ПОКОТИЛОВ Д. Д.

КИТАЙЦЫ О ЕВРОПЕЙЦАХ

Серьезный интерес к «западным» странам и их обитателям был впервые возбужден среди китайской интеллигентной публики в конце тридцатых годов нынешнего века, когда у Китая начались недоразумения с Англиею, повлекшие затем за собою первую войну с этою державою. Прежде других сознали необходимость иметь обстоятельные и подробные сведения о «западных красноволосых варварах» коммерсанты города Кантона, где в то время была сосредоточена вся внешняя торговля Срединной империи, а за ними и китайские чиновники, которым приходилось волей-неволей иметь сношения со строптивыми иностранцами. Значительный толчок в этом направлении дала начавшаяся затем война, окончившаяся в 1842 году нанкинским договором, по которому для европейской торговли были открыты, кроме Кантона, еще четыре порта в южном и центральном Китае. Непосредственно вслед за этими событиями, в китайской литературе появляется целый ряд обстоятельных трудов, посвященных «Великому Западу». Капитальнейшим сочинением по этому предмету следует считать именно «Описание заморских стран», Вэй-юаня. Автор этого труда пользовался, между прочим, сведениями, которые доставлял ему из Кантона императорский уполномоченный Лин, известный своею враждебностью к иностранцам и крутыми, радикальными мерами против торговли опиумом. У самого Вэй-юаня душа, [589] видимо, не лежала к «заморским людям», и весь труд его проникнут тенденциозною враждебностью ко всему иностранному. Тем не менее, сочинение это представляет весьма значительный интерес, так как содержит массу выписок из редких книг. Оно долгое время пользовалось среди китайской читающей публики большою популярностью и выдержало целый ряд изданий. Подобным же успехом пользовалось другое, изданное в 1848 году, сочинение о «западных странах», губернатора провинции Фу-цзянь (в южном Китае), Сюй-цзи-юйя, который обращался за указаниями и к иностранцам; главным достоинством этого труда является полная его беспристрастность.

Вторая война с европейцами и позорный пекинский мир, который пришлось подписать в 1860 году правителям Срединной империи с торжествовавшими союзными англо-французами, заставили китайцев окончательно отказаться от своей горделивой, пренебрежительной политики по отношению к «западным варварам». Они сознали, наконец, что им можно у них кое-чему поучиться и есть на что посмотреть, к чему приглядеться в далеких западных странах. Со второй половины шестидесятых годов начинается целый ряд поездок чиновных китайцев и частных лиц за море; чувствуя себя пионерами нового дела, а также, очевидно, удовлетворяя существующему спросу, почти все такие путешественники считают долгом издавать, по возвращении на родину, описание своих поездок. В течение последних 20-25 лет таких «записок» и «дневников» опубликовано такое количество, что в настоящее время явилась надобность собрать и привести в порядок разбросанные в этих многочисленных сочинениях сведения. Компилятивный труд этот взял на себя некто Шэнь-суй-шэн, и результатом его работы явилось довольно объемистое сочинение, озаглавленное им: «Си-ши-лэй-бянь», т. е. «Свод сведений о западных делах». Книга эта пользуется в Срединной империи большою известностью и, представляя собою очень полную и вполне добросовестную компиляцию из всех существующих в китайской литературе новейших популярных сочинений о «Великом Западе», может дать читателям довольно точное представление о том, что знают и что думают об европейцах китайцы.

К сожалению, я не имел возможности добыть сколько-нибудь обстоятельные сведения о личности самого компилятора. Из предисловия, написанного, по китайскому обычаю, одним из [590] друзей автора, можно думать, что Шэнь-суй-шэн — человек большой учености и хорошо знакомый с «западными» науками. Несмотря на свои выдающиеся способности, он не имел, однако, успеха на государственной службе и постоянно терпел неудачи. Более чем вероятно, что будь служебная карьера его более успешной — он не взялся бы за литературу и, может быть даже, по примеру своих товарищей-чиновников, сделался бы рьяным европеофобом. Но, испытав неудачи и не найдя должной оценки своих талантов на политическом поприще, он ревностно принялся за изучение китайской литературы об Европе и в этом деле действительно показал себя добросовестным и дельным тружеником.

Основная цель труда, по словам самого автора, состоит в том, чтобы ознакомить китайскую читающую публику, по возможности, со всем, имеющим отношение к западным странам и их обитателям. Возможно полные познания в этом отношении со стороны китайцев он признает лучшим залогом успеха при ведении ими дел с иностранцами. В китайце нельзя не признать подобного взгляда весьма прогрессивным, так как среди тамошней интеллигенции до сих пор крепко держится убеждение, что «западные, заморские люди» — какие-то особенные существа, в обращении с коими нужно, главным образом, прибегать к разным хитростям и уловкам. Некоторые придерживаются при этом мнения, что на европейцев больше всего действует ласка и приторная любезность; другие же почитают лучшим средством — резкость и напускную суровость.

Постоянно имея в виду свою основную чисто практическую цель, наш автор выказал большую разборчивость в выборе своих источников. Так он оставляет совершенно в стороне капитальные труды о «западных» странах, появившиеся в китайской, литературе после первой английской войны, в начале сороковых годов. Сочинения эти Шэнь-суй-шэн признает недостаточно достоверными, так как составлены они людьми, никогда не бывавшими в Европе или Америке и потому по необходимости писавшими с чужих слов. Единственно достойными внимания и доверия наш компилятор признает записки и описания китайцев, лично побывавших за границею. Таких источников он перечисляет семнадцать, включив сюда записки китайских путешественников, ездивших по западной Азии, Европе и Америке. Приводимый автором список источников представляет собою довольно полный перечень всех [591] сочинений в этом роде, появившихся в китайской литературе за последние двадцать слишком лет, а потому считаю не лишним познакомить с ним читателей.

1) «Записки путешественника».

Автор их — подполковник маньчжурской армии Бин-чунь, занимавший одно время и административный пост в провинции Шань-си. В 1866 году главный инспектор китайских таможен, англичанин г. Харт (ныне сэр Роберт Харт) собрался ехать в отпуск в Европу; пользуясь этим случаем и, вероятно, по его совету пекинское министерство иностранных дел представило богдыхану доклад о командировании, вместе с ним, означенного Бин-чуня со свитою из четырех человек. Они объехали почти всю западную Европу, побывали также в Петербурге и Финляндии. В числе путешественников находился, между прочими, переводчик шестого класса Дэ-лин, воспитанник незадолго перед тем основанного пекинского училища для обучения иностранным наукам. Он также вел записки и, по возвращении на родину, издал книгу, озаглавленную:

2) «Описание чудесного плавания по морям».

Вскоре после этого полу-оффициального командирования чиновных китайцев для путешествия за границу, пекинское правительство решилось сделать еще шаг для сближения с «Великим Западом». Удобный случай к этому не замедлил представиться. Не имея в своем распоряжении ни одного чиновника, которого можно было бы отправить в качестве дипломатического представителя за границу, китайцы обратились к бывшему американскому посланнику в Пекине, г. Бурлингэму (Burlingame), только что перед тем оставившему свой пост, и предложили ему сделать в качестве китайского посланника дипломатическое tournee. Вместе с Бурлингэмом были назначены два китайских уполномоченных, кандидаты на должность префектов, Чжи-ган и Сунь-дзя-гу; к миссии были прикомандированы английский и французский секретари. Посланники эти были снабжены кредитивными грамотами к одиннадцати правительствам и, выехав из Шанхая в начале 1868 года, начали свое путешествие с Соединенных Штатов. Бурлингэм внезапно умер в Петербурге в начале 1870 года, а спутники его, посетив после того Испанию, Италию и некоторые другие страны, вернулись в том же году в Китай. Старший из китайских уполномоченных, Чжи-ган, издал, по возвращении своем, книгу под названием: [592]

3) «Записки первого посланника на Великом Западе».

Миссия Бурлингэма и его китайских сотоварищей имела исключительно характер международной вежливости, и никакими специальными инструкциями посланники снабжены не были. Тем не менее Бурлингэм счел возможным заключить с Северо-Американск. Соединенными Штатами договор, в котором, между прочим, впервые был затронут вопрос о свободе эмиграции китайцев в Америку. В том же договоре излагаются в принципе намерения договаривающихся сторон не позволять ни под каким видом эмиграции подневольной. Этот пункт договора направлен был против развившихся в то время вербовки и вывоза из Китая чернорабочих преимущественно в испанские колонии и обращения их там в рабское состояние. Вопрос этот обострился в 1873 году, и, по совету европейских представителей в Пекине, китайское правительство решило отправить коммиссию из двух членов-китайцев и трех иностранцев на остров Кубу и в Перу для исследования на месте положения китайских чернорабочих. Старший из китайских коммиссаров, Чэнь-лань-бинь, опубликовал добытые им сведения, что и составило -

4) 5) «Два доклада, о положении китайских чернорабочих».

Добытые следствием потрясающие подробности о жестокостях, которым подвергались несчастные чернорабочие (кули) в испанских колониях и в Перу, не замедлили произвести на общественное мнение в Срединной империи сильнейшее впечатление, и, при заключении договора с Перу в 1874 году, китайский уполномоченный специально оговорил полное запрещение вербовки кули в каком-либо из портов Китая.

Одним из ближайших последствий сближения, последовавшего между Соединенными Штатами и Китаем, было отправление в 1872 году, по инициативе чжи-лиского генерал-губернатора, Ли-хун-чжана, 30 способных мальчиков в Америку для изучения на месте английского языка и «западных» наук. Во главе этого дела был поставлен китаец, получивший основательное европейское образование и приложивший всевозможные старания для добросовестного исполнения возложенного поручения; мальчики были размещены в американских семействах в нескольких городах Коннектикута и Массачусетса и учились блестяще. Успех этот побудил китайцев увеличить комплект своих пансионеров. Было отправлено в Америку еще несколько новых партий, и с одной из них поехал в качестве [593] надзирателя кантонский уроженец Хуан-ци-чжао, который и составил описание своей поездки под заглавием:

6) «Записки о морском путешествии».

Пребывание молодых китайцев в Соединенных Штатах продолжалось целых десять лет. После смены их первоначального руководителя, ведение дела было поручено лицам совершенно невежественным и неподготовленным. Они отнеслись к делу с обычным китайским рутинерством, надзор за учениками был ослаблен, и, наконец, в 1881 году китайский посланник в Вашингтоне вынужден был довести до сведения своего правительства, что «молодые люди, воспитывавшиеся в Америке, хотя и успевают в знании иностранных языков и наук, но зато совершенно утратили свои основные национальные добродетели, почтение и повиновение старшим, и даже стали забывать свой родной язык». По получении подобного донесения от своего представителя, пекинское правительство немедленно распорядилось отозвать всех своих молодых пансионеров из Америки. Так безвременно погибло это благое начинание, которое, при должном внимании и знании дела со стороны руководителей, обещало блестящие результаты. Во время моего пребывания в Китае мне приходилось неоднократно встречаться с китайцами — американскими воспитанниками; все они без исключения были люди с весьма недюжинными лингвистическими и научными познаниями, но «патриотизм» их действительно несколько хромал, и в беседах с иностранцами они нередко позволяли себе давать не совсем почтительные и весьма резкие отзывы о своей родине и ее порядках, не скрывая своего независимого и просвещенного взгляда.

В 1876 году Китай получил приглашение принять участие во всемирной выставке в Филадельфии. Ободренное успехом, которым сопровождалось его участие на венской выставке 1873 года, пекинское правительство охотно приняло это приглашение и предложило главному инспектору таможен, г. Харту, озаботиться составлением коллекций для экспонатов. Были образованы две распорядительные коммиссии, в Филадельфии и Китае; одним из главных деятелей последней был таможенный коммиссар, г. Дэтринг, по представлению коего к коммиссии был прикомандирован нанкинский уроженец Ли-гуй, который и отправился в Филадельфию. Он составил описание своей поездки под заглавием:

7) «Новое описание кругосветного путешествия».

Далее, в перечне источников, которыми пользовался наш [594] автор, находятся записки и дневники китайских посланников, аккредитованных в разное время при европейских дворах, и членов их свит. Вот их заглавия:

8) «Записки о посольстве на Запад».

Составлены вице-президентом министерства юстиции Го-сунь-дао, назначенным в 1876 году посланником в Англию и Францию.

9) «Дневник, веденный во время поездки в Англию».

Автор этого «дневника», Лю-си-хун, был назначен в 1876 году состоять при посольстве в Англии, а затем был переведен на самостоятельный пост посланника в Германии.

10) «Дневник посланника в Германии».

Составил кандидат на должность префекта Ли-фын-бао. В 1876 году он был командирован с другими чиновниками за границу для изучения наук и военного искусства, а в 1878 году получил назначение исправляющего должность посланника в Германии.

11) «Записки о путешествии по Европе».

Автор их, пекинский уроженец Цянь-дэ-пэй, назначенный в 1877 году состоять при посольстве в Германии.

12) «Дневник посланника на Запад».

Автор этого сочинения — один из наиболее известных у нас китайских государственных деятелей. Это — маркиз Цзэн, назначенный в 1878 году посланником в Англию и Францию. Дневник его уже успел обратить на себя внимание европейской публики и часть его переведена на английский язык.

Упомянем здесь еще о двух сочинениях, включенных нашим автором в число источников:

13) «Мелочи о заморском путешествии», анонимное.

14) «Разные записки о западных обычаях».

Автор этой книжки Юань-цзу-чжи отправился в 1883-1884 гг. путешествовать по Европе вместе с главноуправляющим китайскою пароходною компаниею (China Merchants Steam Navigation Coy), Тань-Тинь-цюйем. Изданная им книжка переведена на английский язык г. Уилькинсоном (Wilkinson) (Под заглавием: «Those Foreign Devilsl a celestial in England and Englishmen». London, 1891.), снабдившим свой перевод многочисленными остроумными и поучительными примечаниями.

Не привожу здесь названий последних трех сочинений, которыми пользовался наш автор, так как они составлены [595] китайцами, ездившими в Бирму и Индию, также причисляемые жителями Срединной империи к странам «Великого Запада», но об Европе в них не говорится ни слова.

Уже из одного этого перечня источников видно, что материала у компилятора под руками набралось не мало, и ему пришлось приложить много труда и терпения, чтобы разобраться в массе сведений, сообщаемых путешественниками в самом сыром, необработанном виде. Вся книга Шень-суй-шена разделена на 16 отделов. Привожу оглавление в дословном почти переводе с китайского:

I. Маршруты.

Приводятся маршруты путешественников морем и сухим путем со включением астрономических и климатических заметок.

II. Международные отношения.

Трактует о сношениях Китая с иностранными государствами и о том, как справляются с этим делом иностранные агенты Китая. Здесь же говорится о том, как поживают в заморских странах китайцы.

III. О представлении государям.

Рассказывает об аудиенциях и церемониях, которыми сопровождается представление верительных грамот, о том, как ведут себя посланники в этих торжественных случаях и как держат себя в отношении их дворы, при которых они аккредитованы.

IV. Об этикете.

Описывает придворные собрания «на Западе», говорит о посещении государем подданных, о поздравлениях, приносимых государю, и других тому подобных предметах. Тут же говорится о церемониях и форменной одежде.

V. О государственных финансах.

Трактует о податях и пошлинах, о монете, кредите и государственных долгах.

VI. Об администрации.

Содержит сведения о различных системах, принятых в делах правления, о присутственных местах и чиновниках, о местах заключения. Здесь же говорится о газетах, так как «на Западе» для распубликования распоряжений правительства пользуются исключительно прессою.

VII. Общее описание.

Содержит описание гор и рек всех стран; трактует об их границах, о городах, торговых пунктах и о населении. [596]

VIII. О военном устройстве.

Говорит о военных установлениях в каждом государстве, о крепостях и о приспособлениях для ведения нападении.

IX. Об образовании.

Повествует о письменах и литературах всех стран, о художествах, библиотеках и училищах. Астрономия, география, умение составлять календари, счет и врачебное искусство считаются «на Западе» настоящими науками (Науки эти признаются в Китае лишь за второстепенные, прикладные отрасли знания.), а потому и о них всех говорится здесь.

X. Народные обычаи.

Описывается внешность людей всех стран, их одежды и украшения. Говорится об их обычаях и наклонностях, о церемониях, соблюдаемых при браках и во время похорон, о западных песнях, танцах, театральных представлениях я проч.

XI. Об общественных зданиях.

Содержится описание дворцов и палат в каждой стране, садов, парков и публичных работ. Здесь же говорится о достопримечательностях, находящихся в них.

XII. О том, как практикуется благотворительность.

Трактует о воспитательных домах и госпиталях.

XIII. Об орудиях и инструментах.

Описывает разные постройки и выделки «на Великом Западе». Тут же говорится и о повседневно употребляемых орудиях.

XIV. О торгующих.

Трактует о торговцах, разъезжающих с товарами и об оседлых купцах, о правилах и обычаях, соблюдаемых на судах, подводах, гостинницах — все это подведено под рубрику торговли.

XV. О религиозных обществах.

Дает сведения о религиях, исповедуемых жителями разных стран.

XVI. О произведениях.

Трактует о хлебах, плодах, деревах, птицах и разных зверях, о металлических рудниках и каменных копях, о холсте, шелке в разных видах и о чае. [597]

I.

Подробное оглавление, составленное автором применительно к порядку, принятому в китайских географических сочинениях, обещает нам, по-видимому, самые обстоятельные и подробные сведения обо всем, касающемся «Великого Запада». Казалось, бы, на первый взгляд, что совладать с такою обширною задачею не по силам одному человеку. Пределы темы, однако, значительно сузятся, если мы примем во внимание, что в «Си-ши-лэй-бянь» собраны лишь те сведения, которые записаны китайскими путешественниками-очевидцами. Последние же ограничивались в большинстве случаев самыми простыми фактическими описаниями, не мудрствуя лукаво и не вдаваясь в рассмотрение причин и следствий того, что наблюдали. Все сочинение уложилось таким образом в небольшой томик (шесть тетрадей), правда, довольно мелкого шрифта, но маленького формата и продается по цене, доступной каждому — 50 коп. кредитных. Представляя собою свод всех сведений о «Великом Западе», обращающихся среди китайской читающей публики, весь труд этот имеет для европейцев несомненный интерес. На этот раз я предполагаю ознакомить читателей лишь с выдержками из одной десятой главы, трактующей, как мы видели выше, «о народных обычаях». Выбор мой пал именно на эту главу, так как она представляется наиболее любопытною, знакомя нас с тем, как смотрят китайцы на наши обыденные привычки, нравы и общественную жизнь.

Всякое китайское сочинение описательного характера, к каким должен быть причислен и рассматриваемый нами труд, может быть, по форме своей, скорее всего названо справочною книгою. Автор заботится, главным образом, о полноте сообщаемых им сведений, совершенно упуская из виду стройность и связность изложения. В каждой главе сгруппированы в виде дословных выписок из разных источников сведения о данном предмете, при чем не сделано никаких попыток как-нибудь связать разрозненные замечания путешественников. Неизбежными последствиями такой системы являются постоянные излишние повторения и утомительное многословие. Представить европейским читателям работу китайского компилятора в таком сыром, необработанном виде было бы невозможно, и в настоящем изложении я решился придерживаться хотя бы [598] порядка, намеченного самим автором в программе десятой главы, помещенной в оглавлении, и потому сгруппирую вместе все замечания китайских путешественников о платье жителей «Великого Запада», об их обычаях и наклонностях, об обрядах, соблюдаемых ими при браках и похоронах и, наконец, о танцах, театральных представлениях и пр.

В отношении платья преимущественного внимания китайцев удостоились наши парадные одежды.

«Для свадеб и балов дамы на Западе облачаются в белые платья; в обыкновенное же время носят одежды темного цвета. Впрочем, дети и повара одеваются и в обыкновенное время в платья белого цвета. У дамских парадных платьев юбки оторочены живыми цветами, и букеты таких же цветов дамы держать в руках. К юбкам прикрепляются шлейфы, которые стараются делать возможно длиннее, так что некоторые из них волочатся по земле футов на 5-6. Плечи у женщин обнажены. Мужчины одеты прилично, но в парадных случаях (Т. е., очевидно, на придворных балах.) они носят, между прочим, панталоны телесного цвета и плотно прилегающие к ногам, так что, если смотреть издали, кажется, будто у них обнажены нижние части тела. Это выходит по истине весьма неэлегантно».

Белый цвет служит в Китае знаком глубокого траура, а потому одеваться в материи белого цвета в торжественных, веселых случаях там было бы невозможно. Свежие цветы ценятся в Срединной империи не менее, чем в Европе, но носят их женщины исключительно на голове. Шлейфов не существует, да и вообще длинные платья не в фаворе у китайских дам, что объясняется желанием их похвастать маленькими ножками, миниатюрность которых составляет предмет гордости для каждой китаянки. Не менее дамского оголения плеч поражала китайцев легкость европейского мужского придворного костюма. Контраст его с китайским действительно самый полный. Парадный мундир пекинского придворного состоит из длинного шелкового халата шоколадного цвета, шитого золотыми драконами; ряд таких же драконов в квадратных рамках украшает его полы. Поверх халата носится длинная и широкая куртка, также вышитая драконами, число коих различно: — у императора и князей 1-й и 2-й степени их восемь, а у князей 3-й и 4-й степени — четыре. Это верхнее платье шьется смотря по сезону — летнее из газа, а [599] зимнее — из атласа; зимняя куртка оторочена мехом собольим или лисьим. На спине и на груди нашиваются шелковые изображения птиц и зверей в квадратных рамках. По этим изображениям можно распознать ранг чиновника, а также к какой службе он принадлежит — военной или гражданской. Помимо этого парадного мундира, у китайских чиновников должно быть еще два придворных костюма, из коих каждый носится в известных, определенных этикетом случаях.

А вот что говорит один из китайских путешественников о необходимом аттрибуте нашего дамского туалета — корсете.

«На Западе есть одна вещь, делаемая из шелковой или хлопчатобумажной материи белого или синего цвета. Она толста и в то же время упруга и тверда; вышиною в фут слишком; вверху она имеет широкое отверстие, а внизу узкое; похожа на человеческий бюст. Не зная, для чего употребляется эта вещь, я навел справки, и мне сказали, что эту штуку женщины и девушки навязывают себе на тело с тою целью, чтобы грудь казалась более выпуклою, а талья тонкою, — и это почитается красивым».

Собирая сведения, сообщаемые китайскими путешественниками об обычаях «западных» людей, автор «Си-ши-лэй-бянь» подробно остановился на разборе существующих в Европе отношений между родными.

«На Западе мужчины и женщины считаются совершенно равными, и от этого происходит путаница в наименовании родственников. Так, например, дед и бабка с отцовской стороны величаются одинаково с дедом и бабкою со стороны матери, так как, по их мнению, родители матери так же важны, как и родители отца. Старший и младший братья отца, братья матери, а также зятья отца и зятья матери называются одинаково. Жены старших и младших братьев отца, жены братьев матери, сестры отца и сестры матери величаются одним именем. Все это происходит от того, что мужчины и женщины почитаются равными».

Социальной единицей в Китае является не индивидуум, а семья, и отношения между отдельными членами семьи определены самым точнейшим образом. При этом замечается резкое отличие между отношениями к родственникам отца, с одной стороны, и в родственникам матери — с другой. Явление это объясняется тем, что в китайских семьях три или четыре поколения в прямой нисходящей линии живут большею частью вместе, [600] одним домом. Родственники же со стороны жен и матерей, принадлежа к другим семьям, живут, конечно, отдельно, и считаются гораздо менее близкими родными. Любой китаец может с необыкновенною легкостью перечислить до полусотни различных наименований своих родственников. Неудивительно поэтому, что индифферентизм, с которым относятся к этому вопросу европейцы, кажется китайцам чрезвычайно странным и служит в их глазах одним из характерных признаков нашей «некультурности».

Ненормальность родственных отношений у европейцев происходит, по мнению китайцев, от того, что мужчины и женщины у нас равноправны. Это независимое положение женщины, а также непонятная и, в глазах китайцев, крайне неприличная свобода общения между полами, должны были обратить на себя особое внимание путешественников-азиатов.

«На Западе мужчины и женщины сходятся между собою, и это ничуть не почитается зазорным. Девушки нередко разговаривают со многими мужчинами, причем эти последние между собою не спорят. Есть между западными женщинами даже и такие, которые сами делают авансы красивым мужчинам. Вообще на Западе женщины отличаются экспансивностью, а мужчины, наоборот, скромностью. Если женщине понравится мужчина, то она спешат справиться, холост он или женат, и если холост, то принимает меры, чтобы сблизиться с ним. Его приглашают на дом и ухаживают за ним, при чем нередко скрытно от людей мужчина и женщина беседуют, а также выходят вместе гулять. Родители не препятствуют в этом своим дочерям. На Западе существует обычай танцевать: мужчина и женщина, ставши лицом к лицу, держатся друг за друга. Мужчина обхватывает рукою спину женщины, последняя же опирается на плечо мужчины, и они танцуют, кружась по комнате. Каждые четыре или пять пар пляшут вместе; повертевшись несколько раз, они останавливаются. Обычай этот издревле существует на Западе, и в тамошних больших и малых казенных домах непременно отведена отдельная зала для танцев. В Букингэмском дворце я видел много чиновников, а также их жен и дочерей танцующими вместе. Среди них находился и наследник престола со своею супругою, при чем он танцевал с другой дамой, а принцесса была в паре с другим кавалером».

В китайских семьях, средней руки, мужской и женский элементы держатся совершенно изолированно. С того времени [601] как мальчики достигают школьного возраста, их обыкновенно отделяют от сестер. Последние ведут почти совершенно замкнутую жизнь, и это изолирование еще усиливается после того, как девушку просватают, что происходит обыкновенно когда ей минет 10-12 лет. С этой минуты девушки должны укрываться от взора даже хороших знакомых; из дому они выезжают редко, только в случае крайней необходимости, и то лишь в закрытых экипажах или носилках. Понятно, что при таких условиях всякое общение между полами крайне затруднено. Природу, однако, не переделают самые суровые законы, и обитательницы недоступных для чужого глаза «внутренних покоев» находят там случай иногда сноситься с внешним миром, прибегая к помощи прислуги, гадальщиц и т. п. посредников. Все эти интриги ограничиваются, однако, самыми скромными размерами и обыкновенно не идут далее желания взглянуть хотя бы одним глазком на суженого, которого, по требованию китайских обычаев, девица может увидеть в первый раз лишь по окончании свадебного обряда. Вследствие полного разделения полов, в китайском обществе немыслимы балы и т. п. увеселения. Впрочем, танцы были бы во всяком случае недоступны китаянкам, так как их изуродованные ножки мешают им даже свободно ходить, а не то что кружиться в вихре вальса.

Не менее свободного положения в европейском обществе женщин, китайцев поражает наш способ заключения браков.

«На Западе женщины и мужчины сами выбирают себе женихов и невест, и сами решают вопрос о браке. Вначале они обращаются между собою как друзья; когда же ухаживания продолжаются долго и отношения приобретают серьезный характер, то они объявляют о том своим родителям, которые, каждый с своей стороны, наводят справки о материальном положении жениха и невесты, после чего вопрос решается в утвердительном или отрицательном смысле. Если же справки, сообщенные заинтересованными лицами, окажутся неверными, и будет таким образом допущен обман, то, по обнаружении его, хотя бы брак уже и состоялся, муж не будет считать жену свою за жену — и наоборот, и вообще они будут обращаться друг с другом как с невольником и рабою. Если же материальное положение жениха и невесты окажется удовлетворительным, то происходит сговор и обмен колец, что почитается решительным обещанием вступить в брак, и обрученный уже не может полюбить кого-либо другого. После того [602] жених и невеста появляются всюду вместе по своему желанию, а когда наступает назначенный для свадьбы день, то отправляются в церковь. Там священник совершает богослужение, причем собирается множество народа, и все поклоняются перед крестом, поставленным на стол. Жених и невеста становятся на колена пред алтарем. Священник также коленопреклоненно возносит молитвы, затем встает, обращается к брачущимся с поучением, снова молится и, наконец, ведет мужа я жену в заднюю комнату, где записывает их имена и происхождение. Жених и невеста также отправляются в присутственное место к чиновнику, который выдает им письменное удостоверение в том, что они вступили добровольно в брак с обязательством не жениться и не выходить замуж за другого. Во время брачной церемонии невеста одета в белое платье и имеет голову покрытою кисеею того же цвета. Жених же одет в обыкновенное платье. По окончании брачного обряда, молодые тотчас же уезжают за несколько сот верст и останавливаются в гостиннице, где и проводят первую брачную ночь».

В Китае семейное начало и семейный интерес всецело господствуют над интересом индивидуальным. Этот же принцип вполне проводится и в вопросе о браке. Китаец женится не столько потому, что это нужно для него самого, сколько потому, что это необходимо для общих семейных интересов. Естественно поэтому, что личный выбор и вкус не играют во всем этом деле никакой роли. Вопрос решается всецело старшими членами семьи. Удачно устроить брак сына или дочери считается главнейшею обязанностью заботливых родителей, и в некоторых семьях начинают думать об этом еще тогда, когда ребенок буквально едва вышел из пеленок; большинство родителей приступает к этому делу, когда сын или дочь достигают 10-12-летнего возраста. Предварительные переговоры, а также брачные обрядности в подробностях рознятся, смотря по местностям, но во всей империи соблюдаются при этом следующие, так сказать, основные формы.

Желая сговорить кого-нибудь из своих детей, родители прежде всего непременно приглашают сваху, без помощи которой брак в Китае совершенно немыслим. Посредники необходимы в Срединной империя при всякой сколько-нибудь значительной сделке; понятно поэтому, что в таком важном деле, как брак, китайцам нельзя обойтись без их участия. Ремесло свах не почитается унизительным, хотя, конечно, в богатых и [603] знатных домах прибегают, при сговорах, к услугам престарелых родственниц, которые берутся за это дело con amore, без всякого материального вознаграждения. Если брак в принципе признается возможным обеими заинтересованными сторонами, то чрез сваху родители жениха посылают в дом невесты просьбу сообщить сведения о месяце, дне и даже часе ее рождения; полученные этим путем данные, вместе с подробными сведениями о времени рождения жениха, они предлагают на рассмотрение гадателю, который делает из них выводы, будет ли счастлив или нет предполагаемый брак. В случае благоприятного ответа гадателя, сваха снова посылается в дом невесты уже с формальными брачными предложениями, при чем родители невесты дают свое согласие письменно. Заручившись этим документом, семья жениха посылает в дом невесты подарки, состоящие из денег и разных вещей, всего рублей на 300-600. В бедных домах на эти деньги родители невесты, и справляют приданое ее, но обыкновенно денег этих не хватает. Письменное согласие родителей невесты и посылка подарков из дома жениха окончательно связывают обе стороны и без обоюдного согласия их состоявшийся сговор уже не может быть уничтожен. Самый обряд бракосочетания заключается в том, что в известный, признанный гадателями счастливым, день жених отправляется в дом невесты и доставляет ее к себе в особых разукрашенных закрытых носилках. Только после того, что невеста, перейдет порог его дома, жених может впервые увидеть ее лицо; он снимает с нее красное покрывало, и они вместе возносят молитвы Небу и земле, а также совершают поклонение пред табличками предков (Небольшие деревянные таблички с написанными на них именами предков семьи.) и родителями жениха. Характерною чертою китайского свадебного обряда в юридическом отношении является то, что браки там нигде не региструются и никаких брачных свидетельств никем не выдается. Это обстоятельство ничуть не мешает прочности брачных союзов, и развод хотя и признается законом, однако случается едва ли не реже, чем на Западе. Всякие мелкие супружеские недоразумения улаживаются, по возможности, домашним образом, так как в мирном течении брачной жизни заинтересованы не только одни муж и жена, а также и их семьи.

Если в китайском достаточном классе привьется в будущем что-либо похожее на наши брачные путешествия, освобождающие [604] молодых от исполнения разных обременительных формальностей, приемов, визитов, то несомненно, что мода эта найдет рьяных приверженцев среди китайских супругов. Исполнение свадебных обрядностей продолжается в Срединной империи несколько дней и служит для несчастных новобрачных, а в особенности для молодой, настоящею пыткою. В самом деле, после продолжительного путешествия в наглухо закрытых, душных носилках, невеста совершает в доме жениха различные поклонения пред жертвенниками богов, старшими членами своей новой семьи, а затем садится вместе с женихом в брачной комнате, где молодая чета принимает поздравления. По существующему на юге Китая обычаю, сюда свободно допускаются приятели жениха. Они толпятся вокруг молодой парочки и, находясь в большей или меньшей степени под влиянием винных паров, забавляются тем, что отпускают разные шуточки насчет наружности невесты. Последняя должна выслушивать их с полным спокойствием и равнодушием, не вызывая ни малейшего волнения из опасения прослыть за пустую, бестактную дурочку. Случается даже, что эти забавы молодежи переходят дозволенные пределы; подгулявшие гости заставляют, например, невесту проходить на ее маленьких, изуродованных ножках по узкой доске, положенной между двумя стульями, и проделывать разные эквилибристические упражнения. Если принять при этом во внимание, что молодой обыкновенно бывает не более 16-17 лет, и что, до дня свадьбы, она вела тихую, почти затворническую жизнь, то обычай этот покажется вдвойне диким и жестоким. Подобные потехи продолжаются чуть не всю ночь напролет, и нередко хозяевам приходится силою выпроваживать не в меру расходившихся гостей. На другой день происходит та же церемония осмотра невесты и вышучивания ее только при участии одних лишь женщин, и можно себе представить, как охотно они пользуются предоставляемым им обычаем правом осмеять подругу. После двух- или трехдневного пребывания в своей новой семье, молодая вместе с мужем делает визит своим родителям. Время ее приезда и отъезда точно урегулировано строго установленными правилами, и вообще церемонии, следующие за браком, обставлены бесконечными формальностями, которые бывают тем многочисленнее и сложнее, чем богаче и знатнее родители молодых, так как беднякам, конечно, некогда убивать время на такие пустяки.

Не менее свободы общения между полами китайцев поражает весь строй наших общественных отношений вообще. [605] Заметки по этому предмету разбросаны по всей рассматриваемой нами главе; резюмируя сообщаемые здесь сведения, наш автор характеризует «западный» общественный строй следующим образом.

«Понятие о пяти отношениях — между государем и чиновником, отцом и сыном, мужем и женою, старшим и младшим братьями, а также между друзьями, распространено по всей вселенной, и всюду, где есть живые существа, их почитают. Учение Иисуса также не выходит за пределы этих пяти отношений. Западные люди имеют, однако, на это дело своеобразный взгляд, ставя на первый план отношения между друзьями и приурочивая к ним все прочие. Государь, при свидании с чиновниками, подает им в знак приветствия руку, чиновник же снимает шляпу, но и этот знак почтения не остается без ответа. Для дворцов подобные церемонии представляются, казалось бы, несколько грубоватыми. Государь нередко кушает в доме чиновников. Таким образом, между ними существуют отношения как бы между приятелями. Дети мужеского пола, после вступления в брак, не живут вместе с отцом и матерью и только наведываются в ним. Таким образом, между родителями и детьми на Западе также существуют отношения приятельские. Английский герцог женился на русской великой княжне, и в брачном договоре было сказано, что уплата личных долгов герцога не может быть обращена на имущество великой княжны, и что в случае если великая княжна умрет ранее герцога, приданое ее должно быть возвращено России. Из этого примера видно, что и между мужем и женою на Западе существуют отношения, подобные тем, какие у нас бывают лишь между друзьями. По достижении совершеннолетия, братья тотчас же поселяются отдельно и, посещая друг друга, придерживаются правил вежливости, принятых при обращении гостя к хозяину. Таким образом, и между братьями у них существуют отношения приятельские. Зато друзья на Западе относятся друг к другу несравненно сердечнее, чем родственники. Например, если кто едет по делам в чужие края, то жену свою и детей, а также родителей и братьев он поручает попечениям одного из друзей. Когда кто чувствует приближение смерти и делает распределение своего имущества, то, кроме детей, непременно оделяет и друзей. Поэтому-то китайцы и говорят, что дружеские отношения между людьми на Западе отличаются большою искренностью. При всем том, из чтения западных книг можно убедиться, что и там, также [606] как и в Срединной империи, лица влиятельные сближаются между собою и помогают друг другу; также как и у нас, люди ухаживают друг за другом при помощи вина и угощения. Лишь только богач истратит свои деньги или чиновник потеряет свое влияние, все друзья с возможною поспешностью отказываются от него, и если стать искать друга, на которого можно было бы положиться с уверенностью, то, также как и в Китае, из ста не найдешь и одного».

II.

Перечисленные выше пять обязательных отношений почитаются в Китае основою всего общественного строя. Замечая, что европейцы соблюдают сравнительно мало внешних формальных обрядностей в отношениях между начальниками и подчиненными и между различными членами одной и той же семьи, автор весьма легко мог придти к заключению, что обязанности подданного к государю, сына к отцу, жены к мужу и младших членов семьи к старшим находятся у нас в пренебрежении. Китайцы, с своей стороны, в отношении форм и обрядностей впали в противоположную крайность, и если бы они захотели добросовестно проделывать все церемонии, предписываемые им их каноническими сочинениями и обычаями предков, то должны были бы превратиться в безжизненных манекенов, не смеющих ступить шага, не сообразуясь с тем, насколько это прилично и допустимо в данном случае. К счастью, природа человека не может подчиниться мертвой букве, и «церемонии» во всей своей полноте и неприкосновенности соблюдаются лишь в важных торжественных случаях. Тем не менее приходится удивляться, что при столь безжалостной и всепоглощающей рутине, китайцы все еще сохранили в значительной степени свою индивидуальную самостоятельность.

При склонности своей к внешним обрядовым формам, путешественники-азиаты должны были специально обращать внимание и на существующий в Европе кодекс приличий. По этому предмету мы действительно находим в рассматриваемой нами главе не мало заметок, при чем некоторые из них написаны в форме наставлений, как должны вести себя китайцы в обществе западных людей.

«На Западе хозяин дома, встретив гостя, приглашает его садиться на диван в гостиной; если выходит хозяйка или среди [607] гостей находятся дамы, то им должно уступать правую сторону, так как правая рука считается у них почетною. При разговорах с дамами нельзя курить табак, и вообще люди не курящие пользуются на Западе особенным почетом, — в их столовых, а также в первом классе железных дорог никак нельзя курить, и нарушители этого правила подвергаются штрафам. Впрочем, при близком знакомстве, можно курить и при дамах, но не иначе, как испросив на то разрешение, так как дамы все не курят. По окончании визита пожимают друг другу руки, что делается также дамам и девицам. Это пожимание рук происходит, если даже видятся по нескольку раз в день. При собрании гостей, во время разговоров, не дозволяется упоминать о грязных предметах, и если бы кто позволил себе разговор о чем-либо подобном, то все общество чрезвычайно удивилось бы, а многие, не оглядываясь, удалились бы из комнаты».

Встретив гостя у дверей, хозяин-китаец усаживает его в гостиной по левую руку от себя, так как в Китае левая сторона считается почетною. Тотчас по приезде гостя, является слуга с чаем. Подача этого чая, носящего название «гостевого», связана с известными формальностями. Обыкновенно его подносит сам хозяин, и в таком случае гость должен непременно привстать и принять чашку из рук в руки; пьется этот чай только в самом конце визита, при чем первым берется за чашку гость, и это служит сигналом его ухода; нередко, впрочем, хозяин первым начинает постукивать пальцами по своей чашке, желая этим намекнуть гостю, что визит его тянется слишком долго и что ему пора уходить. Вместе с чаем подаются и трубки для курения, причем ни один китаец, конечно, никогда и не подумает испросить позволения закурить; такое разрешение было бы совершенно излишним, так как дамы никогда не присутствуют при визитах, да они, впрочем, и не могли бы в чем-либо стеснять мужчин, так как в Китае курение так же распространено между женщинами, как и между мужчинами. В знак приветствия китайцы, также как и мы, пожимают руки, только не чужие, а свои собственные: обе руки сжимаются в кулаки и соединяются на уровне груди; легкое потряхивание этими двойными кулаками и составляет китайское приветствие, которым должны обмениваться равные между собою. По китайскому этикету различных степеней таких приветствий не менее восьми, при чем самое высшее из них есть девятикратное челобитие с троекратным коленопреклонением; [608] такое поклонение воздается Небу и императору. Существующее в Китае полное разделение полов делает излишнею сдержанность речи, которая является основным отличительным признаком благовоспитанного европейца. Упоминание даже в больших собраниях людей избранного общества о самых странных предметах не почитается в Китае неприличным. Так, например, если кто из собеседников имеет надобность удалиться на время, то он делает это, объясняя без стеснения и оговорок причину своего ухода.

Китайских путешественников также не мало интересовали обычаи и церемонии, соблюдаемые в западных странах при приемах и угощениях. Весь этот отдел написан в тоне наставления китайцам, которым пришлось бы присутствовать на общественных собраниях в Европе или принимать гостей у себя.

«На Западе у чиновных людей временами устроиваются приемы, на которые гости созываются путем рассылки пригласительных карточек; в ответах своих приглашаемые выражают благодарность, а в случае невозможности явиться извиняются в красивых выражениях. В день приема хозяин встречает гостей у дверей; при виде его должно пожать ему руку и выразить ему благодарность за приглашение. При входе в комнаты должно кланяться собравшимся гостям, а тем, с кем знаком хорошо, пожимать руки и спрашивать о здоровье. Если гости приглашены на обед, то места их обозначаются карточками с их именами. Найдя свою карточку, можно сесть на это место, и хозяин не торгуется с гостями о том, кому где сидеть. На больших приемах, где собирается несколько тысяч человек, гости не расходятся в течение целой ночи. Если же кто не может танцевать, то в 12 часов отправляется в столовую пить чай и есть пирожное, а в час или два уже уходит, при чем нет надобности прощаться с хозяином. На маленьких собраниях каждый гость, поздоровавшись со знакомыми, ищет своего удовольствия. Нередко бывает, что происходит публичное чтение стихов; в таком случае должно оставаться в зале, пока чтение не окончится, а затем, вместе с прочими, бить в ладоши и хвалить чтеца. Если же кто уйдет при этом из залы, то его могут счесть за невежу. По окончании праздника следует ожидать, пока разойдутся дамы, и только тогда можно уходить домой. В этом разнятся церемонии, соблюдаемые на больших и малых собраниях. Когда китайские посланники в Европе устроивают угощения, то они должны [609] следовать западным обычаям, так как западные люди не умеют Есть палочками. Съезжающихся гостей должно встречать у входа, а когда они все соберутся, то вести их в столовую, где накрывается длинный обеденный стол. Места хозяев определяются неодинаково в разных странах. У англичан и американцев хозяева садятся на конце стола, у французов и испанцев — по середине; почетные места находятся по правую и левую руку от хозяев. Обед начинается с супа, после чего подают красное вино. Когда кушанья приходят к концу, разливают шампанское, затем пьют коньяк (кат. транскрипция — бай-дань-дн = brandy), после чего едят фрукты и подают кофе. По окончании обеда хозяин ведет наиболее почетную из дам под-руку в гостиную, где гости сидят еще некоторое время, затем раскланиваются и уходят».

Китайцев можно бесспорно назвать людьми общительными и гостеприимными, не отказывающими себе в удовольствии повеселиться с друзьями при всяком удобном случае. Вследствие того, однако, что они обыкновенно живут группами из нескольких семей, угощения на дому случаются у них только при больших семейных празднествах, и тогда, конечно, вся семья, или вернее весь род, несет расходы в складчину. Если же кто желает угостить своих личных друзей, то делает это обыкновенно в гостиннице. К этому особенно часто прибегают люди, живущие по своим делам вдали от дома, как напр. чиновники и купцы, которые пользуются такими собраниями для свидания с нужными людьми и обсуждения своих дел. Пирушки эти носят частный домашний характер. Гораздо большими формальностями обставлены угощения, устроиваемые при семейных торжествах. Они бывают также довольно часто, так как каждая семья, хоть сколько-нибудь уважающая себя, считает долгом непременно приличным образом справить свои праздники. Приглашения при этом бывают двоякого рода: в случаях особо торжественных (как-то: дни рождения главы семьи, свадьбы и пр.) они пишутся на листах красной бумаги, иногда сложенной в несколько раз; листы эти вкладываются в красные же конверты с адресами приглашаемых. В самый день праздника, незадолго до назначенного времени, к гостям рассылаются нарочные со списками всех приглашенных. Кто собирается идти — пишет против своего имени одно слово: «знаю», а в случае нежелания воспользоваться приглашением пишут: «благодарю». Приглашения в Китае бывают исключительно на одни обеды — наши же рауты и вечера там совершенно неизвестны. [610] Обыкновенно стараются созвать число гостей кратное от восьми, так как именно восемь человек сажают за один стол. Порядок мест за столами, которые обыкновенно бывают квадратные, неодинаков в различных местностях империи, но обыкновенно почетных гостей сажают лицом к доскам, из коих состоит крышка стола, а менее важных лиц — перпендикулярно к этим доскам. При торжественных семейных угощениях хозяин никогда не садится за стол с гостями, а лишь следит за ходом обеда, при чем главною его обязанностью считается разливание первой чарки вина. Присмотрев за тем, чтобы гостям было подано всего вдоволь, хозяин нередко даже удаляется в другую комнату и является снова на сцену только когда обед уже окончен.

Китайские обеды были настолько часто описаны разными путешественниками, что я не считаю нужным утомлять внимание читателей перечислением огромного количества блюд, которые обыкновенно входят в состав этих угощений. Ограничусь лишь замечанием, что, также как у нас, вина являются необходимым аттрибутом обедов, только пьют их из маленьких чашечек, немного побольше наших наперстков. Выше я уже сказал, что приглашения у китайцев ограничиваются одними лишь обедами; — вечеров и других тому подобных развлечений у них не бывает. Это не мешает, однако, гостям проводить время весьма весело в продолжение самих обедов: — устроивается нечто в роде наших petits jeux, — гости задают друг другу загадки, подбирают рифмы к заданным стихам и т. п. В более парадных случаях на обеды приглашаются певицы и, если позволяет помещение, заказываются целые театральные представления. Стоит отметить при этом то обстоятельство, что в качестве певиц в семейные дома нередко зовут женщин заведомо распутного поведения из домов, пользующихся дурною репутациею, и им даже платят дороже, так как они почитаются более искусными и умелыми. Правда, женская половина семьи никогда не присутствует на этих празднествах, но обитательницы «внутренних покоев» не упускают случая хоть в щелку посмотреть на развлечения своих мужей и братьев и рассеять таким образом свою невеселую, однообразную жизнь.

Вопросы о трауре, погребении и сопряженных с ними обрядностях стоят в Китае на первом плане. Весьма естественно поэтому, что путешественники из Срединной империи должны были обратить особенное внимание на то, как дело это поставлено в Европе. Вот что говорят они по этому поводу. [611]

«По западным обычаям, по смерти человека, родственники омывают его тело, облачают в парадные одежды и кладут в гроб. Бедные довольствуются простыми деревянными гробами, богатые же изготовляют их из дерева и металла. Тело, положенное в гроб, выносят в церковь, куда сходятся родственники и знакомые покойного. Священник совершает служение над покойником, а затем его везут на черной колеснице и черных лошадях на кладбище, составляющее общественную собственность. На кладбищах у них могильных памятников много, подобно лесу; на них значатся имя и фамилия умершего, а также день его рождения и смерти. Если покойный оказал какие-либо заслуги пред государством, то они также обозначаются на памятнике; бедняков же просто зарывают в землю — и конец. Никаких посмертных жертв умершим не приносят; когда же родные вспоминают о своем покойнике, то отправляются в нему на могилку, смотрят на нее, сажают свежие цветы — и этим все и ограничивается. По смерти мужа или отца, вдова и дети в течение недели не выходят из комнат есть и пить с гостями. Срок траура соблюдается неодинаковый, но обыкновенно принято держаться годичного срока, а потому если кто из ближайших родственников покойного, не дождавшись истечения года, пойдет на угощение или отправится слушать музыку, то его непременно будут осуждать за это. Траур обозначается у мужчин — ношением на шляпе черной ленты, которая бывает более или менее широкою, смотря по тому, легок или тяжел траур. Женщины и девушки одеваются в черное платье и, кроме того, носят длинные вуали из черного крепа на затылке. Вместе с тем, в знак траура, на визитных карточках делаются черные ободки».

В этих заметках китайских путешественников о наших похоронных обрядах довольно ясно проглядывает некоторое удивление, что все это дело обставлено у нас так просто и незамысловато. Удивление это со стороны китайцев совершенно понятно и уместно, так как у них на родине «траурное дело» сопряжено с многочисленными и весьма сложными обрядовыми формальностями. Перечислять их здесь сколько-нибудь подробно было бы неуместно; скажу об этом лишь в общих чертах. Каждый китаец, тотчас же по кончине своей, становится предметом особого почитания со стороны родственников, главнейшею заботою коих является доставление возможно больших удобств как бренным останкам покойного, так и духу его, витающему около тела. Мысль о сооружении приличного гроба [612] для родителей составляет заботу всякого любящего и почтительного сына; еще при жизни их он начинает понемногу закупать материал или «доски долговечности», как называют их китайцы, для гроба, причем на этот предмет нередко берут весьма дорогой лес, цена коего доходит до 1.000 и более рублей за несколько досок. Подобрав исподволь подходящий материал, приступают к постройке гроба, и тот сын, у которого он находится в готовности ко дню смерти родителя, почитает себя счастливым. Уложив в гроб тело, заливают известью; доски несколько раз красятся и полируются, и все щели тщательно герметически закупориваются. Предосторожности эти необходимы потому, что погребение никогда не происходит так скоро, как у нас, а откладывается на более или менее продолжительные сроки до благоприятного дня, выбор коего зависит от особых гадателей, специально ведающих это дело; на обязанности их лежит также указание удобного места для погребения покойника. В Китае общественные кладбища существуют лишь для людей недостаточных, а все сколько-нибудь состоятельные семьи обзаводятся собственными усыпальницами, благоприятное положение коих по отношению к окружающим горам, лесам, ручьям и даже зданиям считается вопросом чрезвычайной важности. Правила для выбора благоприятных местностей изложены в особых объемистых сочинениях, которые и составляют предмет изучения для знахарей. Суеверие это чрезвычайно сильно укоренилось как в простонародии, так и среди образованного класса, и почти поголовно все китайцы верят, что выбор благоприятной местности для могилы родителей должен иметь решительное влияние на судьбу детей и внуков покойника; нередко случается, что сын устроивает родителям своим новую усыпальницу и переносит туда гробы их, думая, что несчастия, преследующие его в жизни, являются следствием неблагоприятного положения прежней могилы. Понятно, что суеверие это представляет широкий простор для предприимчивости знахарей, а они нередко целыми месяцами возятся с выборами мест для могилы и дня для похорон, выманивая не мало денег у своих доверчивых клиентов. Проволочки при похоронах бывают, впрочем, и от того, что у семьи нет достаточно средств для того, чтобы похоронить своего покойника. — Мне не раз приходилось видеть во многих домах гробы, которые стояли в общих жилых комнатах годами, при чем члены семьи, наконец, так привыкали к ним, что употребляли их вместо столов, не стесняясь ставить на [613] них свою домашнюю утварь. Приступая к устройству своей семейной усыпальницы, китаец старается приспособить ее к приему возможно большого числа повойников, и со свойственною ему практичностью он, в силу экономических соображений, обыкновенно высекает заранее на надгробном памятнике имена всех тех, кто имеет быть погребен в данной могиле; в этот список поэтому нередко входят и имена лиц, еще благополучно здравствующих, день смерти коих на надписи, конечно, не обозначается.

Траур на все степени родства определен в Срединной империи самым строгим и категоричным образом, так что даже в оффициальных бумагах, при обозначении родства между двумя лицами, говорится, например, что такое-то лицо приходится другому племянником с трехмесячным трауром. В самых церемонных придворных сферах в Европе неизвестны такие тонкости относительно траура и внешних его признаков, каких придерживается каждый сколько-нибудь достаточный китаец. Никаких вольностей в сроках ношения его родственники покойного себе дозволить не могут и не смеют, так как всякое уклонение от общепризнанных форм неизбежно повлекло бы за собою полное презрение всего общества к дерзкому нарушителю обычаев. Уже выше я имел случай упоминать, что траурный цвет у китайцев белый, а костюм полного траура, носимого по отце или матери, состоит из белого халата, сшитого из грубого, неподрубленного холста. Степеней траура, различающихся в одежде, чрезвычайно много, перечислять их здесь было бы трудно, но о щепетильности китайцев в этом отношении можно судить по тому, с какими оттенками они обозначают свой траур на визитных карточках. В обыкновенное время употребляются карточки красного цвета с черными буквами; при глубоком трауре карточка делается из бумаги бурого цвета; вторая степень обозначается тем, что на карточке обыкновенного красного цвета фамилия пишется черною тушью, а имя — желтою; наконец, при самой легкой степени траура, над фамилией ставится мелким шрифтом иероглиф: «траур», и здесь еще делается различие, а именно употребляются разные иероглифы, по которым можно заключить, в какой степени родства находится податель карточки к тому лицу, по котором он носит траур. Кажется, сложнее и запутаннее трудно и придумать что-либо. [614]

III.

Китайским путешественникам, как чиновным, так и частным, конечно, мало представлялось случаев знакомиться с интимною, семейною жизнью «западных людей»; гораздо доступнее было для них наблюдение за разными явлениями в нашей общественной жизни. Вот, например, что говорит о праздновании Рождества Христова в Европе китайский поверенный в делах в Берлине.

«На Западе ежегодно 25-го числа 12-ой луны повсеместно празднуют Рождество Христово. Христианские государства почитают это за большой праздник, и в самый день этот утром все население собирается в церквах помолиться и выслушать поучения. Еще за несколько дней до наступления праздника всюду заготовляются засахаренные фрукты и закупаются игрушки, которые за день до Рождества рассылаются родным и знакомым. В качестве подарков посылаются также цветы и раскрашенные карточки с благопожеланиями. В канун Рождества в каждом семействе устроивается елка, на которой густо развешивают свечи пяти цветов, игрушки, плоды. На эти елки приглашаются родные и друзья, мужчины и женщины, взрослые и дети, все садятся кругом стола и угощаются вкусными кушаньями и винами, фруктами и всевозможными, лакомствами. После угощения принимаются за разные игры, отгадывания и т. п. То же самое происходит и в бедных домах. В течение трех дней до и после праздника все отдыхают от всякой работы».

Вот что говорит о встрече нового года в Европе один из китайских чиновников, служивший при миссии в Берлине в семидесятых годах.

«На Западе, при встрече нового года, родные и друзья обыкновенно посылают друг другу подарки, которые изготовляются исподволь ими лично или же нарочно приобретаются при приближении праздника. До посылки не дают знать о приготовлении подарков (сюрприз); нередко посылается одна лишь какая-нибудь вещь, и это уже почитается за подарок».

Главнейшим китайским праздником следует считать новый год. — Уже за несколько недель до наступления этого дня заметно его приближение по всеобщему оживлению, а также чистке и мытью, которые происходят всюду. Улицы наполняются многочисленными покупателями, буквально осаждающими лавки. Во многих городах северного Китая почти на всех углах [615] восседают за особыми столиками писцы, изготовляющие по заказу в несколько минут на больших листах красной бумаги надписи с приличными случаю изречениями. Этими красными вывесками украшают ворота всех домов и главным образом лавок. Вот примеры таких надписей: «счастье да пребывает у ворот»; или: «богатые покупатели да входят в эту дверь». Иногда надписи эти имеют и нравоучительный оттенок, например: «богатство приобретается только путем справедливости» и т. п.

Китайцы отличаются большою практичностью и добросовестностью в денежных сделках, а потому они совершенно справедливо думают, что веселиться на праздниках может только тот, кто исправно расплатился со своими долгами, и вследствие того пригоняют к большим праздникам сроки платежей по обязательствам. Пред наступлением нового года кредиторы устроивают усиленные облавы на своих должников, и последние, для поддержания своего доброго имени, принуждены бывают раскошеливаться. Деньги к концу года поэтому страшно дорожают, что дает возможность ростовщикам и закладчикам наживать хорошие барыши. Будучи большими любителями всякого рода шума, китайцы пользуются каждым торжественным днем, чтобы сжечь возможно большее количество хлопушек. В некоторых пунктах Пекина, как напр. около русского посольства, стрельба эта принимает подчас такие колоссальные размеры, что походит на сильнейшую бомбардировку. Если такие фейерверки, сжигаемые в самых многолюдных и густо застроенных городах, не причиняют обыкновенно опустошительных пожаров, то объяснить это можно только необычайною трезвостью китайцев. За пятилетнее пребывание мое в Срединной империи мне ни разу не приходилось видеть на улице безобразно пьяного человека, даже в самый разгар новогодних празднеств. С другой стороны, в праздничное время китайцы с увлечением отдаются своей всепоглощающей страсти — азартной игре. Как на улицах, так и почти во всех домах игра идет самая ожесточенная, и в ней принимают участие как богатейшие купцы, так и последние чернорабочие.

Первые дни нового года, также как и у нас, сплошь заняты визитами и принесением поздравлении родственникам, начальству и сослуживцам; существует также обычай рассылать визитные карточки. Обмен подарков между родственниками и добрыми знакомыми обязателен. Приношения эти, если не всегда отличаются хорошим качеством, зато берут количеством и [616] состоят преимущественно из съедобных вещей, которых посылают обыкновенно целые корзины. Одна коробка конфект или один какой-нибудь пирог наверное не удостоились бы в Китае названия новогоднего подарка.

IV.

Не малое впечатление производили на заезжих китайцев европейские театры с их великолепною сценическою обстановкою.

Вот как описывает парижский балет подполковник Бин-чунь, совершивший небольшое путешествие по Европе в 1866 году.

«Во французской столице театральные сцены велики настолько, что могут вместить до 200 человек. Актеры переодеваются в старинные костюмы, отличающиеся блеском и свежестью. Свет настолько ярок, что ослепляет глаза. Около 50-60 женщин необычайной красоты танцуют полунагие. Декорации могут изображать горы, реки, водопады, солнечное и лунное освещение. Откуда ни возьмись, вдруг появляется на сцене какое-нибудь божество, или же небесные феи поражают людей стрелами лучезарного света. Все это так удивительно и прекрасно, что невозможно даже себе представить».

Китайцы, вообще говоря, большие театралы и с наслаждением высиживают не только целые часы, а даже под-час и дни, слушая какую-нибудь бесконечную историческую драму. Терпение их заслуживает в этом случае тем больших похвал и удивления, что китайские театры, подобно древне-греческим, лишены почти всяких сценических приспособлений, и зрителям приходится вооружиться изрядною долею воображения, дабы представить себе обстановку, в которой происходит действие. Горы, например, изображаются нагроможденными в кучу стульями, а городские стены — поставленными в ряд скамейками. Отсутствие декораций до некоторой степени возмещается роскошными костюмами; при этом следует заметить, что все они — национального китайского покроя, а не маньчжурского, насильственно введенного ныне господствующею в империи династиею. Китайские труппы актеров обыкновенно состоят из одних только мужчин, исполняющих всякие женские роли во всех отношениях прекрасно и натурально. Существует, впрочем, и несколько женских трупп, но их сравнительно очень [617] мало. Кроме больших исторических пьес, китайская драматическая литература содержит также не мало произведений более легкого жанра — комедий и фарсов. Кроме того, почти в каждой пьесе имеется музыкальная часть в виде вставленных в действие отдельных нумеров пенья. Роскошью обстановки, т. е. главным образом костюмами, славятся театры южного Китая, преимущественно кантонские, а вокальным искусством актеров — пекинские сцены. Европейцы, впрочем, плохие ценители китайской музыки, и неизбежным последствием для них продолжительного сиденья в китайском театре является сильная головная боль.

Останавливаясь на особенностях нашей уличной жизни, один из китайских путешественников делает следующую заметку о нищих:

«Во французской столице есть не мало детей, которые просят милостыню. Если кто хочет подать им, то должен сделать это скоро, дабы не заметил полицейский. Если же он увидит, то нищий непременно будет наказан. Делается это потому, что для сирот есть приюты, и прошение милостыни почитается за проступок».

Китайские города могут, по справедливости, почитаться раем для нищих. Отсутствие сколько-нибудь действительного полицейского надзора предоставляет уличным бродягам полный простор, и они действительно умеют пользоваться этою свободою, немилосердно эксплуатируя мирных граждан, которые принуждены, хотя под-час и против доброй воли, раскошеливаться, дабы избавиться от их навязчивости. Трудно себе представить что-нибудь более отвратительное, чем китайские нищие, — полунагие, покрытые страшными струпьями, эти жалкие отребия человечества являются настоящими уличными пугалами. Главными жертвами своими они избирают содержателей лавок и ресторанов: усаживаясь у дверей, они затягивают свою унылую песню и не трогаются с места, пока не получат следующего им подаяния. Присутствие такого пугала у входа в лавку устрашает всех почтенных покупателей и заставляет купцов волею-неволею раскошеливаться. Из этого примера видно, что китайские нищие не страдают недостатком изобретательности. Все приемы попрошайничества развиты у них до совершенства. Естественно поэтому, что эксплуатация малолетних и даже умышленное уродование их практикуется среди них в самых широких размерах.

Немалое впечатление производило на китайцев активное [618] участие в уличной жизни женского элемента. Переводчик Дэ-лин, сопутствовавший Бин-чуню во время его поездки по Европе в 60-х годах, делает следующую заметку о женщинах-продавщицах в парижских магазинах:

«Во французской столице в магазинах служат приказчицами все красивые женщины; приходящих покупателей они принимают с улыбками, величая их именем «мо-сы-ё», что означает в переводе: «большой господин». Если покупать, например, перчатки, то они станут сами примерять их на каждую руку, запрашивая за вещь, которая стоит не более четырех долларов, 7-8 долларов. Если дать им их цену, то они чрезвычайно радуются. В праздничные дни можно выбирать наиболее красивых из них и отправляться с ними на прогулку. В тех лавках, где не служат женщины, до конца года не продадут ни одной вещи».

В китайских городах женщины совершенно устранены от какой-либо активной деятельности в публичных местах. Даже самый бедный лавочник старается, по возможности, обходиться без помощи своей жены и только в силу крайней необходимости согласится посадить ее к себе за прилавок. Исключением в этом случае являются лодочницы в южном Китае, играющие такую же роль, как и приказчицы в европейских магазинах, а именно красивейшие из них привлекают наибольшее количество нанимателей. Лодочницы эти носят особый костюм и ног себе не уродуют, чем резко отличаются от прочих китаянок. Они принадлежат к водяному населению городов, живущему постоянно в лодках. Все прочие жители города относятся к ним с нескрываемым презрением, и самый беднейший из «береговых» граждан призадумался бы, если б пришлось женить сына или отдать дочь свою за «водяного». Этою изолированностью «лодочного» населения южных китайских городов искусно воспользовались католические миссионеры, которые находят себе в этой среде наибольшее количество прозелитов.

V.

Как ни трудно было проживающим в Европе китайцам делать наблюдения над повседневною жизнью «людей Запада», над их привычками и склонностями, тем не менее в рассматриваемой нами главе помещено не мало интересных [619] замечаний и в этом отношении. Приведу на выдержку некоторые из них.

«Западные люди любят чистоту: их купальни и отхожие места содержатся отменно опрятно; если кто кашляет, то прикрывает рот платком; при курении пепел непременно бросается в особые пепельницы; полотенца они меняют ежедневно, но в то же время полотенца, которыми вытирают лицо, употребляют также и для нижней части тела».

Китайские бани предназначены исключительно для бедного класса населения. Это длинные неказистые постройки с корридорами по средине и маленькими каморками по сторонам; в каждой такой каморке стоит небольшой деревянный чан, который наполняется, по требованию посетителя, теплою водою. В настоящее время приобретает понемногу право гражданства европейское мыло, но большею частью китайцы употребляют свое собственное мыло, изготовляемое из сильно надушенного свиного сала. Мытье в китайской бане обходится копейки в три, — немудрено поэтому, что и грязь в них прямо пропорциональна дешевизне. В казенных управлениях и богатых домах отхожие места представляют собою невозможно грязные клоаки. В домах же средней руки обходятся совершенно без этих удобств, и общим отхожим местом служит многострадальная улица, где единственными исправными ассенизаторами являются собиратели удобрения и собаки.

В Срединной империи курят обыкновенно небольшие трубки и пепел из них выколачивают об сапог или прямо об пол, благо ковров не полагается. Китайцы носят при себе обыкновенно тряпку из грубого холста, которая заменяет у них наш платок, по называется совершенно справедливо полотенцем, так как, в случае потребности высморкаться, китайцы предпочитают обходиться при помощи двух пальцев, употребляя свое «полотенце» лишь для утирания затем рук.

Признавая и высоко ценя любовь европейцев к чистоте, китайцы, тем не менее, не могут удержаться, чтобы не упрекнуть нас в непростительной, по их мнению, неряшливости в следующем деле.

«Газеты, письма и вообще бумагу с изображенными на ней буквами «западные люди», по прочтений, бросают в навозную кучу и употребляют для самых непозволительных целей, не чувствуя при этом в печатной бумаге никакой жалости и почтения».

По поводу этого замечания мне приходится сказать несколько [620] слов о странном на наш взгляд, но в Китае повсеместно распространенном почтении к бумаге с написанными или напечатанными на ней иероглифами. Частные лица, а также специальные благотворительные учреждения стараются всеми зависящими от них средствами спасать от поругания печатную бумагу. На улицах выставлены ящики, похожие на наши почтовые, с надписями: «жалейте и почитайте писанную бумагу». В эти ящики прохожие приглашаются бросать ненужные им клочки бумаги. Специально нанимаются рабочие, которые должны обходить улицы и подбирать валяющиеся клочки писанной бумаги, а также вынимать все подобное из щелей в стенах домов, куда, за неимением ящиков, нередко засовывают бумагу благомыслящие люди. Эти же благотворительные учреждения скупают макулатуру в печатных лавках и других местах. Собранная такими способами бумага сожигается в особо устроенных для этой цели печах и пепел вывозится в море, или же бросается на дно реки. Благотворительные общества стараются также о возможно широком распространении своих воззрений помощью увещаний и воззваний. Считаю небезынтересным привести здесь в переводе одно из таких воззваний, которые были в прошедшем году во множестве экземпляров расклеены по улицам Фучжоу (город в южном Китае).

«Увещание жалеть печатную бумагу. — Чиновные дамы и богатые семьи увещеваются жертвовать деньги для поддержания обществ, имеющих целью скупать изодранные книги и ненужную печатную бумагу и тотчас же сожигать все это. Эти же состоятельные люди убеждаются нанимать рабочих для собирания рваных клочков печатной бумаги, валяющихся на улице, а также осколки чашек и обрывки золоченой бумаги с напечатанными на них иероглифами. Те из образованных, которые имеют средства, должны приглашать единомышленников собирать деньги, составлять кружки, которые бы озабочивались наймом людей для собирания бумажек с буквами. Те же, кто не имеет средств, должны делать это сами и подавать пример другим. Все вообще главы семей должны наблюдать, чтобы их домашние не относились легкомысленно и не употребляли взбалмошно печатную бумагу. За соблюдение этих наставлений впоследствии непременно будет возмездие. Деревенские учителя и вообще все лица, имеющие учеников, должны распространять среди них чувство почтения к иероглифам, при чем им следует преподавать в школах подробные наставления в этом смысле и вселять в детях убеждение, что за соблюдение этих [621] правил они несомненно получат благое воздаяние. Земледельцы, рабочие и купцы не должны употреблять бумагу с напечатанными на ней буквами для обертки, оклейки и других т. п. надобностей. Не следует также допускать наклейки надписей с обозначением имени и фамилии владельца на разных орудиях и сосудах; на сих последних не должно также вырезывать или печатать какие-либо буквы».

Такое уважение к иероглифам и к печатной бумаге вообще объясняется тем, что вся наука китайцев состоит в изучении отечественных письмен и литературы, в которых, по их мнению, сосредоточена вся премудрость человеческая. Во всяком случае, одним из благих следствий этого почтения к буквам является основанная на нем энергичная пропаганда против порнографической литературы и соблазнительных картинок с пояснительными к ним текстами, до которых, вообще говоря, китайцы большие охотники.

Привожу далее отдельные заметки китайцев о некоторых бросившихся им в глаза особенностях «западных людей».

«На Западе женщины и девицы близорукие одевают очки и ходят в них по улицам; так поступают и подростки в десять слишком лет».

Употребление очков сильно распространено в Срединной империи, но исключительно среди мужчин. Многие носят их потому, что они служат яко бы признаком принадлежности к интеллигенции. Причисляя себя к этому привилегированному сословию, ходят в очках безо всякой надобности молодые люди в 20-25 лет. Женщины же, наоборот, прибегают к очкам лишь в случаях крайней необходимости и снимают их как только последняя миновала. У китайцев до сих пор сохранилось странное предубеждение против стеклянных очков, которые, по их мнению, портят глаза; они питают предпочтение к хрусталю. При покупке очков китайцы никогда не руководствуются советами своих врачей, — кстати сказать, ничего в этом деле не понимающих, — а выбирают на глаз, какие придутся.

VI.

«На Западе, если кто хочет кончить жизнь самоубийством, бросается с верхних этажей зданий или ложится под поезд; кости и тело его при этом растерзываются так, что жалко смотреть». [622]

Жизнь человеческая ценится в Китае очень недорого; этим, вероятно, можно объяснить то, что самоубийства случаются там не в меру часто. К ним нередко прибегают из-за самых ничтожных причин: например, обиженный человек, желая отомстить за нанесенное ему оскорбление и не располагая другими средствами, поканчивает с собою в доме обидчика, что навлекает на последнего кучу неприятностей в виде вмешательства властей, обязательства похоронить самоубийцу на свой счет и т. п. От этого способа мести в Китае даже выработалась особая поговорка: «бросать в кого-нибудь собственною головою». Некоторые виды самоубийства прямо санкционируются как общественным мнением, так и правительством, например самоубийства вдов и невест, у которых до свадьбы умерли женихи. Таким добродетельным женщинам, по представлению губернаторов, богдохан нередко жалует похвальные рескрипты, прославляющие их подвиг самоотвержения. Как ни легко относится китаец к вопросу о собственной жизни, тем не менее он никогда не решится искалечить себя, так как каждый добрый конфуциянец должен сохранить тело свое невредимым, каким получил его при рождении от отца и матери, и несоблюдение этого закона доказало бы непочтительность к родителям. Самыми употребительными способами самоубийства являются поэтому отравления, преимущественно опиумом, голодная смерть и повешение.

«На Западе учителя не наказывают телесно своих учеников; господа в обращении со слугами не бранятся; зовя людей, употребляют звонки, а не кричат».

Телесные наказания являются необходимым аттрибутом китайского воспитания; при этом употребляются небольшие бамбуковые линейки приблизительно в 2 1/2 фута длины и в 1 1/2 дюйма толщины. За легкие проступки линейками этими бьют по ладоням, а за более серьезные — по другим местам. Учителя, не наказывающие достаточно часто своих учеников, не пользуются у китайских родителей хорошей репутацией и непременно слывут за нерадивых и ленивых. Нельзя сказать, чтобы китайские господа позволяли себе вообще резко обращаться со слугами, но раз уже начнут ругаться, то делают это на славу. До звонков для призыва прислуги китайцы еще не додумались; в маленьких домах они не нужны, а в обширных дворцах богатых я чиновных лиц всегда столько разной челяди, что слуги торчат у каждой двери и немедленно откликаются на зов барина. [623]

«По западным обычаям, люди, находящиеся между собою в родственных отношениях, при свидании после долгой разлуки, или же при расставании, целуют друг друга, без различия полов, что почитается у них общим правилом: При проводах и встречах, если желают перекликаться издали, мужчины снимают шляпы, а женщины машут платками».

Поцелуи в Китае настолько необычны, что даже мужья не целуют жен своих, по крайней мере никогда не признаются в этом, так как поцелуй считается вещью похотливою и неприличною. Открыто лишь мать целует своих маленьких детей, да и то только до 5-6-летнего возраста. Китайцы никогда не обнажают головы в знак приветствия; при проводах же обыкновенно лишь отмахиваются руками, желая дать знать, чтобы провожающие возвращались домой и не трудились следовать далее.

«Языки народов Запада неодинаковы. Тем не менее отца дети повсюду называют «папа», а мать «мама», что совершенно сходно и со Срединным государством».

Сообщение китайских путешественников о том, что «западные» языки неодинаковы, могло бы показаться излишним, если не принять во внимание того глубокого невежества обо всем иностранном, которое до сих пор царит в Срединной империи. — За весьма редкими исключениями, китайцы твердо убеждены, что посещающие их страну иноземцы-пришлецы с каких-го незначительных островков, окружающих со всех сторон обширную Срединную империю, и что все они без различия говорят на одном каком-то непонятном, птичьем языке,

«В женщинах своих западные люди ценят черные, желтые или красные волосы, тонкие тальи, маленькие ножки, высокую грудь и желтые (sic) зрачки».

Китайский идеал красоты несколько отличается от нашего. В женщине ценится прежде и больше всего маленькая ножка; о варварском обычае китаянок уродовать себе ноги в Европе уже достаточно известно. Моду эту не мог искоренить даже страх пред смертною казнью, какое наказание назначил один из императоров нынешней маньчжурской династии за нарушение его указа, воспрещавшего уродование ног; указ этот так и остался мертвой буквой. Начиная с шестилетнего возраста, а иногда и раньше, несчастным девочкам уродуют ступни, и в результате у них образуются, по китайскому выражению, «лилейные ножки», которые обуваются в крошечные башмачки, по форме весьма похожие на телячьи копытца. Костюм китаянок состоит из целого ряда бесформенных халатов, а [624] потому никакого понятия о талье или бюсте они не имеют. Высокая грудь считается скорее недостатком, и женщины нередко прибегают к помощи особых бандажей для сокращения размеров своих не в меру развившихся форм.

В заключение считаю небезынтересным привести здесь несколько замечаний китайских путешественников о национальных особенностях различных европейских народностей.

«Французы питают пристрастие ко всему изящному и блестящему. Сыновья и младшие братья богатых домов готовы, например, отдать 5-6 лан (10-12 руб. сер.) за пару шелковых чулок; по природе своей они любят пустую видимость. Всякие вещи они берут из известных (модных) магазинов, переплачивают несколько раз их стоимость и не жалеют о деньгах. Жители столицы Франции любят прогулки и угощения; в платье же отдают предпочтение всему блестящему и свежему. Люди других государств во множестве приезжают в Париж, дабы погулять и повеселиться, и нет таких, которые бы не хвалили тамошнюю жизнь. В этом городе до такой степени, все веселятся, что забывают даже о возвращении домой.

«Англичане отличаются расточительностью; их жены и дочери тратят взбалмошно. Одно женское платье обходится, например, в сто лан (200 руб. сер.), одевают его каких-нибудь два раза, а затем считают уже сносившимся и переменяют на новое. Расходы их на экипажи и лошадей, а также на вино и еду для ежедневных приемов и выездов чрезвычайно велики. На этот предмет ежемесячно уходит 300-400 лан. Поэтому девушка при выборе жениха рассчитывает, что семья его богата; с другой стороны, мужчины, опасаясь значительных расходов, решаются приступить к брачным переговорам, только удостоверившись предварительно, что невесты их имеют собственные средства для своих личных трат. Вследствие этого у них много мужчин и женщин до конца жизни вовсе не женятся и не выходят замуж. По той же причине обилие детей, почитаемое у нас за счастие, англичанами считается горем».

Существующее в Китае разделение полов делает невозможными в этой стране бешеные траты на платья, выезды и т. п.. Вообще, можно с уверенностью сказать, что разорение от расточительности женщин неизвестно в Срединной империи. Поэтому соображения, удерживающие от браков наших «женихов», в Китае совершенно неуместны.

Китайские путешественники не преминули обратить внимание на одну из выдающихся слабостей англичан-простолюдинов. [625]

«Англичане пьют, подобно тому, как волк жрет или кит глотает, и напиваются часто до беспамятства; при этом нередко бывает, что для содержимого чарки они лишаются имущества. По статистическим справкам оказывается, что в Англии совершено в 1875 году 2.916 преступлений от пьянства мужчинами и 1.113 — женщинами».

Китай по справедливости может называться страною умеренности и воздержания. Пьянство до безобразия и бесчувствия здесь совершенно неизвестно, и если пьяницы и существуют вообще, то разве среди достаточных классов, которые тщательно скрывают свою слабость. На улице же пьяных или даже людей навеселе встретить очень трудно. Причина этой замечательной трезвости населения несомненно кроется во всеобщей распространенности столь невинного и здорового напитка, как чай. В любом китайском городе на десять чайных лавок едва ли можно насчитать два кабака, и в каждом трактире, едва успеет посетитель сесть за стол, ему уже подают чашку горячего чаю, которым он и утоляет свою жажду, не прибегая для этого к каким-либо хмельным напиткам. Достойно замечания, что от отсутствия крепках напитков китайские сборища ничуть не теряют в смысле оживленности и веселия: Добродушного смеха и шумного говора в китайских чайных бывает едва ли не больше, чем в наших «портерных» и т. п. заведениях.

«Немцы пристрастны к церемонности и относятся с большим почтением к знатности. При встрече с знакомыми они непременно приподнимают шляпу, отчего англичане говорят, что шапка не остается спокойною на голове немца в течение пяти минут. Военные кланяются друг другу, поднося руку в козырьку, при чем даже если корпусный командир встречается с простым солдатом, все-таки считает себя обязанным отвечать на его поклон. Большое значение придается у них возможности выставить множество чиновных званий на визитных карточках и вывесить много орденов на платье. Чиновных званий, выставляемых таким образом, бывает от 4 до 5, орденов же иногда — 40 или 50. Дамы, при встрече со старшими родственниками или почетными гостями, должны пригибать оба колена. В старину не было обычая пожимать руки друг у друга, и мода эта введена сравнительно недавно. При этом младший не имеет права первый протягивать руку для пожатия старшему. Крепкое рукопожатие и низкий поклон означают близкие узы и любовь. Весьма близкие друзья целуются при встрече, при чем так поступают люди с совершенно седыми [626] головами. У жены близкого знакомого можно поцеловать руку. После еды каждый пожимает руку другого. Церемонии, соблюдаемые среди них, вообще весьма разнообразны. При разговорах с дамами и кавалерами должно упоминать об их рангах. Немцы вообще называют мужчин мань-инь-хань-ээр (Т. е.: mein Herr.), а дам — ма-дай-му; девиц же — ма-да-май-сы. Это, впрочем, не считается достаточно почтительным. Дабы потрафить собеседнику, должно непременно упомянуть его титул или чиновное звание; также и с дамами говорят, называя их женами таких-то чиновников, академиков или профессоров».

Китайские путешественники, ознакомливаясь с немецкими обычаями, попадают на интересную и благодарную для них почву. Вот почему они так долго останавливаются на этом любезном им предмете. По части церемонности и манерности, немцы, пожалуй, более других европейцев походят на китайцев.

При встречах на улице, чиновные китайцы, которые никогда почти пешком не ходят, должны вылезать из своих экипажей и приветствовать друг друга стоя. Признавая все неудобство этой процедуры, сами китайцы придумали разные ухищрения, чтобы избавиться от нее; например, во время проезда на улице, чиновники одевают очки, добровольно записываясь, таким образом, в число близоруких и снимая с себя этим путем всякую ответственность за неучтивость. Солдаты отдают честь офицерам, становясь при их приближении во фронт; военные начальники ничем не отвечают на такое приветствие.

На обыкновенных китайских визитных карточках не пишутся титулы и звания; исключение допускается в том случае, когда младший чиновник представляется старшему по службе; он подает при этом своему начальнику особую карточку, написанную на длинном складывающемся листе красной бумаги; на ней выписаны подробно чин и звание представляющегося.

Орденов за отличие в том смысле, в каком мы их понимаем, в Китае вовсе не существует, так как трудно считать таким «орден двойного дракона», придуманный специально для иностранцев и жалуемый китайским министерством иностранных дел, по-видимому, без испрашивания на то соизволения богдохана. У китайцев, впрочем, есть свои знаки отличия, жалуемые чиновникам за разные заслуги. [627] Назову для примера — право ношения куртки желтого цвета, право ездить верхом в пределах дворца, павлиньи перья с тремя, двумя и одним глазом, прикрепляемые горизонтально к верхушке головного убора.

Строгое разделение полов, существующее в китайском обществе, по необходимости исключает из кодекса приличий правила о том, как кавалеры должны поступать с дамами. Это ничуть не мешает, однако, церемониалу, соблюдаемому мужчинами в обращении между собою, быть чрезвычайно сложным и вычурным. Для того, чтобы считаться в разговоре вполне корректным, необходимо постоянно унижать себя и все свое и возвышать все и вся относящееся до собеседника. Например, о себе говорят как о «глупом младшем брате», о жене своей — как о «низкой обитательнице внутренних покоев», сыновей своих называют «щенками» или «клопами». Собеседника же величают «старшим братом», жену его — «уважаемой дамой», а сыновей — «почтенными молодыми людьми». Положение в данном случае осложняется еще тем, что ни собеседника, ни домашних его никоим образом нельзя называть по их именам, а должно всегда величать такими вычурными кличками. Эта необходимость избегать прямых обращений и вести разговор в третьем лице является одним из наиболее значительных камней преткновения для иностранцев, желающих преодолеть трудности китайского разговорного языка.

По-видимому весьма странно, что составитель «Си-ши-лэй-бянь», помещая характеристики различных европейских народностей, обходит совершенным молчанием нас, русских, ближайших соседей китайцев и потому, казалось бы, наиболее интересных для них «заморских людей». Объясняется это упущение весьма просто. — Дело в том, что составлением таких общих характеристик занялись в своих записках лишь два китайских дипломата, которым не пришлось побывать в нашем отечестве. Впрочем, в других главах своего труда автор с лихвою возмещает этот пробел и уделяет нам достаточно места, останавливаясь довольно подробно на разных особенностях нашего законодательства, формы правления и т. п. Собрание всех сведений о России, разбросанных в различных отделах этой объемистой компиляции, могло бы сделаться предметом особого, весьма любопытного исследования. Здесь же упомяну лишь, что у себя дома китайцы относятся к живущим среди них русским с большими симпатиями, чем к прочим «заморским людям». Объясняется это, помимо присущих [628] нашей натуре, уживчивости и добродушия, еще и тем, что мы держимся совершенно в стороне от двух явлений в жизни Срединной империи, которые неразрывно связаны в голове каждого китайца с пребыванием у них иностранцев: это — торговля опиумом и миссионерская деятельность, дающая, по крайней мере в некоторых своих проявлениях, постоянные поводы к столкновениям между просветителями и просвещаемыми.

Д. Покотилов.

Фучжоу, 1-го октября 1892.

Текст воспроизведен по изданию: Китайцы о европейцах // Вестник Европы, № 6. 1893

© текст - Покотилов Д. Д. 1893
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1893