Памяти Ученого и Человека
Петра Емельяновича Скачкова
посвящается.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Связи русского народа с китайским прослеживаются задолго до XVII в. Еще, по-видимому, в XIII в. русские пленные, захваченные монголами во время нашествия на Русь, попали в столицу Юаньской империи — Пекин, где их использовали на военной службе. В то время русские были известны китайцам под названием «олосы», «улусы».

С распадом монгольской империи общение двух народов не прекратилось. В XV-XVI вв. русские торговцы проникли в Среднюю Азию, где через местных купцов покупали китайские товары. Особой известностью в России пользовалась ткань китайка. В Сибирь, имевшую регулярные торговые связи со Средней Азией, а через нее и с Китаем, попадали китайские бархаты и атласы. Такая посредническая торговля через среднеазиатских купцов продолжалась в течение всего XVII в. Интересно отметить, что в 1668-1703 гг. среди восточных товаров, ввозимых русскими купцами в Тобольск с Ямышевской ярмарки, преобладали китайские (О. Н. Вилков, Китайские товары на Тобольском рынке в XVII в., - «История СССР». 1958, № 1, стр. 109)

К XVII в. создались предпосылки для установления непосредственных контактов Русского государства с Китаем. К этому времени русской дипломатией был накоплен достаточный опыт посольских и торговых связей с различными странами Востока — с Турцией, Крымским ханством, Персией, Индией и с государствами Средней Азии. С другой стороны, экономическое и политическое развитие России, укрепление ее позиций на мировой арене создали реальные условия для более активной политики на Дальнем Востоке. Этому также способствовало присоединение Сибири, в результате чего границы Русского государства приблизились к независимым монгольским ханствам, а через них и к Минской империи. По сути дела Россия стала первой и единственной европейской страной, для которой государства Дальнего Востока оказались непосредственными соседями.

Во втором десятилетии XVII в. русское правительство предприняло попытки установить добрососедские отношения с монгольскими ханствами и Китаем. Но в то время познания европейцев о Восточной Азии, в частности о Китае и Монголии, были весьма туманны. Правда, дорога в Китай через Индийский океан была открыта и ею первыми воспользовались Португалия, Испания и Голландия, опередив Англию. Однако пути из Европы в дальневосточные государства через Сибирь оставались еще неведомы, представления о них у европейских географов были подчас фантастическими. Достаточно сказать, что тогда считали, будто [4] Китай и Индия находятся где-то в верховьях Оби. Отчасти этими неверными представлениями объясняются настойчивые попытки Англии добиться разрешения у русского правительства на проезд английских купцов через сибирскую территорию в Китай. Но главная причина активности англичан в освоении сухопутных и североморских путей в Китай заключалась в том, что они хотели избежать столкновений с конкурирующими европейскими державами, прочно закрепившимися в районе Южных морей и у берегов Китая. Кроме того, они стремились перехватить инициативу у русских в установлении непосредственных торговых связей с Китаем и завоевать сибирский рынок для английских товаров.

Огромный вклад в географическую науку внесли первые русские землепроходцы и послы, проложившие пути из Европы в Восточную Азию, до берегов Тихого океана. Среди них наиболее почетное место принадлежит Ивану Петлину, Федору Байкову, Николаю Спафарию и многим другим русским путешественникам, роль которых в географических открытиях того времени была огромной. Именно они дали первые достоверные сведения о Китае и дороге туда из Европы через Сибирь.

Одна из отличительных черт ранней русской дипломатической деятельности в Китае и Монголии — ее неразрывная связь с русскими географическими открытиями в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Этим определялись и задачи, возлагавшиеся на землепроходцев и первых официальных послов России, которые должны были не только добиваться установления дипломатических и торговых отношений, но и представить подробное описание посещаемых ими стран и путей, ведущих к ним.

Другая особенность ранней русской дипломатии на Дальнем Востоке — ее связь с сибирской администрацией. Первоначально дипломатическими отношениями с государствами Центральной Азии и Дальнего Востока наряду с Посольским приказом ведали и центральные органы управления Сибирью — Приказ Казанского дворца, а с 1637 г. Сибирский приказ. Воеводы сибирских городов, часто являвшиеся организаторами землепроходческих экспедиций, первыми устанавливали дипломатические отношения с феодальными правителями вновь открытых стран. Этим и объясняется тот факт, что состав первых посольств в монгольские ханства и Китай был отличен от состава русских посольств в страны Запада.

Посольства, отправлявшиеся из сибирских городов, формировались, как правило, из местных служилых людей, а не из придворных московского царя, находившихся на посольской службе при европейских государях. Известный знаток сибирских древностей Н. Н. Оглоблин писал по этому поводу: «Особенный интерес представляет дипломатическая служба сибиряков. Никакой дипломатической школы в Сибири не было (вроде Посольского приказа, игравшего роль школы для московских дипломатов), но каждый рядовой служилый человек в Сибири мог ожидать, что волею судеб он получит дипломатическую “посылку” к какому-нибудь “мунгальскому царю”, калмыцкому “тайше”, “князцу” и т. п. Несмотря, однако на явное дилетантство этих случайных дипломатов, их “посольская служба” шла как следует: они не только соблюдали в точности все посольские обычаи и церемониалы того времени, словно заправские дипломаты, но и достигали действительных результатов по существу поручаемого им дела» (Н. Н. Оглоблин, Сибирские дипломаты XVII в. (Посольские статейные списки), СПб., 1891, стр. 156). Н. Н. [5] Оглоблин отмечал, что дипломатические «посылки» служилых людей носили не эпизодический характер, а были для Сибири того времени прочно сложившейся системой: «Установление политических и торговых отношений с независимыми и полунезависимыми владетелями соседних с Сибирью мунгальских, киргизских, калмыцких и других .стран, нередкие дипломатические победы над ними, все мирные завоевания порубежных земель путем посольских переговоров, — все это было делом этих непатентованных дипломатов, отбывавших “посольское дело” наряду со всяким другим “государевым делом”. Они оставили нам любопытные “статейные списки” своих посольств, предоставляющие ценные материалы не только для политической истории среднеазиатских владений XVII века, но и для географии и этнографии Центральной Азии» (Там же, стр. 156-157).

Наконец, еще одной отличительной чертой дальневосточной дипломатии XVII в. было то, что при отправлении посольств в восточные государства их сопровождали торговые караваны. Такая практика широко осуществлялась московским правительством, что свидетельствовало о его стремлениях к расширению торговых связей со странами Востока.

Отмеченные выше особенности нашли свое отражение при отправлении первой официальной миссии в Китай, во главе которой был поставлен томский казак Иван Петлин. Но еще до этого сибирские власти предприняли попытки установить связи с Китаем через монгольские ханства. В 1608 г. томским воеводой В. В. Волынским были посланы казаки Иван Белоголов с товарищами к монгольскому «Алтыну-царю да в Китайское государство». Однако эта поездка была неудачной: в связи с войной между Алтын-ханом и ойратскими правителями русским казакам пришлось вернуться в Томск. Новая попытка разведать пути в Китай относится к 1616 г., когда тобольский воевода И. С. Куракин почти одновременно направил к ойратам посольство Томилы Петрова и Ивана Куницына, а к халхаскому Алтын-хану служилых людей Василия Тюменца и Ивана Петрова. В результате этих поездок от ойратов, халхаских монголов и даже китайцев, оказавшихся в ойратских улусах во время приезда туда русских представителей, были получены сведения о Монголии и Китае, о взаимоотношениях этих двух стран, а также о пути от кочевий Алтын-хана до Китайского государства.

Московское правительство отнеслось с известной сдержанностью к дипломатической активности сибирских властей. Об этом свидетельствует приговор Боярской думы от 31 декабря 1616 г., запрещавший отправлять посольства к Алтын-хану и в Китайское государство.

По-видимому, такое решение было вызвано стремлением, с одной стороны, собрать дополнительные данные о Монголии и Китае, прежде чем решать вопрос об установлении с ними посольских отношений, а с другой — усилиями московского правительства централизовать руководство дипломатической деятельностью. Во всяком случае русское правительство отнюдь не хотело прекращать связи с упомянутыми странами. Об этом свидетельствуют такие факты, как организация нового посольства во главе с томским казаком Иваном Петлиным, а также установление тесных контактов с Алтын-ханом и ойратскими тайшами Далаем и Хара-Хулой (И. Я. Златкин, История Джунгарского ханства (1635-1758), М., 1964, стр. 136-140). Первому, как известно, была [6] обещана защита от возможного нападения со стороны ойратов (ответ московского правительства от 24 апреля 1620 г. на письмо Алтын-хана, посланное в мае 1619 г.) (В письме московского правительства указывалось: «Жалея тебя, Алтына-царя, наше царское повеление к сибирским воеводам и приказным людям послати велели, а велели тебя и твоей земли от колматцкого Каракулы-тайша и от его людей оберегать» И. Я. Златкин, История Джунгарского ханства, стр. 140)), а Хара-Хула был принят в российское подданство (жалованная грамота была вручена его послу 25 мая 1620 г.) (Там же).

Первая официальная русская экспедиция в Китай под руководством И. Петлина, выехавшая из Томска 9 мая 1618 г., не ставила перед собой цели завязывания дипломатических отношений с Китаем, таких полномочий она не имела. В ее задачу входило подробное выяснение путей в Китай, получение информации о самой стране, ее экономическом и политическом положении. Судя по «Росписи» Петлина, эта задача была успешно выполнена.

Собранные И. Петлиным сведения явились огромным вкладом в географическую науку XVII в. Впервые в мире европейцы освоили неведомый дотоле сухопутный маршрут через Сибирь и монгольские Степи в сказочную страну, какой представляли себе многие в то время Китай. И не только освоили, но и оставили после себя подробное описание длинного и сложного пути через Монголию и рассказ о виденном и услышанном в посещенных странах.

Поездка И. Петлина имела большое внешнеполитическое значение. Хотя И. Петлин не имел дипломатического ранга, в нем китайские власти видели первого представителя Русского государства, землепроходческая экспедиция была воспринята как первое посольство. И несмотря на то что глава экспедиции не был принят китайским императором царствовавшей тогда в Китае Минской династии, его приезд пробудил большой интерес к России не только в Китае, но и в Монголии. Об этом свидетельствует хотя бы такой факт, как посылка с Петлиным грамоты китайского императора Шэньцзуна (Чжу И-цзюня) русскому царю (грамота не была прочитана до 1675 г. в связи с отсутствием в России переводчиков, знающих китайскую письменность). В ней давалось разрешение русским на прибытие с посольствами и торговлю в Китае. Поездка И. Петлина вызвала и активизацию дипломатических связей с халхаским Алтын-ханом и ойратами: и тот и другие направили своих послов в Москву вместе с возвращавшимся из Китая Петлиным.

Русское правительство не использовало во всей полноте открывшуюся после поездки И. Петлина возможность установления непосредственных связей с Китаем. В 1620 г. из Посольского приказа вновь были направлены грамоты тобольскому и томскому воеводам, ограничивавшие местную инициативу лишь сбором сведений о Монголии и Китае и запрещавшие завязывать посольские и торговые отношения с этими странами. Тем не менее интерес к Китаю в России не уменьшился. В 1635 г. томский сын боярский Лука Васильев подал челобитную с просьбой отправить его в Китай, но получил отказ. В 1641-1642 гг. в пределах Минской империи побывал тарский конный казак Емельян Вершинин, не только успешно торговавший в Синине, но и доставивший грамоту минского императора Сыцзуна русскому царю. В этой грамоте, как и в первой, выражалось стремление поддерживать добрососедские торговые отношения с Русским государством. Она также не была прочитана в России, и русское правительство не узнало о предложениях главы Минской империи. [7]

К середине XVII в. созрели условия для установления более прочных дружественных контактов с Китаем. В связи с широким проникновением китайских товаров, привозимых среднеазиатскими купцами на сибирский рынок, появилась необходимость в непосредственных торговых отношениях с Китаем. В то же время дальнейшее заселение Восточной Сибири и выход русских землепроходцев на Амур в 40-50-х годах (Подробно о деятельности русских землепроходцев см. П. Т. Яковлева, Первый русско-китайский договор 1689 г., М., 1958, стр. 14-40), приведшие к сближению границ Русского государства с Китайским, выдвинули ряд вопросов, в разрешении которых были заинтересованы обе стороны.

Перед первым официальным русским посольством Ф. И. Байкова в Китай (1654-1658 гг.) стояли две основные задачи: установление добрососедских отношений с Китаем (где в то время господствовала маньчжурская династия Цин, 1644-1912 гг.) и налаживание торговых связей.

Как известно, посольство Ф. И. Байкова постигла неудача: он не был принят маньчжурским богдыханом и не передал ему грамоты русского царя, ему не удалось реализовать всех привезенных товаров. Несмотря на это, поездка Байкова имела большое значение для исследования сухопутных маршрутов в Китай и сбора информации о нем и сопредельных странах. Привезенные Ф. И. Байковым сведения оказались полезными для будущих посольств и для изучения Центральной я Восточной Азии.

О причинах неудачи посольства в литературе высказывались разные мнения. Некоторые авторы считали основной причиной невыполнение Ф. И. Байковым унизительного церемониала на приеме у богдыхана ( Б. Г. Курц, Русско-китайские сношения в XVI, XVII и XVIII столетиях, Харьков, 1929, стр. 33); другие — «определенную политическую ситуацию, сложившуюся на Амуре и приведшую к соперничеству Цинской империи и царского правительства» (П. Т. Яковлева, Первый русско-китайский договор 1689 г., стр. 97); третьи — внутриполитическое положение, слабость позиций маньчжуров в стране, делавшие их особенно несговорчивыми (См. стр.94 настоящего издания). Нам кажется, что нельзя выделять ту или иную из отмеченных выше причин, все они в совокупности обусловили неудачу Ф. И. Байкова. Следует добавить, что тяжелая борьба, которую пришлось вести завоевателям в Китае, толкала маньчжурских богдыханов на проведение политики внешней изоляции страны, поскольку они боялись, что другие государства могут вмешаться и оказать помощь отпрыскам свергнутого минского императорского дома в его борьбе с маньчжурами. Этим, по-видимому, в известной степени объясняется навязывание иностранным послам унизительного церемониала, дипломатическая негибкость и несговорчивость, проявленные маньчжурскими чиновниками при встречах с Ф. И. Байковым.

Оставшиеся после посольств И. Петлина и Ф. Байкова документы («Роспись» и статейный список) уже свыше двух столетий изучаются отечественными и зарубежными историками, накопившаяся за это время литература о них весьма обширна и многопланова. Однако ни разу не делалось попытки осуществить исторический и текстологический анализы различных вариантов этих документов, установить источники и степень имеющихся в них расхождений. Этот пробел в области источниковедения привел и к значительной путанице в разработке истории этих посольств. [8]

Авторы данной работы впервые попытались провести исследование сохранившихся вариантов отчетов И. Петлина и Ф. Байкова. Это позволило обнаружить столь существенные расхождения в текстах, что приходится говорить об отдельных вариантах статейных списков как о самостоятельных документах.

Настоящее издание состоит из текстов статейных списков, снабженных вводными статьями и комментариями. Основные сохранившиеся тексты статейных списков публикуются параллельно. При этом слева располагается подлинник (вариант № 1 «Росписи» И. Петлина) или текст, наиболее близкий к нему (вариант № 2 отчета Ф. И. Байкова). Эта публикация даст возможность исследователям вести дальнейшее критическое изучение источников, их дешифровку и лингвистический анализ (для этого, например, прилагается факсимиле подлинника петлинской «Росписи»).

При подготовке данной публикации авторы прибегали к помощи П. Е. Скачкова (ныне покойного) — его методологическим указаниям и конкретным материалам, в частности к рукописям по истории русского китаеведения.

Л. И. Думан

Текст воспроизведен по изданию: Первые русские дипломаты в Китае ("Роспись" И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова). М. Наука. 1966

© текст - Думан Л. И. 1966
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Станкевич К. 2014

© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1966