ПРИЛОЖЕНИЕ

Записка С. И. Писарева о путешествии в Цинскую империю в 1725-1728 гг.

Дополнение к историческому в сей книге о Китайском государстве описанию 1.

/л. 81об./ [...] (Опущены л. 78 – 81, содержащие краткое и не совсем точное описание русских посольств в Цинскую империю за период 1675 – 1722 гг.) По возвращении Измайлова в 1722 году к российскому двору, хотя оной (Петр I. — Сост.) полученным от него известием о неуспехе его посольства и не весьма доволен был, однако по произшедшей тогда новой с Персиею войне 2, а притом и воспоследовавшей смерти китайскому императору Камхе, после котораго возшел на престол второй сын его Ионджин, или Юнджен 3, принужден был все то до времени оставить в надежде, что при сем новом императоре доброе впредь согласие между обеими империями возстановлено быть может. Но китайцы, и более при нем оказуя себя непостоянными, еще и вновь отправленного после с камисаром Третьяковым каравана в Пекин не пропустили и на границе остановили да, кроме того, и в Мунгальской землице Урге (где российские купцы всегда торг свой с мунгалами имели) (Здесь и далее скобки автора) торговать временем запрещали под притязанием неотдачи им подданных их мунгалов, в российскую сторону пред тем перебегших 4. Хотя же в 1724 году по посланному к сибирскому /л. 82/ губернатору указу оные перебезчики, коих по сыску явилось только 84 человека, и отданы двум китайским министрам Олондаю и алегамбе Тогуту (которые для отыскания и приему их нарочно из Пекина на границу были высланы). И они по приему тех перебезчиков обнадежили, что как скоро ко двору своему прибудут, то от оного указ о пропуске каравана прислан будет, однако после никакого указа, ниже о том ответа от них не прислано 5.

Между же тем, когда по кончине государя императора Петра Великаго блаженный и вечнодостойныя памяти государыня императрица Екатерина Алексеевна в 1725 году на всероссийский престол вступила, то соизволила восприять намерение отправить вновь посольство в Китай. Итак, по имянному ея императорского величества указу определен к тому посольству в характире чрезвычайного посланника и полномочнаго министра статский действительной советник, ильлирийский граф Сава Владиславич (котораго обще называли и Рагузинским по република Рагузинской, где он родился) с известительною грамотою о вступлении ея императорскаго величества на всероссийский престол, как и с поздравлением возшедшаго также на китайской новаго богдыхана Юнджена (См. док. № 42). Причем велено ему, Владиславичу, по учинении того [515] поздравления и в переговоры с китайскими министры о тамошних делах вступить, а имянно: пограничные о перебесчиках в обе стороны споры разобрать и по справедливости все решить; мунгальския границы расположить и по точному установлению разграничить; о торговле с Китайским государством чрез посылаемые из России караваны основательное учреждение положить, а притом и о пропуске в Пекин одержаннаго напоследи при границах с камисаром Третьяковским каравана домогательство учинить и потом вечный между обеими империями мир и дружбу заключить и утвердить. Итак, по объявлении /л. 82об./ ему, графу Владиславичу, о том его посольстве имянного ея императорскаго величества указа выехал он из Санкт-Петербурха в сентябре месяце того 1725 года и прожил в Москве до декабря, пока утвердилася зима, по утверждении же оной, в надлежащей свой путь отправился 6.

А я (Писарев) яко взят тогда из Москвы к отправлению того посольства дел в должности канцеляриста 7 и находился при Походной канцелярии безотлучно, то о сем путешествии н о протчем яко всему самовидец пораспространюсь я несколько повестию для вящшаго удовольствия читателя.

Продолжал оной посланник путь свой чрез Сибирь до границы китайской по сентябрь месяц 1726 года 8. По прибытии к границам принят (Далее в публикации 1772 г. (см. легенду) на с. 491 напечатано: тамо при речке Буре) от определенных китайских приставов, именуемых заргучеев (В тексте описка: зарвучеев), кои чин старинных российских: дьяков или нынешних секретарей имеют, и препровожден ими сперва чрез кочевья и жила мунгальския (в коих довольное число леса, скотской пажити и речек, чрез который инде в брод, а инде в лодках мы переправлялись) до большой реки, называемой Курулюн, от которой начали уже продолжать шествие сорокодневное чрез Гобейскую пещаную и каменистую степь, называемую по-латински Desertus Samus, с великою нуждою, яко безводную и не имеющею ни дров, ни травы (довольствуясь токмо водою из выкопанных при становьях по дороге колодезей и из находящихся по местам маленьких озерков, в коих по большой части инде вода соленая, инде кислая, вонючая и тинная), и до китайскаго села, называемая) Толой Суммы и до Калганской большой стены, окружающей до моря все Китайское государство (растоянием от реченнаго села в трех верстах). За которою стеною началися уже китайские города и частые села и деревни, коими и проезжали до самаго /л. 83/ Пекина, со встречею по знатным городам от тамошних градоначальников и воевод и с пушечною пальбою. В столичной город Пекин прибыли в последних числех октября 9. Недоехав до Пекина за три версты, встречены высланными оттуды особливыми приставами из генеральскаго чина, кои и препроводили посланника с надлежащею честию до Пекина и поставили его со всею свитою, во 120 человеках состоящею, на называемом российском посольском дворе, где обыкновенно все приезжающие из России посланники и караваны становятся 10. На другой день приезжали к нему, посланнику, на посещение из Трибунала три китайския министра и поздравляли его с счастливым прибытием.

По прошествии 10 дней после приезда повещено ему, посланнику (Далее в публикации 1772 г. (с. 492) напечатано: из Трибунала), чрез заргучеев, что его богдыханово величество указал быть ему к себе на уединенцию (Так в тексте). Итак, в назначенной день, к тому он приуготовяся, поехал во дворец церемониально, с игранием на трубах и валторнах и с провождением вооруженных 24 человек гранодиров при сержанте, капрале и барабанщике, которой бил марш в барабан. Ехали все на [516] лошедях верхами. По прибытии ко дворцу гранодиры, посланничьи лакеи и прочие нижние служители от китайских приставов у ворот дворцовых остановлены, а посланник с секретарем посольства, с переводчиком, с чиновными свиты посольской и неколикими толмачами проведены чрез дворец пеши. И как прошли три отделенные дворика и дошли до сеней большой залы, где богдыхан послов и посланников обыкновенно принимает, то впущен в ту залу посланник с секретарем только и с переводчиком да с пятью человеки ис первых чинов, яко дворян того посольства, а протчие оставлены в сенях у дверей той залы, которые были растворены. Посланник вшед в залу наперед, держа пред собою обеими руками /л. 83об./ императорскую грамату (См. док. № 41), а секретарь и чиновные в неколиком разстоянии шли позади его. И как дошли до половины залы, то чиновные посольские на том месте остановлены, а посланник поведен прямо к трону (Трои сей деревянной, желтою краскою выкрашенной и лаком прикрытой, на коем вырезаны драконы, или крылатые змии, позлащенные (кои суть гербом китайских императоров) и другие разцветенные узоры. По сторонам, или по бокам, того трона поделаны лесенки с отделенными от середины столбиками, на коих благовонные свечи курятся. – Примеч. автора)), где богдыхан сидел в лаковых креслах поджавши ноги на собольей подушке, куды взошел посланник и подал императорскую грамоту в собственные руки самого богдыхана. Богдыхан ее приняв, отдал стоявшему при, нем первому своему министру, которой положил оную на приуготовленном для того подле трона столике, накрытом желтою камкою. По подании граматы сведен посланник с трона и в неколиком разстоянии от онаго посажен по правую сторону онаго на полу, на принесенной за ним собственной его подушке. И поставили пред него низинькой столик с кушаньем, а поодаль его посажены были секретарь и чиновные за такие ж поставленные пред всяким столики, в кое время нанесли тотчас и к богдыхану на трон особливой столик. Между тем сели по левую сторону трона противу посланника и китайские министры, также и на полу, за приготовленные для них столики. При первой перемене кушанья выпил богдыхан чашку тарасуну (Тарасун такое питье, кое делается у китайцов из пшена сорочинскаго; вкусом весьма сладкое и несколько густоватое, похоже на кенарской сект или на гишпанское виноградное вино, а из винограда никакого питья китайцы не делают, хотя его у них родится и довольно. — Примеч. автора) за здравие ея императорскаго величества, в кое время посланник, встав /л. 84/ с своего места, благодарил его богдыханово величество, а китайские министры, также стоя, поднесенное им питье из чашек выпили, как и посланник после их выпил же. Между тем пересылал богдыхан с своего стола к посланнику в подачю разное кушанье и тамошние всякие плоды и закуски 11. Наконец по данному знаку от богдыхана из-за столов все встали, и посланник, отдав богдыхану поклон, вышед из залы с определенными к нему приставами, кои провожали его опять чрез весь дворец до ворот, где седши все на лошедей, тем же порядком во двор свой посольской возвратились, как выше предъявлено.

На третей день после ауединенции, приехав из Трибунала к посланнику, трое министров — первой, богдыханов дядя граф Лонготу, второй, Военной коллегии вице-президент асханема Тулетин, третий, стольник Хубиту — объявили ему, что они определены от богдыханова величества с ним, посланником, на переговоры и соглашении о всех по его посольству делах 12, а как (Далее в публикации 1772 г. (с 494) напечатано: де у них закон их китайской не дозволяет) чюжестранцов в свои домы ни для чего впускать, в Трибунал же их ему, посланнику, всегда приезжать будет небезтрудно, того ради его величество для облегчения его, [517] посланника, и для (В публикации 1772 г. (с. 494) вместо слова для напечатано ради) оказания ему вящшей чести указал им к нему на посольской двор самим приезжать, и так (В публикации 1772 г. (с. 494) далее напечатано: они) с тем к нему, посланнику, приехали и требуют, чтобы он точно о делах его посольства им объявил. Посланник, имея уже у себя в готовности сочиненное к подаче им предложение (См. АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1727 г. д. № 9, л. 43-48), а имянно о произшедших России убытках от непропускання в Пекин по трактату караванов, о перебегших в их сторону многаго числа российских подданных, называемых братских, о показанных российскому купечеству в Мунгальской их землице Урге разных обидах и о протчем, по чему всему требовал от китайской стороны удовольствия. Китайские министры оное предложение приняв, также и от себя письменной ответ прислали к своей стороне в оправдание, а к российской в обвинение. От посланника опять воспоследовало на оной ответ возражение, а от министров тоже. И так письменная пересылка продолжалося с обеих сторон около двух месяцов 13./л. 84об./ Наконец, приехав к нему, посланнику, министры между протчими разговорами ему упомянули, что естли он к ним прислан с миром, а не с войною, то непочто ему а толь давнейшних претензиях домогаться и по оным удовольствия требовать, а лутче б с обеих сторон забвению оныя предать и вступить в переговоры о других делах и в них наипаче же о постановлении мунгальской границы соглашаться. Посланник на то ответствовал, что он прислан от ея императорскаго величества не с войною, но чтоб все старые споры и несогласия дружески решить и мир между обеими империями возобновить, да и что он по данному ему от своего двора полномоществу может и на предание забвению старых и давнешних произшествий согласиться, ежели токмо по нужнейшим его посольства делам надлежащим от богдыханова величества решением удовольствован он будет. Министры на сие сказали, что когда о границе он договорится, то и караван в Пекин безпрепятственно пропущен и торг в нем свободной дозволен будет.

Посланник, усмотря ис таких слов китайских министров небезполезную к своей стороне склонность, вступил с ними в переговоры о границе. Но как каждая сторона; старалась, сколь более могла, интерес своего государя соблюсти, то происходили в сем деле многие споры и несогласия от декабря по март месяц 1727 году. Наконец усмотря обе стороны, что успешнее будет договариваться и положить границу на самом месте оной, ибо по неточному сведению о тамошних местах не так способно было в отдаленности по ландкартам о них разсуждать и границу определять, положили согласно оставить то пограничное дело до возвращения его, посланникова, из Пекина на границу. Итак, по соглашении о сем востребовали министры у посланника письменнаго объявления:/л. 85/ на чем имеет быть генерально между обоими государствами мирной трактат заключен. Посланник того ж часа предложил (Далее в публикации 1772 г. (с. 495) напечатано: им) сочиненной от себя оному проект (См.: АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1727 г., д. № 9, л. 76-79 об.), в коем предписал: 1) о хождении из России караванам в Пекин чрез каждые два года в третий и о произвождении на двух местах при границе всегдашняго торгу; 2) о построении ис ханской казны на посольском российском дворе для приезжающих в Пекин россиян греческаго исповедания церкви и при ней о содержании высылаемых из России четырех священников (В число перваго между четырьмя священниками посылается всегда отсюды из Синода в Пекин архимандрит, при нем два иеромонаха и один иеродиакон, а ученики отправляются из Московской синодальной же академии, обучение латинскому языку. — Примеч. автора) для отправления службы божией, да шести еще учеников [518] для обучения их китайскому и манжурскому языкам; 3) об отправлении с обеих сторон послов и посланников да также при востребовании государственной какой нужды и куриеров с посылаемыми листами от Сената к Сенату, то есть от Российскаго к Китайскому, а от Китайского к Российскому; 4) о предании всех прошедших несогласен и споров вечному забвению; 5) перебезчиком остаться в той стороне, где кто по то время находился, а впредь перебегающих отдавать в ту сторону обратно, откуды кто бежал; 6) землям, лежащим с нерчинской стороны к Амуру между каменными горами и рекою Удою до моря, которые прежним послом графом Головиным не разграничены, остаться также неразграниченными впредь до разграничения. Сей проект китайские министры от посланника приняв, обещалися по оному от своего богдыхана во удовольствие его, посланника, надлежащее решение исходатайствовать, с чем в тот день от посланника они и отъехали.

Чрез несколько дней после того оные министры к нему, посланнику, приехав, объявили, что на соглашение /л. 85об./ о постановлении генерального трактата по оному проекту, воспоследовало от богдыханова величества соизволение. Итак, 21 марта 1727 году подписан с обеих сторон тот проект с тем заключением, что когда пограничной о мунгальских землях трактат им, посланником, [будет] (Здесь и в публикациях слово будет отсутствует; восстановлено но смыслу) постановлен и утвержден, и по оному чрез камисаров те земли будут разграничены, тогда и постановленной генеральной трактат (по содержанию вышепрописаннаго проекта) подписан же и утвержден быть имеет 14, со внесением в него особливым пунктом и онаго пограничнаго трактата 15.

По таком с обеих сторон соглашении и подписании вышепредъявленнаго генеральному трактату проекта представлен был посланник в апреле месяце к его богдыханову величеству на отпускную аудиенцию, на которой так же принят и угощен был обедом, как и прежде. После ауденции присланы от богдыхана к нему, посланнику, в дом для отвезения к ея императорскому величеству подарки, состоящие в фарфоровой и лаковой японской да еще в серебреной с финифтью разнаго качества посуде и вещах, и притом в нескальких десятках кусков тамошних златотканных парчей, и в косяках разных канф, или атласов, голей и камок. К посланнику ж в подарок прислан калмыцкой белой овчинной тулуп, накрытой синим атласом (по которому вытканы из разноцветных шелков и золота драконы), со всем исподним китайским платьем, поясом, шапкою и сапогами, и притом несколько косяков разных камок и атласов с несколькими ж тюнями еще и китайки, да сверх того подведена к нему калмыцкая лошадь с принадлежащим к верховой езде всем китайским прибором. На чиновных же посланничьей свиты каждому по тулупу, накрытому камкою, и по нескольку косяков камок с тюнями китайки.

На конец (В публикации 1772 г. (с. 497) вместо на конец напечатано накануне) отъезда ис Пекина посланникова приезжали к нему для прощения бывшия с ним в конференциях, или переговорах, три китайския министры, кои притом ему объявили,/л. 86/ что велено им по указу богдыханова величества ехать за ним, посланником, за границу для договаривания о разграничении мунгальских земель, да и что к ним прибавлен еще главный мунгальского войска генерал Цырен-ван (В тексте описка: бан). Итак, посланник, по прожитии в Пекине шестимесячнаго времени, с несколькими днями изготовился, наконец, совсем к пути и выехал оттуды в последних числех апреля 16. Препровождаем он был от приставов тою ж дорогою и Гобейскою степью, которою и в Пекин з границы ехал. На границу прибыли в июне месяце и стали лагерем подле речки Буры, при [519] которой по другую сторону и китайские министры, выехавшие из Пекина, также стан свой имели.

По пропущений нескольких дней для отдохновения от дорожнаго труда приезжали к нему, посланнику, китайские министры на посещение, чему и посланник взаимно приездом своим к ним в лагерь соответствовал. После того вступили в переговоры о пограничном деле, по которому продолжалися чрез весь июль месяц по 20 число августа съезды, со многими споры. И хотя посланник напоследи крепко домогался, чтоб границею от Селенгинска постановить речку Буру, где обыкновенно наперед того от китайцов всегда как посланники, так и караваны российския принималися, но китайския министры совсем от того отговорилися и едва по многим спорам предложили напоследок границею быть речке Кяхте. Посланник, видя совсем их несклонность и неподатливость на постановление границы повыше Кяхты при речке Буре, разсудил более уже о ней же домогаться (В тексте описка; следует: не домогаться), дабы ему тем важнейшего дела о торговле (в которой по данной ему инструкции (См. док. № 56) вся его посольства сила состояла) не остоновить или вовсе не пресечь, на оное китайских министров предложение склонился и в бытии границею речке Кяхте с ними согласился. Итак, по оному соглашению 20 числа августа 1727 года подписали /л. 86об./ и разменялися с обеих сторон равногласными трактатами вести ту мунгальскую границу от Кяхты: на восточную сторону к Нерчинску до вершины реки Аргуни, а на западную к Кузнецку и Красноярску до контайшина владения. По которому трактату от российской стороны и отправлены в обе стороны для того разграничения пограничные комисары, на восточную секретарь Иван Глазунов, а на западную стольник Степан Калычев, которые (В тексте слово которые ошибочно повторено дважды) ту границу (Далее в публикации 1772 г. (с. 498) напечатано, крупно с китайскими комисары) и разграничили, ставя по ней везде, где надлежало, пограничные знаки и караулы, и потом разменялися между собою равногласными письмами для вечнаго (Далее в публикации 1772 г. (с. 498) напечатано, крупно с китайскими комисарами) сведения и безспорнаго обеим сторонам владения,

Между тем, пока вышепредъявленные комисары земли граничили, посланник по соглашению с китайскими министрами отправил стоявшей уже долговременно на границе караван в Пекин и при нем архимандрита с двумя священниками и одним иеродиаконом да шестью учениками, как в постановленном генерального трактата проекте гласит 17. А для известия о всем том послал в Санкт-Петербурх ко двору с реляциею (См.: АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1729 г., д. № 9, л. 29-41) нарочнаго куриера, которой по прибытии туды застал уже там вступившаго по кончине государыни императрицы Екатерины Алексеевны на всероссийский престол государя императора Петра Втораго. Его величество все вышепоставленное им, посланником, апробовал и во знак своего благоволения в тайные советники его пожаловал, с присылкою к нему еще чрез того же куриера и кавалерии ордина святаго Александра 18.

Когда же обеих сторон комисары с разграничения в 1728 году возвратилися 19, тогда по точному содержанию вышепредъявленнаго постановленнаго в Пекине проекта посланник и китайские министры /л. 87/ генеральной о всем трактат сочиня, согласно оной подписали и своими печатьми утвердили, со внесением в него между прочими пунктами и о постановленной границе особливой статьи, и тем трактатом на обе [520] стороны разменялись при Кяхте июня 14 дня того ж 1728 года (См.: АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1729 г., д. № 4, л. 129-138 об.), с коего времени российские караваны по положенным срокам ходить в Пекин и начали.

По благополучном окончании и заключении онаго трактата, со утверждением между обеими империями вечнаго мира, китайские министры с посланником простяся, отправились обратно в Пекин, а посланник, учиня потребное разпоряжение 20 о докончании зачатаго при Кяхте строения торговой слободы и протчаго и препоруча все оное полковнику Бухгольцу, находившемуся тогда при границе с Тобольским пехотным полком и ротою драгун, которые в той работе были употребляемы, возвратился с Кяхты в Селенгинск, где приуготовяся совсем к обратному путешествию, отъехал из Селенгинска на дощениках водою и прибыл в Тобольск в сентябре месяце, дождався тамо зимняго пути, выехал по оному оттуда и прибыл в Москву в последних числех декабря 21 онаго ж 1728 году (Конец истории о посольствах и переговорах. Начало известий о Китае. — Примеч. неустановленного лица, написанное карандашом другим почерком).

Окончав (Напротив на полях написано карандашом: 1) я сие о бывших доныне в Китаях из России посольствах описание, начинаю теперь описывать в краткости и о поведениях и нравах китайцов, сколько мы в Пекине очевидно сами усмотреть, а нечто и от них да следовательно еще и от других что-либо слышать могли.

Во-первых, что принадлежит до китайской многобожной веры (Напротив на полях написано карандашом: О религии), то они главным богом почитают небо, которому для моления имеют особенное капище, в коем никаких истуканов, или кумиров, не держат. А протчие их капищи,/л. 87об./ или мольбищи, пренаполнены разными идолами, между которыми не токмо всех древних еллинских богов имеют, яко Сатурна, Юпитера, Нептуна, Марса, Меркурия, Геркулеса, Вриарея сторукаго, Арга многоочитаго и протчих, но и своих собственных из царей, полководцов, философов, художников и других многих, коим за оказанныя ими в жизни какия-либо добродетели или знаменитыя дела, отменныя пред другими к отечеству услуги и полезный к обществу какия-либо вновь изобретения, по смерти их они обоживши, кумирам их поклоняются. Древняго и славнаго их философа и законоположника Конфуция истукан, или кумир, поставлен у них посреди капища в первом месте, сидящий в креслах на подушке в богатом парчевом платье. Голова его кажется что восковая, изнутри надутая, ибо так легка, что на обе стороны несколько покачивается. Волосы на ней прилеплены настоящие, человечьи, заплетенные косою. Борода длинная черная, которая во время повеяния откуда-либо ветра по сторонам развевается. Вид лица его как бы человека живаго, а глаза вставлены стекляные. На ногах сапоги черные атласные, с подложенным под них подножием (Напротив на полях написано карандашом: О кумире Конфуция).

Пред всеми идолами, или кумирами, разставлены длинные столы, на которых поставлено сарацынское пшено, коровье масло, ощипанные сырые курицы, гуси и утки, сладкие пирожки, называемые бобаны, чай, вода и протчее, и при том курятся благовонные свечи (Напротив на полях написано карандашом: О столах при кумирнях, о молитвослужении). Когда войдут в кумирню какие их богомольцы, то ламы (В тексте описка: ланы), или жрецы, в висящей пред кумирнею небольшой колокольчик несколько раз ударяют, для знак /л. 88/ о приходе богомольцов, они, вошедши в кумирню, [521] становятся на колени и, подняв обе руки вверх по сложении их ладоньми вместе, идолам поклоняются, читая шоптом к ним свои молитвы. По отправлении молитвы дают жрецам несколько денег, каждой по своей силе, а они их подчивают за то чаем и в жертву приносимым идолам кушаньем. Оные их кумиры вырезаны некоторые из дерева и некоторые ис камня, иные вылиты из меди и из других крушцов, и многие поставлены на дворе пред кумирнею, крайней величины, яко исполины, на конях сидящие.

Китайцы к наукам и художествам весьма склонны (Напротив на полях написано карандашом: О учении книжном китайцев) и обучаются всему с великою охотою, а паче нравственной философии, астрономии, математике и судебным правам. Во всяких рукомеслиях весьма искусны, поимчивы и трудолюбивы, а особливо женской пол в вышивании шелками всяких одежд и домашних уборов, хотя в протчем народ их весьма хитр, лукав, в словах своих непостоянен, тщится всегда один другаго обманывать, лишь бы только мог себе в чем пользу приобресть.

Ни с каким государством в соседстве своем китайцы торгов не имеют (Напротив на полях написано карандашом: О торговле внутри и с Японией), ниже во оныя своих купцов посылают, кроме некоторых островов, лежащих между Китаем и Япониею, яко острова Карея (Так в тексте) и протчих. Кореанцы в нашу бытность в Пекине с торгом туда приезжали. Из Японии они получают наибольшую часть золота и серебра и наилучшую посуду фарфоровую и лаковую, которой китайцы так чисто делать и хорошаго лоску на ней наводить не умеют. Да и все лучшия дорогой цены вещи привозятся к ним из Японии ж, которую они называют Сиамом 22. Золото в Китаях недорого, но не столь охотно на товар оное меняют, а более продают на серебро. Также продают они белую медь, похожую чистотою /л. 88об./ на серебро, из которой делают посуду и протчия вещи с финифтью, нехудой работы, коею часто обманывают в продаже ее за серебреную. Подобную тому и желтую медь еще имеют, которую видом и весом так против чистаго золота подделывают, что не можно никак ее узнать чрез натирание на оселке, кроме сплавления чрез огонь, ибо тем она в весу лехче становится, теряет свой вид и претворяется в медь, хуже нашей. Продаются ж у них и из драгих камней небольшие лалики и червчетые и синие яхонты, но с великою осторожностию должно их покупать, ибо вместо настоящих камней сплошь продают стекла подделанные, кои в такой изрядной вид и в сходственность с настоящим камнем цвет приводят, что без пробы оных пилою или алмазом, всякой европской ювелир мог бы обмануться. Да еще ж продается самой мелкой жемчюг, которой на другое ни на что, как токмо для употребления в шитье годится. Хотя китайцы кованой манеты ни серебреной, ни золотой у себя не имеют (Напротив на полях написано карандашом: О монетах) однако употребляют имена, будто бы вымышленных каких манет: во-первых, называют они лан (как бы наш рубль), в котором весу наших руских полдевята золотника. В лане считают 10 чинов (как бы наши гривны), а в чине 10 фунов (как бы наши копейки). И под таким именованием монет режут золото и серебро большими ножницами, сколько кому надобно, и взвешивают на весках, исчисляя оные ланы, чины и фуны. А для мелочнаго росходу имеют кованую лехкую монету из желтой меди, называемую гиссы, или жоссы, с дирочкою в средине, которую вздевают на веревочки сотнями и тысячами для способнейшаго считания. В фуне считается у них по осми жос, как /л. 89/ у нас в копейке по 4 полушки. Фунт у них называется гин, в коем нашего весу фунт с четвертью. Китайские купцы как в весу, так и в мере никогда справедливо [522] не поступают, но стараются по большой части во всем обманывать, в чем не имеют ни малаго стыда, ни зазрения.

У китайцов в первом степени почтения философы и совершеннейшаго разума люди (Напротив на полях написано карандашом: Классы почетных людей), о которых они разсуждают, что небо, по ходатайству других богов, одаровало того человека такою высокою наукою, которая до божества натуры и до твердаго о человеческом житии разсуждения принадлежит. После философов в почтении градоначальники, о которых разсуждают, что они от неба по наставлению других богов научены как государством мирно править и народ добропорядочно содержать. И которые из них правосудно поступают, тех ханскими доброжелательми и гражданства украсителями поставляют. По градоначальниках почитают людей воинских, хотя не столько, сколько вышеписанных двух чинов, говоря, что люди воинские нужны суть для стражи царя и охранения царства. И которые верно и храбро своему государю и государству служат, оные земнаго за то награждения и чести достойны, хотя небо и другие боги никакого им воздаяния за убийство не дадут, ибо убийцы всячески небу и богам мерзски суть.

После воинских людей имеют почтение к земледельцам, поставляя их людьми добрыми, которые стараются трудом своим о плодоносии на прокормление народа, что небу и богам зело угодно, и если б их не было, то бы протчие люди с голода померли. Следуя сам хан такому пред небом смирению, единожды в год преоблачается в платье земледельческое, и сохою вспахав некоторую часть нивы, пшеницею и протчим ее засевает, да и когда тот посеянной им хлеб поспевает, то сам же оной жнет и из него небу пред множеством народа жертву своего труда /л. 89об./ приносит, где весь его синклит и кровные его сродники присудствуют, и дается о том всему народу знать многою пушечною в Пекине пальбою (В публикации 1830 г. (см. легенду) далее опущено 17 строк (с. 43), где речь идет о купцах и духовенстве).

После земледельцов в почтении у них купцы и протчие мастеровые и ремесленые люди, коих признавают нужными для производства торгов и для вымыслов всяких художеств ко украшению и обогащению государства, говоря, что они от неба созданы и от богов на то произведены. Что же касается до их духовенства, то есть лам, или жрецов и законников, то хотя во всех обрядах имеют их также в почтении, никаких податей на них не налагают и желтаго цвета платье носить им не возбранают, что другим подданным, опричь ванов, или принцов ханской крови, под смертною казнию запрещается. Однако ни в каком собрании между господами они места не имеют, разсуждая о них, что как они служащие суть люди небу и другим богам, которые им достойную честь и воздадут, а между человеками чести и преимуществ по человечеству требовать себе они не должны. Что же хан их жалует, то он яко бог земный, а не яко человек, с ними так милосердо поступает, ибо они от человечества далеко отстоят.

Хотя китайцы по гордости своей послов и посланников от себя посылать ни к кому обыкновения не имеют, и их император равным титулом с протчими государи не пишется, но царем царствующих, или единоначальником вселенный именуется (Напротив на полях написано карандашом: Богдыхан), а отправляют они посольство только к тангутам, где жительство свое имеет далай-лама, всего их идолопоклонническаго духовенства и жрецов главной начальник, котораго они безсмертным почитают. Однако по притчине, имевшейся у них с калмыцким владельцом контайшею долговременной войны 23, посылали они от себя в Россию два посольства: первое в 1712 году к [523] Аюке-хану (См.: РКО в XVIII в. Т. I, с. 130-137, 139-140, 142-162, 170), подданному российскому; другое в 1731 году (В публикации 1830 г. (с. 44) дано следующее подстрочное примечание: Ето, видно, после включено перепищиком) (по заключении уже графом /л. 90/ Владиславичем с ними мирнаго трактата) блаженныя памяти к государыне императрице Анне Иоанновне с прошением, чтоб повелела к ним, китайцам, Аюке-хану итьти с его войском к ним, китайцам, на помощь против неприятеля их, контайши, но российский двор политичным образом в том их обнадежя, никакого к Аюке-хану указа о помощи им, китайцам, не посылал, пока, наконец, счастие им помогло самим того неприятеля своего, контайшу, совсем разбить и усмирить 24.

Китайцы моголов, или индейцов, не много почитают, называя их не людьми, но золотыми мухами, и с ними никакого торгу и обхождения не имеют (Напротив на полях написано карандашом: Мнение китайцев о народах других). Персов же мало почитают, называя их людьми непостоянными и Китайскаго государства бунтовщиками потому, что якобы бывший древний китайский император Чингисхан Персиею владел, и они ему изменили. О турецком салтане хотя и слышат, но мало ж его почитают, называя турков (по их чалмам) белоголовцами и ни к чему годными, все (де) они злобны и свирепы, как львы, и неучтивы, как разбойники. Между европейскими государи римскаго цесаря и короля французскаго более других почитают, по внушению им о них от иезуитов. Что же касается до государей наших российских, то весьма их в почтении уважают (Напротив на полях написано карандашом: О русских), слыша о храбрости их подданных и ведая о пространстве Российской империи, опасаяся, что как россияне Сибирь, толь дальнюю от себя страну, завоевали, так бы и на Китай с войною не пришли и ими не овладели, и для того говорят, что государь российский и хан китайский в величестве своем равны и в дружбе вечно пребывать должны, уклонялся от досаждения в чем-либо друг другу. Республики никакой они не почитают, говоря, что естли бы они были люди умные и добросовестные, то бы един монарх, а не многие ими обладали, ис чего (де) никакого благоуспешества, ни пользы государству произойти не может./л. 90об./

Красоту в женском поле (Напротив на полях написано карандашом: О красоте женской) природные китайцы не столько почитают личную, сколько ту, у которой женщины ступни ноги меньше и короче обыкновенных ног, чего ради и обыкновение имеют у женска пола со младенчества ступни ножныя в кожу обшивать и крепко стягивать, чтоб оне не росли, почему и становятся весьма коротки и в пальцах так сжаты и сужены, что ни мало на ветре устоять оне не могут, и затем женщины сидят всегда больше в своем доме, а естли им какая нужда позовет отлучиться когда из дому, то носят их по улицам в носилках, накрытых шелковою вышитою занавескою. И потому мы китайчанок нигде не видывали, кроме неколиких по улицам бродящих подлых манжурок, которые лицом и видом не инаковы, как самыя татарки. Кажется, что сие мучение китайским женщинам вымышленно у них более от ревнивости к ним мужеской, нежели для приятной в женщинах красоты. Да также у них мущины и женщины ногтей у рук не стригут, но так оставляют во все время своей жизни, которые у них выростают подобны кохтям звериным весьма длинные и к концу преострые, так что ажно глядеть на них страшно.

Женитва у китайцов происходит без дальних обрядов (Напротив на полях написано карандашом: О женитьбе). Когда жених изберет где себе невесту и согласится с ея родительми или с [524] сродниками о приданом, то, посадя они девицу в носилки, цветами и прочим убором украшенныя, привезут на двор к жениху, где он в воротах их и стретит. Тогда отец или мать, а в небытность их кто-нибудь из ближних сродников известных (В публикации 1772 г. (с. 506) вместо слова известных напечатано невестиных), из носилок невесту высадя и взяв ее за руку, отдает жениху с выговорением такого слова: даю я тебе сию невесту в жену, люби ты ее и почитай. И с тем церемония окончится, жених невесту к себе примет, а приезжие все и сваты возвратятся домой. После трех дней приуготовит небольшей пир, коим угостит своих сродников и сватов, и тем брак окончится. Убогие же люди покупают (В публикации 1772 г. (с. 506) далее напечатано: себе) жен за несколько лан серебра, всяк по своей мочи, и подержав ее у себя несколько времени, опять может продать ее другому, а сам другую купить. Полигания (Так в тексте; следует: либо полигамия, либо полигиния) или многоженство, у китайцов не возбраняется, и хотя бы кто 20 жен имел у себя или держал, не имеет в том никакого зазрения, разве бы прокормить их чем в состоянии не был. Всего же удивительнее в их обыкновении то, что жены их между собою одна другой не ревнует, но по выбору мужа спать с ним ложатся. Дети их все в равном почтении содержатся, но токмо первый сын или дочь больше протчих преимущество старшинства себе имеет. Благословение себе на бракосочетание ни от кого не приемлют, но токмо в полиции записывают, в которой дом прибыл кто или убыл как мужеска, так и женска полу.

Нигде так меньше церемоний или обрядов в бракосочетании не бывает, как у китайцов (Напротив на полях написано карандашом: О похоронах), напротив же, в погребении превеликая пышность и изждивение, отчего многие в убожество приходят. Когда кто у них умрет, то, во-первых, должны сродники ево купить гроб столярнаго мастерства, лакированной и росписанной разными цветами с золотом, и внутри онаго самым тонким белым полотном обить, умершаго в гроб положить и в нем крепко засмолить,/л. 91об./ держать у себя его в доме несколько дней, всю фамилию и сродников в белый троур одеть. Пред гробом разныя благоуханныя вещи курить и несколько лам созвать, которые дневно и нощно отправляют над ним молитву в том надеянии, что хотя бы он и грешен был, то боги все грехи ему отпустят и душу его предадут небу, а не Ерлыхану, то есть сатане, или князю диавольскому. Итак, после всего того великолепно из дому на мертвенном одре его выносят и за городом в своих кладбищах погребают. По всей же дороге или по улицам, где его несут, бросают везде нарезанные из бумаги, как бы некую монету, кружечки вызолоченные пополам с высеребренными во знак будущего его на другом свете во всем изобилия (В публикации 1830 г. (с. 50) далее отсутствует 24 строчки, где речь идет о полиции).

Пекинская полиция (Напротив на полях написано карандашом: Полиция) по своему распоряжению кажется всех других полиций превосходнее, ибо от нея всякому ремесленику и мастеровому человеку установлено иметь особенныя свои звонцы и другия бренчащия орудия, в которыя они, ходя по улицам, ударяют и звонят, и каждой по своему орудию узнавается и употребляется в тот дом, где кому кто надобен, как-то: головобрей (Китайцы у себя бреют только голову спереди до затылка, а затылок с волосами оставляют, кои заплетают после в косу. Бороды же не бреют, но только щипчиками излишнее из нее волосы выщипывают, чтоб борода была редковолоса. — Примеч. автора), портной, сапожник и протчие ремесленики. И не смеет никто из них в чужое орудие зазвонить, но всякой дает о себе знать ударением во свое, дабы граждане по [525] звону или по звуку онаго могли узнавать всякаго звания ремесленых людей, даже до водоносов и других подлых работников. С улицы у каждого двора над воротами висит аспидная дощечка, на которой хозяин всякие сутки, или 24 часа, означивает число, сколько в его доме душ убыло или прибыло, с которой дощечки десятские, ходя по всем улицам, в книжку у себя то число записывают и по тому сотника своего ведомства репортуют, сотник полковнику, полковник генералу-полицимейстеру. И так, в 24 часа многое ли или малое число /л. 92/ людей в Пекине убудет или прибудет, народится или помрет, полиция ведает и понедельно Сенату репортует, Сенат хану, и хан ежемесячно подачи себе такого репорта неотменно требует.

Весьма удивительно, как китайцы наблюдают древнее обыкновение в житии ненарушимо (Напротив на полях написано карандашом: О печах и зимой, и весной) и ничего у себя вновь заводить не хотят и не дозволяют, чему явной пример сами мы видели. В бытность нашу в Пекине, когда наступил декабрь месяц и очень стало быть холодно (хотя гораздо стужа лехче нашей), посланник по неимению в его покоях печей, ни камина, предлагал китайским министрам, чтоб они приказали прислать к нему мастеров для складки печей, но как они отговаривались, что таких мастеров у них нет, потому что во всем их государстве печей не употребляют, кроме жарников с горящим угольем и нагревания с-исподи полков, на коих обыкновенно сидят, каковые и у него, посланника, зделаны были, и как (де) те печи делаются, никто у них не знает. Тогда посланник им сказал что он прикажет нарисовать тем печам чертеж, как оне делаются, и по тому всякой каменщик скласть их может. Они на сие ответствовали, что собою учинить того не могут, но доложат прежде его богдыханову величеству, и какое от него изволение на то воспоследует, его, посланника, без укоснения о нем уведомят. Итак, с тем от него возвратившись, на другой день поутру рано прислали на нескольких возах уголья каменнаго и 120 жарников чугунных на росход его служителей, а для посланника и его чиновных несколько карзин самаго тонкаго уголья из крепкаго дерева, как-то: кипариснаго и протчаго, да 12 жарников медных вызолоченных. После того чрез час и сами министры к нему, посланнику, приехали с объявлением, что они по его предложению о зделании печей его богдыханову величеству докладывали, и его величество на то не соблаговолил, потому что их закон на отменение древняго обыкновения и заведение чего-либо новаго отнюдь не дозволяет. А чтоб он, посланник, от наступившей стужи не претерпел нужды и не повредил своего здравия, то во знак высочайшей своей милости указал (Слово указал приписано чернилами на полях тем же почерком, что и вся рукопись) к нему немедленно отвести вышеписанное уголье з жаровнями. Посланник за ту его богдыханскую милость благодарил и принужден /л. 92об./ был теплотою только тех жаровен довольствоваться. Правда, что в Пекине зима только стоит два месяца, декабрь и генварь, в кое время хотя снег и выпадает, однакож в полдни от солнца растаевает, и в феврале уже самая весна начинается, вся земля травою накрывается и древа раскидываются, так что в апреле и плоды на оных произрастают.

Как сам хан, так и первые его вельможи, сенаторы и генералы имеют у себя на шапках прицеплено павлиное перо (Напротив на полях написано карандашом: О шапках и здоровании при встрече). Шапок у них никто нигде и ни пред кем не скидывают, но в них всегда ходят, сидят и кланяются. И когда кто с своим сродником или приятелем и знакомцом на дороге повстречается или в чей дом к кому придет, то они (Далее в публикации 1772 г. (с. 509) напечатано: естьли), [526] между собою равные, схватя друг у друга обе руки и наклоняся один к другому, словесным поздравлением приветствуются. Так китайские министры, приезжая к нашему посланнику в шапках, с ним поздравлялися спрашивая его: в добром ли вы, господин, здравии? Посланник, не снимая также шляпы, а токмо хватая каждого министра по их обыкновению за руки, им ответствовал: слава богу, я здоров, радуюсь, что вижу и вас здравых. Но простые у них люди становятся пред господами на колени и так их поздравляют.

Новый год у них начинается февраля 1 числа, которой Белым месяцем именуется, сей (Далее в публикации 1772 г. (с. 509) напечатано: день) китайцы великолепно, с премногою пушечною пальбою и пированием, торжествуют. У богдыхана ввечеру бывает зажжен фейерверк со испусканием разновидных огненных ракет, и весь город многими и разноцветными фонарями чрез всю ночь освещается. В сей день и посланник пред вечером приглашен был к богдыхану на угощение и смотрение вымышленных у них лутчаго качества огней пред нашими.

Как у китайцов не токмо в простых, но и в знатных домах да и в самом дворце у богдыхана окончины в окнах белою бумагою оклеены (Напротив на полях написано карандашом: Об окнах из бумаги), из которых ничего на двор не видно, то мы по любопытству нашему не оставили у них спросить, для чего они не употребляют в окончины стекол или хотя слюды, ибо сквозь бумагу ничего видеть не могут. Они в ответ на то предъявили древнее свое во всем обыкновение, коего никак /л. 93/ (хотя б что признали у других народов и лучшее) пременить не могут, да и на что (де) лучше тех окончин, ибо от оных довольно в покоях света, а в протчем та им выгода, что в оныя окончины и без занавесов солнце в покои не проницает и живущих в них своими лучами не безпокоит, да еще им более полезно и то, что никто из соседей или ис прихожих к ним на двор сквозь ту окончину видеть ничего не может, что в покоях у хозяина делается, чем всякое непристойное в людях любопытство пресекается. Бумага ж та, коей окончины оклеиваются, так зделана, что мокрота от прыскания дождей ее не вредит.

Китайцы при собрании на стол скатертей и салфеток для отирания рук не кладут (Напротив на полях написано карандашом: О кушанье, столе), но держит каждой при себе самую тонинькую бумажку, которую когда надобно вынимая из-за пазухи, руки ею отирают. Хлеба они не едят, но вместо его пшено сорочинское, в простой воде свареное, употребляют, а между другим кушаньем ставят на стол из преснаго хлебнаго теста сладкие только лепешечки или пирожки. Пьют обыкновенно воду, а больше чайную. Что же касается до пьяного питья, то имеют из зделанного сорочинскаго пшена называемое тарасун, о сладости котораго, да и каково оно вкусом, выше сего уже истолковано. Гонят они еще из того же пшена и водку, которая крепостью против нашей украинской, но токмо вкусом кисловата и некоторой тяжелой запах имеет.

Музыка китайская состоит из старинных наших сиповок и свирелей, между которыми употребляют и некия большия трубы, длиною каждая около сажени, и некия ж еще искривленныя, или извитыя, наподобие наших валторнов, да притом звучные тазы и бубны, в которые бьют крепко палочками и напевают по них голосами. В Пекине, как и в протчих больших городах, держат комедиальные домы, в которых по большой части отправляют действа трагедий плачевных из древних своих исторей. Такие камедии, или трагедии, случилось нам видеть проездом нашим до Пекина по некоторым городам, которые нарочно для забавления посланника были играны./л. 93об./ [527]

В протчем, чтоб мне подробностию сего о китайцах описания не утомлять более читателя, прекращаю и окончеваю тем, что ежели бы показалось иногда кому что-либо в нем излишнее или с повестями других несходственное, то оное должно прописать (Так в тексте; в публикации 1772 г. (с. 511): приписать) разноте человеческих мыслей, обыкновенно у каждого в примечаниях бывающей.

ОР ГПБ, ф. В. С. Попова, оп. 1, д. № 10, л. 81 об. – 93 об. Копия.

Другая копия. — Там же, ф. Собрание Михайловского, д. № 46, л. 78-93.

Опубл.: Катифор А. Житие Петра Великого, императора и самодержца всероссийского... Перевел статский советник Стефан Писарев. СПб., 1772, с. 489-511; Записка о посольствах российских в Китай. (Почерпнуто из Иркутского архива архимандритом Аполлоном). — Исторический, статистический и географический журнал, 1830, ч.1, № 2, с. 120-138; № 3, с. 214-229; ч.4, № 1, с. 37-56.

(На стр. 229 в конце текста помещено: изображение и описание печати города Албазина, а также сведения (5 строк) о посольстве Ю. А. Головкина в Цинскую империю в 1805 г.)


Комментарии

1. Подлинник записки С. И. Писарева нам неизвестен. Публикуемая здесь ее рукописная копия конца XVIII — начала XIX в. находится в фонде В. С. Попова (см. легенду) в составе рукописного «Сборника», насчитывающего 429 листов и представляющего собой конгломерат различных по содержанию и по времени написания документов и сочинений. Копия записки (л. 78-93) написана чернилами довольно крупным и разборчивым почерком. Автор записки в копии не указан. В ней нет так же ни даты, ни подписи. В конце текста копии (на л. 93 об.) имеется помета, написанная другими чернилами и другим почерком: «Записку эту составил Писарев, бывший в должности канцеляриста при посольстве графа Саввы Владиславича, известного графа Рагузинского, которого Екатерина I послала в Китай 1725 года полномочным послом. Писарев был безотлучно при походной канцелярии посольства и чтобы известиям своим доставить полноту, предпослал им известие о посольствах из России в Китай: 1) Элеозара родом из Бранта в 1688, графа Головина в 1693 и Льва Измайлова в 1719 году». И далее следует подпись: «Стевровский».

Не будем обращать внимания на очевидные хронологические ошибки, содержащиеся в помете, а выскажем лишь предположение о том, что автором пометы, вероятно, является Ставровский Алексей Иванович (1809-1882), профессор киевского университета св. Владимира, преподававший всеобщую историю и греческий язык в 1858-1864 гг. Ставровский «много раз посещал с. Решетиловку Полтавской губернии» и в так называемом Решетиловском архиве, принадлежавшем наследникам бывшего секретаря князя Г. А. Потемкина, В. С. Попова (1746-1822), «сделал из влечения из весьма ценных документов» (Русский биографический словарь. Т. 19 СПб., 1909, с. 310-311).

На полях копии записки имеются карандашные пометы неустановленного лица представляющие собой расшифровку отдельных неразборчивых слов, а также попытку разбить «сплошной» текст копии на основные разделы. Вот некоторые из этих помет «О посольствах в Китай из России...», «О религии», «О учении книжном китайцев», «О торговле внутри и с Японией», «О монетах» и т. д. Вероятно, рукопись готовили к публикации, оставшейся неосуществленной.

Когда Писарев написал свою записку, точно сказать мы не можем. В предисловии к книге А. Катифора (см. легенду) он указывал, что в 1743 г. закончил работу по переводу этой книги, но издание ее не состоялось «по некоторым обстоятельствам, а более по воспрепятствованию от неких... недоброхотов», что он «при нынешней уже... шестидесятипятилетней старости потщился... издать ее в печать от себя, с яснейшим пред прежнею выправлением слога, с прибавлением в некоторых местах к сведению нужных примечаний и дополнением содержащейся в ней о Китайском государстве истории». В нескольких списках XVIII в. переведенной Писаревым книги, хранящихся в Архиве ЛОИИ АН СССР (см.: ф. Коллекция рукописных книг, оп. 1, № 102 — Житие Петра Великого... собранное и на греческом диалекте в двух томах в Венеции 1733 года напечатанное. Перевод 1744 г. Степана Писарева; там же, № 97, 98, 100, 580), записки о Китае нет. Остается предположить, что написана она после 1744 г., но не позднее 1772 г.

Какими источниками пользовался Писарев при составлении своей записки? Об этом он сам сообщает. Сведения о событиях, происходивших в Китае после воцарения там маньчжурских захватчиков, он дает «по изданной пребывающими в Китаях иезуитами на разных языках о том повести», а о событиях того же времени, происходивших в русских приграничных районах, — «по скаскам тамошних старожилов»; что же касается сведений «о поведении и нравах китайцев», то о них он писал «яко уже тому самовидец» (Катифор А. Житие Петра Великого, с. 481). Однако мы не знаем, писал ли Писарев о своих наблюдениях по памяти или пользовался собственными материалами (личными дневниками, например). Вел ли он дневники или иные какие-либо личные записи во время своего пребывания «безотлучно» при посольстве, остается также неизвестно.

По утверждению П. Е. Скачкова, записка Писарева — «это первая в России известная нам попытка осветить взаимоотношения двух стран» и что она «заслуживает также внимания правдивым изложением виденного, хотя, несомненно, основные сведения заимствованы из западноевропейских сочинений и рукописей Милеску-Спафария» (Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения, с. 38-39).

Записка Писарева публиковалась дважды (см. легенду): в 1772 г., несомненно по подлиннику, а в 1830 г. — по рукописной копии, хранившейся в иркутском архиве. Сличение текста двух публикаций между собой, а также с публикуемой нам копией показало, что публикация 1830 г. является неполной, а в публикуемой копии имеются очень незначительные сокращения и разночтения, не носящие смыслового характера. Самым полным вариантом является публикация 1772 г. Тем не менее составители выбрали для публикации текст копии из фонда В. С. Попова, которая, насколько нам известно, еще не публиковалась.

Копия записки печатается не полностью: опущена первая ее часть, в которой автор изложил в очень кратком виде и притом с фактическими ошибками историю маньчжурского правления в Китае и сведения о русских посольствах в эту страну за период с 1675 по 1719 г. Остальной текст копии записки воспроизводится полностью, без каких бы то ни было изменений, включая и авторские подстрочные примечания. Отличия текста публикуемой копии от текста прежних публикаций специально оговариваются нами в подстрочных примечаниях.

2. См. коммент. 3 к док. № 74.

3. После смерти императора Сюань Е престол захватил четвертый его сын — Иньчжэнь (см. коммент. 1 к док. № 22).

4. О торговле в Урге см.: коммент. 4 к док. № 116.

5. См. коммент. 2 к док. № 4.

6. См. коммент. 1 к док. № 79.

7. См. коммент. 1 к док. № 109.

8. Посольство Владиславича прибыло в Селенгинск 2 августа 1726 г. (см. док. № 88, а также АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1725 г., д. № 12а, л. 122 об.).

9. В Пекин посольство прибыло 21 октября 1726 г. (см. док. № 88).

10. Русское подворье в Пекине (посольский двор) было выделено императором Сюань Е для размещения русских торговых караванов. В нем останавливалось также посольство Л. В. Измайлова. В русском подворье могли останавливаться и посольства других стран. Подробнее о посольском дворе см.: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай, с. 309-311.

11. См. также док. № 196 и коммент. 3 к док. № 222.

12. Писарев ошибается. В то время графа Лонготу в Пекине не было, он находился по-прежнему на границе. В Пекине Владиславич вел переговоры с Чабиной, Тэгутом и Тулишэнем (см. док. № 196, а также АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1725 г., д. № 12а).

13. Документы (копии), которыми обменялись стороны в Пекине, Владиславич объединил в «Экстракте» и послал в Коллегию иностранных дел при своей реляции от 28 сентября 1727 г. из Селенгинска, полученной в Петербурге 15 декабря 1727 г. (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1727 г., д. № 9, л. 42-86 об.).

14. Имеется в виду Кяхтинский договор.

15. Имеется в виду Буринский договор.

16. Посольство Владиславича отбыло из Пекина 23 апреля 1727 г., о чем имеется запись в статейном списке (там же, 1725 г., д. № 12а, л. 435). Однако в реляции от 10 мая 1727 г. с урочища Гурбан Толгой Владиславич сообщает: «И уже ныне четырнадцатый день как я из Пекина отпущен» (там же, л. 447; 1727 г., д. № 9, л. 12). Следовательно, датой выезда посольства из Пекина, согласно этому сообщению, является 26 апреля. Какая из этих дат истинная, выяснить не удалось. В путевом журнале посольства — тоже 23-е (см. док. № 88).

17. Здесь автор допустил ошибку. Караван отправился из Чикойской Стрелки в Пекин 13 сентября 1727 г., с ним же отправились три ученика, а архимандрит Антоний и еще три ученика выехали туда же из Кяхты 30 марта 1729 г. (АВПР, ф. Сношения посла из Абакана в Москву (там же, 1725-1729 гг., д. № 11, л. 738, 984). д. № 3, л. 31 об.; см. также коммент. 3 к док. № 19).

18. 2 января 1728 г. состоялось заседание Верховного тайного совета, где было постановлено наградить Владиславича орденом Александра Невского и чином тайного советника (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1728 г., д. № 9, л. 1-2).

19. Заключение Кяхтинского договора состоялось 21 октября 1727 г. и не зависело от возвращения с разграничения комиссаров. Глазунов прибыл в Селенгинск 23 октября 1727 г. (а не 1728 г.), а Колычев 29 ноября 1727 г. отправился с разрешения посла из Абакана в Москву (там же, 1725-1729 гг., д. № 11, л. 738, 984).

20. Имеется в виду «Пограничное определение» С. Л. Владиславича (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1729 г., д. № 4, л. 157-219).

21. 18 декабря 1728 г. посольство возвратилось в Москву (см. док. № 88, 196).

22. Автор ошибочно называет Корею островом. Сомнительно также, что китайцы называли Японию Сиамом. Сиамом, как известно, именовался Таиланд.

23. См. коммент. 2 к док. № 71; коммент. 3 к док. № 189.

24. Для осуществления плана покорения Джунгарии цинское правительство решило заручиться поддержкой калмыцкого хана Аюки (1647-1724) и отправило к нему в 1712 г. посольство, которое успеха не имело, как, впрочем, и посольство к преемникам Аюки в 1732 г. (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 17-18; Скачков П. Е. Очерк» истории русского китаеведения, с. 35).