№ 126
1762 г. октября 19 — 1764 г. июня 10. — Журнал миссии капитан-поручика И. И. Кропотова, отправленного в Пекин курьером
/л. 18/ ЖУРНАЛ
Отправленнаго куриером в Пекин к китайскому Трибуналу с листами от российскаго Сената Ея императорскаго величества ординарца лейб гвардии капитана порутчика Кропотова.
1762 году октября 19 отправились из Москвы и прибыли в город Владимир 21 того ж месяца, а 23 прибыли в Муромской уезд в село Репино, где дожидались зимнева пути. А что в бытность в Муромском уезде произходило, и что в пути примечанию достойново приключилось, тому повседневная записка, сколько время допустило, при сем следует 24 ноября, то есть в день высочайшаго Ея императорскаго величества тезоименитства, было собрание всего случившагося в уезде дворянства в городе Муроме в соборной церкви у литургии. По окончании оной был молебен, при котором были два архимандрита и священников того города до 40 человек, диаконов до 15 человек. По окончании же молебна званы были как духовные, так и светские к воеводе того города господину Батурину, где и обедали. При чем во время питья кубков за высочайшее здравие Ея императорскаго величества и Его императорскаго высочества выпалено из пушек до 100 выстрелов.
По окончании обеда званы были все дворяне, в том числе /л. 18об./ и господин воевода, числом до 18 человек мужеска и до 10 женска полу, в село Репино к ужину в доме Ея величества ординарца Кропотова. И в восемь часов по полудни все собрались для изъявления же учерднейшаго торжествования. Иллуминованы были в покоях все окны свечами, а на воротах поставлена была небольшая картина с вензловым именем Ея императорскаго величества 1 под короною, которая помощию поставленных за оную плошек довольно ясно видна была. На дворе поставлено было несколько смоляных бочек. Во время ужина пили кубок за высочайшее здравие Ея императорскаго величества при пушечных 31 выстреле, другой кубок за здравие Его императорскаго высочества при выстреле 21 пушки, третий в знак усердия верных слуг Ея величества при выстреле 11 пушек, а на дворе для народу поставлено было вино и пиво и в изъявление искреннейшаго народнаго усердия слышан был многократно крик с обыкновенным словом ура. По окончании ужина некоторые разъехались, а иные за дальностию домов остались ночевать.
25 числа прибыл из Мурома Благовещенской архимандрит Алимпий и служил в селе Репине божественную литургию и молебен за высочайшее здравие Ея императорскаго величества. /л. 19/ По окончании онаго зван был к обеду в доме Кропотова, а после обеда как он, так и все ночевавшие разъехались.
От 26 ноября до 2 декабря время употреблено было на приуготовление к пути, а 2 числа отправились в путь к Нижнему Новугороду. Свита вся состаяла в 13 человеках, а имянно:
Капитан порутчик Кропотов.
Московскаго сухопутнаго госпиталя оператор
Елачич
Московскаго университета студент Екимов 2
лейб гвардии унтер офицеры отставные [268]
сержант Спирин
сержант Галкин
фуриер – Мордовской 3
Вязниковской слободы купец Галкинской.
служителей шесть человек.
5 числа по утру, прибыв в Нижней Новгород, стали на квартеру в Ямской слободе, для тово чтоб удобнее можно было от жителей разведать о поступках господина губернатора Измайлова 4 и прочих с ним присудствующих. Однакож успеху в том предприятии не было, потому что прокурор той губернии господин Трегубов, сведав от ямщиков о приезде Кропотова, тот час приехав, принудил не отступною прозьбою ехать к нему обедать, сказав при том, что и губернатор уже /л. 19об./ о том знает и будет к нему в доме к обеду. Тут были и еще несколько человек приезжих из уезду дворян мужеска и женска полу, которые все уведомлены были от губернатора, что Кропотов ему свойственник, почему все, почитая губернатора, делали и ему почтение и так ни на какой партикулярной разговор привести было нельзя. Сколько же приметить можно было из поступок, то отменнова любления к нему не было видно, а одна только учтивость. Хозяин же того дому господин Трегубов казался пощасливее в том, о прочих господах присудствующих ничево к похвале их примечено не было, а по отсудствию их можно бы, казалось, смеляе (Так в тексте) кому вызваться. Однакож все казались довольняе (Так в тексте) поступками господина Трегубова.
6-го числа Кропотов был в доме преосвященнаго архиепископа Феофана Нижегородскаго 5 у обедни и в ево кельи. Его преосвященство был тогда болен, однакож видеть себя допустил. А потом зван был Кропотов обедать к губернатору и после обеда отправился в путь, оставя одново служителя за болезнию от стужи в Нижнем Новегороде.
Проезжая же уезд Нижегородской, не мог ничево к похвале о поступках губернатора сведать, также и озлоблении слышны ни от ково не были, и никакою жалобою /л. 20/ никто не отозвался.
8 числа прибыли в город Кузмодемьянск, где только переменили лошадей и отправились в путь. А о воеводе того города ямщики отзывались с удовольствием, с протчими же жительми скорой отъезд не допустил видеться, к тому ж и знакомых в том городе никово не было.
9 числа в ночи прибыли в город Чебаксар и также, не останавливаясь, выехали.
10 числа по утру прибыли в село Везовые, где, переменяя лошадей, принуждены были от великой стужи несколько часов стоять в одном крестьянском доме. Жители тово села питаются промыслами вне домов своих, ездят под извозом в разныя городы и потому сведущи о многом, а больше о Казани уведомил хозяин тово дому.
Первейшее, о чем он много раз повторял, было сожаление о покойном генерал-майоре Блохине Ево называл он Защитником правосудия, сказывал при том, что все жители казанские и того уезда со слезами о нем вспоминают, и не остается никово (кроме безчестных, коим при нем не удавалось умыслов своих в действо производить), кто бы об нем не сожалел. Всяк, кто бы какое дело в губернской канцелярии в бытность ево ни имел, получил по справедливости удовольствие не продолжительное. Напротив же того ныне редко кто бы в том был /л. 20об./ довольным.
О губернаторе князе Тенишеве, видно, не смел он вызваться неудовольствием, почитая, может быть ево нам знакомым, а канцелярским служителям [269] приписывал многия неправосудии и лакомствы. Однакож можно было приметить послабления к тому командующих.
Того ж числа прибыли в провинциальной город Свияжск, где от воеводы графа Толстова по знакомству приняты были изрядно. О нем наслышались мы как от тутошних жителей, так и в проезде, что, не льстя, потому что он давно знаком, можно безпристрастно заключить, что человек честной и своими поступками заслуживает похвалу себе по справедливости. Он подтвердил также слова тово крестьянина, которой в селе Везовых говорил о неудовольствии от казанских канцелярских служителей, не касаясь почти имени губернатора. Однакож приметить было можно, что гораздно довольняе были бы все, ежели б сия знатная губерния управляема была таким человеком, каков был покойной генерал-майор Блохин, о котором он без слез говорить не мог.
В Свияжске за нестерпимою стужею пробыли мы целые сутки. Сию стужу терпели мы с самова почти выезду из Мурома, которую /л. 21/ не сносною почитать можно было, в чем к доказательству служит, что один ямщик в проезде нашем между городов Нижнева Новагорода и Кузмодемьянска ознобил руки и ноги и без дыхания привезен был на перемену, где с малою надеждою о жизни оставлен. Почему принуждены бывали почти во всякой деревне на малое время останавливаться для служителей своих и ямщиков, чтоб их не перезнобить, и сами претерпевали великую нужду.
А 11 числа прибыли в Казань.
Продолжение будет впредь. /л. 23/
(На л. 21 об. внизу справа написано: К реляции Кропотова от 12 декабря 1762-го года. См. док. № 132; л. 22-22 об. — см. док. № 135)
Продолжение журнала отправленнаго в Пекин куриера Кропотова.
Декабря 11-го числа 1762-го году прибыли мы в Казань, где пробыли для исправления собственных нужд и из любопытства до 15-го числа. Знакомова получили мы одново только господина надворнаго советника Веревкина 6, которой присудствует в губернской канцелярии. А в доме ево имели случай видеться со многими живущими в Казани господами штаб- и обер-офицерами, которые званы были к нему единственно для свидания с нами. У господина губернатора князя Тенишева так же были, однакож на короткое время, чему причиною была болезнь жены ево, а виделись с ним после у господина Веревкина.
Из разговоров можно было приметить разные, и одни другим противные, мысли об одной материи, которая примечанию достойна была потому, что касалась до всего общества. Оная состояла в должности учрежденных в той губернии валдмейстеров. В собрании были некоторые, кои желали быть в должность ту определены, показывая усердие соблюсти пользу общества. Другие, напротив тово, сожаление /л. 23об./ великое оказывали о крестьянстве той губернии, да и о самих помещиках, почитая их нещастливыми пред всеми почти подданными Ея императорскаго величества потому, что везде, кроме Казанской губернии (или еще очень малово числа мест), пользуются жители свободою от валдмейстерскаго учреждения. А в Казанской губернии есть много таких мест, где кроме заповеднова лесу другова нет, и потому крайнею нуждою побуждены будучи, впадают в преступление неволею. Положенных штрафов на Казанскую одну губернию за порубку заповедных лесов считают до 16000 Рублев, которую сумму собрать никаким образом нельзя. Да хотя бы, следуя всемилостивейшему имянному Ея императорскаго величества указу, и треть той суммы собрать. Однакож и тово без крайнево разорения зделать не можно. К томуж чувствительно бывает жителям надзирание валдмейстерское тем, [270] что по осмотрам их всегда виноватых находится много потому, что хотя не годной на строение караблей, однакож запрещенной лес в порубке на дворах случается. А убегая штрафа (которой полагается за каждое дерево по 10 рублев), принуждены бывают давать тем /л. 24/ вальдмейстерам сколько-нибудь.
Было же и то в разговоре, что и приготовленныя на строение караблей разнаго качества леса за слабым смотрением к тому определяемых людей, без прикрытия от мокроты погнивали, или и во все пропадали. И потому считают казеннова убытку больше, нежели бы быть надлежало, не включая еще той тягости, которую чувствуют жители тех мест.
Господин губернатор между прочими разговорами вызывался с удивлением о том, что Провиантская канцелярия заключила подрядную в Казань поставку провианта на великую сумму денег, гораздо дороже той цены, по какой в Казань по вольной цене покупка хлебу бывает, в чем почитает не малой казенной убыток. Представлять же о том в главное место отважиться будто не смеет. По примечанию же, и поверить в том не сумнительно потому, что, кажется, ево никто, кроме самово ево почтения достойным не признавает. А господину Веревкину все отдают справедливость, которое приметить можно было и из тово, что служители канцелярские им, а он ими довольными казались. И ежели простонародному слуху верить, то подумать можно, что он /л. 24об./ остротою разума своево заставляет других присудствующих говорить меньше, нежели бы должно было. Да и тово закрыть нельзя, что бедность ево, может быть, ныне не так чувствительною ему кажется, как за несколько месяцев прежде. И общенародное разглашение подтвердиться тем может, когда канцелярских служителей притеснении обвиняются не напрасно. Есть хотя господин прокурор Воронцов, однакож по слуху надобно заключить об нем, что он, не быв у статских дел прежде, для толь знатной губернии не довольно достаточен. Привыкшие же к вольностям люди, кажется, требуют человека в должность сию построже, да и могучае о себе смело говорить. А иначе будет всяк таков, каковым господина Воронцова почитают. Из чево заключить можно, что хотя бы он и предприял опровергать определение присудствующих в губернии, однакож не привычка к делам и слабая на себя надежда заставит отложить до другова времени или и навсегда.
15-го числа, отправясь из Казани, прибыли мы в город Кунгур 21-го числа. Проезжая же многия селении новокрещенных черемис и ватяков, не слыхали никаких жалоб, кроме посещения /л. 25/ вальдмейстеров, которые, как они сказывают, ежегодно бывают. А проедучи Кунгур, к удивлению нашему, услышали, что приписанные 7 к прежде бывшим государственным заводам крестьяне (которыми вся дорога до Екатеринбурга населена) никакой работы в учрежденныя от правительства места не исправляют. Любопытство понудило нас о причине тово узнать и услышали во всех местах одно: то есть, что начали прежде в Сибире ослушаться крестьяне господ Демидовых 8 (о чем и следствие в Екатеринбурге производится), а тому последовали и все, почитая не удовольствие свое на заводских владельцов в том, что будто принуждены они бывали сверх положеннова за платеж подушных за них денег числа работать без зачету. А тем принуждены бывали терять время в домостройстве своем и почти во все хлебопашество оставить, которое и потому очень видно, что так все бедны, что мы с нуждою могли подводы (хотя и малое число) получать. Сами же они и в том проговаривались, что отправленные от них с прошениями в Москву и в Санктпетербург поверенныя, стоят им великой по состоянию их суммы, /л. 25об./ а нужда будто к тому их привлекала. Желание же их общее ни в чем ином состоит, как только чтоб по-прежнему в казенном при заводах ведомстве быть, чем они прежде сего весьма довольны были. И охотно желают производить работу по-прежнему при казенных заводах [271] разположению, или ежели благоволено будет, собирать с них положенное число с душ деньгами, а работать по нынешнему положению от владельцов казенными заводами не имеют ни желания и будто и ни силы.
А между тем, видя всеобщее повсюду возмущение и ослушание, и пуще в мнении своем утверждаются. Мы старались убедить их тем, что они преслушниками указов почтены будут и нанесут себе тем правильное наказание, ежели не будут послушны. Однакож, что бы ни говорили, везде один ответ: что больше смерти не будет, а то де только одно тяжеле бывших до ослушания их работ. Сверх же тово полагают правильную и несумненную надежду на правосудие Ея императорскаго величества, которое, что ни определит, сносить предпринимают.
24-го числа прибыли в Екатеринбург. /л. 26/
А что к удовольствию нашево любопытства услышим, о том, приедучи в Тобольск, написано будет. Отправиться же отсюда надеемся сего числа. /л. 27/
Всепресветлейшая державнейшая великая государыня императрица самодержица всероссийская.
Государыня всемилостивейшая Вашего императорскаго величества при всемилостивейшем имянном указе посланные со мною знаки ордена святаго Александра Невскаго, подал в Тобольск тайному советнику и губернатору господину Сойманову, которой получа оные всеподданнейше изъявлял всеусердное благодарение за высочайшее вашего императорскаго величества матернее к нему милосердие радостными слезами и просил меня принять от него всеподданнейшее /л. 28/ доношение вашему императорскому величеству в чем я ему послушание и зделал и как оное так и продолжение моево журнала к стопам вашего императорскаго величества с глубочайшею преданностию низполагаю.
Всемилостивейшая государыня
вашего императорского
величества ординарец
всеподданнейший раб
Иван Кропотов
От 8 генваря 1763 году
из Тобольска /л. 28/
Продолжение журнала отправленнаго в Пекин куриера Кропотова.
В Екатеринбург прибыли мы прошедшаго декабря 24 числа, а 25 были после обедни у жителей города того, и из разговоров примечено нами следующее.
Командированной от Правительствующаго сената к следствию по челобитью крестьян господ Демидовых полковник господин Лопатин сказывал, что следствие ево приключило ему по усердию труда много, но успеху мало, потому, что все обиды, причиненные от прикащиков Демидовых крестьянам, почти без доказательства. Крестьяне, сказывают, много страдали от побоев, а кто бит и когда, того засвидетельствовано нигде не было, да и просят о многом таком, чево и в челобитной в Правительствующий сенат не было от них написано. А он (как сказывал) прозьбы их принимать не смеет двух ради причин: первое, что повеление имеет следовать только против поданнаго их прошения, другое, что ежели все то принимать, что они говорят, то и пуще конец нескоро последует. К тому ж и много таких в прошении есть мест, о которых, говорят, они и не знают, кто и когда написал, а говорят иное и совсем к тому не принадлежащее, о чем от него /л. 28об./ и репортовано. [272]
По совести же признавался он (в чем на честность ево положиться можно), что слухи доходили до нево посторонние, но невозможные принять к делу, будто прикащики без всякова правосудия и человечества притесняли крестьян немилосердно. Они, чувствуя отнюдь не то, вознегодовали за мелкости. Между прочим за достойное примечанию показалось нам: один из прикащиков, желая зделать господину свою отличную прибыль, вздумал за 30 верст привести в пруд воду из озер каналами, которая работа и многова труда стоит да и непозволительна. Отчево несносную тягость крестьяне претерпевали, а исполнить было не можно, сколько о том ни старались, но крестьяне тогда ослушны не были. Напоследок же, меньше имев причин, вознегодовали и так ожесточились, что уже ни каким способом доказать неправость свою не допускают. Прикащики же пользуюся их безразсудным упорством, присвояют себе и в винах своих правость, а что они многия озлоблении крестьяном делали, и что крестьяне от господ своих на них управы не получали, в том подтвердили нам многие посторонние слухи, кои в пути после до нас доходили.
Прочих же владельцев казенными заводами крестьян, посторонние больше винят, нежели демидовских, потому что они /л. 29/ в нищету пришли частию и от глупости и своевольства собственнаго. Услышав, что демидовские не послушны, и следствие началось, вздумали некоторые по причине, а иные и по своевольству ослушаться от команды. Присылаемых не стали почитать, и кто из них же станет уговаривать, били и принуждали бунтовать. Напротив же тово и о владельцовых прикащиках доброво слуху нам было немного. Всякой, стараясь показать господину своему услугу, презирая тягость крестьянскую, о размножении помышляет, и потому, казалось нам, что все те слухи кончатся не иначе, как отменным каким-нибудь определением, какова ни челобитчики, ни ответчики не чают, а иначе междоусобные раздоры прекратиться, кажется, не могут.
В канцелярии Екатеринбургской, которая управляет все заводы Казанской, Оренбурской и Сибирской губернии судящих, нашли мы трех человек, но достойными названия совершенново человека не всех почесть можно: старшей из них коллежской советник господин Юдин сказывает себе с лишком 80 от роду лет, при канцелярии той около 30 (ежели и не больше) лет. Только отменнова об нем слуху ни от ково нет, да, как говорят, и не было. Привык он, может быть, по долгому времени к делам тем, да уже старость и забывать принуждает. К тому же и в канцелярию за слабостию давно уже не ходит, /л. 29об./ хотя она не дале 50 сажен от двора ево. Другой присудствует надворной советник господин Арцыбашев, человек также за 60 лет, но тот, хотя и не так слаб, однакож видно, что и с молоду человеком отменнова разсудка ево не многие называли, а ныне, кроме презрения, он ничево не заслуживает, а третей — судья, коллежской ассессор господин Порецкой, человек разумной на тутошние дела, знающей и бывшей в той канцелярии секретарем, но так ли он честен, как разумен, в том точной надежды получить мы не могли. Знаком он нам никогда не был, однакож принял нас ласково, и первое, что мы от нево услышали, было то, что он недоволен определением к переделу медных денег 10 особливой канторы, поставляя то за ошибку сенатскую в том, что напрасное жалованье определенные в ту кантору члены получать имеют. А будто можно бы было и в одной той канторе исполниться, что теперь в двух местах делается. Сказывал притом он между канторами великия несогласии и будто лишния в переписках затруднении. Однакож про то сперва не выговаривал, что их канцелярия, хотя в трех человеках считается, но один он все делает. Напоследок же, по щастью нашему, и в том проговорился, что он один все то управляет, которое и многим бы немалаго труда стоило. А когда мы по нашему к нему усердию пожелали /л. 30/ ему главново командира такова, которой [273] бы обеими канторами по чину и достоинству повелевать и управлять мог, то приметили, что он не за большее себе удовольствие приемлет и труда своево не жалеет, хотя бы и на теперешнем основании навсегда осталось.
Видели и еще командующаго канторою о переделе медных денег надворнаго советника господина Сокольникова 11. Но тот также искреннева почтения от нас получил немного, потому что он, будучи прежде защитником новокрещенных в Казанской губернии, немного доброй славы по себе оставил. Что же до разуму ево принадлежит, в том отдаем ему справедливость. Он сказывал нам, угождая любопытству нашему, многие пользы от трудов ево, но мы о том здесь затем ничево не полагаем, что чрез репорты довольно везде известно, а желаем только, чтоб такая нужная експедиция, какову две в Екатеринбурге канторы составляют, получила человека толь достойнова, какова мы в Тобольске в лице господина тайново советника и губернатора Сойманова нашли.
Отправясь 25 числа из Екатеринбурга, прибыли в Тюмень 27 числа в ночи и, не останавливаясь, поехали в Тобольск. В пути же нашем от Тюменя, во многих татарских деревнях слышали великие жалобы от идущаго из Москвы в Сибирь /л. 30об./ с колодниками Навагинскаго пехотнаго полку порутчика Патынина, которой отправлен был до Казани водою, а из Казани сухим путем до Сибири. Оной Патынин по слуху поступок своих принудил нас Его превосходительству представить. Почему тот час, как в Тобольск прибыл, следствие учинено. И по следствию найдено великих множество непорядков. А имянно здесь их описывать не разсудили для того, что уже из Правительствующаго сената чрез Военную коллегию в Тобольск о изследовании повеление есть. Но прежде нежели то получено, по одному нашему партикулярному представлению, господин губернатор приказал о всем изследовать. И найдено, что тот Патынин, обижая жителей, в пути наворовал деньгами одними до 900 рублев, в чем и признался. А о прочем, то есть, что он многих колодников поморил, в чем на нево подчиненные доказывают, определено судить, и уже начато.
Против 30 числа декабря в ночи прибыли мы в Тобольск, а по утру Кропотов поехал в дом господина губернатора и подал ему посланной с ним пакет с знаками ордена святаго Александра при имянном /л. 31об./ Ея императорскаго величества указе, которой он с изъявлением величайшаго удовольствия принял, благодаря земным поклоном Ея императорское величество за высочайшую матернюю к нему милость, в присудствии случившихся в доме его немалова числа штаб- и обер-офицеров, которое удовольствие произвело в глазах ево и других радостные слезы. За слабостью же здоровья ево он до перваго генваря ордена не надевал, а перваго числа, надев, был у обедни и молебна, потом звал как архиерея с прочими духовными, так и светских к себе в дом к обеду. В собрании было до 50 человек и торжествовали день тот с пушечною пальбою. По окончании стола подарил господин губернатор Кропотову за высочайшую Ея императорскаго величества милость шубу песцовую, шапку соболью и сто рублев. В следующие после того дни Кропотов имел щастье получить отменную ево к себе благосклонность, а он, приметя, может, любопытство о познании примечани достойных сибирских приключений, сказывал ему о многом, которое сколько время и память допустили полагаются при сем.
1. И, по нашему мнению, достойное примечания было: прислан к нему из Правительствующаго сената при указе прошлаго 762 году от /л. 31об./ майя месяца устюжской купец Степан Бабкин, котораго по учинении наказания в Санкт-петербурге велено сослать в Сибирь на поселение за продерзости, что он подавал проекты о российской коммерции, а тем (как догадаться можно) [274] мешал обер-директору Шемякину 12 получить некоторую пользу к собственному интересу.
В вину ж ему причтено то, что оной так, как не приличное разсуждению ево, дело предпринимал о медной манете предлагать, которое, хотя в сходственность ево представлений, по аппробации и в свете вышло, прочия же ево представлении известны были и Ея императорскому величеству блаженныя и вечной славы достойныя памяти государыне императрице Елисавете Петровне. И высочайшим Ея императорскаго величества имянным указом повелено было в немедленном времени разсмотрение учинить Правительствующему сенату. Токмо получило ль то высочайшее повеление свое действо, о том неизвестно. Мы, побуждены будучи обстоятельнее о том уведать, сыскали тово купца и сперва по бедному платью ево не могли поверить, чтоб он подлинно тот был. Однакож чрез посторонние разговоры завели ево в некоторую смелость и услышали великия и важныя ево разсуждении о пользе государственной. /л. 32/ И хотя он причину ссылки ево и боялся сперва открывать, однакож уверяем будучи нами, что мы никакова участия в государственных делах иметь не можем, а одно только любопытство наше понуждает о жизни ево ведать. И так, наконец, стал он разказывать, каким образом представлял он в прошлом 755-м году в Правительствующий сенат о сибирской коммерции.
О ущербе казенном и народной тягости отпускаемаго в Китай казеннаго каравана.
О учреждении на границе канторы при таможне.
О пересылке из канторы казны чрез вексель и почту.
О вольной торговле на китайскую границу.
О пресечении тайно провозимых за границу таваров и серебряной монеты.
О непродаже китайцам скота на товары, кроме золота и серебра.
О отпуске в Китай купеческаго под именем казеннаго каравана.
О бытии в Пекине завсегда консулу.
О небытии на китайской границе ревенной и камчатской коммисиам.
О учреждении почты чрез Екатеринбург до Сибири.
О учреждении вновь дорог и о содержании порядочных /л. 32об./ перевозов по екатеринбургской дороге.
О постройке буеров на Байкале.
О постройке на китайской границе другова гостинова двора.
О иркутском хлебопашестве.
О учреждении при Кабинете или Сенате особливой експедиции, которая бы имела наблюдение казенному интересу.
О небытии Сибирскому приказу, а вместо ево канторе при Сенате.
О уничтожении Верхотурской таможни 13.
И о многих других важных государственных пользах, уверяя нас, что о том весь Правительствующий сенат, а больше его сиятельство князь Яков Петрович Шаховской 14, известен и помнить де, я чаю, может. Ныне же по всемилостивейшему Ея императорскаго величества указу надеется он участником свободы по невинности своей быть и желает в Москву выехать, а там искать себе несумненнаго правосудия.
2. Приметили мы великое удовольствие господина губернатора в том, что высочайшим Ея императорскаго величества указом повелено учредить консулей в Баке и Гиляне, /л. 33/ которое (как он сказывает) есть исполнением намерения блаженныя и вечной славы достойныя памяти Его величества государя императора Петра Великаго, о которых он много разговаривал, да и то упоминал, что некоторые примечании трудов ево выходят ныне напечатанные в свет, а и еще нечто, хотя под чужим именем, сочиненное есть, которое [275] может также обществу известно быть, ежели он к тому принужден будет, а сам вызываться с тем не хочет.
3. Говорил он нам, чтоб мы старались в Пекине разведать, может ли великое число бобров там разходиться, а он ловлю бобров отменно размножить надеется, а каким способом, тому план под именем пословицы: Сибирь золотое дно — при сем приложен, которой мы от нево получили.
4. Желание ево есть сделать из селенгинских жителей, кои братскими называются, легкие нерегулярные войски, по представлению генерал-майора господина Якобия, о чем он и в Правительствующий сенат представлял.
5. За прискорбность почитает себе то, что представление ево в Правительствующем /л. 33об./ сенате не аппробовано о ямщиках, чтоб из здешних мест не перевозить в даль по сибирской дороге, а чтоб тамошних, из подушнова выключа, сделать ямщиками лучше.
Велено же ему указом Правительствующаго сената в противность представлению ево перевесть непременно, что он исполнять указ от себя дал. Но мы от посторонних здесь слышали, что ямщики пошли с прошением в Правительствующий сенат и будто не без надежды получить то же, что он представлял. Да только им не без убытку здешняя площадная речь пророчествует, да еще говорят (чему мы поверить не хотели), будто они собрали на росход денег не одну 1000 рублей в намерении, может быть, что по-прежнему иное и купить можно, чево даром сделать не захотят. Протекция же их по слуху. Господин обер-секретарь Брянченинов, по видимому же, не без ошибки их в том будет, и деньги останутся целы, ежели то с законом сходно, чево они требовать станут.
6. Желание господина губернатора есть, чтобы тавары в Москву не возить, а продавать в Иркуцке и Тобольске затем, что за провоз /л. 34/ сумма исходит великая и не дороже сибирскова (ежели еще и не дешевле) в Москве в Сибирском приказе продаются, чево и купцы здешние желают. А хотя, по известию от господина генерал-майора Якобия, торги на Кяхте с китайцами остановились, однакож ныне чрез партикулярные письма известно, что китайцов на границу приехало много и думают, что по их желанию от Трибунала позволено будет им с россианами торговать.
7. Какие непорядки при Анадерском остроге происходили о том данной нам от господина губернатора екстракт прилагается. И хотя на некоторое и резолюция от Правительствующаго сената последовала, однакож в заключении онаго екстракта обещано впредь, что по тому сделается доношения. И для тово для памяти разсудилось приложить оной ныне.
8. За неимоверное показалось нам, однако, господин губернатор за подлинно уверял, что за перевоску провиантов поверстных денег выдача была учинена до 7000 рублев, из тово числа за труды судьи с товарищи больше половины взяли. А как крестьяне на своих приемщиков просить начали, тогда резолюция была и послан офицер следовать. Д офицер, /л. 34об./ будучи совестен, учинил справедливо, то есть взяв от приемщиков реестр, кто и сколько при выдаче с них взял, к ним же послал. Но судьи лутчую справедливость учинили писменною резолюциею, чтоб крестьяном (как то партикулярное дело) ведаться с губернатором и с прочими товарищами и всеми приказными служительми, кто с них брал по форме судом. Однако крестьяне, не разумев формы суда с судьями, в процесс вступить опасаясь, терпели. Ныне же, по их щастью, публикованным указом взятки возвращать повелено (как то нерешенное дело). Те свои убытки возвратить могут.
8. В пути от Тюмени к Тобольску случилось нам стоять для перемены подвод в одной деревне, принадлежащей дому преосвященнаго Павла митрополита Тобольскаго и Сибирскаго, где от крестьян той деревни слышали [276] великие жалобы на несносные работы, бывшие прежде при доме архиерейском, и чрезвычайный наказании, кои приписывают одному архимандриту той епархии именем Иакинфу (которой имеет должность економа при доме архиерейском), называя ево по справедливости кровежаждущим.
Сии слухи подтверждены нам и от его превосходительства господина губернатора с прибавлением еще многих дел, в коих по советам економа архиерей беззаконно поступал. Его преосвященство показался нам таковым, как ево почти все в Тобольске разумеют, то есть /л. 35/ (оставляя сан его, к которому почтение оказывать должность обязует) мало достойным ево звания, а дела ево, сколько из разговоров с господином губернатором приметить было можно, великой хулы достойны. За малые, но по ево или советников ево, (коим он всем без изъятия верил) мнение великие проступки наказывал отлучением от церкви, о чем (как господин губернатор сказывал) и в Правительствующий сенат знать дано. К тому ж великие принуждении делает в пострижении в монахи своим подчиненным, употребляя к тому телесныя наказании, ежели добровольно кто не склонится. Власть же свою не по званию сана употребляет, но токмо могуществом все то делает, что ему нравится, хотя то и законам противно, о которых ево не пристойных поступках господин губернатор сам прежде ему, а потом и в Правительствующий сенат, представлял.
К главнейшему же нашему удовольствию примечено нами, что здесь дела нечто инако идут, нежели мы в других городах слыхали и прежде самим видеть случалось, то есть не отлагаются впредь. Сие учреждение приписывают все господину губернатору, но он напротив тово кажется меньше доволен подчиненными в дальних городах, нежели общество им. И разказывал нам о многих примечанию достойных делах, кои до нево были, между которыми знатное было о поведениях здесь /л. 35об./ прежде бывших начальниках Микулине, Угримове и Соколове, а обстоятельно об них здесь для тово не описываем, что уже Правительствующему сенату то известно, и они из Сибири взяты в Москву. А приметили только, что он опасается вреда обществу, ежели они от Сибирскова приказу опять будут определены. А ему и то чувствительно было, что Сибирской приказ определял воевод и прочих начальников от себя, может быть, по страстям. И для тово просил он Правительствующий сенат, чтоб оттуда были присылаемы. Почему лучших людей получить надеется.
Мы для любопытства, также и для того, что чрез Байкал море в генваре ехать не без сумнения, пробыли в Тобольске до сего времени. А седьмаго числа господин губернатор получил из Правительствующаго сената высочайшее Ея императорскаго величества повеление об отъезде в Москву. Тут, к великому нашему удивлению, увидели множество плачущих разнаго состояния людей, из чево отменное к нему всенародное любление видно было. Мы, видев то, что он в Москву скоро прибыть может, и будучи надежны, что он по высочайшей Ея императорскаго величества к нему милости будет иметь случай сам о здешних обстоятельствах доносить, стали ни о чем ином стараться, как только чтоб дал в путь наш отправиться, что 10 числа сего месяца и в действо произвесть надеемся.
В правом нижнем углу:
К реляции Кропотова от 8-го генваря 1763 года. /л. 36/
Всепрестветлейшая, державнейшая великая государыня императрица самодержица всероссийская.
Государыня всемилостивейшая!
Вашему императорскому величеству всеподданнейше подносить приемлю смелость продолжение журнала моего, которой прибавился по случаю болезни моей, а ныне, получа свободу, в повеленной мне путь отправляюсь, [277] имея искреннее и усердное желание исполнять Вашего императорскаго величества высочайшее мне повеление и повергая себя к стопам Вашего императорскаго величества с глубочайшим подобострастием.
13 генваря 1763 году Тобольск
Всемилостивейшая государыня!
Вашего императорскаго величества
ординарец
всеподданнейший раб
Кропотов /л. 37/
Продолжение журнала отправленнаго в Пекин куриера Кропотова.
Мы намерены были 10 числа генваря в путь отправиться, но приключившаяся болезнь Кропотову принудила еще три дни в Тобольске пробыть, от которой он из квартиры выезжать не мог. Жители же того города, видев отменную к нему от господина губернатора благосклонность, делали ему посещении. Из разговоров от посетивших ево двух первостатейных тобольских купцов примечено было следующее.
Тобольское купечество претерпевает великую тягость от разного состояния служеб, а больше от кабацких зборов 16, в которые винная поставка отдана покойному генерал-фельдмаршалу графу Петру Ивановичу Шувалову обще с ассессором Козьмою Матфеевым, в том,
Что привозимое с винокуренных заводов в худых бочках вино подвержено великой усышке и утечке.
К содержанию в разных городах вина определяются купцы. А по дальности мест принуждены за чужую прибыль отлучаться домов, промыслов, а некоторые за разными качествами лишаться и пропитания.
Отдача собираемых за продажу вина денег, покупка вместо попортившихся бочек новых. Канцелярские, хотя мелкие, однако ж многочисленные в переписках разходы причиняют им великой убыток.
Притеснении повереннаго от покойнаго графа Шувалова титулярного советника Воронова (которой прежде сего был графской служитель) в приеме от него вина чувствительны им чрезвычайно, потому /л. 37об./ что здесь, в Тобольске, имя его сиятельства по великому его чину и по отменном могуществе, которое он доказал всем, очень страшно было. Чем поверенной его, пользуясь, делает не только одно то, что можно, но и такое, что не можно, спорить же в том ему всяк себя слабым почитает.
Мы, не сказав им ничево иново, кроме сожаления (ежели то правда), спрашивали после у господина губернатора и получили от нево той же силы ответ. К тому ж, угождая любопытству нашему, дал он записку, которая при сем приложена под № 1-м.
Сказывали же они, что о том, чтоб тот откуп на ином виде зделать или бы им отдать, послали они прошение в Правительствующий сенат. А в том поручили старание обретающемуся при слушании новаго уложения 17 депутатом купцу Снигиреву с тем, что он через его сиятельство князь Якова Петровича Шаховскаго станет искать случаю подать, ежели не помешает ему господин Брянченинов 18, от котораго они себе добра мало ожидают. Разговаривая с господином губернатором о архиерейских крестьянах, что они претерпевали и ныне терпят тягость, получили на письме онаго подробность, которая при сем под № 2-м прилагается.
На словах еще господин губернатор нас уведомил:
1. Что архиерей здешней посвятил в священники и диаконы, и церковники из положенных /л. 38/ в подушной оклад из государственных крестьян из [278] разночинцов и несколько из прописных утаенных от платежа подушных денег до 50 человек, о которых, чтоб из подушнаго окладу были выключены, требовал от здешней губернии исполнения. Однакож в том ему (за тем, что указам то противно) удовольствия не сделано, а представлено в Правительствующий сенат от 12 декабря 762 году и требовано на то указу.
2. Представлено от него было в Правительствующий сенат от 15 декабря 761 году и требовано указу о произходимых между ясашными иноверцами и новокрещенными и рускими (кроме криминальных дел) ссорах, как суды производить, то есть по форме ли или без формы, которой они (что она значит) не разумеют. Только на то указу по сие время нет, а в том есть превеликая обществу тягость, а некоторым нечестивым судящим способ к грабительству.
3. От того ж числа представлено в Правительствущий сенат о взыскании с ясашных Якутскаго ведомства иноверцов денег, коими они должны разных тамошних городов купцам. Но также повеления на то не последовало, которое все (как он сказывал) по должности верноподданнова ево безпокоит. Дал он нам и еще к приступлению в подробности (которые нам в Иркутске дойтить могут) некоторые записки, но мы об них, ежели случай допустит, впредь упоминать будем. /л. 38об./
В правом нижнем углу написано:
К реляции Кропотова от 13-го генваря 1763-го года. /л. 39/
№ 1
Тобольское купечество не только за отягощение, но и за не малое разорение себе почитает, а имянно.
Винная поставка во всех тобольскаго ведения городех и дистриктах отдана графу Петру Ивановичу Шувалову с Козьмою Матвеевым, за которую платится из казны по 88 копеек за ведро, что по дешевизне хлеба с немалою прибылью.
По делам в губернской канцелярии явно, что вино, кроме прошедшаго году, по 25 копеек ведро становится, и потому по 63 копейки со всякова ведра прибыли получают (Абзац написан на правой половине листа за фигурной скобкой).
А содержание того вина в подвалах на купечестве, которые все разходы, дрова, свечи и прочее исправляют своим коштом, хотя в контракте и заключено, чтоб ставить вино в твердых бочках дубовых и еловых. Но с начала до нынешнева году ни единой дубовой бочки не было, а сосновые и еловые так не крепки, что великие утечки произходят, за что в платеж многие крайния /л. 39об./ разорении претерпели, а в доказательство тому следующее.
В пример представляется, что поставка с заводов до верх-иртышских крепостей такая была, в которой при приеме в три месяца у самих поставщиков утечки бывало.
В один провоз — 1900 ведр,
в другой — 1700,
в третей — 700.
А по приеме у целовальников до точново разходу содержится чрез целой год и больше. В таковом случае толь великие убытки чрез год взыскиваются с целовальников. Отчего многие в разорение пришли, а та истинна засвидетельствуется тем, что в губернской канцелярии в том письменные дела имеются.
Столь же великие убытки произходят почти во всех городах и дистриктах.
Как о сем, так и из протчих мест целовальничьи прошении и от магистрата в Сибирскую губернскую канцелярию имеются. [279]
Почему всегда и поверенному указами подтверждаемо было и в неисполнении ими в том своего контракту неоднократно представляемо было. Только до нынешняго 763 году никогда дубовых бочек в поставке не было, а с нынешнево году бочки дубовые по той причине привезены, что вино в поставке с казанских, графских заводов пришло в дубовых бочках, в которых и здесь отдача чинится (Текст со слов Как о сем... до ...отдача чинится написан на правой половине листа за фигурной скобкой). /л. 40/
№ 2
Архиерейские крестьяне за отягощение почитали и в губернской канцелярии просили.
1. До Усть-Ницынской слободы чрез 250 верст привезено камню 100 сажен, под каждою саженью было по 50 подвод.
2. Вожен был пятисаженной лес чрез 30 верст толщиною в 6 и 8 вершков 7000 бревен, нанимая подводы (кто сам не мог), платили по 25 копеек за бревно.
3. Поставлено было лесу семи и осмисаженного 110 бревен и обще с пятисаженным ставлен в Тобольск, причем находилось крестьян не меньше 100 человек, а разстоянием до Тобольска 550 верст.
4. На стекляную архиерейскую фабрику на Усть-Ницынскую слободу поставлено дров 700 сажен.
5. В месячную работу в дом архиерейской посылается по 50 и по 60 человек.
6. При пильной фабрике в работе людей было по 4 года по 500 человек да лошадей по 250.
7. В Ирбицкую слободу, где ярмонка бывает, на строение архиерейского дому с Ниццы-реки поставлено лесу пятисаженного 500, притом было 40 лошадей да 20 человек.
Тюменскаго Троицкаго монастыря, кроме прежних обыкновенных работ, по принуждению архимандрита Софрония и вновь ныне налагаемых многих поделок и работ. /л. 40об./
1) Поставлено было в летнее время в Тюмень пятисаженных по 6 бревен с души, итого 570, которой встаскивали против воды разстоянием 50 верст, и в той работе были 19 дней.
2) На архиерейскую работу посылается по пяти человек, им дается в подмогу по 30 рублев, по роскладке с души сходило по 19 копеек. Для возки разных монастырских припасов сходит по 4 подводы с человека в год.
Подобно тому жив прочих архиерейских Тавдинской и Покровской слободах и Тюменскаго монастыря крестьяне тягости несли, о чем обстоятельныя росписании от губернской канцелярии в Правительствующий сенат при доношении представлены от 24 марта 1762 году под № 278. Хотя вышеписанное произходило до отписки деревень, однако и ныне состоявшагося Ея императорскаго величества об отдаче по-прежнему во управление властям деревень, в недавании им по силе указу в работах квитанцей, прошении произходят. Во время ж отписки деревень вместо крестьян употреблялись в надобные работы, то есть в сенокос, священники и диаконы, а в ненужные, то есть к срыванию горы для пологова взъезду, к рубке лесу и к чищенью чрез две версты прешпективы употреблялись семинаристы, которые с майя по ноябрь месяц в той работе находились.
Внизу под текстом справа написано:
К реляции Кропотова от 13 генваря 1763 года (См. док. № 138; л. 41-42 — док. № 141). /л. 41/ [280]
/л. 43/ Продолжение журнала, отправленнаго в Пекин куриера Кропотова
Из Тобольска отправились мы 14-генваря и помощию посланнаго от господина губернатора для заготовления нам подвод сержанта Заева, получая подводы исправно, прибыли в город Тару 17 числа, где тамошнева воеводу господина Бабановскаго не застали. Он разъехался с нами другою к Тобольску дорогою, куда потребован он ордером господина губернатора (как мы еще в Тобольск слышали) к ответу по делу с митрополитом тобольским, которой ево наказывал отлучением от церкви. И хотя он от того уже и прощен был, но господин губернатор хотел то дело изследовать и, ежели достоин тово был, то, по-видимому, и светской штраф зделать ему хотел. В Таре же, слышали мы, что он по злобе тутошнева духовнаго правления оклеветан был, и все об нем жалели, а поступками ево очень довольными оказывались. Да и видно было, что он всеми жителями очень любим, и честным человеком все ево называют. /л. 43об./
Из Тары отправясь, мы того ж дня прибыли в город Томск 26 числа, где против чаяния нашева увидели посланнаго пред нами сержанта Заева, которой, к неудовольствию нашему, уведомил, что мы из Томска так скоро, как прежде, ехать не можем, потому что господин воевода Шарыгин в поставке для нас лошадей по почтовым станам зделал отказ, несмотря на то, что ему от господина губернатора велено нас удовольствовать.
Мы не хотели тому верить и для тово принуждены были отозваться к нему письменно и, упрекая несколько, требовали причину, для чего подводы, собранные, разпущены и мы на одних лошадях через 300 верст осуждены ехать. Он с ответным сообщением посетил нас сам. Тут уже увидели мы, что тому, что он делает, дивиться было не должно. Для тово признаться по совести надобно: глупее ево людей мы видали мало. Что бы мы ни говорили, был один ответ: лошадей взять негде, татара разорены, и чтобы мы представляли, куда хотим, он будет отвечать.
Итак, не получа удовольствия, хотели было на тех подводах, которым было нас 300 верст вести, надлежало ехать. Но прилунившейся на тот час в квартире нашей управитель горнаго начальства команды /л. 44/ господина Порошина дворянин Кругликов по выходе воеводы вызвался нам помощию в подводах от своей команды, уважая коммисию нашу нужною и тотчас поехал по почтовым станам 200 верст для собрания лошадей. Что действительно исполняя, чрез два дни возвратился и сказал, что лошади везде готовы, и он радуется, что мог тем посланному от Ея величества сделать услугу.
Мы, поговоря с ним, могли приметить достаточной ево разум, а в отсутствие ево из Томска сведали о щастии ево, которое он от командиров и от подчиненных имеет, да и по справедливости достойным места ево почесть ево можно.
Итак 29 числа выехали в путь наш к Красноярску. Тут уже без всякаго недостатку в подводах и затруднения ехали по новым селениям, видели хорошей успех, а особливо удовольствовали нас в селе, называемом Боготол. Жители, почитая себя довольными хорошим урожаем хлеба и довольством всяких угодей. Они говорили, что как прежде ни трудно им казалось оставить в Енисейске свои прежние домы, откуда они неволею переведены, но ныне за несносное почли бы, ежели их опять на прежния жилищи посылать станут (хотя они не больше трех лет начали тут селиться), и оказывали нам опасность свою в том, что присланные из российских /л. 44об./ городов на поселение стали тут же селиться. Почему им кажется опять в домы их возвращаться будет надобно. Но мы их, сколько могли, в том уверяли, что переведены не будут, от чево они очень довольными казались и при том уверяли, что за остатком от пропитания себя и скота могли они хлеба немалое число в казну продать и [281] при продаже безобидны остались. Все же то приписывают учреждению господина губернатора Сойманова, котораго имя во всей Сибире долго забыто, кажется, не будет. Повсюду жалеют об отъезде ево и как отца почитают и любят.
В Красноярск прибыли мы 3-го февраля и того же дня хотели выехать, но удержал нас снег, которой того дня пошел, а в нем была нам нужда. За 30 верст до города и столько же за город по дороге до того дня почти ничево не было (что там и обыкновенно). Итак пробыли мы в городе сутки, были у господина воеводы князя Пелымскаго, он также, как мы прежде и после от жителей слышали, заслужил себе от подчиненных щастье, и все ево любят.
4-го числа февраля, отправясь, прибыли мы в Иркутск 10-го числа по утру. Господин вице-губернатор генерал-майор Вульф, услышав о /л. 45/ приезде нашем, из вежливости или, может быть, от робости, будучи настращен поступками бывшаго в Иркутске следователя Крылова 19 или от невероятности о посланной с нами к нему Ея императорскаго величества высочайшей милости, не дождався нас к себе в дом, приехал сам в квартиру нашу, где Кропотов подал ему посланной пакет с знаками ордена святыя Анны, которой он, приняв, всеподданнейше благодарил Ея императорское величество и Его императорское высочество, и, возложа оные на себя, звал как Кропотова, так и приехавших с ним Иркутской канцелярии членов майора Ветлицкова и ассессора Суморокова к себе в дом обедать. Тут приехали преосвященный епископ Софроний и еще многие иркутские жители с поздравлением и обедали.
Но мы великую разность увидели перед Тобольским в Иркутске, которые не точно слышали, что господин губернатор Сойманов получил орден святаго Александра. Те спрашивали, получил ли он какую Ея императорскаго величества милость, и, услышав, радовались больше, нежели думать нам можно былою Мы из поступок живущих приметили, что господин генерал-майор Вульф такова щастия не имеет, /л. 45об./ как господин тайной советник Соймановю Хотя все называют ево честным и безпристрастным человеком, но приписывают ему во всех делах великую медленность, лишнюю и совсем не дельную робость, а частию и упрямство. Товарщи ево не смеют из почтения к чину ево ничево в канцелярии сделать. И так многое длится такое, которое скоро исполнено должно быть. Из присудствующих с ним господин майор Ветлицкой имеет здравое разсуждение и кажется, можно бы было на нево во многом положиться, но он не смеет ни на какую мелкость сам резолюцию сделать, от чево многие дела отлагаемы бывают за сумнениями господина вице-губернатора. А он, как видно, от болезни много трудиться не может, никому вверить не смеет, и так дела все не по-тобольски идут. Господин вице-губернатор подарил Кропотову за высочайшую Ея императорскаго величества милость чашку финифтяную с 200 рублей.
Мы, будучи в Иркутске, получили по указу Правительствующаго сената (которым исполнено высочайшее Ея императорскаго величества имянное повеление) в число данной на проезд Кропотову денежной суммы за получением в Санкт-Петербурге деньгами 500 рублев мягкою рухлядью на 1000 рублев да на чрезвычайные /л. 46/ разходы на 500 рублев В которую сумму приняли бобров камчатских числом 85 по иркутской оценке. Мы, хотя и не желали бобров принять, но других товаров в Иркутской рентереи, кроме простых лисиц, нет. А от бобров немного барыша тамошние купцы пророчествовали потому, что их много на границу превезено. Однако щастье, которое, кажется, нам послушно, делает нам надежду.
За получением мягкой рухляди пробыли мы в Иркутске до 19 числа февраля. И в то время имели многие случаи говорить с иркутскими купцами, которые сперва опасались Кропотова, думая, что он не так же ли прислан в [282] Иркутск, как прежде бывшей у них ассессор Крылов, которова имя трепет им наводить. Многие (как они сказывали) от нево не только в нищету пришли, но и померли от мучения и, кажется, невероятное нам сказывали об нем. Он, разспрашивая их, сек плетьми и говорил, скажи, много ли украл? А когда скажет «не знаю», то больше приказывал бить. Буде же скажет, которой большую сумму, чтобы скоряе удовольствовать желание ево, то он говорит, нельзя статься разве де меньше, на что станет мучимой сбавливать число кражи. И так на какую-нибудь сумму сторгуются, потому и мучению конец бывал.
Всево ж больше удивительно /л. 46об./ нам показалось, что во всем Иркутском купечестве не сыскалось ни одново, по-видимому, доброва человека, и для того в магистрате управляют других городов купцы, оставя домы свои. А сколько мы приметили (ежели слуху верить можно) есть хотя бедных, однакож добрых и честных купцов довольно, в чем уверяли нас всех тех [их] городов купцы, чрез которые мы, едучи, имели случай со многими говорить, и что иркутское купечество не только в магистрате своем присудствовать, но и во всякое дело употреблены быть могут. К чему в доказательство служить может то, что иркутские купцы определены присудствовать других городов в магистраты.
Удивило же нас и то немалое, что Иркутскова ведомства окрест живущие земледельцы не имеют такой привилегии, как Тобольскаго правления городов в хлебопашестве. Там всяк для размножения онаго имеет волю пахать землю, где кто пожелает, не наблюдая межевую инструкцию, а в Иркутске и в ведомстве онаго с пашенных земель, платя в казну с каждой десятины по два пуда муки и яшных круп по разчислению, многие разпахивали сверх даннаго по отводу числа десятин земли, не опасаясь по межевой инструкции запрещения (которая /л. 47/ гласит кроме Сибири и Астрахани, по-видимому, в разсуждении Беликова числа пустых земель). А ныне взыскивает с них с лишнова числа разпаханной земли против положения да еще и за прошлые владения их годы. Отчево многие, теряя охоту к размножению хлебопашества, оставляют земли. И, хотя и мог бы господин генерал-майор Вульф о том представлять Правительствующему сенату, но он по своей робости, а притом не имея большой охоты к размножению хлебопашества, тово не предпринимает, хотя и многие хлебопашцы о том ево просили.
Сколь бедными почесть можно иркутских купцов, столь много, показалось нам, может господин ассессор Роговиков с товарищами своими от винной в Иркутском ведомстве продажи получать себе прибытку. Разход вину, к удивлению нашему, невероятной, несмотря на то, что вино по 3 рубли, по 30 копеек продают, а изходит очень много. И прибытку (сказывали нам) получают поставщики вина за ведро за всеми разходами около рубля, а сумма исходит во всех местах до 60000 ведр. И потому не удивительно нам было то, что хлеба в городы на продажу привозят мало, и цена велика для того, что на винокуренные заводы изходит много. А там, как бы ни дорого платили, /л. 47об./ на вино приходит купить сходно, мы любопытствовали узнать, сколько есть казенного хлеба в магазеинах (Так в тексте) на пропитании в Сибири находящихся полков. И, собрав известии, сколько можно было, сочинили екстракт, которой при сем следует под № 1-м, и ежели бы не было в сумме той, которая за вино приходит в казну, знатного ущербу, то бы хлеб можно было здесь дешево покупать и на оном полки содержать без нужды, ежели винокуренные заводы не будут в действе.
Слышали же мы, что прежде из Вятки вино привозимо бывало, когда здесь хлебопашество не в таком еще состоянии было. А и ныне великой к тому тягости не предвидится, а паче, когда в случае надобности потребно будет полков здесь умножить, хотя выше сего и упомянуто имя поставщика вина в [283] Иркутском ведомстве ассессора Роговикова с товарищи, но оное по площадному слуху здесь известно, а поставка и продажа вина состоит за господином генерал-прокурором Глебовым. Каким же образом Роговиков в том участие имеет, здесь подлинно сведать мы не могли. А ежели на слухе утверждаться, то говорят, то будто Роговиков платить господину генерал-прокурору Глебову по 25000 рублев на год за всю привилегию, то есть за курение и продажу вина /л. 48/ во всех Иркутскаго ведомства местах.
Сказывали нам также удивительные дела дальних мест командиров, то есть якутских, охотских и камчатских, каким образом посылают они для сбору с ясашных положеннаго на них ясаку и берут сами напред великую сумму денег, которые напротив тово с бедных плательщиков вымогают с своим барышом. Но здесь о том описывать пространнее неразсуждено для тово, что все то довольно знает господин тайной советник и кавалер Сойманов и может о том обстоятельнее сделать уведомление.
19февраля, отправясь из Иркутска, прибыли в Селенгинск 22 числа. Тут подобное тобольскому увидели: при подаче пакета с знаками ордена святыя Анны господину генерал-майору Якоби были почти все команды ево, офицеры, в присудствии которых он, приняв знаки ордена, возложил на себя, принося всеподданнейшее благодарение Ея императорскому величеству со слезами, чему и многие от удовольствия последовали и, конечно, безпристрастно заключить можно равное от подчиненных к нему любление, как и господин тайной советник Сойманов от своих имеет.
20 числа господин генерал-майор и кавалер был в церкви соборной у молебна, которой по желанию ево о многодетном здравии Ея императорскаго /л. 48об./ величества и Его императорскаго высочества в присудствии множества народу совершался. По окончании онаго званы были все штаб- и обер-офицеры к нему в дом обедать и с пушечною пальбою (на ево коште) день тот торжествовали.
Того же числа отправлен от него к мунгальскому пограничному командиру нарочной куриер с уведомлением о приезде нашем на границу и с требованием с китайской стороны пропуска и удовольствия в подводах. Ввечеру того же дня при прощанье господин генерал-майор подарил Кропотову канфу и двести рублей.
В следующие после того дни приметили мы из разговоров с господином генерал-майором отменную ево радость о возшествии на всероссийский престол Ея императорскаго величества и великую ево надежду, что служба ево государству услышана, а тем (как он сказывал) залечились прежние ево нещастия раны. Признавался при том, что, услышав о высочайшей милости к нему, посланной еще до прибытия нашево, стал здоровее. В прочем безпокоит ево (как мы приметили) много воевода селенгинской и делает ему великие досады непослушанием и пустыми переписками по команде в Иркутск, куда он /л. 49/ по губернии подчинен, а оттуда никакой сатисфакции на [ево] не получает. И видно, что господин генерал-майор Вульф не имеет к нему склонности, а воевода тому и рад, и для тово всякие пакости с надеждою делает под видом послушания к своей команде. Господин генерал-майор Якоби, услышав от Кропотова высочайшее Ея императорскаго величества повеление о покупке чаю, послал нарочнаго в Кяхту, которой пробы и привез. Мы обще с ним аппробовали один, хотя и не очень хорошей, но лучше ево нет, и для того Кропотов поехал в Кяхту 26 числа и прибыл туда на другой день.
В Кяхте в пограничной таможне имеет команду господин надворной советник Петр Максимов сын Гурьев, человек, по-видимому, доброй и, сколько по краткости времени приметить было можно, купцы им довольны. В разсуждении же толь знатново места, казалось нам, безгрешно пожелать ему побольше проворства или (просто сказать) разума для смотрения за толь [284] великими торгами между российскаго и китайскаго купечества. Но мы о том, что впредь покажется нам примечания достойнова, описать не оставим.
Аппробованнаго за лучшей от всех знающих купцов чаю зеленова 40 банок купили мы, заплатя российскому купцу 120 рублев, /л. 49об./ да господин директор из всеподданнейшаго усердия к Ея императорскому величеству просил нас переслать несколько чаю, которой с нарочным куриером сержантом Заевым (посланным для приготовления нам в пути подвод) и послан при всеподданнейшем доношении к Ея императорскому величеству. Приложили мы и Чернова чаю 10 бакчей с желанием, чтоб оной понравиться мог, чево мы всеусердно желаем.
Для отправления сержанта Заева в Москву поехал Кропотов в Селенгинск, а по отправлении намерен опять в Кяхту возвратиться и там, приготовясь к пути и приняв посылаемую с ним в Пекин к архимандриту с причетники на жалованье мягкую рухлядь, дожидаться возвращения посланнаго к пограничному мунгальскому командиру куриера.
Что же в Кяхте примечанию и описанию достойнова случиться может, и что с китайской стороны будет ответствовано, о том, написав о пересылке, просить будем господина генерал-майора Якоби. /л. 50/
На л. 50 в правом нижнем углу:
К реляции Кропотова от 6-го марта
1763 года (См. док. № 141). /л. 51/
Комментарии
1. Имеется в виду великий князь Павел Петрович (1754-1801), будущий император Павел I.
2. Екимов (Акимов, Якимов) Петр Екимович, по всей видимости, выходец из духовного сословия. Вначале ученик Новгородской духовной семинарии, затем — Московского университета, [389] куда лично И. И. Шуваловым был принят в 1757 г., скорее всего в гимназию для разночинцев. Будучи уже студентом университета специализировался в изучении греческого и латинского языков. Видимо, поэтому И. Кропотов и включил его в состав своей миссии, по завершении деятельности которой он представил П. Екимова к поощрению в Коллегию иностранных дел. Но последняя отказалась рекомендовать Екимова к какому-либо награждению, сославшись на то, что не направляла его в Пекин, поскольку «никакой надобности в нем не было». Однако выраженное И. Кропотовым в представлении желание П. Екимова «получить чин от армии обер-офицерской и место при российском театре» было все же в какой-то мере удовлетворено в 1765 г., когда по распоряжению Екатерины II он был определен в статскую службу с обер-офицерским чином (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Оп. 62/2. 1728-1767. Д. 4. Л. 243 об.). В августе 1765 г. Сенат удовлетворил прошение П. Екимова и назначил его в Синод «к переводческим делам». К 1768 г. он перевел с латинского языка «Храм древностей» — толковый словарь персонажей античной мифологии, включающий также несколько библейских имен. К 1777 г. П. Екимов закончил прозаический перевод «Илиады» Гомера. Это был первый перевод греческого классика на русский язык (Николаев С. И., Степанов В. П. Екимов Петр Екимович // Словарь русских писателей XVIII в. Л., 1988. Вып. 1. С. 303-304. Сенатский архив. Т. 15. С. 35).
3. Об отставных унтер-офицерах, сержанте Иване Спирине и подпрапорщике Иване Мордовском, Коллегии иностранных дел тоже не было известно, «по какому указу или определению, и зачем они в Пекин браны» (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Оп. 62/2. 1728-1767 гг. Д. 4. Л. 243 об.). По возвращении из Китая в соответствии с их пожеланиями они были определены «в отставной гвардии батальон с настоящими их чинами и жалованьем» (Сенатский архив. Т. 15. С. 35).
4. Измайлов Сергей Иванович губернатор Нижнего Новгорода в первые годы правления Екатерины II (1762-1764).
5. Феофан (Феодор) (Чарнуцкий) — 1710-1780. Епископ Нижегородский и Алатырский (1753-1773). За свое 20-летнее служение в Нижегородской епархии Феофан много трудился над ее устройством, большое внимание уделял просвещению инородцев и деятельности Нижегородской семинарии.
6. Веревкин Михаил Иванович (1732-1795) происходил из обедневшего дворянского рода. В 1742 г. началось его обучение в Морском кадетском корпусе и до 1755 г. его жизнь была связана с морской службой.
В 1755 г. по рекомендации И. И. Шувалова М. Веревкин был назначен асессором в только что открывшийся Московский университет. В 1757 г. он вошел в состав Университетской конференции. Однако из-за напряженных отношений с ректором обеих гимназий (дворянской и разночинской) Веревкин был отстранен от руководства учебным процессом. В 1758 г. он был назначен директором гимназии в Казани, а с 1760 г. — и товарищем губернатора. В 1762 г. М. Веревкин стал надворным советником и продолжал служить в Казанской губернской канцелярии. Однако в 1763 г. императрица Екатерина II пожаловала его в коллежские советники с «вечною от всех дел отставкою» и поручила ему перевод иностранных книг на счет Кабинета Ея императорского величества. Однако М. Веревкин занимался не только переводами, но и писал стихи, прозу и пьесы, которые, как и переводы И. Кропотова, печатались в изданиях Московского университета. Все пьесы М. Веревкина с успехом игрались в театрах Москвы и Петербурга. В 1773 г. М. Веревкин по личному желанию вернулся на государственную службу и оставил ее окончательно лишь в 1785 г. в чине действительного статского советника. Следует отметить, что в 1786-1788 гг. М. Веревкин перевел «Записки, надлежащие до истории, наук, художеств, нравов, обычаев и проч. китайцев, сочиненные проповедниками веры христианской в Пекине...» (Т. 1-6, перевод соответствует первым трем томам «Memoires concernants d’histoire <...> des Chinois...» (Paris, 1776-1778. T 1—12) Ж.-М. Амио, Ф. Буржуа, П.-М. Жибо; T. 12, содержавший описание жизни Конфуция, Веревкин издал отдельно в 1790 г.) (Стенник Ю. В. Веревкин Михаил Иванович // Словарь русских писателей XVIII в. Вып. 1. С. 148-150. См. также коммент. 20 к док. № 62).
7. Приписные крестьяне — категория феодально-зависимого населения в России в XVII — середине XIX веков, которое было обязано вместо уплаты подушной и оброчной податей работать на казенных или частных заводах и фабриках. Приписные крестьяне оставались собственностью государства, но на практике промышленники эксплуатировали и наказывали их как своих крепостных, что нередко приводило к волнениям и восстаниям, особенно усилившимся в 50-70-е годы XVIII в. Протест приписных крестьян выражался также в подаче жалоб и челобитных в местные и центральные органы власти.
8. Демидовы — род богатейших российских предпринимателей (заводчиков и землевладельцев), выдвинувшийся при Петре I благодаря созданию оружейных и горнодобывающих предприятий в Туле и на Урале.
9. Полковник Д. Лопатин и надворный советник А. Шамшев возглавили специальную следственную комиссию Сената в марте 1762 г. после того, как стало очевидным бессилие местных властей в примирении крестьян и заводчиков. Однако работа этой комиссии не привела к прекращению волнений. Обеспокоенная всем этим Екатерина II в декабре 1762 г. направила на Урал генерал-квартирмейстера A. A. Вяземского, а в конце 1763 г. его место занял генерал-майор А.И. Бибиков. Они сумели восстановить порядок на Урале, поскольку «не единожды принуждены были, — по словам императрицы, — употребить... оружие и даже до пушек» (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 13. Т. 25. С. 138-140). [390]
10. Передел или перечеканка медных денег предполагали изготовление монеты путем оттиска штемпелей не на гладком кружке-заготовке, а на ранее отчеканенной монете. Цель перечеканки состояла в увеличении доходов казны. План денежной реформы граф П. И. Шувалов предложил Сенату осенью 1760 г., но серьезная критика этого плана генерал-прокурором Я. П. Шаховским отодвинула его реализацию на 1762 г. Перечеканка 1762-63 гг. происходила в Санкт-Петербурге, Сестрорецке, Москве и Екатеринбурге.
11. О деятельности надворного советника Сокольникова есть упоминание в «Истории...» С. М. Соловьева: «Подполковник Свечин, посланный в Казанскую губернию для осмотра дубовых лесов, доносил: «Определенные к новокрещеным защитники и их подчиненные вместо защиты разоряют новокрещеных взятками и поборами, именно: надворные советники Зеленый, Сокольников...» (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 13. Т. 26. С. 336).
12. Шемякин Никита Тимофеевич (1727-1799) — калужский купец. В конце 1740-х годов он и несколько его компаньонов организовали выгодную торговлю с Константинополем через Азовское море, открыв в Темерниках контору их компании. В 1758 г. императрица Елизавета подписала 6-летний контракт «Об отдаче на откуп таможенных внутренних и портовых сборов Темерниковской компании директору Шемякину и его товарищам». Шемякин получил чин обер-инспектора таможен, а его помощники стали директорами таможен. Однако «русский опыт передачи всех таможенных сборов в стране на откуп, в отличие от шведского, — по мнению Т. Минаевой, — оказался неудачным» (подробнее см.: Минаева Т. «Немалое приращение казны» или «чрезвычайный вред» // Таможня. 2008. № 21(212). С. 32-34).
13. Верхотурская таможня была ликвидирована в 1755 г.
14. Шаховской Яков Петрович (1705-1777) — князь, российский государственный деятель, участник русско-турецкой войны (1735-1739). В 1741-1753 гг. Я. П. Шаховской был обер-прокурором Синода, а с 1753 г. — главой Кригскомиссии и управлял государственными расходами в течение Семилетней войны; 1760-1761 гг. занимал должность генерал-прокурора Правительствующего сената. На протяжении всей многогранной деятельности Я. П. Шаховскому были присущи требовательность и принципиальность, что нельзя сказать о его преемнике А. И. Глебове как генерал-кригскомиссаре (1760-1761), так и генерал-прокуроре (1761-1764) (об этом подробнее см. коммент. 19 к док. № 126).
15. Павел (в миру Петр Конюскевич) (1705-1770) — епископ Русской Православной Церкви, с 1758 г. — митрополит Тобольский и Сибирский. Святитель Русской Православной Церкви.
16. Откупные кабацкие и таможенные сборы были наиболее крупными доходными статьями казны, а с отменой в середине XVIII в. внутренних таможен винные откупа стали основой откупной системы. В начале 1755 г. дворянство фактически получило полную монополию на винокурение. «После выхода указа, поставившего под запрет купеческое винокурение, купцы вынуждены были продать свои винокурни дворянам. Так, — по сведениям В. Н. Разгон, — самый крупный винный подрядчик Западной Сибири верхотурский купец М. Походяшин продал три винокуренных завода... графу Петру Ивановичу Шувалову за 10 тыс. руб., когда последний в 1757 г. получил в Сенате подряд на 10-летнюю поставку вина в Сибирь (за исключением Иркутской провинции)» (Разгон В. Н. Винные откупа как форма накопления капиталов в Сибири (вторая половина XVIII — первая половина XIX вв.) // Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVIII — начало XX в.). Барнаул, 1995. С. 25).
Шувалов Петр Иванович (1710-1762) — выдающийся государственный деятель, генерал- фельдмаршал, камергер, сенатор, реформатор.
17. Речь идет о работе Уложенной комиссии. Такие комиссии — временные коллегиальные органы — семь раз созывались в России на протяжении XVIII в. с целью создания нового свода законов на основе Соборного уложения 1649 г. и правовых норм, вступивших в силу после его издания.
18. Обер-секретарь Сената Брянчанинов, по сведениям С. М. Соловьева, был уличен в утаении алмазных вещей и золотой табакерки графа А. П. Бестужева-Рюмина во время его опалы. Императрицей был вынесен такой приговор: «Брянчанинова, лиша чинов, вывесть на площадь пред Сенатом и коллегиями с надписью на груди: преступник указов и мздоимец — и поставить у столба на четверть часа, потом заключить в тюрьму на полгода и вперед ни к каким государственным делам, ни к делу народному, ни к партикулярному не допускать» (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 13. Т. 25. С. 221).
19. Крылов, следователь Правительствующего сената, был послан в Иркутск обер-прокурором Сената А. И. Глебовым (1722-1790) после того, как иркутское купечество отказалось продать или сдать в аренду А. И. Глебову свои винокуренные заводы. «Крылов обвинил иркутских купцов в злоупотреблениях по прежде находившимся в их содержании винным откупам, постановив взыскать с них в пользу казны 112 278 руб. При этом он арестовал и заковал в цепи 74 купца, опечатав и конфисковав имущество многих из них» (Разгон В. Н. Указ. соч. С. 25-26; Силин Е. П. Указ. соч. С. 73).