ПОПОВ П. С.

РЕФОРМАЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ В КИТАЕ

Летом 1895 года в Шанхае вышло из печати одно из замечательных публицистических сочинений, принадлежащее перу китайского мандарина Тао-гуань-ина, под заглавием “Шэн-пти-вэй-янь”, т.-е. “Предостережение об опасностях, могущих угрожать в цветущее время”. Под влиянием патриотического чувства негодования, вызванного насильственною и корыстною политикою иностранцев в Китае, и созданных ею для него затруднений, автор этого сочинения, исходя из изречения знаменитого китайского политика VI века до Р. Хр., что “знание себя и других (т.-е. врагов) гарантирует постоянную победу”, с юных лет, бросив китайскую премудрость, занялся изучением иностранных языков и литературы. Занятие торговлею, которой он не без умысла посвятил себя, поставило его в более близкие и постоянные сношения с иностранцами и дало ему широкую возможность основательно ознакомиться с государственным, политическим и социальным строем западных государств. Благодаря этому, у него сложилось глубокое убеждение в необходимости коренных преобразований в современном строе Китая, как необходимых устоев для создания его могущества и материального благосостояния. В вопросе о воссоздании Китая он не разделяет мнения тех из своих соотечественников, которые признают возможным достигнуть осуществления этой великой задачи при помощи заведения крепких судов и превосходных орудий. По мнению его, [207] западные державы достигли могущества и богатства единодушием своих парламентских учреждений, умелою системою воспитания, распространением школьного образования, уважением к ремеслам и искусствам, развитием профессионального образования и покровительством торговле, облагаемой незначительными пошлинами. Каждое дело находится у них в ведении лиц, специально подготовлявшихся к нему и известных своею опытностью. Вот основы, на которых зиждется сила и богатство иностранцев, а пароходы, железные дороги, телеграфы, усовершенствованное вооружение и проч. являются только приложением их,— а мы на них-то и возлагаем все свои надежды, не обращая никакого внимания на основы. Пламенно желая содействовать возрождению Китая, необходимость которого, вне всякого сомнения, сознается в настоящее время лучшими из сынов его, г. Тао и составил настоящую книгу, которая представляет собою ряд отдельных статей по всем вопросах государственной, политической, социальной, образовательной, экономической и промышленной жизни, статей, в которых он с беспощадною откровенностью и полнейшею свободою, мыслимою только в конституционных государствах, обнажает все язвы и недостатки современного строя Китая, и в необходимых и настоятельных реформах рекомендует лекарство и меры к их излечению и устранению, подкрепляя свои мнения ссылками на авторитетный голос английского миссионера-публициста Ричарда Тимоти, старого резидента Китая, и некоторых своих соотечественников.

Для того, чтобы дать читателям понятие о характере этого сочинения, мы, прежде чем приступить к изложению его содержания, признаем неизлишним перечислить по порядку название всех статей, его составляющих: 1) О верховном и основном законе всего сущего в мире физическом и нравственном и предметах мира материального. 2) О школах вообще. 3) Об иностранных школах, с присовокуплением краткого очерка новейших школ в семи иностранных государствах, английского публициста Ричарда Тимоти. 4) Об экзаменах. 5) О парламенте. 6) О газетах. 7) Об администрации. 8) О путешествиях, с присовокуплением рассуждения Ричарда Тимоти о необходимости для китайских князей путешествий по чужим краям. 9) О международном праве. 10) О посольствах. 11) О международных сношениях, с присовокуплением статьи из “Шанхайского Вестника” (Шэнь-бао) о вреде и пользе сношений Китая с иностранцами. 12) О [208] канцелярских служителях и письмоводителях. 13) О жалованье. 14) Об образовании народа и средствах пропитания его. 15) Об изменении нравов при помощи наставительных бесед. 16) Об узниках. 17) О врачебном искусстве. 18) О женском образовании. 19) О благотворительных учреждениях, с присовокуплением статьи Ян-жань-цина о благотворительных учреждениях в западной Европе. 20) О библиотеках. 21) О пошлинах. 22) О торговле, с присовокуплением краткого очерка китайской пароходной компании (Чжао-шан-цзюй) и компании Чжао-син. 23) О торговой войне (соперничестве), с присовокуплением рассуждения шанхайской газеты о преобразованиях в торговле. 24) О ремеслах и искусствах. 25) О прядильнях и ткацких. 26) О земледелии. 27) О распашке пустырей. 28) О засухах и наводнениях. 29) Об исправлении рек. 30) О выставках. 31) О железных дорогах. 32) О телеграфах. 33) О почтовом управлении. 34) О банках. 35) О горнозаводской промышленности (о разработке минеральных богатств). 36) О чеканке монеты. 37) О запрещении опиума. 38) О веропроповедничестве. 39) О торговле рабами. 40) О государственном долге. 41) О перенесении столицы. 42) Об обороне морских берегов. 43) Об обороне границ. 44) Об обучении армии. 45) О флоте. 46) О народном ополчении. 47) О судостроении. 48) Об оружии. 49) О прекращении войн.

Резюмируя главные положения и мысли первой статьи автора об основном начале всего сущего и о материальных предметах, мы усматриваем, что Китай в течение своей многовековой жизни, в лице своих лучших представителей, сосредоточив главное внимание на исследовании великого основного начала (дао), служащего исходным пунктом всего разнообразия явлений мира физического и социально-нравственного, охватывающего все времена, создавшего человека и природу и произведшего небо и землю, и признавая реальные знания последним делом, редко удостоивал спускаться до них с высоты своего философского пьедестала, а с утратою главы “Да-сио” (великого учения) о натуральной философии (гэ-чжи) и статьи чжоутского ритуала о министерстве работ (т.-е. о строительном искусстве), знания физические и математические перешли на Запад, где и развились до совершенства, недосягаемого для Китая. Вдобавок к этому, во время потрясений, испытанных Китаем после династий циньской и ханьской, вся литература погибла, и ученые, не заботясь об отыскании основ производства (техники), вооружившись пустою реторикою, стали разглагольствовать о [209] свойствах природы и об ее законах. Вследствие этого, в то время как Китай увлекался абстрактом, западные народы усвоивали себе практические знания. Впрочем, так как теория и практика взаимно проникают и дополняют друг друга, то устремление иностранцев с разных сторон с их практическими знаниями в Китай является началом объединения торгового, литературного и социального, и соединения теории с практикой.

Не пройдет нескольких сот лет, как раздробленные религиозные учения Запада постепенно придут в упадок и он повернет на правый путь учения Конфуция и Мэн-цзи, а тщательное исследование в области наук математических послужит к постепенному уразумению главной движущей силы жизни. Могущество иностранцев, созданное насилием, должно будет уступить место правлению, основанному на началах нравственных. В заключение этой главы автор выражает уверенность, что объединение вселенной под гегемонией китайского богдыхана не представит затруднений, если только его величеству угодно будет открыть западным ремеслам и искусствам широкий доступ в Китай, основать в нем учебные заведения для образования талантов, учредить парламент, обратить серьезное внимание на упорядочение торговли, как основы государственного благосостояния, и озаботиться комплектованием и обучением морских и сухопутных сил для обороны от сильных врагов.

Глубоко убежденный, что вне усвоения западной цивилизации для Китая возрождение невозможно, автор, желая расположить в пользу этого великого дела своих соотечественников с богдыханом во главе и обеспечить его успех, безцеремонно курит ?имиам китайскому национальному самолюбию, когда говорит, что введете в Китай реальных наук будет только возвращением их в первобытную колыбель, из которой оне были заимствованы Западом, и манит исконное самомнение и гордость своих соотчичей несбыточною мечтою о мировом владычестве Китая.

Переходя во второй главе о школах, автор замечает, что школы, служа местом образования человеческих способностей, являются великим устоем государственного благоустройства.

В древния времена в Китае, в домах были домашния школы, в селениях (500 домов) сельские, и в округах (2.500 семейств) — окружные школы. Благодаря такому порядку между китайцами в то время было не мало людей многосторонне образованных и масса грамотных. Но когда в последующие времена шкалы были заброшены и каждый стал приглашать [210] учителей для воспитания своих детей, неимущий класс погрузился в крайнее невежество, благодаря которому попрание социальных основ и законов стало явлением обычным. Современное состояние образования в западных странах напоминает древния времена Китая; учреждения о школах у них в общих чертах сходны, но с особенною ясностью и подробностью оне разработаны в Германии. Сделав общий очерк низших, средних, высших и специальных учебных заведений в Германии и указав на общедоступные казенные библиотеки, г. Тао замечает, что главными образовательными средствами на Западе являются школы, газеты и библиотеки. Благодаря этим средствам, образуются таланты, совершающие открытия и изобретения в разных отраслях человеческого знания. Желая одержать над человеком верх, необходимо сначала узнать в совершенстве его методы, а потом уже можно будет изменить их и одержать победу. Питать же неизменную привязанность к старине, клеймить западную науку названием неортодоксальной, добровольно коснеть в невежестве для того, чтобы находиться в зависимости от других — все это пагубные мысли. В Китае, хотя давно уже существуют школы иностранных наук и языков, морские училища и военные школы, но науки в них не достигли еще глубокого понимания, и технические производства исполняются в них большею частию иностранными мастерами. Не слышно, чтобы кто-нибудь из воспитанников, отличаясь изобретательностью, создал что-нибудь новое. Причина этого кроется в отсутствии специальных технических школ и в неудовлетворительной постановке преподавания. Чтобы помочь этому горю, автор рекомендует перевести на китайский язык полезные иностранные книги и распространить их по всем китайским школам с целью доставить возможность каждому заниматься изучением их. Само собою разумеется, что, по мысли автора, эта последняя мера намечена им только как одно из вспомогательных средств к более широкому распространению западных положительных наук в Китае.

Прекрасным дополнением в этой главе о воспитании служит приложенная к ней статья китайца Вам-цзы-цюаня, в которой он с беспощадною суровостью и сарказмом осуждает господствующее в Китае в течение многих веков пагубное направление воспитания, исключительно сосредоточенное на пустой и бесполезной реторике, и указывает, что оно не находит для себя никакого основания ни в древней жизни Китая, ни в учении самого Конфуция. В древности воспитание [211] имело чисто практическое направление. Юношеству внушались высокие принципы нравственности: человеколюбия, справедливости, преданности, согласия, почтения к родителям, дружелюбия, терпения, сострадания и тому подобные качества, служащие основою всякого благоустроенного общества, и кроме того преподавались правила этикета, обнимающие все проявления человеческой жизни, а также музыка, стрельба из лука, управление военными колесницами, грамота и математика. Таким образом преподавалось то, что имело непосредственное приложение к жизни и вполне соответствовало и удовлетворяло тогдашним потребностям государственным, общественным и семейным. Пустой реторике, составляющей единственную основу воспитания в современном Китае, здесь не было места. Не было в древней жизни Китая и того, чтобы, например, лицо, занимающееся сегодня отправлением правосудия, завтра становилось во главе финансового управления, или строительного дела. Каждый избирал известную служебную специальность и оставался в ней до конца. Что же касается учения Конфуция, легшего в основу всего жизненного строя Китая, то и оно, отличаясь чисто-практическим направлением, отводило пустой реторике весьма скромное место. И ныне, для того, чтобы воспитание могло достигать главной цели своего бытия — государственного благоустройства, оно должно быть направлено таким образом, чтобы удовлетворять всем потребностям общества в данное время.

Так рассуждают о значении положительных знаний немногие современные передовые китайцы, отцы которых еще доныне относятся к ним с высокомерным презрением.

Опасаясь, что изложенные им в двух предшествующих главах доводы о необходимости усвоения Китаем западных положительных наук окажутся недостаточно убедительными, автор посвящает следующую главу “о западных науках" рассуждениям о значении их для Китая. Люди, мнящие себя поборниками истинного учения,— говорит автор,— постоянно повторяют, что самое лучшее — это не толковать об иностранщине, и клеймят именем изменников истинному учению и отребьем ученых тех, которые занимаются иностранщиною. Люди умные и нравственные удаляются от мирской суеты, а безнравственные бесстыдно влачат позорное существование. Какая же польза от этих высокоумных отшельников для мира и для людей? Представьте себе, что ваш государь или отец опасно болен. Как почтительный сын и верный слуга своего государя, приложите ли вы все средства к исцелению их и обратитесь к [212] медицинской науке, или же с страшными проклятиями обрушитесь на медицину) как средство ненадежное, и, поклявшись умереть с отцом или государем, будете беспомощно ожидать их кончины? В настоящее время иностранщина — это медицина для Китая.

В древности ученым называли того, кто понимал небо, землю и человека, и ученый стыдился не знать чего-нибудь. Исходя из этих положений, автор замечает, что иностранные науки группируются в три главные отдела: учение о небе, основою которого служит астрономия, а математика, электричество, свет и т. п. являются только крайним развитием его; учение о земле, основою которого является землеведение, а геодезия, география, ботаника, строительное искусство, военное дело и т. п. составляют дальнейшее его развитие; учение о человеке, основою которого признается языковедение, а политика, воспитание, юриспруденция, политическая экономия, строительное искусство, торговое дело и ремесла являются только крайним развитием его. Все эти науки полезны как для государств, так и для жизни народа. Истинный ученый должен знать все. При современном положении вещей создать что-либо выдающееся и сделаться выдающимся человеком может только тот, кто не будет с презрением относиться к другим людям (иностранцам), или трепетать пред их богатством и силою, и не будет скрывать ни своих достоинств, ни недостатков.

Торговые сношения между Китаем и иностранцами существуют несколько десятков лет. В течение этого времени неоднократно представлялись благоприятные случаи, но у Китая недоставало людей, многосторонне образованных, и если он теперь же не займется образованием их и не заставит умных и преданных сынов своих изучать науки, языки, политический строй и нравы западных государств, то каким образом он будет в состоянии отстаивать свои жизненные политические интересы и справляться с сильными соседями? К тому же только невежды, незнакомые ни с философией, ни с историей Китая, могут утверждать, что западные науки получили свое начало на Западе. И затем наш ученый автор с полным апломбом приводит целый ряд ми?ических и исторических ссылок в подтверждение того, что первою колыбелью всех положительных западных наук служил Китай. В изобретении сохи, лука, стрел и телеги он видит начало технических наук Запада, в изобретении летающего деревянного коршуна и деревянной коровы — первоосновы механики; добывание огня [213] при помощи зажигательного стекла дает ему право заключать, что физика давно была известна в Китае. Таких же знаменитых родоначальников он отыскивает в Китае и для других западных наук. Но, оставляя в стороне ребяческие претензии автора относительно происхождения из Китая всех реальных наук, быть может, как замечено нами выше, внушенные ему благородным желанием рассеять закоренелое предубеждение Китая против усвоения им этих наук,— мы не можем не отдать ему полной справедливости в искренности его убеждения о первенствующем значении усвоения западных знаний в деле возрождения Китая, и при том не урывками, а в строгой системе и последовательности, начиная с элементарных оснований и постепенно восходя в познанию всех наук в полном их объеме. Китайцы не уступают европейцам ни в уме, ни в способностях, но уступают им в положительных знаниях. Для того, чтобы ознакомить своих соотечественников с устройством школ на Западе, автор в заключение главы помещает довольно обстоятельный очерк их, составленный Ричардом Тимоти.

В главе об экзаменах, указав на всю несостоятельность китайских экзаменов, открывающих, между тем, при помощи реторических и каллиграфических знаний, прямой и единственный путь в почету и отличиям на службе государственной, для которой обладатели их являются совершенно непригодными, автор предлагает, в случае невозможности возвратиться к старым порядкам выбора годных для службы людей из школ, установить два рода экзаменов. В первом роде, экзаменовать по истории, классикам, по решению современных вопросов и практическому законоведению; во втором, приглашать в испытанию из европейских паук, а именно: из физики, химии, электрологии, минералогии, астрономии, географии, учения о наружных и внутренних болезнях, фармакопеи, земледелия и ботаники. Экзаменаторами должны быть назначаемы лица, получившие университетское образование. Не находя удобным исключить из круга образовательных предметов словесные науки, как узаконенные прежними государями, автор предлагает, чтобы для получения ученой степени лицами, посвятившими себя изучению словесных наук, обязательно требовалось основательное знание ими одной какой-нибудь полезной науки, например астрономии, географии, математики, политической экономии и т. л. Кроме того, автор рекомендует, чтобы всем чинам империи вменено было в непременную обязанность представлять [214] беспристрастные доклады о лицах, известных им своими необыкновенными дарованиями.

По отношению к военному образованию, которое для лиц, ищущих военных степеней, ограничивается в настоящее время испытанием их в верховой езде, стрельбе из лука, в ловкости и силе, при полнейшем отсутствии познаний хотя бы в одной военной науке, автор считает необходимом экзаменовать соискателей военных степеней в стратегии, в стрельбе из огнестрельных оружий, в кораблевождении, в знании механики и фортификации. Успешно окончивших воспитание определять для продолжения образования в военные и инженерные корпуса. Для поднятия значения военного звания, императорским указом должно быть объяснено, что гражданские и военные чины пользуются одинаковым значением.

Для всестороннего ознакомления с западными науками, кроме ежегодных гражданских и военных экзаменов, необходимо еще установление специальных по этим наукам экзаменов. Но для этого должно основать во всех провинциях школы для изучения иностранных наук с трехгодичным курсом, в которые поступали бы молодые люди от 15-20-летнего возраста, уже знакомые с китайским и иностранными языками: под руководством опытных наставников они посвящали бы себя изучению избранной ими самими специальной отрасли знания. По окончании курса, воспитанники 1-го и 2-го разряда препровождаются для экзамена к инспектору просвещения в провинции, после чего удостоиваются имени студентов, и в год общих испытаний (чрез каждые три года) посылаются в высшее столичное учебное заведение и затем уже получают право на общих основаниях держать экзамены на ученые степени кандидата и магистра, по роду своей специальности. Лучших из студентов по окончании образования в Китае отправлять для усовершенствования в избранной ими специальности в высшие учебные заведения за границу и по возвращении давать им лучшие места.

Таким образом, предлагаемая автором система образования и экзаменов сводится к учреждению во всех провинциях Китая политехнических школ и высшего образовательного заведения в столице. Причем, в угоду старым традициям, прежняя система экзаменов на степени гражданских и военных кандидатов и магистров остается в силе, с некоторыми изменениями, требуемыми духом времени. Но опасаясь, что вновь проектированный им курс европейских наук не [215] будет пользоваться одинаковым с существующими курсами, или, правильнее, экзаменами, уважением, автор рекомендует увеличение вакансий на ученые степени.

Переходя затем к организации школьного образования, автор, придерживаясь старинных порядков, предлагает, по несколько измененным иностранным образцам, ввести для гражданского и для военного ведомств три типа школ: низшие в уездных и окружных городах, средния — в губернских городах и высшие — в столице. Школы гражданские разделить на шесть факультетов, или отделов: 1) отдел изящной словесности; 2) политических наук; 3) лингвистический — иностранные языки и словесность; законоведение, международное право, договоры и международные сношения; 4) естественных наук — учение о звуке, свете, электричестве и химия; 5) технических знаний — астрономия, землеведение, математика и строительное и фабричное искусства и 6) смешанных наук — коммерция, горное дело, тарифоведение, земледелие и медицина. Школы военные должны делиться на два факультета: военно-сухопутный и военно-морской; в состав первого входят: изучение оружия, военные законы, военная организация, сухопутная стратегия и тактика; ко второму относятся: наука об измерении вообще, астрономия, метеорология, учение о ветрах, о морских путях, о наносных песках и отмелях, кораблевождение и морская тактика и стратегия. Каждый отдел или факультет разделяется на несколько классов. Курс учения в каждой из трех школ полагается трехгодичный. В селах автор также признает необходимым основать домашния и общественные школы, ученикам которых вменить в обязанность участвовать в годичных испытаниях низших школ.

Проектируемое автором введение отдельного курса иностранных наук, по мнению его, будет сопровождаться многими благодетельными последствиями. Существующие ныне только по имени и не приносящие никакой пользы окружные и уездные училища, под руководством наставников, основательно знакомых с реальными китайскими (!) и иностранными пауками, без всяких со стороны правительства затрат на устройство особых помещений, могут быть обращены в низшие школы, которые явятся питомниками истинного просвещения. Избрание каждым из воспитанников одной специальной отрасли знания, наиболее согласующейся с его наклонностями, даст возможность подняться множеству больших и малых талантов, полезных для государства. Затем трех-летние курсы в [216] училищах дадут возможность более правильной оценки знаний воспитанников на экзаменах, чем при настоящей системе, когда однодневный успех или неуспех на экзамене служит единственным критерием для определения пригодности человека.

Для того, чтобы Китаю, при современном положении дел, стать на ноги и достигнуть силы и богатства, ему необходимы новые люди и нужны реформы. Тщетно он будет пытаться, держась излюбленной рутины, избавиться затруднений внутренних и внешних. Даже в И-цзине сказано, что “за кризисом следуют перемены, а за переменами благоденствие”. Нет ничего неизменного в мире. И государственное устройство также стареется и требует обновления. Такими мыслями заключает автор главу об экзаменах.

В виду того, что автор является рьяным поборником парламентского управления и, в виду важности самого предмета, передадим содержание главы о парламентах, по возможности его собственными словами, даже с неизбежными китайскими повторениями.

Парламент есть учреждение, в котором обсуждаются дела государственного управления и соединенные умственные силы страны направляются в общей пользе государства. Назначение людей, для отправления разных правительственных функций, производится с полнейшим беспристрастием. Без парламента между главою государства и народом является масса преград, благодаря которым воля одного и желания другого получают превратное направление, и сила, разделенная властию, слабеет, так что хотя бы государство принадлежало к союзу государств, связанных международным правом, без сомнения, его справедливые и законные действия не признавались бы за таковые и оно подверглось бы всеобщему нападению. Потому, желая воспользоваться международным правом для ограждения своих главных интересов, неизбежно, в видах усиления народного духа, учреждение парламента. Во всех западно-европейских государствах есть парламенты, выборы в которые и исключение из которых производится всеобщим голосованием. Что неудобно для народа, то не приводится в исполнение; что признается им невозможным — не навязывается ему силою. Все слои общества проникнуты полнейшим единодушием, и потому в международных сношениях случается, что конституционное государство само обижает других, но не терпит обид от других. Своею силою оно обязано не одному только мужеству своих военных сил, крепости боевых судов, новизне и [217] удивительным качествам вооружения, как полагают некоторые, а главным образом чувству всеобщего единодушие в отражении всякого оскорбления и обиды, являющемуся крепостью несокрушимою.

Хотя парламентские учреждения в разных странах и отличаются несколько друг от друга, по вообще они разделяются на две палаты: верхнюю и нижнюю. В состав первой входят родственники царствующего дома, а также министры и сановники, более близкие к государю; вторая состоит из наиболее способных и влиятельных людей разных классов и профессий. Таким образом, члены этой последней палаты стоят ближе в народу. Выборы производятся по большинству голосов. Всякий государственный вопрос сначала предается на обсуждение нижней палаты, потом подвергается обсуждению в верхней палате и затем уже представляется на окончательную санкцию главы государства. В случае разногласия мнений, вопрос подвергается новому обсуждению обеих палат до тех пор, пока будет достигнуто согласие. В вопросах высшего государственного управления власть принадлежит главе государства, но бюджет расходов утверждается палатами, решению которых народ подчиняется беспрекословно и безропотно, как бы ни были отяготительны налоги. Из парламентов разных стран английский представляется наиболее целесообразным и устойчивым.

Надо полагать, что только тогда, когда основы государственного управления находятся в руках парламента, может установиться живая связь между государем, министрами, чинами и народом и могут пасть преграды, отделяющие правительство от народа; все государство проникается единством стремлений и во всех делах царит строгий порядок, так что государю остается только пользоваться почетом, присущим его высокому сану. Поэтому-то в конституционных государствах неразумные и жестокие правители не имеют возможности проявить свое жестокосердие, временщики не могут злоупотреблять властью, большие и малые власти — пренебрегать своими обязанностями, и народному ропоту нет места. Вследствие этого царствующие династии никаких образом не могут гибнуть чрез несколько поколений или даже гаснуть в самом начале. В Китае государи династий, сменявших одна другую, хотя по своему положению и пользовались неизменным высоким уважением, но между мудрыми государями и их добросовестными слугами царило самое полное единодушие, и [218] зачастую государи, оставляя в стороне свой высокий сан, вели задушевные беседы с своими подданными, излагавшими им свои взгляды. Ноэтому-то в одной из глав Шу-цзина, древней классической книги, мы видим, что в случае сомнений государи обращались за советом в народу; так, Нань-гэн (царствовал за 1400 лет до Р. Хр.), желая перенести столицу, обращался за советом в народу. Надобно полагать, что когда между правительством и народом существует связь, государство благоденствует; когда же нет этой связи, то для него наступают годины бедственные. Небо, сотворив людей, поставило для них государей. Государь есть как бы корабль, а народ как бы вода; вода может носить корабль, но она может и опрокинуть его. С глубокой древности и до наших времен это служило главною причиною процветания и упадка, благоустройства и смут. Вдобавок к этому современное, общее положение Китая таково, что он не может отказаться от торговых сношений с иностранными государствами; а если это так, то он не может не определять своих отношении к ним международным правом, а желая в полной мере опираться на него, он, для знакомства с положением народа, должен прежде всего учредить парламент, а потом уже будет в состоянии проявлять силу своего государства и отражать обиды, наносимые иностранцами. Сунь-цзы (знаменитый стратег VI-го века пред Р. Хр.) говорит, что “законность заставляет народ отождествлять свои желания с желаниями правительства; он готов умереть вместе с ним и жить вместе с ним, не страшась никаких опасностей”. Взгляните на Англию; три острова, составляющие ее, не равняются по величине нескольким провинциям Китая, по количеству населения не представляют населения нескольких китайских провинций; а между тем с каждым днем пределы ее расширяются, влияние ее простирается на весь мир и она прямо является первым государством на западе Европы. Этим она обязана не чему-нибудь другому, как своим парламентским учреждениям и созданному ими единодушию народа. Если бы Китай, при своем четырех-сот миллионном населении, мог учредить у себя парламент и объединить народные чувства так, чтобы он являлся одним нераздельным организмом, тогда даже всемирное владычество едва ли представилось бы для него трудною задачею. Возможное ли дело, чтобы он неподвижно смотрел на то, как этот народец (иностранцы), переплывая громадные расстояния, толпами неистовствует, предъявляя [219] непомерные просьбы и безцеремонные требования, и при всякой ссоре угрожает оружием, открыто нарушая международное право! Поэтому-то парламент в приложении в великим вопросам сопровождается великими результатами, а в приложении к малым — малыми.

Далее, процветание и упадок государств зависят от людских способностей, а оценка талантов зависит от выборов. Парламенты учреждаются народом; им же избираются и депутаты парламента. Когда выбор производится одним лицом, возможно и пристрастие; когда он производится всем народом, то относительно качеств избранных трудно избегнуть общественного суда. Затем, хотя и не говорится, что выборы производятся по большинству голосов, но для того, чтобы быть избирателем, необходимо прожить в известном месте не менее 10 лет, иметь от роду 30 лет и кроме того владеть имуществом, быть грамотным и пользоваться уважением в своем месте. Вот какие строгие меры принимаются для пресечения злоупотреблений при выборах. Согласно постановлениям, существующим в западных странах, парламентские дебаты публикуются во всеобщее сведение; дело, обсуждаемое по утру, вечером появляется в газетах для всеобщего сведения; суждения справедливые удостоиваются всеобщего одобрения, а неправильные подвергаются таковому же порицанию. Полнейшее беспристрастие народа служит гарантиею выбора для всего государства талантливых людей; появление талантов сопровождается процветанием государства. Если бы только для выбора депутатов можно было принять в основание правила о сельских и волостных выборах в Китае и соединить их с западною системою всеобщих выборов посредством закрытой баллотировки, а для обсуждения действий парламента повсюду основать побольше газетных редакций, то при таких условиях все выдающиеся таланты Китая и лучшие умы его получили бы возможность истощить всю свою преданность и проявить все свои способности на поприще служения общему делу. Государю не приходилось бы тогда одному нести труды по управлению страною, и народу — пребывать в праздности. При взаимном сочувствии между государем и народом, в отношениях между собою установилось бы взаимное доверие; действия правильные и неправильные подлежали бы суду общественного мнения; его же контролю подлежали бы награды и наказания. И обширный Китай с его многомиллионным населением разделял бы общие радости и невзгоды. При всеобщем единодушии [220] и единении между государем и народом, кто осмелился бы оскорблять нас? По поводу парламентских депутатов некоторые замечают: а разве наше учреждение прокуроров, или цензоров, существующее более 2.000 лет, не то же, что депутаты западных парламентов? Утверждающие так не принимают во внимание того, что китайские прокуроры, получая чины и жалованье от богдыхана, естественным образом не могут не обращать внимания на его милости к ним. Затем, происходя из высшего сословия, они не могут быть вполне знакомы с народными нуждами. Кроме того, поведение их неизвестно, нравственный и умственный уровень не может быть одинаков, и в результате получается составление партий из своекорыстных видов, погоня за именем и за выгодами. Какое же может быть сравнение с повсеместным равенством представителей парламента? Выбираемые из среды народа, они основательно знакомы со всеми его нуждами, проникнуты чувством полнейшего беспристрастия, и потому все полезное для народа осуществляется, а вредное уничтожается. Таким образом для осуществления международного права нет ничего важнее поднятия значения государства, а для поднятия значения государства нет ничего важнее приобретения народного расположения, а для приобретения его нет ничего важнее, как понимание его нужд, а для понимания их прежде всего необходимо учреждение парламента. Если Китай решился помириться с своею слабостью и ничтожеством, если он не желает быть богатым и сильным и стать в мире государством, имеющим будущность, то не о чем более и толковать; но если он хочет наслаждаться внутренним и внешним спокойствием, желая благоустроения государства, попечения о народе и, при помощи международного права, обеспечения вечного мира, то он должен начать с учреждения парламента.

Некоторые утверждают, что парламенты свойственны Западу, а не Китаю, что они пригодны были в прежния времена, а не ныне. Такой взгляд принадлежит людям, не понимающим высших государственных интересов и не вполне знакомым с положением Китая и иностранных держав. “Ознакомившись со всеобщею историею, я предавался глубоким размышлениям относительно причин успехов или неудач, процветания или упадка разных государств, и пришел к следующему заключению. Известно, что в разных странах света существуют три формы правления: монархическая неограниченная, республиканская и монархическая ограниченная; в первой власть [221] находится в руках государя, во второй — в руках народа и в третьей она разделяется между государем и народом и получает равновесие. Здесь, хотя все дела обсуждаются верхнею я нижнею палатами, но оне все-таки восходят на утверждение государя; в случае одобрения он подписью дает свое согласие на приведение в исполнение; в противном случае дело передается в палаты для вторичного обсуждения. Нет ничего лучше и обдуманнее этой системы; она действительно соединяет миллионы людей в одно целое. Обратите внимание на маленькую Англию, в которой женщина правит государством, опираясь на парламент; в течение последовательного ряда лет территория ее увеличилась в 20 раз. Таковы великие результаты ее парламентского управления. Парламентская форма правления с государем во главе является господствующею в мире; ее приняла и Япония,— и посмотрите, как она вдруг поднялась! В виду оскорблений, которым подвергается Китай со стороны западных держав, неужели еще можно говорить, что парламент не составляет для Китая предмет настоятельной и неотложной необходимости”?

Здесь не место входить в рассмотрение того, насколько состоятелен взгляд автора на парламентаризм, увлечение которым мешает ему беспристрастно отнестись ко многим недостаткам этой формы, и в частности к сомнительной пригодности ее для Китая, но нельзя не отдать полной справедливости пылкому патриотизму автора, желающего во что бы то ни стало вывести свое отечество из хаотического, проникнутого духом всеобщего хищения и страдающего отсутствием всякого правосудия, невозможного состояния. И не один автор настоящего сочинения видит в парламентаризме единственное, радикальное средство к излечению застарелых язв, разъедающих государственный организм Китая. То же мнение мне лично приходилось слышать и от некоторых его соотечественников, принадлежащих в новому поколению и имеющих сношения с иностранцами.

Огромное значение, которое придает автор газетной печати, как выразительнице общественного мнения и органу, посредством которого суждения парламента по всем отраслям государственного управления делаются всеобщим достоянием, и нужды народные становятся известными правительству, заставляет его совершенно естественно отвести ей отдельную главу под названием: “Ежедневные газеты”. В доброе старое время Китая, когда между высшим правящим классом и народом [222] не существовало пропасти, разделяющей их ныне, по мнению автора, подданные богдыхана имели возможность непосредственно доводить до его сведения не только о своих нуждах и обидах, но даже подавать ему советы и делать внушения: для этой цели у ворот дворца были поставлены барабан и колотушка, в которые мог ударять каждый, имеющий нужду в личном объяснении с государем. Кроме того, богдыханские летописцы и посланники обязаны были собирать сведения о нравах и обычаях народа и о нуждах его. Но с тех пор, как столь ненавистный китайским ученым объединитель Китая Циньши-хуань сжег классические книги и погубил ученых, между правительством и народом, которым он хотел управлять при помощи обмана, хитрости, насилия и казней, образовалась пропасть. “Повсеместные невообразимые жестокости и бесчеловечия вызвали всеобщее восстание, положившее конец династии тирана. Но, в сожалению, государи ханьской и вэйской династий с удовольствием следовали политике Цинь-ши-хуаня, как выгодной для них лично, и своими постепенными притеснениями погубили свое дело. Правда, при некоторых мудрых государях танской и сунской династий, для уничтожения средостения между правителем и народом, были учреждены чины прокурорского надзора, открывшие эру добросовестных суждений; но нельзя сказать, чтобы при посредстве их нужды народа и его настроение сделались вполне известными верховной власти. Единственным и лучшим средством для этого может служить развитие в широких размерах повременной печати, которая на Западе является могущественным рычагом в общественной и частной деятельности. Достоянием ее делаются все действия парламента, ведомств местного управления, торговых палат, отчеты посланников и консулов, состояние торговли, промышленности и искусств, всевозможные проекты и изменения в области правительственной, деятельность государя, министров и депутатов. Словом, нет ни одного явления общественной и частной жизни человека, которое бы не получало на столбцах газет достойной оценки. Мало того, каждая отрасль человеческого знания и искусства имеет свои специальные органы печати; даже дети и те имеют свои журналы. В виду пользы, доставляемой обществу повременною печатью, правительство оказывает ей возможное содействие в форме субсидий, освобождения бумаги от пошлин и облегчений в пересылке газет и журналов”.

В открытых для иностранной торговли портах Китая, [223] как, например, в Шанхае, Тянь-цзине, Ханькоу и Гонконге, били основаны китайские газеты, но все оне состояли под редакцией иностранцев, которые в вопросах международной политики зачастую дозволяют себе порицать деятельность высших правящих классов и волновать умы китайцев. Правда, в последнее время появляются редакторы и из китайцев, суждения которых отличаются беспристрастием, но все же редакторами двух, издаваемых в Кантоне, газет, Гуан-бао и Чжун-си-жи-бао (Кантонский вестник и Китайско-европейская газета) являются иностранцы. “В настоящее время следовало бы завести газеты во всех приморских провинциях Китая с редакторами из китайцев, а иностранцам разрешить издание газет только на иностранных языках. В мирное время власти должны оказывать газетам покровительство и защиту, чтобы оне могли с полным усердием предаваться исполнению своей высокой задачи — карать зло, поощрять добро, содействовать осуществлению полезных предприятий, сообщать сведения о состоянии нравов, о положении производительности и об изменениях в политическом строе иностранных государств, в их военном устройстве, об изобретениях в области технической и промышленной, говорить прямо и без всякой утайки об известных им проступках властей, не стесняясь занимаемым последними положением. Не дозволять властям делать им притеснений и в случаях диффамации, шантажа и подкупа предоставить им (властям) право доносить высшему начальству, которое чрез своего депутата постановляет справедливое решение. Редакторы должны отличаться полнейшим беспристрастием и безупречною честностью. За всякое своекорыстное действие, извращение истины они должны подлежать законной ответственности. В военное время власти обязаны следить за газетами, чтобы оне не разглашали военных планов своего государства и не ленились сообщать подробные сведения о положении неприятеля. Трудно исчислить все выгоды, доставляемые газетною печатью, и потому мы ограничимся указанием важнейших из них. Народные бедствия, причиняемые засухами, наводнениями, изображенные яркими и живыми красками на страницах газет, несомненно будут вызывать всеобщее сочувствие, сопровождаемое посильною помощью, тогда как ныне, благодаря дальности расстояний, они, не действуя на душу непосредственно, проходят незамеченными. Подробное описание казни преступников, наводя страх на читающую публику, будет содействовать к уменьшению злодеяний и обеспечению [224] внутреннего спокойствия. Для лиц, желающих посвятить себя ученой или служебной деятельности, особенно важно знакомство с современными вопросами, и этого они будут достигать, не выходя за порог, при помощи газет и журналов”.

“Что же нам делать? Неужели же, затмив в себе всякое понимание и храня гробовое молчание, допустить, чтобы враждебные нам государства лелеяли свои коварные замыслы и печать находилась в чужих руках? А мы, упиваясь безмятежным спокойствием и хвастливым самомнением, беззаботно и добровольно будем сносить от чужих людей оскорбления”!

В следующей главе, об органах местного управления, автор сначала рисует яркими красками плачевную картину современного состояния администрации в Китае и затем с своим обычным энтузиазмом рекомендует меры к спасению своей родины от угрожающих ей полнейшего внутреннего разложения и анархии. Чтобы читатели могли иметь точное и полное представление о взглядах автора на настоящий важный предмет, мы предоставляем говорить ему самому. “Благоустройство страны, или настроение ее всецело зависит от качеств органов местного управления, а также и от выбора лиц правительством. В уезд попал достойный уездный начальник, и в целом уезде царит порядок; попал в область достойный областной начальник, и в целой области царит порядок; появился в губернии достойный губернатор, и в целой губернии господствует порядок; восседает на престоле достойный человек, и в целом государстве царит порядок. Министры с генерал-губернаторами и губернаторами — это ближайшие лица правителя и образцы органов управления; в их руках сосредоточена власть выбора людей и высшая правительственная сила. Но так как чины установляются правительством для народа, то благоустройство государства или нестроение его — зависят от качеств ближайших к народу чиновников, особенно окружных и уездных начальников, за которыми в столице следят шесть министерств, а в провинции губернаторы, управляющие судебною частью, окружные и областные начальники. К сожалению, при самом вступлении на службу чиновники попадают в нее не одним путем: одни по экзаменам, другие по рекомендации и третьи при помощи пожертвований; вдобавок к этому, министерство чинов при назначении на места ограничивается, большею частию, очередною жеребьевкою, не обращая никакого внимания на качества избираемого. Наконец, человек получил место, но, [225] благодаря тому, что ему пришлось долго ожидать его, он оказывается в неоплатных долгах. Между тем, получаемого им жалованья недостаточно для содержания себя и семьи. При таких условиях ни повышение по службе, ни понижение уже не служит стимулом к возбуждению его энергии. Негодные между ними являются необузданными и жестокими кровопийцами, уподобляющимися волкам и тиграм. Даже если дойдет до начальства слух об их бесчеловечии и они, по представлению его, будут уволены, то загубленного ими сельского люда уже нельзя возвратить к жизни. Попадется иногда честный и способный администратор, всею душою стремящийся к доставлению пользы краю, искоренению злоупотреблений и воспитанию народа, но, на беду, его благородные стремления не разделяются областным начальником, а тут еще выступает грозная сила в лице управляющего гражданскою частью и окружного начальника. Высшее начальство теснит его, товарищи подсмеиваются, толпа относится с недоверием и его планы разрушаются. Поэтому современные ловкие чиновники признают за самое лучшее по наружности казаться строгими блюстителями закона, а под рукою удовлетворять своей алчности; они не делают ни одного доброго дела, но зато нет злодеяния, которого бы они не совершили. Они обирают казну, дерут шкуру с народа. Им только бы заручиться расположением высшего начальства и похвальными отзывами сослуживцев, и тогда их не пугают кары небесные, нет им дела до народной молвы, не помнят они милостей царских и не печалит их ропот народа. Лет чрез десять службы они оказываются обладателями громадных состояний, благодаря которым начальство рекомендует их, как дельных чиновников, а сослуживцы выставляют их способными начальниками. Что же касается обираемого ими народа, то он хотя скорбит и печалится и молча косится на них, но ничего не может поделать. А между тем эти господа еще неустанно толкуют о самоисправлении!

“Западные правительственные учреждения отличаются от китайских только по названиям, а не по существу дела, за исключением однако того, что для заведывания земледелием на Западе существуют отдельные министерства земледелия, тогда как в Китае функции этих министерств входят в круг деятельности министерства финансов. Кроме того, в западных государствах для заведывания торговлею [226] существуют отдельные министерства торговли, а для управления почтовым делом — министерства почт.

“Во внутренней организации министерств на Западе особенно важным условием успешной деятельности министерств является то, что чиновник, поступивший в известное учреждение, остается в нем на службе всю свою жизнь, повышаясь только в должностях сообразно количеству лет службы и способностям. В конце концов он может занять пост министра данного министерства, но и только. Он может получать всевозможные отличия, титулы и увеличение содержания, но не переводится в другое ведомство. Это не то, что в Китае, где вас из министерства финансов переводят в министерство уголовных дел, или из генералов сухопутных войск назначают адмиралом. Таким образом, при специализации обязанностей, дела не приходят в упадок и с годами службы приобретается и большая опытность. Вот на чем зиждутся богатство и сила западных государств.

“На Западе нет, как в Китае, министерства чинов, заведывающего личным составом всех чинов империи, их повышением и понижением. Там эта власть принадлежит парламенту (?), который созывается по приказу государя.

“Для слушания судебных дел там назначаются присяжные, благодаря которым исчезли злоупотребления судейского произвола, а присутствие свидетелей при судебном разбирательстве устраняет возможность оговора и оклеветания. Я слышал древнее изречение, что “выбор человека в заседания правительственного совета и казнь человека на площади зависят от совместного решения государя и народа и что гласный суд — ясный, а закрытый — темный”, и только теперь в парламентском управлении и гласном суде вижу осуществление его.

“Кроме того, чины на Западе, получая щедрое содержание от правительства, освобождаются от забот о семействе и, имея специальные обязанности, не могут манкировать своим делом; в противном случае они подвергаются порицанию парламента и немедленно исключаются из службы государем. Таким образом, все, начиная с главы государства, проникнуты чувством единодушие, неустанно стремятся в принесению пользы народу и государству. Причина, почему в западных государствах управление, хотя о нем и не толкуют, само совершенствуется с каждым днем и стремится к достижению высшей правды, заключается во всеобщем единодушии и в глубоком уважении каждого к своей репутации. [227]

 

“Китай со времен циньской и ханьской династий управлялся законами. И нельзя сказать, чтобы законы его не отличались полнотою, а исполнители и блюстители их — строгостью и пониманием их. Но с течением времени произошло то, что законы связали людей благонамеренных и послужили на пользу негодяям. С умножением органов управления возрастали и преграды, отделявшие правительство от народа; а чем более оно отдалялось от него, тем более усиливались злоупотребления. Чтобы раз навсегда и совершенно покончить с ними, положительно не представляется другого средства, кроме учреждения парламента. Но если бы, по разным местным условиям и по трудности вдруг изменить исконные порядки, было признано невозможным ввести эту капитальную реформу, то в таком случае следовало бы упразднить излишних чиновников и увеличить содержание оставшихся, для того, чтобы постепенно устранить преграды между правительством и народом и мало-помалу обратить их самих в безкорыстных деятелей. Это послужит краеугольным камнем для самоуправления, а также коренным средством к самоусилению. Несмотря на свою обширность, Китай заключает в себе всего тысячу слишком округов и уездов и, значит, столько же окружных и уездных начальников; при осторожном выборе их высшими правительственными властями, строгом над ними контроле, назначении на соответствующие места и при соблюдении по отношению к ним строгой справедливости и полнейшего беспристрастия, в администрации с каждым днем будет все более и более водворяться честность, с которою в народе станет распространяться довольство, основы государства будут крепнуть и сила его роста. Тогда не страшны будут нам ни Англия, ни Россия, ни соединенные замыслы всех иностранных держав.

“В предъидущей главе мы рассуждали об окружных и уездных начальниках, как ближайших к народу властях, от качеств и удачного выбора которых зависит благосостояние государства. Но, с другой стороны, генерал-губернаторы и губернаторы являются доверенными людьми государя и образцами для чиновников. Качества их подчиненных находятся в совершенной зависимости от их личного беспристрастия, прямоты, честности и ума, постоянного тщательного наблюдения за ними и осторожности. При этих условиях ген.-губернаторы и губернаторы в состоянии сделать надлежащую оценку своим подчиненным. Ближайшими помощниками генерал-губернаторов и губернаторов по управлению краем являются управляющие [228] гражданскою и финансовою частями, управляющие судебною частью и окружные инспектора, нравственная пригодность и успешная или безуспешная деятельность которых в значительной степени зависит от полнейшего беспристрастия и безкорыстия генерал-губернаторов и губернаторов при оценке их деятельности пред верховною властью. Областные начальники, будучи, так сказать, ушами и очами высших провинциальных властей, являются важным Органом в назначении окружных и уездных начальников. Но с тех пор, как существует положение о соответствии между лицом и местом, и власти, основываясь на нем, стали перемещать окружных и уездных начальников по своему усмотрению; результатом этого явилось то, что из десяти окружных и уездных начальников едва встречается два или три таких, которые выбраны для места, а в остальных случаях места выбираются для людей. Благодаря подкупу, на эти места устремляются все негодные и корыстные элементы. Кто же при этих условиях мог радеть о народе и заботиться о его нуждах? Люди, неискусные в угождении начальству, видя его пристрастное в себе отношение, начинают усердно ухаживать за ним. А между тем, при сравнительно небольшом составе органов местного управления, властям, в порядке иерархической постепенности, не трудно было бы знать нравственный и умственный уровень каждого из своих подчиненных и давать соответствующее их способностям назначение. Строгая разборчивость и беспристрастное отношение начальства, исключающие всякую возможность получения места незаконными и темными путями интриги и происков, вызвали бы и в самих органах низшей администрации — окружных и уездных начальниках — чувство спасительного страха и заставили бы их быть порядочными чиновниками. Но для достижения этого прежде всего требуется, чтобы высшие власти сани служили примером безупречно# честности и безкорыстия. Ведь неслыханное дело, чтобы из мутного источника вытекали прозрачные воды.

“С особенною силою проявляются подкупы, интриги и происки в таможенной службе по сбору внутренних пошлин, известных под именем ликина {Временный сбор на военная потребности, установленные в 50-х годах и до сих пор неотмененный, несмотря на то, что он ложится тяжелым бременем, на торговлю), служащего золотым дном для многочисленных чиновников, не имеющих штатных мест, ловкие из которых добиваются того, что их, вопреки [229] правилам, оставляют на таможенной службе по 3-5 лет, мотивируя это тем, что новое лицо, не имея надлежащей опытности, не в состоянии будет справиться с этим несложным делом.

“В заботливости о благе народном правительство издавало указы об отыскании честных и способных людей для пополнения местной администрации, но, к сожалению, попытки его не венчаются успехом, благодаря тому, что ген.-губернаторы и губернаторы рекомендуют или своих учеников и старых канцеляристов, или же лиц, уже известных богдыхану; ни один из ученых анахоретов, обладающих необыкновенными способностями, заботящихся о своем нравственном усовершенствовании и отличающихся энтузиазмом, не был ими рекомендован; между тем как бессовестные и ловкие интриганы прямо рекомендуются на высшие, чем следует, должности. Они умеют только обирать народ да льстить начальству, не обращая никакого внимания на благосостояние народа; скрыть дело от начальства — это, по их понятиям, значит решить его; а кто кое-как решает дела, тот признается уже дельцом; бездеятельность и нерадение обратились у этих господ в привычку. А если между властями попадаются иногда лица, изучающие западный строй в видах самоусиления, то, к сожалению, они не умеют выбирать людей и собирать мнения с целью развития пользы и в большинстве случаев одурачиваются иностранцами. Как же при этих условиях Китаю не терпеть обид и оскорблений со стороны иностранных державъ! В настоящее многотрудное время, когда сильные соседи все более и более теснят Китай, ему надлежит очистить и упорядочить административные сферы, восстановить спокойствие внутри страны, чтобы потом с успехом отражать внешния обиды. Но для этого необходимо энергично приняться за реформы, искоренение злоупотреблений, исключение из службы негодных элементов и отыскание для народа добрых правителей, которые бы заботились об укреплении и развитии народных сил. Для успеха дела эта очистительная работа должна быть начата с высших представителей провинциальной администрации — ген.-губернаторов и губернаторов, в выборе которых правительству следует наблюдать самую строгую разборчивость и крайнюю осторожность.

“В иностранных газетах постоянно раздаются упреки нашему правительству в том, что все чины империи погрязли в рутине, ничего не понимают; в настоящее время в Китае [230] изучается не то, что нужно; лица, получившие ученые степени за реторические упражнения, пользуются предпочтительным вниманием; обман царит в высших и низших служебных сферах, где составляются партии, преследующие свои корыстные виды; продаются чины и титулы. Правительство не умеет пользоваться людьми, сообразуясь с их способностями; один человек одновременно занимает несколько должностей; на администрацию не обращается внимания; существует масса злоупотреблений; личные интересы составляют предмет первой заботливости; боязнь служебных трудностей вызывает стремление в непозволительному покою; накопление богатств незаконными путями признается способностью; содержание чего-либо в запущенном виде — бережливостью; бездеятельность — за невозмутимое спокойствие; трусость — за осторожность; компромиссы и прикрасы — за основательное знакомство с положением иностранцев. Во всем царит пустая форма без содержания. Наказания отличаются крайнею жестокостью и бесчеловечием. Знакомство с западным строем отличается крайнею поверхностностью. Лица, имеющие основательное знакомство с достоинствами и недостатками государственного устройства разных стран, составляют явление редкое. Разве все это не зависит от недостаточного развития образования в стране, где еще не положено основание западным школам? Все эти обвинения правительства в непринятии мер к искоренению разных злоупотреблений и недостатков, основаны на уличных слухах и происходят от полнейшего незнакомства с указами мудрых государей и докладами знаменитых государственных деятелей. Нам известно, что в правление императора Юн-чжэна (1723-1736 г.) с высоты трона неоднократно раздавались речи, в которых безупречная честность, абсолютное беспристрастие и широта взгляда ставились необходимыми качествами для лиц, облеченных такою высокою властью и доверием государя, как ген.-губернаторы и губернаторы, и все подчиненные власти призывались употребить все свои силы к искоренению всевозможных недостатков и им предоставлено было право непосредственного доклада о делах богдыхану. Мы с благоговением взираем на эту царственную мудрость, которая, собирая все полезное, насквозь видела все недостатки администрации, знала людей и умела пользоваться ими, не стесняясь установленными нормами и обычаями. Доклад известного сановника времен того же императора Юн-чжэна почти дословно воспроизводит вышеизложенный отзыв иностранных газет о [231] вопиющих злоупотреблениях, которыми сопровождается получение административных должностей. Конечно,— замечает докладчик,— как назначение на должности, так и отрешение от них всецело зависит от высочайшего усмотрения, и я не смею соваться с своим носом в это дело. Но в вопросе о рекомендации на должности следует, кажется, соблюдать осторожность и осмотрительность. Положим, что сановник, рекомендующий кого-либо, не осмелится обманывать государя, но он сам может быть обманут другими. Рекомендуя лицо, занимающее высокое положение, следует обращать внимание не только на его поведение, но и на его понятия. Важно не одно только беспристрастие в воззрениях, но еще важнее, чтобы оно соблюдалось в деятельности. Надобно помнить, что одну из важных обязанностей высших провинциальных властей составляет контроль над подчиненными им низшими административными Органами. Ведь даже хороший чиновник, получивший несоответственное назначение, не только не будет в состоянии показать своих достоинств, но, наоборот, проявит свои недостатки. Точно также, если человек занимает несоответствующее место, то хотя бы он отличался безупречною честностью, все-таки в результате получатся злоупотребления; что же сказать о людях, не отличающихся особенною честностью? Таким образом, по мнению другого государственного человека первой половины XVII-го столетия, можно быть уверенным, что между административными Органами не будет негодных людей и ни одна из отраслей государственного управления не придет в упадок, если люди будут назначаемы сообразно способностям, месту, делу и обстоятельствам”.

Приведенные автором исторические ссылки, долженствовавшие, по его мнению, служить опровержением мнения иностранных газет о полнейшей непригодности государственного строя Китая, напротив того, являются красноречивым доказательством этого мнения, рьяным представителем которого являлся сам автор в своих предъидущих главах, и продолжает оставаться им даже и в настоящей главе, когда в конце ее находит необходимым обратиться к столпам китайского управления с следующею увещательною речью: “Что же касается лиц, которые, удостоившись нарочито быть известными государю, становятся во главе управления, то они с особенною преданностью должны служить государству, отличаться совершеннейшею искренностью и отсутствием себялюбия, вызывать к жизни великие полезности, искоренять важные недостатки, заботиться о [232] благосостоянии и просвещении народа, составлять для государства дальновидные планы, быть нелицеприятными, не становиться на сторону своих единомышленников и не преследовать противников, не пристращаться к старине и не увлекаться новизною, не гоняться за славою, отличаться определенностью и прямотою воззрений, не бросать того, что составляет основу, и не стремиться в верхушкам, не бояться трудностей и не искать покоя, оставить в стороне заботы о себе, своей семье, жизни, славе, богатстве и знатности, чем лучше всего и обеспечиваются эти блага. В противном случае, допустим даже, что тебе удастся избежать кары при жизни, но едва ли ты избежишь позора на страницах истории. К тому же, исключительная любостяжательность отцов непременно сопровождается крайнею расточительностью потомства. Не добром нажитое не добром и пойдет — это всеобщий мировой закон. А потому не лучше ли оставлять потомству добро (добрые деяния), которое есть лучшее из благ мирских”.

Далее, главу о путешествиях с образовательною целью автор, по обыкновению, начинает издалека. “Люди, толкующие об обогащении и усилении, то-и-дело твердят, что для достижения этого необходимы: вооружения, железные дороги, развитие фабричного дела и ремесленной производительности, горного дела и торговли. Но, благодаря своей заурядности, эти люди не понимают, что в настоящий век и при настоящих условиях для достижения силы и богатства прежде всего необходимо единодушие всех слоев общества. А между тем мы видим, что, при всяком новом предложении правительства в государственном совете поднимаются нескончаемые споры, и всякое отдельное мнение по большей части парализуется сопротивлением большинства не потому, чтобы между государственными людьми не было лиц, основательно понимающих современное положение дел, а вследствие недостатка единодушие, как совершенно справедливо замечает министерство иностранных дел. Много ли найдется людей, которые бы с полным знанием себя и других и с достоинством съумели начертать для своего отечества какую-нибудь солидную и устойчивую политическую программу? При отсутствии единодушие государство слабеет, и ведение международной политики становится трудным, благодаря неопределенности направления, которая происходит от недостатка руководителей. А для того, чтобы иметь достойных руководителей, необходимо путешествие князей и сановников в чужие края. Такого рода путешествия получили начало в древния [233] времена Китая, когда посланцы сына неба, путешествуя по всему Китаю, осведомлялись о нравах и обычаях и вникали в народные нужды. Сам Конфуций объезжал вассальных князей. В период борющихся государств (за 4 в. до Р. Хр.) люди, в роде Су-циня, переезжая из одного государства в другое, старались при помощи своего красноречия расположить владетельных князей в пользу того или другого политического союза. Во время этих странствований по разным княжествам они основательно знакомились с их географическими условиями, с достоинствами и недостатками их государственного строя, с состоянием их вооруженных сил и с характером их населения. Обращаясь в новейшему времени, мы видим, что в западных государствах путешествиям придается особенно важное значение. Там даже такие высокопоставленные лица, как наследники престолов и царские внуки, и знатные особы, как министры и генералы, считают путешествия по чужим краям делом серьезным. Ни трудности сухопутного путешествия, ни опасности морского плавания, ни продолжительность самого путешествия, словом, ничто не отклоняет их от него. В странах, ими посещаемых, предметом их внимания служат: государственный строй, нравы и обычаи, количество местных произведений, состояние торговли, фабричного дела, военного дела, и особенно географическое положение страны с ее горами и реками, качеством путей сообщения, глубиною рек и морских портов. Все это записывается в дневники, снабженные картами, которые и издаются в печати. В мирное время материалы, собранные путешественниками, служат темою для бесед, а в военное время приобретаемое, благодаря им, основательное знакомство с страною, ее рессурсами и путями сообщения — обеспечивает победу. Видя победоносное шествие, сопровождаемое быстрым падением городов и приобретением земель, люди приписывают это быстроте действия военных сил, забывая, что план кампании составлен заранее, на основании сведений, добытых путешественниками. Взгляните на Россию. Двести лет тому назад она также была государством слабым. А когда Петр Великий, видя возрастающее могущество европейских государств и опасаясь, что внутреннее нестроение породит внешния затруднения, инкогнито совершил путешествие по Европе, ознакомился с ее положением, пригласил на службу талантливых людей и произвел необходимые реформы, то не прошло и двадцати лет, как Россия стала могущественным государством на востоке Европы, присоединила к себе все [234] слабые государства и, постепенно расширяя свои владения и усиливая армии, заняла господствующее положение в Европе. Вот плоды путешествия.

“С недавнего времени и Китай, познав всю пользу путешествий, посылал своих чиновников за границу. Но, к сожалению, при дороговизне жизни за границею и при необходимости вести обширное знакомство, получаемого ими содержания, 200 лан (около 400 р.) в месяц, естественным образом оказалось недостаточно, и они вынуждены были вести замкнутую жизнь, так что плоды пребывания их в чужих краях выразились только в переводе нескольких книг. К этому следует присовокупить, что, занимая низкое служебное положение, они были лишены возможности представить правительству свои взгляды, хотя бы и действительно запаслись таковыми. Поэтому было бы лучше отправлять за границу образованных, проникнутых сознанием высшего долга, молодых и не состоящих на службе детей князей и вельмож, вменив им в обязанность знакомиться с достоинствами и недостатками всего строя иностранных государств, снабдив их для сего щедрыми средствами и не стесняя временем. Эти молодые люди со временем сделались бы опытными государственными людьми, и, будучи призваны в исполнению важных обязанностей в государстве, они, обладая действительным знанием и проницательностью, могли бы в вопросах государственной политики без колебания и без стеснения принимать соответствующее решение.

“Далее, наш молодой флот (Автор писал до погрома китайского флота японцами), состоящий ныне из нескольких десятков судов, кроме учения да сопровождения сановников, не имеет никаких занятий. Не лучше ли будет отправлять его в заграничное плавание, где, кроме защиты интересов китайских подданных и поднятия значения, Китая, он мог бы приобрести основательное знакомство с условиями плавания по разным морям, с стратегическими морскими пунктами и состоянием их обороны. Такие плавания могли бы продолжаться полгода или год. По окончании плавания, лица, стоящие у кормила правления, пусть лично распрашивают участников его о положении дел в посещенных ими странах и просматривают их дневники, и тех из них, которые явились с запасом серьезных знаний, представят в наградам, за военные услуги. Если так будут заниматься путешествиями и прилагать все усилия к приобретению знаний и опытности, [235] то через десять лет Китай будет располагать достаточным запасом дельных людей дли гражданской и военной службы, и не будет ежегодно бросать громадные деньги на наем иностранных учителей, и в то же время подвергаться насмешкам со стороны иностранцев”.

В подтверждение справедливости своего взгляда о безусловной необходимости для Китая отправлять в заграничные путешествия молодых людей знатных фамилий, автор приводит заметку по этому вопросу английского миссионера Ричарда Тимоти, который фактически из древней китайской истории доказывает, что в прежнее время китайские владыки, и в особенности их наследники, не вели той затворнической жизни, которую они ведут в настоящее время. В те времена сюзерен чрез каждые 12 лет объезжал своих вассалов, а наследники престола предпринимали по Китаю продолжительные путешествия и вращались постоянно среди народа, приобретая, таким образом, заранее разносторонния сведения о положении страны, достоинствах и недостатках администрации и о нуждах населения. Что же касается иностранных государей, то путешествия их по чужим краям стали явлением совершенно обычным. Посмотрите, какие блестящие результаты принесло путешествие Петра Великого по Европе, откуда он заимствовал все, что, по его мнению, могло содействовать величию и силе России. Взгляните на Японию, которая в течение каких-нибудь 20 лет достигла такой степени процветания, которое ставить ее на один уровень с великими западными державами. А чему она обязана этим, как не отправлению в заграничные путешествия своей знати и посылке способных молодых людей для получения образования в иностранные земли? Усвоив сущность западной науки, она устроила у себя всю обработывающую производительность по западным образцам, и не по собственной охоте отреклась от своих вековых преданий, а потому, что, вступив раз в сношения с иностранными государствами, она иначе не могла идти в уровень с ними. Желательно, чтобы и Китай, в видах собственной пользы, последовал примеру Японии”.

Переходя к международному праву, автор определяет его как великий мирный договор, основанный на общности понятий о правде и неправде, добре и зле, назначение которого состоит в том, чтобы соединять и связывать между собою отдельные политические единицы или государства и, на основании закона правды, регулировать их взаимные отношения. Но, к [236] сожалению, приложение этого великого принципа находится в зависимости от относительной силы или слабости каждого из членов великого международного союза. Сколько противоречий принципу справедливости мы встречаем в торговой части договоров, заключенных иностранцами с Китаемъ! Несмотря на постановление о том, что выгоды, предоставленные кем-либо одному государству, распространяются в одинаковой мере и на другие,— китайские суда в иностранных государствах уплачивают по-тонную пошлину в несколько раз большую, чем иностранные суда в Китае. Иностранные товары в Китае облагаются низкою таможенною пошлиною, тогда как китайские товары за границею подвергаются высоким пошлинам. С иностранцев в Китае не взимается никакой подушной подати, тогда как китайцы в английских колониях и в Соединенных Штатах Северной Америки не только облагались подушной податью, но даже в настоящее время сделано распоряжение о недопущении их в эти страны, а старые китайские жители облагаются там тяжелою подушною податью. Где же тут справедливость? Где право? А между тем юристы громогласно заявили, что, после заключения в 1858 г. Англиею, Франциею, Россиею и Соединенными Штатами С. Америки договоров с Китаем, он принадлежит в союзу государств, на которые распространяется действие международного права и будет пользоваться всеми преимуществами, предоставленными этим правом. Не смешно ли это и не обидно ли? Как же тут быть?

Имея в виду, что торговые постановления договоров не представляют собою чего-то постоянного, неизменного, и в видах обоюдной пользы могут подлежать своевременному пересмотру и изменениям, а право установления тарифов принадлежит каждому государству в отдельности, вне каких бы то ни было посягательств на него даже со стороны сильных, Китаю следует открыто заявить, что, в виду неудобств для народа таких-то постановлений договоров и несоответствия таких-то тарифов с его условиями, действие их, по истечении срока договоров, впредь до нового обсуждения будет превращено.

Что же касается постановлений договоров, не имеющих торгового характера и заключающих в себе, так сказать, постоянное право, то автор рекомендует прибегнуть в сличению китайского законодательства с международным правом и те из постановлений, которые окажутся тождественными в [237] том и другом, сделать взаимнообязательными, в различных же — предоставить каждой стороне держаться своих, а занимающие средину подвергнуть общему рассмотрению и, основываясь на справедливости, привести в должный вид. Составленный таким образом кодекс сделать обязательным на вечные времена для всех членов международного союза и нарушителей его приговаривать общим союзным судом к уплате высшей контрибуции, и в случае нераскаянности — лишать ихъ| верховных прав и заменять людьми более достойными. При таком условии международное право могло бы процветать и общий мир мог бы быть надолго обеспечен. К сожалению, хотя постановления международного права уже давно имеют обязательную силу для всех государств, однако нередко встречаются и случаи нарушения его. Вообще следует заметить, что только равносильные государства пользуются международным правом при определении своих взаимных отношений; в отношениях же между самими сильными и самыми слабыми государствами международное право едва ли может быть приложимо. Таким образом, только сильные государства могут в полной мере пользоваться всеми правами и преимуществами, предоставляемыми международным правом, и опираясь на него сдергивать других, тогда как слабым политическим единицам неизбежно приходится терпеть и подвергаться обидам. Поэтому, всякому государству, для того, чтобы воспользоваться всеми выгодами международного права, не остается ничего другого, как со всем жаром заняться самоусилением.

Высказав свой взгляд на международное право вообще, автор посвящает следующую главу рассмотрению одного из частных вопросов его, а именно вопроса о посольствах. Посольства знакомы Китаю с глубокой древности: уже за 140 л. до Р. Хр. он отправлял свои посольства в отдаленный западный край. Придавая громадное значение личности посланника, от ума и такта которого могли зависеть война и мир и зависели поддержание или посрамление достоинства государя и государства, Китай с такою же разборчивостью и осторожностью выбирал лиц для этих миссий, какую соблюдал при выборе министров и полководцев. Вступив ныне в международные сношения с иностранными государствами и заключив с ними договоры, он естественным образом нуждается в назначении своих представителей за границею, которые, являясь связующим звеном между Китаем и данною страною, в то же время наблюдают за точным исполнением договоров, [238] поддерживают достоинство государства, защищают интересы подданных его за границею и поддерживают между ними порядок, имея, в отправлении этих важных обязанностей, помощников в лице консулов. Кроме, того, пребывание посланников за границею дает им возможность знакомиться с положением государства, при котором они аккредитованы, с его гражданским, военным, торговым, экономическим и промышленным строем,— словом, со всею жизнью страны в ее полном объеме.

Китаю следует обратить самое серьезное внимание на международные сношения и выбирать для этой цели способных агентов, тем более, что число китайских подданных, отправляющихся за границу для торговли и на заработки, с каждым годом увеличивается. Особенно их много в английских, голландских и испанских колониях и в Соедин. Штатах С.-Америки, где каждым из них уплачивается ежегодная пошлина в размере от 1 до 100 и более долларов. Даже в Сиаме, старом вассале Китая, и там с китайцев взимается ежегодная подушная пошлина, неуплата которой влечет за собою каторжные работы. Во всех вышеупомянутых колониях, а также в Сиаме, Бирме и Аннаме количество китайских подданных простирается до нескольких миллионов человек, подчиненных иностранной юрисдикции. Для удержания над ним влияния Китая необходимо назначить посланника, с подчинением его юрисдикции всех китайских подданных (?), образовать из них, по образцу иностранцев в Китае, муниципальный отряд и приобрести на их средства один-два военных парохода, которые бы состояли в распоряжении посланника на случай обозрения им колоний. В заключение главы, снова рекомендуя соблюдать крайнюю осторожность и беспристрастие в выборе лиц на дипломатическую, драгоманскую и консульскую службу, автор требует от них основательного знакомства с международным правом, договорами, английским и французским языками, а также со всеобщею географиею, историею народов, государственным правом, просвещением и обычаями.

Обращаясь к давно установившимся торговым сношениям Китая с иностранными государствами, автор не без горечи замечает, что из множества возникавших международных деть ни одно не было решено по справедливости и что Китай не мог переломить упрямства иностранцев и добиться удовлетворения за обиды, терпимые его народом. Такое явление автор [239] объясняет неумением взяться за дело и отсутствием на дипломатической службе выдающихся талантов.

Все дела, вытекающие из международных отношений, несмотря на их многосложность, могут быть подведены под два главные вида, а именно: дела, касающиеся частного права, каковы убийства, грабежи, поджоги и т. под., и относящиеся к государственному праву, каковы, например, нарушение территориальных прав, контрабанда, веропроповедничество, построение христианских храмов и т. под. вопросы высшего порядка. Между тем, различие в языке и законах иностранцев, посещающих Китай, их своекорыстие, сопряженное с нарушением чужих интересов, своеволие, презрение к нравственным законам, игнорирование нравов и обычаев страны, полное самоуправство в отведенных им концессиях, обычные угрозы, сопровождающие их притязания, война и требование контрибуции в случае неудовлетворения их, легко порождали подозрительность и ненависть к ним со стороны китайского населения и беспрестанно вызывали огромные дела. Китай, в своей заботливости о сохранении высших интересов, избегал открытия неприязненных действий. Его чиновники, по большей части, держались политики улаживания и замазывания. Были случаи, когда, несмотря на очевидную несправедливость иностранцев, им уплачивалось громадное вознаграждение. Навалится шкипер иностранного парохода на китайскую лодку и потопит ее, да и сваливает вину на неуменье лодочника посторониться, или же ложно утверждает, что фонари на мачте горели тускло; наскочит иностранный экипаж на китайца и изувечит его, опять та же история: сам виноват, не умел во-время посторониться; потащит китаец виновного в суд, и там тот отделается только легким штрафом. Китайцы, состоящие в услужении иностранных торговых домов и на пароходах, под разными предлогами зачастую подвергаются не только вычетам из жалованья, но даже побоям. Более коварные из иностранцев не гнушаются даже в компании с местными негодяями заниматься похищением и продажею людей. И темному деревенскому люду негде искать удовлетворения за причиняемые ему обиды и страдания. Задолжает китайский купец иностранцу, то, по первому заявлению последнего, у китайца не только описывают его собственное имущество, но даже добираются до родственников и друзей. А задолжает иностранец китайцу, то хотя у него есть большое состояние, он обыкновенно объявляет себя несостоятельным и разгуливает себе на свободе, [240] как ни в чем не бывало. Китайцы за границею платят подушную подать и постоянные налоги, а иностранцы в Китае не несут ровно никаких повинностей. В одно время пароход китайской торговой пароходной компании отправился в Калифорнию, где таможенные власти, с целью отвадить его от нового посещения, взыскали с него огромную судовую пошлину. Китайским купцам и рабочим, однажды оставившим Калифорнию и Австралию, не дозволено снова возвращаться туда. Так либерально обходятся в Китае с иностранцами и так жестоко обращаются с китайскими подданными за границей! Где же справедливость? Где человеческое чувство? Все вышеприведенные противозаконные и несправедливые действия иностранцев в Китае, конечно, запрещаются иностранными законами и не допускаются международным правом. Но дело в том, что, благодаря особенностям китайского уголовного кодекса, они имеют возможность уклоняться. Так, например, в случае убийства, совершенного китайцем над иностранцем, китаец по своим законам подлежит смертной казни, тогда как то же преступление, совершенное иностранцем, по их законам не влечет за собой смертной казни. В доказательство насилий, безобразий и беззаконий, совершаемых англичанами в Китае, автор приводит следующую выдержку из письма бывшего английского посланника в Китае, Лорда Элгина в своей жене: “По прибытии в Китай мне постоянно приходилось быть свидетелем возмутительных насилий и своеволия англичан над китайцами. Все это происходит от того, что китайцы с одной стороны слишком смирны, чтобы оказать сопротивление, а с другой слишком глупы, чтобы обращаться с жалобами в суд”. Допустим, что китайцы через-чур смирны, но им было бы нетрудно оказывать сопротивление насилиям иностранцев, если бы последние при всяком случае не опирались на всемогущество своих посланников. Вот что вынуждает Китай поступаться своими правами. Народ сносит обиды из боязни чиновников, а чиновники поступаются правом из боязни центрального правительства. По поводу неустойчивого направления китайской международной политики знаменитый Цзэн-го-фаль высказал следующее мнение: “В настоящее время в Китае поборники принципа силы в сношениях с иностранцами исключительно стараются умасливать их и по счастью этим путем избегают столкновения с ними; но надобно заметить, что привычка в боязни парализует всякую энергию. С другой стороны, поборники права, в порыве патриотизма, поступают грубо, [241] но дело в том, что неуменье соразмеряй свои действия может угрожать разрывом. Таким образом политика как тех, так и других не может быть признана совершенною”. Это — по истине превосходное рассуждение мудрого государственного мужа. Из этого рассуждения видно, что ведете иностранной политики не представляется делом невозможным, но вся беда в том, что руководители ее отличаются или боязливостью, или же грубостью. Бояться иностранцев в надежде на сокращение дел — это значит полагать ступени к умножению их. Негодовать на них, с непременным желанием одержать над ними верх — это значить власть начало поражения. Иногда между китайскими политиками встречаются лица, которые, основательно изучив договоры и познакомившись несколько с международным правом, хотят, при помощи ничтожного искусства, владеть языком и пером, сломить дух хищничества и насилия иностранцев; но скудные результаты их многотрудной деятельности не заслуживают ничего, кроме смеха и сожаления. Следовательно, для ведения иностранной политики нет никакого хорошего средства? Почему же это так? Нет, ее можно вести, но для этого требуется прежде всего подготовить людей способных в ведению ее, а во-вторых, выработать специальную для ведения ее систему. Для этого рода деятельности необходимо выбирать людей безупречного поведения, с высоким сознанием долга, основательно знакомых с историею, науками политическими, с китайским и иностранными законодательствами и вдобавок побывавших за границею, знающих иностранные языки и обычаи, написавших что-нибудь действительно отличающееся основательностью и наблюдательностью, беспристрастных и не зараженных привычкою унижать все китайское и превозносить все иностранное. Деятельность людей с такою серьезною подкладкою, без сомнения, будет достодолжная. Для образования таких людей необходимо открыть на севере и юге Китая по одной иностранной коллегии. Затем, общими силами, при содействии известных иностранных юристов, подвергнуть исследованию китайское и западные законодательства, договоры и международное право и беспристрастно составить кодекс отношений Китая и иностранцев. Далее, китайское и иностранное законодательство совершенно различны между собою. В Китае, например, существует смертная казнь чрез отрубление головы (Кроме смертной казни чрез отрубление головы, в Китае существует еще ужасная казнь резания на куски и удавление, а затем есть также ссылка в более или менее отдаленные места) и телесное наказание, чего в законодательствах [242] западных государств нет. В западных государствах существует казнь чрез повешение, каторжные работы и штрафы, тогда как в Китае этих видов наказания не имеется. В виду такого различия настоятельно необходимо подвергнуть критическому рассмотрению иностранные законодательства и, выбрав из них законоположения, которые могли бы быть введены во всеобщее международное употребление, по утверждении их иностранными правительствами, отпечатать их под именем “торгово-международного уложения”. Для разбора всех международных дел необходимо назначить людей, основательно знакомых с иностранными законодательствами, с тем, чтобы они без всякого замедления решали все дела, подходящие к уложению. Что же касается дел, не подходящих к нему, то по ним, несмотря ни на какие угрозы и насильственные меры со стороны иностранных посланников и консулов, ни под каким видом не должно допускать никаких компромиссов. К тому же, когда иностранцы и китайцы будут судиться по одним и тем же иностранным законам, то первые лишены будут возможности уклоняться от закона, а вторые не будут нести более тяжкие, сравнительно с иностранцами, наказания. В конце каждого года экстракт всех решенных взаимных дел, с указанием поводов к возникновению их и с изложением постановленных по ним решений, печатается и рассылается иностранным представителям, иностранным министерствам, китайским провинциальным судьям для взаимной проверки. При такой постановке дела кривда и правда, истина и ложь не укроются, иностранцы не будут пользоваться умышленными послаблениями и в Китае будет менее обиженных. Хотя все это нетрудно понять, но нелегко осуществить. В последнее время, когда в разных провинциях Китая случались какие-либо важные дела и высшие местные власти, опираясь на право, вступали в препирательства с иностранцами, тогда последние подстрекали своих посланников, которые не только ставили Цзун-ли-я-мынь (министерство иностранных дел) в затруднительное положение, но даже прибегали ко всевозможным угрозам. Поэтому, чтобы воспользоваться действительными плодами международной политики и выгодами уравнения наказаний, лицам, стоящим у кормила правления, необходимо основательное знакомство с иностранными делами, единодушие высших и [243] низших классов и целесообразная твердость, или уступчивость. В Японии, на первых порах ее сношений с западною Европою, иностранцы, в виду жестокости существовавших в ней наказаний, приобрели право собственной юрисдикции. Но в последнее время японцы, глубоко уразумев всю несправедливость этой уступки, с жаром принялись за искоренение застарелых привычек, исправили по европейскому образцу свой уголовный кодекс и вслед затем добились подчинения иностранцев в Японии японской юрисдикции. Между тем как Китай, величайшее из государств Азии, уступает в этом отношении Японии. Что может быть позорнее этого? Если бы Китай, подобно Японии, мог с решимостью вступить на путь всеобщих преобразований, если бы и в организации армии, в отправлении внутреннего управления, устройстве финансов, торговли, в покровительстве труду и т. п. великих политических вопросах он мог отказаться от своих предвзятых взглядов, учредить у себя парламентское управление, опираться на международное право для обуздания коварства иностранцев, составить уложение для беспристрастного отправления правосудия, то державные права его не попали бы в чужие руки и сильные соседи не осмелились бы бросать на него своих личных взглядов. В противном случае Китай вынужден будет соглашаться на требования иностранцев и выказывать им чрезмерную уступчивость. Но такая благосклонность будет истолковываема ими в смысле почтения, а снисходительность в смысле боязни. Стыд и позор, которые Китай должен будет сносить, подействуют разлагающим образом на народный дух, и трудно представить себе все пагубные последствия такой политики — косности и вместе уступчивости.

П. Попов.

Пекин, 8 января 1897 года.

Текст воспроизведен по изданию: Реформационное движение в Китае // Вестник Европы, № 9. 1897

© текст - Попов П. С. 1897
© сетевая версия - Thietmar. 2015
© OCR - Бычков М. Н. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1897

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.