№ 173

1726 г. июля 1, 14. — Сказка тайши Окинова Лубсана с товарищами в Походной посольской канцелярии в Иркутске о пограничных районах и перебежчиках

/л. 4/ 1726, июля в 1 день по письму его сиятельства штатского действительного советника, чреззвычайного посланника и полномочного министра, ильлирийского графа Савы Владиславича явились в Иркуцку из Селенгинска: тайша Лупсан Окин Батуров с братом своим Шари-далай-зайсаном; брацкие, Мондоя-зайсана племянник ево Моджи-шуленга, Босхол-зайсан; выходцы табунуцкие Батан Тархан-зайсан да Ботонхон Идыр-зайсан, да нерчинской Тоджи-зайсан. И в Походной посольской канцелярии китайской экспедиции сказали.

1. О перебещиках табунутах.

До мирных договоров во 197 (Нерчинский договор 1689 г.) году в бытность в Селенгинску графа Феодора Алексеевича Головина отец ево Батур Окин-тайша ¹ из улусов тайши Зап Эрдения ² вышел в подданство и был во многих походах. И после ево выходу в разные времяна до мирного ж договору вышли в подданство табунуцкие помянутой тайша Зап Эрдени (он же Ирдени-табунан) с шуленгами и с улусными людьми, кроме старых и малых, в тысяче сте человеках. Того ж году посылан был отец ево для призыву тайшей, и в том походе улусные ево люди взяли табунуцкого тайшу Церен Цекулая с братьями, Бурзы-табунаном, Окин-табунаном, которых улусные люди были в прежнем выходе с тайшою Зап Эрдени, и оной тайша объявлен был графу Феодору Алексеевичю Головину, и поручены были в надсмотрение и в команду Окину-тайше.

И по возвращении из Селенгинска графа Феодора Алексеевича Головина, после мирных договоров, во 199 (1691 г) году вышепомянутой тайша Церен Цокулай з братьями Окин-табунаном, Бурзи-табунаном и шуленги Цотулай Карцагай з братом Соту Начином, Ирки Бей-зайсан, шуленга Котон Сокту, шуленга Монцого Саинкя с сыном Кошучи-шуленгой, с улусными людьми более 1000 человек, кроме старых и малых, бежали. И Церен Цокулай умре, а улусными всеми людьми владеет сын ево Нанзал, и кочуют в Наиман-хошуне близ стены Калганской, и причислены в осми полках в службе китайского хана./л. 4об./

Из табунутов же в 200 (1692 г.) году бежал Соржи Челонкя в 10 человеках и живет в улусе у Мергень Ахая ³. Того же году оставшие от побегу табунуты тайша Зап Ирдени, шуленга Дабай, шуленга Монгой, шуленга Нормоточи и с улусными людьми в четырехстах человеках з Баргузинского кочевья бежали и Акина-тайши в неволю увезли улусных людей 200 человек, и ныне кочуют близ Калгана. Табунуцкой же [351] зайсан Батан, последней выходец из Мунгальской землицы, как он с улусными людьми в сторону российскую возвращался, в то время мунгальской тайша Гылык-гун отбил у него 93 юрты, луков со 100, а имянно табунуцкие шуленги Ари Хорумши да Борходой, которые из российской стороны бежали после мирных трактатов с табунуцкими тайшами Церен Цокулаем и с протчими. Кроме того, ис Табунуцкого ж роду в Мунгальской землице обретаются у Цемцек-белея Турман Мергень с товарыщи 30 юрт, у Цепдек-белея Мендрете Удзеен Хошучи с товарищи 40 юрт, у Цецен-хана у тайши ево, Шакдур-засона, Онцон да Шубадай с братьями 10 юрт, у кутухты в шабинарах Хатуевы дети Дзюрмет с братьями.

2. О косогольском владетеле.

197 (1689 г.) году из Мунгальской землицы от Косоголу вышел в подданство котогоицкой владетель Ирдени-контайзи ⁴ с улусными своими людьми и при выходе посылал своих посланцов к Москве Буду Хашку, Даши-зайсана и, не дождався, со всеми людьми бежал. О числе людей подлинно не знают. Оной тайша умре, а ныне людьми ево владеет подданной богдыханова величества Засакту-хан да тайша Бубей Батур-белей,

3. О семи тайшах.

Во 197 году, до мирных договоров, в разные времена вышли в подданство от мунгальского владельца Очирой-хана хошоутовщина семь тайшей с улусными людьми, в 1500 человек, кроме старых./л. 5/

А имянно в то время были тайши.

А оные тайши с улусными своими людьми бывали с российскими людьми во многих походах и после мирных договоров бежали в Мунгальскую землицу. И ныне над всеми ими владеет Чибак-засак. В записке у китайского хана 625 луков, кроме старых и малолетных, а имянно полпяты роты кочуют выше Орхонского устья по Селенге и по Орхону, по Шаре и по Каре. Полковником над ними зять Чибаков да из зайсанов Галдан Эрдени-табунан. Помянутой Чибак в прошлом году человек в семистах подъезжал к подданным российским воинским нарядом и крайных людей 7 юрт увез, которые прежде от него ж в Россию возвратились, и из оных 6 юрт назад отдано.

О прочих перебещиках, которые уходили по малому числу, и о обидах, учиненных от мунгальцов, объявляли они в Селенгинску господину агенту Лангу, о чем ныне обстоятельно донесть не могут.

4. О пограничных владеньях.

От хрепта Байкальского, которой протягаетца до Косогольского озера, с вершин реки Дзиды до устья, где впадает в Селенгу, по левую сторону кочуют изстари российские ясачные брацкие и тунгусы, [352] а по правую сторону с вершин до реки Дзилтуры за непроходными каменными хрептами кочевать нельзя, а за теми хрептами кочуют мунгалы до реки Иги и далее, и никогда теми землями российские подданные не владели.

На устье Дзилтуры-реки на правой стороне реки Дзиды караул российской, а по Дзилтуре от нашего караулу верстах в десяти караул мунгальской. И от того караулу в зимнее время по Дзиде-реке наши /л. 5об./ ясачные перекочевывают на правую сторону Дзиды и кочуют до устья, где оная река, впала в Селенгу, за нужду для прокормления скота, и в том мунгалы запрещают и далее своего караулу не допущают, и никогда далее караулу наши не владели.

От Зидинского устья вверх по Селенге по обе стороны до Орхонского устья близ реки кочуют подданные ясачные российские ж и то зимним времянем, а летом и мунгальцы не допускают, и наши комисары запрещают в тех местах кочевать для того, что вблизости бывают часто ссоры и друг у друга скот крадут, в чем подданным российским великое утеснение.

От Орхонского устья чрез хребет на большую караванную дорогу на речку Кякту, где есть зимовье Барсуковское, от Селенгинска день езды, стоит российской караул, и до того места владеют, а зимним времянем вместе кочуют, где мунгальской караул на Буре, и до того караулу больши 100 верст не будет, и то кочевье зимнее от самой нужды за утеснением угодных мест, где от мунгальцов чинятца великие обиды в краже скота и лошадей. На Буре караул поставлен тому лет не з большим десять от изменников семи тайшей, и до того времяни ясачные российские далее Буры не владели для того, что тогда было малолюдно и кочевали по Оронгою и по Ивалге от Селенгинска вблизости.

Тайша Лупсан с своими улусными кочуют по Чикою-реке по обе стороны до караулу мунгальского, которой от устья Чикойского скоровершной день езды. Оной караул поставлен от Цицин-хана, которой кочует близ Далай-озера по Корулюну по выходе последних выходцов после бытности чреззвычайного посланника Измайлова, а до того времяни в тех местах, где караул мунгальской, и до Ира-реки владели российские ясачные. И ныне зимним времянем в тех местах, где караул мунгальской, кочуют вместе, только бывают ссоры: мунгальцы запрещают, а наши ответствуют, что то их старое владенье, и караул поставлен своевольно. От Буринского караулу до Ира-реки например верст с 80 (далее наши не владеют), а владеют от караулу мунгальского, которой на правой стороне, по Чикою по левой стороне, и кочуют до Усть-Катанцы, до /л. 6/ деревни Парфеньевой конной езды пол дня, а далее за каменными хрептами кочевать не можно, только для промыслов звериных малые люди от них ездят, а более промышляют и зимним времянем кочуют тунгусы нерчинские.

5. Например о постановлении границы.

По их предложению хорошо б быть границе по Селенге вверх с правой стороны по реку Игу, которая вершины имеет от Косоголу. От Дзиды-реки до Иги езды конной дней шесть. Сие все мунгальское владенье, а российские подданные никогда не владели. А с левой стороны от Аргунского озера, которое называетца Далай, чрез хрепты на реку Иро, а с Усть-Иры чрез Орхон на Селенгу о разстоянии от Буринского караула до Ира выше означено, а имянно верст с 80. В хрептах, которые в вершинах Ира-реки, лутчие промыслы звериные, а далее нужды не имеют, и по Дзиде ежели по нынешнему владенью граница утвердится, они могут быть довольны без нужды (Справа против слов без нужды рукоприкладство на монгольском языке). [353]

6. О войсках мунгальских и о их состоянии.

О войсках китайских, о числе, подлинно не знают, токмо слышали, что во многом собрании в двух местах, одни стоят под Ханганским хрептом, которой за Косоголом, мунгальское войско, а с правой стороны того хрепта х контайше китайские.

Мунгальские владетели:

1. Тушету-хан кочует по Орхону.

2. Засакту-хан кочует под Хангарским хрептом, где их стоит собранное войско.

3. Цыцын-хан кочует близ Далай-озера по Корулюну, войск имеет 60 рот, по 150 человек в роте.

Кроме того, мунгальских же 8 полков, в каждом полку более как по 1000 человек, и над ними команду имеют /л. 6об./ ваны и генералы под ведением пекинским. И всем определено жалованье. И под ведением мунгальских владетелей не числятца. Жалованья определено каждому человеку против пекинских салдат по 3 лана на месяц. А мунгалом, которые под разными владетелями, жалованья нет, только даетца их начальником, ясаку с них не збирают. Для войны с контайшею объявлено им было, или б служили сами, или некоторое вспоможение верблюдами и лошадьми, скотом и провиантом для армеи на себя приняли, в чем они и подписались, и дают для вспоможения армеи верблюдами, лошадьми, скотом с превеликим раззорением, и содержатца ныне в великой скудости.

Против России от мунгальцов никакого намерения нет и не чают, разве китайцы принудят, понеже под их владением. А как они о состоянии их знают, что они больше склонны, где милость, и знают о подданных российских, что такой тягости нет, и не сумневаютца, что подлых (В тексте: подлые) к тому склонить скоро можно, кроме начальников, которые удовольствованы жалованьем и породою, тех склонить очень трудно. Из командиров степных в большом кредите у китайцов Тушету-хан для того, что он сродник кутухтин, начальника их закону, и в которой области кутухта, всех скоро может склонить с собою. А ныне кутухта умер и где явитца, неизвестно ⁵.

7. О состоянии наших ясашных.

Селенгинского дистрикта брацких ясачных всегда в готовности оружейных:

у тайши Лупсана 150; у Мондоя-зайсана Атаганова роду 150; /л. 7/ у Дулкицы-зайсана Сортолова роду 100; у шуленги Босхола Ашибагацкого роду 70; у выходцов табунуцких, у Батана с товарыщи, 150; у нерчинского Тоджи-зайсана 150. Всего: 770.

А сколько в Нерчинску всех брацких и тунгусов и о пограничных землях помянутой нерчинской Тоджи-зайсан сказал, не знает, для того, что он кочует на сей стороне Нерчинского камня. Еще Нерчинского ж присудствия по сю сторону камня кочуют 10 зайсанов, а поскольку в их улусах, не знает, которые в Селенгинску, могут сами объявить [...] (Рукоприкладство на монгольском языке, а также в виде тамги («знамен»)).

1726-го, июля в 14 день явились в Иркуцку Сартолова роду зайсан Булкица Олдонов, того ж роду шуленга Ороцо Гулюгунов и о пограничных владеньях сказали, что они кочуют изстари по Дзиде-реке от вершин до устья, где впадает в Селенгу по левую сторону, а за Дзидою от устья Дзилтуры-речки, между российским караулом и мунгальским, кочуют зимним времянем и то вблизости от Зиды, а далее никогда не владели. Беглецов от них в сторону мунгальскую не [354] бывало и утеснения от мунгальцов нет, а о других беглецах табунуцких и о протчих они не знают./л. 7об./

Того ж числа с теми зайсанами явился ис последних выходцов Табунуцкого роду Батанова улуса зайсан Шитей Скилуев и сказал, что они прежде были в подданстве российском, и после мирных договоров не в долгом времяни табунуцкие тайши изменили, и с ними бежали отцы их, а он в то время был в малолетстве. И вспамятуя милость императорского величества, з Батаном-зайсаном возвратились и ныне кочуют. О пограничных владеньях и о беглецах он подлинно не знает.

АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 15, л. 4-7 об. Подлинник.

Комментарии

1. Окин-зайсан Батур — один из влиятельных табунутских тайшей. На оснований «розыска» о перебежчиках С. Фефилова комиссар С. Колычев писал в Коллегию иностранных дел 24 мая 1727 г.: «Переходцы Табунуцкого роду Окин Батур-тайша с улусными своими людьми вышел в вечное подданство Российской империи во 197 году (1689 г. — Сост.) в бытность графа Федора Алексеевича Головина зайсаном и был с ним, графом Головиным, в походе и служил. И за те службы пожалован был тарханом. И в то ж время, видя к нему, Окину, его императорского величества милость, другие семь тайшей с улусными своими людьми пришли в вечное подданство прежде заключения состоявшагося мирного трактату. А после заключения того мирного трактата, по отбытии посла господина графа Головина, в 200 году (1692 г.- Сост.) те семь тайшей с улусными своими людьми из стороны Российской империи бежали в сторону китайского хана и тогда сильною рукою из-за смертного пристрастия и вышеписанного Окин Батур-заисана, взяв, увезли з детьми и с улусными ево людьми в сторону ж китайского хана, которой держан был в Мунгальской землице больше двух годов. И памятуючи к себе императорского величества милость он, Окин Батур, и с улусными своими людьми возвратился в сторону его императорского величества в 203 году (1695 г. — Сост.), а другие, ево ж роду и других родов, выходили после того в разных годех. А по тому розыску явилось, что те выходцы, а иных деды и отцы, с ним, Окин-тайшею, и з другими тайшами в стороне Российской империи, да при них же явились иные и вновь выходцы, подданные китайского хана, которые, во время заключения мирных трактатов не были. И по тому розыску те новые выходцы в сторону китайского хана отданы. А которые явились, что они сами, а иных деды и отцы были во время заключения мирного трактату в стороне Российской империи, и те по тому розыску оставлены в стороне Российской империи и ныне кочуют при Селенгинску и в китайскую сторону отдавать их не надлежащи о том ево, Фефилова, розыске в Государственной Коллегии иностранных дел по доношению из Сибирской губернии подлинное ведение имеетца, а о семи тайшах, которые из стороны Российской империи бежали и ныне живут в подданстве китайского хана в Мунгальской землице, и о тех я писал к чреззвычайному посланнику и полномочному министру, чтоб он об них всемерно домогался, дабы их от дали, понеже они в подданство Российской империи пришли прежде заключения состоявшегося мирною договору, как явствует их выход и мирной договор, також когда и китайские комисары ко границам на конгрес прибудут, тогда и я о том трудитьца буду» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1727 г., д. № 4, л. 4-4 об.). 21 октября 1717 г. Окину выдана грамота от селенгинского коменданта Л. Р. Ракитина на владение землей (грамота опубликована: Высочайше учрежденная под председательством статс-секретаря Куломзина Комиссия, прилож. № 21, с. 22-23).

2. Зап Ердений — это Джаб Эрдэни — табунутский тайша, до начала 90-х годов XVII в. был главой тубунутов. В 1689 г. принял русское подданство, но в 1692 г. бежал в Монголию (РКО в XVII в. Т. 2, с. 787).

3. Мергень Ахай — монгольский тайша, принявший русское подданство в 1689 г. По распоряжению Ф. А. Головина ему и его детям с мая 1690 г. ежемесячно выплачивалось из Селенгинской приказной избы «поденного корму» по 6 р. 13 алтын на человека. В 1692 г. бежал в Монголию (РКО в XVII в. Т. 2, с. 795).

4. Ирдени-контайзи (Эрдэни-хунтайджи) — это Гендун-Дайчин, сын Алтын-хана Бадмы и брат Алтын-хана Лубсана. Е. М. Залкинд ошибочно считает Ирдени-контайзи сыном тайши Цэбдена (Залкинд Е. М. Присоединение Бурятии к России. Улан- Удэ, 1958, с. 83; РКО в XVII в. Т. 2, с. 787).

Гендун-Дайчин, нарушив договор о принятии им русского подданства, в июле 1689 г. ушел в Халху, затем в Китай, но многие из его подданных предпочли остаться в России (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века, с. 158; см. также коммент. 2 к док. № 162).

5. Речь идет о смерти Занабазара Лубсан-дамба-джанцуна ундур-гэгэна (см. коммент. 4 к док. № 13). Второй богдр-гэгэн, Лубсан-дамба-донми (1724-1757), был сыном циньвана Дондобдоржи (зятя цинского императора Сюань Е) от его второй жены — монгольской княгини Цаган-дара-баярту (Халха Джирум. Памятник монгольского феодального права XVIII в. Сводный текст и перевод. Ц. Ж. Жамцарано. М., 1965, с. -103; Позднеев А. Монгольская летопись, с. 87). Л. Ланг в дневнике 1727-1728 гг. записал: «Новый хутухта рожден от молодшей супруги монгольского князя, именуемой Даршан-шинфаны» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1727 г., д. № 6, л. 182 об. – 183). 22 июня 1729 г. состоялась церемония возведения его на кафедру втором богдо-гэгэна (Златкин И. Я. Очерки новой и новейшей истории Монголии. М., 1957, с. 66).