-

ФРАНЦУЗСКИЕ КАТОЛИЧЕСКИЕ МИССИИ В ДЕВЯТНАДЦАТОМ СТОЛЕТИИ.

(Перевод с французского — Ю. Васильева).

ГЛАВА III.

ОТЦЫ ЛАЗАРИСТЫ В КИТАЕ.

(Продолжение, см. вып. 50-51).

Пребывание преосвящ. Сарту (Sarthou) на епископской кафедре в Пекине отмечено попытками расширить школы в миссии. В ней были уже несколько лет две второклассные школы, — одна в самом Пекине, другая в Тянь-цзине. В 1891 году братья «Маристы» из Сен-Жени-Лаваль (Saint-Genis-Laval) близ Лиона были призваны управлять ими и придали им такую жизнь и движение, каких ни та ни другая школа не знали до сих пор.

В Пекинской школе с самого начала насчитывали до ста учеников китайцев занимавшихся изучением наук и языков, особенно французского. В Тяньцзинскую школу принимались только дети европейцев. Но в 1896 году миссия открыла вторую школу, куда принимаются дети китайцы и французы, которая в настоящее время взята под покровительство правительства республики и процветает под управлением французск. генерального консула, графа Шайяр.

Между тем подготовлялись серьезные события. Воинственная Япония, возбужденная славой своих побед, обуреваемая самыми честолюбивыми мечтами, представляла живейший контраст своему соседу Китаю. Последний, спокойный и ушедший в самого себя, среди своих громадных владений, занимался исключительно искусством и науками, привыкнув действовать более кистью чем железом. Даже патриотизм уменьшился вследствие этой продолжительной неподвижности и под управлением иноземной династии. В случае войны между двумя этими государствами, несмотря на кажущееся могущество Китая и его грамадное население, успех был бы не на его стороне. Об этом знали в совете Микадо и политика советовала востользоваться этим обстоятельством. Нужно [8] было только подыскать случаи, и беспорядки в Корее доставили его.

Здесь не место рассказывать о подробностях этой войны, на которую миссионеры могли бы смотреть равнодушно, если бы она не относилась к народу, который они просвещали. Они оплакивали злоключения Китая. Побитой в Корее, затем в Маньчжурии, он лишился флота; Порть Артур, считавшийся несокрушимым, был взят японцами. Только суровая зима 1894-5 года остановила победоносное шествие их на столицу Китая. Безумие, которое овладело всеми слоями общества от дворца до бедной лачуги при получении этих мрачных известий, доставляемых одни за другим, заставляло бояться всего. Кто мог быть уверенным, что насилия не повернуться против иностранцев и христиан? Это не случилось благодаря Бога! Казалось наоборот события повернулись в их пользу. Опираясь на Россию, Францию и Англию в переговорах перед Симоносекским миром, Китай и его уполномоченный министр Ли Хун-чжан выразили признательность этим странам, сделав им некоторые уступки. Французский посланник г. Жерар добился, что были окончательно установлены границы по Меконгу. Французская миссия воздвигла в Бей-тане статую Богородицы в память этого ужасного года На этом памятнике можно видеть следующую надпись по-китайски: «Ужасная война угрожала гибелью империи и династия и религия воздвигли этот памятник Богородице за ее покровительство».

Епископу Сарту трудно было бороться с утомительными обязанностями его службы при его слабом здоровье. Он умер еще совсем молодым, после тяжкой и продолжительной болезни, 15 апреля 1899 г. Ему было 58 лет, половину которых он прожил в Китае. Он оставил свою кафедру Фавье, который 2 года состоял его помощником.

Давно уже находясь в Китае, Фавье проповедывал Евангелие или вел религиозные переговоры с властями. Ему посчастливилось не вызвать против себя неудовольствий. За несколько дней до посвящения его во епископа, в 1897 году, император наградил его красным шариком первого класса за важные услуги, оказанные им. Он был посвящен епископом Брюньер (Brugniere), викарием западного Чжили, в присутствии епископа Сарту и многих других 20 февраля того же года, при этом ему были выражены чувства глубокой симпатии. Дипломатический корпус, вице-король, два принца императорского дома присутствовали на этой церемонии; стеклось более 3000 христиан и такое же количество язычников; резиденцией было получено много подарков. [9]

Епископ Фавье должен был тотчас же взяться за управление епархией. Вскоре у него на руках оказалось нелегкое дело, которое могло бы повести к очень опасным последствиям. Китайское правительство под предлогом, что Пи-чжи-ли угрожает восстание, а потому следует заранее запастись средствами, чтобы подавить его, вызвало из Гань-су 25000 солдат, которые и были размещены в предместьях Бао-дин-фу. На самом деле их задача была, если бы представился к тому случай, изгнать немцев из Цао-чжоу. Если нельзя назвать китайцев храбрыми солдатами, то за то можно сказать, что они наименее дисциплинированы. Через несколько дней после их прибытия, 6 июля 1898 г. два унтер офицера явились в миссию с бранью и угрозами. Привратник, хотевший их остановить, был избит. Побежали предупредить власти. Но прежде чем они прибыли более двух сот разбойников присоединились к первым двум; миссия была разграблена, прислуга перебита, двух миссионеров, Дюмон (Dumond) и Уан (Ouang), били палками по голове, затем приволокли в пагоду, служившую главной квартирой разбойников, где они ожидали прибытия помощника градоначальника, подвергаясь оскорблениям и угрозам смертью; не без труда удалось градоначальнику освободить их и отвезти в своем собственном экипаже на постоялый двор, где им перевязали раны; в то время как шайки грабителей громили миссию.

При вести об этом французск. посланник Пишон, поспешил в Цзун-ли-ямынь, он требовал строгого и немедленного наказания виновных. Поверенный в делах вице-король Юн-лу умолял, чтобы ему разрешили покончить этот вопрос миром с епископом Фавье. Г. Пишон согласился на это. Вскоре состоялось и соглашение. Миссия уступала китайскому правительству свою резиденцию Бей-гуань (Pe-koan), в северной части Бао-дин-фу, уединенность которой делала ее удобной для нападения грабителей, и взамен получила старый дворец Даотая, построенный в центре города, который должен был быть исправлен за счет государства и передан миссионерам китайскими властями с торжественными извинениями по поводу случившегося; должны быть внесены 1500 франков, чтобы их разделить между раненой прислугой; виновные, кто бы они ни были, будут наказаны со всей строгостью китайских законов; епископ Фавье должен был признаться, что местные власти вели себя совершенно корректно в настоящем деле. Г. Жарлин (Jarlin), викарий, известный своей вежливостью, своим удивительным уменьем вести дела, своим [10] знанием округа Бао-дин-фу, где он проповедывал Евангелие впродолжении девяти лет, был назначен епископом и отправился к месту происшествия с посланными вице-короля, чтобы следить за правильным заключением соглашения. Там он получил чин мандарина 2-го разряда, 1-й степени, с белым шариком, который был ему послан в непродолжительном времени императором чрез Юн-лу. Эти чины, несмотря на странность названий и знака отличия, приносят серьезные выгоды и дают доступ в Цзун-ли-ямынь и к Высшим мандаринам.

Войска из Гань-су были передвинуты к Пекину; недисциплинированность их и ненависть к иностранцам вызвали новые беспорядки. Европейцев, служивших на железной дороге оскорбляли, некоторых ранили. Министры держав не могли добиться, чтобы эти опасные соседи были удалены. Каждый из них должен был выписать отряд солдат, для необходимой защиты посольства; это была благоразумная мера, которая позволяла миссионерам и всем христианам, находившимся в столице, спокойно относиться к буре свирепствовавшей в провинции. По причине неурядицы, возникшей среди правительства по случаю государственного переворота, произведенного императрицей, настоящей дворцовой революции, гонение христиан, успокоившееся на некоторое время, возникло с новой силой. В Сечуани было разрушено более трети церквей и резиденций (миссии), христианские деревни сожжены, несколько жителей задушено; один французский и три китайских священника попали в руки мятежников. Тоже было в провинции Ху-бэй, где о. Викторин (Victorin), бельгийский миссионер, получил мученический венец; в Гуан-си миссионеры и много христиан должны были искать убежища в ближайших портах; в Гуан-дуне миссионер и его верная паства были сожжены в церкви, где они собрались на молитву; в Шаньдуне, в Цзян-си, — словом всюду.

Вполне естественно, что читателю, не знакомому хорошенько с положением вещей в Китае, может придти на ум, что китайское правительство и власти, его представляющие, поддерживают секретно эти гонения. Это совершенно несправедливо. Они наоборот направлены против правительства. В этом следует обвинить тайные общества вроде «Лотас», «Постящиеся», «Большие ножи», «Покровители империи» и сотни других. Под разными названиями они добиваются одной цели: — свергнуть маньчжурскую династию Цинь и возвести на трон древнюю династию Мин, оставшуюся по прежнему дорогой для патриотического чувства [11] населения южного Китая. Они долго искали поддержки в европейцах, которую они считали необходимой для достижения своих целей. Заметив однако, что при каждой попытке они были против них, они решили применить противоположную политику: они представили положение вещей так, что казалось маньчжурские императоры составляют креатуру иностранцев и служат как бы орудием в их руках, себя же выставили защитниками и мстителями за национальную независимость. Отсюда та страшная ненависть, которую они выказали против нас. Естественно, что они включили сюда же и христиан. Но, далекое от следования вместе с ними, правительство, для собственной обороны, принуждено было обратиться к политике открытых дверей и веротерпимости. Оно не заблуждается в том, что, скрываясь за иностранцами и христианами, мятежники метят в него. Можно ли сказать, что во время последнего гонения оно выпустило все множество охранительных эдиктов искренно, чистосердечно? Эдикт 1894 года резюмировал и дополнял все ранее выпущенные и был настолько выгоден для религии, что превосходил всякие ожидания. Нужно отдать должную честь уменью и старанию французского министра Пишона, которые он выказал, стараясь добиться влияния Франции в Китае; это он вел дело. Все викарии высказали ему должную и глубокую признательность.

Вот первые строки и несколько отрывков из этого декрета:

«Пусть поступают согласно решенному. Внимание (отнеситесь к этому с почтением, со вниманием)!»

«Так как церкви католической религии, пропаганда которой издавна узаконена императорским правительством, построены теперь во всех провинциях Китая, то нам хотелось бы видеть, что народ живет в мире с христианами, а для того, чтобы сделать эта более легким, решено, что местные власти обменяются визитами с миссионерами»...

«Так как епископы равны по чину вице-королям и губернаторам, то они могут посещать вице-королей и губернаторов.

Генеральные викарии и протоиереи представляются казначеям, провинциальным судьям и интендантам; остальные священники градоначальникам 1-го и 2-го разряда, независимым градоначальникам, помощникам градоначальника и другим чиновникам».

«Вице-короли, губернаторы, казначеи и провинциальные судьи, интенданты, градоначальники 1 и 2-го классов, независимые [12] градоначальники, отвечают, конечно, соответственно рангу тем же актом вежливости»...

«Если случится какое-либо серьезное дело, касающееся миссии в одной из наших провинций, епископ и миссионеры просят вмешательства министра или консулов державы, которой папа вверил покровительство миссии в данной провинции. Эти последние урегулируют или решать дело с Цзун-ли-ямынем или местными властями, в случае если, для избежание проволочки, миссионеры или епископ не предпочтут сначала обратиться к местным властям и искать у пых решения дела».

«Местные власти своевременно известят местных жителей, приглашая их к единению с христианами, т. е. никто не должен пытать ненависти, ни вызывать беспорядков».

«Епископы и священники должны убедить христиан в том же, делать добро людям, чтобы добрая слава католической религии поддерживалась и чтобы народ был доволен и признателен».

«Если возникнет процесс между народом и христианами, то местные власти должны судить по справедливости».

Как только были изданы эти правила, их привели в исполнение. Г.г. Коксе и Вик сделали визит губернатору Цзян-си, который тотчас же его возвратил самым корректным образом. Это было так ново для старожилов, что они едва верили своим глазам.

Такое же благорасположение выразилось вскоре при очень торжественной обстановке. В Бао-дин-фу была только что построена большая и красивая церковь по соседству с новой резиденцией. Епископ Фавье освятил ее 24 сентября 1899 года. Он постарался пригласить на это торжество все власти. Не имея возможности явиться лично, вице-король послал за себя дао-тая и предписал всем мандаринам города присутствовать на освящении, что они охотно исполнили. Его превосходительство г-н Пишон почтил своим присутствием этот блестящий праздник. Однако несчастный случай чуть не испортил конец торжества: мулы епископа, испуганные треском петард понесли, опрокинули экипаж и епископ Фавье встал из обломков его не без довольно серьезных контузий. Мандарины заключили из этого случая, что в старом дворце дао-тая попрежнему водились злые духи, несмотря на то, что в нем жили теперь миссионеры. Последним не пришло даже в голову подумать об этом.

Казалось наступала для китайских миссий счастливая пора. [13] Никогда еще не было такого количества оглашенных в Пекине. Не опасаясь ничего, епископ Фавье отправился в Францию, куда его призывали неотложные дела. Ему особенно хотелось добиться назначения в помощники себе г. Жарлин, в котором он видел опору своей старости. Рим принял его просьбу. Вскоре он отправился обратно в Китай. Как только он приехал, то увидал, что положение вещей совершенно изменилось. Едва он успел сам посвятить своего помощника, как со всех сторон стали получаться мрачные известия. Нужно вернуться немного выше.

20 мая 1899 г. г. Бонин (Bonin) вице-резидент Франции, отправившийся по поручению в центральную Азию, извещал французского посланника в Пекине, что по всей империи готовится движение против европейцев и христиан. Он узнал об этом от короля джунгаров, человека откровенного и превосходно осведомленного, который снимал с себя всякую ответственность за то, что может произойти. Кроме того он получил подобные же указания в другой провинции, в Сычуани.

Далее на юг, на границе французск. тонкинских владений, в Юньнани положение было тоже очень тревожное. 22 мая во время бунта разграбили французское консульство в Мын-цзы (Mong-tse). Бунт этот был направлен исключительно против учебной коммиссии Юньнаньской железной дороги. Два месяца спустя эта же коммиссия подверглась еще большей опасности в Юньнань-сяне. Там ученые, с очевидным вмешательством мандаринов, проповедывали зажигательными речами и прокломациями избиение иностранцев. Чтобы разжечь злобу против последних, они распускали слух, что рудники Го-цзяо (Ko-tseou) будут уступлены французской или бельгийской компании. Зима прошла в постоянных волнениях то в Мын-цзы, то Юньнань-сяне. Наконец 18 мая 1900 г. разразился страшный бунт в этом последнем городе. Консульство, где нашли убежище не только епископ Фенуйль (Fenouil), его помощник Экскофье (Excofier) и миссионеры, но и английские пасторы, держалось только благодаря благоразумным мерам и энергии консула г. Франсуа, который, решившись защищаться до последней крайности, обратил всех своих товарищей в солдат. Они пробыли более месяца на стороже и можно сказать под ружьем, их попытка уехать, которую они сделали 4 июня, была сигналом для нового бунта; католическая миссия и помещение епископа были сожжены, протестантская миссия и консульство разграблены. Только 24 июня они могли отправиться в [14] Тонкин с охраной из солдат, не заслуживавших большого доверия, которыми командовал генерал Су, тоже не внушавший доверия. После 12-ти-дневного перехода с постоянными тревогами они наконец прибыли в Ляо-кай 5-го июля. Здесь на французской земле они могли поблагодарить чистосердечно г. Франсуа; ему, после Бога, они были обязаны спасением, благодаря его деятельности, решимости и благоразумию. Английские миссионеры, которые имели намерение присоединиться к нему, благодаря особому приказу китайских властей принуждены были отказаться от этого в последний момент. Франц. консул в Мынцзы, г. (Sainson) Сэнсон, несмотря на неминуемую опасность, остался на своем посту.

Между тем на севере империи события принимали еще более угрожающий характер, чем на юге. Среди секретных обществ было такое сильное движение, что было ясно, что готовится внезапный переворот. Особенно замечалась деятельность их в Шаньдуне и Чжили. Напрасно министры иностранных держав требовали от Цзун-ли-ямыня подавления их энергичными репрессивными мерами; они добились только смутных обещаний и еще более смутных эдиктов, в которых намеками и рассчитанными умалчиваниями китайское правительство, угрожая тайным обществам скорой расправой, в то же время давало им знать, что оно с ними за одно.

Новые лица, вошедшие недавно в милость, давали направление политике совершенно противоположное той, что велась прежде. Эти лица были: принц Дуань, дядя императора и отец предполагаемого наследника престола, генерал Дун-фу-сян, прибывший из Гань-су с войсками, о печальных деяниях которых мы уже говорили, и статс-секретарь Кан-Ю. Этот триумвират действовал только под влиянием дикой ненависти против иностранцев. Частью лестью, частью угрозами он оказывал влияние на императрицу. Принц Цин, который до этого времени управлял Цзун-ли-ямынем и генерал Юн-лу, человек умеренный, осмеливались лишь дрожащими голосами высказываться за справедливость и за интересы государства. Сорвав маску, Дуань объявил себя виновником возникновения тайных обществ и в особенности самого страшного из них, — общества боксеров; солдаты Дун-фу-сяна открыто вступили с ними в союз. Казалось, что династия, из боязни быть свергнутой движением, решилась сама стать во главе его.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Французские католические миссии в девятнадцатом столетии // Известия братства православной церкви в Китае. № 52-53. 1907