ЗАПИСКИ Д. БЕЛЛА
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Разныя подробности о Кутухте и проч. Пребывание наше в Селенгинске; несколько выездов на охоту. Продолжение пути к Сарачину, который служит границею между государствами Российским и Китайским
[...] (Опущено пять страниц, на которых приводятся неточные сведения по истории монголов и не совсем правильное описание реки Амур) Суда наши приплыли в Селенгинск 4 июня. По запасении себя всем нужным для дороги, велено им было отправиться с достальным нашим обозом к магазейнам его величества, имеющимся на Стрелке, около 4 миль вверх по реке, где находился тогда отправляющийся в Хину караван 25.
Посланник отписал в то же время письмо к аллегаде, или первому китайскому министру, уведомляя его о своем прибытии и прося его учинить приказания для приема [510] нас на границе. Отослали оное к мунгальскому владельцу 26, дабы сообщил он его пекинскому двору, ибо нельзя проехать через его землю в Китай никакому иностранцу без позволения от него. С великою учтивостию принял он офицера, привезшаго к нему письмо, и отослал оное тотчас ко двору с варочным. Спустя два дня прислал он к посланнику двух дворян, из коих один был лама, дабы поздравить его со благополучным прибытием. Господин Измайлов удержал оных у себя отобедать, и они вели себя тут с великою благопристойностию.
Посланник препоручил офицеру, посланному с письмом к мунгальскому владельцу в Ургу, засвидетельствовать свое почтение кутухте, или первосвященнику, который весьма соединен со владельцом оным. Принял он его со многим благоприятством и посадил его перед собою, а сию почесть делает он токмо посланникам и путешествующим молебщикам из чужестранных земель. При отъезде сего человека подарил он его несколькими безделицами и между прочим несколькими кусками китайских материй. [...] (Опущено четыре страницы, посвященных объяснению слов «хутухта» и «лама»)
Как посланник не получил еще ответа на письмо, которое отправил он в Пекин, то принуждены мы были жить в Селенгинске, где мы препровождали время сколько можно лучше. [...] (Опущено две страницы, рассказывающие о встрече автора в Селенгинске с индийским брамином, пришедшим на поклонение хутухте и далай-ламе, находившимся в Урге)
14 числа некоторый старшина подданных царю мунгалов, называемый тайша, приехал на поклон к посланнику, который принял его со многим благоприятством и удержал у себя отобедать. Было ему около 80 лет, но он столь еще был крепок, что садился на лошадь с таким проворством, как бы молодый человек. Он привел с собою пять своих сынов и многих других людей, которые оказывали ему такое почтение, как бы самодержцу, и дети его не смели сесть перед ним, пока он им не приказал. Признаюсь, что поступок их понравился мне чрезвычайно. Один из наших людей, который был собою очень толст, спросил у татарина 27, отчего он так был сух. «Поменьше еж и побольше работай, так и ты будешь таков же», — ответствовал ему сей. Ответ, достойный самаго Иппократа! В молодости своей находился он на многих сражениях противу китайцов, которых презирал он сильно. Как был он искусный охотник, то посланник назначил день ехать с ним на охоту, после чего поехал он от нас со всеми своими людьми.
Мы обедали 15 числа на Стрелке у г. Степникова (Так в тексте; следует: Истопникова), коммисара при отправлявшемся караване в Китай. Сие место, как заметил я выше сего, находится в 3 или в 4 милях от Селенгинска вверх по реке, во плодоносной долине, видом треугольной, составленной стечением двух рек, а именно: Стрелки, идущей с востока, и Селенги, текущей с полудня. Сие местоположение было самое прекрасное и самое крепкое для построения Селенгинска. Сказывали мне, что здатели онаго выбрали было сперва сие место, но что были отвращены от того суеверным метанием жеребья, на определение коего в том положились. Сей способ избирать заселение городов по жеребью сделал вред многим знаменитым городам и учинил тщетными усилия следовавших веков.
Ввечеру возвратилися мы водою в Селенгинск, а на другий день ездили на охоту в западную сторону реки Селенги. Мы взяли с собою около 200 козаков, которые поднимали зверей выше упомянутым мною образом. Убили мы тут шесть серн и множество зайцов. Ввечеру поставили мы палатки подле родника и ужин имели из добытыя нами дичины.
Поутру 16 числа, леса оставя в правой стороне, спустилися мы в безплодную долину, на коей нашли превеликия стада сайгачей. Охотники наши убили их около 20. [...] (Опущено 14 строк с описанием сайгачей)
В полдень остановилися мы при озере солоноватыя воды, называемом Соляное озеро. Берега его покрыты были соляною скорлупою, столь белою, как снег, которую обыватели сбирают для своего употребления. Мы нашли здесь множество речных птиц, как то лебедей, гусей, уток и проч. Жар принудил нас пробыть здесь до другаго дня.
Мы продолжали свою охоту 17 числа в сей пространной долине, склоняя путь на юг к Селенге, и множество убили дичины. После полудня остановилися мы при роднике пресныя воды, кои очень редки в сих степях, чего ради столь же много почитаются они здесь, как хорошая гостинница в Европе. В сем месте нашел я небольшое деревцо, вооруженное иглами, вышиною около 3 футов, и коего кора столь же была гладкая и желта как золото.
Поутру 18 числа застигла нас буря, сопровождаемая молниями, громом, дождем и градом, что и принудило нас оставить охоту и возвратиться наикратчайшим путем в Селенгинск. Кроме дичины, о коей я упоминал, попадалося нам множество драхв, кои любят водиться на открытых местах. Как сия птица очень велика и тяжела, то наши козаки много их убили стрелами.
24 числа прибыл от пекинского двора офицер для осведомления о качестве [511] посольства и о числе людей, оное составлявших. Именовался он Тулишин 28, родом был манжур и член Приказа западных дел, кои разумел он совершенно. Сей род чиновников называется у мунгалов сургутски и мандаринами у европейцов, а сие слово есть португальское, произведенное от «mondo». В здешней земле бывал он прежде сего и научился говорить по-российски. Объявил он нам, что будто послан был для некоторых переговоров к Тушцу-хану в Ургу и, известяся о прибытии посланника, приехал сюда для засвидетельствования оному своего почтения. Ето был один токмо отвод, а прислан он был для осведомления, в каком качестве едет посланник: так ли как друг или как неприятель. Принят он был с великою учтивостию. По учинении своих наблюдений, отъехал он опять по прошествии трех дней, будучи весьма доволен учиненным ему угощением. Отъезжая сказал он посланнику, что не умедлят разослать приказания для принятия его на границы, но что неможно сего сделать до возвращения его в Пекин, ибо все зависит от объявления, которое он учинит. Китайцы столь недоверчивы и подозревающи, что не впущают никого во свою землю, кроме едущих в оную в качестве друзей. Сие обстоятельство удержало нас долее в Селенгинске, нежели мы чаяли. […] (Опущено полторы страницы с подробным описанием течения реки Селенги)
5 юлия прибыл тайша Батырь вследствие обязательства, учиненнаго им с посланником, и привел с собою 300 охотников, всех на хороших лошадях. Сей добрый старик именовался батырь, что приемлется за весьма почтительное титло у мунгалов. Оное знаменует витязя и налагается токмо на тех, которые отметили себя в войне храбростию своею и поведением. Как вознамерилися мы пробыть несколько дней за городом, то взяли с собою 50 козаков и приказали везти за собою палатки.
Выехали мы 6 числа очень рано и путь имели в запад через высокия горы и сквозь леса довольно рослые, но редкие, так что лошади наши шли без помешательства, и на все стороны видны нам были прекраснейшия места. Проехав несколько миль, тайша, который был у нас предводителем, приказал своим людям сделать круг, а сам встал с нами всередине. Дичина часто пробегала мимо нас, будучи гонима во всю прыть охотниками, а при всем том не было слышно другаго шума, кроме происходившего от летавших стрел. Лошади столь хорошо приучиваются у них к сему роду охоты, что гоняются за дичиною так, как борзыя собаки за зайцами: охотники опущают им узду на шею и совсем Их не правят, а только что действуют луком своим и стрелами. [...] (Опущено 23 строки с описанием оленя и лося)
По окончании нашея охоты спустилися мы после полудня в долину, где велели поставить свои палатки подле ручья пресныя воды. Тайша приказал принесть дичину и перед собою раскласть. Тут увидели мы, что убито нашими охотниками 12 больших лосей, 4 оленя, 12 серн и немалое число волков и лисиц, не включая молодых оленей и зайцов.
Тайша разделил дичину по охотникам, которые и начали тотчас свежевать оную. Иные начали ее варить, другие жарить и принялися оную есть без хлеба и без соли. Хвост олений почитается у сих народов за самый вкусный кусок, чего ради тайша и удержал их все себе; он их поотрубил все и стал есть невареные. Я отведывал их один кусок, и они мне показалися не худы. Вкусом походят они несколько на свежую икру. Поужинав нашея дичины (ибо мы другаго запаса не имели), легли мы спать, будучи весьма довольны сим днем.
Юлия 7 дня поутру оставили мы долины и определили ехать в восточную сторону тем же порядком, как и прежде. Образ нашея охоты был таков же, и так я не стану повторять того, о чем уже упоминал. В полдень поставили мы свои палатки подле ключа пресныя воды, в долине, на коей трава была около 2 футов вышиною, о чем объявляю я для доказательства доброты тоя земли. Как погода стояла очень жаркая, то мы пробыли тут до другаго дня.
8 числа ездили мы по лесу до полудня. Потом прибыли мы в широкую долину, в коей и поставили палатки подле ручья солоноватыя воды. В сем месте увидели мы многия стада диких коз, на коих сделать нападение определили на другий день. При начале дня тайша отрядил несколько человек на вершины гор, дабы узнать, где оне паслися. Я уже сделал примечание, что сие животное очень сторожко и быстро в бежании. По возвращении оных сделали мы столь великий округ, сколько могли, чтобы лучше их запереть, и наши люди убили из них более 20, после чего возвратилися мы в наши палатки, кои поставили с утра.
10 юлия простилися мы с тайшою, который кочевал в восточной стороне от сего места, и возвратилися в Селенгинск. Не могу я довольно надивиться красоте сея страны, по которой мы разъезжали. Повсюду видны небольшие покрытые лесом холмики и плодоносныя долины, коих смешение составляет наиприятнейшее зрелище, какое только можно найти во свете, что, присоединясь к умеренности и сухости воздуха, подает сей стране такую выгоду, каковыя нигде не находится. Почти не бывает здесь дождя с половины лета до декабря, в который начинает выпадать снег, но в толь малом количестве, что скотина остается на открытых полях во всю зиму.
Проезжая сии плодоносныя долины и приятные леса, часто я забавлялся, представляя себе мысленно деревни, увеселительные домы и мызы, который могут [512] выстроиться со временем при речках и на холмиках здешних. Будет здесь довольно земли для прокормления с немногим трудом многих европейских народов, кои теперь с трудом могут прокормиться во своей; что ж касается до мунгалов, то нравы их столь чисты и столь просты, что я бы очень был рад иметь их своими соседями.
Я уверился всем тем, что ни читал о Северной Америке, что нет ни единыя страны во свете, коя бы уподоблялась более сея некоторым нашим селениям, а особливо внутренней части Пенсильвании и Мариланду 29. Обе сии страны стоят почти под одним степенем широты. В одной находятся большия озера и великия реки, а в другой озеро Байкал и такия реки, кои долготою своего течения и изобилием своих вод могут быть поставлены в число наивеличайших, какия токмо есть в Америке.
Отдохнув несколько дней, поехали мы 16 юлия опять на охоту с нашими козаками и несколькими соседственными мунгалами. Склонялись мы больше на север и гораздо более приближилися к озеру Байкалу, нежели то учинили прежде. Охоту производили мы почти таким же образом, и я удовольствуюся прибавлением только сего, что у оленя и лося спадывают рога по однажды в год. Тогда уходят они в лывы и в самыя уединенныя места и остаются там потуду, как начнут опять выростать у них рога. [...] (Опущено 15 строк с описанием повадок оленей и лосей)
Как погода стояла очень жаркая, то мы не более двух дней пробыли на охоте и возвратилися в Селенгинск. Юлия 20 дня прибыл другий мандарин из Пекина, последуемый одним чиновным из Урги. Вручил он посланнику письмо от Тушду-хана, которым он ему объявлял, что посылается к нему такая-то особа для препровождения его в императорскую столицу. Сия ведомость прямо нас обрадовала. Мы увидели себя освобожденных от уединения, в котором пребывали, и свободных отъехать, когда захотим. Хотя мы, правда, жили здесь спокойно и все имели выгодности, касающияся до содержания жизни. Полевыя забавы, каковыя место сие нам представляло, по счастию были по склонности большия части наших сопутешественников; царствовавшее согласие между всеми следовавшими за посланником, хотя находилися тут люди из разных европейских и асийских стран, также немало способствовало к доставлению нам приятнаго времяпровождения. Но невзирая на все сии выгоды, приумножавшяяся еще к тому и благосклонным с нами обхождением господина посланника, досадно нам было быть удерживаемым толь долгое время на границе, всегда опасаясь, чтоб какое обстоятельство не остановило нашего путешествия. Опасение ваше тем паче было основательнее, что пронесся слух между мунгалами, будто богдыхан был болен и не в состоянии принимать к себе никакого чужестраннаго министра.
24 числа такой выпал град, какого никто не запомнил. Мы очень радовалися, что были еще не в дороге, а то бы не знали куда и скрыться. Сей град лежал несколько дней в лесе и прохладил воздух. Сего же дня приехали от кутухты два ламы для засвидетельствования от онаго посланнику почтения и пожелания ему счастливаго путешествия и благосклоннаго принятия от императора, или богдыхана — так, как называют его сии народы.
Августа 9 дня приехал из Пекина гонец, который сказал господину Измайлову, что он предупредил нашего путеводца, что прибудет оный через несколько дней, и что потому можем мы приготовиться к отправлению нашему в китайскую столицу.
Путеводитель наш, называемый Ломи, прибыл наконец 24 числа. Родом был он манжур и член Судилища западных дел. Пробыв с нами несколько дней, отправился он опять в Иоллу, лежащий на границе Город, чтобы приготовить лошадей и верблюдов, кои были потребны для нашего путешествия.
Сентября 8 дня отправили мы свой обоз водою на Стрелку, а сами последовали за оным на другий день. Мы остановилися в сем месте, ожидая, как приведут к нам лошадей и верблюдов. Как здесь имеет свое пребывание коммисар российскаго каравана, и сибирскаго губернатора находятся кладовые анбары, то за приличное почитаю объявить нечто о здешней торговле.
Подданные российскаго царя, как россияне так и татара, имели в прежние годы свободу торговать мягкою рухлядью. Купцы приезжали в Сибирь в пристойное к тому время и скупали тамо дешевою ценою самые богатые мехи, какие только могли сыскать, и продавали их в Туреции, в Персии и в Польше гораздо за меньшую цену, нежели каковыя оные стоили. Губернатор сибирский приметил знатное уменьшение в доходах сея страны и вскоре усмотрел онаго причину; оная состояла в том, что величайшая часть мехов, принадлежавших императору, оставалася без продажи, ибо подданные его продавали между тем свои дешевою ценою в чужестранных государствах и тем остановляли продажу казенных мехов. Губернатор принес о том жалобы его величеству, и в силу того сделано запрещение частным людям торговать собольими мехами; и с того времени губернатор посылает через каждые три года в Китай караван с мягкою рухлядью. Считается оныя по цене на 4 или на 5 тысяч рублей, а получается за оную по крайней мере вдвое китайскими товарами. Китайский император из почтения ко дружбе и доброму согласию, пребывающему между им и его царским величеством, дает свободный проезд сим караванам и дозволяет оным продавать свои товары и менять на другие, где им заблагоразсудится, не платя за то никакия пошлины. А в прежние [513] годы, во время пребывания их в Пекине, давалося им от двора и содержание, но потом оное отказано.
15 сентября путеводец наш объявил посланнику, что лошади и верблюды готовы, почему и отправили мы обоз на границу и отрядили с ним наших солдат и несколько козаков, хотя сия стража была и не нужна, потому что мунгалы ни на что не употребляют наших товаров и рукоделий.
Мы обедали 18 числа на Стрелке с коммисаром караванным, который проводил нас под вечер с некоторыми офицерами до самаго Селенгинска. Проехав около 20 миль в юго-восток по прекрасным долинам, изобилующим преизряднейшими паствами, прибыли мы в последний наш наслег, называемый Колюдчи, и где палатки наши были уже разставлены. Сего дня усмотрели мы на полях несколько мунгальских кибиток, подле коих находилися их стада.
На другий день переехали мы еще 20 миль до хутора, построенного комиссаром для содержания в оном скота в зимнее время. В продолжение пути забавлялися мы звериною ловлею, ибо страна сия очень хороша и перерывается небольшими покрытыми лесом холмиками, но мы не видали в ней ни одного жителя, кроме прошедшаго дня.
20 числа прибыли мы около полудня в Сарачин, что знаменует новую луну 30; стоит оный при береге небольшаго источника того же имени и служит границею двум наисильнейшим державам во свете. Считается от Селенгинска до сего места около 140 верст, что учинит около 70 аглинских миль.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Путь от Сарачина; вступление наше в китайскую землю и прибытие наше к Великой стене
Путеводец наш встал на восточной стороне источника, а мы поставили свои палатки на западной. Земля возвышается здесь нечувствительно отовсюду и кажется быть весьма плодородною; трава ростет сочная и густая, и как климат здесь сух, то можно бы с малым иждивением доставать много изряднаго сена. [...] (Опущено 27 строк с описанием способа выжигания травы монголами для улучшения пастбищ)
Прежде нежели оставлю российскую землю, объявлю нечто о границах, разделяющих сии две славныя державы. Рубеж, как уведомился я о том от сведущих людей, начинается за многия днища в западе от сего места, подле вершины реки Дзиды, откуду простирается на восток, пересекает Селенгу и идет через горы, склоняяся то к северу, то к югу, до источника Сарачина. Потом следует он неправильною чертою, переменяя прямизну, следуя течению рек и источников или от вершины горы до другаго известнаго урочища, склоняяся всегда к северо-востоку, до реки Аргуни, которая, соединясь с Ингодою, производит реку Амур 31. Сии пределы заключают в себе обширное пространство преизрядныя земли с российския стороны; и как обитающие на ней мунгалы крепки и сильны собою, то могут они со временем многочисленнейший составить народ.
Сии границы положены были назад тому около 20 лет при следующем обстоятельстве. Мунгалы, подданные китайскому богдыхану, жаловалися, что принадлежащие российскому скипетру их однородны захватывают их землю, что и подало случай к раздору между сими двумя Народами. Оба двора, будучи о том уведомлены, прислали на те места коммисаров, которым дали полномочие окончить сию распрю дружески. Федор Алексеевич Головин, коммисар царский, имел переговор с китайскими о рубежах подле Нерчинска, знатнаго города, стоящего недалеко от реки Амура и принадлежащего России. Дело было окончано скоро, к удовольствию обеих сторон, на преждебывшем положении, сиречь, что за каждою державою останутся те земли и народы, кои принадлежали ей прежде 32.
Сие постановление пребывало так некоторое время, но китайцы, не будучи довольны сим разделением, требовали, чтоб съизнова распределить рубежи, на что, я думаю, с трудом согласятся россияне 33.
21 числа путеводец наш пришел поздравить посланника со благополучным прибытием на китайские пределы и объявил ему, что лошади и верблюды находятся в готовности, и что может он ехать, когда ему угодно. Вот обстоятельство, которое как ни маловажно само по себе, но служит к показанию осторожности и благоразумия китайцов. Путеводец, усмотрев несколько прохаживающихся женщин по лугу, спросил у посланника, чьи они и куда едут. Господин Измайлов ответствовал, что оне из его обоза и что едут с ним в Китай. Напротив чего Ломи сказал, что довольно находится женщин и в Пекине, и что как никогда не видано было европейских женщин в Китае, то не смеет он сам собою впустить оных в сие государство без точнаго императорскаго приказания, и что ежели г. посланник захочет подождать, то он отправит для сего ко двору нарочнаго гонца. Как гонец сей не мог возвратиться скорее шести недель, то г. Измайлов за благо разсудил отослать женщин в Селенгинск на телегах, на коих везены были наши вещи. [514]
22 числа, переклав наши припасы и вьюки на верблюдов, а сундуки, в которых находилися подарки его величества китайскому императору, поставив на роспуски, сели мы на лошадей, переправились через Сарачин и вступили на китайскую землю. Переехав 15 миль, прибыли мы под вечер к реке Орхое, имеющей течение свое на север. Роспуски остановляли нас много в пути, потому что лошади были рьяны и непривычны к возке.
С сего дня были мы гости у китайскаго императора, ибо он содержит на своем иждивении всех послов с самаго того дня, как вступят на его земли, и потуду, как выедут из оных. При посланнике было людей около 100 человек и давалося им на каждый день для стола по 15 баранов, оставающееся же от сего отдавалося мунгалам, кои находились при наших верблюдах. Кроме баранов и быков не находится по сей дороге никаких съестных припасов, пока не проедешь Великую стену. Бараны их ростом невелики, но мясо их очень вкусно. Путеводец наш сопровождаем был некоторым чиновным при Тушду-хане, который имел старание доставать для нас от кочующих по нашему пути мунгалов потребное число баранов. Верблюды наши были очень смирны и скоро падали на колени для навьюченья, но лошади напротив того совсем были инаковы, и насилу могли ими управлять. Как большая часть из них не приучена еще была к езде, то с великим трудом можно было их седлать, а еще с величайшим садиться на них. Чувствуя разность запаха от нашего платья против одеяния мунгальцов, шерошились и лягалися оне с несказанною яростию, но уже становилися тихи, когда удавалося на них сесть.
Сего дня ехали мы по долинам и лугам, изобилующим преизрядными паствами, но ни одноя не усмотрели на них кибитки. Я спрашивал, для чего толь прекрасная страна была необитаема, и мне на то сказано, что император запретил мунгалам приближаться к российским пределам, опасаяся, чтоб не покусилися они перейти в сию землю, как то учинили многие в прошедшее время. Сии плодоносный долины окружены пагорками, коих склонения очень пологи, а вершина покрыта густыми деревьями, которыя будучи большею частию круглаго вида и не имея между себя крупных дерев, казалися быть будто нарочно подчищенными; другия располагалися неправильно и простиралися иногда от одноя горки до другия. Сии предметы составляют толь приятное зрелище, что с трудом можно отыскать подобное сему в целом свете. Также новую цену придают красоте сего места множество рыбных небольших речек и превеликое количество дичины, которая наполняет долины и леса.
23 числа вступили мы в путь очень рано и прибыли к небольшой речке, называемой Ира, которая вершиною своею выходит с северо-запада и впадает в Орхою. Через сию последнюю переправясь, остановились мы на другой ея стороне. Вдруг загорелась здесь трава по внезапному случаю, и сие возгорение могло бы иметь худыя следствия, если бы не случилося близко нас воды и погода не была тихая. Потому что лошади наши сделалися не столь упрямы, то переехали мы сего дня гораздо более, нежели в прошедший день.
24 числа продолжали мы свой путь в юго-восток по весьма хорошей дороге и по приятнейшей стране и прибыли под вечер к речке, называемой Шара, или Желтая речка, на берегах коея мы встали. От сего места долины начинают становиться уже, а пагорки не столь лесисты. 25 числа прибыли мы к источнику, именуемому Кара, или Черный источник, по причине черноты его воды, происходящия от иловатаго его дна. Мы продолжали путь 26 числа при весьма изрядной погоде, не приметив никакого различия в местоположении, но жителей никого еще и здесь не видали. Вечером ходил я с некоторыми моими товарищами на вершину гор и сыскал там многия кусты преизряднаго ревеня, котораго нарыл я столько палкою, сколько мне хотелось. [...] (Опущено две страницы с описанием ревеня)
Я не стану здесь упоминать о разстояниях мест, находящихся по дороге, оставляя объявить о сем напоследи. Оныя были вымеряны помощию колеса или махины 34, которую сибирский губернатор дал каравану; и так можно положиться на их исправность.
27 и 28 чисел продолжали мы свой путь через горы и долины. Дорога, по которой мы ехали, была не самая проезжая, но оставленные на ней следы проехавшими караванами столь были глубоки, что не скоро могут загладиться. Не с давняго еще времени стали они по ней ездить 35. Путь их был прежде сего в север, на российский город, называемый Нерчинск, а потом на китайский город, именуемый Наун. Гораздо способнее была она нынешния, потому что та страна более обитаема, но последняя предпочтена затем, что гораздо короче.
Мы прибыли 29 числа к реке, называемой Бурой, где и остановились. Как редко случается дождь в сию пору, то все реки становятся мелки, и ловится в них множество осетров и других изрядных рыб. Венант, главный наш повар, выходя из своея палатки был ударен параличем и умер в одночасье, несмотря на все учиненныя ему помощи. Мы погребли его с такою приличностию, какую время и обстоятельства могли нам позволить, и продолжали наш путь до реки Бор-Гуатти, где и ночевали в сию ночь.
1 октября по весьма долгом путешествии прибыли мы к небольшому источнику Коире, не усмотрев никакия еще разности в разсуждении страны. 2 числа приехали мы к реке Толе, к самой величайшей изо всех, какия видели мы после Селенги. [515]
Мы переехали через нее на другий день вплавь весьма по глубокому месту, и где она имеет ширины около того разстояния, через какое стрела пущается в мишень. Верблюды наши переплыли уже в полдень, что и помешало нам ехать далее, так что принуждены мы были стоять на восточном ея береге в таком месте, которое все заросло ивняком. В сем месте переменили мы лошадей. Также старалися мы расположить разстояния нашея езды по источникам и рекам, находящимся в сей стране, дабы не иметь недостатка в воде, но как нет ни одноя реки от сего места до самыя Китайския стены, то положили мы становиться при родниках и ручьях, кои попадаются по сей дороге.
На берегах Толы нашли мы множество мунгалов, кочующих со своими стадами; ето были первые обитатели, коих мы увидели по оставлении российских границ. Россияне и подданные им мунгалы утверждают, что вся страна, лежащая в западной стороне Толы, принадлежит им, и что сия река служит естественным пределом обеим сим державам. Сие бы, поистинне, великое было приращение к царским землям, но сии два государя обладают столь обширным пространством земель, что весьма мало думают о приумножении оных несколькими стами миль, а сверх того такое приобретение и не наградило бы их может быть за те расходы, которые бы надлежало на то употребить.
Многаго недоставало ко красоте сея страны, в кою мы вступали, в разсуждении тоя, которую покидали. Лески и холмики от нас сокрылись, и мы не находили уже более ни одного кустика ревеня. Земля была сухая и бесплодная, и трава гораздо ниже противу оставленный нами,
4 числа, напившися накануне воды из Толы и наполнив оною наши бутылки, оставили мы ее с сожалением, помня то, что уже не сыщем ни источника, ни реки до самыя Китайския стены. Наконец мы вступили во степь, которую мунгалы называют Голодною степью, и читатель усмотрит в последовании, что сие имя совершенно ей приличествует.
Вечером приехали мы к некоторым колодезям солоноватыя воды, называемым Тола-Тологой, где и ночевали. Путь наш всегда клонился к юго-востоку по возвышающимся нечувствительно землям, и которыя потом оканчивалися пологим скатом. Множество видели мы мунгальских кибиток и их стад, разсеявшихся по сей степи.
5 числа поднялися мы опять и к вечеру прибыли к некоторым родникам пресныя воды, именуемым Хело-Тологой. Страна сия была очень ровна и казалася нам пространным морем. Земля в ней суха, безплодна и хрящевата, и не видно на ней ни деревья, ни кустов, что весьма противный составляет вид.
Мы продолжали 6 числа путь наш к востоку; погода стояла хорошая и дорога была преизрядная. Под вечер прибыли мы к озерку солоноватыя воды, называемому Тилак, подле коего и ночевали. В сий день попадалося нам множество диких коз и несколько мунгальских кибиток, что уменьшало некоторым образом нашу скуку, какую мы претерпевали, путешествуя по сей пространной степи. Мы почти ко всем к ним заезжали и были хорошо от них приниманы и подчиваны таким же чаем, коему можно видеть описание в первой части. В таких случаях, когда бывало обоз наш замешкается прибытием, хозяин провожал нас кратчайшею дорогою к ручейкам, где надлежало нам переменять подводы.
На другий день прибыли мы к колодезям, называемым Гахун. По издержании всех сухарей принуждены мы были питаться баранами во весь оставшийся нам путь по сей степи, что однакож не весьма было трудно нам сносить, потому что мясо их чрезвычайно было вкусно. Удивительно очень, что в толь без плодной долине рогатый скот, а особливо бараны, были столь жирны и кормны; сие без сомнения происходит от питательнаго качества паствы, климата и земли, которая наполнена селитрою, как можно усмотреть оное по соли, находящейся по берегам озер и озерков, и по солоноватому вкусу колодезных и ключеьых вод.
8 числа поднялися мы в путь гораздо позже обыкновеннаго, потому что путеводец наш вздумал переменить наши подводы. Сего дня ехали мы по хрящеватой земле и усыпанной желтыми и красными каменьями, кои по большой части были прозрачные, что производило преудивительный вид, когда ударяло в них солнце. Нас уверяли, что попадаются часто между оными и драгоценные камни, а сие так возбудило наше любопытство, что мы набрали сего каменья премножество. Но разсмотря оные получше, побросали из них многие, выключая те, кои показалися нам годными для печаток. Всякий человек может таких камешков набрать в день целый четверик. Некоторый грек, находившийся с нами и который знал силу в каменьях, нашел между оными, по сказкам его, желтый сапфир, и ценил его в 50 рублей. Сии камешки кажутся мне быть родом середоликов; они очень крепки и весьма собою Гладки.
Мы поднялися в путь очень рано 9 числа и прибыли к озерку, называемому Око Тоулгу. Сего дня некоторый лама, отправленный от кутухты к пекинскому двору, присоединился к нам в пути, и мы усмотрели по его одеянию и обозу, что он был знатная особа. Едучи дорогою, разсказывал он нам о землетрясении, случившемся в Китае прошедшего юлия месяца между Великою стеною и Пекином, и которое поглотило множество городов, деревень и обывателей. Потом спрашивал он нас, что европейцы думают о сем чудесном приключении и чему оное приписывают. Мы ему сказали, что обыкновенно приписывается сие подземным огням, и просили его также во свой ряд, чтоб нам [516] сказал, как о том мыслят его единоземцы. Он отвечал нам, то некоторые их ламы написали следующее, что бог по создании земли поставил ее на спину превеликия желтыя лягушки и что всякий раз, когда только сия преогромная гадина тряхнет своею головою или протянет ногу, то и потрясет ту часть земли, которая лежит поверх того ея члена. Сие доказательство затворило нам рот, мы оставили его наслаждаться сим умоположением и склонили речь на другая вещи.
10 числа приехали мы к ручьям, называемым Корпарту. Земля такая же и здесь лежала, как и оставленная нами позади нас. Она показалася мне столь худа и бесплодна, что не думаю я, чтоб можно было произвесть на ней какое жито, ниже переменить ея качество, хотя бы и вздумали удобрять ее со всевозможнейшим рачением. При всем том мунгалы охотно живут на ней и несказанно довольнее своим состоянием, нежели обитающие народы в о плодоноснейших странах.
Ввечеру 11 числа прибыли мы в Кододу, где мы нашли ручей весьма чистыя пресныя воды, который, вытекая промежду каменья, распространяется по полю на знатное разстояние, и скрывается потом в песке. Первый еще он встретился нам по оставлении нами реки Толы. Мы сели ужинать около его берегов, будучи столько же довольны его водою и бараниною, как бы другие бургонским и шампанским своим вином. Охоты к еде в нас не недоставало благодаря прохладности воздуха, движению в пути и воде, которая была обыкновенным нашим питием.
12 числа поутру увидели мы на земле небольший иней. Множество серых гагар прилетело на ручей пить, и наши люди набили их столько, сколько хотели. Сии бедныя твари столь мало понимали свою опасность, что коль скоро выстрелом прогоняли их, так тотчас опять возвращалися оне на ручей. Гагара птица очень изрядна как перьем своим, так и мясом. Ноги у нее столь жоски, как рог, и сие то освобождает ее от уязвления каменьев и щебня, между коими она водится. Под вечер прибыли мы к колодезям, называемым Боук-Горлик, не приметив ни малейшия разности во стране.
Мы продолжали 13 числа наш путь к колодезям Будуруй, где мы переменили подводы. 14 числа прибыли мы к урочищу, называемому Кадан-Каху, где мы принуждены были вырыть колодезь в 4 фута глубиною чтоб сыскать воду, но и та была очень худа по причине горечи своея и дурнаго запаха, но однакож можно было ее пить, переваря наперед с чайною травою. Мы не могли напоить наших скотин, потому что ветром нанесло песку в наши колодези, коль скоро их вырыли. Сей песок видом белесоват и столь сух и легок, что ветер несет его в лицо и в глаза, что крайне обезпокоивает. Большая часть наших людей спасалися от того посредством сеточки из лошадиных волосов, которую надевали они на глаза, и коя очень пригодна от песка и снега.
15 числа ехали мы по песчаной стране и прибыли под вечер к ручьям, называемым Чаган-Теггерик. Ветер столь был силен, что невозможно нам было поставить кибиток. Надобно заметить, что палатки, употребляемыя нами в Европе, становятся бесполезны на сих глубоких и легких песках, ибо нельзя в них утвердить тычинок. Татарския кибитки гораздо их лучше: как собою оне круглы и низки и делом похожи на улей, то менее подвержены бывают ветру и не менее твердо стоят на песке, как и на крепкой земле. Притом же оне гораздо теплее, легче и способнее к постановлению и перевозке.
16 числа выехали мы из сих глубоких песков и вступили во хрящеватую страну, похожую на ту, какую описал я выше сего. Наслег имели мы подле Садиинских ручьев. Сия пространная и ужасная степь столь мало имеет в себе разнообразия, что можно приравнять ее как по сему обстоятельству, так и по многим другим, к морю. По вступлении в нее кажется, будто находишься посередине моря и как бы потерял землю из вида, будучи отовсюду окружаем одним оризонтом. Мне представлялося иногда по пробуждении моем поутру, что будто вижу в недалеком разстоянии реку и растущия по берегам ея деревья, но сие не иное что было, как ошибка моего зрения, происходившая от паров, кои увеличивали растущие там и сям кусты.
Мы прибыли 17 числа к некоторым колодезям негодныя воды, именуемым Оудеи, где мы нашли ожидавших нас лошадей и верблюдов. Путеводец наш не тратил напрасно времени, опасаяся, чтобы холод и снег не захватили нас в сей пространной степи, что бы наделало нам много остановок в пути и крайне могло нас обеспокоить. И так продолжали мы путь самыми большими впряжками, и сколько лишь вода и сила возоваго скота нам дозволяли.
18 числа по усильном переезде прибыли мы к колодезям Улан-Кала. Почти вседневно попадалися нам мунгальския кибитки, как бы разставленныя ульи по сей пустой долине. 19 числа прибыли мы к ручьям Чилан-Теггерик. По дороге попадалося нам множество стаек диких коз (Gazelle), и не проходило дня, чтобы хоть одноя из них не видели.
20 числа приехали мы в урочище, называемое Оурандабу. Погода стояла изрядная, небо было ясно и утренники прохладные. Вода была уже довольно хороша, но для промышления ее надобно было повсюду рыть колодези. Когда ручьи находилися один от другаго в дальнем разстоянии, тогда посылали мы наперед двух человеков, чтобы приготовили для нас дров и вырыли колодези, дабы вода между тем устоялась.
Мы продолжали путь 21 числа и прибыли ввечеру к озеру соленыя воды. Но мы достали и пресную воду, вырыв землю на несколько футов. Ежели бы не было сих [517] озер и колодезей в сей степи, то ни люди, ни скоты не могли бы на ней жить. Сие размышление, присоединялся к нескольким другим, побуждало меня часто удивляться премудрости, с каковою всевысочайшее существо вспомоществует в нуждах своим тварям.
Я уверен, что сии ручьи происходят от тающих весною снегов, и коих вода, прошед в песок, не может совсем высохнуть летом от солнечнато жара, который тем знойнее должен быть в сей степи, что не находится на ней ни малейшия от онаго укрышки.
22 числа поехали мы от солянаго озера при сильном морозе и северном ветре, который обеспокоивал нас много, и мы прибыли ввечеру к колодезям Кулатским, так названным по качеству их воды, которая вдруг и солона, и кисла, и сладка, и горька, или от обитающих в окрестности народов.
Мы имели сию отраду во претерпеваемых нами трудностях, что народ, между коим мы находилися, все прилагал способы к услаждению нам оных. Назавтрее прибыли мы к колодезям Мингатским; погода стояла тогда холодная, но не противная, а 24 числа, переменив лошадей, приехали к озерку солоноватыя воды, называемому Корунтер и находящемуся на конце песчаныя гряды, которая пересекала нашу дорогу. Во следовавший день переехали мы сию песчаную гряду по проложенной дороге между двух бугров, прося бога подать нам тихое время, так как будто б мы были на море. До самаго полудня проезжали мы оную, отчего так пристали наши лошади и верблюды, что мы принуждены были остановиться, сыскав твердую землю, и где принуждены были довольствоваться самою дурною водою. Мы простояли тут до утра другаго дня.
Как возовый наш скот не нашел себе пищи по всей дороге, кроме нескольких клочков поблеклыя травы, то разсудили мы за благо дать им выотдохнуться, после чего опять вступили в путь. Не усматривается на сей песчаной гряде никакия стези, ниже другаго какого следа, ибо тотчас заносятся ветром остающиеся знаки после путешественников. Едва отъехали мы несколько миль, как люди наши принуждены стали слезть долой с возов, дабы облегчить возовый скот, что гораздо поостановило скорость нашего пути. По счастию нашему, еще погода стояла тихая. Мы остановилися около полудня на твердом месте, окруженном превысокими песчаными горами. Я приметил, что зрение гораздо короче досягало в сем месте, нежели в степи, которую мы проехали, ибо все сие место покрыто было песчаными горами, кои поднималися одне над другими, наподобие сахарных голов или круглых сводов.
К вечеру поднялся небольший северный ветерок, который поднявши нес песок так, как будто бы ето был снег, но к полуночи так он усилился, что палатки наши стали опрокинуты, а постели покрыты песком. Как день уже наставал, то не разсудили мы за благо поставить их вновь и стали приготовляться к пути до разсвета, надеясь высвободиться из сего места до наступления ночи, что и произвели благополучно и прибыли вечером к ручьям, именуемым Кохату.
Целые три дня ехали мы по сей песчаной гряде, коея ширина содержит в Себе около 20 аглинских миль. Мы бы в три раза больше могли уехать по долине и гораздо с меньшим трудом для нас и для лошадей. Мне сказывали, что сия гряда простирается весьма далеко в полдень и что более 30 миль имеет в ширину в некоторых местах. Которые люди имеют нужду часто переезжать через нее, те одеваются в кожаны весьма легкие и носят некотораго рода очки, дабы защитить глаза свои от пыли.
Сия песчаная гряда уподобляется морским волнам, ибо бугры, из коих иные бывают вышиною по 20 футов, столь легки, что ветер переносит их то на ту, то на другую сторону, соглаждая одни и составляя другие на их место, почему легко познается, что утружденный путешествователь, ежели случится противу ветра, в немногие часы может быть завален сими песчаными буграми, как то и случалося многократно со многими как в сей степи, так и в других сей подобных пустынях.
Мы прибыли 28 числа к ручьям Хабертуским. […] (Опущено 14 строк с описанием способа убоя баранов)
Назавтрее прибыли мы к колодезям, называемым Саминза, где мы нашли лучшую противу прежния воду. По густоте и вышине дерна усмотрели мы, что земля начинала становиться гораздо лучше. Сего дня ветер подул с севера и несколько выпало снега. Мы переменили 30 числа подводы и продолжали путь к ручьям, именуемым Крема. Кажется, ежели судить по лугам, что земля в сем месте чрезмерно хороша. На полях увидели мы премножество лошадей, который принадлежали богдыхану. Невзирая на поспешность, с каковою мы ехали, захватил нас снег, котораго такое великое выпало множество, что мы не могли найти дров для сварения кушанья.
31 числа прибыли мы в урочище, называемое Нарингкаруссу, где находился небольший источник пресныя воды и несколько мунгальских кибиток. Я приметил, что от самыя песчаныя гряды, склоняяся к востоку, земля становится лучше день ото дня. Уже прошло тому 40 дней, как оставили мы границу, не остановляяся ни одного дня в пути и не видав по всей дороге ни одноя хижинки, и 28 дней, как поехали от реки Толы и как вступили во степь, не наехав в ней ни дерева, ни реки, ни кустика, ни горы. Временами принуждены мы бывали сворачивать в сторону для сыскания воды, но однакож всегда удалялися мало от юго-востока.
1 ноября остановилися мы на целый день в степи, дабы приготовиться ко вступлению в Китай, ибо недалеко уже от нас находилась окружающая его Великая стена. [518] Назавтрее отправилися мы опять в дорогу и около полудня усмотрели сию славную стену, идущую по вершинам гор, склоняяся к северо-востоку. Некто из наших людей начал кричать: «Земля! земля!», как будто бы мы находилися на море. Она отстояла от нас тогда около 40 аглинских миль и показалась мне белою. Мы не могли сея ночи проехать гор и ночевали, по обыкновению нашему, середь поля. Начали уже мы чувствовать и холод, ибо снег не перемежался в сей степи и беспокоил нас в разсуждении многих случаев, а особливо тем, что остановлял в пути наш обоз. Впрочем утешалися мы сею надеждою, что вскоре увидим конец нашим трудам и вступим в богатую и многолюдную землю. Наши люди, правда, были все здоровы, но от степнаго пути начали приходить в утомление, что и не удивительно, потому что большая оных часть принуждена была спать на открытом воздухе от самаго нашего отъезда из Селенгинска.
3 числа, проехав с час времени, усмотрели мы оставшиеся следы военнаго стана, который показался мне очень правильным. Мне сказано, что император стоял тут станом, когда шел противу мунгалов, коих китайские веропроповедники именуют западными татарами 36. Чем более приближалися мы к горам, тем более были удивляемы видом сея славныя стены, которую называют по причине ея пространства Бесконечною стеною. Хотя мы и далеко еще находилися от оныя, но однакож не могли без удивления смотреть на сию стену, идущую с горы на гору и укрепленную по разстояниям четвероугольными башнями; и я не думаю, чтоб можно было найти где инде толь великолепное зрелище.
Долину оставили мы около полудня и вступили в горловину, произведенную природою промеж двух гор. Лежащия влеве горы чрезмерно собою высоки, а находящияся вправе умаляются нечувствительно, но мне сказывали, что поднимаются оне паки до чрезвычайный высоты.
Мы спустилися по тропе около 8 футов шириною, проложенной между горами, и прибыли к небольшому китайскому монастырю, лежащему на косогоре весьма крутыя каменныя горы. Мы полюбопытствовали его осмотреть, но как дорога на него для лошадей была неудобна, то пошли мы туда пешком. Монахи вышли к нам навстречу и поздравили нас по обычаю своея страны, сиречь, положа руку на руку, потом хлопнув ими и произнесши сии слова: «Хо-Лой Хо». По ответе нашем на их приветствие довели они нас во свор кельи, где поднесли нам по чашке зеленаго весьма изряднаго чая. В божнице их увидели мы некоторый род жертвенника, на коем стояло много небольших медных идолов, а в одном углу мешок со пшеницею. Одеты они были в длинную одежду с весьма широкими рукавами. На голове у них была небольшая шапочка, и волосы висели по плечам. Борода у них была редкая. Как это был еще первый дом, который мы наехали у китайцов, то по сей-то причине и описываю я его подробно. Нам мнилося, что вошли мы в новый свет, но наипаче приметили мы чувствительную перемену в, разсуждении погоды и вместо мглистаго и пронзительнаго холода, каковый ощущали мы в степи, начали мы наслаждаться теплым и приятным воздухом.
Мы сыскали другую небольшую тропу, но однакож довольно широкую для проезда телеги; Как дорога была крута и неровна, то разсудили мы за благо сойти с горы пешком; мы сошли на низ в час времени в такое место, которое окружено было отовсюду неприступными каменными горами. Мы продолжали путь к югу вдоль берега небольшого источника, наполненнаго большими камнями, оторванными от гор быстриною потоков. В развалинах гор находилися малыя хижины, окруженныя небольшим полем, кои уподобляются совершенно, сим диким полянам, изображающимся на китайских материях и фарфоре. Европейцы считают их за вымышленныя, но, напротив того, оныя взяты с самаго естества.
Проехав от 7 до 8 миль вдоль источника, прибыли мы вечером в китайскую деревню, стоящую при подошве высокия горы, в коей поставили нас по домам самым спокойным, и которые нагревают горячими угольями. Комельки у них не употребляются, но медныя либо железныя жаровни, в кои наклав уголья, раздувают на дворе, а потом вносят их в покои для нагревания оных. Хотя степь составляет бесперерывный дол, однакож она гораздо выше долин и деревень китайских, ибо когда вступили мы в горловины, то восход на них ничего почти не значил в разсуждении спуска с оных.
Мы стали наслаждаться плодами сея страны, ибо коль скоро приехали мы в деревню, то путеводец наш прислал к посланнику арбузов, дынь, апельсинов и померанцов, персиков, яблок, орехов, каштанов и других разных плодов, которых и не видывал я никогда. К сему присовокупил он кружку аррака, разнаго рода съестные припасы и несколько хлебов, называемых ими бобон, кои делаются у них из пшеничныя муки и пекутся в пару кипящия воды. Они очень легки и весьма вкусны, по крайней мере таковыми показалися они нам тогда, ибо с целый месяц пред тем не едали мы куска хлеба.
На другий день мы остановилися, и я употребил в пользу сей случай, дабы прогуляться по вершине гор и осмотреть окольную страну, но я ничего не увидел, кроме длиннаго пояса гор, кой лежали одна на другой, а в северной стороне некоторую часть стены, простирающияся по оным.
Мы продолжали 5 числа наш путь к востоку, по южному берегу некоторый реки, коея дно покрывалося большими камнями. Дорога была прорыта в каменной горе на знатное разстояние, что стояло, думаю, несказаннаго труда. Сия речка составляет быстротекущий источник во время больших дождей. По переезде 6 или 8 миль прибыли [519] мы ко славной Китайской стене. Вступили мы туда большими воротами, кои запираются каждый вечер, и краулит их 1000 человек, над коими определены два знатные чиновника, из которых один китаец, а другий татарин-манжур, а сие употребление заведено в Китае с тех пор, как завоевали татара сие государство 37, чтобы поверять стражу всяких важных мест двум начальникам, из коих один должен быть китаец, а другий манжур. Китайцы мнят, что два человека, приставленные к одной должности, становятся один для другаго подзорщиками, и что чрез сие предупреждается или открывается множество беззаконных предприятий.
ГЛАВА ОСЬМАЯ
Переезд от Китайский стены до Пекина; въезд наш в сию столицу
Коль скоро приехали мы к воротам, как два начальника, последуемые множеством своих подчиненных, вышли к нам, чтобы поздравить посланника со благополучным онаго прибытием и просили потом его к себе выкушать чашку чаю. Мы сошли с лошадей и были ими приведены в большую комнату, стоящую на полдень от ворот. Оная была расположена очень хорошо и вкруг обставлена лавками, ибо определена была для угощения знатных особ. Подчивали нас тут множеством разных плодов и закусок и разнаго рода чаями. Посидев у них около получаса, посланник с ними простился, и мы продолжали свой путь. Переехали мы побольше 4 миль и прибыли в город называемый Калган. Градоначальник онаго и мандарин Тулишин, который приезжал к нам в Селенгинск, вышли навстречу к господину Измайлову чтоб поздравить его со счастливым прибытием. Они проводили его в отведенный ему дом, который отделен был от города, и прислали к нему множество съестных припасов.
От самыя стены даже до сего места, лежащая на север страна становится открытее и содержит в себе деревни, пашни и сады.
Градоначальник звал нас на вечерний стол и прислал к нам лошадей для переезда к нему. Мы встановилися на дворе, где ожидал он нас сам, и ввел нас в больший, Весьма изрядно прибранный покой, посредине коего стоял согревальник наподобие урны, наполненный горячими угольями.
Пол устлан был соломенными рогожами и уставлен стульями и столиками китайския работы. Посланник кушал один, а прочие пришедшие с ним за особливыми столами по двое. Сперва подчивали нас чаем и по рюмке теплаго аррака, после чего принесли ужин, но без скатерти, без салфеток, без ножей и вилок. Вместо вилок подали нам каждому по две костяных спичек, коими китайцы берут свое кушанье. Блюда с кушаньем были маленькия, но разставлены соразмерным порядком, а пустыя места наполнены были соусниками, в которых находилися разныя подливки и горькия травы. Ужин наш состоял из свинины, баранины, из разныя живности и из двух жареных поросенков. Кравчий сидел на полу и отправлял свою должность с великим проворством. Мясо разрезывал он во столь малые кусочки, что и жевать их почти не было нужды. Он раздавал их служителям, которые наполняли ими пустыя блюда. Столовая посуда вся состояла из китайскаго фарфора. Служители отправляли все дела с великим рачением, а притом ни малаго не производя шума и замешательства; и я признаюсь, что никогда не случалося мне бывать во столь приятном пире. Потом подали закуски, кои состояли в разных плодах и вареньях. Тогда велено было вступить десяти либо двенадцати музыкантам, из коих большая часть играли на разных духовых орудиях, но столь различных с нашими, что весьма бы мне трудно было их описать. Музыка сопровождаема была пляскою, и число плясунов равнялося числу игрателей. Баллет их состоял в разных странных рукодвижениях, и почти ни раза не переменили они своего места. Как уже довольно было поздно, то простилися мы с хозяином и возвратилися на свое подворье.
Мороз и снег продолжалися и на другий день, однакож мы отправилися в путь и переехали по каменному мосту, который не мелкими камешками был устлан; но четвероугольными тесаными камнями в фут мерою, и кои соединены были между собою очень плотно. Переехав около 30 миль к востоку, прибыли мы в больший город, именуемый Сианг-Фу. Первостатейные онаго граждане вышли к нам навстречу и проводили нас на наше подворье.
Во время нашего прибытия градоправитель находился на охоте с одним из императорских сыновей. Ввечеру приехал он посетить посланника и извинялся перед ним, что не случился в городе во время его приезда. Такое водится обыкновение при пекинском дворе, чтоб чужестранных посланников подчивать великолепным столом во всех проезжаемых ими городах. Но потому что наш несколько недомогал, то отказался ехать к сему градоправителю.
Сего дня проехали мы прекрасное поле, обработанное наилучшим образом, но только мало было на нем деревья. Проехали мы много небольших городков и множество огражденных деревень, и выстроенных весьма выгодно. Дороги были очень хороши, в добром присмотре, и, где только дозволяла земля, ведены были прямою чертою. Я уже давно слыхал о добром порядке и благочинии, кои находятся у сего народа, но [520] нашел, что слава гораздо ниже была того, что я сам увидел. И в деревнях здешних все улицы были проведены по прямой черте.
По дороге увидели мы по некоторым разстояниям небольшая башни, называемыя почты, на верху коих выставлено богдыханское знамя. Иныя караулятся несколькими солдатами, определенными для разношения императорских приказаний от почты до почты, что отправляют они хотя пешком, но с великою поспешностию. Сии башни поставлены в виду одна от другия, так что помощию некоторых знаков двор уведомляется немедленно о мятежах, каковые могут случиться в сей пространной державе. Сии почты и такую еще приносят пользу, что очищают дороги от воров, ибо ежели случится такому плуту избавиться от первый почты, то по учиненному от сея знаку непременно поймают его у другия. Сии башни обыкновенно отстоят одна от другия на 5 лы, или миль китайских, из коих каждая содержит 500 раз длины лука. По моему мнению, их 5 миль содержат около двух с половиною аглинских.
Мы простояли осмое число в сем месте, и градоправитель, не хотя потерять втуне стола, который приказал он для нас изготовить с вечера, велел поставить на нашем дворе 12 столов, на которых постановили кушанья, закуски и разные роды чаев, кои долженствовали составлять сей пир. Столы сии принесли потом к нам в залу и постановили их как надобно. По учинении сего некоторый чиновный человек пришел просить посланника соблаговолить воспользоваться милостями его величества, после чего сели мы за стол в наилучшем порядке. Все ествы были преизрядны, но только холодны, потому что принесены были издалека. Когда же встали мы из-за стола, тогда чиновный китаец позвал наших служителей и велел им сесть на наши места и есть, что произвело самое веселое явление, которое, однакож, должно было не разрушать, дабы не сделать оскорбления градоправителю.
Ввечеру третий сын китайскаго императора проехал через здешний город, возвращался в Пекин: был он несен многими людьми в качалке 38, которая для путешественников очень покойна и употребляется в некоторых индийских поселениях. Императорские сыновья разделяются только названиями перваго, втораго, третияго и так далее. Сей был сопровождаем несколькими только всадниками.
Новый наш путеводец Тулишин звал посланника и находящихся при нем препроводить у него вечер. Господин Измайлов отрекся учтиво от его зова, чтоб не огорчить тем градоправителя, и мы были там вместо его. Ужин был прекрасен и похож на вышеупомянутый мною обед, а притом сопровождаем был музыкою и пляскою и боем перепелок. Удивительно смотреть, с каким остервенением сии малыя твари нападают одна на другую, коль скоро выпустятся на стол; оне дерутся до смерти так, как петухи. Китайцы любят страстно сей род забавы и держат столько ж большие заклады на своих перепелок, как агличане на своих петухов. Есть у них также и петушьи бои, но ими забавляется одна только чернь. Стараются разнять перепелок прежде, пока еще не изранят оне больно одна другую, и запирают их во клетки до тех пор, как представится опять случай выпустить для драки.
9 числа отпустили мы свой обоз весьма рано, и посланник ездил с посещением ко градоправителю. Мы пили тут чай, после чего сели на лошадей а прибыли ввечеру в небольший город, именуемый Иуни 39. В находящейся подле него долине стоит утесистый камень и со всех сторон неприступный, выключая западную, на вершине коего построен храм и монастырь, куда восходят по высеченной в камне лестнице. Сие здание кажется очень пригожим, когда смотришь на него с долины, а повесть объявляет, что было оно построено в одну ночь вот при каком случае. Некоторая госпожа, столько ж знаменитая своею красотою, сколько добродетелию и богатствами своими, видя, что многие князья старалися получить ее себе в супружество, и не смея отказать оным явно, сказала им, что имеет намерение построить собственными своими руками на вершине сего камня в одну ночь храм и монастырь, и что выдет замуж за того, кто построит во столько же времени на близь текущей реке каменный мост. Любовники ея, чувствуя невозможность сего предприятия, отказалися от своего требования, и каждый возвратился во свое владение. Один иностранец согласился на сие условие. Госпожа и ея любовник приступили к делу в одно время, и первая окончала свою работу прежде, нежели настал день. Когда солнце взошло, то усмотрела она с верха своего камня, что любовник ея построил еще только столбы своего моста, и тем увидела себе разрешенну от своего обещания. Любовник ея возвратился во свою землю, а госпожа провела оставшиеся свои дни в сем монастыре 40.
Река отстоит от сего камня почти на четверть мили, и видны в ней еще и ныне столбы, числом шесть или осмь, кои стоят сверх воды на 5 либо на 6 футов вышиною; строение их кажется чрезвычайно твердым. Я объявляю здесь сию повесть, как слабый опыт множества других баснословных историй, каковыя случалося мне слышать повседневно, и которым народ верит твердо. В сем монастыре жительствуют монахи и монахини совокупно.
Находящийся на север горы и замыкающия сию долину с западныя стороны чрезвычайно высоки, жестки и бесплодны. Широта их от степи до Китайския долины, на коей находятся жительства, содержит в себе от 15 до 20 миль, а в иных местах менее Длина их будет так, как мне сказывали, более 1000 аглинских миль. Оне разграничивают наибольшую часть Китая от севера к западу. Я уверен, что если сей народ [521] противился толь долгое время завоевателям, кои хотели им овладеть, то одолжен он сим всего более окружающим его горам и пустыням. Страна, укрепленная толь изрядно самым естеством, могла бы обойтися и без сея толь крепкия стены, ибо ежели все проходы через горы столь же узки и трудны, как и сии, чрез кои проезжали мы, то самаго малаго войска довольно б было на удержание самаго страшнаго воинства.
Небольший городок Иуни был чрезвычайно поврежден землетрясением, которое претерпел он в юлие месяце прошедшаго года, и отчего более половины его разорилось. Большая часть городов и деревень, виденных нами сего дня, претерпели подобную ж участь, и множество жителей было погребено под развалинами своих домов.
Как наилучшие домы были опровержены, то принуждены мы были встать во священнических жилищах, пристроенных ко храму и спасшихся от землетрясения. Путеводец наш поступил с ними безо всяких чинов, выпрятал их вон из келей и просил их, чтоб они постаралися промыслить для себя другия. Я увидел по немногому почтению, какое показывали они своим идолам и изображениям своих святых, что суеверие не их был порок. Они водили нас во храм и в другия здания, в которых увидели мы множество изображений их святых, из коих многие имели вид скаредный и странный и были высечены из камня либо из алебастра. Один из провожатых разсказывал нам о некоторых истории, которыя столь были вздорны, что не заслуживают быть пересказаны. Мы возвратилися опять во храм; оный был мал, но очень изрядно выстроен. В одном угле онаго стоял олтарь, который нечувствительно восходил до самаго свода, и на коем находилось премножество небольших медных болванчиков, представляющих мущин, женщин, скотов и птиц. Будучи во храме, забавлялися мы чаем во ожидании того, как опростают для нас монахи свои кельи. При вратах здешняго храма висит больший колокол, в который жрец звонит, когда усмотрит прибытие каких путешественников, приглашая их тем ко принесению молитв во храме, после чего дают оные небольший вклад в оный.
В сию ночь чувствовали мы небольший удар от землетрясения, который нас востревожил, но однакож никакого следствия от того более не было. Назавтрее путеводец наш объявил посланнику, что он не может с ним далее ехать, пока не получит новых повелений от двора, к которому послал он для ради сего нарочнаго гонца. Сие объявление тем паче неприятно для нас было, что опасалися мы еще другаго удара от землетрясения, но однакож не претерпели мы ни малейшаго во время двух дней, кои мы в сем городе пробыли.
Мы выехали 12 числа и прибыли в небольший городок, где нас поставили на подворья. Сей городок, так как и большая часть других проеханных нами, чрезвычайно разорен был землетрясением; между прочими видели мы и такий город, коего все домы были опровержены и стены развалилися до самаго основания. Назавтрее приехали мы около полудня весьма в великий и многолюдный город, в коем все улицы были широкия и прямыя. Подле онаго протекала река, которая показалася Тине способною к судовому ходу, и чрез кою сделан каменный мост о многих лучках и устлан тесаными камнями. Сего дня ехали мы по приятной и плодоносной стране и прибыли под вечер в небольший городок.
Мы пробыли в нем 14 число, но наш обоз и дары его величества отправили наперед себя. Дары по приказанию мандарина и нашего путеводца были несены одетыми в желтое платье людьми, яко назначенные для двора. Все одетое в сей цвет почитается за священное, и облеченный в оное не имеет нужды в другой защите и почитается повсюду, где бы он ни шел. Император китайский избрал сей цвет предпочтительно всякому другому, потому что китайцы почитают оный, яко прообразование солнца и применяют его к сему светилу.
На другий день проезжали мы через многия утесистыя каменныя горы. Дорога в некоторых местах была высечена в камне более 20 футов глубиною, а сие, должно думать, стояло несказаннаго труда и иждивения. Нет народа в целом свете, который бы имел более рачения об улицах и проезжих дорогах, как китайцы. Во многих местах сих каменных гор высечены были изображения святых, но каменосечство их очень было посредственно.
По оставлении сего места надлежало нам проехать шесть или осмь крепких стен полукруглых, заключенных одна в другой, имеющих в поперечнике безконечную стену и обнимающих превеличайшее разстояние земли. Все сии стены имеют большие ворота, при которых находится стража как в мирное, так и в военное время. В одних из сих ворот поздравили посланника тремя пушечными выстрелами с одноя башни. Сии стены кажутся быть построены из такого же вещества и по одинаким правилам зодчества, как и Великая стена, и имеют также четвероугольныя башни, отстоящия одна от другия на выстрел из лука. Потому что посланник остановился у одних из сих ворот для отдохновения, то взошел я на башню, где увидел ста с три железных пушек, кои все не годилися к употреблению. Я их разсматривал и нашел, что оне были составлены из трех либо четырех частей, кованных молотком и сплоченных обручами из такого же металла. Китайцы стали их делать с некотораго времени, и оне ни в чем не уступают нашим. Я взошел потом по большой каменной лестнице на самый верх стены; шириною будет она более 20 футов и устлана большими четвероугольными камнями, плотно соединенными известью. Как прогуливался я по сей площадке, то достиг напоследок к дикому [522] камню, на котором высечена была лестница, имеющая более 1000 ступеней, и который занимал всю ширину стены; на вершине его стояла башня, с коея усмотрел я другую лестницу, низводящую в промежуток двух каменных гор. Я приметил еще, что стена, идущая по другим горам, стоящим на юго-западе, не столь широка и не столь высока, как та, на коей находился я. Как время не позволяло мне следовать далее, то возвратился я опять ко своим сопутникам, с коими после полудня прибыл к городу Зулингуангу.
На другий день по двучасной езде прибыли мы к последней полукруглой стене, где кончаются холмы и горы. Мы вступили на прекрасное поле, уставленное городами и деревнями, и прибыли ввечеру в больший изрядно выстроенный город, именуемый Занг-Пин-Иев. Посередине его рынка находятся торжественные ворота; украшенные шелковыми разноцветными знаменами и прапорами. Улицы в нем широки, спокойны, прямы и устланы в иных местах мелким каменьем, а в других большими четвероугольными камнями.
Лишь только встали мы на подворья, как градодержатель пришел с поздравлением к посланнику и начал звать его на пиршество, которое приготовил он по повелению богдыханскому. Господин Измайлов принял его предложение, и мы поехали к нему в дом. Пиршество было самое великолепное и сопровождено пляскою и музыкою. Сей город стоит во плодоносной долине, около 30 миль в север от Пекина.
Мы переехали около 12 миль 17 числа и прибыли в маленький городок, называемый Шах. Погода стояла очень изрядная. Градодержатель выехал навстречу к посланнику и просил его к себе кушать чаю. Мы пробыли здесь с час и, переехав еще поболее 8 миль, прибыли в небольшую деревеньку, отстоящую от столицы около 4 миль, где и ночевали. Двор прислал на другий день двух мандаринов с поздравлением к посланнику со благополучным его прибытием; они привели несколько лошадей, кои потребны нам были для вшествия нашего. Многаго не доставало к их убору в разсуждении с персидскими. В деревне сей стоял я у повара, что мне и доставило случай приметить искуство сего народа, и в самопростейших вещах. Пришед для любопытства к нему в поварню, увидел я шесть котлов, поставленных вкруг на печи, из коих подо всяким находилася продушина, для выхода огня; дрова в печке сей состояли из несколька маленьких палочек, перемешанных с соломою. Повар потянул за ремень, к коему прикреплено было дульцо, и в минуту у него котлы закипели. Ето правда, что они были очень невелики; вылиты они были из железа, и столько же гладки снаружи, как и внутри. Дрова столь редки в окрестностях Пекина, что не осталося того, чего бы сей народ не примыслил для варения себе пищи дешевою ценою и для согревания себя зимою, которая во время двух месяцов, бывает очень жестока.
В десятом часу сели мы на лошадей и, вступили в город во следующем порядке: один офицер с обнаженною шпагою, три солдата, литаврщик, двадцать четыре солдата, по 3 в ряд, дворецкий, двенадцать пеших служителей, два пажа, три толмача, посланник и знатный мандарин, два секретаря, шестеро дворян, по два рядом, служители и прочие.
Все наши люди были одеты великолепно. Солдаты были в одинаком мундире и ружья несли на плечах, ибо путеводец наш не согласился, чтоб они вошли с обнаженными палашами, и только позволил сие одному офицеру.
Из деревни выступили мы посредине вихря пыли и безчисленнаго множества зрителей и по дву часах въехали в город большими Северными воротами, напротиву коих лежит большая прямая улица, простирающаяся на недосягающее оком разстояние. Перед въездом нашим напрыскали ее водою, что нас и освободило от пыли, кою принуждены были прежде вытерпливать.
Отряжено было 500 конных солдат, чтоб путь наш содержать свободным, по не взирая на сию предосторожность, теснота была столь велика, что мы с превеличайшею нуждою подавалися вперед. Можно бы подумать, что все пекинские обыватели собралися нас смотреть, а напротив того сказано мне, что была их тут небольшая только часть. Многия женщины, скинув свои покрывала, глядели из окон, из ворот и закоулков. Солдаты поступали с народом весьма ласково и милосердо и ничуть не грубиянили, как то водится сие инде в некоторых восточных странах; ето правда, что отдаляли они народ столько, сколько могли, дабы доставить нам свободный путь, и более, нежели позволяла окружавшая нас теснота. По двучасном шествии прибыли мы в сию часть города, которая называется Татарским городом, и где приготовили для нас жилище. Сие урочище находится почти в средине города и поблизости от богдыханскаго дворца.
Постановили нас в том доме, который называется Русским подворьем и который уступлен царствующим императором приходящим из Москвы караванам. Окружен он высокою кирпичною стеною, и входят в него большими воротами, напротиву коих находится большая комната, в которую восходят по нескольким ступеням. Пол в ней устлан четвертинами чернаго и белаго мрамора. По правую и по левую ея сторону находятся два небольшие покоя для спален. Их-то и выбрал себе наш посланник. На сем же дворе стоят двои хоромы, разделенный на многие покои, где поместилися все наши люди. Сии строения об одном только ярусе, окна в них велики и вставлены в них решотки, наклеенный белою бумагою. Полы в них чрезвычайно легки и подняты высоко. Состоят они из тонких прибоин, покрытых камышем и наклеенных бумагою. Кровли на них весьма [523] свисли со стен и покрыты муравленою черепицею, которая невредима стоит многие веки. Спальныя комнаты обиты прибоинками и обмазаны самым белым алебастром.
Того же вечера прибыл к посланнику церемонимейстер с посещением и спрашивал у него именем богдыхана о причине его прибытия и пошел потом, когда объявили ему об оном.
Назывался он аллой. Родом был он мунгал и очень любим императором. Чрезвычайно был он вежлив и великий приятель християнам, а особливо веропроповедникам, которым повседневно оказывал какую-нибудь новую услугу. В молодости своей посещал он часто езуитов, которые учили его землеописанию и другим некоторым знаниям, что и привело его в почтение у китайцов и познакомило с богдыханом.
Вот наконец и в Пекин мы прибыли, в столицу сея сильныя державы, по шестьнадцатимесячном путешествии. Дорогу сию можно бы окончить в меньшее время, и я мог бы легко доказать, что можно из Петербурга приехать в Пекин в полгода.
Когда церемонимейстер от нас ушел, то аллегада, или первый министр, прислал к посланнику чиновнаго человека с поздравлением от себя и извиниться в том, что сам к нему не приехал, что сие конечно бы он учинил, если бы не так было уже поздно, но что сию честь будет он иметь взавтре. Причем прислал к нему множество плодов и съестнаго, яко знак почтения к его особе, хотя мы всего етого столько имели, что не могли всего издержать.
В 10 часов вечера караульный офицер запер наши ворота и приложил императорскую печать, дабы никто ни выйти, ни войти не мог. Сия предосторожность не по нраву была нашему посланнику, и назавтрее же послал он своего секретаря и толмача к первому министру с жалобою на сей поступок. Аллегада отвечал, что он совсем об етом неизвестен, и дал приказ, чтобы впредь отнюдь етого не было. Сие обыкновение есть в Персии и во многих других восточных странах чтобы воспрещать всякое сообщение между чужестранными посланниками и обывателями, пока не получат они аудиенции от государя.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Что случилося с нами в Пекине. Аудиенция посланнику и проч.
Ноября 19 дня первый министр, последуемый церемонимейстером и пятью езуитами, приехал с посещением к посланнику. Коль скоро прибыли они к воротам, двое служителей пошли наперед, производя некоторый глухий шум, как то сие водится у них, когда приедет какая знатная особа. Аллой просил г. Измайлова, чтоб он ему вручил список со своея верющия граматы, в чем ему было отказано. Но министр настоял в сей прозьбе и говорил ему, что император не имеет обыкновения принимать никакия граматы от наилучших своих приятелей, между коими его царское величество занимает первый степень, не узнав наперед оной содержания. Чего ради и дан ему с оныя список на латинском языке, ибо подлинная была на российском (См. док. № 139). И после как церемонимейстер и веропроповедники перевели ее на китайский язык, тогда пошли они от нас. Аллегада просидел у посланника около трех часов и разговаривал с ним о разных вещах. Показалося мне так, что он пристрастен был ко звериной ловле. Пожелал он видеть посланничью охоту, которая состояла в нескольких борзых и гончих собаках. Господин Измайлов попросил его выбрать из них себе тех, кои ему понравятся, и он взял двух борзых.
Во продолжение сего времени император прислал офицера спросить о здоровье посланника. Следовали за ним четыре человека, которые несли стол, покрытый желтою шелковою материею, на коем были разных родов плоды и сахарныя закуски, а посередине большая часть преизрядныя баранины. Офицер сказал притом г. Измайлову, что сии припасы взяты с императорскаго стола, и что уповает он, что посланник соблаговолит их кушать, а сия почесть признается там за особливый знак благосклонности от государя.
Назавтрее посетил посланника председатель Совета западных дел. Именовался он асхинома и был последуем четырьмя веропроповедниками, из коих двое были отец Параним и отец Фриделлий.
Главный разговор шел о церемонияле, каковый надлежало наблюдать при аудиенции посланнической, и с великим трудом привели к концу сие дело. Посланник хотел сам вручить верющую свою грамату императору и быть свободен от трекратнаго поклонения при вступлении в аудиенц-залу, что чинят тамо все входящие пред богдыхана. Председатель напротив того утверждал, что требуемое г. Измайловым было противно обыкновению, продолжающемуся у них многие веки, что императоры никогда не принимывали сами верющих грамат, что всегда у них было в обычае класть их на стол, стоящий в некотором разстоянии от престола или от того места, где сидел император, и что определенный к тому чиновник имеет должность подносить ему оныя.
После чего председатель звал посланника на пиршество, которое будет дано в городе в некотором доме, и сказал притом, что будет на оном сам император и что он [524] может с ним говорить; на что и согласился посланник с тем, что он может тамо вручить ему сам, верющую грамату от царя. Но ему ответствовано, что сего не позволяет тут сделать ни время, ни место, но что и сам император намеряется вскоре допустить его на аудиенцию и принять от него верющую грамату обыкновенным порядком.
Посланник опасался, чтоб аудиенция ему не замедлилася, если он увидит императора отдавши список со граматы, отказался ехать на пиршество, но после оказалося, что страх его был напрасен и что император имел только намерение сделать ему тем честь.
21 числа аллегада посетил его в другий раз. Служители его принесли чай, совсем уже приготовленный, несколько кружек аррака и разных плодов и закусок. Ничего не произошло важнаго от сего дня, выключая некоторых пересылок в разсуждении церемонияла, до 27 числа, в которое кончено было дело на следующих условиях: что посланник поступит во сходственность уставленнаго обыкновения при пекинском дворе, и что когда император пошлет посланника в Россию, то дастся оному повеление сообразоваться также во всем том, что там ни употребляется. Сие дело причинило много затруднения пекинскому министру, и если оное и приведено было к концу, то сим одолжены мы были веропроповедникам.
28 числа; в которое положено было иметь посланнику публичную аудиенцию, привели лошадей для него и следующих за ним, потому что император находился тогда в увеселительном доме, называемом Чан-Шу-Ианг, лежащем около 6 миль в Запад от Пекина.
Мы сели на лошадей в осьмом часу утра и прибыли в исходе десятаго ко двору, встановилися мы у ворот, у коих стояла многочисленная стража. Офицеры, Или начальники, проводили нас в большую залу, где мы пробыли около получаса и были подчиваны чаем во ожидании того, пока приготовится император нас принять. Отсюду шли мы через пространный двор, окруженный высокими кирпичными стенами и усаженный разными полевыми деревьями около 8 дюймов в поперешнике, кои показалися мне липами. Просеки усыпаны были крупным песком, а наибольшая из оных примыкалася к аудиенц-зале, за коею находятся небольшия императорския палаты. На всякой стороне большия просеки находятся кусты цветков и рвы. Мы увидели всех государственных министров и придворных господ, сидящих на цветниках сложив ноги, перед дверьми залы на дворе. Для посланника и следующих за ним оставлены были места, и мы просидели на холоде потуду, как император вошел в залу. Во всю сию междовременность не видали мы больше двух либо трех прошедших служителей, а прочие все сидели во глубоком молчании. Восход в сию залу составляют седмь мраморных ступеней, кои простираются во всю долготу здания. Оное выстлано четвертинами чернаго и белаго мрамора, кои составляют вид шахматницы. Сия зала совсем открыта о полуденный стороны, а потолок ея поддерживается рядом деревянных осьмигранных столбов, весьма искусно вылакированных. Закрывается она с сея стороны большим канифасным занавесом, ; который защищает ее от солнечнаго жара и ненастья.
По прошествии четверти часа император вошел в залу потаенною дверью и сел на своем престоле, тогда поднялося все собрание. Церемонимейстер повел посланника к императору, держа одною рукою его, а другою верющую его грамату. Положил он оную на определенный к тому столик, так как соглашенось было на то, но богдыхан сделал знак г. Измайлову, чтоб он подошел к нему. Посланник, взяв верющую свою грамату, и будучи провождаем аллоем, приближился ко престолу, встал на колени и положил ее пред императором, который прикоснулся до нее рукою и разговаривал с ним несколько о его царском величестве. Причем говорил, что ежели уволил он его от церемониала, уставленнаго в его державе, то сие учинено им токмо в изъявление дружбы, каковую он имеет к его государю.
Комментарии
25. Имеется в виду торговый караван Ф. С. Истопникова.
26. Имеется в виду Тушету-хан Ванчжиль Доржи (1711-1732), близкий родственник геген-хутухты Занабазара (подробнее см. ком. 2 к док. № 7).
27. В данном случае автор называет татарином монгола.
28. Тулишэнь (Тулишин), подробно о нем см. ком. 1 к Приложению 1.
29. Пенсильвания и Мариланд (Мэриленд) — две из 13 английских колоний в Северной Америке, основанных в разное время с 1606 по 1733 г.
30. В основе китайского календаря лежала смена лунных фаз. Каждый из 12 месяцев календаря начинался с момента нарождения новой луны. Возникавшее при этом расхождение с солнечными годами ликвидировалось периодически введением 13-го високосного месяца.
31. Здесь автор ошибается; Аргунь соединяется не с Ингодой, а с Шилкой.
32. По-видимому, автор имеет в виду Нерчинские переговоры, однако ошибается в их датировке, так как они происходили не «20 лет назад», а в 1689 г. Кроме того, неправильно трактуются вызвавшие эти переговоры причины, ведь основное разграничение происходило не на монгольской земле. Также совершенно неверно даны результаты Нерчинского договора, по которому Россия утратила значительные территории в Приамурье (см. также ком. 1 к док. № 1).
33. Речь идет о требованиях цинского правительства относительно установления границы оставшихся неразграниченными по Нерчинскому договору земель на Дальнем Востоке.
34. Имеется в виду верстомер при повозке, показывающий число проеханных верст по числу оборотов колеса.
35. По этой дороге русские стали ездить в Цинскую империю с 1703 г. (см. ком. 1 к док. № 13).
36. Имеется в виду кульминационный момент китайско-ойратской войны, когда в 1695-1696 гг. Сюань Е лично возглавил армию, направлявшуюся против хунтайджи Галдана (И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства (1635-1758). М., 1964, с. 305-306).
37. Имеется в виду 1644 год, когда минский Китай был завоеван маньчжурами, которых автор называет татарами.
38. Очевидно, имеется в виду паланкин.
39. Иуни — скорее всего это искаженное название города Биюньсы.
40. Вероятно, речь идет о находящемся близ Пекина буддийском монастыре Лазоревых облаков (Биюньсы). Легенда, приводимая Д. Беллом, очень сомнительна; в китайских материалах сведений об этой легенде не обнаружено (см. В. М. Алексеев. В старом Китае. Дневники путешествия 1907 г. М., 1958, с. 11-29).