ВОЙНА В КИТАЕ

Статья третья.

(См. Русский Вестник, июнь и июль, 1900 г.)

В двух предыдущих статьях уже были мельком указаны те события которые послужили поворотными пунктами общего хода дел как на Чжилийском, так и на Манчжурском театре военных действий. Такими событиями явились: на первом из этих театров двухдневный (30 июня — 1 июля) бой у Тянь-Цзина, на втором или в Манчжурии дни, когда начали свое движение отдельные отряды направленные в глубь страны для выручки Харбина и по Амуру для выручки Благовещенска.

Придерживаясь хронологической постепенности, остановимся прежде всего на операциях в Манчжурии.

Задачи которые ставились здесь русским отрядам сводились прежде всего к освобождению Благовещенска, а следовательно и к восстановлению свободного плавания по Амуру, затем паралельно с этим к освобождению Харбина окруженного назойливыми толпами восставшего населения и примкнувших к ним регулярных войск, и, наконец, уже по выполнении этих задач к окончательному захвату или разгрому тех сил противника которые дерзнули напасть на нашу границу и при изменившейся обстановке не успели бы своевременно отойти на юг на присоединение к остальным скопищам Манчжурских «кулачников».

Мы уже говорили о том что для выполнения этих задач были двинуты четыре отряда: Хайларский или генерала Орлова направленный от Старого-Цурухайту на Хайлар и далее вдоль железнодорожной линии на Цицикар; Харбинский или Сунгарийский генерала Сахарова направленный от Хабаровска вверх по Сунгари на Харбин и Никольский генерала Чичагова двинутый от пределов Приморской области на Нингуту и далее к тому же Харбину. Для выручки же Благовещенска по Амуру с двух противоположных сторон спешили отряды полковника Сервианова (от Хабаровска) и полковника Шверина (от Стретенска). Соединясь у Благовещенска со стоявшими здесь отрядами генерала Грибского и полковника Печенкина они могли образовать и в действительности образовали впоследствии особый отряд поступивший под начальство генерала Рененкампфа и направившийся чрез Мергень к [541] Цицикару. Когда же войска генерала Чичагова дошли до реки Мудань-Цзяня, то оказалось что для безопасности их дальнейшего движения необходимо было овладеть крепостью Хунь-Чунь, не только тяготевшею над левым флангом этих войск, но сериозно грозившею и самому Владивостоку, благодаря сравнительно многочисленным силам собранным Китайцами у первого из этих пунктов. Тогда для удара на Хунь-Чунь пришлось образовать особый отряд вверенный начальству генерала Айгустова. Если теперь ко всем перечисленным силам мы присоединим еще русские войска охранявшие южную ветвь Восточно-Китайской ж. д. между Ню-Чжуаном и Порт-Артуром и действовавшие в пределах этого участка, то получим в конце-концов что всего вторгнувшихся в Манчжурию отрядов к средине июля получилось шесть: из них Хайларский действовал с запада, Благовещенский и Сунгарийский с севера, Никольский и Хуяьчжунский с востока, Нючжуанский (или Даши цайский) с юга. Все они, за исключением южного, сходились к одному центральному пункту к Харбину где, как сказано выше, засела охранная стража, служебный и рабочий персонал дороги отчасти не успевшие отойти к границе, отчасти не желавшие без боя отдать в руки врага важнейший узел местных железнодорожных и грунтовых путей.

Исходными пунктами тех успехов, которые были одержаны в средине июля только что перечисленными отрядами и которые совершенно до неузнаваемости видоизменили в нашу пользу всю обстановку в Манчжурии, явились штурмы Ню-Чжуана и Сюнь-Ю-Чена на юге от Мукдена, Сань-Синя на Сунгари, Хунь-Чуня у Корейской границы, Сахаляня и Айгуна на противоположном берегу от Благовещенска, и, наконец, бои у Хайлара на западе от Цицикара и у Ие-Хо к югу от Нингуты. Замечательно что после этих как бы основных начальных боев задача отдельных отрядов была облегчена до крайности, дальнейшее сопротивление Китайцев если и было значительным, то в сущности лишь по долине реки Нонни, где ими с самого начала борьбы были сосредоточены наиболее грозные силы Цицикарского генерал-губернаторства.

Проследим подробнее операции каждого из этих отрядов, начиная с самого западного, то есть, с Хайларского.

17 июля по пути к Хайлару произошла первая встреча с китайскими войсками. Последние насчитывали у себя до 5.000 человек при 2 орудиях. Результатами происшедшего боя кроме больших потерь у противника явились: 1) захват Хайлара, 2) отступление и тех китайских сил которые направились по другой дороге к Цурухайту и 3) возможность немедленного открытия [542] paбот по восстановлению железнодорожного пути от Забайкалья к Хайлару. 18 и 19 июля ушли, повидимому, на отдых после боя и утомительного перехода, на преследование противника и на переход к станции Айгун. 20 июля отряд передвинулся к Уйдунге, 21-го почти без сопротивления занял Хайлар. В городе найдены мука, овес, 4 знамени, заряды, патроны и ружья... Вслед за захватом Хайлара возобновились и работы по исправлению пути. 22 июля высланный из города конный отряд с орудиями (под начальством штабс-ротмистра Булатовича) настиг противника у станции Джерментэ. Неприятель, неся значительные потери, отступил верст на 40 назад. 29 июля занята станция Якши, куда, кроме передового отряда, прибыла еще и рота охранной стражи капитана Чоглокова. Сравнительная ничтожность сопротивления (Последние депеши указывают, однако, на намерение Китайцев организовать здесь более сериозный отпор.) оказываемого Китайцами на этом операционном пути дает возможность предполагать что Хайларский отряд успеет выйти из горной страны Большего Хингана раньше чем решится судьба китайских сил сосредоточенных по долине реки Нонни, говоря иначе, что он успеет принять участие в разгроме этих сил другими русскими отрядами подходящими от линии Харбин и Цицикар.

Вторыми по очереди должны быть рассмотрены операции у Благовещенска; в предыдущей статье мы остановились на бомбардировке 7 июля.

9 июля пароход Министерства Путей Сообщения «Сунгари» доставил в город артилерийские боевые припасы. К 12 июля орудийный и оружейный огонь из китайских ложементов стал слабее. Частыми разведками на китайскую сторону и наблюдениями с четырех возвышенных пунктов обнаружено что Китайцы укрепляются в 2-4 верстах от берега. Силы их находившиеся на линии Айгун-Благовещенск, по донесению генерала Грибского, доходили до 18 тысяч человек с 45 орудиями. По распространившимся тогда же слухам, из Цицикара следовали к ним новые значительные подкрепления с 10 орудиями. В то же время и с нашей стороны для восстановления сообщений по Амуру и для обеспечения задуманной атаки на Айгун, из Хабаровска и из Забайкальской области были двинуты к Благовещенску отдельные отряды, в общем 9 батальонов, 8 сотен, 30 легких орудий, 2 мортиры и 12 медных орудий. 13, 14 и 15 июля Китайцы поддерживали по городу лишь редкий огонь, а ночью стреляли залпами. К 14 июля, когда стали прибывать в город первые подкрепления, в Благовещенске находились 2 батальона, местная команда, 8 легких и [543] 2 тяжелые орудия, 4 сотни и 1-й запасный батальон с одною вооруженною ротой, затем 480 дружинников с ружьями Крынка и 670 охотников из среды городских обывателей. С 14 по 16 июля прибыли из отряда полковника Шверина 2 _1/2 батальона, одна сотня, 4 легких орудия, а отряд полковника Сервианова (3 батальона, 1 сотня, 8 орудий и 2 мортиры) 17 июля пришел в деревню Константиновку. В ночь на это же число переправился на китайскую сторону отряд казаков-охотников в 60 человек при 3 офицерах под начальством генерального штаба капитана Запольского. В происшедшей стычке отряд захватил 2 китайские стальные орудия и потерял убитым сотника Резунова и раненым одного казака. Утром охотники вернулись в город. Китайцы открыли было сильный ружейный огонь, но наша артилерия заставила их замолчать. 18 июля противник обстреливал лагерь, станицу Верхне-Благовещенскую и город, и прекратил огонь лишь 19-го в 5 часов утра. 20 июля начались активные предприятия уже с нашей стороны.

В этот день, в 3 часа утра, русские войска переправляются на китайский берег у станицы Верхне-Благовещенской и после упорного боя берут деревню Сахалянь. 21 числа они продолжают движение к Айгуну, выбивая противника из ряда заранее подготовленных им сильных позиций. Одновременно с этим русская артилерия, подготовляя успех будущей атаки, целый день 21 и все утро 22 обстреливает с нашего берега китайские укрепления у Айгуна. 22 июля идет бой у этого пункта. Он начинается в два часа дня и продолжается до восьми. В рядах наших войск принимает участие и команда охотников образованная из жителей Благовещенска. Китайцы последовательно выбиты из четырех позиций и отступают частию на Цицикар, частию на тот же Айгун, где еще есть возможность обороняться в новых траншеях и в приспособленных к обороне фанзах. После отчаянно упорного сопротивления они выбиты и отсюда отрядом из четырех рот и смешанной полусотни. Успеху боя много способствуют удачные действия нашей артилерии. Потери Китайцев значительны, у нас ранены только девять нижних чинов. Кроме того, у противника захвачено несколько орудий большого калибра, много орудий малого, много картечниц и ружей Маузера. Для преследования отступающих в ту же ночь с 22 на 23 июля посланы по дороге на Цицикар: пехота полковника Сервианова и конные сотни под общим начальством генерала Рененкампфа. Неприятель пробует задерживаться в рощах и попутных селениях, но энергично преследуемый обращается, наконец, в бегство. В ночь с 23 на 24 генерал Рененкампф возвращается к Айгуну, везя с собою две отбитые пушки и 9 [544] знамен. На следующий день, 24 июля, он выслан вновь по той же цицикарской дороге. У него 3 сотни казаков и 2 орудия с конною прислугой. Несмотря на время потерянное при возвращении к Айгуну, 25 июля утром русский отряд нагоняет Китайцев. У противника 800 человек пехоты, 300 человек конницы, 10 орудий. Китайцы опрокинуты. Хорунжий Вертопрахов с сотней Амурского полка берет два орудия, из них одно заряженное. До селения Медзюнь (Эюр) приходится идти с боем. Между тем по мере движения наших вперед силы Китайцев все возрастают. К дравшимся с утра войскам подходят регулярные войска обнаруженные нами по их однообразной форменной одежде, подвозятся боевые припасы и общая численность китайского отряда доходит до 3.000 пехоты, 400 человек конницы и 12 орудий. В 6 часов вечера противник начинает охватывать оба фланга. Он отбит последовательными атаками казаков и картечным огнем наших орудий. В то же время и в тылу на сообщениях с Айгуном показываются мелкие шайки восставшего населения. Между тем движение вперед и атака неприятельской позиции затруднены не одною многочисленностию врага, но и самою местностью крайне пересеченною, сплошь покрытою лесом и густыми зарослями. Действия в конном строю оказываются затруднительными, казакам все время приходится спешиваться. В виду таких тяжелых условий на выручку к Айгунскому отряду двинуты сильные подкрепления. Но кризис продолжается не долго. Уже 26 июля, судя по телеграмам генерала Гродекова, Рененкампф получает возможность двинуться вперед, переходит к деревне Танджан и установляет телеграфное сообщение с Айгуном. 27 подходят и дальнейшие подкрепления. Наконец, из телеграм от 29 июля становится ясным что неприятель выбит со всех позиций заграждавших Айгунскому отряду его путь к долине Нонни и потерял массу убитых и раненых. Наши же потери сравнительно очень невелики: убит 1 офицер и 10 казаков, ранены 2 офицера и 24 казака.

Итак нужно думать что в настоящую минуту отряд генерала Рененкампфа находится в 60 верстах от Благовещенска по пути к Мергеню. К последнему пункту поспешно стягиваются и китайские войска, уже теперь насчитывающие у себя до 12 тысяч человек. Таким образом ближайшим событием в Айгуиском отряде должен быть бой у Мергеня (Последние телеграмы принесли известие о бое у Хингянского перевала отобранного у Китайцев благодаря фланговому ночному движению.), если только успехи других русских отрядов не заставят Китайцев отойти отсюда без боя на Цицикар или на присоединение к тем из своих сил которые [545] действуют в окрестностях самого Харбина. При более же упорном сопротивлении Китайцев у Мергеня очень возможно что операции в долине реки Нонни закончатся для них известным кризисом, так как, затянув момент своего отхода назад, они тем самым дадут возможность подойти к Цицикару, то есть, в тыл к себе, отряду генерала Орлова и войскам двинутым от Харбина и Хулань-Чена.

События в Сунгарийском или Харбинском отряде шли, повидимому, в следующей постепенности. Начав движение по Сунгари в первых числах июля, генерал Сахаров 10 числа подошел к деревне Ван-Джо, население которой 5 июля разбойнически напало на «Ракету», один из наших пароходов совершавших рейсы по реке. В деревне найдены боевые припасы, а вблизи ее на берегу Сунгари свежие ложементы с массою брошенных в них ружей. 11 июля отряд подошел к крепости Баян-Ту, о которой доносили что она может оказать самое упорное сопротивление. После разведки выяснилось что как в самой крепости, так и в укрепленном лагере около нее находилось 2.000 китайских войск. Вечером к генералу Сахарову явились два человека с предложением прислать парламентеров. Начальник отряда согласился, назначив сроком явки утро следующего дня. Парламентеры не прибыли и 12 июля русский отряд, имея впереди казачьи части, двинулся к крепости. Наступление поддерживалось пехотой как со стороны суши, так и с судов на реке. Подавленные этою стрельбою Китайцы вскоре замолчали, но затем снова открыли бешеный огонь и вели его в течении почти 2 часов. Все эго закончилось, однако, беспорядочным бегством противника, при чем крепость была им очищена еще раньше. С нашей стороны ранен один казак. Постройка самой крепости Баян-Ту и укрепления соседнего с нею лагеря оказались весьма солидными. В крепости найдено 5 круповских 6-дюймовых длинных орудий готовых к установке на лафеты, подвижные платформы, масса пустых уже расстреленных снарядов, 4 десантных орудия, снаряды к ним и другое имущество. Обезоруживая встречавшиеся по пути мятежные банды, срывая укрепления, гоня перед собою противника, осматривая попутные селения, захватывая в них запасы оружия, генерал Сахаров дошел 13 июля до окопов Сянь-Синя, где ему пришлось встретить наиболее упорное (за все время движения) сопротивление противника. Охватывая Сянь-Синь с трех сторон, реки Сунгари, Мудань-Цзянь и его приток создавали для Китайцев условия в смысле обороны крайне благоприятные. Начатые 14 июля переговоры с местным амбанем не привели ни к чему. Наличность наиболее [546] удобных бродов на севере от укрепления, а именно, через приток Мудань-Цзаня, заставила повести главную атаку на северный фронт Сянь-Синя. В то же время паралельно с главным ударом велась нами демонстрация и с левого берега Сунгари. Бомбардировка укреплений началась 15 июля в 9 часов утра и продолжалась до часа дня. В 12 часов пехота и казаки перешедшие приток Мудань-Цзянь в брод по горло ворвались в город. Китайцы бежали... Несмотря на упорство их сопротивления, на их многочисленность (силы обороняющегося доходили до 4.000), на указанные выше благоприятные условия местности облегчавшие противнику его оборону, потери наших войск крайне незначительны: контужен 1 штаб-офицер, убит 1 нижний чин, ранено 6. Нами захвачено: 22 орудия, в том числе 14 скорострельных Гочкиса, много ружей и огнестрельных припасов. Бой у Сянь-Синя, успех одержанный здесь генералом Сахаровым, являясь удачным развитием всей наступательной операции этого генерала по Сунгари, значительно облегчил ему и дальнейшее движение к Харбину. Весь путь от Сянь-Синя до последнего пункта пройден уже без задержек и при более мирном настроении жителей. Только в устье, реки Хулан-Хе пришлось иметь дело с прикрытием китайского обоза, в конце концов все-таки захваченного нашими казаками. 21 июля вечером генерал Сахаров уже был в Харбине.

Что касается до Никольского отряда, то на его долю выпали, по-видимому, следующие задачи: во 1-х, частию сил выручить Харбин, оперируя к этому пункту совместно с отрядом двигавшимся по Сунгари, во 2-х, обеспечить западную границу Приморской области, и в 3-х, прикрыть работы на крайнем восточном участке главной Манчжурской магистрали. Уже в начале июля Никольский отряд дошел до линии Нингуты и два дня 5 и 6 июля имел дело с Китайцами у крепости Э-Хэ, но вслед за тем, повидимому, приостановился, расположившись на укрепленной позиции у моста на Мудань-Цзяне и имея у станции Мурен такую же укрепленную позицию для своего ариергарда. 20 июля у этих пунктов снова пришлось иметь дело с китайскими шайками. Для выручки же Харбина был двинут из состава Никольского отряда особый отряд полковника Денисова который пройдя ускоренным маршем последние двести слишком верст отделявшие его от намеченной цели прибыл к Харбину 23 июля, то есть, всего двумя днями позже генерала Сахарова. На встречу к Денисову из Харбина еще утром 22-го были высланы в Аже-Хэ две сотни. Потери нашего отряда совершенно ничтожны: всего один убитый казак. Под прикрытием наших сил расположенных по Мудань-Цзяню в тылу у них идут насколько [547] возможно безостановочно работы по восстановлению пути и вообще по сооружению его на тех участках, где были начаты только первые приготовления. «Работы вполне обеспечены инвентарем и материалами», телеграфирует инженер Свиягин со ст. Пограничная, «но рабочих в данное время привлечь невозможно. На перегоне Модаши-Таймо-Чау осталось 600 рабочих и на перегоне Таймо-Чау-Мурен 800 рабочих которые удерживаются лишь с большим трудом»...

Наибольшим препятствием для дальнейшего развития операций в направлении от Нингуты к Харбину являлось то обстоятельство что на левом фланге Никольского отряда находились китайская крепость Хунь-Чунь и местечко Савеловка с весьма сильными и хорошо вооруженными гарнизонами. Падение Хунь-Чуня могло иметь самое разностороннее значение: во 1-х, был бы уничтожен кошмар тяготевший над ближайшими окрестностями Владивостока, так как эти гарнизоны, повидимому, только и выжидали ухода некоторых из наших войсковых частей чтобы броситься в направлении к Владивостоку; во 2-х, была бы обеспечена безопасность последнего, другими словами, была бы приобретена свобода в высылке отсюда и дальнейших сил для более существенных целей преследуемых в других районах борьбы; в 3-х, были бы разгромлены китайские войска, в данном районе лучшие по качеству и богаче других снабженные орудиями и современным ручным оружием, и, наконец, в 4-х, были бы обеспечены фланг и тыл отряда генерала Чичагова... 17 июля эти цели были достигнуты...

Еще 16 числа от селения Новокиевского из состава войска Приморской области тронулся по направлению к китайской крепости Хунь-Чунь особый отряд из 3 стрелковых полков, трех батарей, двух сотен, полуроты сапер и небольшого артилерийского парка под общим начальством генерала Айгустова. Походное движение совершено ночью; 17 июля в 5 часов утра открыты военные действия, в 8 часов вечера крепость взята штурмом. Сопротивление было упорно, но потери наших войск сравнительно ничтожны; всего убито: 2 офицера и 6 нижних чинов, ранено 1 офицер и 4 нижних чина. У Китайцев захвачены кроме орудий в фортах и те которые они пытались увезти при отступлении. Китайские войска из другого укрепленного пункта на границе из Савеловки отступили, не выждав удара еще 14 июля. Они пошли к тому же Хунь-Чуню, говоря иначе, погрома не избегли.

Бесспорно что кроме перечисленных выше выгод, захват Хунь-Чуня имел большое значение и в области [548] нравственного воздействия на противника. По словам генерала Гродекова, потрясение Китайцев так велико что ни одного жителя не осталось в городе и его окрестностях, многие бежали почти голыми. При этом можно было думать что это воздействие коснется не одних Китайцев, что победа, одержанная на том пункте где сходятся три границы: Китайская, Русская и Корейская, найдет себе отзвук и в Корее, пока вполне спокойной, но точно также таящей в себе обычные Азиатам коварство и хитрость. «Нам надо было взять инициативу в свои руки, писал генерал Гродеков про Хуньчунское дело, так как до сих пор мы играли пасивную роль, отбиваясь лишь от самых дерзких и вероломных нападений Китайцев». Очевидно что первый же переход в наступление сейчас же дал и самый блестящий результат.

Что же происходило, однако, в том самом Харбине куда так стремились с различных сторон русские отряды? Теперь, когда освобождение этого пункта уже состоялось, когда кризис созданный здесь для русских людей обстановкою первых дней мятежа миновал безвозвратно, вполне возможно даже по дням проследить все подробности Харбинской блокады. Но чтобы понять некоторые трудности обороны, познакомимся прежде всего с самим городом или, как его называют официально, с усадьбою.

Уже за три года до настоящих событий русские люди фактически владели Харбином, купив его у бывшего владельца. За этот небольшой промежуток времени они успели создать, однако, довольно большое и многолюдное поселение насчитывающее у себя теперь до 10.000 жителей. Оно состоит из трех совершенно отдельных частей: Старого города, Нового города и пристани Сунгари.

Старый город расположен на равнине, приблизительно в расстоянии 15 верст от реки, поражает своею сравнительною благоустроенностию и является средоточием административных учреждений дороги, начальствующих лиц, начальства, охранной стражи, телеграфа и почты, школы, гостиницы, лучших магазинов, общественного сада и небольшого вновь разбитого сквера. Вне города, там где когда то было китайское кладбище, устроили свою усадьбу главный инженер дороги Югович и его помощник Игнациус. Для жилья новых поселенцев были приспособлены китайские фанзы, длинные одноэтажные мазанки построенные из земляного кирпича. Крыши были большею частию или из цинкованного железа, или черепичные, или соломенные. Благодаря массе произведенных Русскими посадок, бывшая до того времени почти степною, местность у Старого города стала неузнаваема. [549]

Новый город находится в 5-6 верстах от Старого по направлению к пристани на Сунгари. В недалеком будущем бесспорно лучшая часть поселения Новый город в настоящую минуту еще только застраивается. В числе готовых уже домов значатся домики клиники, лаборатории, больницы, священнослужителей и конторы князя Хилкова по отчуждению земель. Вблизи Нового города небольшой русский поселок «Ваховка» на местности, которая на языке туземцев зовется Матигоу.

Пристань Сунгари находится уже на самой реке в 8-ми верстах от Нового города. Это самая бойкая и наименее чистая часть Харбина. Здесь размещены: канцелярия начальника охраны генерала Гернгросса и полицейское управление, здесь же имеется и пристань, куда подходят пароходы совершающие рейсы между Харбином и Хабаровском, с одной стороны, и между Харбином и Цицикаром, с другой. Постройки в этой части селения самые разнообразные: тут и китайские фанзы, и саманные постройки, то есть, те же фанзы, но приспособленные к потребностям новых владельцев, и очень красивые каменные дома. Тут же недалеко от полицейского управления раскинулся и китайский базар с его харчевнями, сапожными, галантерейными и зеленными лавками. За рынком русские и китайские магазины размещенные в небольших саманных домиках под железными, черепичными и соломенными крышами. Вдоль берега Сунгари сосредоточились главные железнодорожные постройки, грандиозные мастерские и маленькие мазанки для рабочих. На противоположном, то есть, на левом берегу реки расположена как бы четвертая часть города, возникшая сравнительно недавно и получившая наименование Затона. Таким образом весь Харбин протянулся от реки Сунгари в восточном направлении примерно верст на 15, составился из трех отдельно расположенных частей и перебросился частию новых построек даже на другой берег реки.

Из этого внешнего описания города становится ясным следующее: во 1-х, что его оборона, как поселения раскинутого на таком значительном протяжении, была крайне затруднительна (3.000 винтовок на площадь, одна сторона которой уже доходила до 15 в.); во 2-х, что эти трудные условия еще увеличивались невозможностию применить для обороны местные здания (фанзы, мазанки), так как последние были в большинстве случаев низкими, построенными из непрочного материала и с легко загорающимися при бомбардировке крышами; в 3-х, что следовательно для успеха обороны необходимо было бросить некоторые части города и сосредоточиться в тех которые были ценнее, а отчасти удобнее и для отпора, [550] и наконец, в 4-х, что частию наиболее удовлетворявшею этим— словиям была пристань с ее ценными железнодорожными сооружениями и с ее каменными домами, сравнительно более подходящими для упорной обороны.

Как мы увидим ниже, дело в конце концов и свелось именно к подобной обороне широко раскинувшегося поселка.

Происходившие в начале июля пока еще мирные переговоры между инженером Юговичем и местными китайскими властями Цицикарской провинции привели к тому что последние согласились в виду ежечасно ожидаемых смут беспрепятственно пропустить из Харбина в Хабаровск на пароходах по Сунгари персонал служащих с ближайших железнодорожных ветвей, их семьи и русских рабочих. 11 июля на шести баржах и двух пароходах эти лица в количестве 2.500 человек и выехали из Харбина. Таким образом, город которому грозила, быть может, даже долгая блокада, город который после отхода этих баржей и пароходов был сейчас же отрезан от сообщений с остальным миром и двадцать три дня не имел никаких вестей извне, этот город за выездом 2 _1/2 тысяч служащих освобождался от лишних ртов.

По отправке их в Хабаровск в распоряжении генерала Гернгросса оказались 3.000 винтовок и три отлитые в мастерских Харбина медные орудия калибром в 2 _3/8 дюйма. 12 июля эти силы расположились следующим образом: 170 казаков на левом берегу Сунгари в Затоне, 1 рота и 1 сотня на станции Хитун в 60 верстах от Сунгари-Первая, 1 сотня на станции Аже-Хэ и особый кавалерийский отряд в Старом городе; все остальное, то есть, главные силы ближе к реке, на пристани и на станции Сунгари-Первая. В случае опасности сюда же должны были отойти и передовые отряды. Позиция на пристани легко обстреливаемая со всех сторон была крайне неудобна для обороны, но оставить ее было невозможно: здесь находилась вся материальная часть сосредоточенная в Харбине как в центральном пункте дороги, здесь находились и продовольственные припасы, перевезти которые на другую, более удобную позицию, за неимением соответствующих средств было прямо немыслимым.

Итак, первоначальное расположение нашего отряда для обороны свелось к простому размещению в центре главной его массы с выдвинутыми на один или два перехода вперед кавалерийскими, а отчасти и пехотными заставами. Само собою разумеется что при первом же приближении более грозных сил противника к Харбину, этим заставам пришлось бы немедленно отходить назад, другими [551] словами, что роль их была лишь обычною ролью сторожевого или разведочного отряда, но отнюдь не оборонительного. Как мы сейчас увидим, доблесть русских войск позволила, во 1-х, расширить эту задачу, а во 2-х, и всю оборону поселения сделать самою активною.

13 июля Китайцы перешли здесь в энергическое наступление, главным образом по левому берегу реки со стороны Цицикара и Хулань-Чена. Артилерийский огонь велся ими, впрочем, и со станции Аже-Хэ. Особенному обстреливанию подвергалась пристань. Ее громили не только с фронта, но и с тыла, не только огнем ружей, но и огнем орудий. Охранная стража стоявшая на станции Хитун выдержала первый натиск противника, сама перешла потом в наступление, взяла один из водочных (ханшинских) заводов, где было заперлись Китайцы, и отбила два запряженные орудия с их снарядами. В то же время в 9 часов утра у Затона мы должны были отойти назад. Китайцы зажгли эту часть селения и начали бомбардировать пристань, обстреливать поезда ходившие от нее к станции Сунгари-Первая. По всей вероятности в этот же день очищена нами и станция Аже-Хэ.

14-го удачные операции нашего передового отряда у Хитуна, повидимому, продолжались, но не долго. Захватив при преследовании отступавших Китайцев еще одно (третье) орудие завязшее в грязи, он должен был в виду перерыва телеграфного сообщения и опасности своего изолированного положения отойти к главным силам. В 8 часов утра началось бомбардирование нашей позиции из-за Затона. Ответный огонь был открыт из отбитых нами китайских орудий. В результате Китайцы очистили и зажгли Затон. На следующий день пожар потушен дождем.

Таким образом к средине июля вся оборона селения, свелась к отстаиванию сравнительно небольшой площади занятой пристанью и станциею Сунгари-Первая. Тем не менее она велась энергически. 15 июля генерал Гернгросс бросился на противника в западном направлении. Со 150 нижними чинами он переправился на левый берег Сунгари, нагнал уходивших из Затона Китайцев и 18 верст, сжигая по пути деревни, преследовал отступавшего врага. К 2 часам дня генерал вернулся обратно в отбитый нами Затон.

16-ое июля прошло спокойно.

17-го генерал бросился в направлении на восток. Имея всего одну роту, одну сотню и одно орудие, захваченное у Китайцев же, он двинулся к другому водочному заводу расположенному в 7 верстах к востоку от Харбина. Китайские войска шли, [552] повидимому, навстречу. В их радах было до 1.500 человек. Перестрелка продолжалась часа четыре. Попытки взять завод штурмом не удались, наступившая темнота помешала новым усилиям, но ночью сами Китайцы отошли назад. За оба боя, то есть, 13 и 17 числа нами потеряно: убитыми 1 офицер и 57 нижних чинов, ранеными 2 офицера и 93 нижних чина. Потери противника несравненно больше: уже в окрестностях Хитуна и Западного водочного завода было найдено нами при преследовании до 200 трупов.

18-го июля отряд производивший вылазку к Аже-Хэ отошел к центральной позиции.

19-го к Аже-Хэ подошел полковник Денисов высланный из Никольского отряда. 21-го в 7 _1/2 час. вечера по реке Сунгари прибыли войска Сунгарийского отряда, ночью явились в самый Харбин и сотни Денисова. 22-го в день тезоименитства вдовствующей Государыни Императрицы в освобожденном от блокады селении произведен обычный парад гарнизону и новоприбывшим войсковым частям.

Мужественная оборона Харбина отрядами железнодорожной охраны и спешно вооруженным служебным персоналом дороги, отрядами оказавшимися в самой тяжелой обстановке, отрезанными от сообщений с остальным миром, удаленными от родных границ на сотни верст, эта оборона достойно оценена с высоты Престола. По Высочайшему Его Императорского Величества повелению министром Финансов отправлена 30-го июля инженеру Юговичу следующая телеграма: «Счастлив передать вам, генералу Гернгроссу и всем служащим Китайской Восточной дороги и ее охране Высочайшую благодарность Государя Императора за мужественное исполнение своего долга пред Престолом и Отечеством. Его Императорское Величество соизволил выразить уверенность что вы, равно как все ваши сотрудники и геройская охрана дороги с освобождением Харбина приметесь с прежнею энергией за восстановление произведенных разрушений и за скорейшее окончание великого дела сооружения дороги находящейся под особым попечением Его Императорского Величества».

Таким образом в этой телеграме для отрядов действовавших в Манчжурии, главным образом для русских людей блокированных в Харбине, намечалась новая задача как бы в дополнение к той которую они уже так блистательно выполнили, охранив один из важнейших железнодорожных узлов и удержавшись в самом центре взволнованного края.

Дабы окончательно покончить с операциями в Манчжурии, [553] посмотрим теперь что происходило на юге провинции, на той ветви которая идет от Ню-Чжуана к Порт-Артуру.

По отступлении нашей охраны, рабочих и служебного персонала с железнодорожных участков к югу от Мукденя, крайнею по направлению к северу и следовательно ближайшею к противнику станцией оказалась Да-Ши-Цао. Выдвинутый сюда отряд полковника Домбровского в связи с небольшими русскими силами охранявшими гавань Инкоу и европейскую часть Ню-Чжуана составил прикрытие которое должно было обеспечить от мятежных шаек не только крайний южный участок железнодорожного пути, то есть, линию Ню-Чжуан-Порт-Артур, но и Ляодунский и Квантунский полуострова.

Между тем собранные Китайцами к югу от Мукденя крупные силы и начавшееся отступление русской охраны придали мятежным элементам и большую самоуверенность, и большую дерзость. В окрестностях Ню-Чжуана и Да-Ши-Цао уже появились многочисленные китайские скопища имевшие при себе и артилерию. В городах Фу-Чуфу, Хай-Чене, Сень-Ю-Чене, то есть, на нейтральной полосе, замечены кулачники возбуждавшие местное население. 4-го июля в последнем из названных пунктов произведены выстрелы по русскому караулу на станции, причем у нас убит один стрелок 7-го Восточно Сибирского полка и ранено двое. 13-го июля в 9 часов утра было обнаружено наступление Китайцев на отряд полковника Домбровского. Они шли двумя колонами. Первая двигавшаяся с востока была, повидимому, менее многочисленная, но за то имела при себе артилерию. Она отошла под натиском наших четырех рот (с 6 орудиями) высланных ей на встречу. Вторая колона противника наступавшая с севера насчитывавшая у себя до 5.000 человек и имевшая в своем составе и конницу встречена двумя русскими ротами и взводом казаков. Поддержав эти роты еще одною, но не имея в виду вести бой вдали от охраняемой им дороги, лично прибывший к месту стычки полковник Домбровский к 4 часам дня отошел назад на бивак, потеряв 4 нижних чинов убитыми и несколько человек ранеными. В то же время в виду появления крупных сил врага у Ню-Чжуана стала грозить самая сериозная опасность и гавани Инкоу: при перед удобном случае Китайцы могли броситься на этот город, сжечь здания довольно многочисленных здесь иностранцев и их имущество. Очевидно что для восстановления спокойствия в нейтральной полосе, для обезоружения появившихся в ней мятежных шаек, для предупреждения дальнейших активных мероприятий врага, для надежного прикрытия ряда существенных для нас пунктов необходимо было принять при первой же возможности [554] самые решительные и энергические меры. С этою целию было выслано из Порт-Артура по разным направлениям несколько отрядов составленных из всех трех родов оружия. Кроме того, 2 июля из Би-Цзи-Во (небольшой гавани лежащей против группы островов Эллиот) в северо-восточном направлении на Да-Гу-Шань и Сю-Янь (то есть, примерно до линии реки Да-Ян-Го) была выслана сотня Читинского полка. Ей ставилась уже специальная задача осветить своими разъездами район между хребтом Фин-Шуи-Лин, берегом моря и рекою Да-Ян-Го. На обратном пути сотня наткнулась на засаду, была окружена, но молодецки пробилась, потеряв 9 человек убитыми (в том числе и командира сотни) и двух ранеными. Спустя несколько дней нападение Китайцев на отряд полковника Хорунженкова стоявший у Сень-Ю-Чена и самостоятельный переход в наступление русских сил бывших в окрестностях Ню-Чжуана привели к штурму и захвату как Нючжуанских фортов, так и укреплений Сен-Ю-Чена. Особых подробностей о взятии (13 июля) Ню-Чжуана в нашем распоряжении нет. Некоторые переданные телеграмой подробности дают даже возможность смешать это дело с боем у Сен-Ю-Чена расположенного в ближайшем соседстве с фортами Ню-Чжуана, но атакованного нашими войсками днем позже 14 июля. Так как, судя по более ранним известиям, часть русских сил уже давно находилась в Ню-Чжуане, то нужно думать что 13 июля были взяты лишь форты и туземная часть этого обширного и населенного города. По крайней мере в телеграме от 20 июля сказано что Ню-Чжуан совершенно очищен от китайских полчищ бежавших по направлению к Ляо-Ян-Чжоу. Во взятых фортах найдено много ружей и богатые боевые припасы. Сопротивление Китайцев не было упорным: явление всегда замечаемое среди их войск в тех случаях, когда им остается сторона или путь куда еще можно бежать и где еще можно спастись. Большую помощь в деле штурма оказала сухопутному отряду находившаяся здесь канонерская лодка Гремящий, десант с которой также принимал в деле самое живое участие.

На следующий день, 14-го, взяты штурмом укрепления Сень-Ю-Чена. Гарнизон последнего сам сделал вылазку на стоявший здесь отряд полковника Хорунженкова (1-й Восточно-Сибирский стрелковый Его Величества полк, 2-я легкая батарея 1-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и полусотня 1-го Верхнеудинского казачьего полка.). Нападение отбито, а вслед затем начат и штурм. Потери Китайцев в известность еще не приведены, но по всей вероятности значительны. С нашей стороны ранено только 5 нижних чинов. Нужно думать что сопротивление [555] противника и у этого пункта было непродолжительным. Получив 14 июля телеграму и благословение Государя Императора сибирские стрелки в тот же день поднесли к стопам обожаемого Шефа своё первый трофей в делах с китайскими мятежниками.

Занятие Ню-Чжуана и Сень-Ю-Чена обеспечило лишь голову оставшегося за нами участка южной ветви. Один же из пунктов в тылу этих позиций, а именно Гай-Чжоу или Гай-Пин, находился еще в руках восставших. 19 июля после упорного боя на окружающих крепость высотах взят и Гай-Пин. В деле принимал участие тот же отряд что захватил и Сень-Ю-Чен. В крепости взято двенадцать пушек. С нашей стороны в двух перестрелках под крепостью и во время атаки ранено одиннадцать нижних чинов, потери же Китайцев остались невыясненными.

Только после взятия Гай-Пина и Ню-Чжуана можно было двинуться вперед по дороге на Мукдень. Отряды полковников Домбровского и Хорунжевкова были соединены в один порученный генералу Флейшеру. Всего оказалось 2 баталиона стрелков, 2 роты охранной стражи, 2 казачьи сотни и 4 орудия мортирной батареи. 30 июля с этими силами захвачен Хай-Чен. Движение началось еще 28 числа из Да-Ши-Цао тремя колоннами. Противник занимавший позицию в семи верстах севернее этого пункта после непродолжительного боя отошел назад, потеряв более ста человек. На следующий день 29 наступление наших войск продолжалось, но уже двумя колонами. Преследуемый противник отошел к Хай-Чену. Он потерял вновь от 300 до 400 человек, знамя и 4 дальнобойных орудия. Попытки Китайцев вернуть эти орудия не привели ни к чему. 30 июля во время боя у Хай-Чена они потеряли еще два орудия и самый город. Наши потери за два дня 28 и 29 июля уже известны: убитых нет, ранено 7 нижних чинов, убито 4 лошади, подбито одно орудие. Потери за последний день боя в известность не приведены. Силы Китайцев доходили до 5.000 (из них кулачников 1.000) при 8 орудиях. Успех у этого пункта явился одним из удачных этапов по пути к священному для Китайцев городу Мукденю, месту погребения родоначальников нынешней царствующей в Китае династии.

Перейдем теперь к событиям разыгравшимся на Печилийском театре борьбы...

Прежде всего заметим что с момента решительных успехов одержанных союзниками у Тянь-Цзина из среды тех самых правительственных лиц Китая которые, рисуя Европе все ужасы происходящей смуты, указывали вместе с тем и на всю слабость свою в подавлении грозного и давно подготовленного мятежа, из [556] среды этих самых лиц выделились те которые повидимому до последней минуты сохраняли за собою фактическую власть над большинством и если говорили о своем бессилии, то лишь с единственною целию одновременно достичь двух целей: оправдать свое потворство бунту и обезопасить себя от ответственности в тот день, когда выведенная из терпения Европа призовет на свой грозный суд виновников жестокой расправы с ее подданными. Хитрость и обычное коварство Китайцев особенно наглядно проявили себя во всем ходе этих переговоров. Одинаково трудно было довериться и зверю Ли-Пин-Хену производившему ряд неистовств и казней, и Ли-Хун-Чжану, этому прославленному другу Европы, в действительности такому же ее врагу как и другие правительственные лица, только врагу умному, понимавшему что в борьбе с европейским миром нужны не оружие, не армия еще не организованная и не обученая, а простое коварство, торгашество умеющее выманивать послабления чтоб уменьшить бремя обязательств и принимать эти последние чтобы потом ни одного заведомо не исполнить.

Как бы то ни было, начавшиеся с Пекином, а отчасти и с Шанхаем где находился Ли-Хун-Чжан, переговоры в сущности ничем незакончившиеся выяснили лишь одно что все слухи об умерщвлении иностранных послов в Пекине оказались не верными, все рассказы о зверствах якобы учиненных Китайцами над европейскими семьями оказались вымыслом. За все время блокады посольств мятежною толпой и войсками перешедшими на сторону кулачников в русской миссии оказались, как мы увидим ниже, убитыми один чиновник и человек 30 из охранной стражи.

27 июля Министерством Иностранных Дел непосредственно от императорского посланника в Пекине была получена телеграма доставленная невидимому с нарочным в главный город Шандунской провинции Цзин-Тау и уже отсюда 25 июля местным ямынем отправленная по телеграфному проводу к месту назначения. В этой телеграме г. Гирс сообщал что осадное положение еще продолжается и что у осажденных имеется лишь некоторый запас продовольствия; что китайское правительство само предложило иностранным представителям передать их телеграмы и настаивает на их выезде из Пекина; что не имея достаточных гарантий безопасности посланники не отважатся на подобный выезд и должны получить для сего особое разрешение своих правительств.

С Высочайшего Государя Императора соизволения действительному статскому советнику Гирсу, а также всей миссии и находившемуся при ней десанту выехать в Тянь-Цзин было разрешено, но [557] лишь в том случае если бы находящееся в Пекине правительство и богдыхан дали самые верные гарантии что переезд этот будет совершен в полное безопасности. Вместе с тем г. Гирс должен был предупредить китайских сановников о той тяжкой ответственности которая пала бы на Китай и на самого богдыхана в случае малейшего нарушения неприкосновенности всех лиц, кои вместе с российским посланником следовали бы до Тянь-Цзина.

Почти одновременно с этими переговорами о судьбе посольств начались мольбы Китая о посредничестве. Сам богдыхан обратился и к президенту Северо-Американских Штатов, и в Франции, и к императорам Европы. Несколько позже других стал известен ответ русского правительства. Все время имея в виду более чем двухвековую дружбу и мир с Китаем как с соседом, наше правительство глубоко скорбело о событиях обративших дружбу в кровавое столкновение, отделяло бессильное правительство Китая от мятежной секты нашедшей себе такое громадное количество последователей и указывало на необходимость теперь же покончить с мятежом, обещая оказать центральному правительству Небесной Империи возможно полное содействие при достижении последним этой главной цели. Очевидно что искренно скорбя о печальном повороте искони дружелюбных сношений с Китаем русское правительство тем не менее не желало выступать из союза созданного соглашением между европейскими государствами, Японией и Северо-Американскими Штатами и отклонило от себя заботы посредничества. Также бесплодно закончились и обращения богдыхана по адресу других правительств. При полной неопределенности относительно его действительной судьбы, относительно его личности, местопребывания, фактической власти, самые телеграмы богдыхана могли казаться подложными, сфабрикованными теми же представителями смуты которые даже после понесенных неудач еще мечтали о сопротивлении по пути к Пекину и начатыми переговорами хотели лишь затянуть время для сбора войск и устройства укреплений.

До некоторой степени цель эта была достигнута.

Несмотря на очевидную необходимость сейчас же и возможно шире использовать успех одержанный над войсками противника в двухдневном бою под Тянь-Цзином, несмотря на очевидную возможность воспользоваться и тем расстройством которое было внесено этим боем в нестройные ряды китайских сил, союзный отряд приостановился у фортов и стен захваченного города и в точение целых трех недель только разведками на фронте, да [558] усиленными работами по организации тыла и его сообщений, обнаруживал свое присутствие на берегах Пейхо.

Конечно, эта стоянка у Тянь-Цзина была лишь временною и обусловилась целым рядом причин, прежде всего соображениями чисто-внешней политики. Те переговоры которые были начаты китайским правительством почти тотчас после двухдневного боя давали возможность предполагать что при изменившихся условиях обстановки дальнейший поход на Пекин, по крайней мере в первые дни переговоров, явится излишним, что центральному правительству на этот раз, то есть, после поражений понесенных кулачниками, быть может, удастся собственными силами затушить пламя мятежа. В таком случае движение союзных сил к столице империи могло лишь усложнить как положение местных правителей, так и ту задачу к разрешению которой последние стремились. Позднейшие известия обнаружили, повидимому, и прежнюю беспомощность этих правителей, и обычное коварство Китая о котором мы говорили выше. Тогда понятно что все илюзии отошли в сторону и уступили место окончательно принятому решению: при первой же возможности организовать дальнейшее движение к столице Срединной империи.

В то же время с материальной точки зрения наступивший перерыв в военных действиях легко объясняется естественным желанием союзников, во-первых, пополнить свои продовольственные и боевые запасы, во-вторых, установить порядок в тылу, восстановить и обеспечить сообщения; в-третьих, усилить себя подходящими подкреплениями и, в-четвертых, освободить себя от раненых, а главным образом от больных, число которых, судя по невыносимо тяжелым условиям климата, по особенностям данного времени года, по отсутствию хорошей воды, по полному отсутствию в китайских поселениях самых примитивных понятий о чистоте и гигиене, число которых, повторяем, несомненно было велико. С другой стороны, помимо забот о тыле, необходимо было подумать и об исследовании местности по пути будущего движения, о производстве тщательных разведок, об исправлении дорог, о получении более точных и верных сведений о противнике и т. д. Желательно было также переждать и период дождей делавших всю местность между Тянь-Цзином и Пекином крайне неудобною для каких бы то ни было операций.

Очевидно что пред общим движением к столице Китая необходимо было подумать и об общем вожде, о том руководителе который сумел бы слить воедино разношерстный контингент вверенный ему восемью государствами Европы, Азии и Америки. [559] Являясь отдельными элементами вне борьбы с Китаем в вопросах обычной политики, эти государства как участвовавшие в одной и той же военной операции против одного и того же врага становились в смысле военном уже не отдельными, а составными элементами образующими не несколько, а один цельный союзный корпус. Вот тут-то во внутренней жизни этого корпуса, в его деятельности и сказывались центробежные наклонности и стремления его составных частей. То что считалось необходимым, желательным и достижимым в среде Японцев, Русских или Французов, отрицалось Англичанами или Американцами и, наоборот, что признавалось желательным для последних, отвергалось другими. С каждым днем необходимость назначения старшего вождя, снабженного возможно большими полномочиями, делалась все яснее и понятнее... Такой руководитель становился особенно нужен в том случае, если бы «неотвратимою силою вещей, как сказано в правительственном сообщении, иностранные отряды вынуждены были в известной мере расширить свою первоначальную задачу».

В то время когда между государствами происходил по этому вопросу обмен мыслей, император германский Вильгельм II обратился по телеграфу непосредственно к Государю Императору, а также и ко всем заинтересованным правительствам, предлагая предоставить в распоряжение держав германского фельдмаршала графа Вальдерзе, как такого главнокомандующего на которого могло бы быть возложено руководство всеми операциями сосредоточенных на Печилийском театре международных сил.

Имея в виду что с минуты сосредоточения на китайской територии значительных по цифре союзных войск, единство действий их являлось непременным условием успешного выполнения предстоявшей им задачи, что высокое положение графа Вальдерзе, по званию фельдмаршала, давало ему преимущественное право на руководительство действиями отдельных отрядов к одной общей всем цели и что, наконец, побуждения нравственного характера коими в данном случае могла руководиться Германия, представитель которой был зверски умерщвлен в Пекине, служат для нее основанием и стремлением стать во главе международных сил действовавших против китайских мятежников, имея все это в виду и в то же время одушевленный заботой о возможно скорейшем улажении возникших на Дальнем Востоке осложнений Русский Император ответил германскому что с своей стороны не видит препятствия к назначению графа Вальдерзе главнокомандующим над войсками посланными в Китай.

Это назначение вызвало вообще много толков. Принятое и [560] остальными участниками коалиции, оно долгое время служило предметом самых оживленных бесед. Англия ответила что ее согласие обусловливается согласием и остальных государств, Франция, в лице своей печати, заявила что французские войска еще могут действовать наряду с германскими, но что подчиняться фельдмаршалу Германии для них будет немыслимо. Даже ответ русского правительства и тот был дан с известною оговоркою. «Не следует терять из вида», говорит по этому поводу правительственное сообщение, «что выражая согласие подчинить русский отряд общему командованию германского фельдмаршала, Государь Император не намерен ни в каком отношении отступать от политической програмы, по основным началам коей состоялось полное соглашение как с Францией, так и с прочими державами. Не добиваясь никаких корыстолюбивых целей, стремясь к общему умиротворению и скорейшему восстановлению добрых отношений с соседним Китаем, Россия остается верною своим историческим преданиям и, если продолжение беспорядков в Китае вызовет необходимость более решительных военных действий, она будет неуклонно следовать тем человеколюбивым заветам которые искони и во все времена составляли славу Российского войска».

Конечно, германский фельдмаршал, в частности сам Вальдерзе, мало удовлетворяет тем требованиям которые предъявлялись в эту минуту главнокомандующему на Дальнем Востоке. Во-первых, Вальдерзе уже немолод (72 лет), во-вторых, он не знаком с тою окраиной куда едет и где должен действовать, в-третьих, своею известностию он обязан скорее всего личному расположению к нему императора Вильгельма (отсюда и быстрая карьера в первые же дни по воцарении этого императора) чем своими подвигами в минувшие войны. В пользу графа говорит лишь его дипломатическое умение, его такт и находчивость, качества особенно ценные для той сложной и трудной обстановки в которой ему придется оказаться по прибытии на китайское побережье.

В действительности, как мы увидим ниже, вопрос об общем руководителе союзными войсками при их движении на Пекин разрешился несколько иначе, и во главе этих войск оказался не германский фельдмаршал, а русский генерал Леневич, командир 1-го Сибирского армейского корпуса.

22-го июля коалиционный корпус трогается, наконец, к столице Небесной Империи... 23-го идет бой у Пен-Цзяна, 24-го у Ян-Цу-На, 31-го союзники стоят уже у стен столицы... Вечером 1-го августа после однодневной бомбардировки, взорвав ворота восточной [561] окраины города, они вступают в Пекин. Таково содержание последней телеграмы полученной от вице-адмирала Алексеева...

Отлагая подробный разбор и изложение подробностей этого движения до следующего раза, не можем не отметить здесь той невольно приходящей на ум мысли что в настоящую минуту мы, современники, быть может, находимся, сами того не сознавая, в центре или, покрайней мере, накануне величайших мировых событий полагающих определенную грань между старым и новым порядком вещей и явлений...

Фег-.

Текст воспроизведен по изданию: Война в Китае // Русский вестник, № 8. 1900