СЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ О СИЛЕ И СОСТОЯНИИ КИТАЙСКОГО ГОСУДАРСТВА.

(Окончание).

ГЛАВА VII.

О морском Китайского империя военном флоте.

Морской Китайский воинский флот состоит около 3000 кораблей, называемых соммах, из которых иные величиною суть против Российских шнявов, токмо без киля и плоскодонные, ради плавания по неглубокой воде. Те корабли суть о двух мачтах и о двух великих парусах, из Индийских камышей плетеных; имеют такоже два долгие и толстые весла, одно на носу, другое на корме, которыми они свои корабли по желанию своему управляют, ибо руль разве мало служит. По ветру на парусах бежать скоры, а против ветра ни к чему не угодны, ибо суть плосковаты; в близости берегов и каналов способны суть, понеже по неглубоким местам, хотя бы на 5 пядей воды было, на них плыть можно. На пространном и широком море непотребны быть имеют, понеже Китайцы, имея в употреблении токмо один компас, когда от берегов отдаляются и ничего видеть более не могут, тогда в великую [282] торопость впадают, ибо у них никакой карты об навигации для употребления при таком случае не имеется, ни они искусны суть высоким наукам мореплавания и астрономии.

Якори их, из крепкого дерева деланные, остры и свинцом налиты суть. И когда какая погода восстанет, тогда они брося якорь в море, все в каюте запираются и оставляют корабль в волю и попечение ветров и моря, и для того, ежели якорный канат порвется, или якорь держать не будет, случается временем, что с 200 кораблей вдруг на какой нибудь остров, или на берег, ветром нанесет, где вовсе пропадают.

Помянутые корабли так многочисленны трех ради причин содержат. Первая, для остережения морских берегов от капаров и бунтовщиков, которые многократно возбуждались. Вторая для перевоза провианта из провинции в провинцию в скором воинском случае. Третья, для прикрытия торгового флота, который на Японских островах между Китаем и Япониею торгует.

Те их корабли вооружены восмью или десятью трехфунтовыми пушками, на которых по 50 или 60 человек экипажа, половина матрозов, а другая солдат, вооруженных фитильным оружием, сайдаками и копьями.

Каждый корабль имеет две шлюпки, одну малую ради всяких нужд, другую же побольше, шестивесельную, примером брегантина; между всякими двумя веслами имеют по мушкетону, или по басу, и кроме гребцов по 6-ти человек солдат и один капрал, который, сидя на руле, над всеми команду имеет. Сказывают, что сии брегантины на веслах зело скоры, и что хотя весла их и длиннее [283] наших, однакожь что и гребцы их особливое искуство в гребли имеют. Такое о сем известие сообщено нам от патра Фердинанда Флорентинца, который на их флоте два месяца был. В каком же состоянии и в какой силе может быть Китайский флот из следующего рассудить можно:

В прошлом 1720 году некоторый Английский купеческий корабль, о 32 пушках и 150-ти человеках экипажа, в Кантон, морскую пристань, приплыл, с капиталом 200,000 ефимков, для покупки тамо шелковых материй и прочего и отвоза таких вещей в Индию Английской колонии. Сей Англичанин в присутствии губернатора контракт заключил с знатным тамошним купцом Китайским, который приняв у Англичанина на 100,000 ефимков товара, обязался было такое же число денег Китайскими товарами ему взаимно возвратить, но по недолгом времени тот Китайский купец, разделя взятые от Англичанина вещи по полам с губернатором и притвори себя банкрутом, укрылся, чего для принужден был тот Англичанин на него суда просить, но по его требованию никакая справедливость ему не показана. Чего ради оный Англичанин, умолча сие, велел тот свой корабль нагрузить оставшими товарами и взять свои пушки и руль (обыкновенно у Китайцов держат пушки и руль в крепости, пока чужестранные корабли в их портах находятся), и быв во всякой готовности дружеским образом с губернатором простился, и подняв паруса, пошел к тем островам, которые лежат между Китайскою империем и Японом, где ради купечества тогда находились премногие Китайские суда с конвоем военных кораблей их. Оный Англичанин напал на те Китайские купеческие суда, которые были на [284] пространном и широком мор с конвоем 32-х военных кораблей, взял из лучших и богато нагруженных купеческих судов 2, в которых нашел в золоте и серебре более 300,000 ефимков, и тем достал он в двое и более того, что в Кантоне обманом отнято было у него. По забрании помянутого золота и серебра вручил он Китайскому купцу письмо, которым он мог бы принудить губернатора к платежу взятых у него денег. Сей Китайский купец, прибыв в Пекин, бил челом о сем богдыхану, который осведомись о сем, казнил смертью губернатора и похвалил поступок того Англичанина, а конфискованными губернаторскими имениями удовольствовал того раззоренного купца. Такое известие сообщено нам от патров иезуитов Пекинских, и тамошние все о сем случае известны.

Посему о морских Китайских силах легко рассудить можно, паче же (как сие зело явно) Китайцы, когда сильное где сопротивление видят, то они скоро обробевают, убегая ссоры, как и вышепомянутое, учиненное им насильство забвению предали, ибо Английские купеческие корабли и поныне в область Китайскую, в Кантонскую пристань, с купечеством приходят, однакож от ныне владеющего императора от части утеснены и отягощены находятся, понеже к прежним пошлинам, которых положено было по 10-ти процентов, еще по 6-ти прибавил, и того будет по 16 процентов, и включая к сим прочие протори и учиненные им обиды, всего по 20 процентов пошлин платить принуждены, от чего при владении нынешнего хана коммерция в худое состояние приведена.

Спрашивал я Китайских министров: для чего купечество Европейское против прежнего большими [285] пошлинами отягчено, из чего ханскому величеству малое пополнение казны быть может, а Европейцам озлобление? Министры ответствовали: ханское-де величество для того пошлину велел прибавить нарочно, чтобы торговые Европейцы не приходили и тем коммуникация пресекалась, понеже он ни до кого нужды не имеет, и с Европейцы в даль познаваться не желает, и на что-де того лучше, чтобы всякий государь своими торгами в своем государств довольствовался, а в чужое ни для чего не посылал, из чего-де кроме ссоры и несогласия иное последовать не может.

По сему видима есть несклонность Китая к обхождению с окрестными государями, и что делали и делают с Двором Российским о торге и обхождении, все не от любви, но токмо от страха, бояся войны, как я мог увидеть из их обхождения.

Хотя Китайцы и имеют несколько тысяч соммах, или кораблей воинских, как выше я упомянул, токмо оный их флот имеет силу и действо при сущих берегах, где корабли линейные за малою водою пройдти не могут. А ежели Китайцы своим флотом на большое море выйдут, где Европейских, линейных, добро вооруженных кораблей хотя бы несколько десятков было, то могли бы они без труда многочисленный их флот сожечь и разорить, для причины не столько от боя пушечного, сколько от отнимания ветра, ибо Китайский флот никогда не мог бы с совершенными кораблями ветра взять, понеже суть плоски и не имеют киля, ни совершенной послушности рулю, и за того причиною, или принужден был бы тот их флот бежать по ветру, или остаться под ветром, что одно и другое не без опасности, и было бы всегда, кроме последи [286] ягоен-счастия, в воле флота Европейского дать баталию или не дать. Притом же Китайцы брандеров се имеют, ниже таких инструментов, которыми могли бы издалека Европейский флот зажечь. Ежели флот Европейский, хотя на одном месте над их воинскими кораблями промыслы сыскал бы, то брандерами не токмо их флот, но и посланные многочисленные суда их по рекам и приморским пристаням (которых инде до 50,000 судов обретается), мог бы сожечь и в конфузию привесть. Имеем на сие свидетеля Голландского адмирала Балтазара, который с 25-ю линейными кораблями более 1,000 кораблей капара острова Формозы сожег и раззорил, чего Китайцы с 2,000 своих кораблей без вспоможения Голлангдцов учинить не могли. Токмо Европейцам превеликая трудность за малолюдством морского флота, которым высадя могли бы Китайские берега завоевать, понеже у Китайцов на всяком месте солдаты и жители суть бесчисленны.

ГЛАВА VIII.

Описание силы подданных Китайскому империю Мунгалов и прочих кочующих по степям против восточных стран Сибири, при границе Российского империя.

Первое, Дауры, которые подались к реке Амуру и Нерчинску, воевали в начале воины между Манжурами и Китайцами для добычи Китая, и оные своим войском рекрутовали войско Манжурское и купно воевали с Манжурами на Китайцов, живущих около города Науна; и они Дауры имеют деревни и пашни в земле своей, суть же наилучшие и предпочтеннейшие солдаты пред Китайцами и другими Мунгалами. И сии суть все народы кочующие около Китайской [287] империи, в древних же историях называемы «заблудящие Татары». И с их силою и нышними своими правителями, или ханами, в близости Нерчинска к озеру Далаю, около реки Курулюн, и других к тому принадлежащих мест, командирует един правитель, называемый Цыцын-хан, который по случаю нужды, соединя все свое войско, может поставить, конницы, вооруженной луками и стрелами, 100,000, между которыми небольшое число и с винтовками фитильными, что недавно пришло им в обыкновение.

Второй правитель, называемый Тушету-хан, кочующий при границе около дистрикта Селенгинского, и называется наследником славного Тамберлана; поставляет вооруженной конницы 30,000.

Третий правитель, называемый Саин-хан, соединен с Качирпаном, отцом Кутухтиным, кочующий при границе дистрикта Иркутского; поставляет вооруженной конницы 25,000.

Четвертый правитель, называемый Буде Бели, кочующий при границе Красноярского дистрикта, наследник Алтын-хана и сына его Лозан-хана, которые уже за 90 лет поддалися было добровольно Российской империи (о которых пространно выше сего изъяснено); поставляет вооруженной конницы 5,000. Сии суть наилучшие войска Мунгальские, и называются Урянхи, понеже кочуют у реки Уры, и суть магометанского закона, прочие же все идолопоклонцы.

Пятый правитель, называемый Цырен-ван, кочующий при границе дистрикта Кузнецкого, который есть главный генерал Мунгальских войск, и был первым министром при размежевании границ прешедшего 1727 года со мною, тако же и во всех конференциях, будучи на границе, присутствовал, [288] он же и умершего хана зять; поставляет против Контайши вооруженной конницы 5,000.

Вышеписанные Мунгалы и Дауры, во время двух месяцев, соедини все свои силы, могут поставить легко в собрании на поле 100,000 человек конницы, но не могут более трех месяцов в поле простоять, за неимением у простых солдат жалованья, ниже провианта, ибо все питаются тем, что из дома своего привезут с собою, а питание их бараны, быки, лошади и звериные ловли, а хлеба не сеют, ниже употребляют, но токмо при банкетах сорочинское пшено. Хотя же офицеры оных от Китайцов и жалованье получают, однакожь читатель не должен удивляться соединению в такой скорости толикого числа войск, ибо сие происходит от того, что все Мунгалы по 12 летах своего возраста садятся на коней и стреляют из луков, и стрельбою, как из лука, так и из фузей убивают зверей диких, которых множество имеют. И для того, хотя мир или война, всегда вооружены бывают, между которыми небольшое число имеют фузеи, сиречь винтовки, в подобие наших казацких, у которых по две деревянных подпорки для стреляния. Когда с коней на земь слезают, стреляют цельно, и пули их далече относит, только нескоро заряжают, ибо дондеже Мунгалец свою винтовку зарядит, могут солдаты трижды выстрелить.

Вышереченные Мунгалы все генерально мало склонны к Китайцам, которые токмо от вышних офицеров почтены суть, ибо от Китайцов получают жалованье со удовольствием; народ же Мунгальский весьма нищ и мало склонен не токмо к Китайцам, но и к своим собственным офицерам (что происходит от вывоза ими великого числа [289] скотины для употребления в войну против Контайши, который еще противствует), завидуя Мунгалам, или Братским, Российским подданным, понеже оные в Российскую сторону кроме ясака ничего оного не платят, и хотя нынешний Китайский хан ханов их и офицеров снабдевает частыми подарками, однакожь они более склонны к России, нежели к Китаю. А в прошлом году обносился разговор, якобы Китайский хан обещал из казны построить в Мунгальских землях четыре великие монастыря, сиречь кумирни; для почтения идолов их, и наибольший из оных храмов должен служить ради обители Кутухтиной, который есть вместо высшего патриарха над всем законом их, только принимает чин от Далай-Ламы (как об оных описано пространно в нижеследующих главах). Сии Мунгалы в бытность мою на границе, во время частых конференций и большого спора между мною и Китайскими министры, сомневалися быть войне от стороны Российской, и видя непостоянство Китайских министров, все офицерство Мунгальское соединилось в Урге и держали великий совет, под видом для избрания Кутухты, токмо же подлинное во оном совете было дело, что ежели бы между Россиянами и Китайцами война началась, с которой стороны им себя надлежало бы содержать? И тако заключили, что во время такой войны соединить их войска к сильнейшей стороне, а будучи же силы равны, тогда содержаться бы им в неутральстве, примечая токмо поступки военные, что ежели бы Россияне прогнали Китайцев за большую Калганскую стену их государства, тогда им соединиться с Россиянами, для обогащения обобранием Китайцов, а наипаче в таком случае мня быть Россиянам в союзе с Контайшею, великим [290] неприятелем Китайцов и древним раззорителем Мунгальцов. Ежели бы же Китайцы Россиян прогнали, то до реки Ангары, старой своей границы, завладеть они трудились бы, а далее за дальностию не пошли. По мнению моему, как в обороне, так и в наступании, союз Контайшин России полезен есть, понеже сей сосед более 4000 верст в длину граничит с империем Российским, и имеет своих сил от 40 до 50 тысяч кочующих Калмыков, которые так скоро наступают и уступают, яко звери полевые, и от Китайцов и Мунгалов лучшие воины суть, и оружия огнестрельного имеют немалое число, которое от Русских и Шведских полоняников заряжать и стрелять лучше прочих степных народов обучены. И когда Контайша будет с Россиянами в твердом союзе, то вспоможением его войск Казачью орду и прочих соседов, которые около Сибири кочуют и Е. И. В. подданных часто воровскими набегами раззоряют, легко можно до конца раззорить и завоевать, или и под Российское владение привесть.

Вышереченный Мунгальский и Даурский совет мне был объявлен с присягою от Мунгальского полковника Галдана, который есть из Семи Тайшей, бывших прежде Российских подданных, многократно в реляциях моих именованный, и весьма склонен к Российским интересам, как во время моего посольства показал мне истинное доказательство о своем добросклонении.

Что же надлежит до войны Китайцов с Контайшею, хотя Китайцы и говорят, будто имеют войск 200,000 против Контайши, но то неправда, ибо не имеют более 70,000, а именно: 34,000 [291] Китайцов, да 36,000 Мунгальцов, которыми и взяли едину провинцию, принадлежащую Бухарскому хану, с двумя городами, а имянно Туруханом и Амуканом, прежде бывшими под Контайшиною протекциею. Те города строены из сырого кирпича; провинция же пашенная, где родятся хлебы всякого звания, посеянные Китайцами, токмо во время жатвы всегда утеснены набегом Контайшиных партий. Ныне сии две силы разделены единою крутою, высокою и каменистою горою, называемою Алтай, у которой на одной стороне обретается гвардия Китайская на дефиле тоя горы, а на другой гвардия Контайшина, и часто от обеих сторон посылаются партии для набегов, а никогда не доходят до дания генеральной баталии, и видимо есть, что Контайша получает некоторые авантажи, но не может отобрать потерянные города, содержимые Китайцами с пушками и прочею амунициею.

По уведомлению выше показанного Галдана, такоже от патеров иезуитов, обретающихся в Пекине, и других достоверных персон, которые объявляют, что Китайцы хотя имеют по обыкновению во время войны великое число войск, но не посылают их за великую стену Калганскую более 50,000 человек, тщась соединить оные с войском Мунгальским для повстречания неприятеля в Мунгалии. Но ежели от неприятеля будут принуждены ретироваться внутрь большой стены, в таком случае более 300,000 войска могут выйдти для второго повстречания. И когда в толиком числе были бы побиты и разогнаны, тогда Манжуры побежали бы и заперлись в городе Пекине и в других главных крепостях, и более бы не могли соединить войск для высылки в поле, понеже Никаны, сиречь [292] старинные Китайцы, будучи обижены от жестокого владения Манжуров, взбунтовались бы, и тако все другие провинции зачали бы воевать едина против другой, и по потерянии столицы Пекина вся империя досталась бы в волю победителя. А во оной столице, кроме императорского Двора, обретаются наиглавнейшие все министры и генералитет, все богатства и многочисленная воинская аммуниция и казна великая, приспособленная скупостию нынешнего Китайского Императора, так, что по объявлению достоверных людей обретается ныне в публичной казне в Пекине золотом и серебром более 600,000 милльонов шкудов.

ГЛАВА IX.

Описание пограничного протяжения между Российским государством и Китайскими подданными Мунгалы и Дауры.

Владеющим Китайцам рекою Амуром, около которой, по заключении Нерчинского мира, построили пять или до шести городов, из которых ближний подался к, Албазину, не в большом расстоянии от Албазина, по левой стороне реки Амура, а именно Айгун, построенный из брусьев деревянных и палисад, стоящий на ровном месте, и мнят быть окружению оного более девяти верст, в котором имеются гарнизон и посадство немалое, но токмо не по нынешнему новому манеру построен, у которого города на воротах деревянные башни, и о сем городе в краткости токмо мог я получить от Мунгальцов сие малое известие. И хотя многократно о сем спрашивал я коммендантов Нерчинского и прочих коммиссаров, подданных Российских, которым по должности надлежало бы о [293] сем видать, но оные, давшись в пьянство и грабеж, ответствовали, что ничего не знают.

Что же принадлежит до земель, лежащих между каменными горами к реке Амуру и Уде, вставших к разграничению впредь по трактату Нерчинскому Федора Алексеевича, об оных землях, во всю мою бытность в Пекин и на границ, имел я всякое прилежное старание в получении известия, но подлинного изъяснения не мог получить, ниже мог знать состояние тех земель, ни величину или расстояние оных, ниже о пользе, какову могут причинить Российскому империю, чего ради многократно писал к воевод Якутскому, с требованием от него о тех землях изъяснительного известия. Но оный, или за незнанием, или не хотя в том удовольствовать, никогда должного известия не дал, объявляя что он ничего не знает, а для объявления присылал ко мне старых людей. И такие древние старики, отправленные без денег и без провианта, едва живы доходили, и из оных некоторые с присягою объявляли что ничего не знают, а другие доносили, что на рек Уде имеется один малый острог, сиречь крепостца, под охранением 12-ти казаков, для прикрытия иноземцов, которые собирают ясак с Якутов, подданных Е. И. В., и оные ходят за промыслом около реки Уды, токмо-де по которое место ходят, о том сами не знают. На конце же оставил я крепкие приказы воеводе Иркутскому г-ну Измайлову, дабы он послал особливых людей, или служивых, к воеводе Якутскому Полуехтову, за таковою информациею, для отсылки в государственную иностранных деле Коллегию, ибо оный в команде Иркутского воеводы, а Иркутское воеводство силою и расширением не [294] воеводство, но нарочитою губернию может причтено быть.

Понеже я мню, что Китайцы впредь востребуют исполнения трактата Нерчинского и разделения вышеобъявленных границ, которые токмо одна причина, что впредь могут пресечь Российскую коммерцию с Китаем, ибо Китайцы разделения по силе Нерчинского трактата может быть по времени требовать будут, того ради получение такого аккуратного известия весьма требует самая нужда. Читатель может вопросить: чего ради я того не учинил? Отвещаю: понеже не имел о том указа, ни совершенного известия, и ежели бы вступил в разделение вышереченных дальних и незнаемых земель, то бы и в десять лет не окончил бы порученную коммисию. К тому же, когда вступил бы во искание помянутого разделения, то во истину до генерального окончания Китайцы удержали бы коммерцию, а товары в карантине на границе погнили бы.

Признавается, что кроме других авантажей, полезных по нынешнему трактату, каковы имеют Российские подданные, есть и сей, что подданные иноземцы, Братские и Тунгусы, ясачные, кочующие на границах в таком дальнем расстоянии, будучи оные границы постановленными знаками распределены и учрежденными караулами огорожены, будут платить ясак сполна, ибо прежде сего некоторые годы не плачивали ни единой трети, понеже в притеснении перебегали с места на место, не зная ни отечества, ни границы. И когда принуждаемы были Россиянами, тогда перебегали в Мунгальские земли, а когда принуждаемы бывали от Мунгалов, тогда отбегали в земли Россиян, чего ныне чинить не [295] могут, понеже разделением границы, частными караулами и знаками окружены. Иногда и отбежали бы, то по силе трактата не могут иметь прибежища, но еще будут связанные отданы под караул, откуда ушли. Сему уже имеем примеры, а именно, в прошлом 1728 году один Тунгуз, Российский подданный, предав смерти жену свою, бежал в земли к Мунгальцам, от которых пойман был, руками назад связан и возвращен под караул, и Российским Тунгусам отдан, которые отдали его Нерчинскому коммисару Осипу Ипатьеву.

По заключении Нерчинского мира, прежде моего прибытия на границу многие Китайские беглецы им были выданы, но ни один Российский подданный никогда от Китайцов и Мунгалов не был выдан. Однакожь, ежели Е. И. В. желает содержать ненарушимо дружбу и коммерцию с Китаем, то весьма нужно есть отправить из знатных персон великого характера и доброго жития, наградя его жалованьем и полною мочью, для житья его в Селенгинске, ибо то есть место пограничное, чрез которое должны проходить корреспонденция и караван. А вышеозначенная персона была бы искусна в поступках военных и в министерстве, дабы могла добрым военным поведением обучить пограничный народ военным поступкам, построить крепости таковы, каковы ему приказаны будут, снабдить оные аммунициею, и мало по малу тщаться к прибавлению пашни во оных землях, умножать государственную экономию, и корешпондовать с Мунгалами, пограничными владетелями, и с министрами Китайскими, по случаю, как по трактату установлено, что может служить для всяких случаев, которые могут приключаться на границах толико дальнего расстояния. [296]

ГЛАВА X.

О жителях Российских подданных, какие суть при границах и коликое число, на пример, оружейных, по случаю войны, может против неприятеля на поле стать.

По всем восточным границам, принадлежащим Российскому империю, подданных Е. И. В., а именно: Братских, Тунгусов и Мунгалов, начиная от Нерчинска до Контайшина владения, будет около 10,000, которые платят ясак и могут, вооруженные луками и стрелами, в поле выступить, с прибавкою нескольких тысяч человек недорослей и старых, такожде и лам, сиречь их попов, которые не платят ясака. А Российских соединенных казаков, которые получают жалованье, не мню быть от 5 до 6,000 человек пристойных к войне. Читатель да видит, коликая неравность в силах против пограничных подданных Китайскому империю, однакожь рассуждается, что Россияне и прочие Е. И. В. подданные суть богатейшие и храбрейшие пред соседами своими, тако, что ежели бы построить три крепости, хотя не весьма регулярные, но полурегулярные, а именно: одну у дистрикта Нерчинского, а другую в дистрикте Селенгинском, на местах, от меня выбранных и чертежами изображенных, или где лучше будет удобно (которые чертежи при ладкарте в Коллегию иностранных дел поданы), а третью в дистрикте Красного яра и Кузнецкого, на реке Абакане, где надлежало бы прежде строения осмотреть положение места, и по постройке вышереченных крепостей, не токмо Российская империя не имела бы никакой опасности от войны соседов своих, но еще сами соседи возымели бы страх от [297] России, и во всяком времени и случае тщились бы не токмо содержать добрую дружбу и исполнять по силе трактата, по такожде и коммерцию, а подданные Мунгалы и Тунгусы при случае войны были бы вернейшие, ибо когда были бы такие крепости, тогда могли бы ввести жен и детей своих во оные для охранения от полевых нападок неприятельских, а мужья же и отцы оных были бы свободны от фамилий своих, и того ради могли бы следовать содержанию войны оборонительно и наступательно с наибольшим куражем и несомнительною верностью.

Видимо есть по се время, что по всем границам, даже до моего прибытия на оные, ни един город не был окружен рвами, ни палисадами, ниже рогатками, а о каменных стенах и не упоминаю, ибо исстари по всем городам не бывало, кроме отворенной со всех сторон посады, а в средине малые деревянные крепостцы, с деревянными же башнями по углам оных. В таких крепостях сохраняется Е. И. В. казна, провиант, аммуниции, и все что есть наилучшее. Такие крепостцы, не будучи иною какою обороною окружены, неприятель огненною стрельбою (чему Китайцы весьма искусны) мог бы в момент сожечь, а посад со всеми полонить и раззорить, но ныне тщанием моим многие города рвами, палисадами и рогатками окружены.

Прежде сего у подданных Братских, Мунгалов и Тунгусов в обыкновении бывало содержась ясачных аманатов за арестом в деревянных тюрьмах, в вышеозначенных крепостях, но понеже не находится тамо ни тюрем, ниже крепостей, огороженных каменною стеною, того ради вышеозначенные аманаты из таких деревянных тюрем уходили, и ни единый шести месяцев в заключении [298] или под караулом, не сидел, на что свидетельствует розыск Тобольского дворянина Степана Фефилова, когда по указу 1724 года следовал он о прииске Китайских перебежчиков.

Крепости регулярные, или отчасти регулярные, по мнению моему, нужны суть ради следующих причин: первое, для охранения границ и славы империя. Второе, для безопасности подданных и для наибольшей верности ясачным иноземцам, как выше я изъяснил. Третье, для содержания наибольшей полиции и для умножения, как с товаров, так и с казенных кабаков пошлины, понеже в отворенных местах бывают многие непорядки.

Читатель может сказать, что свободно о крепостях разговаривать, но весьма трудно оные строить и снабдевать гарнизоном, артиллериею и аммунициею. Отвещаваю: при границах обретается Якутский пехотный полк и две драгунские роты, которые жалованье и провиант повсягодно берут, наипаче ныне полевое; при тех же дистриктах казаков и дворян немалое число, которые жалованье и провиант повсягодно берут. Из оного полка хоть 1000 человек в работу определить, а из казаков хотя третью долю, 500, и того будет 1500 человек. Прибавя 500 каторжных, которым провиант и жалованье давать по плакату, всего 2000 человек, которые в два или в три года пограничную крепость построить могут с премалым иждивением, когда добрый досмотрщик будет, ибо что имеет быть в платеже каторжным по плакату, толикое число соберется с питья на кабаке при строении, и кроме железа, которое в самом ближнем расстоянии, иного иждивения не понадобится, разве премалое число. А для литья чугунной артиллерии находятся руды [299] железные по разным местам, неподалеку от мест строения крепостей, и со временем, послав туда мастеровых из Екатеринбурга, которые под командою генерала Генинга и других, и с завода Демидова, прибавя медную артиллерию, которая издревле в тех дистриктах обретается, и тако со временем совершится и литье артиллерии, когда нужда позовет для обороны и наступания. А со временем могут оные крепости наполнены быть другими военными припасами и аммунициями, и хотя империя издержит по 10,000 рублей в каждый год для пополнения таких крепостей, которые будет служить за оборону Сибири, то оное иждивение не велико будет, понеже через добрую экономию паки в казну возвратиться может. И ежели коммендант, или вице-губернатор, обретающийся на границах, как добрый подданный стараться будет, то такой убыток может возвратить пополнением доходов, а особливо винными сборами, понеже без сомнения все богатство пограничных жителей остается в кабаках. На границах мало провианта обретается, то откуда можно получить толикое число хлеба для курения вина, и ежели будет выжжен хлеб, то недостаток имеет быть в провианте? Сей вопрос истинен есть, однакожь находится и тому способ, ибо около городов Тобольска, Енисейска и Красноярска родится хлеб в великом количестве, а вино продается в шестеро меньшею ценою пограничных мест. А понеже при всех вышеписанных городах суть великие реки, по которым свободно можно на границы вино перевозить, а именно на казенных судах, которые с границ казну Е. И. В. привозят, и такое отправление бывает чрез ссылочных для наименьших расходов на заплату работникам, ибо такие ссылочные [300] повсягодно в Сибирь посылаются, и содержание их в такой работ прибыльнее государству, нежели им так жить на границах. А особливо, земли к Нерчинскому и Селенгинскому изрядные для поселения народа и распространения пашни. Но в таком случае весьма нужна есть не токмо ведомая верность коммендантов, но и милосердие Е. И. В. в дач таким бедным ссылочным хлеба, такожде и скота на их содержание, и уволить их от податей на два, или на три года, дондеже пришли бы в состояние сами собою содержаться и платить в казну подати. А скотина, особливо Е. И. В. лошади, имеются во всех дистриктах, которые кроме пользы коммисарам, заведывающим оные дистрикты, Ее Величеству никакой прибыли не приносят, и теми лошадьми можно новопоселенных удовольствовать.

ГЛАВА XI.

О землях, где можно при сущей границе Российского империя и коликое число крестьянских дворов, начав от Нерчинска до Контайшина владения, поселить.

Ежели Е. И. В. повелит населить земли пограничные, то при Нерчинском дистрикте воздух посредственный, земля черная, хлебородная и всяким плодом изобильная. По сказкам тамошних жителей, что от одного зерна ржи до 15 урождается; пеньки, льну и всего прочего в довольности; проса от одного зерна 80 родится; токмо крестьян немного, где место пространное на поселение 50,000 дворов крестьянских. При дистрикте Селенгинском воздух студенее Нерчинского; земля посредственная, где родится из одного зерна от 6 до 8; при сем дистрикте свободно поселить можно в прибавку 20,000 дворов. [301]

В дистрикт Иркутском можно свободно поселить с 20,000 крестьянских дворов, а земля подобна дистрикту Селенгинскому, но еще и лучше.

В дистрикте Красноярском, или Кузнецком, к границе малое число земель к пашне годных, ибо наполнены великими и каменистыми горами; однакожь в трех или четырех местах находятся ровные места, на которых можно селить, и земли добрые, а внутрь границы около Красноярска земли так много, хотя бы несколько сот тысяч дворов поселить можно. О сем дистрикт лучше меня известен господин коммиссар Колычев, который при оном граничил. Таможе суть многие озера и реки, преизобильные рыбами, что ежели бы означивать звания и множество оной, то было бы многое продолжение во описании, и токмо объявляю, что к городу Селенгинску, во время осени, рекою Селенгою из Байкала прибегает некоторая рыба, называемая омули, величиною около полуаршина, тако в довольном числе, что во время настоящей ловли оная продается даже до гривны всякая тысяча, что бывает повсягодно. И сие только описую о рыбе, называемой омули, и других великих рыбах, которых везде довольное число имеется, а Китайцы ловить оных не умеют, токмо Мунгальцы стрелами побивают Подданные же Е. II. В. в рыболовле Мунгальцов превосходят, и бывают случаи, что на реке Селенге в большую вершу об одну ночь более 100 осетров, величиною в аршин и в полтора, поймывают, которые от 10 до 15 и до 20 копеек по случаю продаются. Внутри же Сибири по рекам Томи и Оби такие же и больше осетры по одной копейке и по две продаются, понеже рек средних и малых в Сибири так много, что ши единые географы [302] подлинно не описали, и сколь оные суть сильны и прибыточны, человеческий ум постигнуть не может, когда были бы поселены народами промышленными.

Хлеб при границе не дешев, и некогда пуд ржи в две гривны, а некогда до пяти, по плодоносно и по доброму управлению тамошнего управителя. Доброго управителя дело, разумеется, хлеб пограничный не жечь, по привозить вино из внутренних провинций, из чего народу польза, а прибыли государственной на кабаках не убыток, как я чинить велел указом в моей бытности.

Скота и лошадей на границах предовольно; лошади небольшие, токмо к работе зело способны; быки посредственные, а баранов на свете таких нигде я не видел.

ГЛАВА XII.

О разных путях, которыми из Российского империя в Китайское трактовать можно, и каковы суть по которому трудности и препятствия и по которым можно ехать без нужды.

Первый путь, которым я трактовал и караваны трактуют. Отъезжают из Селенгинска, переехав речки Кяхту, Буру, Орхон, Иро, и прочие до реки Толы Мунгальского владения. Травы, воды и дров довольно. От Толы Гобейскою степью, называемою от Латинов дезерто Само, которою близ сорока дней хода; дров и травы ничего не обретается, и тот путь описан в моем журнале, поданном в государственную иностранных дел Коллегию, который тако труден есть, что регулярное войско ни каким способом оным путем не могло бы пройдти, а нерегулярное с великою трудностию.

Второй путь чрез реку Курулюн, трудностью против первого пути в полы меньше, чрез [303] который Китайцы не допускают ездить, ни послам, ниже караванам Российским.

Третий путь, от дистрикта Нерчинского к Науну, Даурскому городу; караванного хода, от последней Российской границы, где караул, а именно от вершины рек Аргуни и Хайлара, можно доехать в 25 дней. По сему пути воды, дров и травы довольно, даже до Науна, и чрез сей город Наун в прешедшее время прошел караван, под дирекциею бывшего купчины Савватеева. Но понеже тогда Россияне учинили великие продерзости в Дауровых деревнях, даже до предания смерти трех человек, а многих и пытали, того ради тем путем послов Российских, ни караванов Китайцы более не пропускают. Город Наун построен на реке Науне, с восточного берега, в расстоянии 4-х верст от реки; стены того города четвероугольные, сделаны по старинному обыкновению, на ровном месте, из сырого кирпича, а все домы в городе и за городом глиняные мазанки и из соломы построенные. В оном, кроме жителей и посадских, от 3-х до 4,000 гарнизонных солдат, которые хотя всегда учатся стрелять из луков, по никогда так твердо не стреляют, как Тунгусы подданные Российские, кочующие по границе при Нерчинском дистрикте. Сказывают, что окружение города Науна около 6 верст; на реке же у оного всегда бывают от 30 до 40 плоских судов, по их называемые бусы, невооруженные, которые служат для искания жемчугов и перевоза людей. Река Наун весьма глубока; шириною же около одной версты, и по сказкам достоверных людей, которые многократно в Наун езживали за торговыми промыслами, по сему пути нет никакого препятия, токмо на трех реках [304] перевоз, а в перевозе Сибиряки более всех Европейских народов искусны. Когда бывают в походе, то гонят с собою быков немалое число и их убивают при реке, и сделав из тальника плетницы, якобы щлюпки, и обвивши оные сырыми кожами, хотя была бы большая река, в два дня весь караван переправить могут. А кроме тех перевозов, хотя бы с пушками и воинским промыслом, идти нет препятия, кроме одной горы, которую восемь часов трактовать надобно, однакожь оная не весьма крута, ибо свободно торговые телеги и прочие трактуют.

От города Науна даже до длинной стены, откуда въезд в Китай, наибольшая часть мест поселена городами и деревнями, изобильны семянами, фруктами и дровами. От того города Науна до Пекина караваны могут дойдти в четыре до пяти недель.

Четвертый путь, нами незнаемый, находится к реки Амуру рекою Чингалом, а потом сухим путем в Китайскую провинцию, называемую Леопонг, которая со стороны северной есть первая Китайская провинция, наполненная городами и деревнями.

Пятый путь мог бы быть от Нерчинска и морем, спустясь по реке Шилке в Амур, Амуром же, всегда по воде, в море Камчатское, или Гиепсовое, которым окружа нос острова Кореи, токмо 700 верст, и ежели есть морем проход, как несомневается, то был бы переезд в славный Китайский порт, именуемый Тунжи. Сей путь мог бы быть наиспособнейший и надежнейший для свободного вступления и раззорения в Китаях, понеже от сего порта до Пекина с 70 Российских верст, токмо ради такой навигации надлежало бы иметь морской [305] сильный флот и прежде всего искать путь морской и знать проход.

Шестой путь река Лама, превеликая, из Российского владения впадает в море Гиепсовое, или Камчатское, со многими другими реками, принадлежащими Российскому владению, на которых со временем могли бы построиться морские флоты для навигации в Китай и в Японию; токмо не без трудности, во первых, за великого стужею в той стране, а второе, не ведаю есть ли довольство леса на строение кораблей и прочего, о чем капитан Беринг может дать подлинное известие.

Един старый человек, который близ Якутска родился, мне сказывал, будто на носу Камчатки, лежащем против Японских островов, воздух теплый и временем посредственный, где не токмо довольство крепкого дерева находится, но и сахар в тростях обретается, который родится около моря, и о сем надежно капитан Беринг лучшее известие сообщить может, понеже оный в тамошний край посылан был.

ГЛАВА XIII.

О торге Китайском, каким образом торгуют между собою, и как малую охоту имеют с чужеземцами торговать, и какие суть жестокие обманщики во всяком деле и слове.

Обыкновение Китайцев есть торговать между собою из провинции в провинцию и из города в город. Того ради во многих местах установлены пошлины, где собирают на хана по 5-ти со 100, и во всяком месте, где сбираются таковые пошлины, на каналах и реках построены великие корабли, со многими каютами, расписанные разными цветами и украшены малыми флагами, где имеется гвардия. [306] И ежели из купцов который не заплатит пошлины, тот теряет товар, но заплатя единожды, и имея доказательное письмо, или ярлык в платеже, не должен более платить по всей империи.

Ни с каким же государством в соседстве их не торгуют, ниже посылают в оные своих купцов, кроме некоторых островов, которые суть между Китаем и Япониею. Имеют на оных сильный торг с Японцами; посылают богатые флоты, провожаемые под закрытием военных кораблей. Из Японии получают наибольшую часть золота и серебра и наилучшие манифактуры, деревянные и фарфоровые, чистого глянца и высокой работы, каковой Китайцы делать не умеют, и все наилучшие галантереи, обретающиеся в Китае, привезены суть из Японии. Работа Японская всякой вещи предпочтена в трое свыше Китайской, и когда видима бывает какая вещь удивительной работы, то ее называют «Сиамской работы», ибо они все другие иностранные земли, наипаче Японию, называют Сиамом.

Имеют торг в Мунгальских землях, токмо не богатый, состоящий в китайках, шелке, камках и в прочих шелковых материях, в пшене Сорочинском, в табаке и в чае, и сии товары меняют на разную скотину, особливо же на лошадей, верблюдов, быков и на баранов, которых великое число пригоняют для расхода в Пекин и в другие города того империя, а понеже Мунгальский баран препочтен в трое перед Китайским, того ради вся пища ханского Двора состоит в Мунгальских баранах.

Торгуют же с подданными Российскими мягкою рухлядью и другими товарами, токмо небогато, и то меною их товаров, не позволяя охотно вывоз [307] золота и серебра, хотя и не запрещено желающему купить сумму такого металла, токмо надлежит поступать предосторожно и запастись не от единого, но от разных купцов, ибо хотя в Китае есть великое изобильство сих двух металлов, наипаче золота, которое большим числом привозится из Индии и из Японии, однакожь когда был бы вывоз великой суммы, тогда правление конечно такой пропуск воспретило бы; подобно же и вывоз драгоценных камней запрещен.

За сорок лет торг Российский Китайцам был приятен, а Россиянам весьма прибылен, а особливо состоявший в мягкой рухляди и в рыбьих зубах, ибо в оное время Россияне владели обоими берегами реки Амура, а Манжуры для завоевания Китая вооружены были, не имея времени ходить за ловлею соболей и других драгоценных зверей. Но по установлении Нерчинского мира отошли Российские подданные от обеих сторон реки Амура и утихла война в Китае, и едва не довольствуются Китайские подданные своею ловлею всякого звания зверей. И хотя во время владения умерших ханов, а именно деда и отца ныне царствующего, имелся тамо Российский мягкорухлядный торг и прочий прибылен, а наисильнейший состоял в соболях, рысях, горностаях, куницах, белках, лисицах, в рыбьих зубах, в нерпе и прочем, понеже все министры и знатные персоны употребляли драгоценные меха, такожде весьма почитали всякую другую Европейскую галантерею, ибо оные министры любили богатую одежду, а старый хан житие пространное, но при ныне царствующем хане торг Российский и всея Европы стал быть худ. Во первых, понеже владетель запрещает богатые одежды носить, наипаче соболи [308] и горностаи, кроме ранга вельмож. Второе, все Европейские галантереи в малом обычае для употребления и все Европеяне ему ненавистны суть, того ради повысил пошлину в двух морских пристанях, а именно, в Кантунге и в Макао, от 10-ти, которые прежде сего плачивали, даже до 16 процентов, как выше упомянуто.

Торг морской токмо в сих двух портах не запрещен Португальцам, Гишпанцам, Французам, Англичанам и Голландцам, которые привозят из их земель малое число товаров, а именно: сукна наилучшие, также и мухояры, зеркала, и прочее, а наиглавнейшее основание их торга состоит в серебряных ефимках, которые меняют на шелковые разные Китайские материи, чай и прочие товары Китайские, и отвозят каждый в свои Индии, где оные меняют на золото в песке, на слитки серебряные, на аптекарские корпи и травы, и на прочие товары, с которыми паки возвращаются в их Европейские порты.

Вышереченные нации в Китайских портах обидимы бывают и не имеют своих консулов и никакого преимущества, но еще притеснение торгу. Понеже, когда приходят тако близко к крепости, что может достигнуть пушечное ядро, и прежде сгруза некоторого числа товаров на берег, принуждены сгрузить руль и артиллерию с половиною экипажа своего под караул Китайцам, а потом позволяется им товар выгрузить и вольность торговать. По окончании торга и нагрузки товаров отходят паки в море в корабле, в расстоянии от крепости, что пушечное ядро не может достигнуть, и тогда посылают для взятья из-за караула руля корабельного и принадлежащей артиллерии. [309]

За несколько лет Французы в Кантоне оставили единого консула, под именем купца, который потом, когда восхотел употреблять свои преимущества, тогда губернатор велел его и всех людей при нем обретающихся побить, но оный заперся в доме с приуготовленным для обороны своей оружием, и того ради позволено ему было сесть на корабль, в том порте стоящий на якоре, и отойдти в свою землю. И после того никакого консула, ни агента Китайцы не приняли и принимать обыкновения не имеют.

В Китае не находятся, ниже продают другие каменья, токмо рубины, балеи и яхонты. Но сии весьма малоцветны и малы, и когда редко по случаю появится некоторый рубин, балеи и некоторый восточный топаз посредственной величины и доброго цвета, таким запрещен вывоз, разве весьма тайно, ибо Китайцы объявляют, что драгоценные камни служат для употребления во дворец императорский. Партикулярные же люди продают фальшивые каменья, сочиненные из составов и прочего, в подобие истинным, и тако их в изрядный вид и в добрый цвет приводят, что без пробы оных пилою, или алмазом, первый Европейский золотарь мог бы обмануться. И удивительно есть, что в царствующем, столичном граде Пекине невозможно было бы сыскать публично купить на 100 рублев драгоценных камней, а которые продаются чрез их купцов, суть каменья простые, которые находятся в степных полях. Не продаются же ни изумруды, ниже алмазы, но малое число восточного жемчугу посредственной величины, более же число мелкого жемчугу, который продается весом, нанизанный в кистях, в подобие фальшивого жемчуга, и не могу подлинно [310] объявить фальшивый ли оный или истинный есть, и для иного употребления кроме шитья годен ли; наши же Европеяне объявляют и доказывают быть добрым, а един Китаец, мой приятель, обнадежил меня быть оному фальшивому: учинен де оный из некоторого смешения сбитого с другим плохим жемчугом, и тако изрядно смешан, что сами Китайцы обманываются, и хотя молотом разбиваем бывает, однакожь вид имеет доброго жемчуга. Еще же есть у них половинчатый жемчуг, сочиненный из белого смешения, подобный доброму жемчугу, или раковине, величиною с половину пшеничного зерна, или гороховины, и продается по счету тысячами, из которых многое число приходит в Россию для употребления женам подлого народа и девицам для украшения их головных уборов.

Такожде продают белую медь, подобную серебру, из которой делают посуду и прочее не худой работы, и многократно обманывают и продают оную за серебряную.

Подобную же продают медь желтую, тако изрядно фальшификовану, что цветом и весом умеют тую сравнивать против золота, и по виду всякий Европейский серебряник мог бы обмануться и взять за истинное золото, и невозможно познать, токмо сплавлением в огне умаляет в весе своем и теряет цвет, а потом претворяется в медь, худейшую нашей.

Золото в Китаях не дорого, из которого наиздравая прибыль в вывозе в Россию, но сей металл не охотно на Российский товар меняют, а более продают на серебро.

Нынешний хан запретил вывоз меди желтой, из которой кует монету, называемую гиессы, с [311] дырою в средине, нанизывая оные сотнями и тысячами на толстые нитки для способнейшего считания. И ныне оными монетами платит наибольшую часть жалованья войскам своим, и за великою скупостью отбирает золото и серебро в казну. И такая медная монета ходит в подлом народе без трудности, будучи тако легка, что в цену нашего рубля пойдет около 600 вышереченных гиессов, которые кованы из простой меди, а в вес придется всякий пуд около четырех рублей, и оным я учинил пробу, которую со мною привез. Что принадлежит до золота и серебра, таких металлов обретается в Китаях зело много, в чем Китайское и богатство состоит, в которых суть многие пробы, а наилучшая проба состоит в ханском золоте и серебре, и оное выше от 5-ти до 6-ти процентов других проб. Иной же монеты, учиненной ниже установленной пробы, ни золоту, ни серебру не имеют. Китайцы тако суть искусны, что без пробы, токмо по притыканию к камню познавают цену, и в сем металле великие суть обманщики. Всякий же человек торгующий, даже до мелочного товара, носит вески и ножницы в кармане; ножницы употребляет для стрижения золота и серебра, а вески для веса оных, и как в весе, так и в прочем во всем никогда праведно не поступают, и стараются как неправедно взвесить и тем друг друга обмануть, и между ними нет на то запрещения, ни стыда. Друг другу не имеют они никакого кредита и никто ни кому денег взаем не дает, понеже заемные письма на их суде не имеют никакого действа.

А для пользы всенародной и прибыли ханской в стольных городах держат пребогатые лавки, которые могут сравняться Европейским банкирам, [312] и в оных содержат великое число золота и серебра ханского; в сих лавках даются заклады, платится по одному проценту на месяц, токмо заклад имеет быть в двое против взятого серебра, и ежели во время 6-ти месяцов тот заклад не выкупится, или не переменится закладное письмо, то уже заклад пропал и банкир продает его по соизволению и в авантаж хану, и как сказывают, что из таких доходов в империи Китайской собирается повсягодно несколько милльонов ефимков в казенную прибыль, а банкиру из того приходит по одному проценту. Того ради всякая из оных лавок платит найма более других, и на тех лавках ставят в знак малое желтое знамя, с надписанием золотых слов, которые значат: Лавка приема закладов.

И когда министры Китайские мне выговаривали, чего ради Российский император торгует и посылает караваны, ибо-де великие владетели не должны торговать, я им ответствовал: «А чего ради Китайский хан торгует в лавках приема закладов, ибо в том состоит вящший стыд, нежели в посылке каравана?» Они ответствовали, что-де то чинится не для корысти владетелю, но ради способности народа. Я им паки ответствовал, что все тот же и есть торг.

Хотя Китайцы кованой монеты серебряной, ни золотой, ниже медной, кроме гиессов (о которых выше упомянуто), не имеют, однакожь употребляют имена будто вымышленных монет. Во первых, называется лан, в котором весу Русских 8 _1/2 золотников; во всяком лане считается 10 чинов, а в чине 10 фунов, и таким образом, именуя будто бы монету, режут золото и серебрю ножницами [313] в куски, и отвешивают оное, исчисляя помянутые ланы и прочее на весках, в чем тако скоры суть и хитры, что удивления достойно.

ГЛАВА XIV.

О непосылке ни к кому послов из Китайского империя.

Китайское обыкновение послов и посланников ни к кому не посылать, и их император в равности не имеет обыкновения писать ни единому потентату, а ежели писать грамату империяльную, в таком случае пишут с верху на низ, хотя бы к Римскому цесарю, или к Российскому императору, или королю Французскому писали, и токмо посылают послов и посланников своих к Тангутам, где живет великий Далай-Лама, их архипатриарх, или папа, и всех идолопоклонцов, обретающихся во всех Азиатских странах, духовный начальник. Из земли оного и других владетелей, соседствующих с Индиями, подряжают многие милльоны мешков со пшеном сорочинским, для перевоза оного в Китай во время, когда в Китае бывает недородие, и оное платят казенными деньгами, а потом его раздают за милостыню по провинциям, претерпевающим глад и другие нужды. Такую добродетель творил отец ныне владеющего хана, который в иной год издерживал из казны для пользы народа от 16-ти до 20 милльонов ефимков, и в творении таких добродетелей никогда в Китае не бывал владетель толико милостивый, который говаривал за пословицу, что «то не была милостыня, но заемная дача подданным своим, ибо-де живучи оные возвращали чрез подати свыше заемной дачи, умираючи же пропали бы капитал и прибыль». [314] И того ради от всего Китая был почтен, яко бог, благотворящий живущим на земли.

Ныне же царствующий хан тако скуп, что ни в какой нужде, которую народ ни претерпевал бы, никогда не вспомогает, но еще обирает, нищим же милостыню никогда не подает, говоря, что «ищущий милостыни есть безумен и от Бога небесного забыт, и лучше бы умер, нежели просьбою милость нажил, дабы худой пример другим не казать, ибо-де подданные должны содержаться трудами своими, и платить дани своему владетелю, яко божеству земному, которому все подлежит».

ГЛАВА XV.

Которых государей Европейских и Азиатских Китайцы почитают, и от кого имеют большее опасение.

Царей Индийских, сиречь, Могола, мало почитают и говорят, что Индийцы не суть люди, но золотые мухи, и с ними торга, ни обхождения никакого не имеют.

Пегу, или по Европейски Сиам, мало почитают, понеже государство против их не сильно; токмо послам их чинят учтивость, для того, когда в Китаях бывает неплодоносие, то от них по нескольку тысяч милльонов Сорочинского пшена за деньги получают, которым бесхлебородные провинции Китайские прокармливают.

Тангутов, где Далай-Лама идолаторского закона резиденцию имеет в их соседстве, почитают же.

Персов и Турков мало почитают, называя Персиянов людьми непостоянными и Китайского государства бунтовщиками, понеже Чингис-Хан, бывший древний Китайский император, Персиею владел, и Китайцы говорят, ежели бы не были в дальном [315] расстоянии и не мешал Контайша, то они их по старому в подданство скоро привели бы.

О Турецком султане хотя и слышат, но малое почтение имеют, называя Турков белоголовцы и ни к чему неуготными; все-де они сердиты и злоумышленны, яко львы, и не политичны, яко разбойники.

Между Европейскими государи короля Французского и Римского цесаря почитают, что им от патеров иезуитов внушено.

Е. И. В. Всероссийского Императора почитают за храбрость его подданных и пространность Российского империя, опасаясь, как Россияне Сибирь, так дальнее место, завладели, дабы и на Китай с войною не пошли. И говорят, что государь Российский и хан Китайский в величестве равны и в дружбе имеют вечно пребывать, дабы друг другу не досадить.

Никакую республику, или посполиту, не почитают и говорят: ежели бы они были-де люди умные и состояния доброго, то един монарх, а не множество у них владел, из чего никакого добра, ни пользы государству произойдти не может.

ГЛАВА XVI.

О чужестранных послах, как оных в Китайском государстве принимают, и как на государственные граматы гордо ответствуют.

Послов и посланников в Китаях прежде сего когда допускали к хану на аудиенцию, принуждены они бывали кланяться пред залою трижды по трижды ханскому столу, которой посреди залы поставлен бывал, покрыт желтою камкою, а потом грамату на оный стол положить, и более того некоторые хана и не видали, но с министры конферовали, и на граматы ежели ответ получали, то получали с таким [316] гордым стилем, в которых писали с верха на низ, якобы своим подданным. А некогда чужестранных государей граматы запечатанные, не распечатав, назад отсылали и не ответствовали. Так следовало не токмо с Российским посланником Спафарием, но и с Европейцы, из которых одного Португальского посла в тюрьме уморили.

Сия гордая церемония в бытность Российского посланника г-на Измайлова отчасти пресеклась, который старому хану вручил государственную грамату, и удостоился место против их генералов-поручиков в ханской зале получить, и от хана многие прерогативы чрезвычайно и отменно от его предецессоров ему показаны. Однакожь, за несклонностью Двора Китайского, кроме пропуска одного каравана, ничего иного к пользе Российской он не окончил, письмо из трибунала малосклонное получил и с тем был принужден возвратиться.

Я более почтением г-на Измайлова принят был, и место перед ханским престолом в третьих от тайных действительных советников получить удостоился, грамату государственную самому хану, седящему на престоле, вручил, и все положенное на мне Е. И. В. дело благополучно в Пекине, а пограничное на границе окончил, как в генеральном трактате заключено, и в реляциях моих, также и в статейном списке подробно изъяснено.

ГЛАВА XVII.

Какого чина люди в почтении суть между Китайцами.

Первое, люди ученые философии и прочих высоким наук и совершеннейшего разума, суть препочтеннейшие, о которых рассуждают, что Бог небесный через заступление идолов допустил того [317] человека к такой высокой науке, которая до божества натуры и рассуждения твердого человеческого жития касается.

Второе, в гражданском правительстве искусных людей почитают, рассуждая, что они от небесного Бога чрез заступление идолов искушены и обучены для покоя царства, для расправы народа, и для правосудия и доброго расположения дел государственных, и которые праведно поступают, те в ханские доброжелатели и гражданские украсители и народа содержатели причтены быть могут.

Третье, почтение имеют к людям воинским, хотя их меньше вышеозначенных двух рангов почитают, и говорят, что люди военные суть нужны для гвардии государя и осторожности государства, и которые праведно и храбро государю и государству служат, оные суть земному награждению и чести достойны, хотя Бог небесный и идолы им воздаяния за убийство никакого не дадут, ибо убийцы всяким образом богам и идолам мерзки суть.

Четвертое, почтение имеют к земледельцам, причитая, что оные суть люди добрые, труждаются приискивать плодоносием прокормление народу, что Богу небесному и идолам зело угодно, и ежели бы сего четвертого ранга не было, то прочие с голода померли бы. Следуя такому смирению, гам хан единожды в год преоблачается в платье земледельское, сохою пашет некоторую часть вертограда, сеет, и потом, когда от него посеянный хлеб поспеет, сам жнет, и из того хлеба идолам, наипаче Юпитеру, от своих трудов приносит, где весь его сигклит и кровные сродники присутствуют. [318]

Пятое, почтены суть художники, купцы и прочие люди ремесленные и всяким художеством украшенные, которых причитают, яко людей нужных для сочинения художества, для торговых промыслов и прочего обхождения, понеже-де оные от Бога небесного созданы и от идолов произведены, дабы могли своими промыслами не токмо себя, но и ближних прокормить и государство пополнять, не озлобляя никого, без грабежа и насильства друг другу.

Шестое, во всех церемониях идолослужителей, сиречь их лам, или духовников, имеют в почтении, и оные никаких податей не платят и желтого цвета платье носить могут, что прочим подданным под смертною казнью запрещено. Однакож сии идолослужители ни в каком собрании между господами места не имеют, и говорят: они-де суть люди служащие Богу небесному и идолам, которые им честь дают, а между человеки чести и прерогативов по человечеству не могут требовать, и что хан их жалует, то яко бог земной, а не яко человек, ибо они от человечества отдалены суть.

ГЛАВА XVIII.

О Китайском браке, или женитьбе, который в кратких церемониях состоит.

Когда жених сыщет невесту, то ежели из благородных, договорясь с родителями, или родственники, о приданом, сговорят свадьбу, в которой весьма мало церемонии употребляют; токмо из родственников несколько соберется, посадя девицу в носилки, цветками и прочим украшенные, привезут на двор к жениху и в воротах встретит их жених. Тогда отец, или мать, или в небытность родителей ближний сродник, высадив из носилок, [319] или из одноколки, невесту, и взяв за руку отдаст жениху, выговоря такое слово: Даю тебе сию невесту в жену, люби и почитай, и с тем церемония окончится; сваты возвратятся домой, а жених невесту возмет в жену, после трех дней сочинит небольшой банкет и накормит своих свойственников и сватов, а тем брак и окончится.

Убогие жен покупают за несколько лан серебра, всяк по своей мочи, и подержав несколько времени могут паки жену продать другому, а себе другую купить. Полигамия, или многоженство, у Китайцов не заказана, и хотя бы кто 20-ть жен имел, то не зазорливо, кроме того, ежели их прокормить не может. Всего более в их обыкновении удивительно, что жены их между собою одна другой не ревнует и по выбору мужа постелю принимают. Дети все равномерно почтены бывают, токмо первый сын, или дочь, более прочих некоторые прерогативы имеют.

Брачного благословения ни от кого не принимают, токмо в полиции запишут, что на пример, в которой дом женский пол, или мужеский, прибыл, или умер, для городового известия.

По истине Пекинская полиция всего света превосходит, ибо всякого числа ремесленники имеют свои инструменты, которыми по улицам звонят, и каждый по своему инструменту признавается и употребляется в доме, где надобен, яко-то портной, фельдшер, работник всякого ремесла. И не смеет ни кто чужим голосом в инструмент звонить, но всякое ремесло своим, дабы граждане по звону признавать могли всякого чина ремесленных людей, до самых водоносов.

На улице у ворот каждого двора висит каменная [320] дощечка, на которой хозяин, всякие 24 часа, должен нумеровать, что в его дом душ убыло или прибыло. Десятский по всем улицам такие нумера списывает, записывая в книгу, рапортует сотнику той парохии, сотник полковнику, а полковник полицмейстеру, и тако усмотрено бывает, что в 24 часа хотя малое число людей во всем Пекине убудет или прибудет, полиция ведает, и потом понедельно, сенату рапортует, сенат тайному верховному совету, а совет хану, и хан помесячно такой рапорт неотменно требует.

ГЛАВА XIX.

О погребении, с какою церемониею Китайцы мертвых погребают.

Нигде на свете меньше церемонии в сочетании брака не бывает, как у Китайцов, а напротив в погребении превеликая помпа и иждивение, от которого многие в последнее убожество приходят.

Когда кто умрет, то, во первых, должны его сродники купить гробницу доброго художества, лаковыми красками и золотом расписанную, и оную разными цветами украсить, и самым хорошим белым полотном обвить мертвого, в гроб положить и заклеить, и держать в доме 40 дней; всю фамилию и сродников в белый траур нарядить; пред гробом умершего разные благоухания и парфюмы употребить; несколько лам для молитвы призвать, и дневно и нощно мертвого караулить со множеством свеч, когда ламы отправляют молитву, в таком надеянии, что хотя бы и грешный был, то идолы его от грехов освободят и душу его Богу небесному, а не Ерлыхану, сиречь Люциферу, предадут. И таким образом, каждый по своей силе, 40 дней [321] мертвого в гробе держат, а потом с великою помпою, на публичных носилках, за городом в своих кладбищах погребают, где и лам богатою рукою дарят. И ежели кто над мертвым такой церемонии не отправит, тот свою фамилию в вечное бесчестие и порицание предает.

ГЛАВА XX.

Описание Далай-Ламы, всей Азии идолаторского верховного жреца.

Сего Далай-Ламу содержат Китайцы в великом почтении, яко Римляне папу Римского, называя его верховным архипастырем, посланным от небесного Бога для содержания скипетров царских и идолов всякого звания по своим прерогативам. И он между цари меньше только Китайского хана почитается, а между духовными особами более всех богов, кроме небесного, по силе которого умирает и перераждается, и паки, яко животворящий, никогда умереть не может, но на время отходит в совет с идолы на небо и паки возвращается для правосудия на землю. И хотя разумные видят в том существенно ложь, однакожь покрывают оную мерзкою политикою и обманом. Всяк Далай-Ламу в превеликом почтении имеет, и под командою его около 100,000 войск Китайских и Тангутских обретается, командируемых седмью генералами, или ханами, и оных три посылается от хана Китайского для караула, а четыре суть подданные его природные.

ГЛАВА XXI.

Описание идолаторского, Мунгальского и прочих народов верховного жреца Кутухты.

Сей Кутухта поставляется с благословенною граматою от вышеупомянутого Далай-Ламы, и между [322] Мунгалами зело почтен, якобы верховный патриарх идолаторского закона, о котором Кутухте суеверствуют, что будто и он перераждается, и имеют оного в таких же прерогативах, как и Далай-Ламу, но токмо не может оный переродиться, ни чип получить без благословения и граматы Далай-Ламиной.

Мунгалы, когда умрет Кутухта, собирают многочисленную казну и посылают послов своих к Далай-Ламе, с прошением, дабы благословил, чтоб их Кутухта переродился. Далай-Лама, получа богатство, дает им грамату, за печатью, которую повелит распечатать при собрании всего начальства, и кто в оной назначен, тот и переродился и Кутухтою его признавать имеют. А больше такое счастие в перерождении прилучается ханским сродникам, или зятьям, а из убогих никто никогда не перераждается.

ГЛАВА XXII.

Мнение о невчинании за малую причину с Китайским империем и их подданными войны без дальнего предуведомления и сильнейшего к тому предуготовления.

Ежели бы Российское империям без дальнего предуведомления и сильнейшего приуготовления посредственными силами с Китайским империем и их подданными за какую причину намерение возымело войну зачать, то без больших трудов могло бы в несколько годов очистить западную страну реки Амура, и все Китайские фортецы, которые построены по сю сторону той реки Амура, такоже и все земли, уступленные на мире Нерчинском, отобрать. И в таком случае, когда реку Амур от Китайского владения очистить, то для предков и больших [323] прогрессов впредь, та граница была бы славна и полезна. Но сие учинить не весьма легко. Во первых, что к такой экспедиции, по последней мере, десять регулярных и толикое же число нерегулярных полков вооружить надобно, против которых вся сила Китайская и Мунгальская может вооружиться. Второе, буде по случаю помянутую реку Амур очистить от владения Китайского и удастся, то сколько из сего завладения может быть прибыли, то толикого числа от такой экспедиции учиненного иждивения и во сто лет не можно возвратить. При том же надлежало бы содержать завладенные фортецы якобы сильнейшими гарнизоны, аммунициею и провиантом для твердого владения. Таковою войною мир нарушен будет; коммерция с Китайским государством пресечется; Сибиряки, Всероссийские подданные, придут в убожество и раззорение, а Китайцы не возымеют уже старания о покое, но все под ружьем, опасаясь дальних прогрессов Российских, пребывать будут, из чего и воинскому обхождению более научатся. Того для мнение мое, что с Китайцами за малую причину отнюдь войны не вчинать, но обходиться по возможности приятельски и содержать мир, и трудиться умножить при границах коммерцию, не выключая караванной Пекинской экспедиции до предков, и все прочее содержать по силе трактата, а самые малые дела презирать, дабы за малое дело в большие ссоры и противности не войдти.

ГЛАВА XXIII.

Мнение, каким порядком в мирном случае предуготовление и умножение при границах людей, денежной казны, провианта, також артиллерии и прочих воинских припасов для предков чинить надлежит, и [324] каким образом войну Китайскому империю по времени объявить будет пристойно.

Ежели Божиим благословением Российское империум будет иметь долговременный мир с окрестными Европейскими государи и может совокупить несколько милльонов денег с первых расходов в казне, тогда по твердому расположению и намерению, рассмотря все пункты и противности, что от чего произойдти может, восприять намерение Китайское государство войною завладеть можно, которое на свете наибогатейшее и тем изобильнейшее прочих государств Азиатских и Европейских. Мню, что не весьма трудно оное завладеть, когда Бог счастие свое допустит. Первое, что народ Китайский хотя и исправнейший, и к войне готовейший и множественный, но к воинскому делу неспособный, ибо люди подлинно не воисты. Второе, Манжуров во всем Китайском государстве, которые ныне владетели, не считается более четырех милльонов, а Никанов, сущих старых Китайцев, 200 милльонов душ, которые зело озлоблены от Манжурского жестокого владения, и когда услышали бы, или неприятеля при границах сильного, или потеряли бы хотя одну баталию воинскую, то несомнительно могла бы быть у них война внутренняя и многие провинции взбунтовались бы, как и прежде сего многократно чинили. Манжуры были бы принуждены силы свои разделить, одни по провинциям для содержания войны, другие для содержания крепостей сильными гарнизонами, а третью часть на поле против неприятеля вывести. Для такого к наступлению приготовления, по моему мнению, ежелиб Е. И. В. повелела построить на границе три фортеции, хотя семирегулярные, под видом для утверждения границ и своей опасности, и [325] наполнять оные погодно артиллериею и аммунициею, провиантом и прочим, что к такой сильной войн надобно, при том же умножить пашню при границах Сибирскими из внутренних провинций жителями и ссылочными из России, для умножения провианта, и стараться пополнять денежную казну от разных учрежденных пограничных сборов, наипаче с кабаков, прилагая прилежное тщание к недопущению в доимки и прочие недоборы, которое приготовление и умножение чинить повсягодно чрез десять лет, и когда выйдет в готовности случай, то ежели будет возможно, вооружить 50 полков регулярных, да 20 нерегулярных, учиня притом союз с Контайшею, объявить Китайцам войну, и поступать наступательно, токмо было бы провианта к такому предуготовлению на три года, а тако же артиллерия и прочие воинские припасы в довольстве. И тако надеюсь, что все Мунгальские жители пограничные, которых более 100,000 конницы, нечто от страха, а нечто от охоты, и чтобы набогатиться Китайским богатством, отступили бы от Китайского подданства и употребили бы войска свои против Китайцев, вкупе с Русскими, о чем некоторые их начальники мне склонность свою в моей бытности показали. И таким порядком (что все в воли Божией состоит) мню, что в несколько годов, без дальнего труда, можно Китайское империум завладеть, а хотя бы удалось токмо что в их землю вступить, то богатством и провиантом хотя большую армию тамошними провинциями содержать можно. Ежели же Бог допустит ханскую казну завладеть, то бесчисленные войска можно содержать. Токмо надлежит прежде начатия рассуждать всякие случаи, что из того произойдти может, и без сильнейшего [326] предуготовления и предуведения всех опасностей такую войну не зачинать, что и предаю твердому рассуждению Е. И. В. и высокого министерия, а я токмо для информации от моего доброусердия писал мое мнение.

___________________________________

При сем же во известие прилагается о тракте от Москвы до стольного Китайского города Пекина.

Хотя в подносимой от меня подданнейше при сем моего тракта от Москвы до Пекина ландкарте описаны сухим путем все города и места, под какими градусами, в каком расстоянии, и какой нации жители при оных обретаются, о чем и в журнале, поданном от меня в государственную Коллегию иностранных дел подробно изъяснено, но здесь о главных городах, местах, реках, и о обильности оных водяным путем упоминаю.

От Москвы, рекою Москвою, до города Коломны, который в ширину 55 градусов, где Москва река пала в Оку.

Окою до города Касимова, в градусе 54, 40 минут.

От Касимова по той же реке до города Мурома, в гр. 55, 25 мин.

От Мурома тою же рекою Окою до Нижнего Новагорода, в гр. 56, 32 мин., где Ока кончилась и с правой стороны пала в Волгу, а Волга впадает в море Астраханское; ширины имеет негде на версту, а инде и больше, по которой непрестанно бывает судовой ход до моря Астраханского.

От Нижнего Волгою до города Козмодемьянска, в гр. 56, 2 мин., где находится большим числом народ Черемисский; язык имеют особый; суеверные и молятся дереву и всякому животному. [327]

От Козмодемьянска Волгою до города Казани, в гр. 56, 20 мин.

От Казани Волгою же до Камы, а Камою до устья Чусовой, чрез волок верст с 40, на Исеть реку, на которой в вершинах Екатеринбург, в гр. 56, 57 мин.

Из Исети в Тобол, выше устья Туринского в 60 верстах.

Из Тобола Иртышем до Тобольска. Гордо Тобольск в гр. 58, стоит на правом берегу реки Иртыша.

Река Иртыш шириною будет больше полуверсты, быстра и глубока; течение имеет с полуденной стороны из Контайшина владения, по которой многие Российские города. По обоим берегам суть многие села и деревни, как Русские, так и Татарские.

Рекою Иртышем до Самарова яма, в гр. 63, 17 мин., откуда Иртыш впадает в реку Обь.

Обь река широка и глубока; летнего порою по местам разливается на версту на другую, а инде до 5 и 6 верст, а весною в водополь (по сказкам тамошних жителей) разливается так широко, якобы море, от 60 до 70 верст, что и берега не видать. И когда бывает такое на 70 верст разлитие, тогда на трех пригорках только можно людям спастись, ежели судно разобьется. Такоже ежели кто идучи судами в осеннее время обмерзнет, то кроме вышеозначенных трех мест нет спасения, ни пристанища, и где который дощаник во льду обмерз, тамо весною льдом ево разобьет. И многократно случалось, что ежели обретающиеся в нем люди зимнею порою пешком по льду не спаслись, то все потонут и помрут. [328]

По берегам сей реки живут Остяки новокрещеные, которые не имеют иных промыслов, кроме звероловли и рыболовли, звероловьем платят ясак, а рыболовьем питаются, и суть народы зело убоги. Летом живут в юртах берестяных, а зимою в земляных кучках, якобы в норах дарбаганы, или сурики.

Сия река так довольна рыбою, что за 2 копейки, или за щепотку табаку, можно купить большого осетра в полтора аршина. Судяной ход по ней свободный и камней нет, и хотя мели пещаные местами и находятся, однакожь суда никакого опасения не имеют. Сею рекою ходят суда до города Нарыма, который в гр. 60, 59 мин., и до устья реки Кети.

Кеть река, шириною сажен на 10, впала в Обь, течение имеет великими кривизнами и во многих местах песочные насыпи и мели, и в малую воду проход зело труден; по обеим берегам леса превеликие, места болотные, все пусто; вода пещаная, мутная и нездоровая, и рыбою не весьма довольно.

В помянутую реку Обь впадает река Томь, по которой живут Русские народы; шириною версты на полторы, весьма рыбою изобильна, так, что по сказкам тамошних жителей, под городом Томском в один замет невода (который величиною от 200 до 300 сажен длины) по 3,000 рыб ловят, а оные рыбы некоторые по аршину, а некоторые по полуаршину, называются по Сибирски муксуны, и подобны форели, а продают так дешево, что удивления достойно.

Рекою Кетью до Маковского острога, в град. 60, 3 мин., откуда начинается Маковский волок, которым сухопутной переправы 120 верст до города [329] Енисейска, стоящего над рекою Енисеем, в гр. 60; в оном городе жители Русские и казаки служивые.

Река Енисей велика, не уступает ни Волге, ни Томи, а Иртыша больше; рыбы довольно, хотя не так, как в Оби; ход дощаничный свободен и безопасен.

Енисеем до реки Тунгусской, впадающей в Енисей. Тунгуска река зело быстра и камениста, и на местах разливается от 2-х до 4-х верст, а больше течет между каменными горами, и негде на полверсты притеснена каменистыми берегами, между которыми проход судяной не безопасен, ибо во многих местах находятся пороги, а инде шиверы (шиверы разумеются те места, где чрез большое число по ширине реки камень и песок, а к одному берегу глубоко и зело быстро, и в тех местах бывает опасный проезд дощаниками).

По сей реке кочуют Тунгусы, народ идолопоклоннический и половину дичи; промышляют зверями и рыбою; богатство их в ловле оленей и прочих зверей; живут в глубочайших лесах, в берестяных юртах; имеют при берегах лодки из березовой коры, зело легки и прытки, на которых по реке плавают и реку переезжают; гребут на двух веслах, как мужики, так и женки, весьма скоро, и мню, что хотя бы шлюпка на восьми веслах гребла, их не предускорила бы, а когда приходят к порогам, или местам трудным и каменистым, то лодочку положа на себя, переносят сухим путем до свободного места, где паки положа на воду, поплывут. Лодки их так хорошо сделаны, якобы были малеваны. Проезжие дощаники, когда Тунгусов не озлобляют, то они привозят к ним на своих лодках для продажи всячину, наипаче рыбы [330] в довольности, хотя не так, как в прочих вышеозначенных реках. Ежели же проезжие их озлобят, то во всем тракте нигде не покажутся.

Сии Тунгусы, как женский, так мужской пол, имеют рожи, или лица свои, шитые некоторыми фигурами, что у них чинится обыкновенно для украшения, вышивая во младенчестве шелками, и когда шелк сгниет, мажут некоторыми травами, или соком черных трав, от чего остаются на лице шитые знаки.

Тунгусскою рекою до Ангары, которая течет из большого озера, или моря Байкала. Сия река шириною против Тунгусской, и так быстра, что поверить не можно; чистотою же, что хотя в 5 сажен глубины, можно увидеть на дне серебряный гривенник, и вода зело здорова; рыбою посредственна, камениста и порогов множество, где проезжим судам не без опасности; однакожь, как на Тунгусской, так и по Ангаре, где суть пороги, тамо пребывают вожи, или штурманы тех мест, которые своим искусием препровождают казенные и прочие дощаники, и за то получают Е. И. В. погодное жалованье из тех воеводств, в которых они обретаются, а с проезжих подарки, кто что даст, и удивительно, что такие вожи бывают превеликие шумницы, и не отважутся дощаник препроводить, ежели не подопьют, упоминая, что когда подпили, то не страшно, а когда-де не подпили, то от страха летящие между каменьями воды могли бы испугаться и судно потерять.

По сей реке до Братского острога, где впадает в Ангару река Илим, за каменистыми местами все пусто, а от Братского до города Иркутска по обеим берегам земли пашенные преизрядны, и по [331] местам обретаются остроги и Руских разных чинов заимки и деревни, а между тем и кочевые народы, называемые Братские, иноземцы, и имеют скота и лошадей множество.

А большее число оных, как Тунгусской, так и Ангары рек огорожено каменными, превеликими горами, и на многих местах обретаются мраморы всякого колера, а стены местами так гладки и натуральны на подобие стен городовых, якобы человеческих рук было дело самою гладкою манерою, и таким образом негде и на 20 верст протягивается, что по истине удивительно. И мню ежели бы по сим горам поискать с прилежностию, всяких металлов много обретается.

Рекою Ангарою до города Иркутска в гр. 52, 27 мин., при котором от правой стороны река Иркут впадает в Ангару, шириною, на пример, сажен с 50, или больше.

Сей город Иркутск по Тобольске наилучший в Сибири и наивящшее в нем купечество, и имеет команду над целою провинциею, под которым в ведомстве город Якутск, Нерчинск, Селенгинск и прочие города, остроги и места пограничные, около 30.

От Иркутска Ангарою до большого озера, или называемого от Сибиряков моря Байкала, из которого Ангара выпала.

Сие озеро так светло и чисто, как и река Ангара, шириною, по сказкам тамошних жителей, от 60 до 120, длиною с полторы тысячи верст, и так глубоко, что на средине в 300 саженях дна сыскать было невозможно; ход дощаниками преизрядный, хотя и бывают штурмы и валы великие, но не обретается ни островов, ни каменья, кроме [332] тех, что близ берегов. Пристанища не частые и не безопасные; дощаники строения самого худого, и для такой причины многие дощаники погодою разбивает, однакожь мало слышно, чтобы дощаник с людьми потонул. Но когда бывают великие ветры и штурмы, то прибивает дощаники к берегам, где их разбивает, а люди получают спасение. И для того Сибиряки, по своей старой пословиц, называют Байкал Святое море, которое-де своим благоволением, хотя дощаники и разбивает, но людей не потопляет. В сем озер находится один остров, называемый Ольхон, где жили прежде Российского завладения Мунгальские кутухты, сиречь начальники веры идолопоклоннической, а округ сего острова около 300 верст.

В сем озер не токмо рыб всяких довольно, и от чистоты воды рыба вкуснее, нежели как в прочих реках, но и нерпы предовольно, которая лучше Архангелогородской, и отдается нерполовье и рыболовье на откуп, и тот сбор собирается в казну.

Из Байкала в устье Селенги реки, а Селенгою мимо города Удинска, в гр. 51, 42 мин. От левой руки течет река Уда, шириною сажен 50, и впадает в Селенгу.

От Удинска Селенгою до города Селенгинска, который стоит на львом берегу реки Селенги, в гр. 51, 42 мин.

Река Селенга посредственна, негде на полверсты, а негде и на версту ширины, зело островиста и глубока, и местами утесы каменные. По берегам живут Руские, и кочуют ясачные иноземцы, называемые Братские, сиречь Мунгалы, Всероссийские подданные; хлеба и скота имеют в довольности, токмо [333] фруктов никаких, кроме черемхи и смородины, не имеют, и мню что больше от нерадения. Рыбы так множество, что в одну морду, или большую вершу, осетров по сту и больше попадает, и сие больше случается летом, а в самую осень идет из Байкала в верх по Селенге реке до города Селенгинска и до Чикойской Стрелки никоторая рыба на подобие Новгородской ладуги, называемая омули, величиною по полуаршину, в таком множестве, что в один невод (хотя неводы и не весьма велики) попадает тысяч по тридцати, и продают тысячу по две, а иногда и по одной гривне. Токмо такой ловли больше двух недель не бывает, и как оная рыба идет из Байкала по реке Селенге, видно что множественно, показует шум своим плаванием, будто шум воды.

Сия река течением быстра и для слабых берегов течение переменяет всягодно, одни места песком засыпает, а в других чрез целые места промывает и течение имеет, и наводняется более осенью и летом, когда дожди бывают, и прибывает вдруг воды немало, от чего всягодно Селенгинские жители раззорение терпят и по нескольку дворов уносит.

От города Селенгинска река Селенга протягается около 100 верст в Российском владении, а достальное в нескольких днях хода течет из Мунгальской земли. Ходу по ней, кроме малых лодок, выше Чикойской Стрелки не бывает дощаниками.

Под Чикойскою Стрелкою впадает в Селенгу река Чикой, шириною сажен на 200, которая в Русском владении близ 800 верст, и по оной тако же дощаники не ходят, кроме лодок и плотов. [334] По берегам той реки живут Русские обыватели и кочуют Братские, ясачные иноземцы.

От Чикойской Стрелки сухим путем до речки Кяхты, где нынешняя граница, новопостроенная крепостца и торговая слобода.

Речка Кяхта самая малая, токмо быстра и водою чиста и здорова, и запружена большими прудами для довольства тамошнему купечеству.

От Кяхты до речки Буры, которая в Мунгальском владении. Оная река такоже малая и в кратком течении, выпала из озера, называемого Гиляка, и впадает в реку Орхон.

Переехав помянутую речку Буру в брод, ехали вниз подле оной степью и спустились к реке Орхону, где кочуют Мунгалы.

Река Орхон шириною сажен более 100, глубока и рыбна, близ Буринского устья впадает в Селенгу, при границах Российских, на которой перевоз лодками, а когда вода мала, то и брод бывает.

От реки Орхона до реки Ира, чрез которую перевозились на лодках, а лодки для того с собою нарочно имели, ибо Мунгалы делать оных не умеют, но покупают у Руских; шириною та река против Орхона.

От реки Ира до речки Шары, которую переезжали в брод.

От речки Шары до речки Хары, которая шириною сажен на 20, местами топка, по обе стороны места степные и горы, впадает в Орхон, и чрез оную речку переправились в брод. По сей реке многие кочевья Мунгальцов, Китайских подданных.

От Хары до речки Бороя, которая хотя очень мала, токмо зело топка, и переправились на другую сторону в брод с немалым трудом. [335]

От речки Бороя до речки Бургултай, чрез которую в брод переправились.

От Бургултая до речки Нарым, а от Нарыла до речки Куй. Сии реки впадают в реку Толу.

От реки Куй до реки Толы, которую переезжали в брод чрез четыре протоки; течением быстра, по каменью, а шириною протоки от 40 до 20 сажен, и впадает в Орхон.

От реки Толы чрез Гобейскую, пещаную и каменистую степь до Китайского села Толой Суммы, не доезжая Калганской стены за три версты, шли 30 дней, с великою нуждою, без воды, без травы и без дров; токмо по тракту той степи, где имело быть становье, выкопаны колодязи, и по местам находились маленькие озера, в которых везде, как в колодязях, так и в озерах, большим числом вода соленая, инде кислая, инде вонючая и тинная, но и тою за оскудением довольствовались с нуждою. Средина той степи под гр. 44-м, 25 мин.

От Села Толой Суммы, переехав в брод речку Читан, до Калганской стены, окружающей до моря Китайское государство (о которой выше сего пространно описанием изъяснено), и до первого за Калганскою стеною города Чазикова, лежащего в гр. 41-м, 3 мин. В оном городе живет большая часть воинских людей, которые нас содержат.

От Чазикова до большого города Сиамфу, в гр. 40-м, 38 мин.

От Сиамфу до города Цеза, в гр. 40-м, 35 мин.

От Цеза до города Джиминга, в гр. 40-м, 30 мин.

От Джиминга, подле речки Янхо, каменистым местом, до города Поогона, в гр. 40-м, 25 мин. [336]

От Поогона, подл речки Шанхо, до города Ша— чина, в гр. 40-м, 20 мин.

От Шачина до города Тюми, в гр. 40-м, 10 мин.

От Тюми до города Хоалай, в гр. 40-м, 1 мин.

От Хоалая до города Юлин, в гр. 40-м, 5 мин.

От Юлина чрез шарлопы, или превысокие каменистые горы, обведенные каменною стеною, которая, сказывают, соединяется с первою Калганскою помянутою стеною, до города Чадо, в гр. 40-м, 10 мин.

От Чадо чрез шарлопы же до маленького города Бадалин, окруженного в третьей стен, таким же образом, как выше показано, в гр. 40-м, 19 мин.

От Бадалина до города Джулингана, в гр. 40-м, 20 мин.

От Джулингана до города Нанко, в гр. 40-м, 25 мин., обведенного четвертою стеною, как выше показано.

От города Нанко, переехав в брод речку, которая течет из шарлопов, до города Чампинжу, в гр. 40-м, 22 мин.

От Чампинжу до города Шаха, в гр. 40-м, 11 мин.

От Шаха, чрез село Сегор, до Пекина, в гр. 40-м, 4 минутах.

А по сказкам пограничных обывателей можно пройдти от Селенгинска до Пекина и водяным путем, следующим с левой стороны трактом:

В Селенгу реку, ниже Селенгинска около 50 верст, не подалеку от Байкала, впадает река Хилок, хотя не широка, но глубока, по которой весною ходят дощаники и плоты, до некоторого места, называемого плотбища; оттуда переправиться сухим путем, около [337] 100 верст, до реки Ингоды, Ингодою до Онона, Ононом до Шилки, где река Нерча впадает в Шилку а Шилкою до большой реки Амура, а Амуром до Ламского моря, а морем, окружа Корейский остров, около 700 верст, до пристани Китайской, называемой Тунжи, а от Тунжи до Пекина около 70 верст сухим путем.

И таким образом от стольного города Москвы до Китайской пристани Тунжи сухопутной в трех местах переправы 260, а до Пекина 330 верст.

Токмо не мог я получить совершенного известия: есть ли навигация морем кругом Корейского острова или нет? А по географическим картам, также и по сказкам служивых казаков из старожильцов, которые большими лодками до носа Корейского острова в море выходили, оная навигация быть имеет. И сказывают, что тамо около моря находятся камыши, так велики, якобы сосновый лес. А ходили те служивые еще до разграничения графа Головина, а по разграничении помянутая река Амур осталась с обеих сторон в Китайском владении, и Албазин, последний город, трактатом раззорен, как о том пространно выше сего описано.

Текст воспроизведен по изданию: Секретная информация о силе и состоянии китайского государства // Русский вестник, Том 3. 1842