№ 219

1722 г. сентября 3. — Реляция агента Л. Ланга императору Петру I о пребывании в Пекине и возвращении в Россию

/л. 54/ К его императорскому величеству в реляции л. 54 консула Ларенца Ланга из Селенгинской 3 сентября 1722 году ¹, полученной в Москве февраля 2 дня 1723 году, написано *:

(* — На подлиннике имеется отметка о получении: Реляция конзула Лоренца Ланга из Селенгинской от 3 сентября 1722 году получена в Москве февраля 2 дня 1723 году (см. там же, л. 39 об.))

По отправленном моем последнем всеподданнейшем письме из Пекина от 21 октября минувшаго 1721 году до вашего императорского величества (См. док. № 190) не без величайшаго опасения более писать (для всех отнятых у меня от китайского двора в том способов) и по всеподданнейшей моей должности, оное продолжить принужден был оставить, пока по имянному указу его богдыханского величества, которой 8 числа майя месяца по старому штилю получил я (См. док. № 202), принужден был резолюцию принять и из его государства выехать.

И хотя чрез два месяца по получении того указу всячески /л. 54об./ я домогался притчину того незапного указу сведать ², то однакож я ничего иного чрез розные словесные ответы, которые мне от господ министров от времяни до времяни чрез мандаринов присланы были, выведать не мог; токмо что его богдиханское величество для так долгова замедления в отдаче их беглецов весьма вознамерился всю коммуникацию и комерцию с российскою нациею пресечь (Напротив на полях карандашная пометка: N. В.), пока он полное удовольствие получит на все то, что господину Измайлову поручено было вашему императорскому величеству о границах подданнейше донести.

И несмотря на мои почти повсядневно учиненные домогательства у министерства о данном мне всемилостивейшем вашего императорского величества кредитиве, чтоб оному достойное почтение учинено было, принужден был /л. 55/ всегда сей противной ответ от них слышать, что его богдыханскому величеству о таковых делах никто упоминать не смеет, [350] ниже в том что указать, понеже его величество сам лутче знает, когда время будет оной принять.

Напоследи в 9 день июля сего текущего года в Трибунале от президента я уведомился, чтоб я тем доволен был. И оной кредит с собою назад взял, понеже его богдиханское величество на все чрез господина Измайлова учиненныя предложения никакой резолюции дать не хощет, пока на границах случившияся споры весьма не успокоены (Напротив на полях карандашная пометка: N. В.).

Я всячески старался сего министра уговорить, что сии чаяные репресалии гораздо рано возприняты и что вид есть, бутто с стороны китайской в учиненных мирных трактатах затмение является. Однакож /л. 55об./ все то, что я ни представлял, у здешных о сих беглых людях огорченных министров бесплодное окончание имело.

И понеже мне никаким образом не позволено было мое пребывание при сем дворе продолжить, того ради восприял я путь свой ис Пекина 12 июля с караваном. И прибыл 26 августа в Селенгинской, где я щастие имею вашему императорскому величеству о всем, что от времяни до времяни случилося, во всякой свободности всеподданнейше донести.

16 майя, когда его богдыханское величество по обыкновению своему ежегодному свой путь в Ехгол восприял, чтоб там летнее время ловлею и другими забавами проводить, то я имел честь 15 китайских верст от Пекина в проезде его видеть. /л. 56/

И тотчас цесарской церемониенмейстер агсоля ко мне прислан был спросить, не имею ли я какой новой ведомости из России. И как я ему отвещал, что я от Василия Фирсова, в Селенгинском обретающагося, от 20 апреля, штиля старого, известие получил, которой ко мне из Урга писал, что он по указу иркутскаго господина коменданта к Тушету-дюхану с некоторыми, пакетами писем, которые ко мне адресованы были, послан, которые тамо (понеже хана не было) принять не хотели. И тако я его просил, что он с моей стороны его богдиханское величество подданнейше просил о свободном оных пропуске.

Он обещал мне того не запомнить, но сказал мне при том, что его богдиханское величество /л. 56об./ ныне мне ничего сказать не имеет, токмо что в мою бытность с господином Измайловым говорено. И тако велел мне щастливой путь желать. И чает моего скорого возвращения.

Но пред кратким времянем до того встретил я губернатора пекинскаго, которой в помянутом Трибунале також де президентом есть. Сей обнадежил меня по многим ласковым словам, что его всемилостивейшей хан и государь такое милостивое мнение о моей особе имеет, что я по прибытии в Россию много к возвращению их беглых людей способствовать буду. Я его обнадежил, что мой всемилостивейшей император и государь с своими соседами против мирных трактатов никогда несправедливаго не чинил. Но понеже они сами чрез невремянную торопость /л. 57/ оные исполнить не хотят, то я в том, что воспоследует, ответствовать не могу.

Он на то мне сказал, что я сам довольно знаю над коликими нациями его китайское цесарское величество государем есть и могу лехко разсудить, что ему в оных бунтовщиках нужды нет, токмо в славе, чтоб европские монархи, когда они сие сведают, не сказали, что китайской цесарь не может своих подданных принудить верными быть (Напротив на полях карандашная помета: N. В.).

И как я ему о помянутых письмах еще напамянул и дал ему некоторое обнадеживание, что о беглых их людях нечто во оных может быть упомянуто, то сказал он мне: «Ежели б мы о сем обнадежаны были, то бы мы не замедлили их сюда перевесть, но ежели в оных письмах токмо о новом караване упомянуто, то /л. 57об./ оное дело есть такое, о котором мы [351] ничего ведать не хотим, ибо мы имеем в Шоукоу-Каминге (так они Селенгинской называют) одного мандарина для принятия наших людей, которой к нам писал, что до сего времяни о том указу не пришло».

И как я по имевшем разговоре с сими двумя министрами паки в Пекин возвратился, пришли по нескольким дням ведомости от того мандарина из Селенгинского, что контуш во всех его преступлениях от вашего императорского величества милостивой пардон получил и что для сего от того князя посланец в Санкт-Петербурге был, которой с великою честию тамо принят и паки отправлен был ³.

Сия ведомость неприятна была китайскому двору, и для того многие депутаты /л. 58/ из Трибунала ко мне присланы были уведомиться, известен ли я о сем. При том же спросили они меня, справедливо ли то, что от неприятеля друзей своих посланство принимается. И сказали, что когда прямая дружба между двумя государствами есть, как прежде сего между Россиею и Китаем была, то конечно тот, которой против одного из двух монархов неприятельски поступает, от другова неприятельски трактован имеет быть.

Я им на сие ответствовал, что мне о сей оборонительной и наступательной аллианции не известно, понеже до меня паче всего комерция только касается. Однакож я их о сем обнадежить могу, что во всей Европе посланники свободной проезд и преимущества имеют, которые от друзей или не друзей приезжают. /л. 58об./ И ежели сие в Китае за нарушение дружбы почитаетца, то господин Измайлов неподалеку от Пекина от того ж контуша посольство встретил, которое чрез долгое время при его богдыханского величества дворе пребыло.

Как я от одного переводчика из помянутого Трибунала (которой от росиских родителей в Пекине родился) ⁴ уведомился, то контуш с Китайским государством ни в какое примирение вступить не хочет, разве ему провинция Хами паки уступлена будет ⁵ и мунгалы вольными людьми объявлены будут. Он же, кантуш, объявил, что он всегда готов будет с китайскою армиею баталию дать, ежели оная к ним придет, для того что его народы не привыкли китайския ретреншементы аттаковать; а ежели оные от них оставлены будут и пойдут в их собственную землю, /л. 59/ то и он за ними вскоре с своею армиею следовать будет.

И как я совсем в дорогу приготовился, пришли из Трибунала несколько мандаринов, чрез которых мне объявлено, что у президента по указу его ханского величества письмо обо мне изготовлено, в котором притчины моего возвращения означены.

Оные мандарины при том мне его богдиханского величества указ объявили, чтоб я свой путь чрез Ехол принял, и что тамо отпускную аудиенцию иметь буду. По сему пошел в того ж дня в Трибунал и принял то письмо, и 12 июля пустился в путь в Ехол с провожатым мандарином (которой до самого Силингинского моим провожатым был), куды мы 15-го ввечеру прибыли.

16 числа велел я свой приезд при дворе объявить, /л. 59об./ понеже сей день по китайскому штилю 15 день месяца был (16 мая 1722 г. соответствовало 15 числу 4 месяца 61 года Канси китайского календаря), в котором его величество обыкновенно постился, отложена была моя аудиенция до другова дни.

17 числа призван я был ко двору, и тамо в один апартамент, где иностранные дела делаются, введен, чтоб тамо немного побыть, пока церемониймейстер обо мне доложит. И в малое время погодя, велел себя его богдиханское величество в портешезе вынесть, для того что он для старости и слабости более ходить не может, для гуляния на берег реки, [352] которая при его полатах течет. Как я то сведал, вышел я, чтоб иметь честь проводить его величество.

И как скоро оной монарх меня увидел, велел он мне по своей левой стороне у дверех портышезы гулять, и говорил со мною, когда я с глубоким поклоном о высоком его здоровии спрашивал, следующим образом: /л. 60/ «Не пришло ли в недавне из Селингинского к вам новой ведомости?» И как я о том ему ответствовал, что нет, продолжил его величество свою следующую речь: «Зело дивно мне, что когда Измайлов уже так давно отсюды отъехал, что до сего времяни никакого ответа о наших беглецах не пришло» (Напротив на полях карандашная помета: N. В.). Я принял честь его величеству на то ответ учнить, что сколь долго чрез границы свободнаго проезду и кореспонденции позволено не будет, то мне трудно будет его величеству в том мое мнение открыть, толь наипаче, что я многие домогательства при его высоком министерии чинил о пропуске на границе ко мне адресованных пакетов, но всегда таков нещаслив был безполезной ответ получать.

На сие ответствовал его величество: «В кратком времяни удивительные ведомости здесь получены; правдивы или фальшивы ли оныя, того невозможно /л. 60об./ познать; и для того я ему великое удовольствие учиню, ежели я ему что истинное сообщить могу».

И понеже его величество чаял, что мой прежней ответ на сие возпоследует, того ради не хотел того ожидать, но продолжил свой разговор следующим образом, сказывая: «Вы сами знаете, с какою особливою милостию Измайлов с перваго дни его приезду даже до отъезду его от нас приемлен был, вы же сами при всех аудиенциях были, которые он у нас имел, и, следовательно, слышали, как откровенно я в пункте вечнаго мира и дружбы с его царским величеством себя изъяснил. И тако о том ныне повторять не потребно. По сему надлежало быть ему, его царскому величеству, с моей стороны донесть, что я с ним вечной мир и дружбу содержать желаю, и что, с моей стороны, в том никогда никакая перемена показана не будет». /л. 61/

Я ему обещал сие вашему императорскому величеству от слова до слова подданнейше донести. И принял при том дерзновение его богдыханское величество весьма обнадежить, что мой всемилостивейшей император и государь також де никогда противнаго в том мнения не имеет.

На сие сказал сей монарх: «Я де по сему не знаю отчего между нами несогласию быть, разве мою речь в противном сенсе доносят, чтоб оное чрез то к тому привесть».

После сего я от его богдыханского величества отпущен со желанием мне щастливого пути и скораго возвращения. И дал мне при том знать, что он несклонен будет меня паки у двора своего принять (Напротив на полях карандашная помета: N. В.).

При моем бытии в Елохе видел я посольство от короля сиямского ⁶, посланное к его богдыханскому величеству. С оным велел его богдыханское величество /л. 61об./ договор учинить, чтоб из их земли за обыкновенную цену ежегодно по 3 миллиона кулей сорочинского пшена в Китай привозить, к которой нужде привели сего цесаря великая сушь, которая и сей год в Китае была.

18 числа пустился я паки в путь и принужден был для великого потопа в Татарии паки мимо Пекина ехать, и старым путем на Калгану ехать, чрез которую то посольство проехало. И тако догнал я караван при Большой стене и оставил оной, паки день езды за оною на горе, которою российские купцы Красною горою называют, где комисар в дальнейшей путь приготовлялся.

По-видимому, по смерти сего монарха превеликое смущение в сем государстве востанет, которое явно показалось (когда его величество в [353] майе месяце сего года жестокую апоплексию имел, о выздоровлении от чего все дохтуры отчаяли), и тогда /л. 62/ цесарские принцы друг друга убить грозилися, понеже всякий из них чает по смерти отца своего законное место на престоле иметь.

Когда его богдыханское величество о сем уведомился, принужден он был свою тогда воспринятую резолюцию, чтоб наследника объявить, оставить. И ежели чрез особливое предусмотрение божие сей монарх, не выбрав наследника, умрет прежде, нежели война с кантушем не окончится, то великой тому вид есть, что 14-й цесарской принц, которой генералом-фельтмаршалом китайскою армею командует и от солдат зело любим есть, свою претензию на корону лутче содержать возможет.

Когда я 24 числа Сарахим ⁷ проехал (которой до сего времяни границею был), то нашел я, что китайской караул несколько верст ближе, нежели прежде сего к Селингинскому подался (Напротив на полях карандашная помета: N. В.), /л. 62об./ о чем здесь пока я того не объявил, никто ничего не знал.

И 28 пришел сам старой тайша в город и жаловался, что китайской караул зело усилился и до его лагаря дошел, где оной начал каменные малые горки, яко знаки границы, класть. По сему прикащик здешней депутатов туды послал, чтоб уведомиться, какое они в том намерение имеют и по чъему указу они так далече от своего прежняго места отошли. Но сии посланныя еще оттуды не возвратилися.

Я междо тем здешнему прикащику советовал приказать на движение их крепко присматривать. И на то привел его, чтоб он х коменданту в Иркуцкой писал, чтоб в проходах сюда караул поставлен был и чтоб оныя так свободны не были, как прежде сего, еже в сие время зело потребно, понеже мунгалы (которые ныне от китайцев зело /л. 63/ утеснены и к войне многое число верблюдов, лошадей и баранов давать принуждены) много воровства чинят.

Еще всеподданнейше доношу вашему императорскому величеству, что тот мандарин, которой для беглецов здесь жил, по многим учиненным жалобам у двора китайского о претерпенных здесь досадах, 31 августа с моим кондуктором и без отзыву, как он объявил, отсюды в Китай возвратился. Но как его спросили, для чего он ответу о своем деле не ожидает, и тогда подал он письмо в приказ, что понеже он так долгое время того ожидал и никакого ответа не получил, то он ныне паки в Пекин ехать хочет.

А я здесь остаться намерен, пока я от вашего императорского величества указ получю, как мне более поступать.

По листам и под текстом: Переводил Петр Волков.

Копия перевода. — Там же, лл. 40-53.

Комментарии

1. Л. Ланг приехал в Селенгинск 26 августа 1722 г. в сопровождении Тулишэня и маньчжурского отряда в 38 человек (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1722 г., д. № 2, л. 35).

2. Одной из причин высылки Л. Ланга из Пекина и одновременного прекращения русско-китайской торговли было получение в Пекине известия о сношениях правительства Петра I с Джунгарией и переговорах относительно принятия ею русского подданства (М. П. Xабаев. Из истории русско-монгольских отношений конца XVII и первой четверти XVIII века. — «Ученые записки Бурят-Монгольского педагогического института». Вып. XIV, 1958, с. 71-75).

3. Теснимые цинскими войсками, джунгары решили искать поддержки у сильного соседа — Российской, империи. В 1720 г. от джунгарского хунтайджи Цэван-Рабдана был послан посол в Петербург для урегулирования предыдущих конфликтов. В начале 1721 г. последовал указ Петра 1 о восстановлении дипломатических и торговых отношений с Джунгарским ханством. Осенью 1721 г. ойратский посол был принят императором. Правительство России обещало хунтайджи военную поддержку, ставя условием принятие русского подданства (И. Я. Златкин. Очерки новой и новейшей истории Монголии М 1957, с. 72).

4. Речь идет о сыне одного из албазинцев, привлекавшемся Лифаньюанем к переводу русских грамот и написанию ответа на них на русском языке. Кроме него для этого же использовался приехавший в Пекин одновременно с Илларионом Лежайским дьячок Осип Давыдов, выучивший маньчжурский язык (Н. Н. Бантыш-Каменский. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год. Казань, 1882, с. 81).

5. Хамийское княжество было расположено вдоль караванной дороги, связывающей Китай со странами Запада. С востока оно граничило с монгольским княжеством Кукунор, князья которого в начале XVIII в. находились в зависимости от Цинской империи. Подчинение Хамийского княжества имело большое стратегическое значение в борьбе Цинов с Джунгарским княжеством (И. Я. Златкин. Очерки новой и новейшей истории Монголии..., с. 67).

6. Король Сиама Тайера (1709-1733). В дневнике Л. Ланга записи о сиамском посольстве не имеется. Реляция в остальном повторяет заключительную часть дневниковых записей (Белевы путешествия через Россию в разные Асиятские земли, а именно: в Испаган, в Пекин, в Дербент и Константинополь. Ч. III. СПб., 1776, с. 116-150).

7. Сарахим — от двух монгольских терминов сайр и ам, т. е. сухое русло, пересыхающая река в ущелье, пади. Здесь, по всей вероятности, имеется в виду местоположение р. Кяхты, к югу от которой на сопке Орогойту находился цинский караульный знак. Русский караул располагался с северной стороны на р. Кяхте. По Буринскому и Кяхтинскому договорам территория между этими караулами была разделена пополам, на середине Поставлен первый пограничный знак и здесь было определено место будущей русско-китайской торговли (Э. и В. Мурзаевы. Словарь местных географических терминов. М., 1959, с. 199; Русско-китайские отношения, 1689-1916. Официальные документы. М., 1958, с. 11, 18).