№ 20

1725 г. августа 5.Из протокола Верховного тайного совета об определении жалованья членам посольства и о назначении комиссаров по разграничению

/л. 27/ 1725-го, августа 5 дня были у ея императорского величества в дому ис Коллегии иностранных дел Тайного совету министры, при том же присутствовал генерал-прокурор господин Ягушинской 1 [...] (Далее опущен текст на л. 27-28 о слушании промемории от шведского посла и реляции А. И. Румянцева, не относящийся к теме сборника) /л. 29/

После того ее величеству донесено и чтено мнение, в Тайном совете учиненное (Слова и чтено мнение, в Тайном совете учиненное, приписаны слева на полях), что Саве Владиславичю дать для поездки в Китаи, а имянно: дать ему, Саве Владиславичю, на год по 6000 рублев и выдать ему на два года; на экипаж и на проезд дать 3000 рублев; в подарок к богдыхану послать вещьми разными и мяхкой рухляди, которые потребны, тако на 10 тысяч рублев; на роздачю от дел послать с ним на 3000 рублев; секретарю, которой с ним поедет, Ивану Глазунову, (Слова Ивану Глазунову приписаны слева на полях) на год по 300 рублев и выдать на два года; за переводчику, (Так в тексте) гистории описателю абату Крусали 2, дать с настоящим окладом, которой был в Коллегии иностранных дел, по 500 же рублев на год и выдать на два ж году; /л. 29об./ двум подьячим да лекарю, которыя с ним пошлютца, дать на год по 200 рублев и выдать им на два ж году. А ежели тамо более двух лет пробудут, тогда дать как ему, Саве Владиславовичю, так и другим при нем (Слово как ему, Саве Владиславичю, так и другим при нем приписаны слева на полях) жалованья на третей год по сему ж определению из Сибири.

Притом господин генерал-прокурор докладывал ее величеству о комисарах, кому быть в Сибири для разграничения, и представлял к тому, по мнению сенатцкому, двух персон: Шувалова и Писарева. И ее величество на посылку оных не соизволила.

И потом представлен к тому разграничению Степан Колычев 3 по разсуждению, что тамо, куды он отправлен, дела ему немного, но послали его или нет, о том именно не определено, послать на ту комисию. /л. 30/

Притом же доносили о Власове и Карпове, что им при том же разграничении быть, яко знающим тех краев, и читали их преступлении, о которых еще следуетца 4. И ее величество на посылку оных не соизволила [...]

АВПР, ф. Высочайше опробованные доклады по сношениям России с иностранными государствами, 1725 г., д. № 2, л. 27-30. Черновик.


Комментарии

1. Ягужинский (Ягушинский) Павел Иванович (1683-1736) — государственный деятель, дипломат. Денщик Петра I, участник его поездки во Францию в 1717 г. 18 января 1722 г. назначен первым в России генерал-прокурором Сената. В 1725 г. (по другим данным — в 1726 г.) возведен в графское достоинство. Имел звание генерал-аншефа и генерал-лейтенанта. В 1732-1735 гг. был послом в Берлине. С 1735 г. состоял в должности кабинет-министра. Враждовал с А. Д. Меншиковым, А. И. Остерманом и со всеми «верховниками». Умер в Петербурге, похоронен в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры (Филиппов А. Н. История Сената, Ч. 1. Юрьев, 1885, с. 160; Записки графа Бассевича. — Русский архив. 1865, вып. 1, стб. 66-70; Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра. СПб., 1913, с. 560; Мавродин В. В. Рождение новой России. Л., 1988, с. 313, 532).

2. Крушала (Кружали, Крузала, Крусала, Крусали, Крушали, Крушалин, Хрузаний, Хрусали, Хруссалий) Иван (Яган) — аббат, переводчик латинского языка в посольстве Л. С. Владиславича. В архивных документах о нем сохранились довольна скупые сведения, а в отечественной дореволюционной литературе — лишь отдельные упоминания. В своей челобитной, поданной в Коллегию иностранных дел 10 ноября 1721 г., Крушала сообщал; «В прошлом, 1717 году призван я в службу вашего величества чрез надворного советника господина Рагузинского к делам в Коллегию иностранных дел, а в контракте, со мною постановленном, что давать мне на содержание мое вашего величества годовое жалованье и готовая квартира, и я оную квартиру нанимаю». Далее он просит выдать ему деньги на оплату квартиры за 1721 г. Эти сведения дополняет выписка, составленная в Коллегии иностранных дел в связи с его челобитной: «В прошлом 1717 году, сентября в 20 день прибыл ко двору его царского величества во Гданьск (Петр I находился в Гданьске с 18 по 20 сентября 1717 г.) выезжей из Венеции венециянин абат Иван Крусали и объявил о себе, что призвал ево в службу его царского величества, будучи в Венеции, надворной советник господин Рагузинский. И объявил он, Крусали, учиненной с ним, господином Рагузинским, о бытии ево в его величества государя службе и о учинении ему его величества государя годового жалованья и кормовых, и годовой квартиры письменной контракт, в котором написано: “1717 года, августа в 6 день в Венеции по указу великого государя его царского величества принят в службу его величества в Государственную Посольскую канцелярию для переводу книг и протчего господин абат Крусала, которому учинить государев оклад годового жалованья по 150 червонных на год, которые будут ему повсягодно заплачены из Посольской канцелярии по обыкновению золотыми червонными или русскими деньгами... И в том же, 1717 году, когда он, Крусали, прибыл в Петербург, по указу великого государя определен он быть в Государственной Посольской канцеляции латинского, италианского языков перевотчиком. Великого государя жалованья годовой оклад учинен ему 300 руб. да кормовых денег для бытия ево в Санкт-Петербурге по 10 руб. на месяц”» (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, 1721 г., д. № 2196, л. 1-2 об.).

В указе Петра I от 7 декабря 1721 г. из Коллегии иностранных дел о выдаче Крушале квартирных 48 руб. он именуется уже «гистории описателем» (там же, л. 3 об.). По сенатскому приговору от 16 мая 1725 г. «о бытии Петру Шафирову у сочинения гистории и... ежели он потребует к тому сочинению откуда каких ведомостей, также из Санкт-Питербургской библиотеки на время каких книг», то предписывалось посылать «ис колегей и канцелярей к нему, Шафирову, немедленно... Барону Гизену да Иностранной колегии гистории описателю абату Крузале для совету и справки о таких принадлежащих к той гистории делах, в которое время он, Шафиров, будет их требовать, у того дела с ним быть» (ЦГАДА, ф. Сенат, кн. 2289, л. 62 об. – 63 об.).

21 августа 1725 г. Крушала подал в Коллегию иностранных дел доношение, в котором писал: «По указу всемилостивейшей государыни императрицы и самодержицы всеросийской объявлен мне поход с чрезвычайным посланником и полномочным министром, с действительным статским советником графом Савою Владиславичем в Китайское государство со определением по 500 рублев в год жалованья... что я с нижайшим послушанием восприемлю и должность свою исполнять буду со всякою верностию» (АВПР, ф. Приказные дела новых лет, оп. 15/3, 1725 г., д. № 100, л. П. В посольстве Крушала был переводчиком латинского языка. В литературе (без ссылки на источники) находим о Крушале такие сведения: «При канцелярии Коллегии (иностранных дел. — Сост.) состоял... аббат Яган Крусали, должность которого состояла в том, чтобы приказанную ему “гисторию” (России) трудиться сочинять и к совершенству привести, отсюда он и назывался “гистории описатель”». А в подстрочном примечании указано, что Крушала, «родом итальянец», вступил в русскую службу под покровительством барона Шафирова. В 1725 г. был отправлен в Китай, по возвращении в Россию, так как «никаким историческим влечением не заслужил принятого на себя звания и не обнаружил к тому способностей, в 1730 г. отпущен в свое отечество» (Александренко В. Н. Русские дипломатические агенты в Лондоне в XVIII в. Т. 1. Варшава, 1897, с. 481).

В начале августа 1730 г. Крушала выехал из России. Ему был выдан паспорт «для проезда на родину, в Италию», в котором он значился «уволенным от службы», а также сообщалось о запрещении ему «вывозить китайские и русские товары без оплаты пошлин» Крушала заявил, что он «никаких купеческих товаров из Китая не вывез» (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, т. II, 1730г., д. № 3545, л. 1).

31 июля 1730 г. «бывший в российской службе абат Иван Крушали, отпущенный в ево отечество, в Италию», дал подписку («реверс») в том, что ему «у российских неприятелей не быть в службе и о делах, вверенных ему, никому не объявлять» (там же, ф. Приказные дела новых лет, оп. 15/3, 1720-1730 гг., д. № 56, л. 1).

Все свои доношения и челобитные о выдаче жалованья и квартирных денег Крушала подписывал собственноручно по-русски: «Иван Абат Крушалин» или «Гистории описатель Абат Крушалин».

Это все, что нам было известно о Крушале до выхода в свет в 1985 г. интереснейшей статьи Л. Г. Климанова, впервые в нашей литературе осветившего в общих чертах жизненный путь и деятельность И. Крушалы. Из статьи Л. Г. Климанова стало известно, что Крушала Иван (настоящее имя — Хасан), сын турецкого чиновника из Мистры, был доставлен в 1687 г. (во время венецианско-турецкой войны за Морею) на венецианском корабле «вместе с другими детьми и трофеями» в венецианскую провинцию в городок Пераст. Было тогда Хасану примерно 8-12 лет. В Перасте Хасан был усыновлен бездетным пераштанским капитаном Матвеем Крушала и после обращения в новую веру получил имя Иван.

И. Крушала сначала учился в Риме в Коллегии неофитов, затем на богословском факультете Падуанского университета. Л. Г. Климанов не без основания предполагает, что духовная карьера новообращенного И. Крушалы была избрана по совету родственника Матвея Крушалы, далматинца Вицко Змаевича, впоследствии крупного церковного, политического и культурного деятеля. Брат Вицко Змаевича, Матвей Христофорович Змаевич, служил на русском флоте с 1710 г. и был знаком с С. Л. Владиславичем (см. док. № 35 и коммент. 4 к нему).

В 1708 или 1709 г. И. Крушала получил место приходского священника г. Пераста. Здесь он написал героическую поэму «Пиесна од боза перашкога у нападение от турка» о борьбе 1654 г. пераштан с турками. Это и другие произведения аббата И. Крушалы поставили его в число зачинателей сербской героической поэзии.

Весной 1717 г. И. Крушала обучал в Венеции итальянскому языку молодых русских «маринеров», присланных Петром I из России, как известно, не без помощи С. Л. Владиславича. Здесь 6 августа 1717 г. Владиславич принял на русскую службу И. Крушалу, о чем уже говорилось выше. В октябре 1717 г. аббат приехал в Петербург и был зачислен в Коллегию иностранных дел на должность официального историографа, введенную в России впервые, а в 1725 г. назначен переводчиком латинского языка в посольство Владиславича.

В 1730 г. И. Крушала возвратился в Италию, где «был пожалован кавалером одного из старейших европейских орденов, святого константиновского ордена св. Георгия» (Климанов Л. Г. Деятель культуры Венецианской Далмации: Аббат Крушала — поэт, путешественник, дипломат. — Общество и культура на Балканах в средние века. Сборник научных трудов. Калинин, 1985, с. 43-60). По возвращении на родину И. Крушала написал на итальянском языке сонет — своего рода стихотворный путевой дневник, запечатлевший с немалой долей поэтического вымысла маршрут его поездки в Китай. Л. Г. Климанов опубликовал в переводе А. Е. Щедрецова сонет Крушалы на страницах указанной статьи. Насколько нам известно, это единственное дошедшее до нас поэтическое произведение, относящееся к посольству Владиславича, поэтому перепечатываем его полностью.

«Путешествие перашского аббата, кавалера Крушалы из имперского города Санкт-Петербурга через Великорусскую империю в Китай.

Иззябнувши в возке из Ингрии в Москву,
Оставя за спиной Владимир, Муром, Нижний,
Я Волгу и Оку, где кроется неслышный
В капищах Черемис, увидел наяву.
Из Вятки к Пермяку сквозь леса синеву
И к Каме Соляной проделав путь неближний,
Урал перевалил, где снег угрюмо-пышный
Столетьями глядит на черную листву.
А дальше, где текут Обь, Енисей, Тобол,
У трех сибирских рек истоков мелководных
Барабинская степь простерлась, словно стол.
Там справа обойдя Корею и свободных
Оставя ряд земель, Даур где и Монгол,
Тунгусию минув и Иссык-Куль бесплодный,
Вдоль гребней Гималай к Китаю я пришел,
Где древняя стена работы благородной
Перед татарами стоит, как тщетный мол».

(Климанов Л. Г. Деятель культуры, с. 53).

У И. Крушалы имелась карта «с путем» через Россию в Китай, ныне хранящаяся в музее г. Пераста. Умер И. Крушала 28 декабря 1735 г. (там же, с. 53).

Следует отметить, что события и обстоятельства, относящиеся к пребыванию посольства Владиславича в Пекине, изложены в статье Л. Г. Климанова не совсем верно, а роль И. Крушалы и иезуитских миссионеров в переговорах сторон сильно преувеличена. Так, Л. Г. Климанов утверждает, что в Пекине у Владиславича «существовала одна реальная возможность получить доступ ко двору — воспользоваться связями миссионеров-иезуитов», самым влиятельным из которых был Д. Паренин. «Но сам русский посол, — пишет автор, — не мог лично встретиться с иезуитом, а тот, в свою очередь, не мог нанести визит в резиденцию посла. Не мог войти с Д. Паренненом... и находившийся в Пекине российский агент Ланг — отношения его с пекинскими иезуитами были испорчены... В русском посольстве был только один человек, который мог найти общий язык с Паренненом... это был аббат И. Крушала. И он свою миссию выполнил успешно... Исход предварительных бесед И. Крушалы с Д. Паренненом... несомненно, помог сдвинуть исполнение миссии русского посольства с мертвой точки... Интересно, что в литературе этот важный для истории русской дипломатии факт остался незамеченным» (там же, с. 50-52).

Так ли обстояло дело в действительности? В статейном списке посольства на этот счет имеются следующие сведения. 21 октября 1726 г. посольство прибыло в Пекин и остановилось на посольском дворе, где содержалось до 26 ноября в строгой изоляции «за крепким караулом». На следующий же день по прибытии Владиславича посетили цинские министры Чабина и Тэгут, поздравившие посла с приездом и получившие от него списки (копии) русских императорских грамот к цинскому императору. 27 октября те же министры снова посетили посольский двор и проинформировали посла о том, что их император «известился» из копий грамот о ранге и полномочиях Владиславича, что по указу императора велено оказать русскому послу и его свите «честь и довольство» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1725 г., д. № 12а, л. 177). Затем министры спросили посла, «когда он имеет время и будет готов итти с грамотами ея императорского величества к богдыханову величеству на аудиенцию». На что Владиславич ответил: «Когда его богдыханское величество повелит», а сам он, посол, «хотя заутра готов» (там же, л. 177 об.). После этого приступили к обсуждению деталей церемониала аудиенции и вручения императору грамот.

1 ноября Чабина и Тэгут объявили Владиславичу о том, что аудиенция его у императора Иньчжэня назначена на 4 ноября. Точно в указанный день аудиенция состоялась, и грамоты посол вручил собственноручно Иньчжэню. 10 ноября те же министры известили посла, что по указу императора они определены «для его посольских дел и разговоров», что через четыре дня они снова придут к Владиславичу и «конференцию зачнут» (там же, л. 202 об.). 15 ноября состоялась первая конференция, а к 18 декабря их прошло восемь. 26 ноября Владиславич «получил свободу», а до этого времени содержался, «яко воинской пленник» (там же, л. 285 об.). 7 января 1727 г. русский посол в сопровождении своей свиты из 30 человек впервые посетил французскую иезуитскую церковь «и с патером супериором Парени имел долгий разговор» (там же, л. 299 об. – 300). К тому времени было уже проведено 10 конференций с цинскими министрами.

Из этого краткого хронологического перечня событий видно, что И. Крушале не пришлось сдвигать с «мертвой точки» дела посольства. А вот что писал Владиславич в 1727 г. в Коллегию иностранных дел: «В моей бытности в Пекине письменную корреспонденцию с тамошними езувиты имел… которые хотя доброусердствовали, однако мало вспоможения учинить могли, ибо и сами от нынешняго владетельства зело утеснены... Патер Парени подружился со мною чрез господина Ланга, что ево старый знакомец, и корреспонденцию имели чрез абата Крушали, которой каждого праздника в римскую церковь ходил» (там же, 1727 г., д. № 9, л. 15 об., 19). Кроме И. Крушалы записки и письма Владиславича передавал «нужным» лицам в Пекине личный паж посла Михаил Караполит (там же, 1725 г., д. № 12а, л. 409 об.).

Что касается взаимоотношений Ланга с Паренином, то о них можно сказать, судя по записям в дневнике Ланга 1727-1728 гг., что они были весьма доверительными и дружескими. Ланг многократно посещал Паренина «во французской езувитской гимназии» и слушал его рассказы о голландском посольстве 1727 г. в Китай, о постигшей министра Лонготу опале, об отказе Паренина от предложения цинских властей участвовать в переговорах с русскими в 1727 г. на границе и т. д. (там же, 1727 г., д. № 6, д. 241 об., 252 об. – 253).

3. См. коммент. 2 к док. № 29.

4. О каком следствии идет речь, выяснить не удалось.