№ 146

1726 г. мая 6. — Реляция С. Л. Владиславича-Рагузинского в Коллегию иностранных дел из Иркутска о подготовке материалов для посольства

/л. 8/ Державнейшая императрица и самодержица, государыня всемилостивейшая.

Дерзнул я вашему императорскому величеству донесть моею подданнейшею реляциею из Тобольска 11 феураля (См. док. № 118), в которой объявил мое прибытие в Тобольск и что против указу вашего величества, данному мне из Высокоправительствующаго Сената, получил из Сибирской губернской канцелярии из казны вашего величества деньгами и мяхкою рухлядью все, что определено как на подарки богдыханову величеству, так и на изждивение тамошнего росхода и на мое на 2 года жалованье. И оную реляцию отдал сибирскому губернатору князю Долгорукову для отсылки в Государственную Иностранных дел коллегию.

Потом трудился, сколько мог, в тамошней канцелярии для приискания ведомостей о беглецах, границе и о всем протчем, что к высокому интересу вашего аугустейшества касается, против данной мне инструкции из Государственной Иностранных дел коллегии (См. док. № 56). И что мог собрать, то взял с собою, хотя ничего в подлинном совершенстве получить не мог за худым управлением прежних губернаторов и камендантов и за таким дальним разстоянием мест и разности народов, которые в подданстве вашего императорского величества пребывают, что и сущие сибиряки подлинного известия не имеют.

И того ж феураля 12 числа ис Тобольска путь свой восприял и трактовал до Томска со всею свитою, а из Томска, чтоб не упустить зимнего времене, оставя обоз позади, путешествовал дневно и ночно налегке с наивящшим поспешением. Прибыл сюды в Иркуцк последним зимним путем прешедшаго апреля 5 дня, где получил письма от господина агента Лоренца Ланга, писанныя из Селенгинска от 27 марта да 2 апреля (См. док. № 127, 130), и при оных ландкарту о некоторой части [313] пограничных земель. А понеже он, Ланг, своею реляциею в Государственную Иностранных дел коллегию писал о всем того ж числа (См. док. № 126) и такову ж /л. 8об./ ландкарту послал, того для оной ландкарты ныне не посылаю. А что ко мне писал, при сем во особой тетради под нумерами 1-м и 2-м за известие приключены копии. Ландкарту ж, посланную от него, я осмотрел окуратно, из которой зело малая польза имеется того ради, что во оной ничего, кроме реки Аргуна, что к пограничному делу принадлежит, не означено, а граничить надлежит в немалых тысячах верстах и на одну, и на другую сторону, кроме той малой части, которая во оной ландкарте внесена.

А апреля 11 дня прибыл сюды вышеписанный господин агент Ланг, которому я указ (См. док. № 79) вашего императорского величества, данной мне из Государственной Иностранных дел коллегии, вручил, и оной принял с радостию, обещая по всякой возможности указ вашего величества с наивящшею венерациею исполнять и со мною в Китаи путешествовать, ежели китайский двор не откажет. И как до сего числа мог я увидеть из разговоров, которые имел с ним, Лангом, кажется, человек доброго состояния и в интересах вашего величества поступает, сколько видить возможно, с доброю ревностию. Однакож по всем реляциям, как я мог и от него и от прочих уведомиться, двор китайский намерен поступать мало сходительно, как до сего числа показуют знаки, хотя никакова вида разорвания миру не дают, однакож недобрую корреспонденцию оказывают:

1. Что караван и доныне в Пекин не пропускают.

2. Что и в Ургу торговать российским подданным запретили, и которые там были, всех выслали под видом, будто бояся оспы.

3. Письменная корреспонденция совсем пресечена, и Тушету-хан мунгальский имеет указ от двора китайского никаких российских людей, ни писем, не описався, в Китаи не пропускать ¹.

4. Агенту, ниже камисару на границе о приеме каравана никогда ничего не ответовали по такому обещанию их министров в их бытности в Селенгинском ², и о чем от страны российской когда упоминается,/л. 9/ то они ответуют, что то есть мало дело, когда прочее окончится, и то может состояться.

Которые мунгальские владетели и улусные жили близ Китай кругом Большой стены, и те все сосланы, и велено им жить близ границ российских, где и ныне большее число кочуют. Российских ясачных людей в подданство к себе принимают и подговаривают, своих беглецов требуют, а российских не отдают, хотя оных от здешних пограничных мало и упоминано, а о которых и упоминано, и о тех ничего не учинено, отбывают разными отговорками: иногда, что оные — их подданные, мунгальские и брацкие люди, от которых и достальные во многих тысячах в России кочуют, а иногда, что то мало дело, о чем его богдыханову величеству доносить невозможно, и то дело окончится, когда все протчее как граница, так и иное приведется в совершенство.

И как можно видеть из их поступок, что они будут о пограничных делах иметь великия запросы, стараяся о всем том, что написано в пунктах, данных от их двора бывшему чреззвычайному посланнику господину Измайлову (которые у вашего величества в Государственной Иностранных дел коллегии обретаются) (См.: РКО в XVIII в. Т. 1, с. 263-265, док. № 151), с намерением, желая, оные произвести в действо, на что я отнюдь не склонюсь. Хотя я до сего числа во всем подлинно вижу, что они больше виновата, нежели вашего императорского величества подданные, кроме того, что часто им на их [314] письменныя запросы не ответствовали, а что о беглецах упоминают, поистинне, колико я мог до сего числа получить известие, большее число российских подданных у них, нежели их в России.

Я по моей верности дерзаю без жадного лицемерия вашему императорскому величеству донесть правду, что доныне мог от людей услышать и из информации усмотреть, а что впредь будет следовать, подданнейше /л. 9об./ донесть не оставлю и труды мои по моей должности с наивящшею ревностию прилагать буду.

Ландкарту здесь сыскать не мог, ниже подлинного известия о землях пограничных. Господа комисары и с ними геодезисты еще сюды не бывали, токмо увиделся здесь с четырьмя человеки геодезистами, которые посланы для сочинения ландкарты сибирским провинциям ³. Оные ж геодезисты и ту ландкарту сочиняли, что господин агент Ланг в Государственную Иностранных дел коллегию сего году послал, хотя не в совершенстве. Разсудил за благо отсюду отправить из вышеписанных геодезистов двух человек, а имянно Василья Шатилова, Ивана Свистунова за описанием тех земель, рек, и гор, которые начинаются от реки Горбицы до каменных гор, и от каменных гор до реки Уди, и меж рекою Удью и каменными горами обретаются, понеже по сочиненному мирному договору во 197 году (1689 г.) покойным графом Феодором Алексеевичем Головиным все реки и земли, которые меж рекою Удою и каменными горами до моря протягаются, не разграничены остались до разграниченья впредь. А о тех землях и реках не можем получить и до сего числа известия подлинного, токмо сказывают, что немалое разстояние между вышеписанными горами и рекою Удью и что китайцы тут немалую претензию в разграниченье иметь будут, как можно видеть из статейного списка вышеписанного Головина (См.: РКО в XVII в. Т. 2, с. 556-557), что в то время китайцы претендовали и крепко стояли за те каменные горы, которые протягаются по левой стороне реки Уди и ныне несколько дней [пути] (Слово пути вставлено по смыслу) в российском владении суть, впадают же в море под самым Якуцким, и те горы называются Святой Нос ⁴. Однакож по многих трудах от такого злаго их намерения граф Головин отвел, а постановил: которые земли и реки по каменным горам впадают в море близ реки Амура, быть тем под китайским владением, которые же по сю сторону гор, быть /л. 10/ под российским владением, кроме тех, которые между каменными горами и рекою Удью, и те оставлены впредь до разграниченья.

А какову инструкцию я дал на отпуске вышеписанным двум геодезистом и со оной дерзаю приключить копию под нумером 3-м (См. док. № 144). Других же двух геодезистов Петра Скобельцына, Дмитрея Баскакова послал вверх по Иркуту-реке, которая из степей мунгальских под сей город течет, до озера близ оной реки, где был поставлен острог, называемый на Косоголе (которые земли китайцы своими почитают, как в их проекте, данном чреззвычайному посланнику Измайлову упомянуто) ⁵, и оттуда велел им следовать пограничные места до реки Енисея, где Саянской камень, и до реки Абакана, которая близ пограничного вашего императорского величества сибирского города Кузнецкого, и оная река граничит с мунгалы китайскими и калмыки контайшиной области. Також велено им ехать по Енисею-реке за Саянской камень и до вершин, понеже по вершинам той реки владеют подданной вашего императорского величества народ, называемой саеты, а ниже тою рекою до Саянского камене и до реки Абакана, которая близ Кузнецка (как я известился), такими ж народами, саетами, владеют подданные [315] китайские, о чем приказал я помянутым геодезистом накрепко изследовать, от которого времени теми народы китайцы завладели, понеже оные земли внутрь области российской и в неколиких тысячах верстах разстоянием суть ⁶, и вельми нужно иметь подлинную реляцию и сочинение ландкарты о пограничных местах того ради, что по тех местах великая будет претенсия мунгальцов, дабы имел доброе известие о всем за негоциации, (богу извольшу) когда буду при дворе китайском, против данной мне инструкции. А какову инструкцию дал и оным геодезистом и со оной приключаю ж копию под нумером 4-м (См. док. № 145). /л. 10об./

Здешнему коменданту и прочым комендантом, комисаром, прикащиком и управителем пограничным высоким указом вашего императорского величества писал неоднократно, требуя известия обстоятельно как о беглецах, вашего величества подданных, которые в Мунгальскую и Китайскую землю убежали, о которых до сего числа никто не упоминал, а дворянин Фефилов по указу розыскивал токмо о беглецах китайских (См. док. № 21), а о вашего величества подданных не следовал, отговаривался, что такого указа не имел, также и о пограничных землях и о протчем, что к высоким интересам вашего императорского величества касается и к наилутчей предосторожности надлежит, по силе указа, посланного из Высокоправительствующаго Сената к сибирскому губернатору, и по полной мочи, мне данной (См. док. № 43), писал же и со оного моего требования при сем же приключаю копии под нумерами 5-м, 6-м и 7-м (См.: док. № 135, а также в АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. 18, л. 47 об. – 50 об.), против которых и доныне подлинного известия получить не могу, однакож по вся дни собираю, сколько возможно. А прежде моего путешествия в Китаи о всем, что могу получить, сочиню три книги, и одну возьму с собою, а другую оставлю господам комисаром, третью ж подданнейше отпущу в Государственную Иностранных дел коллегию ⁷.

А что при моей бытности в совершенство привесть не могу, то оные комисары, надеюся, временно могут в совершенство привесть, наипаче описание ландкарты, которая от всего нужнейше.

Посланный писарь с письмами от господина агента в Пекин и еще не возвратился (Напротив слева на полях: N. B.), а как скоро возвратится, о том, что будет следовать, тогда донесть не оставлю. Я же, не упустя времене по обыкновению, писал ко двору китайскому о моем прибытии на границу и просил о своем приеме в Пекин и о протчем к верховным министром его богдыханова величества и оное письмо /л. 11/ отпустил минувшаго апреля 22 числа с нарочным куриером, служителем моим Андреем Лаврентьевым (Напротив слева на полях: N. B.). И со оного приключаю копию ж под нумером 8-м (См. док. № 139).

Другое письмо писал верховному министру одному, имянуемому алагоде, до которого вся дела иностранные касаются. И оной министр, например государственный канцлер, хотя такого характера не имеет, токмо имеет силу и будет первый во всех наших конференциях и действительный во всех делах посторонних как посольства, так и моего приему. А, по информации господина Ланга, он склонен к подаркам, и для того разсудил за благо послать ему золотые часы, самые добрые, аглицкой работы, с репетицею, и просил ево о особливой склонности моего приему, приискании двора и протчего. А что к нему писал партикулярно, приключаю ж копию под нумером 9-м (См. док. № 140), Третие [316] письмо писал к мунгальскому владельцу Тушету-хану и протчым о пропуске моего посланного с письмами до Пекина, с которого приключаю ж копию под нумером 10-м (См. док. № 141). Четвертое письмо писал секретно на италианском языке езуицкому супериеру падру Доменику Паренен, дабы он имел добрые информации в делах вашего императорского величества при дворе китайском, за что я могу его суциетати за всякое показанное вспоможение действительно отслужить.

От свиты моего обозу имею известие, что зимним путем прибыли до Енисейска, а оттуды имеют водяным путем трактовать в надежде, что в июле месяце могут сюда прибыть, х которому числу, надеюся, и о моем приеме из Китая будет послан сургучей и подводы (ежели /л. 11об./ от двора китайского не покажут противности). А что я писал ко двору китайскому о приеме каравана и епископа Кульчицкого Инокентия, и то да благоволит Государственная Иностранных дел коллегия уведать из публичного письма вышеозначенного, писанного к китайским министром (Напротив слева на полях: N. В.). А больше того писать было нечего, бояся, да не откажут и мне в приеме, и чтоб затем всю негоциацию высоких интересов вашего величества не остановить.

Что же писал о полной мочи против данной мне инструкции как о беглецах, так и о пограничных местах и о протчем успокоении прошлых ссор и учреждения доброй корреспонденции между обоих империй к праведному окончанию, и то иначе писать не мог, понеже по указу вашего величества (См.: РКО в XVIII в. Т. 1, с. 427-428, док. № 267) таким штилом Государственная Иностранных дел коллегия писала к агенту Лангу, и он, агент, с посланным своим ко двору китайскому (См. док. № 123). А ежели бы о пограничных делах не упоминать, то бы всеконечно мене не приняли, хотя и ныне без сумнения не пребываю. А буде против данной мне инструкции пограничные дела отводить возмогу далее в мою бытность при дворе китайском, то явную притчину дать могу о разъезде комисаров и сочинения ландкарты, которой в совершенство окуратно и в несколько лет привесть невозможно (ежели китайцы до того допустят).

Я не мог проехать за море ⁸ за последнею распутицею, также ожидая моей свиты. Однакож надеюся не потерять ни в чем моменту времене, что к лутчей пользе вашего величества врученным мне интересам надлежит (ибо отсюды до китайской границы токмо 400 верст),/л. 12/ и радеть буду со усердием, елико бог мне поможет, все во благое окончание привесть, на которого имею твердую надежду.

Вся же пограничная места прежде моего отъезду надеюся в лутчем состоянии и порядке оставить, нежели ныне обретаются. Ежели комисары при моей бытности на границу не прибудут, также и полковник Бухолц прежде моего путешествия в Пекин, что разсужду за благо, оставлю им письменную инструкцию по силе указа вашего величества, наипаче все пограничныя крепости как Нерчинской, так Иркуцкой, Удинской, Селенгинской пребывают в таком худом состоянии, что все деревянное и от ветхости развалилось, и жилья, которые при них обретаются, все ничем не огорожены. И оные надлежит хотя полисатами укрепить для всякого случаю (Напротив слева на полях: N. B.), о чем писать не оставлю сибирскому губернатору, дабы те места хотя от нападков мунгальских покрыть, которые многократно на границе являют в неколиких стах под видом для взятья их перебещиков. А которые ясачные иноземцы, вашего императорского величества подданные, не токмо желают жить в вечном подданстве вашего величества и суть зело послушны, но и мунгальских [317] подговаривают. И ежели бы не было мирным статьям (Имеется в виду Нерчинский договор 1689 г.) противно, многие бы тысячи из Мунгалов перешли в подданство вашего величества для того, что двор китайский хотя владельцов и награждает и повсегодно немалое расходство на Мунгальскую землю имеет, однакож подданный народ мунгальской зело отягощен от китайцов, наипаче подводами и протчим от войны, которую имеют против контайша и держат против оного две армеи больши 200 тысяч, которого и доныне к миру по их желанию привесть не могут, и по тому видно, что китайские люди /л. 12об./ не служивые, токмо от многолюдства и богатства горды. И на конце не чаю, что имеют интенцию (В тексте описка: интенция) с вашим величеством воевать, однакож разсуждают, что Россиа имеет необходимую нужду в их коммерции и что для получения оныя учинится все по их желанию, того ради все вышеписанныя противности показуют за большее утеснение корреспонденции.

Дерзаю доносить, что слышу, а когда буду в негоциации, то объявится действительно, и что будет следовать, по времени подданнейшею моею реляциею доносить не оставлю.

Намерен же учредить с границы до Тобольска почту, хотя не совершенно регулярную, для публичных пакетов и партикулярных писем в надежде, что с границы до двора вашего величества в три месяца или прежде могут письма приходить публичные, а с партикулярными, постановя небольшой платеж в казну, которым збором почтовое изждивение в казну возвратиться может, из чего, надеюся, казне вашего величества убытку не будет, а письменная корреспонденция может принесть народу пользу ⁹. И о том опишусь с сибирским губернатором князем Долгоруковым.

Вышеписанного агента Ланга предбудущей недели отпущу в Селенгинск для ожидания писаря ево ис Пекина и протчих нужд и для приему приезжих сургучеев от двора китайского. А письмо, писанное от него к вашему величеству в Государственную Иностранных дел коллегию, при сем приключаю (См. док. № 147).

Сию реляцию посылаю с нарочным до Москвы в кантору Государственной Иностранных дел коллегии, о которой писал ассесору Курбатову (См.: АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 18, л. 67-67 об.), дабы оную послал на ординарной почте вашего величества в Иностранных дел коллегию в Санкт-Питербурх.

Вашего императорского величества всеподданнейший раб

Saua Vladislauich.

Из Иркуцка, 6 майя 1726 году.

На л. 8 в левом верхнем углу: № 4.

На л. 12 об. под текстом: Получено с почты московской августа 18-го 1726.

АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г.. д. № 4, л. 8-12 об. Подлинник.

Опубл. частично: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. XIX. М., 1876, с. 231-232. Cahen G. Histoire des Relations de la Russie avec la Chine sous Pierre le Grand (1689-1730). P., 1912, c. LXVI-LXIX.

Комментарии

1. Цинское правительство старалось изолировать Монголию от России. В 1719 и 1722 гг. были изданы указы, запрещавшие самостоятельные сношения монгольских князей с русскими властями и торговлю монголов с русскими купцами. С 1721 г. Тушэту-хан Ванчжиль Доржи получил от Сюань Е особые полномочия в сношениях с русскими властями, после чего он стал выступать в переписке не только как посредник, но и как пограничный комиссар. Однако его полномочия касались лишь разбора мелких пограничных недоразумений, во всем остальном он обязан был согласовывать свои действия с Пекином (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 616; Историческая энциклопедия. Т. 9. М., 1966, с. 623).

2. См. коммент. 2 к док. № 4.

3. См. коммент. 1 к док. № 144.

4. В момент нерчинских переговоров маньчжуры вообще не имели представления о местоположении географического пункта с названием Святой Нос. Название «Нос», «Святой Нос» носили несколько географических объектов и в европейской, и в азиатской части России. Участвовавшие в нерчинских переговорах иезуиты говорили русским послам, что «гор, названных Нос, никто подлинно, где содержатца, не ведает, и которые покати и реки от того Носа, и про те покати и реки потому ж китайские великие Послы не ведают» (РКО в XVII в. Т. 2, с. 572-573, 792-793).

5. Имеется в виду письмо из Лифаньюаня, данное Л. В. Измайлову в Пекине 11 февраля 1721 г., в котором были выдвинуты территориальные притязания на Забайкалье, Урянхайский край и верховья Иртыша (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 263-265).

6. Процесс хозяйственного освоения и упрочения русской государственности в бассейне среднего и верхнего Енисея продолжался в течение XVII в. и первых двух десятилетий XVIII в. Были построены города и остроги: Томск (1604 г.), Кузнецк (1617 г.), Маковский острог (1618 г.), Енисейск (1619 г.), Красноярск (1628 г.), Иркутск? (1661 г.), Караульный (1675 г.), Тункинский (1676 г.), Абаканский (1707 г.), Саянский (1718 г.) и др. Местные племена, и среди них тюркоязычные урянхи, беспощадно обиравшиеся хотогойтскими, ойратскими и другими князьями, неоднократно обращались к русским, прося у них защиты. В 1609 г. в русское подданство вступили Телеуты, позднее — жившие по р. Абакану и по северным склонам Саян группы тубинцев, аринцев и моторцев. К середине XVII в. русскими подданными стали северные алтайцы и часть южных алтайцев, а в начале второй половины XVII в. — тожинцы, обитавшие в восточных районах Тувы. В 70-80-х годах XVII в. племена и роды, жившие «по Енисею-реке за Саянским камнем», платили ясак в Красноярск.

Часть северных алтайцев и другие народности платили ясак не только русский но под угрозой истребления выплачивали дань ойратским и халхаским князьям. Ойратский правитель Батур-хунтайджи даже обращался к России с предложением формально закрепить систему двоеданства, но его предложение было отклонено. Однако сложившееся положение с двоеданством фактически продолжало существовать, являясь тяжким бременем для «двоеданцев» и источником постоянных противоречий между Россией и различными претендентами на дань с народностей пограничной-полосы Южной Сибири (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 602; Моисеев В. А. Цинская империя и народы Саяно-Алтая в XVIII в. М., 1983, с. 26-28; Александров В. А. Россия на дальневосточных рубежах. (Вторая половина XVIII в.). Хабаровск, 1984, с. 10-11, 63-65). В октябре 1725 г. сибирский губернатор М.-В. Долгоруков дважды писал Цэвану Рабдану, чтобы он «запретил своим людям збирать на него около города Кузнецка албан с принадлежащих России подданных» (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, оп. 2/7, 1726 г., д. № 2, л. 68 об. – 69). 19 июня 1726 г. Владиславич писал Лангу: «Мунгальские владетели... почали принуждать тамошних саетов и протчих народов, которые живут на границе и на сущей земли российской, платят ясак за промысл звериной ея императорскому величеству и мунгальцом, хотят их, переводить всвояси за границу, что мирному договору зело противно. И, видя оные такое принуждение, не хотя быть в подданстве мунгальском, ушли к Тункинскому острогу для своего сохранения» (там же, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 18, л. 99-99 об.).

7. За время пребывания посольства в Сибири в 1726 г. в Посольской канцелярии было составлено три «книги» (в трех экземплярах каждая), датированные 8 августа 1726 г.:

«Книга» с описанием пограничных районов (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 4, л. 108-121). В ней содержатся описания шести дистриктов; Иркутского, Красноярского, Кузнецкого, Нерчинского, Селенгинского и Удинского. Составлена она на основании «заручных известий от пограничных комендантов и комисаров, известных старожилов и подданных ея императорскому величеству тайшей» (там же, л. 108). К книге была приложена «для лучшаго разобрания ландкарта, сочинена от геодезиста посольской свиты Алексея Кушелева» (там же, 1725 г., д. № 12а, л. 124).

«Книга» о перебежчиках с российской стороны и «обидах», причиненных цинскими подданными российским жителям приграничных районов (там же, л. 65-97 об.). Для ее составления были использованы следующие материалы: «Розыск о перебещиках». С. Фефилова от 12 апреля 1722 г.; выписка из статейного списка Ф. А. Головина; «ведомости», полученные из Сибирской губернской канцелярии в феврале, из Иркутской провинциальной канцелярии 12 мая и 17 июля, из Красноярска 12 июня, из Селенгинска 11, 17 мая и 19 июля, из Удинска 27 мая и из Нерчинска 6 августа 1726 г.; «скаски» тайши Лубсана и 20 человек зайсанов и шуленег Селенгинского и Нерчинского дистриктов от 1, 14 июля и 4 августа 1726 г. (там же, л. 65).

«Книга», содержащая три трактата о принятии российского подданства Алтын-ханом в 1634 г., монгольскими тайшами 15 января и табунутскими сайдами 12 марта 1689 г. (там же, л. 98-107 об.). Все три трактата опубликованы.

Трактат о российском подданстве Алтын-хана см. коммент. 1 к док. № 162.

Трактат о российском подданстве монгольских тайшей от 15 января 1689 г. См.: ПСЗ. Т. 3, с. 3-7, № 1329; Высочайше учрежденная под руководством статс-секретаря Куломзина комиссия для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области. Вып. 5.. Исторические сведения., СПб., 1898 с,. 11-12 (прилож. № 18); Сборник документов по истории Бурятии. XVII век., Вып. 1. Улан-Удэ, 1960, с. 326-330; РКО в XVII в. Т. 2, с. 383-385. Краткое содержание трактата см.: Пуцилло М. П. Указатель делам и рукописям, с. 50.

Трактат о российском подданстве табунутских сайдов от 12 марта 1689 г. см.: ПСЗ. Т. 3, с. 15-17, № 1336; Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Коллегии иностранных дел. Ч. 4. М., 1828, с. 596-599; Высочайше учрежденная под руководством статс-секретаря Куломзина Комиссия, с. 12-13 (прилож № 19); Сборник документов по Истории Бурятии, с. 331-333. Краткое содержание трактата см.: Пуцилло М. П. Указатель делам и рукописям, с. 50-51.

Один экземпляр всех трех «книг» приложен к реляции С. Владиславича в Коллегию иностранных дел от 31 августа 1726 г. и отправлен с курьером И. Шумиловым в Петербург, где был получен 3 декабря 1726 г. (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1725 г., д. № 12а, л. 152 об. – 153; док. № 189). Другой экземпляр двух первых «книг» Владиславич подал цинским министрам в Пекине вместе с «репрезентацией» 15 ноября 1726 г. (там же, 1726 г., д. № 10, л. 8). Вместо третьей «книги» Владиславич предъявил на пекинских переговорах копии каждого из трех трактатов о подданстве в отдельности (там же, 1727 г., д. № 10, л. 9-17). Третий экземпляр трех «книг» предназначался Колычеву и был оставлен Владиславичем в Селенгинской канцелярии (см. док. № 184).

8. Имеется в виду оз. Байкал.

9. Возможно, Владиславич был первым, кто поднял вопрос о регулярности почты в Сибири. Более подробно о своем предложении он писал сибирскому губернатору 6 мая 1726 г.; «Доведется установить регулярную почту по возможности для письменной корреспонденции, которая зело малым иждивением содержатися может, и письма прежде трех месяц с китайской границы до двора ея величества приходить и отходить могут, притом же и народу польза в пересылке писем с некоторым малым платежей, о чем прежде моего отъезду пошлю вашему сиятельству проект — куды и каким образом оную установить» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем. 1726 г., д. № 18, л. 69 об. – 70). Упомянутый проект в архиве не обнаружен. По-видимому, проект учреждения сибирской почты был послан М. В. Долгорукову не позднее 26 мая 1726 г. Такое предположение подкрепляется сообщением Владиславича в письме от 26 мая 1726 г. иркутскому воеводе М. П. Измайлову: «Я за благо разсудил для нужнейшаго ея императорского величества дела за известие... за нужнейшую корреспонденцию о настоящих делах ея императорского величества и протчаго, для учреждения почты чрез Красный Яр до Томска и от Томска чрез Барабу до Тары и до Тобольска послал нарочного куриера Тобольского полку солдата Шумилова» (там же, л. 80 об.). Возможно, с Шумиловым и был послан проект.