с Кяхты отбыл.

Против сего Фугун вымолвя, что о старом деле нечего упоминать, надобно о новом говорить, и повторя свои слова, что когда от Российскаго сената знатные персоны на границу пришлются и о том чрез лист сюда подастся уведомление, тогда и здешние поверенные /л. 29/ люди из манжур ради изследования пограничных дел отправлены будут. Зачал говорить о другой материи, а именно пропустить российские суда рекою Амуром никак не возможно (Против этой фразы на полях слева: Между тем же Братищеву от Фугуна объявлено, что), ибо из того многие неспокойства воспоследуют. Около оной реки живут здешние подданные народы солоны, имея судами водяные промыслы, и нельзя того миновать, чтоб во время прохождения российских судов между обоими чюжестранными и незнакомыми людьми до ссор не дошло, и, наконец, дальные в государстве замешательства востанут.

На сие затруднение советник канцелярии представил, что единому повелительному богдыханова величества слову целое и пространное Хинское государство с подобострастием повинуется, /л. 29об./ коль паче часть народа, каковы суть солоны, непременно то наблюдать и исполнять должны, когда указом богдыханова величества повелено будет им в случае прохождения российских судов рекою Амуром никакой остановки или обиды не причинять, но в таком их пути по дружбе и по соседству обоих государств являть всякое способствование. Российским же будущим на тех судах людям наикрепчайше указом Ея императорскаго величества подтверждено будет, чтоб обывателям по берегам реки Амура нималейших досад и ниже противнаго вида не показывали. И по такому с обеих дружеских сторон распоряжению да несомненно заключается, что прохождение российских судов рекою Амуром в тихом и мирном /л. 30/ состоянии производиться имеет. В обширном владении богдыханова величества находятся и моря, по которым довольно европейских кораблей к хинским портам приходит, и имеющиеся на них в множественном числе европейцы чрез долгое время с здешными подданными в торговых промыслах без всяких ссор обращаются и живут, отходя напоследок в свои места безмятежно. Коль больше спокойства во время путешествия рекою Амуром от будущих на российских судах, яко дружескаго государства, людей ожидать можно, им только прохождение тою рекою весьма надобно, не касаясь ни до чего, и без крайней нужды к берегам приставать не будут. Хотя же бы по необходимости то и случилось, однако никакого /л. 30об./ озлобления тамошним жителям не учинят. А вышед в море, правиться имеют к лежащим по северо-восточным берегам острогам и крепостям под областию Российской империи, чтоб обретающимся в оных местах гарнизонам, промышленикам и другим обывателям ведомые с собою хлебные запасы благополучно доставить. Для сей единой необходимой нужды, и что другой дороги к отводу в оные крепости и остроги съестных потребностей нет, позволение от высокаго хинскаго двора о пропуске рекою Амуром судов по соседственной дружбе испрашивается, дабы сим способом живущих в тех отдаленных местах российских людей не допускать с голоду помирать. Сие дело тем наипаче за малое почитаться может, [182] что из пропуска российских судов рекою Амуром никакого убытка или тягости /л. 31/ китайской стороне не приключится.

Хотя малое, отозвался Фугун, дело пропустить российские суда рекою Амуром, но многаго требует рассуждения, и о том надлежит богдыханову величеству доложить. Дастся ли или не дастся позволение, после будет известно, а теперь более о том говорить не для чего. И вступил он, Фугун, в следующие речи.

Об отправлении отсюда посла в Россию и помыслить не возможно, ибо никакой к тому причины не находится, и о таком деле не смеет богдыхану — своему государю доложить. Ежели бы из России посол сюда прислан был, то бы всерадостно богдыханову величеству быть имело и взаимно тому могло бы после и здешнее посольство в Россию отправиться.

На сие советник канцелярии, /л. 31об./ испрося пристойно склоннаго выслушания, представил в равной силе, как и выше сего упомянуто. Весьма изрядная и справедливая причина к отправлению от богдыханова величества для поздравления Ея императорскаго величества посольства в свежей памяти находится, понеже по благополучном возшествии великия государыни монархини на родительской императорской престол немедленно отправленною от Правительствующаго сената к Трибуналу китайскому грамотою чрез нарочнаго куриера майора Шокурова, дружеское уведомление о том подано. По такому торжественному предварению следует непременно российскому императорскому двору ожидать от богдыханова величества посла для поздравления Ея императорскому величеству возшествием на престол, а потом уже и от Ея императорскаго /л. 32/ величества к богдыханову величеству взаимное посольство, конечно, прислано будет. О чем советник канцелярии совершенно уверить имеет от Правительствуюгцаго сената повеление сим образом, когда с обеих сторон знатныя посольства отправлены будут, настоящая между обеими империами добрая дружба и мир весьма умножены и подтверждены будут.

Против того Фугун изъяснился, что когда российская государыня императрица престол принять изволила, то с такой радости пристойно было посла к богдыханову величеству послать, чему во взаимность после и с здешней стороны в Россию посольство отправлено быть могло. А как известие о возшествии Ея императорскаго величества на престол здесь получено, о том богдыхан радовался и повелел подарки послать, токмо майор /л. 32об./ Шокуров их не принял, дивно, что в листе Российскаго сената о желании здешняго посла не писано.

Под сии слова Братищев дал разуметь, что когда о возшествии Ея императорскаго величества на престол первое формальное уведомление отправленною от Правительствующаго сената грамотою к Трибуналу китайскому подано, потому и посольству с поздравлением наперед с стороны богдыханова величества быть приличествует. И за таким торжественным предварением российской императорской двор повода не имел и не имеет, да и с высочайшим Ея императорскаго величества достоинством и честию несходственно будет наперед от себя посольство ко Двору китайскому посылать. И в протчем сие от лица богдыханова величества ко всепресветлому императорскому двору посольство не для особливой какой нужды /л. 33/ желается, но токмо для благопристойности, как то в подобных случаях во всем свете между дружескими и соседственными государствами обыкновенно. Сие словесное представление в рассуждении того, что советник канцелярии в листе Правительствующаго сената хинскому министерству акредитован, равную силу имеет. Как бы о том писано было, майор Шокуров не мог и не смел подарков принять, ибо когда презенты от великаго государя к великому государю посылаются, оные чрез послов отправляются, а не с партикулярным человеком и еще чюжим [183] подданным, каков майор Шокуров. Великий государыне императрице и самодержице всероссийской одни токмо посольским характером снабденные персоны удостоеваются презенты от имени своих государей подносить.

Напротив чего Фугун, пришед в некоторую альтерацию, сказал, хотя между /л. 33об./ европейскими державами есть во обыкновении, что когда один государь по возшествии своем на престол подаст грамотою объявление другим соседним государям, тогда от сих к возшедшему на престол послы посылаются. Но здесь того никогда не водится, и об отправлении от здешняго двора в Россию посла не смеет богдыхану доложить, да старое дело, прошедшее через пятнатцеть лет, ныне возобновлять не возможно. Лутче о сем перестать говорить. Пускай из России посольство сюда пришлется, и о том бы советник канцелярии по возвращении донес своей государыне. NB (Фраза от слов: но здесь того... до слов: донес своей государыне. NВ. — на полях слева отчеркнута вертикальной чертой. Против NВ на полях слева: NВ. Как зачал переводчик Сохновской сей артикул по-руски переводить, то оной Фугун к заседающим четырем персонам отозвался, что еуропейские государи хотят с дайцинским [или великосветлым] монархом ровняться, еже он, Сохновской, прислышал. Тем дайцин, сиречь великосветлым, на китайском языке названием вся царствующая манжурская фамилиа славится).

В ответ тому Братищев предъявил, что по данной ему от Правительствующаго сената поверенности имел честь его сиятельству об отправлении отсюда наперед к российскому императорскому двору посольства представлять едино по той благопристойности, о которой уже довольно изъяснено, и чтобы /л. 34/ таким образом новый опыт ко умножению и утверждению имеющейся между обеими империами дружбы всему свету показан был, яко в государствовании время всегда есть цветущее. По пересказании сих слов все замолчали и по некоторой перемежке Братищев вопрошение учинил, где ему приказано будет по воспоследовании от богдыханова величества резолюций на российские дела ответных от их превосходительств господ министров листов и словеснаго о содержании их сообщения ему ожидать. И услыша от Фугуна, что как ответные к Российскому сенату листы в Пекин советнику канцелярии отдадутся, так и о содержании оных на словах ему тамо сообщено будет, еже все поручится сущему теперь здесь Ледажину, а затем Братищеву отсюда в Хара-Хото и оттуда в Пекин ехать, где ханская милость в прокормлении /л. 34об./ будет. И позволено привезенную им с свитою пожалованную от их государыни на их употребление мягкую рухлядь продать, и здешным купцам в российской дом свободно приходить, мог он, советник канцелярии, осязательно видеть, что более о делах с ними, китайскими министрами, а наиглавнейше с Фугуном, говорить случая иметь не будет. И того ради, испрася со всякою учтивостию у Фугуна податнаго выслушания, последнее против упорной о посольстве непреклонности представление употребил тако.

От давных лет между обоими государствами щастливо продолжается доброе согласие, но от немалаго времени уже таких знатных и достопамятных между обоими высокими дворами опытов не происходило, которые соседственную дружбу и мир ко взаимному подданных благополучию совершенно /л. 35/ умножают и подтверждают к сей вожделенной благополезности. Не иное средство изобрестися может, как отправление равномерных и в одно время из обоих государств посольств, которые на границе разменены будут, и потом каждое в свой путь: китайской посол в Россию, а российской в Хину — следовать имеют. На сие Фугун в разгараемом движении отозвался, все тоже будет, что и прежде говорено. И хотя из России посол сюда пришлется, о том он [184] заподлинно сказать не может, чтоб взаимное посольство от здешняго двора отправлено было ибо то в единой воле его государя состоит. Довольно и той богдыханской милости, что российские ученики приняты будут. Из России караваны /л. 35об./ сюда ходят, куриеры приежжают, потому пристойно и посла сюда прислать. Китайской стороне никакой причины нет в Россию посольство отправить, разве советник канцелярии к тому приневоливает, и хотя бы сто раз о сем говорено было, все тому же быть.

Против сих слов в ответствие заключено: все, что касающееся до посольства Братищев имел честь Его сиятельству первому министру представлять, основано на соседственной дружбе обоих государств, и когда не благоволено ничего в рассуждение принять, то так в своем месте и остается. И в протчем российской императорской двор никакой особливой нужды в здешнем посольстве не имеет, а наименьше обязан с своей высокой стороны к хинскому двору /л. 36/ посла отправить. Что же российские ученики для обучения здешних языков приняты и по-прежнему в милости богдыханова величества содержаны будут, то за сие объявление советник канцелярии и его сиятельству благодарение приносит, и о том по возвращении своем Правительствующему сенату донести имеет. Тем разговоры о делах кончились (Далее на полях слева следует фраза, предназначенная для вставки в основной текст: При всех сих разговорах советник канцелярии возможную учтивость со всякою благопристойностию показывать тщался).

После сего Фугун с некоторою веселостию о партикулярностях с Братищевым немного разговаривал. А как советник канцелярии стал на прощании учтивство свое изъявлять, тогда Фугун и протчие четыре персоны с своих мест привстали, показывая приятные виды. И так Братищев из дворца вышед, того же дня возвратился в провождении двух (Против данного текста на полях слева: NВ) /л. 36об./ манжурских переводчиков Фулохея и Гянфуя в Хара-Хото на квартиру. Едучи же дорогою, помянутые два переводчика Фулохе и Гянфу, сообщили переводчику Сохновскому, что незадолго пред приездом в Пекин российских куриеров получен из Российскаго сената лист о зенгорцах, и как по переводе о содержании онаго богдыхану донесено, то его величество в жестокую пришел запальчивость, весьма досадуя на российскую сторону, и приказал напротив того в крепких терминах в Российской сенат отписать, которой лист в самой скорости и отправлен. И ежели по оному с российской стороны удовольствия не покажут, то богдыхан намерен многочисленную армию к российским границам послать и сильною рукою из внутренняго владения принятых в подданство зенгорцов доставать. По такой причине /л. 37/ богдыхан немало раскаевался, что российских куриеров пропустить в Пекин позволил. И в той ярости хотел было повелеть с дороги их назад возвратить, но, раздумав, сказал посмотрит он по приезде их в Пекин, какого еще содержания от Российскаго сената листы присланы. И ежели бы, говорил Фулохе, что противное в сих последних листах, подобно прежде полученному, нашлось, то бы куриеры с безчестием и строго из Пекина обратно высланы были. По тому обстоятельству с приезда в Пекин их куриеров другим образом (Против слов другим образом на полях слева: сиречь под крепким присмотром никого в российской посольской двор не впущали) и содержали, а недавно получен от китайскаго генерала, командующаго над войском в Зенгорских землях, репорт, что он, будучи в местах, близ Семи палат лежащих, /л. 37об./ искал Амурсанана ¹² и спрашивал о нем у пограничных российских командиров, которые объявили, что такого человека в Российском владении нет, и во уверение того дано от российскаго капитана письмо. Сия ведомость приятна была богдыхану и несколько сердце его умягчила, за такой онаго капитана поступок [185] по повелению его величества послан в Российской сенат лист с похвалою.

12 дня сентября они же, манжурские переводчики Фулохе и Гянфу, переводчику Сохновскому между партикулярными разговорами объявили, что богдыхан сперва намерен был едущих российских куриеров со особливою милостию принять и для того имело быть приказано, чтоб из города Калгана их со всею свитою прямо в город Жехе со всякою честию провесть, где во дворце /л. 38/ нарочно для них банкет имел быть учрежден, ибо его величество никогда российских людей не видал. А после, когда бы дела выслушаны и окончены были (может де быть в такой случай и все бы по российскому желанию зделалось), оные куриеры оттуда, из Жехе, со многою ханскою милостию в Пекин ради исправления своих нужд отпущены были. Но все сие по причине полученнаго прежде приезда их куриеров из Российскаго сената листа о зенгорцах отменено.

Сей день простояли в Хара-Хото для отдыхновения наипаче с путешествующаго Ледажина, яко стараго человека, а под вечер возвратившейся из Жехе обер-секретарь Улой правил советнику канцелярии от Фугуна комплимент, объявляя, что как оной первой министр, /л. 38об./ так и алиха амбань с протчими ево, Братищева, учтивыми и кроткими поступками довольны.

13 дня сентября, как из Хара-Хото поехали, на дороге оной Улой, якобы от своего усердия советнику канцелярии партикулярно сообщил, что вчерашняго дня здешние министры о российских делах, кои в листах писаны, и о которых от Братищева словесно представлено, богдыханову величеству докладывали. На что последовала такая резолюциа, пропуск российских судов с хлебными припасами рекою Амуром по многим причинам не дозволен, о пограничных делах повелено следствие произвести. И когда от Российскаго сената знатные персоны на границу прибудут и о том чрез лист сюда уведомление подастся, тогда и из Пекина поверенные комисары из манжур пошлются. /л. 39/ Российских учеников для обучения здешних языков повелено же принять и по-прежнему содержать. О посольстве весьма опасались министры докладывать, однако осмелились и о том богдыханову величеству донести. Изволил сказать, что когда из России посол ко двору его будет, то, посмотря, можно и отсюда в Россию посольство отправить, и что ответной в Российской сенат лист ему, Улою, приказано заготовить.

Братищев ему, обер-секретарю, яко бывшему при всех с китайскими министрами разговорах, припаметовал свое представление, коим образом следствие пограничных дел поручено тамошним командирам. А для вспоможения к ним от Правительствующаго сената надобные персоны уповательно сими числами уже присланы. И так можно бы ныне манжурских комисаров на границу /л. 39об./ отправить, или и тогда, как от бригадира Якобия о готовости российских комисаров пребывающему в Урге генералу письменно сообщится. А от сего в Мунгальской приказ о том знать дано будет, послать их, поверенных манжур, дабы время напрасно потеряно не было.

Против того Улой сказал, что какая по докладу от богдыханова величества резолюциа последовала, тому так и быть, ибо повторительно об одном деле никто не смеет и не водится его величеству докладывать. Потому и о готовости российских комисаров для следствия не от бригадира Якобия чрез пребывающаго в Урге генерала, но от Российскаго сената известие сюда прислану быть надобно, по которому и здешние комисары из манжур на границу отправлены быть имеют. /л. 40/

Сего же дня, едучи дорогою, переводчик Сохновской прислушал разговоры между оным Улоем и переводчиком Фулохе. Сей у перваго спрашивал, кого бы намерено было из манжур для следственных дел на границу определить и отправить? На то Улой сказал, что надобно наперед российским комисарам [186] на границу приехать и о том, как от их Сената известие подастся, тогда и здешние комисары по избранию министров и по воле богдыхана отправлены будут, чтоб им тамо не ждать российских людей, как то зделалось с Хутурингою, власно на смех здешней стороне. Пускай же ныне российские комисары здешних ожидают на границе.

В протчем советник канцелярии как едучи в Жехе, так и обратно на каждой станции с находящимися при нем во всем довольствован /л. 40об./ неоскудно.

+ И 15 дня сентября в Пекин возвратился.

Оставающемуся в Пекине секунд-майору Якобию с протчими российскими людьми производимо было из Мунгальскаго приказа кормовое серебро по известному числу на каждаго человека. Свободной же в российской Посольской двор вход всяким китайским людям 9 сентября дозволен.

+ 17 дня сентября принесено из Мунгальскаго приказа кормоваго серебра на девять дней на обоих куриеров по прежнему весу, а на протчих 10 человек на всякаго по чину. Сия прибавка, состоящая в пяти фунах, оттого последовала, что толмач Шерин в партикулярных с приставленным башкою или пятидесятником разговорах упомянул не в нарекание, но просто к слову, что напредь сего приежжавшим при российских куриерах толмачам давано было кормоваго /л. 41/ серебра по чину на день, о чем от него, башки, внушено Мунгальскому приказу, которой потому зделал помянутую прибавку, сравнял от себя и других куриерской свиты в даче серебра с толмачами. И то прибавочное серебро выдано от десяти человекам за все дни с приезда в Пекин.

21 дня сентября архимандирт Амвросий, видясь с римскими патерами, объявил от них извинение, что они не смеют с советником канцелярии свидание возыметь, опасаясь богдыхана, ибо они своими приятелями престережены, чтоб, не зная ханскаго мнения, к российским куриерам не ездили, прося притом, чтоб Братищев ответные от них письма и посылку в Санктпетербург- скую академию наук чрез него, архимандрита, принял. К чему охотная услужность им, патерам, представлена.

23 (На полях слева по поводу 23 написано следующее: 23 дня сентября манжурские два переводчика, видясь в квартире с переводчиком Сохновским, объявили ему, что на сих днях при репорте от командующаго генерала над китайскою армиею около Зенгории получено российское письмо, данное от майора во уверение, что Амурсанана в Российском владении нет, а как оное письмо здесь распечатали, то нашлась только бумага белая, и ни одной литеры не написано):

25 дня сентября манжурские же /л. 41об./ переводчики Фулохе и Гянфу сообщили, якобы от себя, переводчику Сохновскому две копии на манжурском и российском языках с приготовленнаго ответнаго в Правительствующий сенат листа, которой по сочинении посылан был в Жехе к богдыхану на аппробацию.

27 дня сентября те же переводчики дали ему, Сохновскому, на манжурском языке еще копию с листа, писаннаго по богдыханскому указу в Правительствующий сенат, об Амурсанане. И сей последней лист в свое место отправлен. Все те три копии Братищев к себе взял.

Сего же дня приходил пристав заргучей Санлой наведываться, когда российские куриеры из Пекина выехать намерены, ибо о том дни надобно богдыханову величеству репорт послать, хотя сказано ему, Санлою, что то в воле богдыханова величества /л. 42/ состоит, и в которой день или час изволит повелеть обратно российским куриерам следовать, то непременно исполнить готовы. Однако он, заргучей, не без учтивости требовал назначения дня к выезду от куриеров. Потому положено 4 числа октября в возвратной путь отправиться.

29-го дня сентября пред полуднем повещено российским куриерам сего числа быть в Мунгальской приказ для принятия ответнаго листа и богдыханскаго награждения в то время, когда Ледажин туда приедет, о чем им знать [187] дастся. И тако по второй повестке в 5 часу после полудни оба куриеры в оной Мунгальской приказ прибыли и с равным почтением, как и при первом случае, приняты, а седши на места, подчиваны чаем. И по некоторых партикулярных разговорах Ледажин, встав и мало отошед от своего /л. 42об./ места, подад ответной в Правительствующий сенат лист, которой советник канцелярии, приступя к нему, принял и, немного приподняв к голове своей, отдал оной стоящему подле себя секунд-майору Якобию. А сей положил его бережно под камзольную полу запазуху. Потом, стоя же, оной Ледажин, указав рукою на приготовленные и лежащие на скамейках подарки: серебро, шелковые материи и китайки, сказал: «Сими вещми богдыханово величество жалует куриеров». И велел сперва определенное советнику канцелярии чрез заргучея вручать, от котораго Братищев всякую вещь, а именно: две коробки серебра (Против слов две коробки серебра на полях слева: сие число подарков всякому приежжающему из Правительствующаго сената с листом куриеру обыкновенно от китайскаго двора при отпуске дается), весом во сто лан, пять штук разных шелковых материй и два тюня или дватцеть четыре конца китайки, принимая во знак почтения, привзносил к голове, делая при том поклонец или вид поклонца. Таким же /л. 43/ образом и секунд-майор Якобий одну коробку серебра, весом в 50 лан, три штуки разных шелковых материй и 13 концов китайки принимал. Протчим же куриерской свиты людям, переводчику Сохновскому, серебра 20 лан, одна штука камки нижней руки и восемь концов китайки, толмачю Шерину, трем гранодирам и пяти человекам куриерским служителям каждому по 10 лан серебра, по одной штуке камки нижней руки и по четыре конца китайки дано. После того советник канцелярии как за полученные подарки, так и за удовольственное в Пекине содержание, яко за милость богдыханова величества /л. 43об./ и за показанную склонность, господ хинских министров пристойно благодарил. Имея в должности о всем том по возвращении своем Правительствующему сенату донести сей комплимент, Ледажин, приняв с радостными видами, изъявил, что приездом и бытностию здесь их, российских куриеров, главные здешние министры довольны и, пожелав щастливаго в Россию возвращения, простился с советником канцелярии и с секунд-майором по своему обыкновению обнятием рук, проводя до половины залы, и более ни о чем не отзывался.

По данному от Фугуна обещанию, как о том выше сего в своем месте изображено, Братищев ожидал при сем случае формальнаго о резолюциах богдыхана на российские дела от Ледажина объявления, но б том, к немалому удивлению, вовсе умолчено, и так дознаваться надобно, /л. 44/ что сей поступок манжурское правление или от своей спеси, или, отводя советника канцелярии от усугубляемых представлений, употребить придумало, наставя чаятельно под рукою обер-секретаря Улоя, внушить партикулярно Братищеву о последованных ханских резолюциах, и переводчиков Фулохе и Гянфу сообщить партикулярно же копии с ответнаго листа.

По сему обстоятельству, хотя не подалось пристойной окказии на учиненной отказ в пропуске российских судов рекою Амуром здешнему министерству сказать, что хотя и без позволения от Китайскаго двора, однако неминуемо будут проходить Амуром российския суда с потребною обороною от помешателей (Здесь и далее подчеркнуто в тексте. Против этих слов на полях слева: NB), разве бы оную экспрессию чрез манжурских переводчиков вслух пустить. Но из того никакого бы полезнаго /л. 44об./ российской стороне плода не отродилось, кроме что такое изъявление побудило бы богдыхана крепчайшие при реке Амуре предосторожности учредить. Хотя он и без того мнит вперед тому сбыться, что в оной экпрессии заключается, ибо по разведываниям секунд-майора Якобия открывается, что богдыхан, рассмотря лист о [188] требованном позволении в пропуске российских судов рекою Амуром, сказал: «Хитрая Россия просит с почтением, да притом же и объявляет, что уже для того ходу и суда приказано готовить, из чего дают знать, что и не получа позволение. могут сами идти». Но ежели бы из уст советника канцелярии часто упоминаемая экпрессиа выпущена была, тем бы богдыхан свое мнение подтвердил. /л. 45/ И тако Братищев по слабому своему рассуждению для того наипаче удержался о намеряемом с обороною прохождении рекою Амуром разгласить, чтоб при произведении в свое время в действо сего важнаго предприятия незапно и врасплох, или по меньшей мере сквозь немноголюдное китайское сопротивление российские суда в ту реку Амур пробраться и с лутчею свободностию дальной свой ход продолжать могли.

Первой китайской министр Фугун спрашивал своего переводчика Фулохе, на единожды ли или навсегда в оригинальном листе требуется позволение о пропуске российских судов рекою Амуром? На то он ответствовал, что сих слов единожды или навсегда в листе не изображено, но только требовано позволение. /л. 45об./ Патер Гобель по переводе российских листов с латинскаго на манжурской язык подал было от себя чрез архимандрита Амвросия приятную Братищеву ведомость, что пропуск рекою Амуром российских судов дозволен будет, и будто бы богдыхан о том и слова противнаго не молвит, но после держанных советником канцелярии с китайскими министрами разговоров и по воспоследовании на российские дела ханской резолюции, и по переводе им, Гобелем, ответнаго листа на латинской язык, он посредствующим же архимандритом Амвросием изъявил свое домышление, что прохождение российских судов рекою Амуром за раждающимся в ней драгоценным жемчюгом не допущено, дабы в получении онаго какого помешательства или и ущерба не приключилось. А патер Сигизмунд, обращающейся особливым приятством /л. 46/ с архимандритом, дал чрез него знать советнику канцелярии, что пропуск российских судов рекою Амуром не за иным чем, токмо за опасением и боязнию, как бы российские люди в таком допущении впредь китайскими землями не завладели, недозволен. Правда, Братищев и чрез других слышел, что в реке Амуре находится жемчюг, только мелкой, и что еще неподалеку той реки родится в лесах славной корень жиншин. Однако причина недозволения от богдыхана о пропуске российских судов рекою Амуром вероятнее кажется быть затем, чтоб Россия под таким путешествием, высмотря все места в той стороне, со временем не присвоила лежащих около Амура китайских владений по примеру Албазина. /л. 46об./ При сем по поручению от советника канцелярии, о чем выше сего значит, разведывании секунд-майора Якобия присовокупляются.

В Китайском государстве ныне других неспокойств не слышно, кроме Зенгории. Сей земли претендент Амурсанан столько своими соперническими и наивредными поступками заразил сердце богдыхана, что есть ли тот день, в которой бы он на мысль его величеству с потрясением всей его внутренности не приходил, как то из учащаемых в Правительствующий сенат сколь вратными требованиями листов лутче свидетельствуется. И ежели бы Амурсанан попался жив в руки богдыхану, то бы он не слыханнаго доселе зверскаго свирепства мучение над ним учинил, ибо когда поиманнаго главнаго мунгальскаго начальника /л. 47/ Шадар-вана ¹³ (которой российской протекции искал) пред своими очми во дворе своем предал такой тиранской казни, что слишком 300 кусков острыми клещами из его тела, распетленнаго и поставленнаго на коленях, вырывая из тех мест, кои бы жизнь нескоро прекратили, и каждой кусок, показывая глазам казнимаго, бросали приведенным нарочно собакам на съедение (в то время богдыхан, остервясь, в предосудительных словах о России отзывался). А с жены ево, Шадар-вана, живой, пред очми же богдыхана, [189] кожа содрана, то какую бы горшую муку по несчастливому жребию Амурсанану претерпеть принуждено было.

Виды и желание китайскаго хана к тому наклонены, чтоб каким-/л. 47об./нибудь способом, погубя Амурсанана, утвердить владельцом в Зенгории Дебачия ¹⁴ и, имея его в своей протекции, доставить себе тишину от такого соседа, которой от давних лет много и претягостно обезпокоивал китайцов.

При сем, кстати, находится о характере владеющаго из манжурской фамилии китайскаго хана, хотя в краткости, сколько Братищев известия собрать мог, упомянуть.

Он по смерти отца своего Юнджина ¹⁵, возшед на престол, получил себе от своего министерства и генералитета название по-китайски Пенлун. сиречь небом возведенный (Против этих слов на полях слева: Помнится, что и все прежние богдыханы сей титул употребляли), от роду имеет ныне 45 лет, а царствует 22 года. Будучи же с природы /л. 48/ весьма горячего темперамента и неслыханной гордости, по первому качеству к тираннии крайне склонен, выдумывая ужасные кары осужденным, казня иногда смертию ни за что, а по другому в правлении очень редко умеренности от него случается, меньше же о внешних причинах или невозможностях рассуждать хочет, ставя свою власть будто бы в универсальном образе безпредельною. Всякой день в Пекине на престол садится и в сей форме доклады о государственных делах принимает, временем и советы держит, в которых те персоны, кои мнениям ево не соглашаются, с лутчими и полезными резонами бывают несчастливы, лишаясь всех своих чинов и имения, паче же и жизни. Хотя его величество, по-видимому, /л. 48об./ прилежит к правительству над Китайским государством, токмо все его резолюции основываются по большой части на представлениях шурина и фаворита ево, Фугуна, на котораго хан во всех государственных делах с совершенною доверенностию полагается, приемля его представлении со всяким удовольствием, так что, кроме матери его величества, никто из принцов крови, дядей и родных братей подобнаго щастия и чести не имеет. К военным людям нынешней хан дальнаго попечения не имеет, но вся его особливая склонность и чрезвычайная охота распростирается к забавам и наипаче к строениям, ибо в 15 китайских верстах /л. 49/ от Пекина на западной стороне огромной дворец, названной Хайдин, пребогатым иждивением уже чрез 16 лет строится, в котором всяких разных архитектур, сколько сего художества искусных мастеров в Китайском государстве найтиться могло. В том числе еуропейскаго манера чрез римских патеров апартаменты многие зделаны, а многие еще созидаются, иные и внутри великолепно украшены, а иные украшаются, по такой огромности и пространству онаго дворца и других около его казенных поселений, что на каждой день работных людей до 30 000 человек исчисляется. Видно, что владеющий хан сооружением сего монумента ¹⁶ /л. 49об./ тщится всеми силами превосходящую предков славу имени своему оставить, не упоминая о построенной предивной в Манжурской земле пирамиде и о протчих множайших в Пекине пристройках и перестройках. В народе не имеет его величество такого восхваления, которое бы горячую подданных любовь к персоне его предвозвещало, а то кажется от описанных выше сего кратко порочных ханских свойств тиранства и гордости происходит, понеже и изданной в начале нынешняго года от никан, или природных китайцов, на полуденной стороне ему сатирической пасквиль в трех сих терминах своим содержанием заключался, что владеющий хан горд, тиран и сребролюбец. Не иная страсть, как только /л. 50/ неслыханная гордость затмевает разум его величества, памятовать прозрительное деда его Кансия ¹⁷ завещание, которое сей достохвальный государь пред последним издыханием сказал, чтоб [190] наследники и потомки его Россию всегда в сердце своем имели, или с российскою стороною осторожно поступали. Китайское войско себя небесными силами, а владеющаго хана небесным сыном называть не срамятся. Здесь к речи приходит и о сем упомянуть, что его богдыханом именовать и писать не без предосуждения своей стороне, ибо богда на мунгальском языке значит святый.

Манжурское правление не в ином чем, но токмо, по-видимому, в принятии зенгорцов в протекцию имею (Так в тексте) неудовольствие и злость /л. 50об./ на российскую сторону, как о том из записок в сем журнале, яко же и о приеме, содержании и об отпуске советника канцелярии из Пекина обстоятельно показывается.

Что касается до пребывающаго в Пекине российскаго архимандрита Амвросия, то он первой из своих антецессоров духовную свиту, состоящую в двух иеромонахах, одном иродиаконе и двух дьячках, в порядке и послушании содержать начал, учредя общество трапезы или пищи к единогласному удовольствию. Начальство свое продолжает изрядно, на службу Божию сам не отменяется, исправляя всякой день в церкви свою должность с братиею, и не допущает их ни до каких свар или развратностей, и ниже для послабление к каким- либо прихотям или излишностям, на примере, в отще и без нужды /л. 51/ бродить и шататься по улицам. Когда же по прозьбе и отпускает в какое-либо место, то всегда двух человек посылает, дабы тем способом лутче честность соблюдена была, а для избежания от своевольнаго китайскаго народа ругательных посмеяний он сам, архимандрит, и с ним вся свита носят манжурское или китайское платье и подлинно тем образом такому нагло порицающему с нестерпимыми досаждениями иностранное одеяние народу перестали при своих выездах чюдовищем казаться. Неслышно было ни от архимандрита на китайцов, и ниже от сих на него никаких жалоб. У знатных китайцов всякаго закона духовной чин в малом почтении или, лутче сказать, в презрении находится. Разве какая из сего рода персона, наипаче иностранная, особливым /л. 51об./ искусством и наукою или прехвальным художеством заслужит себе у них почитание. В православном християнском законе российскаго исповедания всех на все и с потомками плененных в Албазине и переведенных в Пекин казаков мужеска и женска полу едва до 20 душ набраться может.

Напротив того римские патеры, вселясь за полтараста лет доныне в Китайское государство, далеко свое обращение распространили, ибо в одном Пекине до 2000 человек или и более последователей их закона исчисляется из никан, но не знатных и чиновных кроме купечества и другаго нижняго звания людей, а из манжур ни единой души в их пасстве не обретается. Они положили и от времени до времени утвердили надежное основание своему проповедыванию, научя никан латинскому /л. 52/ языку, из которых иные в Риме и других католических областях бывали, и тамо, подкрепясь большими наставлениями и получа от папы священство, возвратились и по преложении римских догматов на китайской язык с лутчим успехом звание свое в приведении в римской закон своих одноземцов продолжают. Такого существа поп — китаец и ныне в Пекине находится. Не один духовной способ они, патеры, к своей пользе и приращению употребляют, но и житейския вспоможения и снабдевания требующим своим последователям являют. Имея иной от своего художества, другой от торговых промыслов прибытки, ссужают и наделяют в скудость пришедших. Никто еще доселе из римских патеров такого кредита и достоинства достигнуть не мог, чтоб с китайским министерством /л. 52об./ в делах обращался, ибо высокомерность манжурскаго правления того не терпит, чтоб иностранца к такому сообществу допустить, кроме школьных в науках и художествах поведений. Как в самом деле имеются некоторые патеры-езуиты в [191] Математической коллегии профессорами и ассессорами, а первенствующие в том месте члены, президент, вице-президент и другие по них из манжур и никан определены. Протчие из них, патеров, художники, а именно живописцы, музыканты, золотари, или серебреники, механики, кузнецы, бритовщики и всяких работ мастера (ибо инако без искусства и художества римские монахи в Китайское государство не приемлются), употребляясь в ханской службе, серебро жалованное /л. 53/ получают, а иногда по угождению и чиновные знаки от обер- до штат-офицерскаго или маиорскаго ранга. И со всем тем манжурское правление им во всяких случаях строго повелевает, еже они с послушанием и исполняют. Сия то чювствительность понудила их архимандриту Амвросию отозваться, что ежели бы они патеры под российскою протекциею находились, то бы знали что делать.

Из них, патеров, вышепомянутой Сигизмунд Августиниан родом италианец, искусством механик, усердствуя особливо российской стороне и желая всеохотно в знаемость высокаго российскаго министерства вотти, не оставил советнику канцелярии пред отъездом из Пекина чрез архимандрита Амвросия за искренность свою внушить, что ежели из России посольство /л. 53об./ к китайскому хану отправляться станет, то б наперед о приготовлении достойной в Пекине квартиры, ибо российской Посольской двор обетщал (Так в тексте, по-видимому, описка; следует: обветшал) и не годен к жительству такой особы.

О приеме и церемонии при аудиенциях, а наипаче о титуловании Ея императорскаго величества с здешним двором договор постановить, дабы все при таком случае с высочайшею великия государыни императрицы всероссийския честию сходственно быть могло, прибавя притом и сие, что патер Гобель приходящие из России в Китайской трибунал и из сего посылаемые в Правительствующий сенат листы слегка переводит на оба языка, с латинскаго на манжурской и с манжурскаго на латинской, не выражая в иных периодах и артикулах настоящей силы.

30 дня сентября манжурской переводчик Гянфу, /л. 54/ видясь с переводчиком Сохновским в квартире, сказывал ему, что присыланной от сибирскаго губернатора куриер капитан Замащиков (Против слова Замащиков на полях слева: NB) по призвании его в Мунгальской приказ для принятия ответнаго листа и притом, когда даваны ему были подарки, состоящие в одних камках, требовал с немалым криком и здором того же серебра, которое присылаемым из Российскаго сената куриерам дается и, не взяв подарки, возвратился. Присудствующие в Мунгальском приказе в глаза ему, Замащикову, ничего не сказали, но вслед за ним те подарки на квартиру послали, которые он тамо и принял ¹⁸.

В протчем советник канцелярии со всею своею свитою вышепоказанное число кормоваго серебра из Мунгальскаго приказа и притом пшено сорочинское нижняго сорта, дрова, уголья и свечи по прежде /л. 54об./ бывалому обыкновению по самой отъезд из Пекина получал. И сверх того еще во всю тамо бытность чрез всякие пять или шесть дней, изключая поездку в Жехе, к обоим куриерам под именем пристава заргучея покупаемые на казенное серебро конфекты, жареные мяса из птиц, или поросенков, и фрукты присыланы были.

И наконец Братищев 4-го октября из Пекина в обратной путь пустился. И как едучи в Пекин, так и возвращаясь, препровождаем был на ханском коште со обыкновенным довольствованием.

14-го ноября на Кяхтинской форпост прибыл, а какими вперед и обратно дорогами ехал, о том також де и о желании Мунгалии под высочайшую Ея [192] императорскаго величества державу приклониться, в помянутых /л. 55/ секунд-маиора Якобия разведывания изъявляется.

Из порученной советнику канцелярии казенной мягкой рухляди, состоящей в 51 соболе и 10 камчатским бобрах, ценою на 500 рублев, в бытность в Пекине в роздачю употреблено следующее: во время отлучения советника канцелярии в Жехе подарено секунд-майором Якобием 8-го сентября приставу заргучею Санлою пара соболей под своею пристойностию для того, чтоб надобных людей к получению разведываний в российской Посольской двор невозбранно пропускал. А пред выездом из Пекина советник канцелярии за благо рассудил ради чести российскаго имени двум мунгальским стольникам, препровождающим российских куриеров, Саен-куну и Хонгору, по паре соболей, находящимся /л. 55об./ при них двум мунгалам по соболю, да означенному приставу Санлою с двумя башками три соболя в подарок дать. Итого в росходе 11 соболей. За тем оставшую рухлядь Братищев запотребно усмотрел к пользе и приращению интересному продать, взяв за каждой бобр по сороку лан за соболи кругом за всякой по три ланы. И того за 10 бобров и за 40 соболей пришло 520 лан серебра, еже на российские деньги, считая лану по положенной караванной цене по рублю по семидесят копеек, учинит 884 рубли онаго китайскаго серебра 256 лан два чина пекинскаго веса, да российской серебреной монеты в число означенной суммы 448 рублей 46 копеек /л. 56/ советник канцелярии при письме своем поручил пограничной гарнизонной канцелярии в Селенгинске на сохранение, и в принятии того серебра и денег имеет письменной вид.

21 дня декабря в Селенгинске получен высочайший Ея императорскаго величества из Государственной коллегии иностранных дел (Против этих слов на полях слева: От 4-го октября) указ, по силе котораго приложенные к обретающимся в Пекине римским патерам два письма Братищев с едущим туда в Пекин куриером Арбузовым под своим ковертом отправил к архимандриту Амвросию, изъяснясь, чтоб он по вручении помянутых писем Амиота и Сигизмунда и протчих патеров совершенно уверил, что такая пересылка писем к их приятелям и корреспондентам и доставление ответствий чрез способ российских куриеров им благонадежно и впредь с российской стороны преподается. Василей Братищев /л. 56об./

P.S. Каким образом оные письма под ковертом Братищева таможенной директор Владыкин при отправлении в Пекин куриера Арбузова удержал, и что об оных письмах советник канцелярии господину бригадиру Якобию предложил, о том в двух при сем копиях явствует.

Ниже написано: Из сего журнала очерченое синим карандашом выписано и сообщено в Сенат при доношении от 11 сентября 1758 году.

АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Оп. 62/1. 1758-1759 гг. Д. 8. Л. 5--56 об. Подлинник.

Копия // Там же. 1756-1759 г. Д. 13. Л. 83-113 об.

Экстракт из журнала // РГАДА. Ф. 259. Оп. 1. Д. 4856. Л. 19-46, 862-868.

Комментарии

1. О Российском посольском дворе см. подробно коммент. 2 к док. № 15.

2. Об архимандрите Амвросии подробнее см. коммент. 2 к док. № 30.

3. О патере Антуане Гобиле см. коммент. 1 к док. № 46.

4. Подробное изложение переписки между Сенатом и Лифаньюанем по этому вопросу содержится в «Дипломатическом собрании дел...» (Бантыш-Каменский H. H. С. 268-271), а публикация архивного оригинала этого документа — в сборнике документов «Международные отношения в Центральной Азии. XVII-XVIII вв.» (Кн. 2. С. 58-65).

5. Фулахэ маньчжур, преподаватель школы русского языка в Пекине, вместе с И. Россохиным перевел на маньчжурский язык «Грамматику русского языка» М. Г. Смотрицкого. Кроме этого, он помогал И. Россохину и с другими переводами (Скачков П. Е. Указ. соч. С. 42).

6. О римских патерах подробнее см. в этом же документе далее, с. 190-191.

Необходимо отметить, что «император Цяньлун (1730-1796 гг.) не намного более благосклонно относился к христианству, чем его предшественник. На протяжении всего его правления христианство было запрещено, и иностранные миссионеры не могли селиться где-либо помимо Пекина, где продолжали функционировать четыре церкви. Преследования христиан были часты и жестоки» (Дубровская Д. В. Миссия иезуитов в Китае. М., 2001. С. 188).

7. Имеется в виду Чжао Хуэй (Чжао Хой) (1708-1764) — цинский военачальник, родственник императора. Командовал цинскими войсками в период их похода в Джунгарию и Казахстан (Международные отношения в Центральной Азии... Коммент. 1 к док. № 157. С. 224).

8. Имеется в виду цинский император Хун Ли.

9. См. коммент. 5 к док. № 15.

10. Подробнее об этом см.: Бантыш-Каменский H. H. Указ. соч. С. 272-273.

11. Аюка (1642-1724) — хан волжских калмыков. Пришел к власти в 1672 г., объединил всех волжских калмыков и значительно расширил свои владения. Около 1690 г. далай-лама прислал Аюке ханский титул, который в 1712 г. был признан русским правительством. В 1698 г. Аюка-хан отправил в Тибет для поклонения далай-ламе калмыцкое посольство во главе с двоюродным братом Рабджуром (Арабджуром). Посольство состояло из 500 человек. В их числе была и родная мать хана Аюки. Как правило, дорога в Тибет как для паломников Калмыцкого ханства, так и для священнослужителей из Лхасы проходила через Джунгарию. «От этого привычного и самого короткого пути отказывались лишь при чрезвычайных обстоятельствах, например, во время военных действий, угрожавших безопасности путников. В таких случаях приходилось добираться от Волги в Лхасу через Сибирь, а затем через весь Китай, с востока на дальний его запад» (Златкин И. Я. Указ. соч. С. 220-221). Именно таким путем, через Сибирь и Китай, и отправилось в Тибет калмыцкое посольство.

12. И. Я. Златкиным эти события описаны следующим образом: «22 июля представители цинского командования появились в районе Семипалатинска. Местным властям они заявили, что посланы для искоренения бунтующих ойратов и поимки Амурсаны, что в долине р. Боротала они разбили несколько ойратских улусов, но Амурсану изловить не удалось: он бежал... Цинское командование выражало надежду, что российские власти выдадут ему Амурсану...

Между тем Амурсана, потерпев ряд поражений, 2В июля 1757 г. явился в Семипалатинск, прося убежища» (Златкин И. Я. Указ. соч. С. 301-302). Приведенная датировка событий свидетельствует в пользу того, что в момент обращения представителей цинского командования к российским пограничным властям Амурсана еще не был принят российской стороной.

13. Речь идет о предводителе освободительного антиманьчжурского восстания в Монголии Чингунжаве (Ценгуньжабе), который в русских источниках чаще всего упоминается под именем Шадар-вана (подробнее см. коммент. 4 к док. № 50).

14. После разгрома Джунгарского ханства летом 1755 г. Дабачи (Даваци) был доставлен в Пекин. Император Хун Ли пожаловал ему титул циньвана и повелел вместе с сыном жить в Пекине, где он и умер в 1760 г. (Международные отношения в Центральной Азии... Коммент. 2 к док. № 153. С. 224 и в настоящем сборнике док. № 69. С. 203).

15. Речь идет об императоре Инь Чжэне.

16. Речь идет о летней резиденции цинских императоров дворцово-парковом ансамбле Юаньминюань к северо-западу от Пекина (в настоящее время входит в черту города). Построенный в XVIII в., он представлял собою шедевр китайского зодчества. В его создании принимали участие и западные миссионеры, которые привнесли в облик Юаньминюаня элементы западной архитектуры. Это прежде всего огромный Европейский парк. Главным сооружением на его территории был Хайяньтан — комплекс двух сооружений: большого дворца и водохранилища. Дворец состоял из 11 апартаментов, а перед ним находился большой фонтан, состоявший из 12 скульптурных фигур с человеческими туловищами и головами животных из китайского гороскопа, расположенных в календарной последовательности. В течение суток через каждые 2 часа включался фонтан одной из скульптур. И таким образом шел отсчет времени. Вода подавалась из водохранилища. Идея и эскизы скульптур принадлежат западным миссионерам, а исполнение — китайским мастерам.

Подмеченная В. Ф. Братищевым особая страсть императора Хун Ли «наипаче к строениям» в полной мере нашла свое отражение в строительстве Юаньминюаня. Еще до Хун Ли эту резиденцию облюбовал его отец Инь Чжэнь и тоже активно занимался ее расширением и строительством. Завершилось сооружение Юаньминюаня в 1759 г. (24-й год правления Цяньлун).

В 1860 г. во время 2-й опиумной войны (1856-1860) англо-французские войска разграбили и подожгли Юаньминюань. Головы скульптур вывезли в Европу, а туловища разбили.

17. Имеется в виду император Сюань Е (1654-1722). Девиз годов правления Канси (1662-1722).

18. Курьер капитан Замощиков, по сведениям H. H. Бантыш-Каменского, побывал в Пекине в конце 1756 г., до приезда туда В. Ф. Братищева. Он был послан сибирским губернатором В. А. Мятлевым. Уже 14 декабря 1756 г. Замощиков возвратился в Кяхту, 11 февраля 1757 г. — в Тобольск, а 28 марта — в Санкт-Петербург, доставив в Сенат два листа из Лифаньюаня. Кроме того, курьер привез и корреспонденцию иезуитов (девять писем) для пересылки через Россию в Париж, Турин, Лиссабон и Богемию (об этом подробнее см. док. № 66; История Пекинской духовной миссии во второй период ея деятельности (1745-1808). Вып. 2. Казань, 1887. С. 228) (Бантыш-Каменский H. H. Указ. соч. С. 271-272).

19. Сенатский курьер Григорий Арбузов был направлен в Китай в конце 1757 г. с грамотой (от 2 октября) в Лифаньюань с просьбой об оказании помощи курьеру в получении сведений о судьбе четырех российских священников и двух церковников. В начале января 1758 г. Г. Арбузов выехал из Кяхты в Пекин (Бантыш-Каменский H. H. Указ. соч. С. 274).

20. Служивший при императорском дворе иезуит-художник Жан-Жозеф-Мари Амио (Jean- Joseph Mari Amiot, 1718-1793), о котором упоминает Д. В. Дубровская, по всей видимости, и был тем римским патером, о котором писал в своем журнале В. Братищев (Дубровская Д. В. Указ. соч. С. 190).