ПОСОЛЬСТВО Ф

ПОСОЛЬСТВО Ф. И. БАЙКОВА В КИТАЙ

1654-1658 гг.

Посольство Ф. И. Байкова (Биографические сведения о Ф. И. Байкове см. на стр. 97-101 настоящего издания) в Китай было подготовлено всей предысторией русско-китайских отношений. Вопрос о непосредственном поводе для его организации по-разному разрешался в исторической литературе. Наибольшее распространение получило мнение о том, что посылка Байкова была вызвана необходимостью урегулировать столкновения на Амуре.

Несмотря на правдоподобность такого предположения, с ним нельзя полностью согласиться. В наказной памяти, данной Ф. И. Байкову, имеется только общая статья, в которой на вопрос о Сибири послу предписывается отвечать: «В Сибири устроены городы многие, и всякие служилые и жилетские люди пожалованы государевым многим жалованьем, и пашни устроены великие, и живут служилые и жилетские люди в тишине и в покое» (П. И. Иванов, Описание Государственного Разрядного приказа, М., 1842, стр. 416). Несомненно, что если бы правительство царя Алексея Михайловича как-то связывало посылку Байкова с амурскими событиями, это не могло бы не отразиться в секретном наказе послу.

В действительности толчком для посылки Ф. И. Байкова в Китай послужил приезд в Москву летом 1652 г. монгольского посла Кушучинея, в сопровождении торговых бухарцев Сеиткула Аблина, Ежбабы Сеитова и тобольского казака Петра Малинина. Правительство заинтересовалось рассказами Кушучинея о возможности торговли с Китаем, а также самими товарами, привезенными в качестве подарков, среди них «отлас желтой китайской, на нем птицы и травы местами разных шелков, а иные и золотом» (ЦГАДА, Сибирский приказ, стлб. 455, лл. 292-293. Китайские товары и в дальнейшем преобладали среди подарков, присылаемых от ойратских и монгольских владетелей. В 1654 г., например, посол от калмыцкого тайши Аблая Ирки-мулла преподнес царю Алексею Михайловичу китайские камки и атласы (ЦГАДА, ф. Оружейная палата, кн. 391, лл. 22 об. — 24 об.)). Такие же товары привезли и русские, сопровождающие посла. Петр Малинин доставил китайский ревень (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, лл. 686-687).

Вместе с тем Кушучиней сообщил о согласии калмыцкой княгини Гунджи пропустить через свои владения русских торговых людей: «Будет де изволит государь послать в Китайское государство своих царского величества купетцких людей, и она де, Гунжа, для его царского величества тех купчин велит проводить до Китайского государства с великим береженьем, и корм и подводы и провожатых велит давать, [88] сколько надобно, а нужи тем купчинам ни в чем никакой не будет; и опять назад тех купчин, как пойдут из Китайского государства, примет и до Тобольска велит проводить» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, лл. 304-305).

23 ноября 1652 г. по распоряжению Алексея Михайловича в Приказ Большой казны были затребованы Сеиткул Аблин и Ежбаба Сентов «для допросу торгового промыслу» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 1, л. 690). К сожалению, их допросные речи до нас не дошли. Однако, судя по дальнейшим мероприятиям правительства, Сеиткул Аблин и Ежбаба Сентов сообщили интересные сведения о возможностях торговли с Китаем. По-видимому, в это время и созрела мысль о закупке в казну китайских товаров на Тобольском рынке и о возможной посылке в Китай торгового каравана. Возглавлять это торговое мероприятие было поручено Ф. И. Байкову.

По прибытии в Тобольск Байков должен был, судя по его челобитной, поданной в последних числах ноября 1652 г., «отпущать... в Китайское государство з государевою казной тобольских детей боярских и казаков и татар и всяких чинов людей, которые годятца в государеву службу» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, л. 689), а также закупать китайские товары, привозимые в город. Все обстоятельства этой торговли были предусмотрены в грамоте Сибирского приказа тобольскому воеводе В. И. Хилкову от 21 января 1653 г.: «Указали есмя послать для нашего торгового промыслу в Сибирь в Тоболеск Федора Исакова сына Байкова, а с ним наши товары, соболи, и лисиц, и сукна, и кожи, и выдры, и иные руские товары... и которые товары учнут привозить в Сибирь в Тоболеск руские торговые люди и бухарцы и калмыки из-ыных государств, и те товары указали есмя записывать в таможне ж и сказывать про них Федору Байкову для тово, что ему, Федору, велено ис тех товаров, которые понадоби, лутчие отбирать про наш обиход и покупать у них те товары »а деньги и на руские товары менять повольным торгом. И которые товары Федор Байков у бухарцев и у колмыков на нас купит и на руские товары выменяет, и те товары указали есмя присылать к нам к Москве за таможенною печатью... А как приедут в Тоболеск бухарцы и иных государств торговые люди, и они б торговали наперед на наши товары с Федором Байковым 2 недели, а после тово со всякими людьми повольно» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, лл. 704-705). Для ведения торговли Байкову из Приказа Большой казны были выданы «государевы товарные казны и денег» на 50 тысяч рублей (Там же, л л. 706-707).

Ядро сопровождавшей Байкова свиты составили бывшие спутники Кушучинея — Сеиткул Аблин, Ежбаба Сеитов, Петр Малинин, а также тобольский татарский голова Петр Ярыжкин (Там же, лл. 686-688). К ним присоединились туринский торговый человек Артемий Данилов, тобольский стрелецкий пятидесятник И. Е. Устюжанин, тобольский конный казак Иван Тарутинов (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, л. 563).

28 мая 1653 г. Байков вместе со своими шутниками прибыл в Тобольск, где привезенная им денежная казна была помещена в пороховом погребе, а товары — в надежных амбарах (Там же). Он развернул активную торговую деятельность. По-видимому, уже осенью 1653 г. Байков отправил первую выменянную партию в Москву в сопровождении П. Малинина и подьячего Саввы Турского. Они везли китайские ткани [89] и ревень на сумму более 347 рублей (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 86). В следующем году вместе с Ежбабой Сеитовым Байков выслал «шолку сырцу, бархатов, и «амок, и кухней, и зенденей, и выбаек, и дараг, и кушаков, и пестредей, и бязей, и полазов на 830 рублей 5 алтын 5 денег» (Там же. Поездка Ежбабы Сеитова датируется в позднейшей выписке 164 годом (т. е. 1655 или 1656 г.). На первый взгляд может показаться, что она относится ко времени возвращения посольства Байкова из Китая. Однако это маловероятно, ведь Байков сам привез в Москву закупленные им китайские товары, и гораздо позднее, скорее всего Ежбаба Сеитов не ездил с Байковым в Китай и действительно прибыл в Москву в 1655 г., сопровождая китайские товары, купленные в период между отъездом П. Малинина в Москву и отправлением посольства Байкова из Тобольска).

В 1653 г. Ф. И. Байков отправил в Китай тортовый караван во главе с Сеиткулом Аблиным и Петром Ярыжкиным (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, л. 565), из спутников которых известен только Федор Иванов (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, лл. 3—9). Согласно памяти Приказа Большой казны в Сибирский приказ от 9 февраля 1653 г., они были отправлены из Тобольска вместе с возвращающимися из Москвы послами Гунджи и сопровождавшим их ответным русским посольством во главе с сыном боярским Григорием Ушаковым, который должен был напомнить княгине данное ею обещание проводить русский караван в Китай (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, лл. 706—707). Послы двинулись в путь 9 июля 1653 т. (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, л. 566).

3 декабря того же года Григорий Ушаков вернулся в Тобольск. Он привез известие о смерти Гунджи и о том, что наследовавший ее власть тайджа Аблай не отказался от данного княгиней обещания. С ним приехало первое посольство от Аблая во главе с Ирки-муллой.

Наступившая осень задержала Аблина и Ярыжкин а в улусах Аблая, откуда они могли двинуться в путь только весной 1654 г. (Там же, лл. 576-579; А. М. Филиппов, Новые данные о посольстве Сеиткула Аблина, — «Советское китаеведение», 1958, № 2, стр. 136) (т. е. за несколько месяцев до выезда из Тобольска самого Байкова). Об обстоятельствах этой поездки мало что известно, поскольку до нас не дошли расспросные речи или другие документы ее участников. Некоторые косвенные сведения о пребывании Аблина и Ярыжкина в Пекине имеются в одном из вариантов публикуемого статейного описка Байкова. Из него мы узнаем, что маньчжурские чиновники Лифаньюаня ставили Байкову в пример поведение Петра Ярыжкина, который выполнил обряд «коутоу». По-видимому, гонцы были приняты императором, передали от имени царя подарки в Лифаньюане. По словам Аблина, они вместе с подарками, привезенными позднее Байковым, оценивались в 120 рублей (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 88). Им были вручены ответные дары: «судов серебряных и товаров— бархатов и камок и бабров и барсов и нерпы... и узорочных товаров», всего на сумму «507 рублей 27 алтын, 1 1/2 деньги» (Там же, л. 88). В Пекине они закупили драгоценных камней, тканей, серебра «и корню мамуру и темзерю и травы чаю» на 262 рубля 9 алтын 3 деньги» (Там же). Гонцы были снабжены императорской грамотой, которая до нас не дошла (Мы имеем только общую краткую характеристику ее содержания в статейном списке Н. Г. Спафария, для которого делался перевод двух предшествовавших грамот (привезенных Аблиным и Миловановым): «А в тех двух листах, которых полной перевод не умел перевесть, к великому государю пишут, чтоб великий государь изволил к ним присылать почасту послов своих, и что он, великий государь, от них желает, и они великому государю служить ради, что у них сыщется» (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, СПб., 1906, стр. 8)). [90]

В хронике маньчжурской династии «Дании шилу» находим следующую запись о приезде русских гонцов: «Прежде, в 12-м году правления Шуньчжи (1655 г.) от русского белого царя приходил посланник с поздравлением, представил в качестве дани местные товары, но не имел грамоты. Так как он впервые представил дань, мы сделали милость и отправили посла обратно, приказав наградить его. Пожаловали грамоту и указали, чтобы они каждый год приносили дань» («Дашин шицзу чжан хуанди шилу», цз. 135, стр. 2а).

По-видимому, между гонцами были какие-то разногласия. Во время пребывания в улусах Аблая в 1655 или 1656 г. решался вопрос о том, ожидать ли им здесь возвращения Байкова (как «а этом настаивал Сеиткул Аблин и советовал Аблай) или же ехать прямо в Тобольск (к чему склонялся Ярыжкин). Не добившись единого мнения по этому вопросу, гонцы разделились: Аблин остался у Аблая, Ярыжкин поехал в Тобольск. Аблай писал по этому поводу в своей грамоте 1657 г.: «А Петру де Ярышкину и Сеиткулу Аблину с товарищами о том он, Аблай-тайша, говорил, чтоб они Федора Байкова из Китайского государства дождались. И Петр Ярышкин с товарищами от него, Аблая, из улуса уехал, а Сеиткул де у «его, Аблая, в улусе оставался» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 20). При отъезде гонцы разделили между собой и товары: Ярыжкин увез, по-видимому, основную часть подарков китайского императора, с Аблиным же остались закупленные в Китае товары (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 536, л. 88).

Таким образом, Ярыжкин вернулся в Тобольск осенью 1655 г. или зимой 1656 г., Аблин — летом 1656 г. Грамотой Сибирского приказа, присланной в Тобольск в марте 1657 г., предписывалось послать в Москву Сеиткула Аблина с товарами; Петра же Ярыжкина задержать, если же он уже выехал, то вернуть (Там же, лл. 3-9). Возможно, такое решение было связано со следственным делом но обвинению Ярыжкина в хранении «еретических писем и заговоров», которое было начато еще в 1653 г. и прекращено в связи с царским указом о посылке его в Китай (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 220, лл. 222-224). Сеиткул Аблин со всеми китайскими товарами выехал из Тобольска 20 марта 1657 г. и прибыл в Москву в начале мая (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1664, л. 14).

Вот, пожалуй, и все сведения об этой поездке в Китай, которыми мы располагаем.

Тем временем китайские товары, посланные Байковым вместе с Малининым, произвели в Москве большое впечатление. Именно зимой 1654 г. московское правительство изменило свою точку зрения на миссию Байкова. Возникла идея об использовании его в качестве официального посла в Китае.

Основная подготовка посольства происходила в феврале 1654 г. Ею занимались Посольский приказ и Приказ Большой казны, за которым сохранялось общее руководство действиями Байкова. В Посольском приказе была составлена грамота императору Шицзу, датированная 11 февраля, в двух экземплярах: на русском языке и «лист... писанный на турском языке татарским письмом» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1664, л. 14). Экземпляр с русским текстом был расписал золотописцами Посольского приказа «с индейского образца» (П. И. Иванов, Описание Государственного Разрядного приказа, М., 1842, стр. 394), т. е. по образцу грамоты, посланной в 1646 г. [91] индийскому падишаху Шах-Джахану («Русско-индийские отношения в XVII в.», М., 1958, стр. 66-69). В грамоте следующим образом формулируется цель посольства: «Для того, что ваше Китайское царство подошло нашие царского величества отчины к украинным городам Сибирского царствия, хотим мы, великий государь, наше царское величество, с вами, богдыханом-царем, от нынешнего времяни вперед быти в приятной дружбе и любви и ссылке; так же, как мы, великий государь, наше царское величество, в крепкой дружбе и в любви и в ссылке с высокостольными великими государи, с турскими салтаны и с персидцкими шахи и с-ыными окрестными великими государи, братьями нашими, послал ево к нему, бугдыхану-царю, государство свое обестить и про свое государское здоровье сказать, а ево, бугдыхана-царя, здоровье видеть, и о иных о великих и добрых делах, которые годны им, обоим государем, и их великим государствам к покою и к тишине и ко всякому добру» (Цит. по: П. И. Иванов, Описание Государственного Разрядного приказа, стр. 389—394).

Одним словом, в грамоте содержалось предложение установить добрососедские отношения между обоими государствами. Не противоречит этому и наказная память послу, составленная примерно в то же время в Посольском приказе (Там же, стр. 429). В ней подробно рассматривались все стороны посольского ритуала, точное соблюдение которого, с точки зрения московского правительства, должно было поддержать престиж Русского государства. Байкову предписывалось не отдавать грамоту никому, кроме императора, не вступать в предварительные переговоры с чиновниками, не кланяться палате, порогу, не целовать ноги императора, не принимать приглашения «к столу», если при этом будут присутствовать послы других государств, не брать ответной грамоты, если в ней не будет соблюдено титулование царя, и т. д.

Посольство сохраняло первоначальную торговую направленность. Интерес к торговым вопросам вообще доминировал в посольских делах с народами Азии в XVII в.

Грамота и наказная память были переданы в Приказ Большой казны, и оттуда они были посланы в Тобольск вместе с казаками, которые сопровождали купленные Байковым китайские товары. Петру Малинину, Батуру Елубабаеву и десяти казакам было предписано спешно вернуться в Тобольск с новой партией товаров, «чтобы им в Китайское государство ехать не замотчав» (Акты исторические, т. IV, СПб., 1842, № 75, стр. 201-202). Они выехали из Москвы 16 февраля (Там же) и 20 марта были уже в Тобольске (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, л. 71).

Около трех месяцев ушло сна подготовку посольства. До сих пор еще не вполне ясен его состав. По словам Нейгофа, бывшего в одно время с Байковым в Пекине, оно состояло из ста человек, среди них было несколько арабов (Neuhoff, Die Gesandtschaft die Oost-Indischen Compagney, Amsterdam, 1669,bl. 164). На основании документов можно судить о том, что основной состав посольства, как уже говорилось выше, был подобран в Москве из лиц, провожавших калмыцкого посла. По просьбе Байкова он был дополнен в Тобольске служилыми людьми (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, л. 564). Таким образом, посольство сопровождал большой отряд, состоявший из двадцати тобольских служилых людей, среди которых нам известны Петр Малинин, Яков Байкаловский, Иван Измайлов, Яков Чечигин, Федор Сукленский, [92] Иван Тарутинов, Дмитрий Маннов, Иван Мамыка, Григорий Прокшин и Григорий Ильин, татарин Ягагурчей Кильмаметев (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, лл. 563, 564; «Древняя российская вивлиофика», (ДРВ), изд. 1, ч. VI, СПб., 1774, ноябрь, стр. 281). Что же касается других, то о них мы можем говорить только предположительно.

Согласно установкам центра, в посольстве должны были принять участие тобольские и тарские служилые люди, которым поездки дипломатического характера «за обычай» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 1056, ч. 2, лл. 563, 564; «Древняя российская вивлиофика», (ДРВ), изд. 1, ч. VI, СПб., 1774, ноябрь, стр. 281). И в Тобольске и в Таре был большой круг лиц, неоднократно ездивших с поручениями к различным монгольским владельцам. Например, в 1651 г. было организовано посольство к джунгарскому хунтайдже во главе с тобольским сыном боярским И. Байгичевым. До нас дошел описок сопровождавших его пятнадцати человек: из них девять тобольских служилых людей литовского описка (Б. Ключарев, С. Кедровский, Д. Семенов, И. Выходцев, М. Стаусуков, К. Мелков, С. Ситаев, Г. Кобылинский, Ф. Матусов) и пять татарского (Рахмангул Бугаев, Аман Айсеитов, Машей Кулаев, Ельгильда Ермаметев, Аиткул Башкуртов) (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 455, лл. 602—611). Они вернулись в Тобольск в 1652 г., т. е. незадолго до снаряжения в Китай посольства Байкова. Некоторые из них несомненно могли быть использованы при организации нового посольства, идущего тем же путем.

Посольство Байкова сопровождал торговый караван, куда входили, как известно, тобольский купец Батур Елубабаев и индийские торговые люди (по-видимому, именно их и называл Нейгоф арабами). В статейном списке Байкова из них названы только Бартый Матриев и его слуга Тюляк. Того же Бартыя (Парты Мартаева) мы видим в 1642 г. среди индийцев, приехавших из Астрахани в Москву («Русско-индийские отношения в XVII в.», № 18, стр. 45). Это позволяет сделать вывод о том, что Бартый Матриев и Тюляк были жителями индийской колонии в Астрахани, возникшей во второй четверти XVII в. По всей вероятности, их присоединили к Байкову еще в Москве как специалистов по среднеазиатской торговле.

Есть косвенные сведения о том, что Бартый и Тюляк не были единственными индийцами в составе посольства. В 1662 г. Ирки-мулла во время пребывания в Москве ходатайствовал об отпуске с ним в Тобольск «индеянина» Балы Досаева: «А в Тобольску у него есть жена и дети. А ис Тобольска ему ехать «в Астрахань на житье, потому что ему в Астрахани жить земля, а хочет жить в Астрахани за тобою, великим государем» (ЦГАДА, ф. Монгольские дела, 1662 г., № 2 л. 18 а). Вероятно, он был одним из астраханских индийцев, осевших после возвращения из Китая в Тобольске. На то, что он принадлежал именно к астраханским индийцам, указывает тот факт, что в 1651 г., по-видимому, именно он (Балайка Дастов) числился «жильцом индийского двора» в Астрахани («Русско-индийские отношения в XVII в.», № 56, стр. 123). В караване, несомненно, были и русские торговцы, имена которых до нас не дошли.

Подьячий Савва Турский, ведавший учетом торговли в Тобольске, приехал вместе с П. Малининым в Москву и в дальнейшем не принимал участия в делах посольства. Сам Байков уже после возвращения сообщал в Приказе Большой казны о том, что подьячего у него совсем не было. Однако есть сведения о том, что в качестве подьячего с посольством был тотьменин Сергей Иевлев Кубасов (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654 г., д. 4, л. 106; ДРВ, изд. 1, ч. VI, 1774, ноябрь, стр. 281). [93]

Посольство Байкова отправилось из Тобольска 25 июня 1654 г. Его маршрут проходил юго-западнее маршрута Петлина. Сначала посол и его свита ехали на лодках рекой Иртышом, затем на подводах, присланных от Аблая, левым берегом реки до верховий, оттуда через монгольские улусы до китайской границы. Подробно этот путь разобран П. П. Семеновым и Г. Н. Потаниным (К. Риттер, Землеведение Азии, т. IV (дополнения к III т., составленные П. П. Семеновым и Г. Н. Потаниным), СПб., 1877, стр. 218-226). Хронологически его можно разделить на следующие этапы: путь от Тобольска до кочевий тайджи Аблая с 25 июня по 22 ноября 1654 г. (здесь Байков зимовал); и от кочевий Аблая до китайской границы (г. Хухо-Хото) с конца июня (29-30) 1655 г. по 12 апреля 1656 г. Посольство двигалось на этом отрезке очень медленно.

Несмотря на провожатых-монголов, каравану не сразу удалось проникнуть во внутренние районы страны. Из Гуйсуна он был отослан в Калган, куда гонцы, посланные в Пекин, привезли наконец разрешение на въезд в страну. Только 3 марта 1656 г. Байков и его спутники вступили в Пекин. Здесь им была устроена встреча, во время которой впервые столкнулись маньчжурские и русские представления о посольском церемониале: Байков отказался кланяться перед ламаистским храмом и выпить поднесенный ему чай.

Байкова и его спутников поместили на посольском дворе, запретив свободный выход в город. При них находились приставы — буюани (дзаргучеи) и чиновники Лифаньюаня (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 77).

История дальнейшего пребывания посольства в Пекине менее ясна, так как два варианта статейного списка, имеющиеся в нашем распоряжении, трактуют ее по-разному (Подробно об этом см. стр. 104-105 настоящего издания). К сожалению, точность излагаемых событий проверить очень трудно. Однако, сопоставляя тексты обоих вариантов со статейным списком Н. Г. Спафария, записками Нейгофа и другими источниками, можно восстановить более или менее полно ход посольских переговоров.

4 марта китайские чиновники приехали к Байкову с требованием передать гам подарки для императора. После долгого спора с послом, который, согласно данному ему наказу, хотел отдать их лично императору, «поминки» были взяты «сильно» (по варианту 1, «отданы по росписи»). Байкову обещали аудиенцию у императора для вручения грамоты, но вместо этого 6 марта ему предписали явиться с грамотой в Лифаньюань. Категорический отказ посла вызвал длительные, ни к чему не приведшие опоры. Отзвуки их находим в статейном списке Н. Г. Спафария, у которого маньчжурские чиновники требовали, «чтобы царского величества грамоту отдал, а буде не отдашь, и тогда потеряешь труды свои, как и Байков» (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 65).

После сообщения о переводе посольства в другое помещение, в статейном списке Байкова имеется пропуск в четыре месяца (с апреля по 12 августа). О событиях, происшедших за это время, нам почти ничего неизвестно. Есть только упоминания о том, что в этот период участники посольства Байкова встретились с посольством Нейгофа, 7 июля 1656 г. прибывшего в Пекин. По-видимому, в это время производились основные торговые операции. Китайские купцы доставляли товары на посольский двор, так как торговать в городе русским не разрешалось. Может быть, потому что торговые люди Байкова были лишены возможности непосредственно обмениваться с китайскими купцами, а [94] общались только с отдельными их представителями, несомненно заранее договорившимися о ведении торговли, русским не удалось продать все свои товары. Байков писал по этому поводу: «А на русские товары ни на которые походу нет, кроме горностаев да песцов».

Неизвестно, имели ли место какие-либо переговоры в этот промежуток времени. Особенно важно выяснить, ставился ли перед послом вопрос об амурских событиях. В самом статейном описке об этом прямо не говорится, «о есть косвенные сведения. Так, одной из причин запрещения русским выходить с посольского двора Байков считал события в Даурии. Указание на какие-то разговоры по этому поводу встречаются и в грамоте тайджи Аблая, присланной Алексею Михайловичу еще до возвращения Байкова в 1657 г. (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 19), в записках Н. Г. Спафария (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 35-36). Скорее всего здесь речь идет о частных беседах Байкова с отдельными чиновниками, так как официального приема ни у императора, ни в Лифаньюане не было.

В статейном описке споры о передаче грамоты возобновились только 12 августа. Эти разногласия нашли отражение и в упоминавшейся уже грамоте Аблая: «От великого государя х китайскому царю с ним, Федором, послана ево государева грамота, и ту де государеву грамоту у него, Федора, если китайский царь богдыхан не примет, а велит принять ту государеву грамоту людем своим, и он де, Федор, ту государеву грамоту китайского царя людем не отдает, а проситца с тою государевою грамотою к самому царю» (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 19).

На тех же слухах основывается и Сеиткул Аблин в челобитной, поданной после его возвращения в Москву. «И ведомо мне, сироте твоему, учинилось по Федора Байкова, что он в Китайском государстве. И твоево государева листа у «ево, Федора, царь китайской если не примет и очей своих ему, Федору, видеть не даст, посылает по твой, государь, лист бояр своих» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1657 г., д. 1, л.1).

Таким образом, верность изображения основных споров в статейном описке несомненна, так как подтверждается показаниями разнородных источников. У Спафария имеется, правда, еще одно, но маловероятное упоминание о том, будто бы Байкову предлагалось вручить грамоту брату китайского императора. Непонятно, откуда почерпнуты эти сведения, полностью отвергнутые китайскими учеными.

К концу августа судьба посольства была решена. Маньчжурское правительство, не добившись согласия Байкова на соблюдение придворного этикета, потребовало выезда посольства из столицы. Несомненно, неудача миссии Байкова связана прежде всего с внутриполитической обстановкой, сложившейся в Китае к моменту приезда туда русских. Юг страны был охвачен пламенем антиманьчжурской борьбы. Маньчжуры, чувствуя шаткость своего положения на пекинском троне, были особенно чувствительны к вопросам престижа власти маньчжурских императоров. Отсюда несговорчивость их чиновников, которые категорически настаивали на выполнении унизительных обрядов.

Упоминавшаяся выше хроника «Дацин шилу» объясняет неудачу посольства Байкова только его отказом выполнить требования посольского церемониала: «В 13-м году Шуньчжи (1656) от них [русских] снова пришел посланник с грамотами. Однако он подал грамоту стоя, следуя обычаям своей страны, и не встал на колени. Тогда министры, [95] посовещавшись, решили: прибывший посол не понимает нашего церемониала при аудиенции, не следует, чтобы он был представлен императору. Отказали в приеме дани и послали его обратно» («Дацин шицзу чжан хуанди шилу», цз. 135, стр. 2). На плохое отношение маньчжурских чиновников к русскому посланцу могли повлиять и традиционные взгляды на прибывающих к пекинскому двору послов как на представителей вассальных государств.

Все эти преграды могли бы быть преодолены в случае крайней заинтересованности маньчжурских правителей Китая в установлении контактов с Россией. Но обмен посольствами и торговля, предлагавшиеся русским послом, были малопривлекательны для завоевателей, еще не утвердившихся окончательно в захваченной ими стране, экономика которой пришла в состояние крайнего упадка.

31 (или 12) августа Байкову возвратили взятые ранее подарки, а 4 сентября предложили покинуть Пекин, причем отпустили «не само ево вежливо». Однако Байков, испугавшись провала своей миссии, втайне от остальных членов посольства, делал попытку договориться с цинским правительством. 13 сентября он с дороги отправил слугу, сопровождавшего его индийского купца, обратно в Пекин. «А я де повеление царя вашего во всем стану слушать»,— просил его передать Байков маньчжурским чиновникам.

19 сентября чиновники уточнили: поедет ли он с грамотой в Лифаньюань и станет ли кланяться. Несмотря на то, что посол подтвердил свое согласие на все условия, 25 сентября ему не разрешили вернуться в Пекин. Таким образом, последняя попытка Байкова кончилась неудачей.

Возвращалось посольство Байкова несколько другим путем «меж Мугальские земли и Бухарские, а от бухарских городов, от Камыла и от Турфана шел зимой в течение 6 месяцев». Только 4 марта 1657 г. караван достиг пашенных бухарцев, 1 апреля — улуса Аблая, где снова зимовал. 4 июня он покинул кочевья Аблая и 31 июля прибыл наконец в Тобольск.

В Москве продолжительное отсутствие Байкова вызывало сильное беспокойство. После сведений, привезенных в 1655 г. калмыками, о благополучном прибытии посольства в улусы Аблая и предполагаемой там зимовке (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 344, ч. 3, л. 770), о его судьбе долгое время ничего не знали. Следующие сообщения поступили только в мае 1657 г., когда в Москву приехал Сеиткул Аблин с товарами и грамотами китайского императора и тайджи Аблая (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, лл. 8, 17-20). Из рассказов Сеиткула и грамоты Аблая стало известно, что Байков задержан в Пекине из-за опоров о вручении царской грамоты и в связи с походами якутских казаков по Амуру.

Посольский приказ решил предпринять меры для скорейшего возвращения Байкова. Все еще находившийся в Москве Сеиткул Аблин предложил свои услуги. В челобитной, поданной летом 1657 т., он просил послать его «в Китайское государство к Федору Байкову для твоей государевой казны» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1657 г., д. 1, л. 1). Было решено отпустить его в Китай с грамотой из Посольского приказа (Там же, л. 1 об.). Она была заготовлена и помечена 10 октября (Там же, лл. 3-11). Вместе с Аблиным должен был поехать тарский сын боярский И. С. Перфильев (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 159). С ним предполагалось отправить большую партию товаров для торговли. [96]

По-видимому, непримиримая позиция цинского правительства по вопросам дипломатического этикета произвела впечатление в Посольском приказе. Первоначально составленная 4 октября наказная память гонцам, которая предусматривала прежнее отношение к соблюдению всех требовавшихся русской дипломатической практикой формальностей (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1657 г., д. 1, лл. 13-24), 5 октября была заменена другой. В ней кроме прежних статей имелась еще одна: «А будет бугдыхан-царь ево, Ивана, и Сеиткула перед себя взять не велит, а велит им быть у своих ближних людей, и государеву грамоту и поминки велит у них взять ближним людем, а ближние люди учнут им о том говорить, что в их Китайском государстве и иных никоторых государств послы и посланники у бугдыхана-царя «е бывают и ево, царевых, очей не видят, и Ивану и Сеиткулу учинить о том, смотря по тамошнему делу: будет и иных государств послы и посланники у бугдыхана-царя не бывают и очей их не видят, и им государеву грамоту и поминки отдать бугдыхана-царя ближним людем» (Там же, лл. 33-34).

Однако уступки царского правительства так и не были доведены до сведения маньчжурской стороны. В разгар подготовки нового посольства была, вероятно, получена не дошедшая до нас отписка тобольского воеводы о возвращении Байкова. Царским указом он был затребован с товарами и послом Аблая в Москву (ЦГАДА, Сибирский приказ, стлб. 535, л. 38). Байков выехал из Тобольска 15марта 1658 г. и прибыл в Москву в августе того же года (Там же, л. 1; ДРВ, изд. 1, ч. VI, стр. 282).

Известие о возвращении Байкова в корне изменило взгляд правительства на задачи посольства Перфильева и Аблина, изготовленные грамоты и наказная память были заменены новыми, в которых уже не было речи о компромиссах (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1657 г., д. 1, лл. 36, 37-43).

Мы не имеем прямых сведший о том, как были оценены в Москве результаты миссии Байкова, и располагаем только косвенными данными. Например, китайские чиновники сообщили впоследствии Н. Г. Спафарию: «И про Байкова слышали де от ваших, что от царского величества казнен был смертью, что грамоты не отдал в Приказе». Спафарий опроверг это, сказав, что Байков умер значительно позднее (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 69). Возможно, какие-то слухи о недовольстве правительства неудачей посольства действительно достигли Китая через участников последующих поездок— Аблина, Милованова и др.

В этом плане важно выяснить, какую роль посольство сыграло в служебном продвижении Байкова. В боярских книгах мы не находим сведений таи о переводе его в другой разряд служилых людей (что нередко имело место в подобных случаях), ни о повышении его земельного и денежного оклада. Однако, возможно, что данные эти не успели внести в боярскую книгу 1657-1658 гг., ко времени же составления книги 1667-1668 гг. Байков уже умер (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, Боярские книги, кн. 5, л. 297). Известно, что в деле Поместного приказа о разделе оставшихся после Байкова земельных владений между его родственниками имеются сведения о том, что в 1663-1665 гг. его поместный оклад был увеличен до 900 четей, т. е. почти на треть (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, л. 34).

Это дает основание заключить, что в целом результаты посольства не были признаны неудачными. И действительно, сведения, привезенные Байковым, представляли значительный интерес для правительства и ими неоднократно пользовались при организации последующих посольств.

Ф И. БАЙКОВ

(БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)

О главе первого официального посольства в Китай Федоре Исаковиче Байкове (или Бойкове, как писал свою фамилию он сам и его вели колуцкие родственники) (По-видимому фамилия произносилась не Бойков, а Бойков, так как только при первом безударном «о» возможно двойное произношение), о социальном и служебном Положении его накануне организации посольства долгое время существовали разноречивые мнения.

Зарождение одной из версий относится к XVII в. Оно связано с публикацией статейного списка посольства голландцем Н. Витсоном, который назвал Байкова тобольским воеводой.

Вторая, наиболее распространенная версия принадлежала Г. Ф. Миллеру, который считал Байкова тобольским сыном боярским. С легкой руки Миллера мнение о «сибирском» происхождении Байкова прочно утвердилось в русской исторической литературе.

Правда, в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона промелькнула заметка о том, что в 1627 г. Байков был стольником патриарха Филарета, но заметка эта не привлекла внимания историков. Современные исследователи русско-китайских связей, как правило, придерживаются миллеровской точки зрения. Ни та, ни другая версии полностью не соответствуют действительности. Байков не был тобольским воеводой. На эту должность назначали представителей служилой верхушки, главным образом думных чинов — бояр и окольничих (Б. Чичерин, Областные учреждения России в XVII в., М., 1856, стр. 76). Байков не принадлежал к этому разряду, не происходил он также из старой феодальной знати, не относился он и к детям боярским.

В грамоте царя Алексея Михайловича китайскому императору, составленной в 1657 г. с целью ускорить возвращение посольства из Китая, он назван просто «наш царского величества дворянин» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1657 г., д. 1, лл. 8, 9).

Документы Поместного и Разрядного приказов свидетельствуют о том, что отец Ф. И. Байкова Исак Петрович Байков был выходцем из мелкопоместного рода великолуцких служилых людей. Многочисленные великолуцкие и псковские родственники его на протяжении XVII в. так и не выдвинулись из разряда городового дворянства, служившего «по выбору». Имеются упоминания о том, что И. П. Байков также начал свою службу в качестве торопецкого стрелецкого головы.

Его выдвижение в разряд московских дворян связано со временем польско-шведской интервенции, когда он принимал участие «в Московском сидении», т. е. в обороне Москвы от поляков при В. И. Шуйском (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, л. 41). Во всяком случае в боярских книгах 1626-1627 гг. он числился уже служилым человеком по Московскому списку (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, Боярские книги, кн. 1, л. 262). Известно также, что с 1629 по 1631 т. он был воеводой на Таре, с 1634 г. и, по-видимому, до смерти (умер он в 1635 или 1636 г. (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, Боярские книги, кн. 2, л. 94; кн. 3, л. 166 об.)—на Валуйках (Акты Московского государства, т. II, СПб., 1896, № 6; ЦГАДА, Оружейная палата, стлб. 2348, л. 1).

Основное поместье И. П. Байкова находилось в Великолуцком уезде. Об этом мы узнаем из челобитной Ф. И. Байкова, поданной в 1636 г. в Поместный приказ: «Поместьица за мною, холопом твоим, дано мне с маткою отца моего на Луках Великих 392 чети (Четь (четверть) равна половине десятины), а оприч тово [98] поместьица за мною, холопом твоим отца моего поместья нигде нет» (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Белозерский уезд, стлб. 33443/261, ч. 1, д. 11, л. 100). Кроме поместных земель отец Байкова владел вотчиной, пожалованной ему в 1619 г. Она составляла 140 четей и находилась в Надбицком стане Великолуцкого уезда (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолукский уезд, стлб. 23212, л. 41). Однако есть сведения о том, что наряду с великолуцкими землями он владел деревней Ефремовой (75 четей) в Ухотской волости Белозерского уезда, которую уступил по спорному делу Я. Хрипунову (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Белозерский уезд, стлб. 33458/281, ч. 1, д. 34, л. 118).

Прямых указаний на время рождения Федора Байкова нет. Но по косвенным данным можно предположить, что он родился не позднее 1612 г. Основанием для такого вывода служат сведения о поверстании его 22 января 1628 г. (по другим, менее достоверным, сведениям 1629 г.) в жильцы, которое производилось обычно в 16 лет. При этом ему был определен поместный оклад в 450 четей и денежное жалованье в 15 рублей (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, Боярские книги, кн. 1, л. 113).

После получения Ф. И. Байковым первого служилого чина началось быстрое продвижение его по служебной лестнице, которое имело какую-то непонятную нам еще подоплеку.

31 августа того же 1628 года Федор получил звание стольника при дворе патриарха Филарета Никитича Романова (Там же). С 1634 г. Ф. И. Байков находился вместе с отцом на Валуйках. Вскоре за то, «что он на прежней валуйской городовой осыпи острог поставил и совсем укрепил волуйскими людьми без прибылых людей, и за ево, Федорову, службу, и за то, что он с Волуйки с ратными людьми послан за татары, и татары побили», ему выдали 8 аршин сукна (Там же).

Вместе с тем его поместный оклад был увеличен на 50 четей, денежный — на 4 рубля. Подобное же повышение произошло и в 1635 г. (Там же).

После смерти Филарета Ф. И. Байков вместе с другими стольниками патриарха был переписан в Московский список (Там же, кн. 3, лл. 212, 295). По боярской книге 1635-1636 гг. он числился уже в разряде дворян (Там же, кн. 5, л. 298). После этого Ф. И. Байков в течение 30 лет оставался в том же разряде, а денежный и поместный оклады его больше не увеличивались.

О дальнейшей службе Байкова известно, что с 1646 по 1648 г. он был воеводой на Валуйках (РИБ, т. 10, СПб., стр. 309), в 1649 г.— в Мангазее (ДРВ, изд. 2, ч. 3, М., 1788, стр. 175), где руководил постройкой городских укреплений (Архив АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, д. 22, №. 103, 104, лл. 228-229 об.; Г. Ф. Миллер, История Сибири, т. II, М.-Л., 1941, стр.-529), в чем, по-видимому, имел немалый опыт.

Мы располагаем довольно полными данными об имущественном положении Ф. И. Байкова.

После смерти отца Федор Исакович унаследовал его поместные и вотчинные владения, которые по писцовым книгам 1625-1626 гг. составляли 392 чети и были расположены в Плавецкой волости, а также Миритиницком, Горожанском и Надбинском станах (всего 5 деревень и [100] 31 пустошь) (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23073, ч. 2, л. 4, «тлб. 23212, лл. 31-33). В 1633 г. в счет его подмосковного оклада в 100 четей ему было отведено 23 чети пустоши (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23073, ч. 2, л. 4, стлб. 23212, лл. 31-33). Однако в 1636 г. в результате земельного спора большая часть подмосковного имения Ф. И. Байкова была отобрана (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Московский уезд, стлб. 33033, л. 197). В этом же году, женившись на вдове Осипа Кафтырева Марии Ивановне (урожденной Козловской), он получил в приданое за ней 100 четей земли в Белозерском уезде (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Белозерский уезд, стлб. 33443/261, ч. 1, д. II, лл. 100-114; стлб. 33446/264, д. 4, л95). В 1638 г. Ф. И. Байков обменял 67 четей этих белозерских земель (оставив за собой 33 чети) с М. С. Жеребцовым на 118 четей в Повельском стане Дмитровского уезда (половину с. Нового на р. Дубне) (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Дмитровский уезд, стлб. 38840, ч. 2, д. 79, л. 119; Белозерский уезд, стлб. 33446/264, д. 4, лл. 87-129).

К моменту организации посольства владения Байкова составили 549 четей поместной земли с пятью крестьянскими дворами (согласно окладу в 650 четей (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, л. 51; Московский уезд, стлб. 33033, л. 197)) и 140 четей вотчинных (с семью крестьянскими дворами), которые находились в различных уездах страны. Денежный же его оклад в 40-х годах составлял 38 рублей (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, Боярские книги, кн. 4, л. 404 об.). В 1663-1664 гг. в качестве награды за участие в посольстве поместный оклад его был увеличен до 900 четей (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, л. 34).

Ф. И. Байков умер, по-видимому, в 1663 или 1664 г. в Москве. По словам его троюродного брата Т. С. Байкова, «во 172 г. брата ево Федора Исакова сына Байкова не стало на Москве у себя в дому» (Там же, л. 38).

Сохранилась выписка из духовной Байкова, по которой он завещал продать свою великолуцкую вотчину, «и тех денег отдать половину в Печерский монастырь, который за Псковым, по отце и по родителех, ево, а другую половину отдать по родителех и по нем к церкви Пречистые Богородицы Знамению, к ево строению, что в Житном ряду» (Там же).

Последнее указание позволяет предположительно выяснить место погребения Ф. И. Байкова. Житный ряд в середине XVII в. был расположен на противоположном от Кремля берегу р. Неглинки, напротив Китай-города. После пожара 1737 г. его площадь частично была занята Монетным двором, позднее — Охотным рядом (П. В. Сытин, История планировки и застройки Москвы, вып. 1, М. 1950, стр.259; т. II, М., 1954, стр. 225).

Изображение Житного ряда сохранилось на многих планах Москвы XVII в., но ни на одном из них не обозначена указанная в завещании Байкова Зачатьевская церковь. Вместе с тем на всех планах до и после пожара в Житном ряду находим Настасьинскую церковь (на плане Мичурина 1739 г. «церковь Настасьи Премудрости, что у Охотного ряда»), расположенную напротив Дмитровской улицы. Можно предположить, что в завещании речь шла об одном из приделав Настасьинской церкви, носившем название Зачатьевского. На несомненную связь Байкова с-Настасьинской церковью указывает также то, что одним из его [101] душеприказчиков был (священник этой церкви Перфирий Ларионов (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолукский уезд, стлб. 23212). Наиболее вероятно, что похоронен Байков именно на кладбище при Настасьинской церкви (П. В. Сытин, История планировки и застройки Москвы, т. II, стр. 225. После смерти Ф. И. Байкова, не имевшего детей, его земельные владения перешли в руки различных лиц. В 1664 г. из его поместных земель было назначено «в прожиток» его третьей жене Федосье Ивановой (по отцу Переносовой) 180 четей. Из них белозерские земли (5 крестьянских дворов и 39 четей земли в деревне Пономаревой) в 1666 г. перешли к ее двоюродным братьям Вышеславцевым (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Белозерский уезд, стлб. 33277/94, ч. 2, д. 14, л. 206; стлб. 33288/105, ч. 1, д. 12, лл. 41-42; стлб. 33399/217, ч. 2, д. 12, лл. 243-256). Подмосковное поместье было отказано душеприказчику Ф. И. Байкова Г. С. Караулову (ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, л. 43), великолуцкие земли — великолуцким и псковским родственникам, ими же была выкуплена за полцены — 100 руб. — и вотчинная земля (там же, лл. 28-51)).

АРХИВ ПОСОЛЬСТВА И ЕГО ИЗУЧЕНИЕ

Документы посольства Ф. И. Байкова дошли до нас не полностью. Основная их часть, находившаяся в Приказе Большой казны, по-видимому, погибла во время одного из московских пожаров. Однако некоторые материалы все же сохранились в архивах других приказов, имевших прямое или косвенное отношение к организации посольства. Из них следует назвать прежде всего документы Сибирского приказа, содержащие переписку с Приказом Большой казны, а также с сибирскими воеводами о посылке Ф. И. Байкова в Тобольск, о предоставлении ему привилегий в меновой торговле, поездке Сеиткула Аблина, возвращении его и Байкова из Китая и т. д. В то же время в фонде Сибирского приказа собрано немало копий документов о посольстве — статейного списка Байкова, наказной памяти, грамоты китайскому императору и т. д. Они датируются 1667 и 1674 гг.

Большой интерес представляет коллекция Посольского приказа. В фонде «Сношения России с Китаем» хранятся черновые отпуски наказной памяти, данной Байкову, и грамоты, посланной с ним к китайскому императору. В нем же находится подлинная челобитная Сеиткула Аблина 1657 г. и материалы подготовки его вторичной поездки в Китай. Вместе с тем значительная часть документов представлена позднейшими списками главным образом 1674 г., но есть даже копии XVIII в., а также многочисленными выписками. В фонде «Монгольские дела» имеются материалы о после ойратского тайджи Аблая Ирки-мулле; в фонде Оружейной палаты — приходные книги Казенного приказа, содержащие записи о приеме привезенных Байковым и Аблиным китайских товаров. Мы имеем несколько копий разного времени со статейного списка, наказной памяти послу и грамоты Алексея Михайловича императору Шицзу. Все они не раз издавались и широко известны в исторической литературе.

В то же время есть ряд очень важных документов, которые до нас вовсе не дошли, но о существовании которых мы имеем прямые сведения. Из них прежде всего нужно назвать грамоту китайского императора царю Алексею Михайловичу, посланную с Сеиткулом Аблиным. Известно, что в 1657 г. она была отправлена с Сеиткулом из Тобольска в Москву и подана в Сибирский приказ (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 8). Оттуда грамота вместе с ее переводом поступила в Приказ Большей казны, «а отписной лист для [вторичного] переводу отдан в Посольский приказ» (Там же, л. 9). [102]

К сожалению, в материалах Сибирского и Посольского приказов не найден ни один из вариантов перевода. Сама же грамота была выдана вместе с другими китайскими грамотами Н. Г. Спафарию для того, чтобы он сделал в Китае точный ее перевод. После поездки Спафария, так же как и все остальные, она исчезла — либо была утеряна им в дороге, либо осталась в его личном собрании.

Не дошли до нас и «грамотки», данные в Пекине Ф. И. Байкову бывшими там голландскими послами. О них упоминает Нейгоф, говоря, что перед отъездом один из свиты Байкова просил от его имени выдать письмо, свидетельствующее о пребывании посольства в Пекине. Такое письмо было получено. В статейном списке Байкова сообщается, что голландцы прислали к нему «две грамотки», одна из которых была запечатана. Никаких следов их мы не находим ни в материалах о посольстве Байкова, ни в фонде «Сношения России с Голландией».

Можно с достоверностью говорить о существовании и некоторых других документов, например расспросных речей Сеиткула Аблина после возвращения из Китая. Они могли храниться в любом из трех приказов— в Приказе Большой казны, ведавшем всеми делами посольства и главным образом его материальной стороной; Сибирском приказе, куда непосредственно мог быть прислан Аблин тобольским воеводой; в Посольском приказе — так как поездка в Китай входила и в его компетенцию. Вероятно, Аблин рассказывал о своем путешествии во всех трех приказах. Однако ни в одном из них расспросных речей не сохранилось.

Имелись, очевидно, и расспросные речи самого Ф. И. Байкова, дополняющие его лаконичный отчет о посольстве. Некоторые авторы даже склонны принимать за них текст статейного описка посольства (Б. Г. Курц, Русско-китайские отношения в XVI, XVII и XVIII столетиях, Харьков, 1929, стр. 35; А. И. Андреев, Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, XVIII век, М.-Л., 1960, стр. 166).

Кроме того, в Приказе Большой казны должны были отложиться росписи китайских товаров, присланных из Тобольска и привезенных из Китая, а также другая документация.

По-видимому, не сохранились полностью и материалы о поездке ф. И. Байкова, попавшие в китайские архивы (О гибели части правительственных архивов сообщали в начале XIX в. китайские чиновники Палладию (Кафарову), к которому они обращались за сведениями о русских посольствах в Китае (АВПР, Главный архив, 1-5, 1857, д. 16, ч. I, л. 93 об.)). В статейном списке Спафария есть прямое указание на существование таких документов. В нем говорится, что чиновник Лифаньюаня, ведший переговоры со Спафарием, имел при себе запись посольства Байкова—«у него здесь есть писано все посольство Байкова» (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Г. Спафария в Китай, стр. 31).

Отсутствие значительной части документов ставит исследователей в весьма трудное положение. Однако и сохранившиеся документы нередко представляют в известном роде загадку. В первую очередь это относится к статейному списку, подлинник которого погиб, вероятно, вместе со всеми делами Приказа Большой казны. Мы имеем в настоящее время два его варианта, текст которых существенно отличается друг от друга.

Рукопись одного из них (условно назовем его вариантом 1) хранилась в личной библиотеке Н. И. Новикова и была им опубликована, а затем дважды переиздана Г. Н. Спасским и И. П. Сахаровым.

Второй вариант (вариант 2) хранится в нескольких тождественных описках и копиях в ЦГАДА.

1. Список, сделанный в 1674 г. в Приказе Большой казны и находящийся в материалах Посольского приказа (ф. Сношения России с [103] Китаем, 1654, д. 4, лл. 107-136). О времени и месте его составления свидетельствует имеющаяся по склейкам и под текстом припись Артемия Степанова Остафьева, бывшего дьяком Приказа Большой, казны с 1674 по 1681 г., и подьячего того же приказа Дениса Стефанова.

2. Список того же времени, сделанный с предыдущего, в книге Посольского приказа (ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, лл. 77-109).

3. Копия 70-х годов XVIII в., снятая с рукописи, принадлежавшей Миллеру (ф. Сношения России с Китаем, 1654, д. 5, лл. 1-16).

Наряду с этим в ЦГАДА имеется немало выписок из статейного списка, повествующих в основном о пути от Тобольска до Пекина (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 3, лл. 48-55 об., 157-201; 319 об.— 325 об.; ф. Сибирский приказ, стлб. 535, лл. 261-263). Все хранящиеся в архиве списки и выписки являются копиями варианта 2.

Этот же вариант лег в основу всех иностранных публикаций.

Тексты обоих вариантов имеют значительные стилистические и смысловые различия (На различия текста варианта Новикова с текстом списков, хранящихся в ЦГАДА, и совпадение последних с иностранными публикациями исследователи долгое время не обращали внимания. Впервые это наблюдение сделано английским историком Бэддли, который издал вариант Новикова, подчеркнув разночтения с другим вариантом — записью в книге Посольского приказа).

Чтобы выяснить причину существования двух вариантов, попробуем проследить историю подлинника и снятых с него копий. Подлинный статейный описок был подан Ф. И. Байковым в 1658 г. в Приказ Большой казны. До нас дошло следующее его описание, относящееся к 1666 г.: «В Приказе Большой казны сыскан Федора Байкова статейный список, как он, Федор, посылан в Китайское государство, и тот статейный список дьячьею и Федоровою рукою не закреплен» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, лл. 56-57). Причиной дефектов в оформлении основного посольского документа послужила якобы неграмотность самого посла и отсутствие при нем подьячего, о чем он сообщал в 1658 г.: «А книг Федор Байков в Приказе Большой казны не подал, а сказал, что де у него подьячего не было, книг писать было некому, а он сам грамоте не умеет» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654 г., д. 4, л. 106).

В 1666-1667 гг. при поездке в Китай Сеиткула Аблина была снята в Приказе Большой казны со статейного списка Байкова первая копия, к сожалению, до нас не дошедшая (ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 535, лл. 99, 140-141; стлб. 1664, лл. 3-4; ф. Сношения России с Китаем, 1674 г., д. 1, ч. 2, лл. 19-22, 44-50).

В 1674 г., когда готовилось пышное посольство в Китай во главе с Н. Г. Опафарием, Посольский приказ вновь затребовал из Приказа Большой казны и из Сибирского приказа материалы о поездке Байкова (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1674 г., д. 1, ч. 1, л. 2; ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 245). В Приказе Большой казны был сделан второй список и переслан в Сибирский приказ, из которого он был в свою очередь передан в Посольский приказ (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, лл. 56-56 об.; 1674 г., д. 1, ч. I, лл. 44-50). Здесь по нему были изготовлены еще два списка; один в виде записей в книге приказа, другой же был выдан на руки Спафарию, о чем имеется его собственноручная расписка (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 3, лл. 153 об. — 154; 1674 г., д. 1. ч. I, лл. 19-22, 44-50).

Можно с уверенностью сказать, что хранящиеся в ЦГАДА тексты статейного списка восходят непосредственно к утраченному подлиннику. Нет основания считать их сокращенными выписками из основного [104] варианта. Во-первых, сама цель составления описка 1674 г. при тщательной подготовке посольства Н. Г. Спафария вряд ли позволила бы производить какие-либо существенные сокращения. Во-вторых, об отсутствии купюр в списке 1674 г. свидетельствует тождество его со списком 1666 г., о составе которого достаточное представление дают его заграничные издания.

Возникает вопрос о том, что же в таком случае представляет собой новиковский вариант (вариант 1). Для решения этого вопроса прежде всего необходимо сравнить тексты обоих вариантов. Для этого разобьем весь текст статейного списка на следующие составные части: 1) дорога от Тобольска до Пекина; 2) пребывание посольства в Китае; 3) описание страны и ее населения; 4) возвращение из Китая.

Сравнительный анализ текстов показывает, что вариант 1 значительно подробнее рассказывает о пути посольства. Вместе с тем вариант 2 в этой части отнюдь не является механическим сокращением первого, так как включает ряд дополнительных сведений. Характерно также то, что в варианте 2 иногда дается перевод или объяснение местных географических названий. Например, монгольское название Кабан-Гусан (или Габал-Гасун) переводится, как «полата кирпичная» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. .1, л. 72 (см. стр. 116 настоящего издания)), и т. д. Однако никаких смысловых противоречий между текстами двух вариантов в первой части нет.

Совсем иначе обстоит дело там, где идет речь о пребывании посольства в Пекине. В этой наиболее важной части статейного списка имеются серьезные смысловые расхождения, которые требуют более детального разбора.

Первое из них касается вручения «поминков», присланных с Байковым китайскому императору. В варианте 1 этот вопрос, как мы знаем, трактуется следующим образом: 4 марта 1656 г. к Байкову были посланы чиновники Лифаньюаня для получения подарков. Байков отказался отдать их до приема у императора. После длительных переговоров он все же передал чиновникам поминки по росписи (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, л. 72 (см. стр. Мб настоящего издания)). 12 августа они были ему возвращены (Там же, стр. 135 см. стр. 130 настоящего издания)). Согласно же варианту 2, маньчжурские чиновники «взяли их сильно» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654, д. 4, лл. 120-122 (см. стр. 130. настоящего издания)) после бурных споров, о которых здесь говорится более подробно и в более резкой форме. Временем возвращения поминков названо не 12, а 31 августа (Там же, л. 122. (см. стр. 131 настоящего издания)).

В варианте 1 почти совсем не поднимается вопрос об основном разногласии между послом и маньчжурскими чиновниками, решившем в известной мере судьбу посольства, т. е. вопрос о передаче царской грамоты в Лифаньюань, а не лично императору.

Вариант 2 уделяет ему довольно много места, особо подчеркивая принципиальную позицию Байкова: «Хотя де царь велит по составам меня рознять, а царя вашего очей не видев, к вам, приказным людем, в приказ не еду и государевы любительные грамоты не отдам» (Там же, л. 121. (см. стр. 130 настоящего издания)).

Такое поведение Байкова полностью соответствует полученной им наказной памяти, в которой предписывалось «государевы грамоты... царевым думным людям... не отдавать...» (П. И. Иванов, Описание Государственного Разрядного приказа, стр. 397). [105]

Нет основания думать, что Байков осмелился бы ослушаться этого предписания. И действительно, отзвуки ведущихся им по этому поводу споров содержатся в статейном списке Н. Г. Спафария (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 65).

Вместе с тем в варианте 1 есть отсутствующее в варианте 2 изложение речи маньчжурских чиновников, ставивших Байкову в пример поведение Петра Ярыжкина, который «повеление все творил нашева царя— в приказ де к царевым людям приезжал и, на колено припадши, кланялся» (ДРВ, ч. 4, стр. 135 (см. стр. 131 настоящего издания)).

В описании Пекина, его построек, укреплений, истории и занятий населения страны вариант 2 также значительно подробнее первого.

Следующее крупное смысловое расхождение имеется в заключительной части статейного списка. В варианте 2 сказано только, что посольство было отпущено из Пекина 4 сентября 1656 г. На этом повествование заканчивается.

Но в варианте 1 содержится очень подробное описание последовавших за выездом из Пекина переговоров, которые будто бы велись Байковым втайне от остальных участников посольства.

В отличие от предыдущих данное расхождение довольно легко проверяется. В книге, выпущенной в 1669 т. Нейгофом, который был в Пекине одновременно с Байковым, есть упоминание о том, что после выезда из столицы русское посольство было задержано на продолжительное время будто бы в ожидании грамоты (Сведения, содержащиеся в книге Нейгофа, в основном совпадают с данными статейного списка и в известной мере дополняют его («Die Gesandtschaft die Oost-Indischen Compagney», Amsterdam, 1669)). Миллер горячо опровергает этот факт как противоречащий статейному списку, т. е. тому официальному варианту, которым он располагал (Г. Ф. Миллер, О первых российских путешествиях в Китай, — «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», СПб., 1755, июль, стр. 46-47).

Однако свидетельство Нейгофа о задержке посольства совпадает с данными варианта 1. Таким образом, в этом случае следует признать правильность изложения варианта 1.

Необходимо сказать несколько слов о противоречиях в хронологии одних и тех же событий. Одни из «их появились в результате описок. Например, время выезда посольства из Тары по варианту 1-10 августа (ДРВ, ч. IV, СПб., 1774, стр. 122 (см. стр. 114 настоящего издания)), по варианту 2-1 августа (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654 г., д. 4, л. 107 (см. стр. 114 настоящего издания)) (что является явной ошибкой, проверяемой простым расчетом пути). Также легко установить, что день выезда от Белых вод к тайдже Аблаю (8 октября) в варианте 1 указан неверно (ДРВ, ч. IV, стр. 123 (см. стр. 116 настоящего издания)), а в варианте 2 — правильно (16 октября) (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, кн. 1, л. 72 (см. стр. 114 настоящего издания)).

Значительно важнее разночтения в датировке, имеющие смысловое значение. Особенно серьезны расхождения в начальных и конечных датах посольства.

В варианте 1 статейный список открывается 25 июня 1654 г., оканчивается 31 июля 1658 г. (возвращением посольства в Тобольск) (ДРВ, ч. IV, стр. 120, 142 (см. стр. 113, 145 настоящего издания)). Вариант же второй начинается 20 марта 1654 г. и кончается 31 июля 1657 г. (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654, д. 4, лл. 107, 136 (см. стр. 113, настоящего издания)). Переписка приказов с администрацией сибирских городов [106] позволяет совершенно точно определить начальные и конечные даты посольства. Оно действительно выехало из Тобольска 25 июня 1654 г. Что же касается варианта 2, то он открывается временем получения в Тобольске царской грамоты и наказной памяти (29 марта 1654 г.), а не временем выезда посольства. Также верна указанная в варианте 2 дата возвращения из Китая.

В варианте 1 мы имеем, по-видимому, дело не с простыми описками, а с позднейшими исправлениями. Это касается и даты возвращения поминков, о чем говорилось выше.

Анализ имеющихся разночтений в написании собственных имен свидетельствует о том, что наибольшее число искажений приходится на вариант 1. Итак, при сравнении текстов двух вариантов становится ясным:

1. Тексты обоих вариантов параллельны, местами совпадают, несомненно зависимы друг от друга.

2. Вместе с тем они имеют некоторые разночтения в датах, значительные смысловые расхождения, неодинаково подробно излагают отдельные эпизоды поездки.

3. Расхождения текстов не являются результатом механического сокращения одного из вариантов, а имеют несомненное щелевое назначение.

При исследовании характера смысловых различий прежде всего бросается в глаза определенная направленность каждого варианта.

В варианте 1 чувствуется стремление составителя оправдать неудачу посольства, показать, что были приняты все меры для его успешного завершения. Отсюда более спокойное изложение посольских споров, а также подробное описание компромиссов, допускаемых Байковым.

Второй вариант выдержан совершенно в другом духе. Из него выброшены все упоминания о компромиссах и всячески подчеркивается твердость посла в поддержании престижа Русского государства.

Поскольку вариант 2 является окончательной официальной версией, сообщенной послом в Москве, то остается предположить, что вариант 1 был составлен раньше.

Существует мнение о том, что в связи с неграмотностью Байкова не велось чернового журнала посольства и в Приказе Большой казны были просто записаны его расспросные речи, в которых Байков упоминается в третьем лице (Б. Г. Курц, Русско-китайские отношения..., стр. 35). С этим мнением трудно согласиться. Сам статейный список очень конкретен и подробен и отнюдь не напоминает по форме расспросных речей. С другой стороны, маловероятно, чтобы крупное посольство было отправлено без грамотного человека. Известно, что из Тобольска в качестве подьячего с посольством поехал С. К. Кубасов. Грамотным мот также быть, например, сибирский казак Петр Малинин, являвшийся толмачом посольства.

Сомнительно и заявление самого Байкова, будто он «грамоте не умеет», так как сохранилась его припись, относящаяся ко времени валуйского воеводства, и рукоприкладство на челобитной 1645 г., отнюдь не производящие впечатления почерка малограмотного человека (ЦГАДА, ф. Разрядный приказ, кн. Белгородского стола, кн. 2 лл. 35-54; ф. Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23073, ч. 2, л. 1 об. (см. фотокопию)). Возможно, что такое утверждение понадобилось Байкову для того, чтобы оправдать отсутствие отчетности о торговой деятельности посольства.

Нет оснований считать вариант 1 путевым журналом. Он имеет вид законченного и отредактированного произведения. Кроме того, в нем [107] содержатся секретные сведения, скрывавшиеся Байковым от остальных членов посольства (переговоры при возвращении из Пекина).

Судя по манере изложения, вариант 1 ближе к событиям, чем второй. Например, запись о приезде в Китай голландских купцов в варианте 1: «Прошлого 164 году июля в 7 день пришли...» (ДРВ, ч. 4, стр. 139 (см. стр. 140 настоящего издания)). В варианте 2 она пришла форму обычной посольской статьи: «Того же 164 году июля в 7 день...» (ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, 1654 г., д. 4, л. 131 (см. стр. 140 настоящего издания)).

Наиболее вероятно предположить, что вариант 1 статейного списка был составлен непосредственно после возвращения посольства в Тобольск, т. е. после 31 июля 1657 г. и до отъезда его в Москву 15 марта 1658 г.

Однако, приехав в Москву и ознакомившись с настроениями в правительственных кругах, Байков, по-видимому, не счел возможным оставить статейный список в прежнем виде (Вольность в изложении событий при составлении статейных списков, практиковавшаяся русскими послами, отмечалась Г. К. Котошихиным: «Все речи, которые говорены и которые не говорены, пишут они в статейных списках не против того, как говорено, прекрасно и разумно, выставляючи свой разум на обманство, чрез что б достать у царя себе чести и жалованье большое» (Г. К. Котошихин, Россия в царствование Алексея Михайловича, СПб., 1859, стр. 42)). На то, что Байков имел [108] влиятельных друзей среди приказной администрации, которые могли его информировать, указывает состав выбранных им душеприказчиков, среди них были князь М. С. Шаховской — судья Московского судного приказа и Г. С. Караулов — дьяк Поместного приказа (ЦГАДА, Поместный приказ, Великолуцкий уезд, стлб. 23212, лл. 37-38). Байков обнаружил, что в Москве из письма Аблая уже известно, что неудача посольства произошла не по его вине. Оправдания стали не нужны, а отдельные факты, об излишней уступчивости даже опасны. Поэтому перед послом встала необходимость переписать отчет, что и было сделано.

Кроме того, учитывая интересы администрации приказов, Байков несколько перестроил статейный список в целом — сократил известные уже данные о пути по Сибири, дал пояснения отдельных терминов, добавил новые сведения о Китае. При этом, по всей вероятности, из чисто личных соображений он выбросил ту часть отчета, которая компрометировала П. Ярыжкина, находившегося в это время под следствием.

Встает вопрос, была ли рукопись, которой располагал Новиков, подлинником варианта 1 статейного списка. На него можно с полной уверенностью ответить отрицательно. О том, что мы имеем дело с каким-то списком XVII в., говорит характер ошибок в датировке, которые едва ли можно приписать издателю.

Оба варианта статейного списка, несмотря на их противоречивость и, может быть, именно благодаря ей, дополняют друг друга, и только сравнение их позволяет восстановить истинную историю посольства.

Внутри государства сведения о посольстве Байкова были известны на первых порах лишь узкому кругу лиц, связанных с деятельностью Посольского приказа и Тобольской приказной избы. Значительно большее распространение получили они за границей, куда проникли вскоре после возвращения посольства из Китая. Впервые они были вывезены Николаем Витсеном. Существует ошибочное мнение, высказанное С. В. Бахрушиным, о том, что Витсен получил список с помощью думного дьяка А. Виниуса в бытность его судьей Сибирского приказа (т. е. в конце XVII в.) (С. В. Бахрушин, Научные труды, т. III, М., 1955, стр. 44). В действительности лее статейный список попал в руки Витсена в 1665-1666 гг., когда он был в Москве в составе нидерландского посольства Якова Бореля. Впоследствии Витсен передал свои записи парижскому географу М. Тевено, который и опубликовал их в своем собрании путешествий, вышедшем в Париже между 1666 и 1672 гг. (Theveneau, Relations des divers voyages curieuse Paris, vol. I-III, 1666-1672). Вскоре известие о посольстве Байкова было переиздано на латинском, а затем на французском языках (в 1681 г.) (A. G. Camus, Memoire sur la collection de voyages, Paris, 1802, p. 336). В 1699 г. статейный список Ф. И. Байкова в варианте Тевено был опубликован в немецком переводе Талендером, который опустил дату путешествия и фамилию посла, ссылаясь на то, что «русским не разрешается сообщать малейшую малость о своей стране» (Talander, Der curieusen und historischen Reisen durch Europa, Leipzig, Bd 2, 1699, S. 885). Несколько позднее Витсен сам издал полученные им в Москве материалы о Ф. И. Байкове (N. Witsen, Noord-en-Ost-Tartaryen. Amsterdam, 1692, bl. 534-536; 1705, bl. 857-859).

Вторично список отчета Байкова был вывезен за границу в 1673 г.; мы находим его в материалах двух почти одновременно побывавших в Москве посольств. Первым из них было посольство бранденбургского курфюрста Фридриха-Вильгельма, во главе которого стоял Иоаким [109] Скультеус. Материалы о поездке Байкова, вывезенные Скультеусом, были опубликованы Андреасом Мюллером в 1677 г. либо уже после его смерти его сыном в 1689 г. В английском переводе они появились в 1744 г. («Churchill’s collection of voyages», vol. II, 1744, pp. 467-478).

Шведское посольство Густава Оксеншерна прибыло в Москву в там же 1673 г., но уже после отъезда Скультеуса. В составе его находился И. Ф. Кильбургер, оставивший записки о русской торговле, в которые также включена часть статейного списка Байкова — описание дороги в Китай. Записки Кильбургера были изданы Бюшингом в 1769 г. (без отрывка из статейного списка) («Magazin fuer die neue Historie und Geographie», Hamburg, 1769) и вторично в полном виде в 1781 г. (Русский перевод сочинения Кильбургера см. Б. Г. Курц, Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича, Киев, 1915).

Пути, которыми оба посольства получили интересующие их материалы, не вполне ясны. В 1673 г. шла подготовка поездки в Китай Н. Г. Опафария, который располагал изготовленным специально для него списком отчета Байкова (ЦГАДА, ф. Китайские дела, 1675, д. 3, лл. 153-154). Не исключена возможность, что копии его участники посольства получили от самого Спафария, жившего до приезда в Россию при бранденбургском, а затем при шведском дворах и несомненно сохранившего там какие-то связи.

Не менее вероятно, что данные о посольстве Байкова были получены обоими авторами еще до приезда в Россию из книги Тевено. Правдоподобность последнего предположения подтверждается наличием одинаковых фактических ошибок как в издании Тевено, так и в книге Кильбургера (например, в обоих изданиях Байков называется тобольским воеводой) (Б. Г. Курц, Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича, стр. 48).

В наиболее полном виде статейный список Байкова был напечатан в 1707 г. в Амстердаме в голландском собрании путешествий Питера Аа (Pieter Van der Аа, Naakeurige versameting der Gredank-Waardigste Zee an Land Reysen na Oost en West-Indien..., Amsterdam, 1707, t. 26, S. 1-13). В 1732 г. он появился на французском языке с примечаниями Витсена (Bernard, Recueil de Voyages an Nord, vol. IV, Amsterdam, 1732).

Вое названные иностранные издания благодаря общему источнику — официальному варианту статейного списка Ф. И. Байкова — очень близки друг к другу. Существовало мнение, что Тевено и Витсен опубликовали не статейный список, а запись рассказа Байкова, сделанную в Пекине членами посольства Нейгофа (K. Риттер, Землеведение Азии, т. IV, стр. 218-219). Отличаются публикации лишь сопровождающими их авторскими комментариями. Наиболее важные различия имеются в датировке посольства (1653-1657 или 1654-1658 гг.) и характеристике социального и общественного положения посла.

Изучение вопроса о посольстве Ф. И. Байкова в чисто историческом плане началось статьей Миллера «О первых русских путешествиях в Китай», первоначально вышедшей на немецком языке, а затем переведенной на русский («Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», 1755, июль, стр. 19-57).

В основу статьи Миллера была положена упоминавшаяся выше французская версия статейного списка. Вместе с тем Миллер произвел [110] критический анализ других его иностранных изданий (немецкого и голландского). Он, по-видимому, пользовался имеющейся в его личном собрании копией с официального варианта отчета Байкова. Миллер привлек данные книги Нейгофа, которые подверг сомнению, а также примечания Н. Витсена и И. Россохина.

Совсем иначе подходил к сохранившимся источникам И. Фишер, который отдавал предпочтение запискам Нейгофа, считая основные документы посольства утраченными, а сведения статейного списка не заслуживающими внимания. В общей работе по истории Сибири он поместил краткое и не слишком точное сообщение о поездке Байкова, полностью игнорируя выводы Миллера. Фишер считал, что посольство было отправлено «от томского правительства» и возглавлено казаками (И. Е. Фишер, Сибирская история, СПб., 1764, стр. 525-526).

К этому же времени относится первая русская публикация текста статейного списка по рукописи, принадлежавшей Н. И. Новикову. Впоследствии этот вариант неоднократно переиздавался и прочно вошел в русскую историческую литературу (ДРВ, изд. 1, ч. IV, СПб., 1774, стр. 122-242; СПб., изд. 2, ч. IV, М., 1788, стр. 120-142; «Сибирский вестник», СПб., 1820, кн. 8, стр. 113-136; кн. 9, стр. 137-168; «Сказания русского народа», т. II, кн. 8, СПб, 1849,стр. 125-134).

Крупным существенным вкладом в изучение истории посольства Ф. И. Байкова была книга Н. Н. Бантыш-Каменского «Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год». В основу ее была положена одна из коллекций Посольского приказа, носившая название «Дела Китайского двора» (в настоящее время фонд «Сношения России с Китаем») и хранившаяся в Главном архиве Министерства иностранных дел (в настоящее время ЦГАДА). В ней содержались списки с основных документов посольства: отчета Байкова, наказной памяти послу, грамоты царя Алексея Михайловича китайскому императору, выписок о торговой деятельности посольства.

Располагая этими материалами, автор значительно расширил существовавшее до него представление об организации и результатах посольства, а также наметил правильную хронологическую и фактическую канву событий. Книга была закончена в 1792 г., но вышла в свет только в 1882 г. (Таким образом, до 1882 г. в исторической литературе повторялись старые ошибки. См., например: В. Берх, Царствование царя Алексея Михайловича, СПб., 1831, стр. 90-92).

Поэтому немалое значение имела публикация документов о подготовке посольства, осуществленная в 1842 г. П. Ивановым. В приложениях к «Описанию Разрядного архива, с (присовокуплением списков со многих, хранящихся во оном любопытных документов» он поместил наказную память Байкову и грамоту Алексея Михайловича, хранившиеся в фонде Сибирского приказа.

До выхода в свет книги Бантыш-Каменского перечисленными изданиями исчерпывалась вся источниковедческая база дальнейших исследований. Некоторое несоответствие, имеющееся в датировке опубликованных документов, и смысловые разночтения в вариантах статейного списка привели к разнобою в установлении основных дат посольства и большой путанице в изложении отдельных событий. С. М. Соловьев, например, связывал организацию посольства непосредственно с амурскими событиями, со стремлением урегулировать их мирным путем (С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. VI, т. XII, М, 1961, стр. 597). А. Корсак поводом для отправления Байкова в Китай считал [111] «зазывную грамоту» какого-то маньчжурского губернатора, .подразумевая под ней, по-видимому, грамоту (минского императора Цинь-цзуна, ошибочно датированную 1649 г. (А. Корсак, Историко-статистическое обозрение торговых сношений России с Китаем, Казань, 1857). Ф. Ф. Мартенс без всяких к тому оснований сообщал, что Ф. И. Байков исполнил требуемый от него маньчжурскими чиновниками обряд «коутоу» и был принят императором (Ф. Ф. Мартенс, Россия и Китай, М., 1881, стр. II). По мнению X. Трусевича, перед посольством Байкова ставились две задачи: во-первых, мирное урегулирование военных столкновений на Амуре, во-вторых, завязывание с Китаем торговых отношений (X. Трусевич, Посольские и торговые сношения России с Китаем, М., 1882, стр. 18-20).

Ю. В. Арсеньев считает поездку в Китай только торговым предприятием, а самого Байкова гонцом и лицом низшего служебного положения (Ю. В. Арсеньев, Статейный список посольства Н. Спафария в Китай, стр. 1.).

Немалую роль в подобной оценке миссии Байкова сыграла книга С. А. Белокурова (С. А. Белокуров, О Посольском приказе, М., 1906, стр. 55-72), в которой детально рассматривается принцип деления послов на послов великих, посланников и гонцов, существовавший в практике Посольского приказа. Согласно приведенной С. А. Белокуровым схеме, рангу полномочного посла должен был соответствовать боярский или стольничий чин. Но это относится главным образом к послам в западные страны. Что же касается послов в Крым и разного рода восточные государства, то они нередко назначались из представителей средней группы дворянства.

Большинство историков, относивших Ф. И. Байкова к низшему разряду сибирских служилых людей, неизбежно приходили в выводу, что он был только гонцом, меньшинство считало Байкова посланником (А. Н. Пыпин и др.). Тем самым они создавали искаженное представление о характере посольства, низводили его до уровня тех полуофициальных разведывательных поездок в Китай, которые организовывались еще в первой половине XVII в. администрацией сибирских городов.

В 1919 г. вышел в свет фундаментальный труд английского историка Бэддли (J. F. Baddeley, Russia, Mongolia, China, vol. II, London, 1919, p. 131), который ввел в научный оборот ряд неопубликованных документов о посольстве Байкова, сравнив их с данными записок Нейгофа и китайских хроник.

Из советских работ, в которых рассматривается вопрос о посольстве Ф. И. Байкова, наиболее серьезной является книга Б. Г. Куриа, снабженная большим справочным аппаратом (Б. Г. Курц, Русско-китайские сношения..., стр. 32-35). Посольству Ф. И. Байкова посвящен также один из разделов популярной книги А. Г. Банникова, написанной в географическом плане (А. Г. Банников, Первые русские путешествия в Монголию и Северный Китай, М., 1954, стр. 28-44). К сожалению, А. Г. Банников ограничился только пересказом статейного описка по варианту, опубликованному Новиковым, отсюда ошибки в датировке отдельных этапов поездки. В книге М. И. Сладковского, посвященной экономическим отношениям СССР и Китая (М. И. Сладковский, Очерки экономических отношений СССР с Китаем, М., 1957), есть раздел о посольстве Байкова, но он не вносит ничего нового как в освещение его фактической стороны, так и в толкование уже известных событий. [112]

В отличие ют работы Сладковского соответствующий раздел книги П. Т. Яковлевой (П. Т. Яковлева, Первый русско-китайский договор 1689 г., М., 1958, стр. 91-103) построен на большом количестве источников как опубликованных, так и вновь привлеченных. Однако автор почему-то полностью игнорирует вариант статейного описка, изданный Новиковым, что, несомненно, обедняет анализ переговоров Ф. И. Байкова в Пекине. При довольно детальном разборе посольских дел в книге немало досадных ошибок в хронологии событий (выезд Байкова из Москвы — 1652 г.; отъезд в Китай — апрель 1653 г.; возвращение в Тобольск — 1656 т. и т. д.). Также нельзя согласиться с даваемой автором классификацией посольства, при которой миссия посла сведена только к передаче грамоты.

Подводя итоги изучению вопроса о посольстве Ф. И. Байкова в Китай, необходимо отметить, что после статьи Ф. Г. Миллера в русской исторической литературе не было посвященных ему специальных исследований, что при изложении истории посольства в общей и специальной литературе до сих пор еще имеют место путаница и разнобой, требующие окончательного уточнения. Это уточнение невозможно без критического издания статейного описка Ф. И. Байкова.

Серьезные расхождения в сохранившихся вариантах статейного описка сделали наиболее целесообразной их параллельную публикацию.

Текст варианта 1 воспроизводится по его первой публикации Новиковым, единственной, которая была сделана с подлинника. Для варианта 2 взяты тексты двух его списков, относящихся примерно к одному времени. Наиболее ранним и близким к подлиннику является список 1674 г. в столбцах Посольского приказа. К сожалению, первые его листы плохо сохранились, поэтому начало статейного списка дается по другому списку, который представляет собой копию с предыдущего, помещенную примерно в то же время в записную книгу Посольского приказа.

Текст воспроизведен по изданию: Первые русские дипломаты в Китае ("Роспись" И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова). М. Наука. 1966