№ 31

1755 г. января 28. -Допрос в Нерчинской воеводской канцелярии каторжного М. И. Шульгина

/л. 163/ 1755 году генваря 28 дня присланной при промемории ис Цурухайтуевского фарпосту от пограничных дел Якуцкого полку от капитана Федора Тарского, каторожной Михайло Иванов сын Шульгин в Нерчинской воеводской канцелярии в судейской каморе на одине роспрашиван секретно:

А в роспросе сказал: до нынешняго учиненного им, Шульгиным, побегу за три недели жительство он, Шульгин, имел в городе Нерчинску в доме у каторожного бывшаго иеромонаха Тихона Воронина, и когда сюда в город Нерчинск приехал господин Соймонов 1, тогда слышал он чрез происходящую нароцкую молву, а от кого имянно, того он, Шульгин, точно не упомнит, что тот господин Соймонов намерен брать состоящей подле Амура-реки первой Китайского государства город Ангун, о котором он, Шульгин, и прежде слыхал, что тот город богатой. И удумов, он Шульгин, один сам собою изменя Российскому государству, из оного бежать в показанное Китайское государство во объявленной город Ангун для объявления в том городе командиром о вышеписанном слышанном намерении о взятье того города. А оное умыслил он, Шульгин, в таком уповании, что он, /л. 163об./ Шульгин, в здешнем Российском государстве находится в бедности и пропитание имеет просимою милостиною. А когда он, Шульгин, о показанном намерении объявит показанного города Ангуна командиром, тогда оне ево, Шульгина, наградят и будет у них жить во всяком к пропитанию и одежде довольствии и в намерении том прошлого 1754 году августа в последних числех, а которого подлинно числа того он, Шульгин, не припомнит.

Из дому того каторожного Воронина ношным временем в небытность того Воронина в доме и, не имея о вышеписанном своем злоумышленном намерении ни с кем сообщения, но тайно ушел и у того каторожного Воронина украл шубу, рубаху, штаны китайчетые, чюлки, бахилы, топор, три плата дабинных, три мотушки ниток, огниво и кремень, да ножницы. И по уходе той же ночи пришел на берег Нерчи-реки и имеющейся тогда на том берегу бат, а чей тот бат был, он, Шульгин, не знает, и в том бату поплыл вниз по Шилке-реке /имел, во-первых, намерение, приставая к деревням, просить милостиню/, по которой и плыл одне сутки, не приставая ни х какой деревни, даже до деревни Епифанцовой, х которой, приплыв и ходя в той деревне, просил у живущих во оной милостины, коей /л. 164/ и напросил. И за непущением ево, Шульгина, ни х кому начевать, начевал он, Шульгин, на берегу у той деревни, и по начеве уплыл он, Шульгин, в ымеющуюся пониже той Епифанцовой деревни в Заозерскую деревню, а ис той деревни в Фаркову, а из оной в Нижней Стретенской острог. И во оных деревнях, не приставая ни у кого, кроме, что просил милостиню, а во объявленном остроге начевал одну ночь у каторжного, именем Сергея, а как оному отечество и прозвание, того он, Шульгин, не знает.

И по начевании на другой день паки вниз поплыл. И не доплыв того дня до Черной нерчинского Успенского монастыря заимки, начевал он, Шульгин, на берегу Шилки-реки. А по начевании на другой день доплыл до показанной Черной заимки, в которой, немного побыв и прося милостиню, и за [137] непущением ево, Шульгина, ни х кому начевать, поплыл вниз по той же Шилке-реке и, не доплыв до Горбиченской деревни (от которой Горбиченской караул, в самой близости казаки живут в той деревни), начевал на берегу. А по начевании на другой день приплыл в показанную Горбиченскую деревню, до которой всего ево, Шульгина, водяного /л. 164об./ ходу пятеры сутки. И в той деревне выпросился в дом к живущему во оной разночинцу Тимофею Баженову, у которого он, Шульгин, и жил три недели и кормился, прося у живущих в той деревне милостиною, и что он, Шульгин, в той деревне жил, про оное ведали. И ево, Шульгина, видали все в той деревне жители, а кто показанного Горбиченского караула командир, он, Шульгин, не знает, ибо он, Шульгин, того командира не спрашивал за неимением ему, Шульгину, до того командира никакой нужды. Ис которой Горбиченской деревни показанной разночинец Баженов и брат ево Козьма Баженов же высылали ево, Шульгина, обратно в город Нерчинск, по которой высылке он, Шульгин, зделав только один вид, будто обратно в город Нерчинск пошел ис той деревни вверх по Шилке-реке на том же бату.

И отошед от той деревни, например, будет с версту, и пристал он к берегу, и был на том берегу тайно в кустах день, а когда настала ночь, то тем ночным временем уплыл паки вниз по Шилке-реке. И той же ночи, немного отплыв от объявленной Горбиченской деревни, начевал на берегу и по начевании, паки поплыл вниз по Шилке-реке. И того же дни доплыл до речки Желтуги, к которой пристав и у случившихся в тогдашнее /л. 165/ время для промыслу рыбного руских людей и кочюющих российских тунгусов, между которыми был показанного Козьмы Баженова сын родной, а как ево, також и бывших с ним товарыщей, зовут и тунгусы, которых родов, того он, Шульгин, не знает, напрося у них на пропитание рыбы и мяса. И притом тот Баженова сын спрашивал у него, Шульгина, куда он пловет. И на то он, Шульгин, сказал, что он пловет якобы для прошения милостины у кочюющих ниже той речки Желтуги российских тунгусов, не объявляя ему вышеписанного злаго намерения. На что тот, Баженова сын, говорил ему, Шульгину, что далее не плавай и, боде время приходит самое осеннее, и чтоб шугою не занесло.

Но он, Шульгин, не послушав ево, а паче имел вышепоказанное намерение от той речки Желтуги, один поплыл днем внис же по Шилке-реке и, пловучи от самой Горбиченской деревни, а близ оного караулу, а потом и от устья Шилки-реки и Амуром. Подле оных рек по берегам имеются все горы и крутые сопки. Токмо не доезжаючи города Ангуна, например, будет сутки за полторы по тому Амуру, уже пошли места ниские луговые и степные и лесу не имеется на тех же чистых местах. /л. 165об./ Не весьма далеко от показанных имеющихся по берегу гор и крутых сопок, пловучи вниз по Амуру-реке, на правой стороне имеетца Китайского государства жительства, и жительских дымов, например, будет с 80. Також и по тем горам и подле самого берегу по обе стороны Амура-реки, а по большей части на правой стороне, в разных местах кочюют того ж Китайского государства люди, юрты по две и по три не в дальних от места до места разстоянии. И оных кочюющих людей многое число, и хотя те кочюющие у него, Шульгина, когда он для прошения милостины на самое малое время к тем кочевьям приставал и спрашивали, что как он заплыл в их землю, но он им сказывал, что для прошения милостины, а того, что он нарочно едет для показанного своего злаго объявления в реченной город Ангун им не сказывал, и оне более у него не спрашивали и не держали. А до показанного города Ангуна от реки Желтуги плыл он семь дней, днем и ночью, апасаясь, чтоб не замерзнуть. [138]

В седьмой же день к тому Ангуну он, Шульгин, приплыл днем и, вышед на берег. То тогда того города китайские люди, увидя ево, Шульгина, и сняв с него шубу, которою закрыли у него голову, /л. 166/ и привели в обмазанную глиною наподобие избу. И по приводе показанную шубу с него, Шульгина, сняли, и в той избе он, Шульгин, видел лежащие на столе письма и, немного побыв в той избе, из оной привели в такую ж избу, в которой поставлены два небольшия стола под красным сукном. И на тех сталах лежат письма ж, а за теми столами сидели по одному человеку. А признавает он, Шульгин, что те люди того города командиры, и в той избе того ж дня, котораго он, Шульгин, приплыл, чрез их же толмача, которой по-рускии говорить умеет, спрашивали у него, Шульгина, каким образом он, Шульгин, к городу Ангуну приплыл. На что он, Шульгин, тем командирам объявил, что он из города Нерчинска бежал и приплыл к ним нарочно объявить, что вышеписанной господин Соймонов приехал в город Нерчинск с четырьмя палками и с пушками и хочет взять город Ангун сего 1755 году летним временем в страдную пору. И оное он, Шульгин, умыслил объявить сам собою не по научению чьему, но более уповая от них за то ево объявление довольного себе награждения и пропитания. И те командиры ему, Шульгину, сказали, что, хотя де у того господина Сойманова войска и четыре полка, но у нас де более ево /л. 166об./ войска имеется, да к тому ж и предосторожность можем учинить. Да и как де их тот Сойманов может взять наш город Ангун, ибо де оной весьма многолюден. И по вспрошении у него, Шульгина, объявленного, вывели ево, Шульгина, ис той избы в сени и, положа на порог, и поперег спины стегали ево, Шульгина, батожьем один раз. И при том спрашивали, что он, Шульгин, подлинно ль о взятии того города Ангуна объявляет правду и неложно ль оное затевает. На что он, Шульгин, точно сказывал, что оное объявляет истинную правду без всякой лжи.

И после того жил он, Шульгин, в том городе три дни и ходил по тому городу везде свободно, точию за присмотром одного человека. И в том городе Ангуне жилья довольно. В крук же того города со стороны от Амура-реки вал земляной вышиною, как не более будет дву аршин, шириною двух сажен, а из другую сторону осыпался и будет вышины, как аршина в полтора. Против же того города река Амур шириною будет с версту. В том же городе пушек им, Шульгиным, никаких не присмотрено, кроме что в одном месте имеется ружья немалое число.

И ис того города Ангуна в четвертой день повезли ево, Шульгина, степным местом в другой город, до которого ехали восемь дней. И по привозе /л. 167/ в тот город, которой кругом всего обнесен стоячим тыном и против вышеписанного ж, как и в Ангуне-городе, привели в ызбу, в которой начевал одну ночь, а ис той избы привели в другую и спрашивали у него, Шульгина, чрез толмача таким же образом, как и в Ангуне-городе. На что он, Шульгин, тоже объявил, что и в том Ангуне объявлял, и в подтверждение того ево объявления на пороге ж двоекратно стегали ево, Шульгина, батожьем. А тот толмач, которой ево, Шульгина, роспрашивал, объявил ему, Шульгину, что он бывал Российского государства руской человек. А в том де городе у него и дети прижиты, и имеются уже те дети большие, и как только о том объявил, то тогда бывшие при том времени китайцы тому толмачю говорить более запретили. И хотя тот толмач ево, Шульгина, и просил к себе на поруки, но не отдали. А содержан был он, Шульгин, в том городе под караулом две недели.

А потом повезли степным же местом в третей город и везли до того городу девять дней, а по привозе в том городе только начевали одну ночь и [139] повезли в четвертой город, и везли пять дней, и по приезде держали двои сутки без всякого у него, Шульгина, спрашивания. И в третьи сутки повезли в пятой город, /л. 167об./ и везли семь дней. А по приезде в тот город только начевали одну ночь, и во оных городех ево, Шульгина, кроме вышеписанного, не спрашивали, и по начевании повезли в Цурухайтуевской фарпост. И во оной везен был восемь дней, а по привозе в тот фарпост отдан от тех ево, Шульгина, привозных находящемуся в Цурухайтуевском фарпосте Якуцкого полку капитану Тарскому.

А показанные Китайского государства города, кроме Ангуна, другаго, в которой ис того Ангуна ево привезли, жительством малые. А каким званием те города, того он, Шульгин, не знает. Между теми городами имеетца некочевного жилья, наподобие как большие заимки, между которыми и малые есть. Точию многое число и места, коими он, Шульгин, везен был степные чистые, а лесу, кроме малого тальника, не имеетца. К пропитанию же скота те места угодные, пашенных же земель не видал, по привозе же в Цурухайтуевской фарпост капитаном Тарским роспрашиван. Точию только в том, о чем показано в присланной от него в Нерчинскую воеводскую канцелярию промемории, а более оного другаго никакого ему, Шульгину, распросу не было. Что же он, Шульгин, у того капитана Тарского /л. 168/ в распросе показал, каким случаем из вышеписанной Горбиченской деревни уплыл в китайскую сторону, где и пойман, будто он, Шульгин, не знает, якобы забываемою на нем, Шульгине, меленколиею. И оное он, Шульгин, показал ложно, хотя закрыть объявленные свои противные указом поступки в воровство. В меленколии же он, Шульгин, никогда не бывал. В бытность же ево, Шульгина, во объявленной китайской стороне к нападению на здешних российских людей и к воровству табуна и скота от тех Китайского государства людей ни тайно, ни явно не слыхал и не знает. Також в той китайской стороне российских, кроме объявленного одного руского человека, других перебещиков никого не видал и в показанную китайскую сторону он, Шульгин, уплыл, подлинно умысля один сам собою и сообщников в том к себе никого не имел. В здешним же государстве притеснения ни от кого себе он не видал, и что он, Шульгин, показанной побег учинил и, изменя здешнему государству, в Китайское государство перебежал в противность Ея императорского величества указов и договорного мирного трактата в том он, Шульгин, приносит вину свою. А в вине ево воля Ея императорского величества, и в сем распросе сказал он, Шульгин, все /л. 168об./ сущую истинную правду, а ежели сказал, что ложно или утаил, а после чрез кого-либо изобличен будет, за то б повелено было учинить с ним, чему будет достоин, в том и утверждается под смертною казнию.

Того ж генваря 30 числа объявленной ссыльной Шульгин паки взят был в Нерчинскую воеводскую канцелярию и в подтверждение объявленного учиненного того генваря 28 дня распросу под битьем плетьми накрепко был роспрашиван.

А в роспросе сказал то ж, что и во объявленном прежнем своем роспросе показал, и в том во всем утвердился на том своем прежнем распросе, и более ничего не приполнил и сообщников тако ж, и от кого подлинно слышал о взятье города Ангуна, никого не показал.

По листам на полях справа и под текстом скрепы: Протоколист Василей

Обезьянинов. Канцелярист Василей Дедекин.

На л. 163 в левом верхнем углу: № 13, под ним написано: секретной.

В правом верхнем углу: Копия. [140]

АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Оп. 6211. 1756 г. Д. 8. Л. 163-168 об. Копия.

Другая копия // Там же. 1755 г. Д. 4. Л. 14-19 об.

(На л. 14 заголовок: 1755 году генваря 28 дня присланной при промемории ис Цурухайтуевского фарпосту от пограничных дел Якуцкого полку от капитана Федора Тарского каторжной Михайло Иванов сын Шульгин в Нерчинской воеводской канцелярии в судейской каморе на одине роспрашиван секретно.

Внизу под текстом красным карандашом написано: такой же допрос прислан при указе из Сената в 28 июня.

На листах скрепа: С подлинным свидетельствовал канцелярист Федор Нерлов)

(На л. 19 под текстом: Того же генваря 30 он, ссыльной Шульгин, в подтверждение еще вторично под битьем плетьми накрепко был роспрашиван, а с того роспросу во всем утвердился на прежнем своем показании и более ничего не припомнил и сообщников також, и от кого подлинно слышал возле города Айгуна никого не показал.

В правом нижнем углу: Подал Ширданского пехотного полку сержант Тимофей Шмалев в 30 июля 1755 г)

Третья копия // Там же. Ф. Внутренние коллежские дела. Оп. 211. 1755 г.

Д. 348. Л. 209-214 об.

(На л. 209 в левом верхнем углу: Секретной; в правом верхнем углу: Копия.

По листам и под текстом скрепа: Василей Соколов; канцелярист Баженов.

В левом нижнем углу под текстом: Подал сенатской роты салдат Гаврила Корсоков в 28 июня 1755.

Заголовок в документе такой же, как в документе № 4, а в конце текста есть разночтения с этим документом: «Того ж генваря 30 числа объявленной ссыльной Шульгин паки взят был в Нерчинскую воеводскую канцелярию и в подтверждение объявленного учиненного того генваря 28 дня распросу под битьем плетьми накрепко был роспрашиван. А в роспросе сказал тож, что и во объявленном прежнем своем роспросе показал, и в том во всем утвердился на том своем прежнем распросе, и более ничего не припомнил и сообщников тако ж, и от кого подлинно слышал о взятье города Ангуна, никого не показал»).

Краткий экстракт // РГАДА. Ф. 248. Сенат. Оп. 113. Д. 485а. Л. 780.

Опубл. с небольшими сокращениями: IX научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 1978. Ч. 2. С. 102-108.


Комментарии

1. Об этом факте подробнее см. док. № 27, с. 97-98 и работу Хохлова А. Н. «К истории миссии В. Ф. Братищева в Китай (1756-1757 гг.)» (IX научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 1978. Ч. 2. С. 98-99).