СЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ О СИЛЕ И СОСТОЯНИИ КИТАЙСКОГО ГОСУДАРСТВА.

Донесение графа Саввы Владиславича Рагузинского, по возвращении его из Китая, императрице Анне. Рагузинский выехал в Россию в 1702 г., под именем Греческого купца, хотя родом был Иллириец. Он занялся торговлею в России, имел контору в Архангельске, торговал в Италию, и пользуясь милостями Петра Великого, употребленный им при многих важных дипломатических делах, приобрел огромное имение и чины, купил себе титул графа в Италии, а Петр наградил его чином надворного советника и поместьями. При Екатерине I-й отправили его с большим посольством в Китай, препоручив ему кончить возникшие тогда споры и несогласия; в Октябре 1726 г. прибыл он в Пекин, где прожил до Мая 1727 г., но безуспешно. На границе Китайцы возобновили с ним переговоры, и потом 20-го Августа он утвердил прежние договоры и установил образ торговли с Китайцами и постоянное место ее в Кяхте (что без изменении остается и доныне), хотя было притом упомянуто и о Русских караванах в Пекин. Владиславич воротился в Москву уже в Декабре 1728 года; он умер в 1738 г., в чипе тайного советника. Все собранные им о Китае сведения привел он в порядок и поднес Императрице в 1731 году. Полное заглавие рукописи его: Секретная информация о силе и состоянии Китайского государства, и о протчем, сочин. тайн. сов. и ордина Св. Александра кавалером, Ильлирийским графом [181]Савою Владиславичем, бывшим в характере чрезвычайного посланника и полномочного министра при Дворе Китайском, 1731 г. в Москве. — «Дерзаю подданнейше поднесть В. И. В»., говорит автор в посвящении, «сочиненную моими трудами малую сию книжицу, что мог в бытности моей в Пекине и при границах проведать секретно и слышать публично, которая в себе содержит отчасти историческое следование, отчасти же секретную информацию о силах и состоянии Китайского государства и о пограничном между двумя империями состоянии, и мню, что оная книжица счастливому В. В. империю, ныне и потомству, для известия не бесполезна, наипаче в том, что происходило с 1680-го до 1729 года, по мое отбытие с границ». Объясняя далее, что прилагает карту пути своего, от Москвы до Пекина, и другую границ России с Китаем, автор прибавляет: «все рабски прошу повелеть всемилостивейше принять, и по времени для В. В, любопытия прочесть, о ежели в чем, яко человек, или от недовольного в Российском диалекте искусия, или от реляций, каковы мне были сообщены, без вымысла и погрешил, не положить во гнев, но неисчерпаемым Вашего монаршеского милосердия источником великодушно прикрыть». В заключение говорит автор, что об исполнении им порученного ему дела были от него особые дополнения. В предисловии указывает он на подробные известия о Китае, если кто любопытен знать, в Словаре Морери, книге И. Ф. Гемелиса, нап. в Венеции 1719 г., там же печатанной, в 1716 г., книге иезуита Форести, и книге падров иезуитов, нап. в Анверсе (Антверпене), а на Русском в рукописи Спафария, которую весьма хвалит, «кроме некоторых фабол, что может быть сам не видел, и как от других слышал, так писал». Прежде подробного исчисления глав своей книги, говорит автор: «Я начинаю писать краткую информацию о Китайском империи, колико мог рассудить, что верному подданному и министру добросердечному должность зазывает подданнейше поднесть своему государю, для скорого понятия, что происходило до порученной мне коммиссии и для предуведения о Китайском империи, а нечто мало и для любопытия, сколько я мог известиться в моей бытности при Дворе Китайском и при границах более трех годов от персон искусных и [182] достоверных». Мы печатаем любопытное сочинение Владиславича с списка, засвидетельствованного его рукою и весьма красиво написанного. В конце его отмечено: «Такова оригинальная книжица с приобщением двух ландкарт поднесена Е. И. В. в кабинете графом Владиславичем, Декабря 27 дня 1731 года, в Москве». — Р. Р. В.

ГЛАВА I.

О родословии Китайского империи.

Начало сего империя хотя гораздо темно и полно баснями, однакожь признавается чрез следующие знаменования.

Пишут, что первый владетель Китая был Футео, Фокви или Фоки, который начал государствовать прежде Р. X. в 2952 году, и что с восьмью или девятью принцами выбранными владел оным государством 737 лег, даже до Тамиу, который в 2207 г. вступил на престол и учинился самодержцем, сочиня оный наследным своей фамилии.

1. Хиа. Сия фамилия издала 17-ть императоров Китаю и владели лет 458, дондеже Кинтам, выгнав Кие, последнего вышереченной династии, за непорядки и ослабления их управления, утвердил свою

2 фамилию Ксамга, которая издала 28 императоров, во время 644 лет, из которых последний, Кею, привлекши на себя гнев народа за чрезмерное свое свирепство, отчаявся, сжег себя в своей палат.

3. Вуам, или Вувам, восшед на престол с своею фамилиею Кева, издал 35 императоров во время 874 лет. Под сею династиею начали Татары досаждать Китайцам с нападениями и грабежем.

4. Квам-Сиам ввел фамилию Чина, которая владела четырьмя принцами 43 года. Ксиоамти, сын названный вышеписанного Квам-Сиам, построил [183] славную стену, длиною малым чем меньше 3000 верст, вышиною в 10 аршин, толщиною около 6 аршин, которая окружает большую часть империя, для удержания набегов Татарских, непрестанно досаждающих Китайцам; укрепил оную стену частыми башнями, четвероугольными, по старинному, одна в виду другой чрез всю длину, как на мест равном, так и но вершинам невосходимых гор, что и ныне видно; наполнил оную милионом солдат для пресидии. Сие строение окончено в пяти токмо летех, употребя третию часть своих подданных в работу из всего государства, что около 60 милионов работников повсягодно работали.

5. Каоцу, прежде называемый Леупам, учредил свою фамилию Гана, которая с 25 императорами владела 426 лет. Под императором Венти, третиим сей фамилии, вымышлена бумага писчая, 173 лета кругом прежде Р. X., такожде и печатание книг. Вути, пятый император, расширил завоевание свое в Татарию и в Индию, по ту сторону Ганга реки, покорив Пегу и другие государства, с употреблением пушек, во время его вымышленных, кругом 140 лет прежде Христа. В первом году 11-го императора сей фамилии, называемого Гиао пимти, родился Господь наш И. X.

6. Коалиевам, вступя во владетельство с своею фамилиею Геугана, или Гевана, не государствовал более 44-х лет, владением несчастия и смятения исполненным.

7. Ксику-вути ввел фамилию Чина, от некоторых почитаемую ту же, что четвертая, вышереченная, от некоторых же разная. Сия фамилия издала Китаю 15 императоров, во время 155 лет. Государствование их было смятений и бунтов исполнено. [184]

8. Каоку-вути, или Лиеву, глава фамилии Сума, которая с восьмью императорами государствовала 59 лет. Под сею династиею разделено было империум Китайское в государства северное и полуденное, под двумя императорами, с чем умножилось и несогласие междоусобное и партии с непрестанною войною между обоими владетелями.

9. Каоти, прежде называемый Сиао таоким, ввел новую фамилию Чи, которая имела пять императоров в 23 года владения.

10. Каопу-вути, прежде называемый Сиаоиен, учредил фамилию Леама, которая владела 55 лет четырьмя императорами.

11. Каоко вути, называемый и Кимпасиен, вшед на престол, ввел свою фамилию Вина, которая имела через 33 лета пять императоров.

12. Каоку-венти, прежде называемый Янкиен, был глава фамилии Суа, которая государствовала, под тремя только императорами, 29 лет.

13. Ксин Иоати, прежде называемый Ли ивен, утвердил фамилию Тамга, которая владела 20-ю императорами 289 лет. Во время сей династии Евангелие проповедано было в Китае и христианство позволено, понеже Каокум, 3-й император сей фамилий, построил церкви истинному Богу и многие прочие показалися ревнители к вере христианской. Степные Татары во время 8-го императора Таикум возмутили войною Китай.

14. Таикум, прежде называемый Кувем, ввел свою фамилию Геулеам на престол, которая только двумя императорами владела 16 лет.

15. Куам кум, от генерала войск вошел на престол с своею фамилиею Геутама, которая с [185] четырьмя императорами владела токмо 13 лет, всегда в войне междоусобной, от чего и уничтожена.

16. Каоку же, который возвел свою фамилию Геучин на империум, государствовал с сыном своим токмо 11-ть лет, также в непрестанной войне.

17. Лиеу кивен, он же называемый и Каоку, восшел на престол с своею фамилиею Гевана, или Геугана, которая в четыре лета государствования своего, или более смятения, своим наследником окончилась.

18. Тайку, прежде называемый Когвей, глава фамилии Геукеа, с тремя императорами владела 9 лет, которых последний, Кумти, остався младенец, ограблен был короны от своего дяди, т. е. управителя вместо его.

19. Тайку, который учредил свою династию под именем Сума, или Сумга, издавшую 18 императоров Китаю в 319 лет; совокупил в тишину десять владетельств Манджи, сиречь, полуденные; покорил Нанкин изменный; наследник его выгнал Татаров, которые ввелись были, Татары Нючи, потом и паки вступили и утвердилися в Пекине и держали за собой более 100 лет, дондеже изгнаны были от западных Татаров Самархандских, следующей фамилии.

Кублай, великий хан западной Татарии, победитель Азии восточной и большей части Индии, учинився силен, был призван от Китайцов в помощь для освобождения от Нютских Татаров, или восточных. Сей великий хан жил в Самарханде и имел при себе Николая Венециянина первым своим министром статским, а сына его Марка Павловых, Венециянина в армиях своих одним из первых полководцов своих.

По требованию Китайцов послал оный великий [186] хан Кублай трех своих сынов, Темур, Монгу и Гопиелие со множеством войск. Послал же и Николая и Марка Павловых вышеписанных, отца с сыном, Венециянинов в Китай. Сии Татары вшедши яко вспомощники для выгнания Татаров восточных Нютских, после данной помощи требованной и освобождения северного Китая от помянутых Нюков, удержали оный за собою. И увидя счастие и случаи способный оружию своему объявили и полуденной стран Китая покорение, и не упустя оружия из рук, по совету Николая и чрез храбрость Марка, которые имели с собою инженеров Италиянцов, осаждая города и покоряя провинции, на конце завладели всем Китаем, и великий хан Кублай определил сына своего большого Темура в императоры.

20. Темур убо, который назвался Ксикум, от Китайцев и Манжуров признан под именем Чгингис-хана, вшед на престол Китайский, учредил свою фамилию, Ивена, которая, с девятью императорами, владела 89 лет. И по приведении империя в тишину внутри и снаружи, велел выкопать славный канал, по которому можно плыть судами от одного края до другого такого великого владения, более 2,000 верст. Сие строение вечно прославило имя его, но вящше еще защищение христианству, которое проповедано было свободно в Китае от священников, пришедших с Марком Павловым Венециянином. Употребил экспедицию морскую для покорения себе Японского острова, но не удалось, за малым искусием флота Китайского, который не может противостати морскому непостоянству. И оный флот большим числом поврежден от погоды и принужден возвратится без действа. [187]

21. Тайку, или Гумву, или Ку, от приватного человека, хотя некоторые мнят его произойдти от фамилии императоров Китайских, сперва с малою свитою разбойников, а потом умножа следователей своих, с сильными партиями и союзами, сочиня порядочную армию, освободился от ига Татар западных Самархандских и возвратил империум своей Китайской нации, или паче сущей своей фамилии Мима, или Таминга, которая с 16-ю императорами владела 276 лет. Владеющей сей династии, государства Лаос, Тункинг, Кочинчина и прочие, к западу Китая граничащие, ему покорилися. Татарове Самархандские, которые пред тем владели Китаем, старалися возвратить себе потерянное империум, чинили много зла, однакожь на конце отогнаны. — Лимаон, морской разбойник (1560 г.), со 124 кораблями, раззорял города и приморные места Китайские под императором Ксикума, 11-м сей фамилии. Оный разбойник побежден от Гишпанцов филиппинских островов, призванных в помощь от Китайского императора чрез адмирала Омонкона, который во имя соврена (государя) своего, за такое дело соглашается и обещает Гишпанцам позволяли проповедь евангельскую по всему империю, и многие прочие награждения и прерогативы, чего ради посланы от Гишпанцов четыре монаха, которые приняты в Китае со всякою вольностию и учтивостию, однакожь и паки оттуду высланы назад, как скоро Китайцы услышали победу над разбойником. И тако не устояли на своем слове и обещании, когда уже от разбойника страха более не было. — Макао город (1578 г.) построен от Португальцев на острову каменном Китайском с позволением императора. После сего времени дела Китайцев ослабели, [188] понеже следующие императоры весьма далися в забавы и непостоянства, уничтожили употребление оружия, толико нужное для охранения государства, кроме того оставя владетельство в руки министерские, выбранные по склонности, а не по достоинству дела. Сии учинилися толикими тиранами над подданными, для собрания себе богатств, между тем и Татары Манжуры, которые кочевали по обеим сторонам реки Амура и степей околичных, даже до великой стены Калганской, которая Китайское государство окружает, под командою семи тайшей или глав толиких орд, пришли между собою в ссоры границ ради, а от ссор в явную междоусобную войну, в которой часть авантаж имевшая выбрала себе хана, названного Нюка хан (1620 г.).

Сей начал владеть своими со всякою склонностию и любовию, что привлекло других многих Татаров кочевных и Мунгалов, а наипаче многих из тех, которые в изгнании Самархандцов рассыпались были по степи Татарской, ему покорились, с чем усилил своих следователей, старался, дабы непрестанно учились в экзерциции военной по Татарскому обыкновению, то есть, ездить верхом и стрелять из лука, дабы не уронить старинную военную науку, что дало Китайцам причину подозрения, а наипаче что Нюка хан хотел дать дочь свою в жену другому некоторому хану Татарскому, или Мунгальскому. Сие понеже не угодно было Двору Пекинскому, употребили всякие посредства пресечь таковой союз, предвидя что укрепило бы их силу. И от того времени почали досаждать и обижать всех Манжуров, приезжающих в Китай для торга с собольми, лисицами, белкою, коренем жинсем и прочими вещьми. Наипаче имея подозрение на Нюку хана, призвали его [189] ко Двору под видом дружбы, якобы для почести и одарения (понеже он был по никоторым кондициям Китайский подданный и под властию Китайского императора), а когда прибыл ко Двору Китайскому, то отравили его (1623 г.). Сие возмутило всю Татарию Манжурскую и разъярило весьма таким образом, что выбрали в ханы сына его. Сей жаловался Двору о смерти отца своего чрез министров учиненной и просил императора дать ему суд. Но император тогда бывший, Ван лие, не токмо сатисфакции не дал Нюке хану (тако называющуся и сыну), но еще по совету министров своих не ответствовал на жалобу, ему представленную. От чего наивящше разьярившися Татары, получивши случай зимы, что воды замерзли, рекою Вало, Яло, или Логань, прошедши стену в Леаотунге, нечаянно с партиею в 8,000 человеках, взяли город Тайвен и много убытка причинили всей околичности. Умножившимся же силою даже до 50,000 числом покорил едва не всю провинцию Леаотунг под свою власть. Что услыша Китайцы, собравшеся числом даже до 600,000, кроме помощи Кореаиов, напали на Нюку хана, который по завоевании Леаотунга назван именем Китайским Тиен минг и раззорял набегами даже в виду Пекина, откуда наполнен грабежем и добычею возвратился в Леаотунг и приготовился принимать Китайцов, но еще пошел к ним напротив, собрав силы до 70,000, и дал баталию так жестокую, хотя и было 600,000 Китайцов, что положил на поле более 50,000 и прочих разогнал. И тако растерялось толь многочисленное воинство, сочиненное лучшими солдатами и капитанами Китайскими, а и из Татаров более число побито, и принуждены были, оставя все от [190] них завоеванное, возвратиться в свои степи для собрания новых войск и утверждения.

Умершу Нюке хану Тиен мингу (1628 г.), наследствовал по нем сын его Нюка хан Тиен цунг, или Тиен Цун, во время, что и Китайский император Тиен ки умре, и наследствовал после его несчастливый император Кум ким, или Сум ки.

Хан же Нюков Тиен цунг, следуя войне, покорил всю часть северную Китая, даже едва не до Пекина под свою власть, но не осмелился аттаковать сущую столицу Пекинскую, понеже не имел пушек. Между тем и он умре и наследствовал по нем сын его Ксунг теу, или Ксунки, преумный принц, который больше ласкою и учтивостию, употребленною с Китайцами, нежели оружием, упредил свои виктории. В то время весь Китай был в смятении за множеством недовольных и разбойников, которые с партиями и бунтом, а потом, умножившеся, формальными войсками воевали и грабили города и провинции Китайские. Между сими некоторый Лингуз, или Ликунг, показался так сильным, что по завоевании многих провинций пришел и под Пекин, в который чрез измену вшел, что услышав императов Кум ким, или Сум ки, вышеупомянутый, повесился поясом в сущем своем саду, а Лингуз изменник натитуловался императором Китайским.

Узанквей, генерал Китайский, который обретался с сильною армиею против Татаров в Леаотунге, услышав несчастие отечества своего, падение столицы мизерное окончание императора государя своего, не зная что чинить, рассудил за лучшее прибегнуть к помощи Татаров Манжурских для освобождения Китая от изменников, с надеждою, что утиша таким [191] образом междоусобную войну, он на конце мог бы, после награждения помощников, собрать рассыпанное воинство и принудить Татаров не вступать в империум, а возвесть на престол империальскую фамилию. Того ради послал великое посольство к Нюке хану Тиен Цунгу, с обещанием неисчисляемого богатства, ежели он, соединясь с ним, поможет выгнать изменника Лингуса, на что Татарове (которые не могли бы иного желати) с охотою склонилися, и совокупя обе армии выгнали из столицы Пекинской разбойника, а владение за собою удержали.

В то же время, когда Татарове вступили победителями в Пекин, Нюка хан Тиен Цунг обретался в едином из городов Леаотунга жестоко болен, призвав брата своего Амаванга и вернейших своих министров, сказал им, что он обретается при смерти и рекомендовал им сына своего, еще младенца от шести лет, надеясь, что к оному покажут ту же верность, как всегда имели к нему, и с тем скончался.

Амаванг и Татарове, хотя приунывше о смерти принца своего, однакож без потеряния времени устремилися с младенцем к столице Пекинской, и возвысив на престол, огласили его императором под именем Ксунхи, и приняв надзирание племянника и владетельство империя, Амаванг, дядя его, который до совершенного возраста утолил с неизреченною премудростию вся смущения Китая и покорил завоеванием все государство племяннику своему, утвердя фамилию его, 22-ю, Чима (в 1645 г.), которая и ныне владеет и имела до днесь три императора с ныне владеющим.

Амаванг, не яко дядя и опекун, но яко истинный отец с племянником своим всегда поступал, [192] ибо оружием и советом утвердил императорскую корону всего Китая в фамилии того племянника своего Ксунхи, чего для хотя он и достоин был, как при жизни, так и после смерти, снабден быти знаками вечной памяти, однакож он Ксунхи зело неблагодарным после его смерти себя показал, понеже кости его из могил выкопав, наивящшую суровость над трупом его явил, повелевая ради бесчестия разбросать их по площадям разных провинций, притом с наиужасным позорищем указал палачу, отрубя голову его, бросить ее в место злодеев. И сие воспоследовало от того, что некоторые из фаворитов его, а из злодетелей Амаванга, донесли ему, якобы он великие насильства или неправды многим показал и будто весьма жестоко поступил над своим родным братом, вторым дядею его императорским, которого он в тюрьму посадя, в отчаяние привел смерти себя предать, хотя оный дядя его победил было славного разбойника и Китайского тирана Канкенкуна, или Каменкуна, который гораздо утвердился было в государствах, или королевствах Хонана, Нанкина и Суквена, где имея 300,000 войск под командою своею, неслыханною суровостию и жестокостию поступал, так, что от него в небезопасности находилась тогда нетвердо основанная империя Татар Манжуров, или Нюков.

Впрочем сей государь украшен был изрядными достоинствами, токмо погрешил неблагодарностию, которую он над дядею своим показал, как выше изображено, также наполнен был лицемерного обмана (хотя сие есть природное всем Китайцам обыкновение) в обхождении своем с чужестранными, как ниже сего следует.

Некий Коцессиндо, Квесинов сын и племянник [193] некоторого Китайца, который, восприяв христианскую веру, наречен был Николаем, с несколькими тысячами судов, от отца своего ему оставленными, немалое раззорение приморским Китайским городам чинил, от чего не токмо прочие города и места в великом страхе и опасении находились, но и славная столица Нанкина, которая величиною и пространностию превосходит всех знатных городов сего света и где в древних временах Китайские императоры столицу свою имели, и сей город едва от него не взят и грабежем в конечное раззорение не приведен был. Он же завоевал остров Формозу, в котором 70 крепостей и городов, и без всякого сомнения покорил бы себе наибольшую часть Китайского империя, или по последней мере все приморские места, ежели император Татарин Ксунхи, пространными обещаниями своими не привел бы Голландцов к сочинению и заключению союза с ним против того капара, и обещал им всякую вольность в Китайской коммерции, да сверх того многие иные льготы и благоугождения, понеже армия его императорская прежде прибытии Голландской армии в одной баталии весьма от того пирата разбита была.

Голландцы, с 25-го военными кораблями, бывшими под командою адмирала Балтазара, соединясь с Китайским флотом, и вступи в баталию с тем капаром, многочисленный его флот разбили и остров Формозу освободили и Китайцы всем островом вспоможением Голландцов завладели, чего для Император Китайский послов своих отправил к помянутому адмиралу с следующим письмом, именем его императорским, в трибунале, называемом Лопу, писанным, при котором ради получения толь знатной победы послал к нему так малый презент, [194] что удивления достойно, а именно 1000 ланов серебра, которые сочиняют около 1400 рублев, да 30 косяков камок. А что касалось до коммерции, повелел тому послу своему объявить, что когда от вицероя Батавского, именем речи посполитой Голландской в Пекин послы отправлены будут, тогда с удовольствием Голландской нации о коммерции поставлено будет. К сему следует письмо:

Я хан посылаю сию грамату к адмиралу Голландскому Балтазару.

Я люблю чужестранных, как соседственных, так и отдаленных земель, яко подобает императору. Наипаче же надлежит взаимное добродетельство показать над теми, которые нам добро делают, и надлежит совершенное награждение тем учинить, которые в поступках своих честными себя показали. Уведомился я, что ты честно поступил, а для того посылаю к тебе людей с подарками. Такожь я услышал, что ты, Балтазар, дружелюбительно, вкупе с моими военными морскими начальниками был в баталии, от чего признаваю, что ты гораздо доброжелателен к моему империю и к моим подданным, как явствует от того, что разбил капаров, которые, яко птицы для прибежища, или укрывания, огнездились, и ныне то их гнездо вовсе раззорено. Знатное вспоможение, которого я всегда для раззорения и разогнания внутренних неприятелей от Голландцов уповал, совершенно ныне явилось. И для того надлежит мне некоторыми подарками тебя снабдить, и писал к тебе сие письмо, которое ты, купно с подарками, при оном к тебе отправленными, соблаговоли принять, содерживая письмо с надлежащим почтением.

Подписано: Конг II-й.

По прошествии же нескольких лет вицерой Батавский Иоанн Мазуки, именем речи посполитой Голландской отправил в Пекин двух послов, с великими подарками к Императору и к министрам, а помянутые послы были: Петр де Гоер и Иаков де Кезер, которые в Пекине были со всякою учтивостию приняты и содержаны, но посредственно [195] одарены, понеже хотя подарки от них привезенные в 300,000 ланах и состояли, однакожь взаимно им данные едва и 1000 сочинили. А от вышереченного трибунала с аффектациею ответ учинен на письмо вицероя, представляя ему морские страхи, непостоянство ветров и хладность своего государства. И что император, не желая подданным Голландским никакого раззорения, для того позволяет им отправлять чрез восемь лет в Китайское государство токмо двух кораблей купеческих, товарами нагруженных, токмо б на оных людей более что по 100 человек не было, из которого числа только 20-м позволялось ко Двору приехать, а прочие бы без съезда на тех кораблях пребывали. И что по прибытии тех 20 персон в Пекин, тогда бы имели прочие, выгрузя свои товары, складывать их в городе Кантоне. Так Его Императорское Величество повелевает, в надежде, что сие и Голландцам угодно быть имеет. Сии суть истинные его слова, понеже выписаны из письма к вицерою писанного, от чего явствует непостоянство и неблагодарность Китайцев.

По совершенном разбитии того пирата вознамерился богдыхан Ксунхи вовсе перевесть императорскую фамилию старую Китайцев, состоящую в одной только персоне Юмлия, последнего несчастливого императора фамилии Таминга, сына императора Кумкина, который уходом ретировался было к Пегунскому Королю, к которому оный Ксунхи послов своих отправил с требованием его и с угрозительным объявлением вооруженною рукою в его владения наступить, ежели он ему в руки не предаст его. Пегунский Король, опасаясь раззорения своего государства, принужден был вручить его присланным от [196] Ксунхи послам, которые, по силе данного им в Пекин указа, в той же Пегунской столице помянутого Юмлия удавить приказали, а двух императриц, мать и жену сего несчастливого, привезли в Пекин, где оные с почтением, достоинству их надлежащим, до кончины жизни своея содержаны и тамо век свой свято в христианской вере препроводили. Некоторые пишут, якобы и император Юмлия в христианском законе преставился.

Слух носится, якобы той императорской фамилии Таминга и ныне находится в городе Квангкси един принц, который со всею своею фамилиею христианскую веру исповедует, но нынешний хан, под претекстом религии, намерен всю оную фамилию искоренить.

Ксунхи, по утишении всех смятений своего государства и утверждении своем на престоле, от печали, причиненной ему от смерти некоторой своей возлюбленной, именем Клиа, умре, и оставил наследство престола второму сыну своему Камхи, отцу ныне владеющего Ионг-Чинга, и сие по учреждении 4-х опекунов из знатнейших, ибо оный сын его тогда был токмо 8-ми лет.

Сей Камхи, в младых будучи летах, немалую склонность показал к математическим наукам, которые ему от патра Вербиеста, иезуита, и прочих его товарищей показаны, за что они с великим почтением от сего младого императора содержаны были. И наивящше влюбясь в те науки, не преминул всегда к обучению оных трудов прилагать. Но едва пришел в возраст, немалое смятение в государстве его возбуждено от того генерала Узанквеа, от которого Татары Манжуры нынешнего владения возведены на Китайский престол. И [197] хотя он Узанквей между тем временем находился в королевстве Ксенси при владении столицы его Сигана, которая от императора Ксунхи в награждение ему пожалована была, однакожь увидя себя окружена от многих Пекинских партизантов, озлобленных от жестокого правительства вышеупомянутых 4-х опекунов во время младолетствия императора Камхи, и возбужден от любви и вольности отечества своего, и от надежды, что освободя оное от ига чужестранного Татарского владения, собственной своей нации оное паки препоручить может, собрал многое число войск, с которым завоевал королевства Ксеисиа, Суквена и Юнама, и по недолгом потом времени Квенкева и Хукванга, понеже в союз вступили с ним не токмо вицерой Квантунга и Фокиена, но и тайным образом к тому наставлен был от хана Тангутских Мунгалов, который войну объявил ему Камхи, претендуя отобрать от него престол, которым прежде завладели Самархандские принцы, нарицаясь той фамилии исходящим. Но сей от Камхи, со вспоможением ему от восточных Нютских Татар, или Манжуров, или Дауров, учиненным, побежден был. А между тем, владения ради, немалое произошло несогласие между Узанкуеем и прочими его Китайскими адгерентами, или содейственниками, и не хотя един другому покорится, часть от оружия Камхи побеждена, другая же между собою раззорилась. Только Узанквей тем доволен быть мог, что по недолгом потом времени с титулом хана некоторой части Китая умре и тем Камхи при спокойном владении всего империя остался.

Камхи, по окончании междоусобной войны, от которой во всем Китайском государстве великие чрез восемь лет смятения происходили, и по утишении [198] внутренних государственных дел, всякое старание свое приложил к отвращению всех злых возследств, которые ему с других сторон случиться могли, наипаче со стороны империя Всероссийского.

Во время государствования блаженные и вечнодостойные памяти царя Алексея Михайловича, некоторый Тунгузских Татар начальник, именем Гантимур, освободясь от ига Китайских Манжуров, с ордою своею перешел в Российскую сторону к Амуру, при которой реке кочевал. И по присланному с Российского Двора указу милостиво принят и подарками награжден. Но когда он в знак подданства некоторое число соболей поднес, по обыкновению прочих подданных Татар, в Сибири пребывающих, тогда Россияне с наивящшею охотою к нему склонность показали, ибо соболи, которые в тех странах реки Амура ловятся, пригожеством и ценою превосходят прочих Сибирских соболей. Той Гантимуровой фамилии и ныне находятся двое, которые хотя с титулом избранных князей, однакожь ради пьянствования их мало почитаются.

Многие подданные Российские казаки, ради пользования себе такой драгоценной ловли соболей к тем местам Амура прибегали, однакожь для наивящшего утверждения себя во владении тех мест, прилежным своим старанием выходили себе от Российского Двора указ, которым позволялось им в тех местах крепость построить, чего для дана была коммиссия Афанасью Пашкову, который на несколько дощаниках из Енисейска поплыл реками Тунгузскою и Ангарою, и мимо города Иркутска въехал в озеро Байкал, которое ради своей величины едва не от всех морем нарицается, понеже около его живущие сказывают, якобы оное длиною в 1500 [199] верст, а шириною по местам и более и меньше 100 верст, и что кроме малых островов, к западу один великий остров находится именем Ольхон, фигурою овальною, на 300 верст кругу. Кажется, что сие местоположение наилучшее и безопаснее есть к строению крепости, которая могла б быть яко ключ всей восточной Сибирской страны, без всякого опасения сил Мунгальских Татар.

Вышереченный Пашков, переехав озеро Байкал и въехав в реку Селенгу, оною рекою поплыл до реки Хилка, и оттуда до места, называемою Плотища, а отсюда сухим берегом в трои сутки приехав к реке Ингоде, тамо построил новые суда, на которых по той и по Онону рекам поплыл (сии реки, соединясь с рекою Ингодою, лишаются собственного имени и единым именем называются Шилка), даже до устья реки Нерчи. И тамо, между Нерчею и Шилкою, за великим изобилием лесов, которыми оное место окружено, построил он крепость деревянную при реке Нерче, которая впадает в Шилку. Оная крепость от Россиян названа Нерчинск, а от Китайцов Нипков.

Из Нерчинска поплыл он потом рекою Шилкою, и в четверы сутки прибыл к устью реки Аргуна, которая течет из реки Хайлара. И та сторона Аргунская границею между Российскою и Китайскою империями причитается, а помянутые реки, соединясь с рекою Шилкою, собственного своего имени лишаются и единым токмо Амуром называются.

Сия река Амур зело велика есть, по которой могут плыть всякой линеи военные корабли, ибо в нее впадают многие иные немалые реки, наипаче вышеизображенные Онон и Ингода, которые потом Шилкою называются, как выше показано, и ныне [200] из России течение имеют. Впадают в нее великие реки: Аргунь, которая граничит, да Наун и Чингал, которые исток свой из Китайского владения в странах Даура имеют. — Плывучи по Амуру, от устья Аргуна день езды он остановись, на левой стороне построил крепость, называемую Албазин, и снабдил оную потребным гарнизоном, а ниже Албазина, по берегам реки Амура построил крепостцы или остроги, на реках Ция и Кумира (которые в Амур впадают), да по островам иные малые крепостцы для собирания ясака от Татар, кочующих в тех странах по берегам всего Амура, даже до восточного моря, в которое Амур впадает. И сия река между двумя полуостровами, Кореем Китайским и Эдсо, или Камчаткою, Российским.

Такими авантажами внутрь Манжурской земли входя Россияне, не токмо не малое беспокойство причиняли Хукерским Татарам в ловле соболей и иных зверей, но и прочим Даурам, Китайским подданным, во владениях своих. Такие поступки в сомнение и в опасение привели Китайского императора Камхи, понеже по недолгопрошедшим примерам, что он смятения и несчастливые войны принужден был претерпеть от Китайцов, ему противных, и от Мунгалов едва не приведен был к лишению новозавоеванной империи, хотя сей народ Мунгальский малолюден был и к войне никакого искуства не имеет. Кольми паче надлежало было ему опасаться Россиян, которые храбростию и искуством воинским украшены суть.

Но когда себя увидел освобожденна от междоусобной войны и от Мунгалов, намерение восприял предупредить и пресечь Россиянам дальние их распространения к Амуру, и для того велел объявить [201] Российским коммендантам Нерчинска и Албазина, чтоб они не токмо подданным его никакое беспокойство чинить не дерзали и ясака не собирали, но також бы, раззоря Албазин и прочие от них построенные крепости, ретировались. Однакожь комменданты, или не важный на сие ответ учинили, или объявили ему, что они без именного своего государя указа того чинить не дерзают.

Российский Двор (1684), притворяя себя, якобы о том требовании их известия не имеет, повелел отправить в Китай, с характером посланника, государственной Коллегии Иностранных Дел переводчика Николая Спафария, ради установления коммерции, наипаче же для наивящшего описания и осмотрения тех стран, толь к известию потребного. Однакожь Китайский двор кредитива его принять и до себя допустить не восхотел. И тако принужден был он без исполнения данной ему коммисии о коммерции паки назад возвратиться.

Китайские министры сие к его суровости и в негоциациях несклонности причитали (как в прошлом 1720 году объявлено было от самого императора Камхи отправленному чрезвычайному посланнику г-ну Измайлову), однакожь упрямство или не снисхождение его состояло в том, что он представленное ему желание их исполнить не восхотел.

Потом богдыхановы министры объявили ему Спафарию при отъезде его, чтоб Российские подданные воздержались от показания обид Хукерам и Даурам их, такожь чтобы они очистили берега реки Амура от крепостей, по предании изменника Гантимура тамо построенных, ибо те места издревле наследственного их владения были.

На такое их предложение и требование никакого [202] ответа не учинено. Чего ради Богдыхан отправил неколикое число войск в верх по Амуру, повелевая им раззорить все те крепости, которые от Россиян построены были, и крепость Албазин осадить. И для того отправлены были от Российского Двора с граматою государственной Коллегии Иностранных Дел подьячие Никифор Венюков, да Иван Фаворов, в которой грамате изображено было бывшее отправление Спафария с извинением в показанных его поступках, и сие за неведением обхождения Пекинского Двора, и что впредь, для окончания случившихся на границ несогласий, отправлен будет с Российской стороны полномочный посол.

Вышепомянутые подьячие по возвращении своем из Пекина подали ответную грамату (гордым, по их обыкновению, Китайским стилем сочиненную), объявляя в оной, что пребывая они в несомненной надежде отправления полномочного посла, прогрессы свои под Албазином продолжать не будут.

Сия крепость обведена была палисадом внутрь земли Дауров, и два года пред тем Китайцы, плыв рекою Амуром, с артиллериею и сухопутными войсками, нечаянно напали на ту крепость, которая от комменданта Алексея Толбузина, за неимением довольного гарнизона, по заключении капитуляции сдана Китайцам, а он принужден был с своими ретироваться в крепость Нерчинскую. Но по прибытии его Нерчинский коммендант Иван Власов, с выговором трусости и малодушия, назад паки отправил его Толбузина для отобрания помянутой крепости, придав ему начальника казаков Афанасья Бейтона, 1500 вооруженных людей и 5 пушек с потребною аммунициею.

Толбузин, по возвращении своем в Албазин, [203] оставленный от Китайцов город по возможности своей старался в наикрепчайшее состояние новопостроенными валами и глубоким рвом привесть, около чего с полгода трудился, и едва оные новые пристройки к совершенному для обороны того окончанию приведены, то Китайцы, на 150 судах, называемых бусах, на которых была артиллерия их и по 40 военных людей на каждом, со вспоможением сухопутной армии, в первых числах Июля месяца пришли под город, в тожь время, что отправленные с Российской стороны вышеупомянутые подъячие из Пекина возвратились.

В 5-й день приступа вышереченный коммендант Алексей Толбузин из неприятельской пушки убит и Бейтон принял команду того города, а Китайцы принуждены были, по силе полученного указа из Пекина, осаду того города в облок превратить. И сие в надежд прибытия Российского министра для постановления и заключения мира, которого ради за год до того отправлен был полномочным граф Федор Алексеевич Головин, при котором было 500 Стрельцов и с 1400 людей Сибирского гарнизона.

С такою малою силою прибыл он Головин в Селенгинск (1688 г.), где принужден был весь тот год пребыть для отогнания разных Мунгальских партий, которые Россиянам не малое беспокойство причиняли в тех странах, где Россияне в 1664 г. построили крепость Селенгинскую, трудами Гаврила Ловцова с товарищи, на берегу Селенги реки, с 250 верст от Байкальского моря. Однакож граф Головин в бытность свою тамо помянутую крепость в лучшее состояние привел, и укрепя ее несколькими пушками, в Российское подданство [204] привел семь Мунгальских тайшей, хотя из них шесть, по отъезде его графа Головина, будучи отягчены от Российских коммендантов, в тех странах пребывающих, наруша присягу верности и оставя часть своей команды в Российском подданств, к Китайцам перешли.

Мунгальская сия нация тогда не под Китайским владением находилась, как ныне, но своих собственных владельцев имели с титулом ханства, и некоторых малых князей с титулом тайшей, против которых войну тогда объявил было Шаджин Зезен Барикчи Буштухан Калмыцкий, который и в крайнее раззорение приведен. Сия война была причиною, что Китайские полномочные министры не дерзнули тогда сухим путем приехать в Селенгинск для мирного договора с Российским министром, понеже Богдыхан тайным образом помогал Очирою, хану Мунгальскому, и прочим тайшам, против которых помянутый буштухан воевал, чего для принуждены были водою ехать в Нерчинск с знатным конвоем сухопутных войск.

Граф Головин по возможном учреждении и установлении доброго порядка в тех странах Селингинска, к Нерчинскому путь свой продолжал, где находились Китайские министры, между которыми хотя и все были особы знатные, однакожь первенство имел Самготу, знатнейшая того государства особа и ханский дядя, при которых было довольное число войска и артиллерии. И с теми министрами в имевшихся разных конференциях, по отнятии всех препятствий и препон, мирный трактат заключили, в котором назначены и учреждены были границы между сими двумя империями, а именно: с устья реки Горбицы, следуя по вершинам каменных гор близ [205] реки Амура до самого моря, а по Шилке реке до вершин реки Аргуни и в верх по той реке до ее же устья.

Но между сим временем, по коварному Китайцев подговору, с 1500 юрт Татар Российских подданных в их сторону перешло, и те народы ныне называются Онхоты. И после того возгордясь богдыхановы министры возумножили свои претензии, требуя за границу место, называемое Святой Нос, которое по берегу западного моря лежит, и тем они могли бы присовокупить к области своего государя не токмо Ламское море, но и наибольшую часть Камчатки. И тому воспоследовали через 17 дней великие споры, с непрестанными угрозами нарушения мира и употребления оружия, но чрез посредство патров иезуитов, которые с Китайскими министрами из Пекина были отправлены, а именно: патра Томаза Переиры, с товарищи, Августа в 27-е тогожь года заключен оный трактат, как о том обстоятельное известие в государственной Иностранных Дел Коллегии имеется; в первом же пункте того трактата изображено, что земли и реки, лежащие между каменными горами к Амуру, начиная от вершин тех гор до моря, между рекою Удою, не разграничены да пребудут, пока для разграничения впредь коммиссары туда отправлены не будут.

Хотя в сем трактате о вольности коммерции и поставлено было, однакож непостоянные Китайцы противно тому трактату поступали, понеже временем запрещали приезд Российского каравана в Пекин, временем переносили в Ургу и Наун, а временем, под разными претекстами, запрещая оный и в тех местах через пять или шесть месяцов, обвиняли Россиян в том, что они коммисаров своих, по [206] силе Нерчинского трактата, для разграничения земель, между рекою Удою и помянутыми каменными горами лежащих, не отправили. Притом требовали возвращения подданных их беглецов, в области Российской находящихся, и разделения земель и границ между Всероссийскою империею и Мунгальскою землицею, сказывая, якобы от Россиян беспрестанно насильственным образом отымались земли от Мунгалов подданных Китайских, и что надлежит Россиянам на те места и рубежи возвратиться, при которых во время заключения Нерчинского трактата находились.

Тогда с Фед. Алексеев., как выше упомянуто Нерчинский мир с принуждением заключен, токмо в пользу Китайскую в том трактате постановлено помянутую крепость Албазин раззорить, все земли, к оной крепости принадлежащие им уступить, но чтоб позволено было жителям все имения свои в Российское государство перевезть, и что реки и земли, лежащие между каменными горами (которое место за границу признано было) и рекою Удою, которая впадает в море Лама, да пребудут до времени не разграничены. Они сие постановили с таким намерением, чтоб им способнее было при потребном случае возбудить и рассеять всякие несогласия, как выше упомянуто, и потом с обеих сторон, Августа в 20-й день, подписан и разменен оный трактат.

По заключении того Нерчинского трактата и по возвращении посла градфа Головина в Иркутск, Буштухан отправил к нему некоторого своего придворного, именем Даржана, с объявлением, что он по внушению и наставлению Российского Двора в прошедшем году объявил было войну всем Мунгальским владельцам, а наипаче Кутухте, [207] начальнику идолопоклонства их, и Очирти хану, сильному владельцу в иной стране Мунгальской степи, которых он победил и разбил. Чего для требовал, чтоб Россияне, будучи в несогласии с теми Мунгалами сильное нападение на них чинить не преставали, понеже они великое утеснение от него претерпевают. На сие ему ответствовано, что Российский Двор для вспомоществования ему в том его желании потребные меры восприимет, но между тем, чтоб он ко всеконечному их раззорению крайнее свое старание приложил. По отправлении того от Буштухана присланного, посол граф Головин отправил Иркутского казака Григорья Кибирева выведать, в каком состоянии и сколь сильны суть войска Буштухановы и какая надежда в Российскую пользу от них быть может?

Между сим временем Буштухан с своими войсками вшел внутрь Мунгальских земель, даже до реки Курулюна, и дальние обиды и раззорения им чинить мог, ежели бы оспа между его войсками не явилась (от сей болезни, за неискуством лечения, якобы от моровой язвы те народы пропадают), от которой наибольшая часть умерла, а прочие оставшиеся от самого Китайского императора, который на помощь Мунгалам со множественным войском пришел, разбиты и рассыпаны по берегам реки Толы, откуда Буштухан ретируясь с малым числом своих войск, которые к бунту были возбуждены от племянника его Араптаи Вана, последнего контайши, убит.

Сей по таком изменническом дяди своего убийстве насильственными (наследственными?) владениями его обладал, и в непрестанной войне с Мунгалами был, которые увидя себя в несостоянии, не токмо [208] против такого сильного владетеля воевать, но ниже оборонительно поступать, принуждены были Китайской стране в подданство себя предать, в котором и по ныне находятся.

Китайцы, по претерпении многих чувствительных от него им показанных обид и раззорений, всячески старались его к миру склонить, но он всегда злобствуя и нападая на тех и на сих, никаких их предложений не принимал. Понеже хотя вся сила Контайшина состоит в 30,000 военных людей, или мало более, однакожь может всегда противиться 100,000 Мунгалов и Китайцев, которые имея полевую, хотя и малую артиллерию, и лучший порядок, или регулярство в воинском деле, никогда не дерзают на него нападать. За трудностию перевозки из Китая провианта чрез непостижимые, сухие Мунгальские степи неизреченное иждивение и великие денежные суммы от Китайцев в сен войне издержаны, которая и до ныне продолжается.

В прошлом 1634 году, Алтын хан, Мунгальский владелец, который с ордами своими в странах и околичных землях Красноярских кочевал, с братьями и детьми, и со всеми его владения людьми, во время царствования блаженные и вечно достойные памяти царя Михаила Федоровича Российскому империю в подданство себя отдал, о чем в 1636 году трактат заключен, подтвержден и подписан от него самого, от отца и учителя его Лаба Даин Мергень Лонзы, и от двоюродного брата его Дурал Табуна.

По смерти помянутого Алтын хана и по вступлении в наследство сына его Лозун хана, для возобновления того трактата, от отца его о подданстве заключенного, отправлены были от него посланцы [209] Ачиска Бакша и Тума с товарищи к Российскому Двору, и сие воспоследовало в 1665 году, во время государствования блаженные и вечнодостойные памяти царя Алексея Михайловича.

Во время сей контайшиной войны, некоторые из наследников сего Лозун хана угрозами, а иные обманом и великими обещаниями, приведены в подданство Китайского империя, и может быть, что Российские, в Сибирских странах пребывающие комменданты, или о сем известия никакого не имели, или препятствовать и тому противиться не могли. И ныне един из той фамилии находится именем Бубе Бели в подданстве Китайского государства, и имеет владение свое близ рубежа Красноярского уезда и озера Косогола. Сей имеет под своим владением с 5000 Мунгалов Магометанского закона, именуемых Урянхи, от реки Ури, по берегам которой они кочуют. И хотя войска его немногочисленны суть, как упомянуто, однакожь храбростию превосходят всех прочих Мунгалов.

Владелец Бубе Бели жестокий есть неприятель Россиянам и весьма не покоряется Китайцам, ибо всегда в готовности для сопротивления им пребывает и без всякого опасения явно объявляет, что ежели от Китайцев малая обида ему показана будет, без дальнего отлагательства в протекцию Российского государства он себя предаст, с которым в соседстве владениями находится и искони с Российскими союзство и подданство имели.

Китайцы, хотя великое подозрение и опасение от него имеют, однакожь притом и почитают, и паче других подарками его снабдевают, употребляя его в нужнейших воинских случаях против контайши. И подлинно, ежелибы сей владелец, будучи [210] в соседств контайшиных границ, не был столь сильный, то прочие Мунгалы, хотя и многочисленные, ему контайше противится не в состоянии были бы.

Трактат Алтын хана и сына его Лозан хана и предание в подданство Российской корон семи тайшей Табунутов и прочих подданных, притом и измена их, все то изображено в статейном списке моего посольства, понеже о том я в бытность мою в Пекине великие претензии имел с министрами тамошнего Двора.

В три года по заключении Нерчинского трактата (1692 г.) отправлен был от Российского Двора в Пекин посланником Елеазар Избранд, для постановления коммерции по силе того трактата, но Китайцы не токмо в рассуждение взять его предложения, но и кредитив его принять не восхотели, чего для принужден был, кроме показанной ему приватной приемности, ни с чем возвратиться.

Китайский Двор, который токмо ради гордости ни к которому государю послов своих не отправляет, отправил в 1712 году посольство к Аюке хану Калмыцкому, Российскому подданному, между которыми главный был Исани Адагада Тулешин (сей был третий определенный министр для заключения трактата и разграничения границ со мною, в прошлых 1726, 1727 и 1728 годах) и Джунда Яту, с 4-мя товарищами, знатными особами; свита же их вся состояла в 34-х персонах всякого звания, между которыми было четверо Калмыков, подданных помянутого Аюки хана.

Помянутые послы приехали в Селенгинск, откуда в 1713 году путь свой продолжали через Сибирь до Казани и до Ахтубы реки близ Царицына, [211] где тогда обретался оный Аюка хан, которому подали отправленный к нему с ними богдыханов лист, с требованием, чтобы он войну объявил контайше и вооруженною рукою на него шел, понеже он от показания обид Мунгалам, подданным Китайским, отнюдь воздержаться не хотел. На такое их требование никакой склонности и снисхождения Аюка хан не показал, и ответствовал, что он подданный Российского государя, и без повеления ни на кого воевать не может, разве кто войною на него наступать будет, то принужден отпор чинить.

Чего для Китайские министры, которым приданы были в провожатых полковник Дунаев и толмач Иаков Загузин, в 1715 году паки назад возвратились, через Саратов, Казань и Сибирь до Селенгинска и оттуда в Пекин, при котором послан был с Российской стороны архимандрит Иларион, для отправления тамо святой службы, ради находящихся в Пекине Греческого закона всяких чинов людей, где он, по не весьма долгом времени и умре.

Вышепомянутый Тулешин, по возвращении своем в Пекин, не токмо своему государю обстоятельное известие подал о слабом тогдашнем состоянии Сибири, о слабости городов и крепостей ее и о малолюдных гарнизонах оных, но и книгу в печать выдал, в которой именно изъяснены все места и крепости Сибирские, не без урона чести Российского империя.

Хотя между сими двумя империями мирного нарушения не было, ниже коммерция запрещена, и потому надлежало оной распространиться, однакожь от непостоянных поведений Китайских в слабое состояние приведена была, паче же что обстоятельный и [212] способный порядок к произведению оной в лучшее состояние еще не установлен был.

Блаженные и вечно достойные памяти Е. И. В., Петру I-му, который разными военными случаями, а наипаче Шведскою войною будучи обязан, время не допустило оружием взять на Китайцев сатисфакцию в показанном от них нарушении трактатов. И для того вознамерился к себе привлечь Китайский гордый Двор учреждением отчасти честнее прежнего титулов Китайского императора и отправлением своей императорской граматы без внесения и включения своего полного титула, за подписанием собственной своей руки и приложением государственной печати (с которой копия в архив государственной Коллегии Иностранных Дел находится), с чрезвычайным посланником и лейб— гвардии капитаном г-м Измайловым, при котором был секретарем посольства Иван Глазунов.

По прибытии помянутого посланника в Пекин, и по отнятии учиненных ему в дел церемониала многих препятствах, не токмо честно принят, но позволено ему грамату Е. И. В. Всероссийского самому хану вручить, чего прежде у них не бывало. Потом поднес он г-н Измайлов отправленные с ним подарки, состоящие в драгоценной мягкой рухляди и прочее. Взаимно даны ему честные подарки и показаны полезные приемности, однакожь никакой сатисфакции получить от них, ниже о коммерции, о которой повелено было ему всякое старание свое приложить, потребное учреждение основать мог, понеже Китайцы посторонними и разными претекстами отговорились, а именно: 1) чтобы границы, которые не разграничены были во время посольства графа Головина и Сомготы, были разграничены; 2) чтобы [213] разграничены были такожь и другие границы, между Российскою империею и Мунгальскими Китайскими подданными, требуя, чтобы границею назначено было море Байкал (прежнее отечество Кутухты, начальника Мунгальской веры), даже до реки Ангары, представляя, что многие Российские города на их земле построены; 3) чтоб возвращены быть имели многие беглые подданные Китайского империя Мунгалы, которые после установления Нерчинского мира в Российскую область ретировались, или перешли. И о сем они с помянутым Измайловым не весьма учтиво указом писали, и хотя оный г-н Измайлов во всех ему данных коммиссиях поступал, как надлежит верному подданному и министру благоразумному, однакожь от того варварского и гордого народа токмо исходатайствовал, что позволено было в Китайское государство пустить караван, который, с коммиссаром Истопниковым, чрез долгое время на границе стоял.

По возвращении г-на Измайлова (в 1722 г.) к Российскому Двору, который по получении известия его негоциации хотя и не весьма доволен быть мог, однакожь для случившейся новой войны против Персии, притом и смерти Китайского императора Камхи (на престол которого восшел 4-й сын его Ионг Тшинг, ныне владеющий император), принужден был все то до времени оставить, в надежде, что доброе согласие между сими двумя империями возобновлено и постановлено быть могло, ибо сей новый император, восшед на тот престол, к которому, как слух носится, наречен был 14-й сын, по силе и требованию доброй политики, опасаясь чтоб внутрь империя от природных своих братьев какое бы смятение возбуждено не было, соседственную Росссию [214] раздражить не дерзнул, или не хотел. — Возвратимся на умершего императора Камхи.

Оный император Камхи, от разных жен своих имел 70 сыновей, кроме дочерей; некоторые из них дочери выданы за владельцев, а прочие так остались. Из сыновей же 22 в живых остались и ханской крови наследственными принцами признаваются, из которых, по старому Китайскому обыкновению, по воле отеческой, тестаментом один на престол возводим бывает, а прочие живут всегда в чести и довольстве. И сии особливого имени себе не имеют, но токмо называются: 1-й принц, 2-й принц, 3-й, 4-й, и проч.

Первый наследный принц оного императора Камхи всегда под караулом содержан был от отца и от владеющего брата своего, и надеются что уже и умре. Второй такожь в заточении держан был; третий хотя и жив, однакожь малое от него опасение имеется, нонеже не совершенного разума. Четвертый, ныне владеющий, называется Иоиг Тшинг. Пятый и седьмой живы; восьмой лишен живота от ныне владеющего брата своего. Некоторые говорят, якобы 9-й, 10-й и 12-й не в живых, а иные якобы в заточении находятся. Тринадцатый в славе, милости и верховным министром при брате. Четырнадцатый, который от отца — наследником престола Китайского наречен был, смерти предан. Пятнадцатый и 16-й в жестоком заключении пребывают, а некоторые гласят, что уже и смерти преданы; 17-й отчасти при милости; 20-й, 21-й и 22-й, будучи еще в младых летах, мало об них в народе слух носится, и живы ль или не живы не ведают.

Ныне владеющий император имеет два сына, которые именем второго и третьего нарицаются, но [215] сей последний в немилости отца своего пребывает, и никто ведать не может, ежели такая немилость к его собственным непотребным порокам, или к злости родителя его приписана и причтена быть имеет. Он же император имеет еще третьего сына, именем шестого, который для воспитания вручен матери. И хотя отец, ради показуемого ума и доброго нрава, любит его, однакож в народе об нем недовольное известие имеется. И в таком состоянии ныне Китайская императорская фамилия находится, что никому неизвестно, ежели кроме помянутых более у него сыновей или дочерей имеется.

Китайцы же при нынешнем владетеле толь наипаче показуя себя непостоянными, в Пекин не хотели пустить второй караван Российский, отправленный коммиссаром Третьяковым, и временем через несколько месяцев запрещали коммерцию в Урге. Чего для Российское министерство писало в Селенгинск агенту Лоренцу Лангу, чтоб он письмом своим Китайскому Двору представил, что впредь всякие препятствия дружеским образом отняты и к доброму согласию приведены будут. Токмо между тем от Китайцев повелено было помянутому каравану путь свой до Пекина продолжать. Чего для послан был тогда указ к бывшему Сибирскому губернатору, князю Алексею Михайловичу Черкаскому чтоб он к границам отправил кого нибудь человека разумного из дворян, для розыска и отдания их перебежчиков, к чему наряжен и посылан Тобольский дворянин Степан Фефилов, которых беглецов нашлось токмо 84 человека, хотя от Китайцев многое число востребовано было. И те беглецы по указу Всероссийского императора Петра I-го поручены от помянутого агента Ланга, в [216] Селенгинск, двум Китайским министрам, Олондаю и Алегаме Тегуту, которые прежде принятия помянутых беглецов притворились писать к Российскому Сенату с представлением всякого доброго желания к продолжению дружбы и коммерции, токмо бы разграничены были границы. Взяли они тако ж с собою в Пекин паспорт, данный каравану, с обещанием, что как скоро ко Двору своему прибудут, то без всякого отлагательства прислан будет указ, которым повелено будет пустить тот караван в Пекин.

По прибытии оных министров в Пекин, Олондай, ради злоумышленных своих поступков, или ради иной причины, казнен смертию, а Тегут о караване и слова молвить не дерзнул, и потому никакой о караване из Пекина ответ не прислан, ниже о взятом от памянутых двух министров в Пекин Всероссийском императорском паспорте ничего не упомянуто. Чего ради, в прошлом 1725 году, блаженные и вечнодостойные памяти великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, по отправлении погребения вечнодостойной славы Е. И. В. Петра I-го, государя супруга своего, и по отложении глубокого траура, намерение восприяла, для возобновления мира и взаимной дружбы, учреждения и установления коммерции, отправить новое посольство в Китай, наипаче же для разграничения земель, понеже от сего происходило между сими двумя империями немалое несогласие. И по сему восприятому намерению определено отправить меня ко Двору Китайскому чрезвычайным посланником и полномочным министром, с свитою 120 персон. И при отправлении моем послан со мною знатный подарок, состоящий в драгоценной мягкой рухляди и в прочих [217] Европейских дорогих вещах, и прибыл я в Пекин Октября в 21-й день, 1726 года.

По разведении многих споров и препятствий, в имевшихся через три года, как в Пекине, так и на границе, 58-ми конференциях, обо всем соглашенось, и трактатами, первым пограничным, 1727 г. Августа 20-го, при речке Буре, а вторым генеральным, 1728 года, Июня 14-го числ, при Кяхте размененось, состоящим в 11-ти пунктах, зело Российскому империю полезных, между которыми пункты суть главнейшие:

Подтверждение вечного мира и предание забвению всех прошлых несогласий. Разграничение между Российским империем и Мунгальскою землицею, Китайскими подданными, земель, близ на 4,000 верст. Установление доброй дружбы и коммерции на двух местах пограничных повсядневно, а в Пекине каравану через каждые три года торговать, продавать и покупать беспошлинно. Двор посольский и торговый и церковь православного Греческого исповедания, для Российского пристанища, ханским иждивением построена, при которой христианскую веру исповедывать не возбранено, и для службы Божией четыре священника Российской нации и 6-ть школьников на ханском жалованьи держать постановлено. Послов, посланников и курьеров равномерно принимать и провожать. Сенату с Сенатом о делах государственных списываться. Все прочее равномерно расположено: перебещики оставлены в том государстве, где пребывали; граница очищена, разведена и знаки по ней и караулы учреждены, что от обоих счастливых владетелей за благо принято и аппробовано, и все оное изображено подробно в трактате, который в архиве Коллегии Иностранных Дел обретается. [218]

ГЛАВА II.

О силе Китайского империя главных городов, жителей и погодных приходов в казну.

В Китайской империи замыкаются 15 провинций, столь великие, что имея всякая толь многое число городов и людей, легко королевствами назваться могут, ибо кроме 155 столичных городов, которые суть в первом ранге, и в которых бывает резиденция, считаются еще 1312 великих и знатных 2-го и 3-го ранга городов. И сии многолюдством и прочим ко удовольствованию их суть тако украшены, что в иной области главными и столичными почтены быть могут, не упоминая меньших городов и сел, стенами окруженных, которых ежели все нумеровать, с 3000 сказывают. Токмо большая половина запущена и раззорена, хотя вид строения и знак городища еще обретается.

Вышеизображенные провинции суть: Пекин, к северным странам лежащая, которая именем столицы, где Двор Китайский резидует, именуется; Ксанси, Ксенси, Ксантунг, Хонан, Суквен, Хукванг, Кямси, Нанкинг или Кямнан, прежде бывшая императорская резиденция в полуденных провинциях, Зекян, Фокен, Квантунг, Квамси, Юнан, Квенкею. К сим причитается полуостров Кореа, подданное королевство Китайскому императору или империю. И хотя подлинного известия о числе городов сего королевства не имеется, однакожь подлинно ведаем, что изобильно в оном находятся золотые и серебряные руды, поля к сеянию пшена Сорочинского, пшеницы, хлопчатой бумаги, шелку, и все то, что к содержанию человеческому потребно быть может. [219]

Все их города построены фигурою треугольною или четыреугольною. Стены городовые из жженого, или из сушеного ни солнц кирпича построены, с башнями четыреугольными по древнему обыкновению. И ни един из тех городов может формальную, восьмиденную, по нынешнему Европейскому обыкновению учиненную осаду вытерпеть. И хотя в оных многочисленный гарнизон имеется, наипаче же в тех, которые называются воинские крепости, которых великое число считается, кроме вышеупомянутых городов, однакожь Китайское воинство за весьма слабое почтено и уничтожено быть имеет.

В главном городе всякой провинции резидуете один вицерое, которые по соизволению Китайского богдыхана переменяемы бывают. Однакожь слух носится, якобы в три года, чрез которые ординарно перемена им бывает, один вицерое, без отягощения государственной казны, может с полмилльона ефимков в пользу себе получить, хотя и определенного жалованья не имеет. Но потом, когда они с таким богатством ко Двору возвращаются, то часто случается, что или от ненависти министров, или от скупости и лакомства владеющего, отнятием того богатства в убогое состояние приведены бывают.

Хотя о доходах Китайского богдыхана и о числе душ многие историки не согласно писали, однакожь никто не писал, чтоб меньше 200 милльонов душ было, выключая императорскую фамилию и всех бонзов, то есть, идолам их служителей. И сие вероятно быть может, ибо все города и деревни и прочие поселенные их места наполнены суть людьми. И говорят, как о сем многие писали, что третья часть Китайцев, наипаче тех, которые живут в [220] провинциях к полуденной сторон лежащих, жилище свое на судах по рекам имеют, так, что в тех теплых странах путешествуя и приближаясь к городу в недальном расстоянии от реки, или от озера построенному, является, яко второй великий город, от тех судов сочиненный, между которыми временем 5-ть или 6 часов плыть можно. Имеют они на сих судах жилище свое, аки бы были поселены на сухопутном месте, и таких судов по некоторым рекам бывает до 50,000. Одним словом, все реки в тех странах, яко поселенные кажутся.

Таким же образом описатели того государства несогласно пишут о доходах Китайского богдыхана. Однакож по генеральному мнению годовые его доходы состоят в 200 милльонах унциях серебра, или ефимков. И сие тако ж вероятно быть может, ибо все его подданные, не токмо подушные или, поземельные деньги (хотя те земли паханы или не паханы суть) платить принуждены, но всякого звания мануфактур бесчисленное множество имеется и должны пошлин по 5 процентов за оные платить. И как слух носится, в городе Нанкине от одной бумаги и китайки, кроме других доходов, пошлин по милльону золота собирается.

Здесь кратко описуется главное состояние того пространного империя, и сие по известиям, каковы получены от персон всякой веры достойных и потому что самим засвидетельствовать было можно. Однакожь ежели любопытные совершенное и обстоятельное о всем известие иметь похотят, могут прочесть тех авторов, которые о сем государстве, хотя и с похлебством, довольно писали. [221]

ГЛАВА III.

Описание стольного Китайского города, называемого Пекина.

Пекин, или Пекинг (неизвестно, ежели по имени сего города вся та провинция тако именуется, или именем провинции сей город тако наречен), прежде сего Ксунтиеном назывался. Состоит оный в 40° вышины, без 5', да во 144° долготы. Лежит оный среди степи между горами, и разделен на две части, первая под именем Татарского, вторая под именем Китайского городов.

Называемый Татарский город построен фигурою четыреугольного, на трех Итальянских милях со всякой страны, всего 12 миль, и имеет 9 ворот. В сем городе живут ныне владеющие в Китае Манжурские Татары, войска их и ближние придворные служители богдыхановы, которые от него ко всем военным и гражданским делам употреблены бывают.

В называемом Китайском городе, который построен был по завоевании Китайского империя от Манжуров, премногие люди всякого звания живут. Сей город величиною против прежде помянутого Татарского города быть может, ибо 4 Гишпанских миль, то есть, с 19 Российских верст круг того города считаются. Фигурою же не такою, понеже с двух сторон, с полуденной и северной, длиною неравен с восточною и западною стороною. С северной стороны одною токмо стеною от того Татарского города разделяется. В сем городе имеются 7 ворот, и по сему во всем Пекине, с вышеизображенными старого города 9-ю воротами, всего 16-ть ворот, а при каждых воротах по большой [222] дороге поселены великие слободы. И тако круг стен сих двух Пекинских городов 7 миль Гишпанских, или 21 миля Итальянских, или с 34 Российских верст считают. Слобода к западной стран лежащая паче других населена, ибо все то, что сухим путем привозится, чрез ту слободу в город входит.

Главные или большие улицы от северной к полуденной, а от восточной к западной стран учреждены, и оные суть равномерно прямы, длинны и широкие; меньшие ж, от В. к 3. лежащие, разделяют в равные острова все те места, которые между ними и большими улицами остаются. Оные же имеют собственные свои имена, яко бы: улица Сродников ханских, Белой башни, Льва, Железа, Вялой рыбы, Водки, и проч. Но самая лучшая улица называется Шиан гян кяй, то есть улица Вечного покоя, и сия улица поселена со стороны востока до запада, а до севера от стен императорского дворца, с полуденной же стороны от разных коллегий и палат знатных персон окончается, оная же 130 пядей ширины имеет.

Дворы поземные суть, и хотя знатные персоны великие палаты имеют, однакож они внутрь двора построены, так, что с лица, кроме больших ворот и по сторонам построенных малых домов, в которых живут домашние их служители, купцы, художники или лавочники, иного видеть невозможно. Находятся такие, что тремя или четырьмя степенями выше построены, и разными порозжими дворовыми местами и сеньми разделены, и по сторонам оных разное, прямою линиею произведенное строение имеется. В первых строениях живут самоподлые служители, во вторых ближайшие, в других сами господа, а в прочих жены их. [223]

Дворы их так изрядно покрыты, что пригожеством разных фигур и добротою черепицы превосходят всех прочих, токмо подволоки так не тверды, что будучи тростьми сплетены и бумагою, ординарно белою, или разноцветною, обклеены, не без опасности жителям быть может, потому что ежели когда погода восстает, они ветром, как парусы наполняются, от чего черепица или известь может пасть (яко же часто случается) и тем не без малой вреды жителям в оных бывает.

Во всякой их светлице имеет одна из четырех стен быть деревянная решетка, которая сверху до низу белою бумагою обклеена, понеже не имея окошек, ниже окончин, чрез которые свет получить могут, того употреблять принуждены суть. Тако ж во всякой их светлице имеется при стене (по Турецкому обыкновению) кирпичная, с известью, или с глиною построенная, одна яко бы лавка, или полок, под котором ради зимнего времени подделаны печи, и на сих настлав рогожу или войлок, сидят и спят.

ГЛАВА IV.

Описание дома богдыхана Китайского.

Императорский дворец построен среди большого Татарского города к полуденной стороне, и квадратными, двойными, каменными стенами обведен. Внешняя или первая стена из кирпичей построена, 16-ти пядей вышины, длиннику же с полуденной и полунощной сторон двух Итальянских миль, ширина же с вост. и зап. сторон одной токмо мили, так, что круг всей той стены считаются 6-ть Итальянских миль или 9 верст Российских. [224]

Сия стена со всякой стороны к средине имеет одне вороты, и каждые сии вороты по сторонам имеют по две калитки, и потому со всякой страны той стены имеются по трои ворота, из которых средние большие ворота всегда заперты, токмо ради императора отпираются, а прочие две калитки с утра до вечера всегда растворены для входящих и выходящих из дворца; токмо ворота и две калитки, имевшиеся к полуденной стране, всегда полузатворены бывают. По каждым воротам для караула учреждено по 40 Татар Манжуров, с начальниками их, ибо токмо для караулов дворцовых и городовых ворот определено 3,000 военных людей. Сия первая стена называется Ксунан-цин, то есть, Императорская стена.

Внутренняя или вторая стена, которою обведен дворец, вышиною и толщиною превосходит первую, хотя и сия стена толстым кирпичем построена и зубцами украшена. Оная с северной и полуденной стран 1 _1/2 Итальянских миль длины имеет и четверть мило ширины, и по сему токмо 3 _1/2 кругу имеет, то есть, с небольшим 5 _1/2 верст, и около сей стены имеются так же четверы ворота, с великими сводами и аркадами. К полуденной и северной странам по три таковые ж, как в первой стене изображено. Прочие ж двои ворота, которые к В. и З., ординарные суть.

Над сими воротами и над четырьмя углами той стены имеются 8 башней чрезвычайной величины, однакожь непорядочной архитектуры, и такие башни покрыты черепицею, желтою краскою покрашенною.

У каждых ворот расставлены для караула по 40 Татар с двумя офицерами, и токмо одним мандаринам, канцелярским и дворцовым служителям [225] в оные входить позволяется; прочим же не знатным персонам, которые не показав маленькой, костяной или деревянной дощечки, на которой изображено имя и место, где служить имеют, входить запрещено.

Кругом сей второй стены широкий и глубокий ров выкопан и каменными плитами обложен, и в оном не токмо множество воды, но и хорошей рыбы имеется, а для перехода людям також изрядный мост построен.

Между сими двумя стенами, на пространном порозжем месте, многие не великие палаты, фигурою круглые и четыреугольные, и иные для всякой нужды жилища обретаются. На сем же месте, с вост. стороны, подле первой стены течет река, на которой хотя суть многие мраморные мосты, однакож те, которые в самом дворце находятся, пригожеством зело сих превосходят.

К западной стороне, где помянутое порозжее место пространное есть, имеется озеро, рыбою изобильное, длинника около версты, и на самом узком месте того озера построен каменный мост, который украшен по обеим сторонам арками или кругами триумфальными; на прочем же месте, с восточной и западной стран, пространные и широкие улицы суть, где многие служители и дворцовые художники живут.

О аппартаментах же хановых, которые сею второю каменною стеною, называемою Чиау, обведены, некоторые сказывают, якобы 12, а иные, что токмо 9 суть аппартаментов, но мы только 7 видели, понеже в 7-м аппартаменте дана была нам аудиенция. И сии хотя в одной линии следуют, однакожь разными площадками разделены. Во всяком аппартаменте имеется великая зала, старинной архитектуры, [226] на деревянных столбах лаковой работы. На те залы, понеже выше пола построены, надлежит взойдти по мраморным ступеням, чисто уделанным и с лица и с боков. И взошед перво на то место, которое выше пола построено и балясами обведено, оттуда потом надлежит в залу входить.

Убранство тех зал не богатое есть, токмо потолоки одни лакового дела. Однакожь одна из четырех стен, от которой свет получают, а именно в которой двери приделаны и которая к полуденной стороне стоит, вся в деревянных решетках лаковой работы, к которым приклеена белая бумага, вместо стекла или хрусталя. И сия стена вместо окошек употребляется для получения света, как выше упомянуто в описании партикулярных домов, Пол той залы едва не всегда фарфоровый или, по последней мере, самого изрядного мрамора. И в средине той залы, против средних дверей, поставлен близ стены амвон, который за престол почитается. Сей амвон деревянный есть и красным лаком украшен, на котором вырезаны крыластые змии (герб тех императоров) и иные цветные узоры суть тако ж с лица и по сторонам или бокам. В самой средине по одной лестнице, которые разделены столбиками, на которых курятся благовонные духи. Никакого балдахина в том аудиенц-каморе не имеется, токмо поставлено в средине (амвона) кресло, лаковой же работы, на котором настлан тюфяк, собольим мехом покрытый, который не толще 3-х перстов, широк и длинен 1 _1/2 аршина, на котором, поджав ноги (по Турскому обыкновению) сидит богдыхан. Сие кресло прислонено к стене, которая також резьбою и лаковою работою украшена. [227]

На полу сидят, поджав ноги, принцы богдыхановой фамилии, все министры и прочие знатные персоны, всякой на своем маленьком тюфяке, сиречь подушке, которую имеет всяк на себе принести, когда богдыхан присутствует; в зал ж отдают служителям своим несть.

Хотя дворец императорский есть чрезвычайной величины, однакож мы никакого богатства в оном не усмотрели, только имеется поперег пятого двора весьма изрядный канал, который по обоим берегам обкладен мрамором и мраморными балясами обведен, на середине которого построены суть пять мостов. Такожь при зале того ж двора поставлены два великие льва медным литых. А при 7-й зале имеются четыре великие медные чаши, наполненные водою, в которых входит около 120 ведр, а с обеих сторон тех ворот, которые разделяют первый двор со вторым, поставлены два столба белого мрамора, на которых вырезаны многие крылатые змеи. И более сих выше изображенных вещей иное к удивлению достойное в том дворце не видели.

Сени по сторонам тех дворов зело убого убраны, понеже потолоки их бумажные, а к стенным решеткам, для получения света, бумага приклеена.

Сады и огороды при дворе ханском превеликие суть, в которых больше старых лесных и прочив дерев, якобы в пустыне, нежели цветки и овощи по Европейскому обыкновению обретаются. Какими ж уборами украшены аппартаменты императорские, в которых сам хан живет, или жены его, того нам ведать невозможно, ибо не токмо всем чужестранным запрещено в оные входить, но и не [228] всем дворцовым служителям, кроме одних евнухов позволено, которых от 12-ти до 7,000 все Китайские ханы прежде сего содержали, а нынешний хан некоторых переказнил для грабежа, а некоторых выгнал, дабы жалованья туне не давать; токмо 700 для гвардии женской оставил, из которых при себе только 12-ть держит и сии суть подобны его внутренним адъютантам.

С описания вышепоказанных строений Пекинской столицы рассудить можно и о прочих городах сего пространного государства. И хотя городовая стена сей столицы зело высока и толста, из крупного кирпича построена, однакож просто, и таким образом, как и стены прочих городов, о которых ниже сего, в 5-й главе, изображено.

Еслибы неприятельская армия вознамерилась Пекинскую столицу взять (от которой зависит завоевание всего государства) довольно бы было оную таким образом осадить, или облоковать, чтоб чрез месяц никакой провизии из околичных мест получить она не могла. И тако бы она принуждена была сдаться с голода, каков причинен быть может от многочисленных ее жителей, которых 6-ть милльонов внутрь стены причитают, и оные питаются дневною покупкою провизии, ибо провиант, как в ту столицу, так и во всю провинцию, из всего империя привозится каналом, который в 20-ти милях от того города расстоянием имеется. И по сему, ежели от неприятелей запрещен и не допущен будет в Пекин привоз провиантов, которые тем каналом привозятся, тогда от крайней скудости и нужды в оных принужден будет сдаться, понеже с голоду такой множественный народ может [229] бунт сочинить и воинство внутреннее осилить и неприятелю город сдать.

ГЛАВА V.

О состоянии крепости в Китайских городах.

Во всем Китайском государств ни одного порядочно построенного города не имеется, но едва не все фигурою четыреугольные, треугольные, или в квадрате двоедлинном состоят. Стены их с лица кирпичные, а в средине пещаною землею насыпаны, и потому к стерпению пушечных ядер мало годны. Сверх того и местоположение их не зело крепкое, ибо Китайцы для строения городов избирают такие места, около которых могли б быть пространные поля и реки, не выбирая натуральных крепостных мест под строение городов, и не окружая их рвами и каналами, разве где натуральное озеро по случаю приключится.

В тех городах имеют над городскими воротами некоторые четыреугольные башни, с четыреугольными окошками, которые заделаны досками, и на них расписаны пушечные горла, однакожь подлинного известия получить не могли, ежели на тех башнях пушки имеются или нет, и хотя б на пример и были, нимало он к продолжению облежания и ко взятью города препятствовать не могут, понеже регулярное войско легко может на тех стенах пролом сделать, на которой ни пушек, ни раскатов не имеется. И хотя Китайцы не малое число пушек имеют, которые более к басам, нежели к пушкам причтены быть могут, однакожь сие более ради степных Татар, которые, не имея пушек, ниже ведая способа употребления их, в [230] боязни и в опасности всегда пребывают, нежели ради Европейских войск, которым употребление артиллерии весьма известно.

Наибольшая часть их пушек малого калибра, трехфунтовых, так малы, что один верблюд две пушки носит, а хотя некоторые малое число и полевых пушек имеют, или ломовых, и те без потребного размера литы и большая часть без станков. И кроме того малое число пушкарей годных и искусных к употреблению артиллерии в Китайском государстве изобретается.

Бывший император Камхи угрозами принудил Цесарца падра Килиана Стунфа иезуита многое число пушек лить, который хотя многое число видом хороших пушек, а к употреблению негодных сделал, понеже с умысла недосуша формы оные лил, от чего многие щербины в оных явились и более двух или трех выстрелов снесть не могут.

Город Квантунг, или Кантон, яко при море лежащий город, лучше всех прочих Китайского государства городов фортификован для прихода Европейских кораблей. Не пространен вход того порта и называется Барсовый рот, ибо фигурою рта сделан. Имеет по сторонам по одной крепости треугольного древнего строения. В каждой из тех крепостей имеют по 25 пушек 18-ти фунтовых, а в близости города суть еще две крепости, вышеписанным подобные.

В Пекинской столице по городовым стенам никаких пушек мы не видали, но может быть, что они держатся в башнях, построенных над воротами. Однакожь некоторые из нашей свиты видели несколько пушек старых, ломовых, в некоторой башне тоя столицы лежащих. [231]

ГЛАВА VI.

О сухопутной Китайского империя армии.

Китайское империум содержит более милльона войск таких, которые получают императорское жалованье, и хотя генерально солдатами называются, однакож: 1-е, четверть из того числа к гражданской службе определена бывает, а именно, в коллегиях и в канцеляриях статскими чинами, а иные подчиненными служителями, по слободам и по приходам старостами, и прочее. Из того ж числа выключается, 2-е, четверть для рассылки в гарнизоны и караулы улиц по всем городам и большим дорогам всего империя, понеже по тамошнему учреждению через 5-ть лий, то есть, около трех верст Российских, расставлены для караула по всем дорогам от 4-х до 6-ти человек, саблями и сайдаками вооруженных, для безопасности путешествующим, без чего за крайнею скудостию подлого народа великий был бы по дорогам страх. И в городах по большим улицам толикое множество людей толпится, что для свободного проезда прохожих зело потребно таких караульщиков употребить, как выше упомянуто, без чего легко могли бы (как многократно случалось) воспоследовать замешательства и междоусобная война. Из того ж числа 3-я четверть едва не вся к морской службе и к императорскому дворцовому услужению в навигации употреблена бывает. И по сему рассудить можно, что из помянутого великого числа солдат одна токмо четвертая часть к воинскому сухопутному употреблению остается всегда готова.

Напольные и старые полки, которые учреждены для внутреннего охранения всего империя, которые [232] расставлены по гарнизонам, и которые во время войны во всяких отправлениях бывают, на 8-мь знамен разделены, под командою 8-ми фельдмаршалов, а во всяком знамени считается по 100,000 солдат. Первое знамя цветом белое, и тем команду имеет сам Китайский император; второе красное; третье черное, четвертое желтое, которыми командуют или самые ближние императорской фамилии, или знатнейшие из его фаворитов. Прочие ж четыре знамени разными вышеписанными цветами украшены суть и теми командуют знатнейшие особы. Все их войска составлены Никанами, или природными Китайцами, Манжурскими и Мунгальскими Татарами, а в Пекинской столице набраны под всякое знамя 80 рот Манжуров, 48 рот Мунгалов и 48 рот Никанов, или природных Китайцов.

Во всех частях, или восьми разных цветов знаменах, считается 1408 рот, а во всякой роте на лицо по 72 человека, и того будет 101,376 человек, в которых состоит гарнизон Пекинский.

Помянутые солдаты, кроме Никанов, разделяются во всякой роте на три части. В первой части суть 26 человек и называются Лаерн, то есть, лейб-гвардия, вооружены огненным оружием и сайдаками; получают денежного жалованья по 4 лана серебра на месяц, да по 22 мешка пшена Сорочинского на год на человека. Во второй части тако ж суть 26 человек конницы, хотя ординарно огненным оружием, однакожь временем и сайдаками вооружены бывают; жалованье им дается по 3 лана серебра на месяц, да по 10-ти мешков сарачинского пшена на человека. В последней части токмо 20 человек пехоты имеется, огненным оружием и саблями вооружены. И сии, понеже рассылаются по всем [233] городовым улицам для караула, долженствуют сабли свои наперед концом носить. Получают по 1 _1/2 лана серебра на месяц и по 10-ти мешков сарачинского пшена на год.

В Никанских ротах половина конницы, другая пехоты. Всякая рота имеет своего сотника, который называется Нюрт зангин и получает по 150 ланов и по 50 мешков сарачинского пшена на год. Над всякими 17-го ротами некий офицер, чином и званием Циолан зангин, команду имеет. И таким чином офицеров во всякой 3-й части Манжурких войск по 5 человек, а Мунгальских и Никанских токмо по 3 человека имеется.

Кроме сих вышереченных над ротами всякой третьей части имеется начальник, званием Мерин зангин; над сим другой высший начальник, званием Кусаджин, а над оным еще иной, который по благоизволению того государя учрежден бывает, а над всякою четвертою частью начальствующими определяются графы, по тамошнему званию гуны, и сии у них в таком почтении, как в Европейских странах полные генералы. А вышеизображенные рангованные, выключая сотников, имеют гражданские и придворные чины, и по достоинству и старшинству чинами повышены бывают.

Если когда какая нибудь воинская экспедиция случается, тогда дается всякому солдату по 5-ти лошадей ханских под багаж и для всякой его нужды, притом и для корма, ежели ему крайняя какая нужда в провианте случится, ибо они, как и прочие Татары, не токмо лошадиное, но и собачье мясо едят. И когда те солдаты в воинских экспедициях против неприятеля в отлучении бывают, а фамилии их в Пекине, или в ином каком городе [234] обретаются, то из государственной казны дается им такое же число денежного и хлебного жалованья, какое дается мужьям их солдатам, при армии обретающимся.

Ежели кто из солдат убит на войне, или живучи дома умрет, вдовствующая жена его и дети половину денежного и хлебного жалованья получают, вдова по замужество, а дети пока в состояние придут и на место отца своего в полковой службе употреблены быть могут.

Понеже генеральское и штаб-офицерское жалованье зело малое есть, того для они похищением государственной казны себя содержать принуждены, и ежели они в экспедициях своих приказанные им дела к счастливому окончанию привести возмогут, никакой в том розыск не воспоследует. Ежели же какое нибудь несчастие в тех экспедициях им учинится, тогда не токмо виновные казнены бывают смертию, или телесно наказаны с конфискованием всего имения их, но такожь и невинные, понеже и к сим причитается случившееся несчастие тех.

Сему приличное учинили Китайцы над четырьмя своими верховными министрами, которые по указу ханскому со мною на границе трактовали и пограничный трактат заключили, хотя и указ о том имели, однакожь за причину обнесены, что они караван Российский прежде окончания границы без указа в Пекин пропустили, и что границы с притеснением Мунгальских подданных развели. И за то первого из них министра, ханского дядю Лонготу, смертью казнили; второго, вице-президента военной коллегии Асханему Тулешина, и третьего, стольника Хубиту, в вечную ссылку сослали; четвертому, [235] Цырен вану, главному над Мунгальским войском генералу, на три года жалованье удержали. И сие по достоверному известию им случилось, из чего можно всякому рассудить непостоянство таких варваров и злое награждение.

К наивящшему удивлению быть имеет, что по окончании кампании, в которой имелись баталии, и когда воинство назад возвращается, едва не всегда оставляют на том месте, где баталия была, как свою артиллерию и оружие, так и прочие все воинские припасы на жертву того места. И ежели потом новую какую экспедицию воспринять, то принуждены новую артиллерию и воинские всякие новые припасы вновь приготовить. Никаны, по возвращении своем из армии и прибытии в домы свои, могут продать или подарить, кому похотят, данное им для употребления ханское оружие, что Манжурам и Мунгалем не позволяется.

Обыкновенно есть, по преставлении императора их и восшествии на престол наследника, большую часть артиллерии своей вновь, с изображением имена нового императора, перелить, который потом всякую к оной потребную аммуницию переделывать повелевает.

Сначала, когда Манжуры к обладанию Китайского государства намерение восприяли, тогда были они зело храбры, так, что един из них десяти Никанам противиться мог. Но по не весьма долгом потом времени, предав себя лености и роскошам и оставя прежнее воинское учение и труды, в такое слабое состояние от того приведены, что ныне от тех Никанов неотменны суть. Наипаче нынешний Китайский император, будучи возбужден от неизреченной мерзкой своей жадности и лихоимства к [236] возумножению бесчисленной своей казны, грабежем отнимает имение, как у вельмож и министров, так и у других подданных своих, у которых богатства какого нибудь надеяться может, и опасаясь междоусобные войны, или замешательства, каково от братьев его возбуждено быть может, ниже надеясь на старых солдат, которые, нажив себе богатство во время владения императоров деда и отца его, ныне к охранению того своего имения паче, нежели к получению чести в воинских действах всякое свое старание прилагают, чего ради отрешил их всех от службы и от жалованья, и учредил быть солдатами своей армии младых людей, едва не всех малолетных.

Принуждены сии беспрестанно обучатися употреблению мушкет, пушки и сайдака, и сие ради двух причин: 1) чтоб они воинскому делу обучиться могли; 2) чтоб народ смотря около Пекинской столицы многое число вооруженных его факции солдат, и противная его партия опасаясь, воздержаться имели от возбуждения замешательств и бунта. И невероятно, сколь многое число пороху ежедневно в таких экзерцициях исходит, что кажется якобы формальные баталии даются. Но к наивяшщему смеху причтено быть имеет, что когда в Пекин Китайские министры для конференции ко мне быть имели, тогда паче других дней и весьма рано из артиллерии и из ружья палили, и тою пальбою, может быть, стращать думали, как меня, так и свиту мою. По прибытии же их для конференции и по отправлении комплимента, первый их вопрос мне учинен был: какова нам, Россиянам, экзерциция Китайского войска кажется? На что я с похвалою им ответствовал, обманывая их, что ежели бы они могли [237] таким образом служить на войне, как себя к экзерцициям прилежными являют, то могли бы они Европейцам равны быть. От чего возгордясь оные министры повторили, что запрещено-де было от их богдыхана солдатам часто из пушек палить, чтобы тою пальбою, как меня, так и свиту мою не устрашить. Но сие им ответствовано, что Россияне к пушечному употреблению искусны и к пальбе так привыкли, что от пушечного грома наипаче отважны и бодры бывают. Потом, по требованию моему, обещали, по окончании государственных дел, формальными своими воинскими экзерцициями меня забавить. Но по прошествии нескольких дней мне объявили, что войска их от такого учения уволены и распущены. Может то быть, что сие с умыслом и учинено, не хотя их показать. Но некоторые из моей свиты сказывают, что хотя у Китайцев фитильное оружие, однакожь в экзерцициях искуство более Турков имеют. Фузеи их длиннее наших солдатских, но калибром меньше. И хотя говорят что лучше Китайского пороха нигде не находится, однакожь мы его средним причитать можем.

Во время войны Китайцы марши свои с таким удовольством потребных вещей к содержанию своему и с таким добрым порядком воспринимают, что удивления достойно. Наипаче в первой схватке (хотя они природою зело боязливы) по крайней своей возможности стараются крепко и бодро стоять, ибо ежели в той первой схватке счастие им послужит неприятеля своего прогнать, тогда они отчасти пободрее становятся и в надежде получения победы войну продолжают. Ежели же случится, что они при таком первом случае побеждены будут, тогда без всякого удержания и остановления так разбегутся, что [238] собрать их невозможно будет, и победитель может едва и без всякого препятствия прогрессы свои продолжать, понеже хотя бы и новая, иная Китайская армия, сильнее прежней, против того победителя отправлена быть могла, однакожь и сия от страха прешедшей победы и урона за побежденную причтена быть имеет, ибо и кроме того оная не так скоро отважится в баталию вступить, но потщится оборонительно поступать. Во всех нациях первая победа начатой войны не малый урон побежденному во всем причинить может, и хотя солдаты временем от такого несчастливого случая обробевают и торопеют, однакожь случается, что потом не токмо в прежнее доброе состояние приходят, и с наивящшим рассмотрением и добрым порядком в баталию вступят, но и от побежденных победители бывают. Сей пример в Китайцах участие иметь не может, понеже ежели они однажды токмо побеждены будут, без всякого сомнения никогда справится и в состояние к получению хотя малой победы себя привесть не могут. И к тому много содействует неосновательное мнение, каково в подлом народе генерально имеется, что благополучному или злому, бывшему случаю такое ж воспоследование быть имеет.

Ежели оружие ныне владеющего Китайского императора какой нибудь урон на войне получит, великое от того несчастие, замешательство и бунт в том государстве без сомнения воспоследуют, ибо Никаны, желая прежнюю свою вольность получить и свободиться от жестокого ига Манжуров, которые над ними, яко над своими рабами поступают и имения своего их лишают, без сомнения, к возбуждению бунта и к восприятию оружия не последние будут, а Манжуры желая освободиться от такого тирана, [239] который ради малого подозрения лишает их имения и живота, тож чинить будут, понеже известно есть, что нынешнего богдыхана никто не любит, но гене— ральпо все его боятся, а ближние крови его, по причине столь многого кровопролития и неслыханных, насильственных, жестоких поступков, в их королевской фамилии от него показанных, весьма его ненавидят. И потому при случае таких междоусобных внутренних несогласий, посторонняя, какая ни была бы партия, оружием своим легко под свою державу толь пространное и изобильное государство привесть может, наипаче, что сами Никаны лучше бы желали предать себя чужестранным, которые не токмо ради славы добрых их поступков, в почтении от них содержатся, но ради показанного их снисхождения к их братьям, которые христианскую веру восприяли, нежели бы им более пребыть под владением мало от них почитаемых тех Татар, которые пред сим временем вассалами и подданными их бывали.

Выше сего описывали мы силы сухопутные Китайского государства, при сем же описуем, как слышать могли, от людей, которые против Китайцев воевали, также и которые от Китайской армии против неприятеля были. Войск Китайских во всякой экспедиции бывает более двух долей пехоты. Конница имеет ружья; большим числом лук и стрелы, а некоторая часть с ружьем фитильным. Пехота имеет первая шеренга мушкеты, другая луки со стрелами и щиты, третьи аллебарды и бердыши. Конница маршует по крылам, попреди и назади, а в среди пехота и артиллерия. Артиллерии имеют множество, токмо пушки небольшие. Мортир и бомб, или не знают, или владеть ими не умеют, ибо ни [240] в которой экспедиции прежде, ни ныне, бомбами никакого прогресса не чинили. Войска их имеют в убранстве, офицеры все в мундире шелковом, а солдаты в китайчатом, одного цвета, темнолазоревого. Знамен и маленьких флюгеров имеют так много, что удивления достойно, и в двое против Турков. Материалы и снасти для окопа лагерей, и прочие все воинские припасы и аммуниции имеют же множество во всякой готовности, которые возят более на верблюдах и вьючных лошадях, нежели на телегах. Лагерь скоро установляют, и земляные окопы и деревянные башни поспешно, с такою механикою делают, что Европейцев превосходят, хотя совершенной фортификации не знают. Где лагерь установят, тогда скоро себя землею окопывают для отпора неприятельского приступа. — Ежели неприятель пред ними будет бессильный и лагерем станет на горе, или при реке, или при дефилеях и прочих крепких местах, тогда трудятся окопать кругом его превеликий ров, и тут его облоковать, дабы не мог скоро ретираду учинить. Ежели же неприятель от них сильнейший, то сами себя лагерем покрывают, и все предосторожности принимают, как бы баталии не дать и как бы к оной без своей воли принуждены быть не могли. А когда ретираду чинят или наступают, нет народа на свете так скорого. И хотя бы на одном месте сто тысяч Китайцев было, то в два часа, с превеликим молчанием, могут со всею армиею декамповать.

Пикеты держат превеликие, и чтоб на них нечаянно неприятелю напасть, тому случиться невозможно, понеже в содержании пикетов, в разъезде караулов, в выбрании места, не токмо Европейцам не уступают, но и их превосходят. [241]

Когда достают города, употребляют механику, делая апроши, превеликие башни, которые наполняют фашинами и землею, вышиною такою, чтоб башни превосходили стены градские, дабы со оных из пушек и из ружья можно было по городскому гарнизону стрелять без прикрытия. Но ежели содержатель крепости человек храбрый, то доведется ему частыми вылазками таковые машины жечь и раззорять. Еще же собирают многочисленные фашины, которыми закрываются, и с оными приходят под городовую стену, сделав из фашин аки гору. Потом те фашины зажигают, дабы оными стену городовую, или иное строение, которое к дефенции присутствует, сожечь.

Казачий голова Бейтон, по убитии Албазинского комменданта Толбузина, в осаде Албазина такие их замыслы храбростию пресекал: частыми вылазками не допускал их большие машины в совершение приводить; превеликие горы из собранных фашин сожигал своим огнем, на том месте, где они готовили для привоза к стене, и оные фашины поливал смолою, дабы скорее можно было их сожечь. И такою храбростью, с 1,200-ми человек, которые были у него в осаде, до 60,000 Китайцов держал год, дондеже мир сочинился и Албазин мирным трактатом раззорен, хотя и в последнее бессилие были уже приведены. Сие по известию старых казаков, которые под Албазиным в осаде были, и от других, с которыми Китайцы против контайши воевали.

Войска Китайские, а именно конница, которая под луками и стрелами, едва не все на малых лошадях, но терпеливых, якобы наши Калмыцкие. Аммуниция, провьянт и прочее на верблюдах, на [242] ослах, на ишаках, а последнее на телегах, и все, что к воинскому промыслу принадлежит, по их обыкновению, имеют в совершенстве. Послушность хранят превеликую; воинскую стратагему никому не уступают; токмо суть боязливы, телом бессильны, и как выше упомянуто, ежели первую баталию потеряют, то не умеют более придти в дефенцию, ни собрание, но бежат скорее, куда кто может.

Великие промыслы и замыслы чинят, чтоб неприятельские табуны отогнать и неприятеля без лошадей и верблюдов оставить, в чем себе викторию причитают. Таким образом своих лошадей и верблюдов с превеликою опасностью при закрытии половины числа армии держат, дабы неприятель нечаянно, хотя чрез сильные пикеты, не попал и лошадей их не отгнал.

И по моему мнению, Китайцы на поле, кроме генеральной баталии, имеют первенство над всеми войсками нерегулярными, токмо несомнительно в генеральной баталии, хотя бы превеликое число было Китайцев, а несколько полков Европейцев, доброю артиллериею всегда Китайцы побеждены быть могут. Также и города их доставать с небольшою трудностью можно, понеже не имеют ни единого в совершенном укреплении, ни доброй артиллерии, токмо для соблюдения провьянта, лошадей, скота и прочего.

В дальних маршах от Китайцев, за многочисленными войсками и частыми напуски, не без труда.

Они себя причитают разумнейшими от Европейцов и большими обманщиками в стратагемах воинских, только исповедуют, что Европейцы суть бодры, сердиты и отчаянны, как звери, и что их сердца огнем и стрелами утолить невозможно, но точию [243] обманом в их маршах и прочем удержать и до баталии не допустить.

Ее Императорского Величества подданных пограничных причитают людьми пьяными, не учеными и не разумными, токмо превеликими солдатами и людьми отважными, и хотя б был один полк Российский и десять их, они подлинно баталии не дадут, разве обманом, или что уйдти не могут, как случилось и в моей бытности при границ, что войск при Китайских министрах было 5,000, а за ними в 100 верстах, для прикрытия коммиссаров, еще 10,000, а у меня токмо две роты Якутского полка солдат и одна рота драгунов, а достальные при крепостях были оставлены, да 200 казаков и около 600 человек ясачных иноземцов, добро вооруженных. И они, по истине, больше боялись меня, нежели я их, и такие промыслы и обманы показывали, что удивления достойно, и будто бы к баталии готовились, дабы меня испугать для выигрыша государственного интереса. Но я имел добрых шпигунов, чрез которых проведывал их намерение, и более их страшил Российских войск поступками, нежели от них боялся, и тем государственный интерес счастливо и благополучно окончил.

(Окончание в след. книжке.)

Текст воспроизведен по изданию: Секретная информация о силе и состоянии китайского государства // Русский вестник, Том 2. 1842