ПОПОВ П. С.

ДВА МЕСЯЦА ОСАДЫ В ПЕКИНЕ

Дневник: 18 мая — 31 июля ст. от. 1900 г.

...В виду движения на Пекин восставших полчищ религиозно-политического общества “И-хэ-туань" (патриотическое общество), или “И-хэ-цюань" (“кулак долга и согласия"), решивших истребить всех иностранцев, вызваны были к нам иностранные десанты.

18-го мая. — Сегодня вступили в Пекин десанты: русский из 72 нижних чинов, матросов с “Наварина" и “Сысоя Великого", при двух офицерах; американский — из 56 матросов и двух офицеров; итальянский — из 39 матросов и трех офицеров; французский — из 72 матросов при трех офицерах; английский — из 72 матросов и морских солдат и 3-хъ офицеров, а японский — из 24 матросов и двух офицеров. На другой день пришел немецкий десант из 30 человек, при двух офицерах, и австрийский — из 24 человек, при двух офицерах. У американцев был пулемёт Максима, у англичан — Норденфильд, у австрийцев — тоже пулемет и у итальянцев — однодюймовое орудие. Вот вся наша артиллерия. Орудие Барановского, которое должно было следовать при нашем десанте, почему-то не попало в Пекин, хотя снаряды к нему и были доставлены. Таким образом, весь иностранный отряд, не включая 7 человек наших конвойных казаков, состоял из 409 человек при 19 офицерах. С прибытием десантов, у всех на душе стало спокойнее. [518]

21-го мая. — Сегодня ихэтуаньцами сожжена железнодорожная станция Хуан-цунь, лежащая в 15 милях на юг от Пекина, причем ими убито 7 человек китайских солдат.

23-го мая. — Железнодорожное сообщение с Тяньцзинем прервано, и носится слух, что станция Ань-дин, в 26 милях от Пекина, сожжена и разрушена, а полотно дороги испорчено. Слухи о предстоящем сожжении главного католического северная храма, Бэй-тан, вызывают со стороны начальников десантов усиление караулов и особенную бдительность. Дерзость ихэтуаньцев, начинающих свободно проникать из китайского города в маньчжурский, в котором помещаются посольства, дошла до того, что двое из них, проходя у министерства финансов, перерубили веревки палатки, в которой помещались китайские солдаты, не встретив со стороны последних не только сопротивления, но даже возражения. Желая открыть китайскому правительству глаза на опасность для него направленного против иностранцев движения ихэтуаньцев, наш посланник, М. Н. Гирс, написал письмо богдохану и богдоханше, в котором настоятельно советует им немедленно принять самые энергичные меры к быстрому подавлению его, указывая на те неисчислимые бедствия для Китая и опасность для династии, которые будут неизбежным последствием дальнейшей бездеятельности.

25-го мая. — Опять провели день в томительном ожидании и неопределенности. Железнодорожное сообщение с Тяньцзинем не восстановлено. В виду все более и более надвигающейся опасности и положительного бездействия правительства, решено было вызвать из Тяньцзиня новые дополнительные десанты, но это решение встретило положительный отказ со стороны министров богдохана, мотивированный тем, что прибытие новых значительных десантов послужит к большему брожению умов и увеличению опасности. В этом вопросе достоин всякого порицания образ действий английского посланника, заявившего будто бы, что другие посольства не нуждаются в усилении десантов и умолявшая, чтобы ему разрешено было привести в Пекин еще хоть 30 человек. От нашего министерства никаких вестей не имеется. Распространился тревожный слух, что наша духовная миссия будет сожжена в субботу, 27-го. Посланник немедленно написал китайским министрам, чтобы к охране ее были приняты самые энергичные меры, и что ответственность за всякое несчастье всецело возлагается на китайское правительство. Министры распорядились отправить для [519] охраны миссии десятка два оборвышей, которые, конечно, разбегутся при первой опасности, а скорее всего сами же примут участие в грабеже. Носится слух, что генерал Нэ, у которого состоит военным советником полковник Воронов, нанес ихэтуаньцам серьезное поражение у железнодорожной станции Лофа, убив их около 600 человек. Если это справедливо, то ихэтуаньская неуязвимость должна будет пострадать в глазах невежественной толпы. А между тем мятежники, по-видимому, продолжают свою разрушительную работу: говорят, станции Ань-дин и Лан-фан сожжены и разрушены.

26-го мая. — В виду невозможности, по малочисленности десанта, отделить из него какую-либо часть для защиты северного подворья (духовной миссии), и отдаленности его от посольства и возрастающей опасности, — посланнику, посетившему архимандрита лично, удалось наконец, после долгих настояний, убедить его переселиться в посольство. То же напряженное и развинчивающее нервы состояние продолжается. Издан указ о денных и ночных, конных и пеших китайских патрулях, которые, конечно, нисколько не мешают ихэтуаньцам проникать в маньчжурский город. Испанский министр, декан дипломатического корпуса, Кологан, передал печальный слух о сожжении первой от Пекина железнодорожной станции Ма-цзя-пу, а также и электрического трамвая, идущего от нее к пекинским южным воротам Юн-дин.

27-го мая. — В виду того, что сожжение Северного подворья назначено сегодня между 11 — 12 ч. утра, снова написано в министерство о принятии всех мер к его охране. Ходит слух, что будто бы шань-дунский губернатор Юань-ши-кай, у которого состоит под командованием отряд в 8 тысяч лучшего китайского войска, обученного немцами, возмутился против правительства. До нас дошло печальное известие о зверском убийстве нескольких бельгийских инженеров и одной дамы на пути из Бао-дин-фу в Тяньцзинь, — несмотря на то, что им был дан китайский конвой, разбежавшийся при первом же нападении ихэтуаньцев. Сегодня в 4 часа утра сожжен Grand Stand на скаковом кругу, причем, как рассказывают, сын сторожа, мальчик лет 12-ти, был изжарен. Слух о сожжении Ма-цзя-пу и погром трамвая до сих пор еще не подтвердился. Около Бэй-гуиня (духовная миссия) усилен конвой, состоящий из тех же никуда негодных знаменных солдат, но пока там спокойно. Прибытие отряда войск генерала Дун-фу-сяня, заядлого ненавистника иностранцев, усилило тревогу [520] среди иностранцев, так как эти войска хорошо вооружены и пользуются репутацией храбрых, испытанных и дерзких солдат. Наше тяжелое и почти безвыходное положение не мешает любезному К. угощать под верандой, во время ночного и вечернего бдения, обычными сальными анекдотами и мечтать о наградах. В 9 1/2 ч. вечера один из членов французского посольства явился в посольство с грозными слухами о предстоящем, будто бы, сегодня ночном нападении на английскую миссию дун-фу-сянцев, ночевавших в числе 30 — 40 человек за нашим посольством на Монгольской площади. Слух этот шел от главного инспектора таможен, сэра Роберта Гарта, который, со слов секретаря Цзун-ли-я-мыня, передал английскому посланнику, что императрица, будто бы, раздраженная высадкой в Дагу нового десанта в 900 человек, предоставила дун-фу-сянцам полную свободу действий. Английский посланник сообщил об этом французскому посланнику Пишону, и результатом этого была новая конференция посланников. Однако, по наведенным справкам, слух о предполагаемом нападении дун-фу-сянцев на этот раз оказался неверным; говорят, что завтра они уходят в южный парк. Час от часу не легче. Над каждыми из 9 ворот маньчжурского Пекина, на городской стене поставлено по 200 человек из молодого маньчжурского отряда. Это вызывает новое чувство тревоги и беспокойства. Против кого же направлена эта мера? А между тем, и в такие тревожные минуты, мы не перестаем руководиться чисто личными чувствами и побуждениями, когда, перед лицом угрожающей всем опасности казалось бы, следовало хранить полное единодушие. Г. Б. обратился к К. с просьбой выдать для банковских студентов три из посольских штуцеров, оставшихся свободными и притом с предварительного разрешения начальства. Но, несмотря на это, просьба сначала была встречена положительным отказом, и только после продолжительных переговоров удалось наконец добиться ее исполнения.

28-го мая. — Пятидесятница. Утром пекинцы были обрадованы утешительной вестью, что десант в 1.100 человек, из числа коих было 600 англичан и 100 русских, выехал в 9 часов утра из Тяньцзиня по железной дороге, которую предполагается исправлять по мере движения вперед. В связи с этим, китайским министрам была отправлена иностранными представителями тождественная нота, о самозащите каждым из них жизни своих подданных, на которую [521] они отвечали, что китайское правительство никоим образом не может допустить этого.

Утром сожжена английская дача в западных горах и при ней церковь. Телеграф, служивший для нас единственным сообщением с остальным миром, сегодня прерван, так что теперь мы совершенно отрезаны от него. Десант еще не прибыл.

29-го мая. — Слухи о том, что Юань-Ши-кай, губернатор Шаньдуна, возмутился, продолжают держаться. Отец наследника престола, князь Дуань, покровитель и глава ихэтуаньцев, назначен президентом иностранной коллегии, причем, однако, князь Цин, стоящий долгое время во главе этого учреждения, сохранил свое место. Назначены также новые члены в помянутую коллегию: член государственного совета Ци-сю, сторонник политики князя Дуаня, Пу-сян, член министерства работ, — говорят, человек миролюбивый, — и На-тун, пользующийся репутацией хорошего дельца, человек умный, юркий и любимец князя Цина, заведующий новым монетным двором.

У посланника были министры Сюй и Юань и, под предлогом усиления волнений и беспорядков, пытались уговорить его приостановить движение отряда, отправленного из Тяньцзиня в Пекин. На эту попытку министром дан был ответ, что только беспрепятственное допущение этого отряда в Пекин может сохранить за ним мирный характер, что деятельность его будет заключаться в охранении иностранцев и что он будет выведен, лишь только порядок восстановится.

Говорят, что в Тун-чжоу сожжены чайные склады русского купца Батуева, а также один из христианских храмов. Наша бедная няня, католичка, ходит как опущенная в воду, ежеминутно трепеща за жизнь своей родни, проживающей в деревне, верстах в 50-ти от Пекина, в окрестностях которой ихэтуаньцы уже начали свою адскую работу.

Вчера ночью, по словам посольского письмоводителя Бао, из китайского города доносились дикие звуки ихэтуаньцев: “Возжигайте фимиам и поливайте водой" (для рассеивания чар). Тот же Бао видел на дверях некоторых домов наклеенные красные листки, знак сочувствия ихэтуаньцам, может быть, вынужденного, которые потом были заменены лоскутками красной материи.

Телеграфное сообщение не восстановлено; поэтому о движении и судьбе отряда, выступившего из Тяньцзиня 28-го числа, ничего не известно. Часа в 3 — 4 урядник посольского конвоя [522] Батурини, отправился было на железную дорогу, чтобы встретить и проводить десант, но принужден был, из ближайших к посольству ворот Цянь-мынь, возвратиться, потому что встретил толпы людей пеших, конных и в телегах, бегущих в смятении в маньчжурский город с криком, что ворота Юн-дин (средний в южной стене китайского города), вследствие смятения за городом, затворены и что отряд Дун-фу-сяна в 400 — 300 челов. занял эти ворота и объявил, что не пропустит ни в город, ни из города ни одного иностранца. Очевидно, мера эта принята, по распоряжению правительства, для удержания иностранного отряда от вступления в Пекин. Несчастный канцелярски чиновник японского посольства, пытавшийся, несмотря на заявление дун-фу-сянцев, что иностранцев не пропускают, пробраться через ворота Юн-дин на станцию Ма-цзя-пу, для встречи ожидаемого отряда, сделался жертвой собственной неосторожности — его убили и тело зарыли на месте, у телеграфного столба.

30-го мая. — Вследствие непринятия телеграмм на Кяхту, в 4 часа утра в Кэлган был отправлен нарочный с телеграммой в министерство через гг. Волосатова в Калгане и Кововина в Кяхте. Еще нужно было во что бы то ни стало отправить письмо в Тяньцзинь нашему консулу Шуйскому. После долгого рассуждения и нерешительности, почтовый подрядчик, Тун-хэ, в 8 ч. утра согласился, наконец, послать его с тремя охотниками за 30 долларов. У ворот Цянь-шань Тун-хэ слышал разговор китайцев, что иностранный отряд, будто бы, пришел уже в Хуан-цунь, вторая станция от Пекина, что у ворот Юн-дин нет дун-фу-сянских головорезов; одна часть их, говорят, ушла в Ихэ, загородный дворец богдоханши, а другая расположилась у южных ворот Южного парка, недалеко от станции Хуан-цунь. В городе замечается большее спокойствие, хотя ихэтуаньцы и разгуливают свободно небольшими кучками в южном китайском городе.

В 2 ч. пополудни посланником получена по кяхтинской линии из Порт-Артура телеграмма о том, что полевой русский отряд, в составе 2.000 человек, вчера, 29-го ч., посажен на суда и отправляется в Дагу. Само собой разумеется, что эта весть, после вчерашнего угнетенного состояния, была принята всеми с чувством непритворной радости и облегчения. Отправление из Порт-Артура такого сравнительно внушительного отряда, о котором, конечно, тотчас же было извещено своими агентами китайское правительство, по-видимому, подействовало [523] на него отрезвляющим образом и имело непосредственным следствием открытие приема телеграмм на Кяхту и посещение иностранных представителей, по специальному высочайшему повелению, старыми членами цзун-ли-я-мыня, Чжао Шу-цяо, Сюй, Цзин-чэном, и новыми, Ци-сю и Натуном. Передав, что императрица очень заботится о семействах посланников и других иностранцев и просит их не беспокоиться, Ци-сю стал выражать опасение, как бы присутствие в столице значительного иностранного отряда не повело к столкновению с негодными элементами, которых так много в Пекине, и потому советовал держать команды в стенах посольств. Затем г. посланником выражено было сожаление, что правительство не вняло его добрым и благовременным, дружеским советам о необходимости принятия деятельных мер к подавлению восстания, грозящего крайней опасностью государству, что оно не озаботилось даже своевременным вручением в подлиннике его письма к их величествам и что главные вожаки ихэтуаньцев не арестованы и не наказаны. Последний намек, попав не в бровь, а в глаз, поразил делегатов богдоханши до такой степени, что они уже готовы были подняться и откланяться, как посланник поспешил заявить им, что он просит их передать их величествам, что и в настоящее смутное время он приложит все свои усилия к сохранению дружественных отношений России с Китаем и что единственной обязанностью иностранного десанта в столице будет охранение жизни и имущества русских подданных и невмешательство в дела китайского управления. Последнее заявление, составлявшее, по-видимому, всю суть специальной миссии министров, привело их в телячий восторг, и они удалились, как кажется, вполне довольные успешным выполнением возложенного на них поручения.

Часов в пять вечера от русских резидентов в Калгане была получена телеграмма о том, что в народе сильное волнение и что были случаи нападения на американских миссионеров, удалившихся поэтому в Монголию; но что они сами, имея на складах массу чаев, не могут последовать их примеру и просят русскую охрану. Не имея никакой возможности исполнить просьбу наших соотечественников в буквальном смысле, миссия немедленно предложила цзун-ли-я-мыню тотчас же телеграфировать чахарскому генералу о принятии самых деятельных мер к охранению русских подданных, о чем последние также извещены телеграммой. Но отправлена ли она — [524] неизвестно, так как в 7 часов вечера здешняя телеграфная контора известила, что телеграф на Кяхту поврежден.

31-ю мая. — Возвращавшийся из Тяньцзиня почтарь сообщил, что, при следовании в Тяньцзинь 28-го числа, он видел на ян-цуньском железнодорожном мосту (30 верст от Тяньцзиня) 4 орудия из отряда генерала Нэ, и что мост не поврежден; а затем, на обратном пути 29-го в понедельник, у Лан-фана, в 40 милях от Тяньцзиня, ровно на полпути от Пекина, он видел поезд с иностранным отрядом, двигавшийся по мере исправления пути, испорченного ихэтуаньцами.

На воротах китайцев, симпатизирующих, так или иначе, ихэтуаньцам, красуются уже в значительном количестве кусочки красного полотна или бумаги. Особенно много таких украшений в китайском городе, где боксеры, вооруженные копьями и саблями, свободно разгуливают по улицам в особенности за воротами Хада-мынь (южные ворота на В.). Не мало вошло их вчера совершенно открыто через Цань-мынь в маньчжурский город. В 11 ч. 30 м., германский посланник барон Кетлер, самолично арестовал на Посольской улице одного ихэтуаньца, мальчишку лет 17. Арест этот, кажется, ускорил события. Последствием этого было сожжение в тот же день всех христианских храмов и учреждений, расположенных в восточной части маньчжурского города: Цзян-тана, Фу-ань-тана, храма епископальных методистов, жилища таможенных чиновников, нашего Северного подворья и восточного католического храма. На нашей Посольской улице — постоянная тревога. Вечером немцы убили с городской стены 7 ихэтуаньцев из толпы, собравшейся под стеной для упражнений. Bсе попытки получить какие-либо сведения о движении иностранного отряда после Лофа — третья станция от Тяньцзиня — через китайских курьеров оказались безуспешными, так что наконец китайцы, из боязни попасться в руки ихэтуаньцев, по-видимому имеющих строгий надзор за шпионами, уже не решаются отправляться на встречу иностранному отряду. Ждем с невыразимым нетерпением иностранный смешанный и русский полевой отряды, которые нам, осажденным и окруженным в городе, кажется, движутся с непонятной медленностью. Толпа ихэтуаньцев, собравшаяся на западном конце Посольской улицы и грозившая ринуться по ней, вызвала со стороны наших и американских моряков меру предосторожности — постройку баррикады. В течение дня было две тревоги. [525]

Обысканы все дома, прилегающие к посольству, из которых многие оказались пустыми. Громадное пламя в юго-западной части маньчжурского города и столбы дыма, уносившегося в облака, сказали нам, что горит южный, старинный католический храм с его орфелинадами, школами и больницей. Содержатель пекинской гостиницы, швейцарец Шамо, с партией волонтеров из нескольких человек, отправился в южный храм, и ему, несмотря на толпы ихэтуаньцев, удалось спасти все его иностранное населeниe. В половине восьмого вечера была новая тревога, а немного спустя, на восточной стороне канала, между посольским и южным мостами, нашими матросиками был схвачен пробиравшийся у стены китаец с пачкой зажженных курительных свечей, который, на произведенном ему мной допросе, хотя и отрицал принадлежность свою к ихэтуанизму и злой умысел, но, очевидно, он был поджигатель; его оставили под арестом. Ночью южный город огласился ужасными криками многотысячной толпы: “бить, бить", сопровождавшимися поджогами и убийствами; — это был настоящий ад.

2-го июня. — Для охраны и сопровождения несчастных католиков-китайцев, бежавших после погрома южного храма, отправился отряд из 18 русских матросов, с начальником десанта, бароном Раденом, во главе, и 10 американских солдат с капитаном Мейерсом. Тяжело было смотреть на толпы несчастных, лишенных крова и всего, с малыми детьми на руках, следовавших под охраной нескольких иностранных воинов. Но среди этой массы несчастного люда особенно ужасную, душу раздирающую картину представляла молодая мать с широко раскрытыми и обезумевшими от ужаса глазами, говорившая о гибели трех своих малюток. Возвратившийся отряд привел с собой с пожарища 10 грабителей, которые, вместе с пойманным вчера поджигателем, были посажены под арест. Вечером последний сделал было попытку освободиться и начал выламываемыми из подоконника кирпичами бросать в часового, пытаясь в то же время загасить лампу, но был убит из ружья часовым. Остальные пленники были перевязаны каждый отдельно. Зловещая ночная тишина в китайском городе.

3-го июня. — В 10 часов утра страшные, густые клубы дыма в китайском городе возвестили, что ихэтуаньцы продолжают свою дьявольскую работу. Море волнуемого ветром пламени в несколько часов истребило лучшую, торговую часть [526] города. Одних банковых контор сгорело более двадцати. Убытки определяются десятками миллионов. Первыми жертвами поджогов явились китайские лавки, торговавшие какими бы то ни было иностранными товарами. Жертвою пламени сделалась и одна из башен Цянь-мыньских ворот, от которых перебросило искры на западную деревянную арку Посольской улицы. Хотя из посольства к ней немедленно отправился отряд наших матросов, под командованием барона фон-Радена, однако, из опасения, как бы пламя не перебросилось по направлению посольства, отдано было приказание сломать несколько китайских домов, прилегающих к его западной стене. Целый вечер и следующее утро мы заняты были перевозкой и бросанием в канал леса из разрушенных домов. В китайском городе грабежи, пожары и убийства сделались лозунгом дня. Никакие богдоханские указы, грозившие немедленной казнью, не могли остановить разбушевавшихся страстей разнузданных негодяев.

Около двух часов ночи ихэтуаньцы с несколькими солдатами из отряда Дун-фу-сяна открыли ружейный огонь против постов русско-китайского банка у городской стены. Поднялась тревога. Секретарю банка, г. Барбье, удалось ранить одного дун-фу-сянца, который, бросив штуцер Маузера 1872 года и кусок своего мундира, бежал, оставив за собой кровавый след.

4-го июня. — А десанта и отряда нет, как нет! В виду разных тревожных слухов и угроз — состояние тяжелое, напряженное. Никто из китайцев не берется доставить письмо в Тяньцзинь. Вечером с южной стороны банка опять тревога, сопровождавшаяся несколькими разновременными залпами американцев, оставшимися без ответа. Оно и понятно, потому что неприятелем оказалась черная собака, поплатившаяся за свою дерзость жизнью. Факт этот, ничтожный и смешной сам по себе, показывает, до какой степени были взвинчены нервы даже таких молодцов, как американские солдаты.

Китайцы-соседи выселяются из боязни пострадать с иностранцами и от иностранцев. 10 грабителей, захваченных нашим и американским десантами, переданы китайской полиции, как говорят, для немедленной смертной казни.

5-го июня. — Курьер, отправленный в Тяньцзинь 31-го мая, привез известие, что 2-го июня вечером и ночью была схватка между иностранными отрядами и ихэтуаньцами у тяньцзинского железнодорожного моста и у южных городских [527] ворот, что наш полевой отряд, имевший назначение выступить в Пекин, 2-го, еще не выступал — и что протестантский храм, западный арсенал и железная дорога до Тан-шаньских каменноугольных копей сожжены и разрушены.

В 4 часа пополудни, г. посланника посетили, по специальному высочайшему повелению, министры Сюй-Цзин-чэн, Сюй-Юн-и, Ли-шанио и Лянь-юань, передавшие семействам посланника и членов миссии пустые слова утешения со стороны богдоханши и выразившие от лица правительства, что вступление в Пекин новых иностранных отрядов произведет новое движение ихэтуаньцев, опасное для иностранцев, и что между первыми и последними может произойти столкновение у Фын-тай'я, второй железнодорожной станции от Пекина. На это посланник отвечал: “Пусть попробуют, и тогда узнают, что и они не застрахованы от иностранных пуль и мечей".

Часов с трех ночи пошел проливной дождь, продолжавшийся всю ночь. Я упоминаю об этом совершенно обыкновенном явлении потому, что засуха, продолжавшаяся чуть не целый год, была приписана ихэтуаньцами чарам иностранцев, истреблением которых только и могло быть восстановлено нарушенное равновесие сил природы; затем, мы полагали, что этот обильный дождь заставит массу сельского населения, приставшего к мятежникам поневоле и от безделья, возвратиться к своим сельским занятиям. Ночь прошла спокойно, без особых приключений.

6-го июня. — В 4 часа последовало объявление войны, и цзун-ли-я-мынем во все миссии было разослано сообщение с указом императрицы об оставлении всеми иностранцами Пекина в 24 часа, так как их пребывание в нем признается небезопасным. Императрица обещает дать перевозочные средства. Дипломатический корпус отвечал, что иностранцы не могут оставить Пекин ранее чем через 48 часов.

7-го июня. — В виду совершенно основательных опасений вероломства в пути со стороны китайского конвоя, решено остаться в Пекине, с переселением большей части иностранцев в английскую миссию, как наиболее вместительную и безопасную, куда, в случае крайности, должен был собраться весь десант. Все дамы с детьми переселились в нее в тот же день. В этот же день был убит несчастный германский посланник, который, несмотря на предостережения и советы своих коллег, со свойственным ему упрямством отправился с драгоманом Кордесом в цзун-ли-я-мынь для объяснений [528] относительно перевозочных средств. У Сянь-лян-цы, китайского пантеона, он был сражен пулей поджидавшего его китайского отряда. Г. Кордесу, раненому, удалось встретить высланный за посланником немецкий конвой, с которым он и возвратился в посольство. Весть о таком неслыханном злодеянии, жертвой которого сделался представитель иностранной державы, произвела на всю иностранную колонию самое удручающее впечатление, служа зловещим показателем того, что ихэтуаньцы, в соединении с правительственными войсками, не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить горсть ненавистных им иностранцев.

9-го июня. — Ранен в плечевую кость г. Браунс, студент русско-китайского банка, в то время, как он пытался укрыться в квартире г. Позднеева от убийственного огня, открытого китайцами с городской стены. В тот же день был также ранен в голову, но довольно легко, урядник посольского конвоя, Батурин.

10-го июня. — У нас ранено 4 матроса, из них двое очень серьезно. С тяжелым чувством каждый из нас смотрел, как перед нашей квартирой в английском посольстве проносили в госпиталь этих несчастных, проливших свою кровь за нас и в то же время уменьшивших и без того не густые ряды наших защитников.

11-го июня. — Днем было сильное нападение на посольства: американское, русское и английское. Двухтысячная толпа ихэтуаньцев устремилась с городской стены к американскому посольству и русско-китайскому банку и, через двор иностранного магазина Имбека, напала на русское посольство, а отделившаяся от нее часть совершила нападение с Монгольской площади на английское посольство. Нападение на русское посольство было настолько сильно, что ихэтуаньцы с ожесточением хватались за штыки наших матросов; но русский штык — молодец, как и всегда, не ударил в грязь лицом: ихэтуаньцы были отбиты с большим уроном и, слава Богу, без всяких потерь с нашей стороны. В английском посольстве около северных конюшен ихэтуаньцы произвели, из зажженного ими Хань-линя — академии наук — поджог и одновременно со вспыхнувшим пожаром — нападение. Дружными усилиями всех пожар был потушен и отражено нападение. Жертвой пламени сделалась богатая и редкая библиотека академии.

12-го июня. — Охваченные со всех сторон, словно железным кольцом, ихэтуаньцами и правительственными войсками, [529] мы были буквально отрезаны от внешнего мира; мало того, мы даже почти не знали, что творится в самом Пекине и в правительственных сферах. Но в этот день одному китайцу-протестанту удалось пробраться за баррикады в китайский город и принести нам несколько номеров китайской правительственной газеты, в которой, между прочим, были помещены указы об объявлении войны и о победах, одержанных, будто бы, правительственными войсками над иностранцами в Тяньцзине 4, 5 и 6 июня, причем восхваляется бескорыстный патриотизм и мужество ихэтуаньцев, которые, без правительственной помощи деньгами и людьми, служат великую службу своему отечеству и им внушается продолжать проявление своей преданности престолу, который, само собой разумеется, не забудет наградить их по заслугам. Указ об объявлении войны, как интересный акт государственной важности, мы помещаем в примечании 1 [530]

13-го июня. — Всю ночь было сильное нападение на русское посольство, сопровождавшееся непрерывной стрельбой, но, к счастью, не причинившее никакого урона людям. Американцы, хотя и удержались на стене, но сильно устали, и им послано в помощь 10 наших матросов и по 10 от другого десанта. Начальник нашего десанта, барон Раден, вследствие того, что не спит уже около трех недель, проводя все ночи на баррикаде, страшно устал, исхудал, находится вечно в возбужденном настроении духа, мрачно смотрит на будущее, что, конечно, передается и лицам, окружающим его. Зато Врублевский не падает духом, хотя и не поддается иллюзиям.

В английском посольстве, отличающемся образцовой организацией и порядком во всем касающемся благосостояния ее обитателей 2, кипит работа по укреплению наружных стен и домов: дамы, не покладая рук, шьют мешки, которые мужчины набивают землей и возводят из них баррикады, а также копают и устраивают погреба от орудийных снарядов; не входящие в ряды волонтеров поочередно держат ночные патрули с внутренней стороны стен посольства. Между тем пули и снаряды свистят и падают во всех направлениях. В занимаемой нами комнате с глубокой верандой осколком гранаты пронзило дверное стекло, пробило стену книжного шкафа и затем сам осколок зарылся в книгу; в другой раз пуля попала в детское платье, сложенное на стуле, и сделала в нем правильный ряд дырочек. [531]

Около 12 ч. ночи китайцы открыли ужасную пальбу залпами, которые вдруг прервали тяжелый сон обитателей английского посольства. Раздались зловещие звуки набатного колокола, призывающие волонтеров на помощь регулярной команде. И в этот раз нападение было благополучно отбито.

14-го июня. — Из главного укрепления, маскировавшего ворота посольства, после полудня на северном мосту была усмотрена доска с наклеенным на ней объявлением, заключавшим следующий указ: “В виду оказания защиты иностранным посольствам, стрельба по ним не дозволяется". Далее, было добавлено, что сообщение по этому предмету будет передано на мосту. Но посланные с этим документом парламентёры с белым флагом, испугавшись вооруженных иностранных солдат, не решились приблизиться к баррикадированным воротам английского посольства и возвратились назад. В результате, вместо ожидаемого затишья, получилось новое сильное нападение, — слава Богу, успешно отраженное.

15-го июня. — До настоящего дня было убито три русских матроса, которых похоронили в саду посольства за церковью, где они лежат со своими товарищами по оружию, доблестными американскими солдатами. В нашем посольстве, благодаря присутствию массы китайских трупов, на прилегающей к нему Монгольской площади, чувствуется сильный трупный запах. Шитье мешков для баррикад продолжается с неугасаемой энергией. Материалом для них служат на ряду с простыми тканями и богатые портьеры, и обои из разных дорогих материй.

К вечеру наши враги открыли по нашему посольству огонь из орудия. Жутко и страшно было слушать, как гремело орудие и рвались шрапнели; несколько из них с оглушительным треском разорвались у самого дома посланника. Счастье наше, что китайцы, окружавшие иностранные посольства, далеко не отличались меткостью стрельбы из орудий.

16-го июня. — Стрельба из орудий продолжается по прежнему, как по русскому, так и по другим посольствам, и производит удручающее впечатление на всех и в особенности на детей, которых насчитывается в стенах английского посольства более 70 иностранных и почти столько же китайских. Вдобавок ко всем этим ужасам, вот уже несколько дней, как мы стали питаться кониной, не исключая и детей, которым, однако, по понедельникам и четвергам отпускалось еще немного баранины. Эта привилегия распространялась в [532] течение некоторого времени и на дам. Что касается конины, то, может быть, она и вкусна в парижских ресторанах под разными соусами, но в обыкновенном приготовлении, по моему мнению, она далеко уступает говядине и даже мясу мула, с которым нам также пришлось познакомиться.

Сегодня одному нашему матросу прострелили фуражку на баррикаде навылет, нисколько не задев головы. Прежде раненые, и довольно серьезно, наши матросики Горячев и Леднев, любимцы моих девочек, начинают потихоньку поправляться.

Днем было совершено нападение на французское посольство, во время которого китайцы заняли конюшни и убили двух французских матросов, которых, вследствие того, что из них, для защиты северного католического монастыря, на первых порах было отделено 30 ч., остается весьма немного. Нашему храброму и хладнокровному защитнику, мичману Дэну, крайне надоела меткая стрельба двух дун-фу-сянцев, и он решился во что бы то ни стало покончить с ними. А стрелок он отличный. Просверлив новое отверстие в баррикаде, он убил этих двух сорванцов наповал. В этот же день ему удалось убить около нашей конюшни одного, по-видимому, важного, дун-фу-сянского офицера, который, в сопровождении двух нижних чинов, с веером в руках осматривал позиции. Пуля сразила его насмерть, и люди едва успели утащить его труп. Как видно, в этот день китайцам не везло. Во время стрельбы по русскому посольству у них разорвало орудие и убило, говорят, массу людей. У англичан убит один солдат в то время, как он, возвратившись с караула, снимал у дверей казармы свой патронташ.

Около 10 ч. вечера, когда разразилась ужасная гроза с проливным дождем, когда, в силу традиционной боязни дождя китайцами, менее всего можно было ожидать с их стороны нападения, ими было совершено ожесточенное нападение на английское посольство со стороны южных конюшен и одновременно на русское. Трудно себе представить картину более демоническую, адскую, как это ночное нападение в соединении с величественной грозой. Беспрерывные раскаты грома, сопровождаемые огненными вспышками молнии, сливались с грохотом выстрелов, представляя одну хаотическую массу звуков. Пули летали градом, то стукаясь об стены, то, с пронзительным свистом и треском, вонзались в деревья или отрывали у них целые ветви.

17-го июня. — Стрельба китайцев хотя и продолжается, но [533] далеко не с таким ожесточением, как накануне, и наши защитники, особенно русские, крайне бедно снабженные патронами, почти на нее не отвечают. Как иностранцы, так и китайцы неутомимо занимаются укреплением своих позиций и возведением новых баррикад. Китайцы возвели сильную баррикаду против русских конюшен и весь день занимались укреплением Цянь-мыньских и Хада-мыньских ворот, вероятно в ожидании приближения наших войск, о движении которых нам-то, к сожалению, ничего неизвестно. Отправление гонцов в Тяньцзинь, даже за значительное вознаграждение, сопряжено с большими затруднениями и опасностями, так как китайцы весьма бдительны; притом же выход из города возможен только спуском со стены у американской баррикады, да через шлюз у моста. Ночью спустили двух японцев, решившихся пробраться навстречу армии.

Католический северный храм — Бэй-тан, в которомъ собрано более 1.500 христиан-китайцев под защитой 30 французских и 18 итальянских матросов, окруженный железным кольцом китайских солдат, также подвергается постоянной бомбардировке и вероятно терпит от недостатка продовольствия.

На городской стене немцы потеряли трех убитыми и семь ранеными. Невообразимо тяжелое чувство производит каждая утрата из рядов наших храбрых защитников. В госпитале, кроме профессиональных сестер милосердия, работают еще русские дамы, г-жи: Гирс, Корсакова, Позднеева, Барбье и Титова, а также неутомимый труженик, проникнутый глубоким чувством самоотречения и любви к ближнему, наш глубокоуважаемый духовник о. Авраамий, которого, кроме ухода за ранеными, видишь и с мотыгой в руках копающим землю для мешков, таскающим бревна и доски для баррикад и отбывающим ночную дозорную службу. За исключением ухода за ранеными, те же работы большую часть осадного времени нес о. диакон Василий Иванович Скрижалин.

18-го июня. — Сегодня о. Авраамий отслужил в столовой обедню, после которой многие причастились запасными дарами. Затем, воскресная служба в посольской церкви, можно сказать под пулями и гранатами, продолжалась все время осады; причем продолжал петь наш хорд, состоявший большей частью из дам и детей под управлением Д. М. Позднеева, которому, принадлежала и честь его организации.

Ужасный день! Сегодня прибыло в госпиталь около 20 [534] человек раненых, так что Браунса, чувствовавшего себя значительно лучше, перевели в маленькую комнатку, служившую в то же время и складом для муки и риса. В французском, посольстве убит наповал студент таможни, волонтер Вагнер. Американцы продолжают оставаться на стене, внизу которой строят баррикаду из мешков и кирпича. Китайцы установили орудие недалеко от французского посольства и, открыв из него огонь, пробили брешь в стене. Вследствие этого французы оставили было свое посольство на произвол китайцев, но, по настоянию барона Радена, снова возвратились в него.

19-го июня. — Ночь прошла сравнительно спокойно. Английский посланник из дома своего секретаря, служившего дозорной вышкой, и штабс-капитан Врублевский с городской стены ясно видели сигнальные электрические огни. Конечно, все старались уверить себя, что это сигналы союзных войск. Сэр Клод утверждал даже, что это хорошо знакомые ему сигналы с броненосца “Terrible", на котором, будто бы, только и имеются такие. Китайцы постепенно оставляют укрепления на городской стене и направляются к Хада-мыньским — юго-восточным — воротам; по мнению одних, они идут навстречу иностранным войскам, а другие полагают, что они замышляют нападение на нас; с их баррикад сняты флаги. Ночью китайцы пускают ракеты, как сигнал для нападений, так и для освещения наших позиций. Ночные сигнальные рожки отряда Дун-фу-сяна вызывают в душе тревогу, потому что они большей частью предшествуют нападению на нас.

20-го июня. — В три часа ночи соединенные силы русских, американцев и англичан, всего не более 50 человек, атаковали и взяли китайскую баррикаду на стене. Русские, ударив с фронта, прямо попали под перекрестный огонь из 15 человек; только 8 во главе с Врублевским, подошли к баррикаде; трое по ошибке попали в спуск; один оказался между англичанами; затем, еще один, подбежав к баррикаде, стал ее ломать и поплатился за это ожогом глаз, а одного ранили в ногу. Американцы первые добежали до баррикады. Атаковал американский капитан Мейерс (Myers). После нескольких залпов, китайцы, потеряв 35 человек убитыми, побросав оружие, бежали по направлению к Цянь-мыньским воротам. У американцев убито 2 солдата и ранен грязной пикой в ногу капитан Мейерс, хладнокровный и храбрый офицер.

21-го июня . — С 10 часов вечера до 6 утра, китайцы [535] бомбардировали наше посольство и по обыкновению пускали ракеты. От сэра Клода и других в Тяньцзин отправлен с вестями четырнадцатилетний мальчик. Барон Раден заметил, что из дворца иногда пускались ракеты, как сигнал для прекращения стрельбы на некоторое время.

22-го июня. — В 11 ч. утра, в парке, прилегающем к английскому посольству с с. з., при рубке дерева, смертельно ранен студент этого посольства Олифант, неблагоразумно продолжавший работу, несмотря на приказ командующего офицера оставить ее. Пуля попала несчастному в спину, задела печень и область желудка; он умер в тот же день. По общему отзыву, это был храбрый и в высшей степени деятельный молодой человек, и потому его безвременная кончина была принята всеми с непритворным, глубоким сожалением.

23-го июня. — Произошли две ночные довольно сильные перестрелки. У ворот посольства усиливают баррикаду и установлен американский пулемет Максима. После завтрака наши молодые люди, Бракман, Мирный, Полуянов, Орловский и Хитров, отправились в клуб за разными припасами. Последний, к несчастью, не вернулся, был убит на китайской баррикаде у французского посольства, на которую он попал по ошибке. Тело его не найдено.

24-го июня. — Ночью опять были слышны в китайском городе звуки раковин и труб. Австрийцы и французы говорят, что слышали сильную канонаду около Ма-цзя-пу. До английского посольства, в котором произошла перестрелка, долетали отдаленные, глухие пушечные выстрелы. Из массы выпущенных в этот день гранат одна попала в столовую сэра Клода, по счастью, никому не причинив вреда. Днем были ранены австрийский моряк и японский attache, — последний, к сожалению, смертельно.

Желание дать знать в Тяньцзинь о нашем отчаянном положении, — которое особенно обрисовалось с тех пор, как китайцы стали забрасывать нас массой разрывных снарядов, которых в английское посольство за несколько часов было выпущено более 150, — и получить весточку из Тяньцзиня о положении дел там, дошло до того, что Д. Д. Покотилов, директор русско-китайского банка, предложил 10.000 лан (14.000 р.) за доставку новостей и ответ. Вызвался было идти слуга одного бельгийского инженера; он был католик. Это последнее обстоятельство усложнило дело, так как, в случае допроса его ихэтуаньцами или китайскими солдатами: христианин ли он? — он, по правилам религии, не [536] мог, без разрешения патера, отвечать отрицательно, а патеры, с неуместным упрямством, несмотря на наши просьбы, отказали ему в этом разрешении. Но предложенный куш был слишком заманчив, и китаец решился идти без разрешения. Вечером все уже было приготовлено к его спуску со стены, как в последний момент дело расстроилось, благодаря посреднику, который заявил, что приятель его за 10.000 лан берется только доставить письмо в Тяньцзинь, но без ответа. Такое неслыханное нахальство возмутило всех. По поводу отправки этого гонца, два иностранных посланника, при встрече со мной, сказали: “Однако вы, г. Попов, должно быть, очень богаты, если предлагаете гонцу за путешествие в Тяньцзинь и обратно (240 верст) такое громадное вознаграждение?" — Во-первых, — отвечал я, — это предложение идет от русско-китайского банка, а во-вторых, я полагаю, что несколько тысяч человеческих жизней стоят дороже этих денег.

25-ю июня. — Проходила обедня в церкви нашего посольства. Многие из русских резидентов и вся команда причащались. Сегодня опять трое раненых и убит командир австрийского десанта. Китайцы продолжают стрелять из орудий. Наше положение довольно скверное.

Сегодня в китайской чугуноплавильной лавке отыскана была старая английская пушка 60-х годов, из которой нашли возможным стрелять снарядами нашей пушки Барановского, которые до сих пор бесполезно лежали в колодце, куда они были опущены потому, что само орудие, по непростительной оплошности, не было доставлено из Тяньцзиня своевременно вместе с десантом. А много бы нам помогла эта пушка, дав нам возможность расширить район нашей обороны и держать наших врагов на более почтительном расстоянии. Неустанная работа по укреплению английского посольства, кипит при отличной организации и распределении рабочих из китайцев-христиан под неустанным и опытным надзором американских миссионеров Тиюксбери, Гемуэла, Гобарта и Стела. Для итальянской пушки отливаются даже снаряды, а также и пули для скорострельных ружей.

30-го июня. — В 7 часов вечера подожжено французское посольство. На южном мосту четыре американца отбили атаку толпы ихэтуаньцев, приблизительно человек в 200, из которых более 30-ти поплатились жизнью.

П. С. Попов


Комментарии

1. “С основания нашей династии иностранцы, посещавшие Китай, пользовались в нем хорошим обращением. В царствование Дао-гуана и Сянь-фына им разрешена была торговля, и они просили также дозволения проповедовать свое учение — просьба, на которую правительство неохотно дало свое согласие. Вначале они не выходили из повиновения, но за последние 80 лет, пользуясь снисходительностью Китая, они стали посягать на его территорию, попирать китайский народ и домогаться богатств Китая. Каждая уступка Китая увеличивала их нахальство. Они угнетали мирных граждан, оскорбляли богов и святых мужей, вызывая самое горячее негодование в среде населения. Это повлекло за собой сожжение их храмов и избиение обращенных патриотами. Горячо желая избежать войны, правительство издавало указы, в которых повелевалось охранять посольства и щадить обращенных. Указы, объявляющее ихэтуаньцев и обращенных христиан одинаково детьми отечества, издавались в надежде устранить старую между ними вражду, и крайняя доброта издавна была оказываема иностранцам. Но этот народ не знал чувства благодарности и все продолжал увеличивать свое давление на Китай. На днях было получено сообщение Дю-Шаляра (французского генерального консула) в Тяньцзине с требованием сдачи дагуских укреплений иностранным войскам; в противном случае они будут взяты силой. Эти угрозы показали, что они имеют в виду захваты. Во всех делах, касающихся международных сношений, мы всегда были вежливы по отношению к ним, между тем как они, называя себя цивилизованными государствами, действовали без всякого уважения к праву, опираясь только на грубую силу. Мы царствовали почти 30 лет, обходились с народом как с нашими детьми, народ почитал нас как божество, и в течение нашего царствования мы пользовались милостивым вниманием вдовствующей императрицы. Далее, наши предки помогали нам и боги отзывались на наши призывы, и никогда не было такого всеобщего проявления преданности и патриотизма. Со слезами мы объявили о войне в храме предков. Мы предпочли прибегнуть к крайней мере вступить в борьбу, чем, ценой вечного позора, искать каких-нибудь средств к сохранению своей жизни. Мнение наше разделяют все чины, и сотни тысяч солдат-патриотов (ихэтуаньцы) собрались без нашего призыва; даже дети — и те тащат копья на службу отечеству. Иностранцы опираются на хитрость, мы же возлагаем надежду на небесную справедливость; они опираются на насилие, а мы — на человеколюбие. Не говоря о правоте нашего дела, у нас более 20 провинций, в которых более 400 миллионов народу, и нам не трудно будет поддержать достоинство нашей страны". — Доклад обещает щедрые награды отличившимся в бою или отдавшим себя в жертву, и угрожает тяжким наказанием, трусам и предателям.

2. Со дня переселения иностранцев в английское посольство, в нем был организован генеральный комитет, который обязан был иметь общее наблюдение над всеми распорядками, необходимыми для общего благосостояния тех лиц, которые в данный момент стали гостями британского посольства. К нему должны были обращаться со всеми претензиями и советами, касающимися общего блага. В состав этого комитета вошли следующие лица: его преподобие Е. Tиyкcбери, американский миссионер, Г. Кокборн, первый драгоман английского посольства, его преподобие В. Гобарт, американский миссионер, Б. Морис, первый драгоман французского посольства, Р. Бридон, помощник главного инспектора таможен, П. С. Попов, генеральный консул и первый драгоман российского посольства, и В. Крюгер в качестве членов. При комитете состояли следующие отделения: провиантское, регистрационное, работ, санитарное, пожарное, инженерное и конюшенное, каждое под управлением одного или двух компетентных лиц.

Текст воспроизведен по изданию: Два месяца осады Пекина // Вестник Европы, № 2. 1901

© текст - Попов П. С. 1901
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Ernan Kortes. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1901