ПУТЯТА Д. В.

ОЧЕРКИ МАНЧЖУРИИ

(Статья первая).

Военно-историческое прошлое манчжур.

Манчжурское княжество. — Тайцзу. — Разрыв с Китаем. — Тайцзун. — Поход в Пекин. — Набеги в Китай. — Поход в Корею. — Ли-цзы-чэн. — Завоевание Китая.

Нынешняя Манчжурия в древнейшие времена китайской истории была населена различными монголо-татарскими народностями, которые, по образу жизни, верованиям и языку, могут быть отнесены к семейству тунгусских племён, родственных обитателям Восточной Сибири. Согласно исследованиям В. Горского, арх. Палладия и друг., главная масса аборигенов страны, известных ныне под собирательным именем манчжуров, принадлежит древнему монгольскому поколению Сушэн, а перечисляемые китайской историей имена разных варваров, населявших некогда манчжурские провинции, как: Илоу, Уцзги, Мохэ, Бохай, Ньючжэнь и др., суть ничто иное, как названия некоторых родов, выделившихся перед другими вследствие семейного дробления, междоусобий или чисто внешних причин. Племена проводили жизнь в борьбе с природою; охота и взаимные распри составляли источники довольства одних и причину вымирания других; древнейшие аборигены страны стояли на очень низком уровне умственного и нравственного развития, отличались несложностью общественного быта и во всех отношениях уступали своим ближайшим соседям на юге, китайцам и корейцами. Для выгодных предприятий отдельные роды нередко соединялись в целые военные колонии под управлением [175] выборных старшин. Ряд таких колоний или княжеств группировался в аймаки, а эти последние составляли сеймы. В местностях равнинных, в долинах, годных для хлебопашества, постепенно утвердилось земледелие, а с ним вместе осёдлость, развитие взаимных сношений, более прочные гражданские порядки. В южной части страны соседство с Китайскою империей способствовало распространению образования и введению религиозных и гражданских верований конфуцианизма, в остальных же местах долгое время удерживался грубый шаманизм.

В VIII столетии по P. X. одно из манчжурских княжеств, Бохайское, усилилось настолько, что его самостоятельность была признана китайскими императором. Но в X веке могущественное племя киданей покорило бохайцев и утвердилось в самом Китае, основав Ляосскую империю. Киданей подчинили себе нючжэнь, племя, создавшееся в бассейне р. Сунгари, близ р. Хулха. Их сменили в Китае монголы, династия которых известна в китайской истории под именем Юаньской. В XIV столетии на престоле Серединной империи снова утвердились императоры китайской национальности, основавшие Минскую династию, которая существовала с 1368 по 1644 г. по P. X. и к концу царствования которой относятся непродаваемые ниже события.

Тогдашняя северо-восточная граница Китая направлялась через Кайюань к Шинцзину (Мукден), минуя Фушунь, а далее тянулась на юг к Фын-хуан-чену приблизительно по черте так называемого палисада; все пространство на запад до Шанхай-гуаня и на юг к морю составляло территорию обширной китайской провинции Ляодунъ, под управлением особого генерал-губернатора с целым штатом военных и гражданских чиновников, опиравшихся на значительные вооружённые силы. Точно указать направление границы было бы невозможно, по неимению для того данных в китайской истории, да, вероятно, она и не представлялась сплошной линией, а была обозначена лишь на некоторых участках, где была обеспечена крепостцами и башнями. Войска провинции Ляодунъ были размещены гарнизонами в укреплённых пунктах вэй или перворазрядных по 5,600 человек в каждой и со или крепостях второго разряда по 1,120 человек, составляя в том и другом случае, как полагает архимандрита Палладий, колонии военно-пахотных поселенцев.

В эпоху, к которой относятся передаваемый ниже события, территория Манчжурии делилась на ряд княжеств и аймаков, [176] живших в непрерывной борьбе между собой. Первенствующее между ними значение принадлежало аймакам Манджурским, Чань-бошаньским, Дунхайским и Хулунским. Хулунский сейм по числу городов и населенности были самым могущественным и делился на два больших отдела. Распри между родами древней Манчжурии нередко обращали на себя внимание Ляндунских властей и даже вовлекали их в военные экспедиции, но вообще в своих активных мероприятиях по отношению соседей китайское правительство руководствовалось традиционным афоризмом, по которому «варвары должны быть уничтожаемы самими же варварами». Наступило, однако, время, когда одно из варварских племен, собственно манчжурское, заставило китайскую империю отнестись к пограничными делам самым серьезными образом 1.

II.

На востоке от Чань-бошаньских гор в урочище Одоли 2 поселился мифический вождь Айяшн-Гиоро, родившийся, согласно преданиям, от чудной небесной девы, отведавшей красный плод, принесенный белой сорокой. Он дал своему владению, равно как и подданными, название Манчжу. Потомки его, вследствие междоусобий много лет (а быть может и веков) спустя, принуждены бежать на юг, и основывают новую колонию в урочище Хэтуала, в верховьях р. Юнхэ, близ Синцзина. Во второй половине XVI столетия в княжение Сянь-дзу, когда Хэтуала обнимала пространство на двести ли 3 в стороны, между ней и соседним аймаком завязалась кровавая борьба, поведшая к важным для Китая последствиям.

Владетель города Туруня 4, Никан-Вайлан, при содействии [177] войск пограничного начальника Ли-чин-лина, напал на города Шачжи и Гурэ. Первый был взят без особых усилий, Гурэ же упорно сопротивлялся, но, вследствие интриг и измены, в конце концов, отворил ворота. Все жители были перебиты, а в числе их погибли вмешавшиеся в дело манчжурские князья Сянь-цзу и его отец Цянь-цзу. Со смертью их, представителем манчжурского рода остался 16-ти-летний Нурхаци, сын Сянь-цзу, обладавший редким мужеством, крепким сложением и замечательными способностями. Юноша немедленно обратился к китайскому императору с письменным требованием об удовлетворении за кровь своих родных, пролитую при содействии китайских пограничных властей. Правительство Серединной империи отозвалось неведением случившегося; оно сделало распоряжение о возвращении Нурхаци тел убитых отца и деда, о возведении его в сан бэйле, но в выдаче Никан-Вайлана решительно отказало. Нурхаци, недовольный решением, затаил вражду к Китаю.

Девять лет спустя он, во главе 130-ти всадников, делает неожиданное нападение на Турунь, заставляет его признать свою власть, а затем, последовательно, овладевает двумя неприступными городами, Чжао-цзя и Мардунь, подчиняет себе весь враждебный аймак, его средствами усиливает свой маленький отряд, и в быстром преследовании подступает к китайской границе, за которую скрылся Никан-Вайлан, искавший спасения в бегстве. Малодушные пограничные китайские начальники, избегая усложнений отказали Нурхачи в выдаче врага, но разрешили ему перейти рубеж для преследования и тем отрезали Никан-Вайлану все пути отступления. Последний был вскоре схвачен манчжурами и обезглавлен.

Описанною экспедицией Нурхаци не только восстановил пределы разрознившегося манчжурского аймака, но присоединил к нему целый округ Цзянь-Чжоу, обладавший торговым значением, а минское правительство, согласно своей мудрой политике, взглянуло на его смелый поступок снисходительно и даже поднесло ему «пышный титул» вместе с ежегодным окладом в 800 лан серебра. Другим последствием успеха было возревнование сильного хулунского сейма, усмотревшего в поведении молодого Тайцзу 5 угрозу независимости ближайших соседей, и хулунцы, собрав [178] 30,000-ную армию, спешили положить предел дальнейшему расширению манчжурского влияния. Встреча враждебных армий произошла на горе Гуху, где Тайцзу, с отрядом в 4,000 человек, занял сильную позицию. Хулунцы были на голову разбиты и столь потрясены нравственно отвагой и искусными действиями манчжурских воинов, что первые отправили в Цзянь-Чжоу своих послов с просьбою о мире и родственном союзе. Предложение их было принято, так как Тайцзу, обеспечив за собою все сделанные приобретения, стремился дать прочное устройство новому аймаку. Последующие годы мира были посвящены им заботам о соединении разных племён, подпавших его влиянию, в однородную семью и с этою целью он ввёл особую письменность, приспособив монгольский алфавит к звукам манчжурского языка. Он принял меры к увеличению населения, поощряя выходцев из других стран основывать колонии в его княжестве, довёл численный состав своей армии до 40,000 человек и дал ей правильную организацию. В то же время, заботясь о расширении пределов Манчжурии, предпринимал набеги в стороны Гирина, Амура и Восточного океана, присоединяя слабые аймаки, не имевшие средств держаться самостоятельно.

Мир с Хулунским сеймом продолжался недолго. Среди владельцев главного из входивших в его состав аймака Хада возник спор за наследство, чем воспользовался для своекорыстных целей другой сильный аймак того же сейма — ехэ. Хада искал опоры в борьбе с ехэ у китайского правительства, но, получив отказ, обратился за покровительством к Тайцзу. Последний откликнулся на призыв и отправил в Хада вспомогательный контингент из 2,000 манчжурских воинов. Напуганный аймак ехэ, не желая допустить вмешательства манчжур, поспешил заключить мир с Хада, на условиях, что последний истребит манчжурский отряд. Нурхачи, узнав об этих тайных умыслах, двинулся с сильным отрядом против изменников, но на этот раз был остановлен грозным повелением минского двора, опасавшегося дальнейших успехов Цзянь-Чжоу. Не желая разрывать связей с сильным соседом, Тайцзу отозвал свои войска назад, но Ехэ только и выжидал этой минуты, чтобы снова напасть на Хада. Этот последний аймак, терзаемый внутренними междоусобиями, не получая поддержки от Китая, видел выход из критического положения лишь в полном подчинении Тайцзу и, в конце концов, добровольно вошёл в состав манчжурского [179] государства. Его примру последовали, частью по собственной инициативе, а частью под угрозою оружием, и некоторые другие аймаки того же хулунского сейма, ехэ остался совершенно изолированным, однако, по топографическим условиям своей территории и по численности населения, имел еще полную возможность продолжать борьбу с манчжурами.

III.

В 1616 году Тайцзу, повелевавший уже обширным государством, склоняясь на просьбы бэйле (манчжурских князей), монгольских ханов соседних аймаков и народа, принял титул Богдохана под именем Тянь-мин. Его самовольное венчание, без согласия Китая, имевшего исключительные права раздавать своим вассальным соседям титулы, а с другой стороны, непрестанные успехи Тайцзу, не могли пройти незамеченными минским двором, который теперь открыто, вмешался в ссору между ехэ и манчжурами. Тысяча китайских солдат было послано в подкрепление ехэ, усилен гарнизон пограничного города Кайюаня, а к Тайцзу отправлен уполномоченный объявить, что дальнейшие враждебные действия против ехэ будут приняты за акт нанесения обиды самому Китаю. Вмешательство империи и заносчивый тон ее посла побудили пылкого Нурхаци, упоенного славою и успехом, порвать всякие сношения с Серединным государством и изыскать меры к наступательному образу действий против Китая.

Два последующие года натянутого мира были посвящены манчжурами на деятельную подготовку к войне 6, а летом 1618 года войска их двинулись к китайской границе, предшествуемые письмом Тайцзу к минскому императору Ванли, в котором были перечислены семь кровных обид, нанесённых манчжурскому дому:

1) Китайцы умертвили отца и деда Тайцзу.

2) Их войска, вопреки договорам, прошли через манчжурскую территорию на помощь ехэ. [180]

3) Высланные для переговоров посему на китайскую границу два манчжурские посланные были убиты.

4) Владелец ехэ, поддерживаемый Китаем, выдал в Монголию замуж свою дочь, еще прежде обещанную ему, Нурхаци.

5) Китай высылал войска для опустошения жатвы в пределах трёх манчжурских областей.

6) Китай вынуждал его отказаться от распространения влияния на племя Хада.

7) Наконец, минский император отправил к нему грамоту, полную презрительных выражений, а посол, передававший ее, нанёс публично ряд оскорблений манчжурскому богдохану.

«Китай, увлеченный пристрастием, так заканчивалось письмо, идёт против истины и Тайцзу решается мстить ему оружием».

На 12-й день похода манчжурская армия, в числе 20,000 человек, подступила к пограничному городку Фу-тун 7. Комендант упал духом и вступил в тайные сношения с осаждавшими. Город был взят, гарнизон его истреблён, манчжурская армия возвращалась назад, а высланные за ней в погоню китайские войска понесли чувствительное поражение. Осенью был предпринят новый набег на границы; 10,000-ный китайский корпус был истреблён, город Цин-хэ, крепости Фу-ань и Сянь-чэнь срыты до основания; Тайцзу, удовлетворенный успехом, спешил теперь покончить свои старые счеты с ехэ, но решительные меры минского двора остановили его вторично.

При дворе серьезно взглянули на положение дел в восточных окраинах. Ляодунскому генерал-губернатору было отдано повеление собрать 200,000-ную армию, направить ее в пределы Манчжурии четырьмя колоннами, которые должны были соединиться под Синь-цзином и овладеть столицей непокорного вассала. Корея и Ехэ предложили в распоряжение китайских военачальников вспомогательные контингенты. Успех похода казался столь вероятным, что из Пекина чуть не ежедневно посылали предписание ускорить движение. Одна из китайских колонн, предвидимая пылким Дусунем, раньше других достигла р. Хунхэ, и, несмотря на усталость и наступившую темноту, приступила к переправе в брод. Большая часть отряда уже достигла противоположного берега, когда манчжуры разрушили плотины, преграждавшие верхнее течение реки, и целые тысячи китайских воинов погибли в [181] хлынувшем потоке. Части, перешедшие на другой берег, спешили стать в боевой порядок, но темнота и густой туман препятствовали им устроиться. Зажгли фонари и факелы, и тем открыли свое расположение. Неприятель, находившийся по близости в засаде, осыпал их градом стрел, а затем манчжурская конница ворвалась в ряды и произвела страшное опустошение. Дусун погиб, большая часть отряда была изрублена, другие потонули в реке.

Малин, командир другого отряда, узнав о судьбе Дусуня, остановить движение и укрепился на горе Шань-гянь. Манчжуры смело подвигались вперёд, решительным натиском обратили Малина в бегство и преследовали на далёком расстоянии. Лишь незначительная часть китайских войск со своим полководцем успела скрыться в Кай-юань, а шедший на помощь к ним 20.000-ный корпус ехэ возвратился обратно с полдороги.

Оставались две другие китайские колонны, Ли-жу-бо и Лютина, общею числительностью в 120,000 человек, подчинённые главнокомандующему всею Ляодунскою армией, Ян-хао. Обе эти колонны беспрепятственно подвигались к Синцзину, когда Ян-хао, извещённый о случившихся неудачах, послал им приказание отступить. Ли-жу-бо воротил свои войска, а Лютин, находившийся в расстоянии всего 50 ли 8 от Синцзина, не мог своевременно получить приказания и был вовлечён в обман своим противником, имевшим возможность узнавать через шпионов обо всех распоряжениях китайцев. Манчжурский лазутчик, переодетый в китайское платье, явился в лагерь Лютина с известием, что начальник передовой колонны стоит уже под стенами манчжурской столицы и ждёт подкреплений. В доказательство истины своих слов и в удостоверение своих полномочий он представил «вестовую стрелу» погибшего Дусуня. Согласно общей диспозиции, первые отряды, но приближении к Синцзину, должны были известить остальных пушечными выстрелами, и действительно, со стороны города послышался обманчивый гром манчжурской артиллерии. Лютин двинулся с возможною поспешностью, постепенно расстраивая порядок; вблизи Синцзина при вступлении на узкую дорогу, когда кавалерия китайцев принуждена была разделиться на четыре полка, а пехота и корейцы далеко отстали, неожиданно появился неприятель. Его конница врезалась в передовые части, между тем как главная манчжурские силы, переодетые в [182] китайское платье, с распущенными знаменами Дусуня ударили с тыла, произведя крайнее замешательство. Поражение китайских войск было полное, а 5,000 корейцев сделались военнопленными.

В начале следующего месяца Тайцзу подступил к Кай-юаню, куда укрылись остатки разбитой китайской армии и корпус Малина. Осажденные, объятые паникой, не могли долго сопротивляться. Город был взят, а с ним погибли последние остатки 200.000-ной китайской армии. Тайцзу возвратился в свою столицу, привёл в порядок свои войска и тотчас же двинулся на последнего из оставшихся врагов, на ехэ, и на этот раз положил конец его сопротивлению. Все владения этого аймака были присоединены к Манчжурскому государству и на средства его Тайцзу усилил свою армию.

Минский двор, пораженный случившимися событиями, вытребовал Ли-жу-бо и Ян-хао ко двору и предал их суду. В Ляо-дунь был назначен новый главнокомандующий, Сюнь-тянь-би, немедленно приведший в оборонительное положение города, собравший местными средствами 180,000-ную армию и своими разумными мероприятиями заставивший Тайцзу на некоторое время оставаться в бездействии, не надолго, впрочем. Вследствие придворных интриг, Сюнь-тянь-би был отозван, а его наместник не оказался на высоте своего положения. По его инициативе в городах Ляоя-не и Шень-яне было разрешено поселиться значительной массе монгол восточных аймаков, вынужденных голодом к эмиграции в Ляодунь, и, благодаря этому неблагонадежному элементу, в упомянутых городах образовалась значительная партия в пользу манчжур. Нурхаци, весной 1621 года, явился под стенами Шень-яна (Мукден) и измена сделала свое дело. Город пал и хотя победа на этот раз досталась нелегко, но за то результата падения главного пункта страны превысили все успехи, достигнутые доселе манчжурами. Все местности на восток от реки Ляохэ сдавались почти без сопротивления. Зимою была перейдена река и, благодаря неурядице, господствовавшей в китайских войсках, и целому ряду благоприятных обстоятельств, манчжуры овладели Гуан-нином, Дзинь-чжоу, Далинхэ, Сяолинхэ, Сун-шань, Сянь-шань, Ютунь, Цянь-тунь и другими городами, крепостями и острогами, всего в числе более 40, опустошили всю страну до Чжун-цзо-со и возвратились, обремененные богатою добычей, в Ляоянь, куда к тому же времени была перенесена столица Манчжурского государства. [183]

Теперь Китайской империи надлежало уже изыскивать средства к собственной защите. Положение на границе стало столь серьёзным, что Сунь-чэнь-цзунь, военный министр, сам испросил себе у императора разрешение отправиться в Шанхайгуань, чтобы на месте определить меры обороны. Он, однако, усмотрел, что еще далеко не все проиграно. Манчжуры, ограничившись опустошением местности по правую сторону Ляохэ, не удержали её за собой, и Сунь-чэн-цзунь признал вполне возможным привести снова в оборонительное положение все города, лежащие по ту сторону Шан-хай-гуаньской заставы. Гуань-Нинь, Цзюн-хуа-дао, Нин-юань были укреплены, сильные гарнизоны поставлены в Цзинь-чжоу, Да-лин-хэ, Сяо-лин-хэ, Сунь-шане, Син-шане, Ю-тунеи мало помалу вся местность на запад от Ляо-хэ постепенно перешла снова во власть Китая. Исключительно местными средствами Сунь-чэн-цзунь создал 110,000-ную армию, уменьшил правительственные расходы, сделал богатые боевые запасы и привёл к жизни вновь возвращенный край.

Тайцзу, усмотрев в новом распорядителе судеб Ляо-дуна серьёзного соперника, четыре года к ряду оставался без действия, выжидая более благоприятного времени, и, пользуясь наступившим миром, он только перенёс еще раз свою столицу, избрав для новой резиденции город Шен-Янь (Мукден), выгодный политический пункт, удобный для развития дальнейших операций.

Тем временем по интригам самовластного богдыханского евнуха Вэй-чжун-сяня, бесталанный Гаоди был послан на смену деятельному министру, и немедленно разрушил результаты энергичных усилий предместника. Он решил оставить на произвол судьбы всю страну к востоку от Шанхай-гуаньской заставы и сосредоточиться лишь в этом последнем пункте. Эта мера не была приведена в исполнение полностью только потому, что гарнизоны городов Нин-юаня, Цянь-туна и некоторых других ослушались бессмысленного повеления, сохранив на собственный риск эти местности за Китаем. Распоряжения Гаоди указали Тайцзу, что наступил удобный момент для действий. В 1626 году манчжуры, располагая 130,000-ною армией, беспрепятственно подошли к Нинь-юаню, но мужество сильного гарнизона и в первый раз появившиеся в китайском вооружении европейские пушки заставили его уйти с большим уроном. Тайцзу перенёс свои действия на Цзюнь-хуа-дао, где были сосредоточены продовольственные склады для китайских войск, имел здесь блистательный [184] успех, не повлекший, однако, за собою дальнейших результатов и оказавшийся последним в его жизни.

IV.

21-го сентября 1626 года Тайцзу скончался на 67-м году от роду. Четвертый из его сыновей, бэйле Абахай, принимавший участие во всех его походах, был выбран ему преемником, по единодушному мнению родственников и всего народа, и 6-го февраля 1627 года начал свое княжение под именем Тайцзун. Китайская империя, страдавшая от неурожаев, голодовок и появления во многих местностях разбойничьих скопищ, видела в перемене манчжурского правления благоприятный случай покончить своевременным заключением мира истощавшую ее средства распрю с варварами. В Шень-ян было отправлено посольство для изъявления скорби по поводу смерти Тайцзу и передачи миролюбивых заверений со стороны минского императора Ванли. Новый манчжурский государь сам был рад начать переговоры о мире, так как хотя и понимал ослабленное состояние Минской империи и возможность с выгодою продолжать борьбу, но он нуждался в выигрыше времени, чтобы предварительно обеспечить себя со стороны двух других соседей: Чахаров и Кореи.

Линдань, монгольский хан, последний представитель рода Чингиза, владел небольшим чахарским аймаком к северу от Великой стены и отчасти пользовался влиянием в Ордосе и Тумэте. Движимый честолюбием, он замыслил расширить пределы своего государства и требовал от монгол слабых восточных аймаков безусловной покорности, но последние силою оружия отстаивали свою независимость. Тем временем, минский двор, изыскивая средства для борьбы с манчжурами, пытался подкупом привлечь Линданя на свою сторону и противопоставить чахар возрастающему могуществу манчжурского племени. Линдань принял условия и отправил к Нурхаци грозное требование не нарушать спокойствия на границах Китайской империи, интересы которой он принимает под свою защиту. Тайцзун ответил дерзким письмом, крайне раздражившим хана. Когда, по смерти Тайцзу, восточные аймаки, теснимые Линданем, отправили в Мукден посланцев с выражением скорби и преданности новому повелителю, то Тайцзун, пользуясь обстоятельствами, быстро двинул значительный [185] корпус для нападения на чахарские пределы. В эту экспедицию князья восточных аймаков признали над собой сюзеренную власть Тайцзуна и к 1629 году Корцинь, Аохань, Наймань и многие другие, образующие почти всю восточную Монголию, присоединены фактически к Манчжурскому государству и своими средствами значительно усилили его вооружённые силы.

Покончив успешно с монголами, Тайцзун обратил свое внимание на враждебное положение Кореи, неоднократно делавшей попытки затормозить рост нового государства. Корея приняла активное участие, в качестве союзницы Китая, в походе Ян-хао и всеми способами оказывала после того поддержку, снабжая хлебом и оружием его армию, подрывая влияние манчжур во вновь завоеванной части Ляодуна и даже производя опустошения на границах Манчжурского государства. По усмирении монгол, Тайцзун направил армию в корейские пределы. Быстрыми переходами армия прошла до Хуан-чжоу, овладев попутными местечками и городами, и на второй месяц похода находилась уже близ столицы. Корейский король бежал со всем своим двором на остров Цзян-хуа-дао. Брат короля явился в манчжурский лагерь с подарками и изъявлением покорности. Корейский король обязывался называть себя младшим братом, присылать регулярно дань, принять гарнизоны в два пограничные города и открыть взаимную торговлю.

Между тем, сношения с Китаем и переговоры о мире продолжались. Той и другой стороне было желательно продлить время. Манчжурский государь просил уплаты огромной контрибуции, китайцы требовали возврата своих древних владений. Ляодунский генерал-губернатор энергично занимался приведением в укреплённое состояние пограничных городов и организацией продовольственных складов. Когда же поход в Корею окончился блестящим успехом, Тайцзун быстро появился на границах Ляодуна и в июне 1627 года был уже в Далин-хэ, гарнизон которого бежал. Затем он подступил к Цзинь-чжоу, овладел частью городской стены, но был отражён с жестоким уроном и, отказавшись от возобновления осады, перешёл к Нин-юаню. Здесь стояли все китайские резервы, охраняя город не только с внутренней стороны, но устроив снаружи укреплённый лагерь, обнесенный рогатками, рвами, батареями. Манчжурская армия получила приказание надеть латы, взять щиты и, следуя примеру своего повелителя, поскакавшего к китайскому лагерю, бросилась в рукопашную. Началась кровопролитная схватка, в которой китайцы [186] проявили необыкновенное упорство. Манчжуры, будучи слабее численностью, вынуждены были отступить и перешли вторично к осаде Цзинь-чжоу, но и здесь «потери в людях, неудачи и наступившие жары», как объясняет история, заставили их прекратить военные действия и возвратиться домой, ограничившись разрушением всего двух городов, Далин-хэ и Сяолин-хэ.

Новый император вошёл на китайский престол Хуай-цзун, известный в истории своею злосчастною судьбой. Он восстановил в Ляодуне власть главнокомандующего Юань-чун-хуаня, чуть не павшего по интригам бывшего евнуха Вэй-чжун-сяня. Затем было приступлено к переговорам о мире. Но Тайцзун подготовлял новый план кампании, удививший и современников, и потомство своею оригинальностью и смелостью. Умудренный прежними опытами и видя в Юань-чун-хуане опасного врага, он решил отказаться от прежних притязаний на узкую полосу земли между горами и Ляодунским заливом от Шанхай-гуаня до Цзинь-чжоу 9 и вместо повторения попыток осады укреплённых городов, перенести театр действий прямо под Гиекин, пройдя монгольскою степью в обход Цзинь-чжоу и следуя далее через один из северных перевалов Иншаньского хребта 10. Общая длина избранной им операционной линии от Мукдена до Пекина составляет около 700 вёрст. В 1629 году был объявлен поход: манчжурская армия двинулась на Хара-хотунь, в октябре месяце перевалила через проход Сы-фынь-коу, овладела без труда Цзюнь-хуа-чэном и, подвигаясь вперёд к Пекину, распространяла прокламации, в которых были перечислены обиды, нанесённые минским домом манчжурами. Прокламация заканчивалась воззванием присоединиться на сторону правого.

Китайское правительство, пораженное дерзостью предприятия, окончательно потеряло голову; оно поспешило отозвать доблестного Юань-чун-хуаня с его армией для обороны столицы, вместо того, чтобы, пользуясь беззащитностью Шень-яна, двинуть ее в тыл манчжурской армии. Юань-чун-хуань, прибыв своевременно, принял главное начальствование над всеми войсками столицы, расположившись с охранною армией за воротами Шахэ. Тайцзун стал [187] лагерем у Хайцзу 11. Первое столкновение было кровопролитно для обоих сторон, но не имело влияния на исход борьбы. Между тем Юань-чун-хуань был осуждён на смертную казнь, по доносу китайского солдата, попавшего в плен к манчжурам и беспрепятственно бежавшего из их лагеря, где он подслушал умышленный разговор о стачке главнокомандующего китайской армии с Тайцзуном. Такое распоряжение столь напугало командиров некоторых отрядов, явившихся на помощь столице из Ляо-дуна, что они отвели свои войска обратно в Шанхай-гуань. Новый китайский главнокомандующий стоял с 40,000-ным корпусом в окопах за Юн-дин-мыньскими воротами, когда манчжуры, переодетые в китайское платье, разом ворвались в окопы, убили главнокомандующего и рассеяли весь корпус. Оборона столицы была вверена скитальцу-монаху, по имени Цзя-фу, и последствия такой меры сказались немедленно. Китайские войска вторично были разбиты и, казалось, столица не выдержит продолжения осады. Но Тайцзун, опасаясь долго оставаться вдали от своих владений или побуждаемый другими соображениями, сам прекратил действия под Пекином и в феврале 1680 года предпринял обратный поход в Мукден, причём попутно были покорены города Юн-пин-фу, Цянь-ань и Луань-чжоу. В занятых городах были оставлены значительные отряды, но вскоре высланная 200,000-ная китайская армия заставила манчжур сначала сосредоточиться в Юн-тин-фу, а затем бежать в свои пределы с большими потерями.

Причину этих последних неудач Тайцзун, как говорят хроникеры, видел в превосходстве китайской артиллерии, а потому немедленно озаботился усилением своей. В следующем году он снова перешёл к военным действиям под Далин-хэ, где вновь назначенный главнокомандующим Сун-чэн-цзун (тот самый, что был сменен в 1625 году, в угоду богдыханскому евнуху) приготовился к упорной обороне. Встреча обеих армий произошла при Чан-шань-коу. Манчжуры с большими усилиями одержали победу, результатом которой было скорое падение Далин-хэ. Однако, не желая испытывать дальнейшего риска под стенами Цзин-чжоу и других городов в пространстве Ляози, Тайцзун решил привести в исполнение новый, еще более [188] смелый план движения внутрь Китая, воспользовавшись смутами среди восточных монгол.

V.

Линдань, чахарский хан, влияние которого, казалось, было сокрушено в 1629 году, снова открыл враждебные действия против подвластных манчжурам монгол, в надежде, что борьба Тай-цзуна с Китаем истощит его силы. В 1632 году Тайцзун, с многочисленным войском, двинулся через степи прямо в страну чахар; перешёл Хинганский хребет 12, решительными мерами привлёк на свою сторону монгольских князей, а устрашенные чахарские предводители бежали на запад. Без пролития крови Тайцзун дошёл до Гуй-хуа-чэна, откуда выслал сильный отряд к г. Датун-фу, с объявлением губернатору провинции Шаньси и всем пограничным начальникам что бывшие права чахарского хана переходят отныне к нему, в силу чего он требует, чтобы платимые доселе империей Линданю 1.000,000 лан серебра были отсылаемы ему. Датунский губернатор, опасаясь нападения, поспешил согласиться и манчжуры возвратились в Мукден, откуда хан потребовал у минского двора ратификации сделанного договора. Но минский двор, без ведома которого этот договор был заключён, ответил отказом и предал суду превысившего власть губернатора Датун-фу.

Этот поход обнаружил манчжурам доступность всей прилегающей к Великой стене части Монголии и она была избрана главною дорогой для всех последующих операций против Китая, заключавшихся в целом ряде следовавших один за другим набегов большими силами внутрь империи, для расшатывания ее и с целью грабежа

В 1634 году Тайцзун, оставив наблюдательные отряды под Цзин-чжоу и Нин-юанем, отправил четыре корпуса через [189] северные перевалы для опустошения окрестностей Пекина, что и было исполнено в течение августа, сентября и октября. В следующем году новый набег сделан через заставу Нин-у-гуань и ограблены города Дай-чжоу, Синь-чжоу, Ин-чжоу и Тунь-чжоу в провинциях Шаньси и Чжили. Вместе с тем, манчжуры произвели экзекуцию среди чахар, куда, по смерти Линданя, бежавшего в Куку-нор, возвратился сын его, Эчже, и привлёк на свою сторону нескольких князей. Эчже был взят в плен, а с ним манчжурам досталась большая государственная печать, унесенная потомками Кублай-хана, бежавшего из Китая в 1367 году. Приобретение столь важного символического знака могущества побудило Тайцзуна склониться на просьбы бэйль, народа и войска, и возвести себя на императорский тронь. В 1636 году, 5-го мая, совершена была пышная церемония принятия большой государственной печати; новый император стал называться любвеобильным милосердым, а начатая им династия «Да-цин».

Здесь должно упомянуть, что и в разгаре военных действий Тайцзун не прекращал начатых его отцом забот о внутреннем устройстве своего государства. Постоянные сношения с империей внушили манчжурам мысль пересадить многое, выработанное китайскою цивилизацией, на местную почву. В столице Манчжурии были сформированы министерства по образцу пекинских. Была введена китайская письменность и образование. Принята та же система государственных экзаменов для получения права на занятие государственных должностей, классифицированных согласно с китайскою табелью о рангах. Придворная жизнь Тайцзуна также была подчинена этикету, усвоенному минскими императорами. Приступлено к постройке дворца, храмов небу, земле и земледелия, и т. п. Подражанием Китаю достигалась, одновременно с прогрессом внутренним, и весьма важная политическая цель; в общественном мнении сглаживалось господствовавшее до сего времени понятие о манчжурах, как о расе, принадлежащей к застенным варварам, уничтожалось различие между ними и цивилизованными сынами Серединной империи. Замечательна также мера, принятая в отношении к военному ведомству. Тайцзун объявил прокламациями, что всякий китайский офицер, поступающий в ряды манчжурских войск, получить чин, высший против того, который имел на службе в Минской империи. Этим был нанесён подрыв дисциплине и патриотизму имперских войск, а вместе с сим армия Тайцзуна стала пополняться беглецами из китайской [190] армии. В 1629 году, вследствие внутренних смут, вспыхнувших с большою силою в разных местах Серединной империи, целый корпус бежал из Шандунской провинции в Манчжурию, где был принят ханом и составил два самостоятельные отряда 13. Чтобы делать различие между своими и чужими, еще много времени раньше, при Нурхаци, был введён обычай брить переднюю часть головы и отпускать косы. Впервые он был применён над туземным населением после взятия Шень-яна, а впоследствии распространён на всех, принимавших манчжурское подданство. И в этой, по-видимому, неважной мере нельзя не заметить политического оттенка; новая прическа явилась внешним выражением верноподданничества и единства всех разнообразных элементов, из коих сложилась Манчжурская империя, что способствовало укреплению власти хана.

Тайцзун все еще медлил нанесением решительного удара минам. Во всех набегах в Китай Пекин оставался в стороне от военных действий, но за то влияние минского двора подрывалось на далекое расстояние в стороны.

Вскоре после коронования, внимание Тайцзуна было отвлечено на некоторое время в другом направлении. По трактату 1627 г., корейский король должен был признавать себя младшим братом в сношениях с манджурским повелителем, но в глубине души считал это унизительным для собственного достоинства, что обнаруживал достаточно явно. Пограничные сношения и торговля между этими двумя государствами вызвали недоразумения и возбуждали против Кореи манчжурского хана, а отправленный для объяснений по сему манчжурский посланник был арестован в своей квартире. В самый момент коронования Тайцзуна, один лишь корейский посланник отказался поздравить хана и тем оскорбил его в присутствии целого двора, а письмо Тайцзуна к корейскому королю, требовавшее объяснения такому поступку, осталось без ответа. В то же время Корея делала широкие приготовления к войне, и таким образом накопилось достаточно поводов к разрыву. Манчжурский император решил внести оружие в пределы Кореи, а чтобы воспрепятствовать Китаю оказать помощь своей постоянной союзнице, он счёл нужным отвлечь его внимание предварительным набегом на империю. С этой последней целью был [191] отправлен целый манчжурский корпус под начальством Ацзигэ. Он прошёл по Монголии, проник через проход, Ду-ши-коу в Чжилийскую равнину, овладел г. Чань-пинь-чжоу, подходил к стенам Пекина, откуда свернул к Баодин-фу, покорил 12 городов, одержал 56 побед и возвратился беспрепятственно в Манчжурию с богатой добычей. В то время, как манчжуры хозяйничали в Чжилийской провинции, главнокомандующий ее военными силами и губернатор, запершись в Тунчжео, «искали смерти от императорского суда в приёмах ревеня», другие же китайские полководцы отправляли в Пекин ложные донесения о победах над варварами.

По возвращении отряда Ацзигэ, объявлен поход на Корею. В ноябре 1636 года двинулась 100,000-ная армия манчжур под начальством самого Тайцзуна; в ней присоединился вспомогательный монгольский контингент. Поход блестяще закончился занятием корейской столицы и пленением ее короля, а самым главным результатом было заключение выгодного мира, по которому Корея навсегда отделилась от китайской империи и её двор связал на будущее время свою судьбу с манджурским домом 14.

Год спустя был предпринят новый набег на Китай. Один манчжурский корпус, под начальством бэйле Иото, проник через проход Цань-цзы-лин (восточнее г. Миюнь), другой, под начальством Доргоня, через пролом в Великой стене, восточнее Сыфинь-коу 15. Оба корпуса прошли по разным дорогам до Чжо-чжоу 16, и здесь, разделившись на несколько колонн, двинулись на юг в пространстве между р. Юндин-хэ и горами, ограничивающими Чжилийскую равнину с запада. Разладь, господствовавший в китайских военных сферах, вызвал крайне нерешительные действия со стороны различных китайских военачальников. Главнокомандующий Лусянь-шэн едва мог собрать 10,000, с которыми выступил из Баодин-фу для преследования манчжур и, нагнав их при Цин-ду, нанёс им чувствительный урон. Он пытался вторично задержать неприятеля при Ин-лу, но здесь был окружён превосходными силами, пал в битве, а с его кончиной манчжурам не угрожало более никакой опасности. [192] Большие города: Чжэнь-динь, Шунь-дэ, Гуань-пинь, Да-минь в Чжи-лийской провинции и Линь-цинь-чжоу в Шандунской были разорены, после чего манчжуры, переправясь через Юн-хэ (Императорский канал) и Жёлтую реку, подступили к Цзи-нань-фу, который, не будучи готов к обороне, сдался. С богатой добычей в 450,000 пленных, в числе коих был близкий родственник императора Хуай-цзуна, манчжуры возвращались назад; они не были задержаны даже при вторичной переправе через разлившуюся Юн-дин-хэ, и беспрепятственно достигли Шень-яна 17.

Это был уже пятый по счету набег манчжуров в Китай, столь же лихой, как и все предыдущие, обогативший манчжур на средства опустошённых районов, но не изменивший существенно взаимного положения сторон.

Историографы не дают указаний на составь корпусов, принимавших участие в перечисленных рейдах; упоминается лишь о недостаточности (а быть может и о полном отсутствии) артиллерии в первом приступе к Пекину. Основываясь на существующих сведениях по топографии местности в обе стороны от Великой стены, а также на кратковременности походов 18, должно заключить, что манчжурские корпуса состояли исключительно из конницы, числительность коей определяется десятками тысяч. В первом же походе на Пекин, по свидетельству Бульджера, принимало участие 100,000 манчжурских воинов, не считая вспомогательного контингента корчинских монгол.

Становилось очевидным, что успешные рейды не в состоянии упрочить владычества над империей, ни привести к выгодному миру, пока густо заселенная прибрежная полоса к северо-востоку от Шанхай-гуаня не перейдёт во власть манчжур. Сильные гарнизоны укреплённых пунктов в Ляози постоянно угрожали тылу летучих манчжурских корпусов, подвергали риску решительные их действия, вызывавшие продолжительное пребывание внутри Китая без всякого сообщения с базой, и заставляли выбирать кружные и очень длинные операционные линии. С занятием же Ляози все сказанный неудобства могли быть устранены и открывался удобный короткий путь, позволяющий провезти не только легкую [193] артиллерию, но и большие осадные орудия. Вот почему Тайцзун, год спустя по возвращении Доргоня и Иота, решил снова приступить к осаде Дзин-чжоу. Но и китайцы сознавали значение Ляози, и, несмотря на ряд внутренних потрясений, собрали 130,000-ную армию, которая была послана на помощь Цзин-чжоу. Армия эта осторожно подвигалась через Нин-юань, Син-шань, Сун-шань, устраивая в промежуточных пунктах этапы для пересылки продовольственных запасов. Осторожность эта вызывалась свойствами местности, пересечённой на всем протяжении увалами, падями, ручьями, оврагами, допускающими партизанские действия и нечаянные нападения 19.

Однако, китайская военная палата, недовольная медленностью и осторожностью движения, отправила повторения действовать решительнее и скорее подвигаться вперёд. Тем временем манчжуры, преградив дорогу между горами и морем с фронта, пересекли доставку запасов, завладели всем хлебом в Би-цзя-гани (близь Ташаня) и тем заставили китайскую армию отступить, и, устроив сильные засады при Ташани, Син-шани, Сяолинхе и друг, пунктах, довершили её полное поражение.

В следующем году изменою была взята Сун-шань, наконец, пала и Цзинь-чжоу, доведенная до крайности, а несколько времени спустя заняты Син-шань и Та-шань.

Эти тяжёлые потери принудили Минский двор приступить к серьёзным переговорам о мире, но как снизойти до унижения обратиться с таким предложением, не роняя своего достоинства перед варварами? Канцелярские чиновники при всей своей изворотливости долго ломали над тем голову и в конце концов придумали следующую уловку. В Манчжурию был послан уполномоченный с грамотой, в которой говорилось, что из неоднократных представлений военной палаты богдыхан будто бы узнал, «что в Шень-яне существует мысль о прекращении враждебных действий и что знаки расположения со стороны китайского правительства могли бы привести к покорности отдаленные народы, а потому двор, желая возвратить древнее достояние империи, повелевает обнародовать его волю в Шень-яне, и о последующем донести» 20. Грамота эта, врученная для прочтения Тайцзуну, была с негодованием возвращена назад, после чего было отправлено [194] другое посольство уже от имени императора с положительными предложениями мира. Тайцзун изложил в ответном письме свое согласие на следующих условиях: 1) равенство в сношениях между обоими дворами; 2) ежегодная присылка Китаем дани в 10.000 лан золотыми 1.000,000 серебром, взамен чего манчжуры обязывались доставлять ежегодно 1,000 фунтов женьшеня и 1.000 собольих шкур; 3) открытие взаимной торговли, и 4) границей Китая определить хребет между Нин-юанем и Шуан-ну, а границей Манчжурии — гору Та-шань, промежуточное же пространство считать нейтральным.

Внутренний кризис не позволял императору быть требовательным, но переговоры о мире были преданы гласности и вызвали массу протестов со стороны учёных и провинциальных властей, которые добились ниспровержения военного министра Чэн-синь-цзя, сторонника мира, после чего переговоры были прекращены.

Манчжуры готовились к новой войне; старшие военачальники их и бэйле указывали на легкость овладения столицей империи, расшатанной междоусобиями. «Стоит прекратить подвоз хлеба из Тянь-цзина и каменного угля из западных гор, то Пекин падёт, говорили они, но предварительно должно овладеть Шан-хай-гуанем» 21. Тайцзун решил ограничиться набегом, в предвидении, что империя и без того близится к падению. В ноябре 1642 г. были отправлены два сильные корпуса. Один проник через пролом в Великой стене при Цзе-шани и по вступлении в Китай уничтожил при Дайдоу отряд, высланный против него из г. Да-тун-фу. Другой прошёл через Хуань-ян-коу и Янь- мынь-гуань. Оба корпуса, соединившись при Цзи-чжоу 22 (?), проследовали до Янь-чжоу в Пиандунской провинции и возвратились мимо Тяньцзина через Чжо-чжоу и Лугоцяо летом 1643 года. Манчжуры прошли через три области, 18 округов, 64 уезда, в то время, как главнокомандующий большой императорской армии не двинулся с места из Тунчжео и ежедневно посылал в Пекин донесения о победе.   [195]

В том же году, 10-го сентября, Тайцзун скончался, 52-х лет от рода, и завершить завоевание китайской империи выпало на долю наследника, малолетнего сына его Пиунчжи.

По уходе манчжур, правительство Серединной империи проявило еще раз необыкновенную энергию. На пространстве от Пекина до Шанхай-гуаня было сформировано четыре генерал-губернаторства, поставлено восемь корпусов войск; расходы на администрацию и войска к северо-востоку от Пекина были увеличены до 16.600,000 лан серебра в год. Но при всем том империя быстро близилась к падению. Манчжурские набеги составляли еще половину беды, когда внутри Китая уже целые провинции повиновались власти мятежников; при пекинском дворе враждовали различные партии; содержание правительственным войскам расхищалось, всеми делами в государстве бесконтрольно распоряжался императорский евнух и положение дел тщательно скрывалось от самого богдыхана. Здесь на историческую сцену выступают две новые личности, Ли-цзы-чэн и У-сань-гуй, из коих первый довершили падение Минского дома, а второй способствовали водворению манчжуров в Китае.

VI.

Ли-цзы-чэн был сын простого крестьянина из уезда Янь-ань провинции Шеньси. Он с молодых лет обнаружил способности к военному делу и железную волю. В рассматриваемую эпоху инсуррекции много авантюристов блестяще начинали свою карьеру, но, добившись посредственного успеха, сходили со сцены, тогда как Ли-цзы-чэн развил свое влияние до небывалых пределов. Когда он уже мог насчитывать до 1.000,000 сторонников, он положил низложить Минскую династию и провозгласить себя императором. С этой целью необходимо было овладеть главнейшими стратегическими и политическими центрами государства. Прежде всего он взял Хэнань-фу, главный город провинции того же имени; в 1643 г. обратился против Кайфына, считавшегося в то время самой сильной крепостью, и взятием последнего упрочили свою власть в бассейне Желтой реки. Затем он овладел не менее сильной крепостью, Тун-гуань-тин на границе Хэнаньской и Шенсийской провинций, вслед засим пала Си-ань-фу, а вскоре и вся провинция Пиенси находилась в его власти до отдалённого [196] города Нин-ся. Тогда Ли-цзы-чэн провозгласил себя императором и двинулся в провинцию Шан-си. Поход этот сравнивается с триумфальным шествием; город за городом отворяли ворота без сопротивления. Губернатор Тайюаня пытался было защищаться, но гарнизон, не видя ни с какой стороны поддержки, вынужден был к отступлению. По взятии Тайюаня, Ли-цзы-чэн перешёл к овладению укреплёнными городами в северной части провинции и когда, с занятием Да-тун-фу, мог считать себя повелителем трёх больших провинций, он неотлагательно двинулся к Пекину.

Советники императора, скрывая от него опасность, не приняли никаких мер к укреплению столицы, оборона которой не обещала, поэтому быть продолжительной. Ли-цзы-чэн расположился лагерем перед одними из западных ворот города и, отправив императору, требование отказаться от престола, приступил к осаде. Богдыхан лишь в эту минуту узнал об истинном положении дел и видел личное спасение только в бегстве. Своим приближенным он поручил отправить с возможной поспешностью своих сыновей; собственноручно закололи свою дочь, чтобы она не досталась победителю, и, в сопровождении нескольких телохранителей, бежал из дворца. Но все ворота внешнего города уже были преграждены мятежниками, и, встретив задержку на всех пунктах, он снова воротился во дворец уже совершенно опустевший к тому времени. В отчаянии он воротился на северный холм и здесь удавился на собственном поясе, оставив наскоро набросанную записку, содержащую протест своим фальшивым советчикам.

Между тем, Ли-цзы-чэн, приступив к штурму города, только у одних ворот встретил упорное сопротивление со стороны небольшого отряда под начальством Ли-гуй-чэна. Но и последний быстро изнемог от усилий в неравной борьбе, и столица сдалась мятежниками, которые приступили к разрушению храмов, гробниц и других святынь минской империи.

Ли-цзы-чэн стал единственными распорядителем судьбы Серединной империи. Однако, узкая полоса Ляо-зи и значительная часть пространства к востоку от Пекина не признала его власти; талантливый полководец У-сан-гуй удерживали спокойствие в этом крае железною рукой, выполняя в то же время и другое назначение—обеспечивать Китай со стороны Манчжурии. В минуты крайней опасности от инсургентов, двор послали ему приказание очистить Нин-юань, оставить достаточный силы в Шанхай-гуане [197] и поспешить с остальными войсками на помощь столице. У-сан-гуй уже приступил к движению, когда до него дошла весть о вышеописанных событиях. Ли-цзы-чэн, с своей стороны, овладев Пекином, отправил ему письмо с выгодными предложениями и просьбой, преклониться перед силой совершившихся событий. Манчжуры, тем временем, заняли оставленный китайцами Нин-юань. Будучи поставлен между двумя претендентами, китайский полководец видел единственное решение дилеммы в приглашении манчжур содействовать низложению самозваного императора и восстановлению законного порядка в империи. Его предложение было с восторгом принято манчжурскими военачальниками, усмотревшими в том благоприятный случай водвориться в Пекине, продвинувшись через открытую Шанхай-гуаньскую заставу. У-сан-гуй с получением первого известия о движении манчжурских отрядов в Китай, выступил из Шанхай-гуаня на запад с теми силами, какие находились под его начальством, и, через несколько дней похода, встретился с высланными против него войсками Ли-цзы-чэна, которым нанёс полное поражение. Тогда Ли-цзы-чэн, во главе 60,000 отборных войск, сам поспешил из Пекина и принудил У-сан-гуя, ослабленного предшествующими боями, занять оборонительное положение при Юн-пине. Не теряя времени, Ли-цзы-чэн перешёл в атаку, охватывая неприятеля с трёх сторон. Войска У-сан-гуя при всей стойкости и мужестве должны были бы уступить превосходству в силах, если бы своевременное прибытие манчжур и энергично поведенное ими наступление не решило дела в пользу союзников. Ли-цзы-чэн едва спасся с несколькими сотнями конницы в Пекин, между тем, как свежие манчжурские подкрепления прибывали в массе. У-сан-гуй, которому было предоставлено главное командование союзными силами, двинулся для преследования мятежника, который, отказавшись от обороны столицы, отступил с частью оставшихся ему верными войск по главной дороге в Шанси. Присоединив к себе гарнизоны различных укреплённых пунктов Чжилийской провинции, Ли занял оборонительную позицию при Чжэн-дине (на полпути между Пекином и Тайюанем), но и отсюда, после отчаянных усилий и кровопролитной битвы, должен был отступить далее в глубь страны сначала в Шанси, затем в Хэнань, и, теснимый противником, преследовавшим его по пятам, снова решил попытать счастья у Су-ань-фу в провинции Шеньси. Но войска отказывались ему повиноваться и Ли-цзы-чэн, с горстью [198] всадников, бежал в горы, казавшиеся ему неприступным убежищем, рассчитывая приняться за прежнее ремесло бандита. Но. принужденный от времени до времени спускаться в равнину для поисков продовольствия, Ли-цзы-чэн в одну из своих фуражировок был схвачен войсками У-сан-гуя и обезглавлен.

VII.

Между тем, манчжуры, явившись в страну под предлогом восстановления порядка, фактически владели столицей. Оставалось войти в соглашение с человеком, которому они обязаны были лёгким успехом и имя которого стало необыкновенно популярными. Необходимо было придать законную форму дальнейшему не легальному пребыванию их в Китае. Утонченная лесть, щедрые награды, почести были пущены в ход и сделали свое дело. У-сан-гуй, не видя лучшего исхода для истощенной китайской империи, склонился признать манчжуров законными правителями и приняли должность генерал-губернатора Шаньси и Шеньси, вместе с титулом принца Бинь-си-ван—умиротворителя запада. Столица манчжур была перенесена из Мукдена в Пекин и малолетний Шунчжи, был провозглашён китайским императором под регентством принца Даргуня или Ама-ван.

Этими собственно заканчивается эпизод воцарения манчжурской династии — Дацин в Китае, но новыми правителями еще в продолжение более пяти лет после того приходилось напрягать усилия для обеспечения своего влияния и распространения своей власти на юг.

Одновременно с занятием манчжурами Пекина, в среднем Китае новый туземный император, Фу-ван, внуки Ванли, был провозглашён нанкинским населением и правительственными лицами, оставшимися верными минскому дому, повелителем Южного Китая. Во главе движения стояли гражданский мандарин, Шу-хоф, отличавшийся умом и энергией. Он пытался склонить У-сан-гуя отпасть от манчжурских правителей, но не имел в том успеха.. Регент Ама-ван, в свою очередь, приглашали Шу-хофа перейти на сторону манчжур, указывая на необходимость сохранения целости империи, на что Шу-хоф возразил ссылкой на эпоху Сунов и Цзиней, когда в течение 2 1/2 веков китайская империя делилась на две половины. [199]

Неопределённый порядок вещей продолжался недолго. Манчжурские войска, усиленные вновь набранными китайскими контингентами, готовились к переправе через Хуан-хэ. Тем временем в Нанкине господствовал полный разлад среди начальников различных корпусов войск и ни один из них не обладал способностями. К этому должно присоединить апатию императора Южного Китая и отсутствие к нему симпатий со стороны местного населения, в объяснение быстрого успеха манчжур.

В 1644 году две манчжурские армии были двинуты на юг, одна, выступившая из провинции Шандун, беспрепятственно передвинулась к Ян-чжоу (на Императорском канале, близ слияния с Ян-цзе), другая — прошла несколькими отрядами через Шанси в Хэнань, где соединилась под Кайфыном и в несколько недель овладела всей провинцией Хэнань. Вслед за тем был взят и Ян-Чжою, куда укрылся Шу-хоф с остатками разбежавшейся армии южно-китайского императора. Шу-хоф не пережил позора, покончив жизнь самоубийством, а другие военачальники последовали его примеру; после Ян-чжоу, манчжуры овладели Нанкином; Фу-ван—бежал; его окружающие, в расчёте получить выгоды от новых господ, пытались преградить ему путь и передать в руки врагов, но он предупредил их умыслы, утопившись в реке Янцзе. Несколько времени спустя, в Хан-чжоу другой минский принц, ставший преемником Фу-вана, вошёл в стачку с манчжурами, осадившими этот город, и, обеспечив им успех штурма, сделался первой жертвой их мщения.

Ряд новых претендентов из минского рода выступил затем на сцену. Дан-ван объявил себя императором в Фуцзяне, но вскоре, поссорившись с главнокомандующим своих войск, Чин-чалуном, перешедшим на сторону его соперника, принца Лу, и угрожаемый манчжурами, утопился в колодце. Принц Лу, в свою очередь, бежал на остров Чусан и дальнейшая судьба его неизвестна, а полководец Чин-чалун перешёл на службу под манчжурские знамена.

В короткий срок манчжуры прошли насквозь провинции Дзянь-су, Цзянь-си, Чжэ-цзянь, Фу-цзянь и овладели всей территорией Китая до Гуан-дуня. Местное население повсюду присягало им добровольно; остатки рассеянных китайских войск отступали на юг, где в Кантоне был провозглашён императором Ю-няо, младший брать Дан-вана. В смежной провинции Гуан-си вице-король ее возвёл на трон своего претендента, принца [200] Гуй-вана, внука Ванли. Соединённые силы обоих принцев были бы значительны, но они парализовали себя разладом и, еще до прихода манчжур, вступили в кровопролитную битву. По вступлении манчжурских войск в провинцию Гуань-дун, принц Ю попал к ним в плен и был обезглавлен; Кантон, несмотря на силу своих верков, не мог долго держаться. Принц Гуй, собрав все свои войска, подступил к Кантону, в намерении дать бой, но впоследствии решимость его оставила и он отступил в Гуанси. Здесь, благодаря труднодоступности страны и малочисленности манчжур, он дважды отразил их нападение, что подняло его авторитет, и настолько поколебало власть противников, что оставленные последними гарнизоны в Фу-цзяни, Цзянь-си и Кантоне были изгнаны и большая часть манчжурских войск вынуждена была запереться в крепости Гань-чжоу (провинция Цзянь-су). Успех этот не был, однако, продолжителен. В 1648 году свежие манчжурские подкрепления подошли с севера, провинции Фуцзянь и Цзянь-си испытали суровую экзекуцию. Только г. Цзянь-Нин, где один буддистский монах организовал энергичную оборону, продержался в течение двух месяцев. Восстановив власть в этих двух провинциях, манчжуры, с армией в 130,000 человек, искусными маневрами заставили китайцев положить оружие. Другие китайские отряды были разбиты при Гань-чжоу, а остатки их уничтожены при Синь-тянь (в провинции Хунань), вместе с тем, успех Гуй-вана прекратился. Еще позднее был снова взят Кантон.

На этом можно прекратить очерк самостоятельной истории Манчжурии, которая, составив часть китайской территории, вышла из своего обособленного положения под скипетром дацинских императоров. В отношении собственно территории остается заметить, что новые китайские императоры еще долго заботились о расширении ее пределов на север и восток, пока движение русских в бассейнах Амура и Уссури не положило пределов их завоевательным замыслам и не привело нас к непосредственному соседству с этой страной.

Д. В. Путята.

(Продолжение будет).


Комментарии

1. Источниками фактической стороны предлагаемого очерка нам послужили: 1) В. Горский: «Начало и первые дела Манжурского дома 1852 г.» 2) В. Горский «О происхождении родоначальника ныне царствующей в Китае династии Цинь и имени народа Манжу; 3) «The Manchus or the Reining Di nasty by Rev. J. Ross. 4) «History of China.» Vol. II, D. Boulger. Ими исчерпываются сведения, изложенные в китайских сочинениях, которыми мы также имели возможность пользоваться. В существенном показания упомянутых авторов не расходятся, но в отношении некоторых деталей, где была замечена нами разница, мы отдавали предпочтение В. Горскому, зная добросовестность, с какой работал русский синолог. К сожалению, труд Горского доведён лишь до времени смерти Тайцзуна.

2. К югу от Нингуты по дороге в Хунчун (см. кроки № 1).

3. Около 100 вёрст.

4. На юг от Синцзина.

5. Под этим именем Нурхачи известен в истории манчжурского дома Имя Тайцзу, означающее великий предок, было дано потомством.

6. К этому времени Тайцзу располагал уже армией в 60,000 человек, составленной исключительно из манчжур и устроенной следующим образом. Каждые 300 воинов составляли роту или ниру, под командой Цзо-лина или ниру-чжанчина; пять ниру составляли чалэ или полк, под начальством Цан-лина или Чалэ-чжангина, а каждые 5 чалэ подчинялись дутуну, и носили название Кушай, а два кушая, соединенные вместе, составляли знамя Чи.

7. На русских картах назван Фу-чан.

8. Около 25 вёрст.

9. Вся эта полоса носить название Ляоэи.

10. Армия Тайцзина состояла уже из 8 кушай, имевших каждый особое знамя и особого трубача; отсюда получили манчжурские войска название Пачи или восемь знамён.

11. По Горскому — зверинец, по Россу — Хайцзу. То и другое показания сходятся на так называемом южном парке Нань-хайпау или Нань-юань, примыкающем к городской ограде Пекина с юга.

12. Росс говорит, что вследствие разлития реки Ляохе, Тайцзун выбрал на этот раз весьма кружный путь через Син-ан-чэн (в 220 ли к с.-з от Мергеня) в Хэйлунцзянской провинции, но это показание не сходится с другими источниками и должно полагать, что поход в Хэйлунцзянскую провинцию составил особую самостоятельную операцию, вероятно предшествовавшую описываемой экспедиции. Весьма достоверно лишь то, что для переправы через Ляохе им был избран пункт к сев.-западу от Кайюаня, но где именно-нельзя утверждать в точности.

13. Позднее они, равно как и монгольские контингенты вошли в состав в собственно манчжурских отрядов.

14. Отсюда вытекают основания современной династической связи между Китайской империей и Кореей, что неоднократно давало повод Китайскому правительству неправильно третировать Корейского короля, как вассала империи.

15. Вероятно, в Дун-дзя-кку или Темынь-гуань.

16. По Россу, они соединились под Тун-чжоу, откуда следовали вместе до Чжо- чжоу.

17. Тем временем сам Тайцзун с монголами и частью манджур удерживал на месте гарнизоны Цзинь-чжоу и Нинь-юаня блокадой и бомбардировкой этих городов.

18. Так, набег 1634 года в окрестности Пекина был исполнен в три месяца.

19. Топографическое описание этого участка дано в соч. арх. Палладия: «Дорожные заметки через Манчжурию».

20. В. Горский.

21. В. Горский.

22. Все эти пункты, за исключением Да-тун-фу, не показаны на картах. Руководствуясь замечанием Бульджера, что набег был сделан через пров. Шаньси, должно искать упоминаемые здесь перевалы и проходы к Великой стене где-нибудь в окрестностях Гуй-хуа-чэна. С другой стороны, указание на соединение корпусов при Цзи-чжоу (к востоку от Пекина) даёт право предположить, что один из корпусов прошёл через Сыфинь-коу, как нанесено нами на карту.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Манчжурии // Военный сборник, № 11. 1892

© текст - Путята Д. В. 1892
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Кудряшова С. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1892