В тереме сине-зеленом 33 устраивают веселое состязание

(глава четвертая)

Итак, Вэй Цзиньчжун вместе с гетерой по имени Орхидея появился в заведении певичек. Их приезд вызвал всеобщее ликование. Особенно радовалась гостям хозяйка заведения, поскольку этот забавник Вэй был необыкновенно щедр и швырял деньгами направо и налево. Сестрички гетеры ликовали. Еще бы! Ведь этот Вэй слыл тонким знатоком «яшмового аромата». Едва он соскочил с коня, хозяйка заведения, расплывшись в улыбке, поспешила навстречу гостю.

- Ах, господин Вэй, как давно я мечтала с вами встретиться, однако до сих пор увидаться с вами мне так и не привелось. Наконец-то нынче вы, сударь, снизошли до нас. Какая радость, какое [68] счастье! Моя глупенькая девчонка, несомненно, удостоится вашего высокого внимания. Для нее из всех радостей это самая преогромная!

- Не скромничай, мамаша! - перебил женщину Вэй. - Что до твоей девочки, то я действительно давно был о ней наслышан. Кругом толковали, что дочка-де - писаная красавица, нет ей равных в целом свете. Поговаривали, что ее жалуют даже сынки из самых знатных фамилий, с ней водят дружбу поэты и художники. Куда мне, невежде, до них?! Мне стыдно, что я осмелился прикоснуться к твоей Орхидее. Прошу прощения, мне действительно как-то очень неловко!

Певичка Ланьшэн, то бишь Орхидея, поднесла хозяйке дары: кусок шелка, яшмовые шпильки и прочие женские украшения, которые мамаша приняла с большим удовольствием. Хозяйка удалилась, чтобы приготовить угощения, а вместо нее в комнате появились несколько бансяней - «пособников по безделью», здешних прихлебателей 34. Они тут же присоседились к гостям. Пышное пиршество лучше всего описать стихами:

По залу нитью вьются
Тончайшие ароматы.
Повсюду слышатся крики гостей.
Доносятся звуки «бамбука и нити»
35.
Ширма с изображением птиц
Словно сияет огнями.
Л вокруг прекрасные девы, как феи,
Грациозно в танце кружатся.
На столах редкие яства:
Ароматы «гор, океанов».
Кажется, дивные фрукты
Устыдить способны алмаз или жемчуг.
На креслах и стульях подстилки
Из тонкой парчи разноцветной.
На полу расстелен
Прекрасный пурпурный ковер.
В этой зале, как видно, впервые
Встречают гостей так пышно.
Подобный торжественный пир
[69]
Бывает лишь при встрече зятя.
Вдруг появляются в зале
Юные музыканты - актеры.
Флейты и дудки запели,
Зазвенели громкие струны циня.
Кто-то песнь затянул,
А другой закружился в танце.
До уха доносятся звуки,
Они плывут отовсюду.
Вдруг послышался резкий
Треск петард и хлопушек,
Что зовутся «взрывные бамбуки»
36.
И цветы, что вылетают
Из «большой трубы» и из малой,
Словно летящие звезды,
Непрестанно небо взрезают.
Кто сказал, что мужчину из Лу
37
Не взволнует аромат сего дома?
Он может даже важного чина
Свалить пьяным пред Главною залой!

Вэй Цзиньчжун и гетера Ланьшэн - Орхидея, тесно прижавшись друг к другу, любовались прекрасным зрелищем. Подле них со жбанами и бокалами выстроились слуги заведения, обслуживающие дорогих посетителей, тут же толпились бездельники - бансяни. Гости заведения и гетеры, сияя от радости, оглашали воздух криками восхищения. Однако в этой атмосфере всеобщего веселья для Вэя скрывалось зернышко его грядущих бед и несчастий. Недаром существует поговорка: «Прелестная дева мечтала, чтобы суженый был красавцем, но вместо красавца с небес звезда несчастья скатилась». И еще говорится: «Алый лик чаровницы не появится в жалкой деревне. И вовсе то не деревня, а место, где счастья звезда упала!»

Так случилось, что певичка Ланьшэн - Орхидея всей душой полюбила беспутного Вэй Цзиньчжуна, и они стали вроде мужа и жены. Они жили душа в душу, и не было меж ними никакого обмана и даже недомолвок. Цзиньчжун даже как-то отдал ей на хранение шкатулку с серебром, на что певичка наставительным тоном заметила: [70]

- Ты только ничего не говори о деньгах хозяйке! Если она пронюхает про твое серебро, она непременно найдет какой-нибудь способ (а у нее их тысячи), чтобы выманить у тебя эти деньги.

Вэй проникся к Орхидее еще большим доверием. Надо сказать, что свои казенные дела он напрочь забросил и не думал сейчас о встрече ни с Ли Чжэнем, ни с Лю Юем, чем приятели были немало раздосадованы. Словом, Вэй целыми днями, будто околдованный чарами, торчал в заведении певичек и даже не выходил за ворота. Он пребывал словно в дурмане. Если у него вдруг появлялась надобность в деньгах, чтобы кого-то ублажить или задобрить, он тут же обращался к Орхидее. Понятно, что хозяйка скоро догадалась о том, что всеми делами Вэя распоряжается Орхидея. Обстановка благоприятствовала хозяйке, и она решила предпринять незамедлительные меры, чтобы осуществить свой план. Однажды, когда к ней зашла Ланьшэн, мамаша завела с ней такой разговор:

- Наше заведение сейчас держится только на тебе, моя милая, то есть на деньгах, что ты зарабатываешь. Господин Вэй, как я вижу, готов истратить в нашем доме все свое серебро, а ты, вместо того, чтобы принести заведению барыш, всячески оберегаешь своего клиента и экономишь его деньги на каждой мелочи. Может, ты собираешься выскочить за него замуж?

- Но ведь он не какой-то барин, а всего-навсего простой служащий ямыня. Ему негоже направо и налево сорить деньгами! - возразила Ланьшэн. - Главное, чтобы не нарушались наши правила - вот что самое важное! А потому пускай он у нас поживет, причем чем дольше, тем лучше для нас!

- Никак ты его полюбила? - вскипела хозяйка. - Ты что же, задумала покинуть свою мамашу?

Орхидея, не желая больше выслушивать попреки хозяйки, вышла из комнаты.

Молодые бездельники из знатных домов, узнав, что певичка Ланьшэн вернулась в свое заведение, бросились к ней со всех ног. Они заполнили залу, а многие толпились у дверей. Ланьшэн непрестанно кого-то встречала или провожала. Некоторые из гостей, убедившись в правдивости слухов о ее возвращении, тут же покидали заведение. Другие, более настырные, ждали встречи с самой певичкой и удалялись, лишь поговорив с ней. Однако среди гостей были более упрямые и весьма своевольные особы, кто ни [71] за что не хотел уходить. Его упрашивали, уговаривали, а он будто прилип к полу. Певичке были не по душе подобные домогательства, однако она опасалась, что ее влиятельные клиенты на нее осерчают, и старалась держаться с ними поласковей и обходительней. Сохраняя на лице любезную улыбку, она в то же время осторожно выпроваживала их, настойчиво подталкивая к дверям. Орхидея была полностью поглощена своей любовью к Вэю, а потому все эти докучливые посетители были для нее все равно что гвоздь в глазу. Итак, наша певичка имела в душе самые добрые чувства к своему возлюбленному, нисколько не догадываясь, что перед ней сущий волк с хищным нутром.

Ну, а сейчас мы на какое-то время вернемся к Цзянам, которые, выудив у Вэя пятьсот лянов серебра, купили еще одну «сестричку» из Сюаньфу, лет этак шестнадцати от роду, необычайно прелестную и даже более красивую, чем сама Орхидея. Хозяйка этого заведения и угуй - «черепаха» 38 по имени Цзян, проведав о том, что Вэй находится у певички Ланьшэн, решили пригласить его к себе на пирушку. Вэй Цзиньчжун с удовольствием принял приглашение и предложил Орхидее пойти вместе с ним, однако певичка решительно отказалась. Дама весьма строптивая и избалованная, она хорошо знала цену своим прелестям. За этот отказ Вэй на нее сильно обиделся.

Недовольный, он отправился в гости один. Цзяны встретили его с необыкновенным радушием, но при этом проявляли изрядную осторожность в беседе. Чтобы угодить гостю, хозяйка заведения позвала новенькую «сестричку», которая тотчас стала потчевать гостя вином. Девица и впрямь была необычайно хороша.

Она прелестна и грациозна:
Нежные формы, легкость движений.
Алые губки с тонким изгибом.
Звук с них сорвется -
Все вокруг встрепенутся.
Тело будто из яшмы прекрасной,
Овеянной ароматом нежнейшим.
Чистый и тонкий,
Разливается он и плывет.
Ее черные брови напоминают
Линии гор на прекрасной картине.
[72]
Из очей струятся волны
Осенних вод, что чувства разносят.
Пальчиком тонким она теребит
Струны цитры - пипа.
Кажется, что сама Чжаоцзюнь
39
Вернулась с дальних застав.
Ее лотос златой ступает едва
По пыли древа сандала,
Как будто красавица Сиши
40
Здесь встречает весну.
Дева похожа на фею-ткачиху
41.
Что живет в заоблачных высях.
В сердце любого мужчины
Она знак благовестья рождает.

Как известно, Вэй Цзиньчжун имел нрав весьма похотливый. Этот мастер «уженья женских сердец» не знал, что есть порядочность и что такое верность. Красавица певичка тотчас вскружила ему голову.

- Как зовут эту сестричку? - поинтересовался он у стоявшего подле угуя-черепахи.

- Она появилась у нас лишь недавно, поэтому имени ей мы дать еще не успели 42, - объяснил угуй. - Может, господин придумает ей имя сам?

- Я грамоте хотя и не обучен, однако в именах немного разбираюсь, - Вэй запрокинул голову и посмотрел на луну, которая недавно появилась в небе на востоке. - Окрестные виды рождают в душе самые красивые чувства. Назовем ее Лунной Феей!

- Превосходно! - воскликнул угуй. - Благодарствую за то, что вы подарили ей имя!

Цзиньчжун, казалось, совсем ошалел от страсти к молоденькой певичке. Он облапил Лунную Фею и, усадив к себе на колени, стал потчевать ее вином, не забывая, понятно, и о себе.

- Господин Вэй, - обратился к гостю угуй-черепаха. - Если эта девица пришлась вам по душе, нынешнюю ночь она может провести с вами.

Цзиньчжун, конечно, возражать не стал и велел передать, что нынче домой не вернется, поскольку, мол, сильно захмелел. Одним словом, Вэй позабыл о своей Орхидее. В заведении Цзянов [73] он прожил целых три дня. Стоит ли говорить о том, какое возмущение охватило Ланьшэн, когда она узнала, как посмеялся этот злодей над ее чувствами. Она от горя заливалась слезами, а в это время «мамаша» тихонько над нею подсмеивалась, бросала колкие замечания или что-то недовольно бубнила под нос. Вэй появился лишь на четвертый день. У него кончились деньги, и он пришел за своим серебром, которое оставил в заведении у Орхидеи. Певичка встретила его холодным молчанием и тотчас удалилась, низко опустив голову.

- Ланьшэн! - позвал он певичку и сделал попытку ей поклониться, однако женщина не удостоила его даже простым приветствием. Она стояла к нему спиной, облокотившись на спинку кровати. Ее глаза были влажны от слез. Она по-прежнему хранила [74] молчание, однако так и не смогла сдержать душивших ее рыданий. Вэй потянул ее за рукав, однако Ланьшэн его резко оттолкнула. Тогда он ее обнял и попытался утешить, но все его ласки остались без внимания. В голове у него промелькнула мысль: «Судя по всему, денег она мне нынче не отдаст! Придется эту ночь остаться у нее. Попробую действовать осторожно и обходиться с ней поласковее!» Он вышел из комнаты, намереваясь поговорите с хозяйкой, однако старая сводня, обиженная клиентом, разговаривать с ним отказалась. Она поступила точно так же, как и ее «дочка». Бессовестный Вэй, получив, как говорится, от ворот поворот, тем не менее не слишком расстроился и, как ни в чем не бывало, отправился в трактир, где крепко выпил, после чего со жбаном доброго вина снова вернулся в заведение певички. Он опустился перед Орхидеей на колени и, держа обеими руками чарку с вином, проговорил:

- Ланьшэн, прошу меня простить за то, что я тебя обидел! Твой Вэй Цзиньчжун на какой-то миг просто потерял голову. Извини! - он протянул чарку с вином певичке. Однако певичка даже не повернула к нему головы, будто не заметила. Чарку с вином она тоже не взяла. Вэй все стоял на коленях с чаркой в руках.

- Хочешь, я спою тебе песню «Повисшая ветка»? Только выпей бокал, который я тебе почтительно подношу! - и он запел:

Мой старый друг обиделся на то,
Что я завел здесь новое знакомство.
Мой новый друг твердит мне постоянно,
Чтоб я друзей давнишних не встречал.
К чему же склоняется моя любовь:
К тому, что ново иль что старо?
Коль друга старого забыть я не могу,
Так, значит, нового придется мне бросать.
Ведь дружба старая бескрайняя, как Небо,
А дружба новая - так коротка!

Певичка вдруг рассмеялась:

- Ах, ты бандит коварный! - она повернулась к Вэю. - Мало того, что ты нутро и душу свою поменял, но ты еще умудрился переврать слова песни, да и мотив совсем другой! - обрушилась она на Вэя. - Вставай с колен! - приказала Ланьшэн.

- Нет, сначала выпей стакан вина, тогда я поднимусь с колен! Ланьшэн взяла чарку и одним глотком се осушила. [75]

- Все равно не встану! Буду стоять на коленях, пока ты сама меня не поднимешь!

Женщина, засмеявшись, протянула к нему руки, собираясь его приподнять. Вэй, не долго думая, своими ручищами, похожими на крючья, обхватил ее ноги.

- Ты тоже вставай на колени, сделай ответный поклон! - он повалил певичку на пол. Они катались по полу, заливаясь громким смехом. На шум прибежала «мамаша», которая решила, что между ними возникла ссора, а может, потасовка. Убедившись, что они просто дурачатся, хозяйка воскликнула:

- Ничего себе спектакль устроили! - покачивая головой, она повернулась и покинула комнату.

Орхидея совсем недавно кипела от злости, а сейчас от ее гнева не осталось и следа. Певичка, казалось, забыла про свою обиду. В эту ночь между любовниками, как и прежде, царили мир и любовь. Но пока мы об этом рассказывать не станем, а вернемся к Цзянам, которые по договоренности с Вэем должны прислать к нему человека, который должен был назваться его родственником. Человек действительно появился и сразу же стал просить у Вэя пятьдесят лянов серебра: он-де собирался получить в ведомстве должность, но для этого нужны деньги. За это он обещал вернуть сумму с процентами. Вэй согласился и обратился за деньгами к Орхидее. Однако сметливая певичка тут же его раскусила.

- Никакой он тебе не родственник, и пост ему не светит! - усмехнулась она. - Не иначе, твоему Цзяну понадобились деньги, чтобы открыть новое «гнездышко» в своем заведении.

- Что за чушь! - воскликнул Вэй. - Он действительно мой родственник.

- Вот именно! Он, как видно, твой «тестюшка», а, глядишь, и «муженек» тех самых мамаш!

- Вот и нет! А ну-ка неси деньги, я должен ему сейчас же отсчитать!

Певичка взорвалась.

- Жизнь мою возьми, а серебро не получишь!

Вэй кипел от злости, однако ничего поделать не смог. Не солоно хлебавши, он отправился в заведение Цзянов. Так Ланьшэн во второй раз пошла наперекор Вэй Цзиньчжуну.

В душе певички произошел перелом, а это значит, что планы хозяйки сразу же обрели крепкую основу. Как раз в это самое [76] время один молодой влиятельный барин из дома вельможного хоу пожелал, чтобы певичка Ланьшэн переехала к нему в усадьбу, чтобы присутствовать при игре в кости. Свыше десяти носильщиков умчали паланкин с гетерой в имение барина. Орхидея не успела даже толком прибрать свою комнату и за нее постаралась «мамаша». Хозяйка утащила все подчистую. Не говоря уже о серебре Вэя, она унесла с собой даже шкатулку певички, где та хранила свои драгоценности. А ночью в дом вдруг залезли воры. Эта новость немедленно распространилась по всей округе. Когда на следующий день Вэй появился в заведении, он застал «мамашу» в слезах.

- Нас обворовали! - заныла она.

Вэй понял, что требовать с хозяйки денег сейчас совершенно бессмысленно, тем более, что он и сам запретил певичке о них говорить. Однако и певичка тоже исчезла: в это самое время барин уже держал ее у себя в усадьбе. Рассвирепевший Вэй решил пожаловаться местным властям, но забыл о том, что местный чиновник затаил на него злобу за то, что Вэй не посещает присутствие, и даже учинил расследование. А в это время угуй-черепаха из заведения Цзянов подлил масла в огонь: он пожаловался властям, что Вэй-де обвинял чиновников в обмане и лихоимстве. В общем, начальник уезда был на Вэя очень зол за то, что тот ведет себя крайне недостойно: распутничает и играет в азартные игры. Значит, решил он, жалоба Вэя не иначе как обманная. Поскольку же Вэй числится служащим ямыня, ему грозит суровое наказание. В общем, за все его [77] прегрешения ему положено пятьдесят батогов с последующей ссылкой за две тысячи ли. Вот уж поистине:

Пьянит людей не вино,
Сам человек во хмелю.
Не страсть захватила его,
Но сам он запутался в ней!

(На Вэя обрушиваются беды и начинаются его скитания.)