№ 93

Цзян Кай

Записки о деятельности бандитов-[ихэ]цюаней в уезде Пинъюань ¹

Уездный город Пинъюань расположен в 25 ли от уездного города Эньсяня. Между ними пролегает река Мацзяхэ. В 25 году правления Гуансюй (1899) я, Цзян Кай, уроженец области Цзинмэнь, был переведен на службу в уезд Пинъюань из Цзюйчжоу ².

В первых числах 4-й луны (середина мая) мне доставили письмо от католического миссионера Гао Фэн-и ³, в котором он сообщал, что изучавший военное дело Чжан Цзэ избил Чжан Ань-е. [Чжан] Ань-е, сын старшего брата Чжан Цзэ, также изучавший военное дело, отличался злым, сварливым характером, за что односельчане не любили его, а поэтому письмо было оставлено без внимания. Через некоторое время Гао Фэн-и приехал лично из города Юйчэна и рассказал, что Чжан Цзэ, Вэй Фэн-сюань и другие, набрав дурных людей в Тишане, овладевают по ночам приемами ихэцюаней и уже совершили нападения на две церкви в Сяовэйчжуане, причем настоящим главарем шайки является военный студент из деревни Сяотунь — Ван Чжи-бан.

В Сяовэйчжуане стоял обычный жилой дом, служивший местом отдыха для приезжающих-миссионеров, в котором было немного [140] повреждено изображение Христа и поломана большая часть утвари. Я отпустил старосте деревни деньги и приказал восстановить повреждения, кроме того, вызвал в город военного студента Ван Цзя-саня, сына Ван Чжи-бана, и сказал ему: «Население и христиане давно враждуют между собой, но если мы будем притеснять христиан, то на насилие они ответят насилием, а поэтому лучше доказывать им истину в спорах». Поскольку Ван Цзя-сань не понял, я пояснил: «Если население будет создавать религиозные дела, давая выход накопившемуся гневу, то иностранцы будут использовать эти инциденты для дальнейшего раздувания вражды. В результате инцидента в Цзюйе в позапрошлом году количество христианских церквей увеличилось на тринадцать. Следствием инцидента в Ичжоу в прошлом году явилась постройка христианских церквей в городах Жичжао, Цзюйчжоу и Яньчэне. Таким образом иностранцы отбирают у нас важные позиции и получают возможность обирать нас. Все виновники этих инцидентов были в конце концов казнены. Отсюда совершенно очевидно, что инциденты не причиняют христианам ни малейшего вреда, а страдаем от них лишь мы сами. Возможно, население не понимает этой истины, но местные шэньши с тревогой осознали этот факт». [Ван Цзя-сань] как будто все еще не понимал, поэтому я прямо объяснил: «Те, кто имеет дело с амулетами и заклинаниями,— обманщики, причиняющие вред [народу], а те, кто обманывает народ амулетами и заклинаниями,— последователи еретических учений. Еретики всегда поднимают смуты, а обманщики всегда устраивают беспорядки. Участвующих в смутах казнят, участвующих в беспорядках уничтожают. У тебя есть семья, не верь черной магии бандитов-еретиков». [Ван] Цзя-сань наконец понял, в чем дело. Вернувшись домой, он передал разговор отцу, который взял на себя роль посредника, в результате в Тишане и Сяовэйчжуане жизнь вошла в свое русло, но корень зла остался.

В ходе разбирательства этого дела власти не наказали палочными ударами ни одного человека, а население не пострадало ни на копейку. Чжан Цзэ и Вэй Фэн-сюань были весьма удовлетворены таким исходом. Они продолжали устраивать сборища по ночам, которым прекращались с рассветом, их влияние неимоверно возросло, а сами они проповедовали, что их нельзя изрубить мечом и поразить снарядом или пулей. Некоторые пытались испробовать это на себе, но в результате лишались рук или пуля убивала их, однако в этих случаях считалось, что их искусство еще не достигло нужной степени совершенства, и тренировки продолжались по-прежнему. Обсуждая эти события, люди считали, что на самом деле власти втайне покровительствуют [ихэцюаням].

В поселении Тишан, отделявшемся от уездного города Эньсянь рекой и в связи с этим называвшемся также населением Бэйти, [141] зародилось [движение] бандитов-[ихэ]цюаней, [которое перекинулось затем] в уезд Пинъюань. Новое движение распространилось на восток, вначале на деревню Сяотунь, а затем на деревни Гэбокоу и Наньсян.

Я в свое время посылал своих людей обследовать места их сборищ. Перед алтарем горизонтально висел большой меч, откуда и пошло название «Дадао». Там же находились ружья, пушки и пики.

Главным духом считался Ян Цзянь ⁴, которого они именовали «великий учитель». Более мелкими духами были Сунь Бинь ⁵, Ма У ⁶, Чжан Фэй ⁷, Сунь У-кун ⁸ и другие. Тех, в кого вселялся дух, именовали «ма-цзы» ⁹. Возраст «ма-цзы» колебался в пределах двадцати лет. Прибегая к магии, они пользовались амулетами и заклинаниями. Амулеты прикрепляли либо на макушке головы, либо носили на боку. Надев амулеты, они бесновались как безумные, а активность их возрастала в несколько раз. Они заявляли, что следующий год будет годом бедствий и Яшмовый император ниспошлет всех духов на землю.

Подробности об ихэцюанях очень взволновали меня, я испугался, что они могут навредить не только христианам. В связи с этим в 5-й луне (июнь) я подал доклад, в котором просил указаний о повсеместном запрещении [деятельности ихэцюаней]. Суть доклада сводилась к следующему: «После того как Германия, использовав в качестве предлога инцидент в Цзюйе, вынудила Китай сдать в аренду гавань Цзяочжоу и приобрела права на разработку горных богатств и постройку железных дорог в провинции Шаньдун, у всех держав проснулась непомерная жадность и они только и ждут, чтобы в Китае произошли какие-либо события, [которые можно было бы использовать в качестве предлога]. Ихэцюани, которые якобы излечивают от болезней с помощью амулетов и заклинаний, ничем не отличаются от движения Чжан Цзюэ ¹⁰ при династии Хань, они также используют вражду с христианами лишь для того, чтобы ввести в заблуждение людей.

В Шаньдуне имеют хождение многие еретические учения, постоянно дают о себе знать секты ”Байлянь” и ”Вэньсян” ¹¹, однако с глубокой древности не было случая, чтобы действия какой-либо секты приводили к положительным результатам, подобно тому как не было секты, деятельность которой не вызвала бы беспорядков. Исходя из этого, прошу указаний о повсеместном запрещении [деятельности ихэцюаней], для того чтобы, с одной стороны, не давать иностранцам повода для претензий, а с другой — успокоить народ». Даотай Цзи Цань-шэн, носивший звание «провинциальный судья», и начальник области Цзинань — Лу [142] Чан-и наложили на доклад резолюцию: «Ознакомясь с докладом, просим дать указания о запрещении [деятельности ихэцюаней]».

Затем, созвав старост сорока шести деревень, я предупредил их, что нельзя верить еретическому учению, нарушать закон о сборищах, различать [нехристианское] население и христиан. Все старосты согласились со мной, и таким образом отцы и старшие братья поняли, что они должны предостерегать сыновей и младших братьев. Однако приехавшие из провинциального центра члены шайки «Ихэцюань» заявили, что два батальона знамени «цзо» наполовину состоят из членов союза «Дадао», причем будто бы даже губернатор на их стороне. Таким образом, как мог воспрепятствовать им начальник уезда? Они устроили алтари как в самом городе, так и за его пределами. Хотя я и не верил их заявлениям, но длительная задержка резолюции губернатора [на представленный доклад] весьма огорчала меня.

Осенью, в 7-й луне (август), поступила резолюция. В ней было сказано, что «Ихэцюань — это союз ”Хунцюань”, вожаком которого считается Шао Юй-хуань, родом из Цзяннаня» и т. п. Мне был неизвестен Шао Юй-хуань и кем он является по отношению к Чжу Хун-дэну, руководителем или подчиненным, но я догадывался, что это один из вожаков бандитов-сектантов. Хотя резолюция была очень пространной и написана в высокопарных выражениях, однако [ее автор] не знал, что [ихэцюани] принадлежали к секте «Лигуа» — одной из ветвей союза «Багуацзяо». Как же темный народ мог разобраться в еретических учениях? Вражда [ихэцюаней] к христианам вызывала сочувствие населения, а их ненависть к иностранцам совпадала со всеобщим возмущением поведением иностранцев, а поэтому после получения резолюции губернатора [население] стало почитать Чжу Хун-дэна как самого бога.

В начале 8-й луны (сентябрь) христианин Ван Фу-ю из деревни Шанцзямяо заявил об ограблении. Ограбление, по его словам, совершили Ван Мин-юй — староста деревни, Чжан Цзэ, Вэй Фэн-сюань и Цао Юй-чжо. [Цао] Юй-чжо был старостой деревни Гзбокоу. [Ван Фу-ю] заявил также, что при ограблении его отец и мать получили повреждения. Вечером того же дня он сделал заявление о смерти своего отца. На следующий день я отправился на расследование. Двери и окна в доме оказались выбитыми, корзины и сундуки перевернутыми — ограбление было налицо. Однако на теле отца, которому было более восьмидесяти лет, следов ранения обнаружить не удалось. При допросе на месте [Ван Фу-ю] показал, что во время ограбления отец не получил ранений, но пережитое потрясение вызвало его смерть, поэтому Ван требовал наказать виновных.

В то же время на допрос прибыли Чжан Цзэ и Вэй Фэн-сюань, которые согласно приказу вернули одежду и вещи, захваченные в доме Гао У и других, местах; после этого дело было прекращено. Из [143] управления губернатора поступил телеграфный запрос Цзунлиямыня [о происшествии], на него был дан ответ о быстром окончании дела на месте. По этому поводу люди, обсуждавшие [события], говорили, что власти любят бандитов-[ихэ]цюаней, как своих детей, и боятся иностранцев, как тигров, и что в случае незавершения дела начальника уезда обвинили бы перед двором в нерадивом отношении к возложенным на него обязанностям.

До и после праздника осени ¹² в различных местах произошли грабежи, наиболее крупные были совершены в деревнях Дунлукоу, Синьчжуан и Ганцзыли.

13-го числа (17 сентября) Ли Чан-шуй и Ян Чуань-вэнь, жители деревни Ганцзыли, дочиста ограбили дом зажиточного христианина Ли Цзинь-бана. Между прочим, в 7-й луне Ли Чан-шуй безуспешно пытался посеять смуту в уезде Линсянь. Ему было свыше семидесяти лет, он занимал пост старосты деревни и свято верил в Чжу Хун-дэна. Когда для задержания [преступников] были посланы полицейские, Ли Чан-шуй собрал своих единомышленников, чтобы продемонстрировать свою мощь. Они били в гонги и барабаны, чтобы шумом нагнать страх, произносили дерзкие речи, самовольно присваивали себе различные звания. В это время в уезд Эньсянь прибыл вызванный кавалерийский отряд. Появление кавалерийского отряда придало смелости полицейским и напугало расхрабрившихся единомышленников Ли Чан-шуя, которые стали расходиться. Полицейские схватили шестерых преступников. Особенно отличился младший полицейский Чэнь Дэ-хэ. После того как с преступников сняли показания, ему выдали в награду 100 связок монет. Все это произошло 18-го числа (22 сентября).

21-го числа (25 сентября) кавалерийский отряд из уездного города Эньсянь прибыл в уездный город Пинъюань. Приехавший с отрядом сотник Чжу Цзин-жун, выпускник военного училища в Тяньцзине, умный и толковый человек, направился в деревню Ганцзыли. В пути его остановил некий Не, который пожаловался на ограбление. Когда Чжу Цзин-жун явился к Ли Чан-шую и Ян Чуань-вэню, оказалось, что они успели скрыться. Удалось обнаружить лишь небольшой ящичек с женскими туфлями, которые, по заявлению [Ли] Цзинь-бана, принадлежали его дочери. Туфли были возвращены владельцу. Кроме того, были найдены одеяла и ватные штаны, опознанные и взятые Не. Дома бежавших, находившаяся в них утварь и собранное зерно нового урожая были переданы на хранение старосте деревни и начальнику бао.

В законе содержатся четкие пункты о дневных грабежах, причем, если грабежи совершаются группой лиц, степень виновности возрастает. Несмотря на это, население нарушало законы, а местные власти не смели применять их. Это объяснялось тем, что большая часть христиан вела себя весьма вызывающе, особенно руководители их религиозных [144] общин. Обычно, пользуясь своим привилегированным положением, они обижали население безнаказанно, забывая, что если долго причинять многочисленные обиды, то при первом же толчке народ набросится на них с такой силой, с какой вода низвергается в ущелье или огонь полыхает в степи. Местные власти, сознавая это, жалели христиан, но находились сочувствующие [грабителям], и дела оканчивались возвратом награбленных вещей без применения более строгих мер наказания. Так было в деревнях Дунлукоу и Синьчжуан. За проступки Ли Чан-шуя следовало по крайней мере описать его имущество, но последнее было лишь передано на хранение старосте деревни и начальнику бао в расчете на то, что Ли Чан-шуй образумится. Все судачившие по этому поводу говорили, что «приняты слишком мягкие меры», поэтому Ли Чан-шуй не раскаялся.

Фактически Чжу Хун-дэн подобен Ли Вэнь-чэну ¹³, а уезд Пинъюань — уезду Хуасянь. Хотя я, Цзян Кай, не принадлежу к всесильным верноподданным, тем не менее не смею устраняться от ответственности. [Поэтому] 7-го числа (11 октября) во главе нескольких десятков стражников я отправился [на места], чтобы произвести аресты. Еще в пути два жителя — Лю и Ме — пожаловались мне на ограбление. [Наш отряд], рассыпавшись цепью по два человека, проник в деревню Чжохутунь, и здесь оказалось, что численность бандитов-[ихэ]цюаней все возрастает, а живут они за деревней в шалашах, по десять человек в каждом. По моей команде стражники смело ринулись вперед, а на месте обнаружили, что бандиты уже выстроились, готовые оказать сопротивление.

На Чжу Хун-дэне были красные штаны и высокая красная шапка. Другие главари держали в руках по два красных флага. Пики и мечи были украшены красной лентой. В отличие от других эти [ихэцюани] избрали для себя красный цвет ¹⁴, который, по их понятию, символизировал цвет огня на юге.

Покидая в первый раз [дом], они совершали земной поклон в сторону юго-востока. Для передачи команды они били в барабаны. В шайке состояли и буддийские и даосские монахи. [Члены союза] группировались по четверо, образуя круг, и поочередно ложились, вставали, отступали, наступали. Все они пришли извне, среди них немало бродячих солдат, поэтому они хорошо владеют военным делом.

Вместе с нами прибыл и городской караул, который, однако, не [145] участвовал [в событиях]. Под натиском превосходящих сил бандитов, бившихся весьма дерзко, наши стражники отступили.

— Нечего было есть.

— А почему грабят сейчас?

— Чтобы выручить тех шестерых.

Я напрямик сказал им: «Законы двора должны соблюдать как чиновники, так и народ. Если бы эти шесть человек не грабили, они не были бы арестованы. Раз они пошли на грабеж, их нельзя отпускать. Однако, принимая во внимание, что эти шесть человек — второстепенные преступники, их можно освободить, если потом толпа разойдется и установятся нормальные отношения между христианами и [нехристианским] населением. Но если добиваться цели путем шантажа, какой же чиновник, следующий повелению двора, пойдет на уступки?».

В полночь ко мне явились Сюй Гуан-вэнь, которому присвоено имя Бин-дэ, помощник начальника уезда по фамилии Линь и офицер Чжан, которые сообщили мнение четырех старост и намекнули, что требуется немедленно арестовать младшего полицейского Чэнь Дэ-хэ.

— Почему требуют арестовать Чэнь Дэ-хэ?

— Потому что он схватил шестерых человек.

— Разве этих шестерых не следовало арестовывать? Был ведь ордер на арест с печатью властей. Разве не нужно было выдавать ордера? Факт ограбления установлен. В чем вина Чэнь Дэ-хэ?

— Кое-кому известно, что Чэнь Дэ-хэ не виноват... но не будем продолжать об этом. Позвольте выяснить, можно освободить этих шестерых человек?

— Освободить-то можно, но я не решаюсь этого сделать.
Затем посетители ушли. [146]

В своем докладе от 8-го числа (12 октября) я просил прислать сюда войска для подавления бандитов. Одновременно начальник уезда Эньсянь в своем письме предлагал мне послать совместную телеграмму [губернатору]. Утром 10-го числа (14 октября) поступила телеграмма начальника уезда Личэн — Цинь Ин-куя, который сообщал, что в полдень кавалерийский отряд выступает из города. Вечером того же дня начальник области Цзинань телеграфировал, что ночью во главе отряда солдат выступит из города. Меня крайне удивила внезапность этих двух телеграмм. Но прибывший в ту же ночь начальник уезда Эньсянь разъяснил мне, что он от моего имени направил две телеграммы начальнику центрального уезда с просьбой прислать войска. Начальник уезда Эньсянь был сильно напуган всякими слухами, поэтому неоднократно просил прислать войска, которые, [по его мнению], расположились бы на территории уезда Пинъюань. Таким образом, если вспыхнет бунт, то главная ответственность падает на начальника уезда Пинъюань. А если бандиты будут полностью уничтожены, то и уезд Эньсянь избавится от опасности. О, как страшно коварство людей! Он поступает неправильно, пытаясь навлечь беду на другого, но он говорит правду, что бандиты распоясались вовсю.

После полудня [в уезд Пинъюань] прибыл с кавалерийским эскадроном командир отряда стражников, кавалерии и пехоты, начальник области Юань Ши-дунь ¹⁵. Проезжая деревню Лицзичжай, он заметил конных разведчиков, а в деревне Эршилипу слышал звук рожка. Все это свидетельствовало, что бандиты хотят ошеломить нас своей многочисленностью и, следовательно, трудно ожидать мирного исхода.

При встрече с [Сюй] Гуан-вэнем, а также с заместителем начальника уезда [Линем] и лейтенантом [Чжаном] начальник области выразил желание лично побывать в деревне Ганцзыли, но все единодушно стали отговаривать его. Тогда он поинтересовался, кто хорошо знает Ганцзыли, чтобы послать его к бандитам и убедить их [разойтись]. Он приказал Сюй Гуан-вэню найти такого человека. [Сюй] Гуан-вэнь поделился об этом со своими сослуживцами. Те высказали сомнения: «Встретиться с простым народом можно, но кто из нас общался с бандитами? Понять местных жителей можно, но кто разберет невесть [147] откуда явившихся бандитов?». Так и не нашлось никого, кто бы откликнулся на это предложение.

Утром 12-го числа (16 октября) [Сюй] Гуан-вэнь доложил начальнику области о мнении своих сослуживцев. Начальник области ответил: «Внушите людям, что, если кому-то удастся вынудить [бандитов] разойтись, ему поставят это в заслугу; в то же время никто не упрекнет того, кто не добьется результатов. [Выясните], может, теперь кто-нибудь поедет».

[Сюй] Гуан-вэнь снова обратился к своим людям. Нашелся некий студент, Фан Цин-цзе, осмелившийся взяться за это дело. Начальник области его предупредил: «Пока вы поезжайте один, а завтра и я непременно буду там. Встретимся в Чжохутуне».

В тот же день вечером в деревню Ганцзыли был послан человек для расклейки там приказа губернатора, но бандиты-[ихэ]цюани прогнали его.

Утром 13-го (17 октября) первым выступил командир отряда [Юань Ши-дунь]. За ним последовали начальник области и я. Проезжая деревню Суньлючжуан, встретили студента Чжан Цзя-и, который рассказал, что, услышав о подходе войск, бандиты-[ихэ]цюани позавчера разгромили тринадцать домов. С тех пор грабежи с каждым днем все учащаются и не счесть числа преступных деяний.

В сумерки мы подъехали к дому Ли Чан-шуя. Действительно, бандиты уже ушли. Мы обнаружили следы тщательных приготовлений к защите: за дверью была вырыта яма глубиной в 1 чжан, крыша дома покрыта толстым слоем просяной соломы и выровнена. Был найден барабан. Против дороги поставлена пушка весом свыше 100 цзиней, опоясанная тремя обручами с двумя кольцами. На ней стояло клейме иностранной фирмы. В комнате [на полу] лежал слой бумажного пепла толщиной с 1 чи. В пепле были спрятаны амулеты и списки. Пепел еще теплился, что говорило о недавнем уходе бандитов.

Командир отряда заметил: «Судя по всему, бандиты вовсе не разошлись, а лишь переменили свое логово. Нужно немедленно вернуться назад».

По возвращении в город мы узнали, что Чжу Хун-дэн перебрался [148] в храм Сэньлодянь, стоявший за рекой Мацзяхе, в 10 ли от уездных
городов Пинъюань и Эньсянь.

Кавалерийский отряд из двадцати человек, а также батальон пехоты под общим командованием командира отряда [Юань Ши-дуня] выступили в поход. Спустя некоторое время из города выехали начальник области и я. Проехав 7—8 ли, мы услышали звуки винтовочных выстрелов. Вскоре появился, прихрамывая, раненый солдат с криком: «Начался бой!».— «Почему так скоро начался бой?» — «Я сам не ожидал столь внезапного нападения, поэтому и получил ранение».

Командир отряда всё время торопил нас, и вскоре мы вступили в деревню Сяомачжуан, откуда оставалось всего пол-ли до переднего края противника, а от него — 2—3 ли до храма Сэньлодянь. Подъехав к храму Сэньлодянь, командир отряда вдруг услышал орудийные залпы, а спустя некоторое время примчался конный и передал ему листок желтой бумаги, на которой Чжу Хун-дэн изобразил что-то знаками, напоминающими тайные письмена. Спрашиваем: «Что это значит?». «Объявление войны», — сказал тот и сразу ускакал. [149]

Пока мы приходили в себя от изумления, бандиты, в два-три раза превосходившие нас численностью, ринулись в атаку. Они мчались галопом, кувыркаясь на ходу, словно в них вселилась нечистая сила. Свыше десяти наших солдат были ранены, трое пали на поле боя, арьергардная сотня потеряла знамя. Сотник пытался бежать, но командир отряда, выхватив из ножен саблю, крикнул: «Побежишь — убью!». Чтобы сдержать [натиск] бандитов, командир отряда разбил солдат на пять групп, выстроив их кольцом. Кроме того, срочно вызвал на помощь уездную кавалерию и пехоту. Затем он прискакал в деревню Сяомачжуан и заявил: «Сегодняшний день я не переживу! Так осрамиться при поимке бандитов. Как же мы теперь будем смотреть людям в глаза?».

Его слова подействовали на людей, и, когда вступили в бой даосские монахи, которым удалось сделать обход, они были изрублены. Солдаты неудержимо рвались вперед, однако бандиты отчаянно сопротивлялись. Их главари махали перед собой двумя красными флажками и падали лишь после того, как получали несколько пулевых ранений.

Размещавшийся в деревне Панчжуан кавалерийский эскадрон уезда Эньсянь, получив весть об опасности, вернулся на помощь, и тогда наши войска повели наступление на противника с двух сторон. Переправившись через реку Мацзяхэ, [бандиты] побежали как сумасшедшие и, преследуемые нашим кавалерийским эскадроном, разлетелись во все стороны. Наши трофеи: знамя, две пушки, свыше десяти ружей, а также сотня сабель и копий. В бою убито двадцать семь бандитов, в том числе три главаря, один из которых был младшим братом Чжу Хун-дэна. Самому Чжу Хун-дэну удалось скрыться.

Возвратясь с победой, мы отправили в столицу провинции телеграмму об исходе боя.

Люди, рассуждавшие об этом происшествии, считают, что для успокоения населения высшие власти в такой момент должны выловить главарей бандитов, чтобы пресечь смуту, и в то же время проявить великодушие к примкнувшим по принуждению. Это обеспечило бы полное спокойствие на всей территории к западу от Цзинаня.

Утром 15-го числа (19 октября) нам стало известно, что среди убитых в храме Сэньлодянь отец студента Пэй Гуан-е. Уважая студента Пэй Гуан-е за эрудицию, я выразил ему соболезнование и оказал материальную помощь. Некоторые утверждали, что отец студента Пэя в молодости был нечестным человеком, но, как только его сын пошел учиться, исправился и стал добропорядочным. Узнав о бегстве бандитов, он вошел в храм, чтобы пошарить среди награбленного, и был заколот оставшимися бандитами. Таким образом, он якобы умер не от пулевого ранения, а от удара мечом. Поскольку студент Пэй не требовал расследования, я отложил это дело. [150]

Вначале губернатор поддерживал союз «[Ихэ]цюань», поэтому, услышав о его запрещении в уезде Пинъюань, он возмутился. Ознакомившись с двумя телеграммами, присланными в город Личэн, он возмутился еще более, а когда выслушал клеветнические заявления бандитов-[ихэ]цюаней, будто начальник уезда [Пинъюань] попустительствовал своим стражникам, а командир отряда незаконно убивал ни в чем не повинных людей, возмущению губернатора не было предела. Он заявил, что полицейский — человек алчный, взяточник, что он клевещет на людей, обвиняя их в бандитизме, а начальник уезда [Пинъюань] необдуманно подавал доклады, требуя солдат, что привело к излишним жертвам.

Как только до начальника центральной области дошли эти высказывания, он посадил Чэнь Дэ-хэ в тюрьму уезда Пинъюань и выпустил обращение к населению, разрешавшее подавать жалобы на Чэнь Дэ-хэ. Однако в течение двух дней не поступило ни одной жалобы, тогда начальник области вернулся в областной город в сопровождении личной охраны. Через два дня возвратился и командир отряда со своими солдатами.

После этого был получен строгий приказ губернатора препроводить Чэнь Дэ-хэ под конвоем в столицу провинции. Когда в зале суда я проверял конвой, Чэнь обратился ко мне со следующими словами:

— Ныне даже чиновники подвергаются несправедливому обвинению. Что же говорить о таких мелких служащих, как я. Однако кто же все-таки пожаловался на меня?

— Осведомители.

— Конечно, если добывать сведения у населения, возможно, и найдется человек, который пожалуется на меня. Но если добывать сведения у ихэцюаней, то где скрываются Чжу Хун-дэн и Ли Чан-шуй? Если бы меня допрашивали вместе с ними, я бы принял смерть без сожаления.

После этого его увели.

21-го числа (25 октября) поступил приказ о снятии меня с занимаемой должности. Новый начальник уезда, приписанный к китайскому войску, является родственником губернатора по линии жены.

По прибытии в столицу провинции я был принят вице-губернатором. Он спросил меня:

— Разве в уезде Пинъюань нет уголовного розыска?

— Есть. Но уголовный розыск не в состоянии справиться с крупными бандитами. Для поимки крупных бандитов назначается полицейский второго разряда.

— Сколько времени Чэнь Дэ-хэ служил полицейским второго разряда?

— Уже несколько сроков. [151]

— Нет. Но, судя по тому, что Чжу Хун-дэн не являлся уроженцем уезда Пинъюань, а Ли Чан-шуй после инцидента бежал, а потом вернулся в свою деревню вместе с Чжу Хун-дэном, пожалуй, взяточничества не было. К тому же, когда начальник области издал приказ, уведомляющий [население] о приеме жалоб [на Чэнь Дэ-хэ], в течение полумесяца не поступило ни одной жалобы. Более того, в центре провинции побывало сто человек, которые хотели поручиться [за Чэнь Дэ-хэ], а сколько таких, которые не смогли приехать в столицу.

— Да, в этом я действительно виноват. Но я должен сказать, что на мой доклад, представленный в 5-й луне, решение свыше пришло лишь в 7-й луне, а к этому времени уезд уже походил на спутанный клубок ниток. Здесь уместно вспомнить слова Юань Мэя ¹⁶, который говорил: «Император может позволить себе иметь таких чиновников, которые бы указывали ему на ошибки. Но наместник или губернатор не могут позволить себе иметь таких подчиненных».

Неожиданно пришло известие о том, что Чжу Хун-дэн и буддийский монах «Истинный Мин», вновь подняв восстание, жгут дома в деревне Янлоучжан уезда Чипин. Говорили, что выехавшие вечером из Гаотана имели возможность до утра наблюдать зарево пожаров. Следует отметить, что Чжу Хун-дэн по собственной прихоти объявил себя потомком династии Мин, а буддийский монах присвоил себе имя «Истинный Мин», т. е. они действовали подобно Ван Лану ¹⁷ и Хань Линь-эру ¹⁸.

Люди, обсуждавшие это событие, говорили, что если бы губернатор не так сильно гневался, то инцидент в уезде Пинъюань оказался бы не столь серьезным. Однако губернатор не пожелал узнать историю бандитов-[ихэ]цюаней. Он полагал, что в конфликте населения с христианами я, Цзян Кай, поступал безрассудно, поэтому чуть было не разразилось крупное бедствие. В связи с этим [губернатор] представил двору доклад, в котором осудил меня и предложил снять с должности ¹⁹.

Что касается его отношения к командиру отряда Юаню, то [152] губернатор одновременно и хвалит его, и порицает: он и расправлялся с населением, и нанес удар по бандитам. [В своем докладе] он пишет: «Мне кажется, что я, Ваш раб, должен снять командира отряда с занимаемой должности или отправить его в часть Юань Ши-кая на стажировку; возможно, следует иначе наказать его? С покорностью жду повелений Вашего величества».

В это время в уездах Гаотан и Чипин не прекращались беспрерывные волнения. В письме итальянского миссионера Ма Тянь-эня ²⁰ к губернатору есть такие слова: «Если вы не хотите заботиться о христианах, то разве вы не должны позаботиться о народе? А если вы не собираетесь заботиться о народе, то разве не ваш долг позаботиться о престиже двора?». Вместе с тем он писал, что бандиты-[ихэ]цюани бесчинствуют, что они высоко поднимают знамя губернатора провинции Шаньдун, на котором начертаны слова: «Защитим Цин, смерть иностранцам!». Узнав об этом, губернатор еще более возрадовался.

После оживленной переписки с Цзунлиямынем [губернатор] приказал заведующему судебной частью Цзи и командиру дивизиона знамени «Восток» Ма Цзинь-сюю выехать на место.

В ответ на просьбу командира Ма дать указания [губернатор] сказал:

— Усмирять!

— А если не удастся усмирить?

— Договориться мирно!

— А если слова не подействуют и злодеяния будут продолжаться?

— Вряд ли дело обернется именно так.

Выйдя от [губернатора], командир Ма топнул ногой и произнес:

— Солдаты содержатся для того, чтобы истреблять бандитов. Иначе солдаты не нужны. Я не снесу унижения солдат перед бандитами!

Когда командир Ма прибыл на место, бандиты-[ихэ]цюани стали третировать его, но он, не реагируя на это, заманил Чжу Хун-дэна и монаха «Истинного Мина» в ловушку и доставил их в провинциальный центр. При обыске было найдено несколько десятков секретных писем, в одном из которых попалась такая фраза: «8-го числа 4-й луны следующего года наступаем на Пекин». Эти письма из опасения, что губернатор сможет предать их огню, были вручены вице-губернатору, который, разумеется, передал [губернатору]. Губернатор вынужден был [153] поручить начальнику области [Цзинань] ведение следствия, но умолчал о секретных письмах.

В это время в трех областях — Цзинань, Дунчан и Цаочжоу, а также в двух округах, непосредственно подчиненных центру,— Цзинин и Линьцин — появились десятки шаек бандитов-[ихэ]цюаней, каждая по нескольку сот человек. Христиане испытывали сильное беспокойство, а некоторые давали взятки, чтобы избежать их [нападения]. Начальники округов и уездов то и дело требовали солдат, но солдат не присылали, а доклады оставались без ответа. Те, кто похитрей, чтобы избежать смуты, следовали примеру христиан. Другие вообще не обращали внимания на происходившие беспорядки и всячески скрывали [обстановку] от вышестоящих властей.

Сам губернатор полагал, что ничего страшного не случится, поэтому ради сохранения личной репутации не дорожил государственными интересами и, хотя получал телеграммы от Цзунлиямыня, делал вид, что ему ничего не ведомо.

Дивизион знамени «Восток», прибыв в Гаотан и Чипин, долго бездействовал. Бандиты, думая, что солдаты боятся вступить с ними в сражение, еще пренебрежительнее относились к ним.

Столкнувшись с бандитами-[ихэ]цюанями на границе уезда Гаотан, войска отступили, а те бросились преследовать их. Тогда в степи разгорелось сражение, и бандиты потерпели поражение, потеряв убитыми [154] несколько человек. На следующий день произошло еще одно сражение, в котором бандиты снова потерпели поражение, причем был схвачен их главарь.

Хотя губернатор был сильно недоволен, он глубоко затаил свои чувства и молчал, не произнеся ни слова.

10-го числа 11-й луны (12 декабря) указ императора предписывал Юй Сяню прибыть в столицу на аудиенцию. На должность губернатора провинции Шаньдун назначался Юань Ши-кай.

С этого момента авторитет бандитов-[ихэ]цюаней упал. Однако, желая отомстить [христианам], они еще раз подошли к деревне Ханьчжуан и еще раз были разбиты миссионерами. После этого они постепенно утихомирились.

Чжу Хун-дэн, о котором шла речь выше, никогда не был знаком с Чэнь Дэ-хэ. Уполномоченный Си Чжи в своем донесении сообщил, что ему стало известно, что Чэнь Дэ-хэ получил от кого-то взятку в сумме 300 тыс. цяней. [Донесение] обрадовало губернатора. Он приказал доставить этого человека к нему. Однако человек решительно отрицал данный факт. Тогда губернатор, положив на стол деньги, сказал: «Признайся — и эти деньги будут твои, как награда, а ты будешь свободен». Человек ответил: «Я обрабатываю лишь несколько му арендованной земли и собираю в год немногим более десяти мешков зерна, которых хватает лишь на содержание жены и детей. Где мне достать 300 тыс. цяней, чтобы отдать их Чэнь Дэ-хэ? [Мне нечего скрывать], тем более что теперь Чэнь Дэ-хэ в тюрьме и никому не страшен. Клянусь небом и солнцем, всеми духами и святыми, что я не осмелюсь сказать неправду».

Ходили слухи, что [Цзян] Кай был обвинен лишь за то, что ловил Чжу Хун-дэна. Но если чиновнику поставили в вину, что он ловил Чжу Хун-дэна, то Чжу Хун-дэна не следовало бы казнить. А если Чжу Хун-дэна нужно было казнить, не следовало обвинять [чиновника] за поимку его. Что касается утверждения губернатора, что главарь союза Шао Юй-хуань был казнен в Яньчжоу, то это и вовсе не соответствует действительности. [155]

Совершенно ясно, что названия не должны вводить в заблуждение людей. Однако бунтовщики, избегая слова «бунт», прикрывают свои действия понятием «справедливость». Если мы будем называть их действия справедливыми, темный народ поверит этому, бездельники встанут на их сторону и неизбежно возникнут беспорядки.

Что касается командира отряда Юань [Ши-дуня] и командира эскадрона Чжу, то они в боях у деревни Сэньлодянь безусловно совершили подвиг. Однако их подвиг не только не заметили, но даже командира отряда Юаня признали виновным. Особенно прискорбно, что семьям погибших в боях солдат не была оказана помощь. Будучи участником этих событий, я позволил себе вкратце записать все, что видел и слышал, для сведения потомков.

Комментарии

1. «Записки о деятельности бандитов-[ихэ]цюаней в уезде Пинъюань» — автор Цзян Кай, начальник уезда Пинъюанъ. Ксилографический экземпляр, датированный 1900 г., хранится в библиотеке Пекинского университета. В 1901 г. «Записки» Цзян Кая были изданы в Шанхае под названием «Краткая история бандитов-[ихэ]цюаней уезда Пинъюань» («Ихэтуани», т. IV, стр. 553). Автор — сторонник беспощадной расправы с ихэтуанями в отличие от губернатора провинции Шаньдун — Юй Сяня, который придерживался более гибкой политики в отношении повстанцев. В борьбе с Цзян Каем точка зрения губернатора одержала верх, и начальник уезда Пинъюань был смещен.

2. Цзюйчжоу — округ в юго-восточной части пров. Шаньдун.

3. Гао Фэн-и — китайская транскрипция европейской фамилии.

4. Ян Цзянь — крупный чиновник при сунском императоре Хуй-цзуне, воспитатель наследника престола.

5. Сунь Бинь — искусный полководец княжества Ци, живший в эпоху Чжаньго (Борющихся царств — V—III вв. до н. э.). Во время войны между княжествами Ци и Вэй придумал ловкий маневр и поставил войска противника в безвыходное положение, чем приобрел широкую известность («Большой словарь китайских имен», стр. 768; «Цыхай», стр. 402).

8. Сунь У-кун — главный герой прославленного романа У Чэн-эня «Путешествие на Запад» (XVI в.). Фантастическое существо — Царь обезьян, наделенный сверхъестественной силой, обладавший острым умом, отвагой, готовый в любой момент вступить в борьбу с насилием и несправедливостью.

9. Ма-цзы (97) — предметы (бирки, фишки), употреблявшиеся при азартной игре в кости («Цыхай», стр. 1499).

10. Движение Чжав Цзюэ — восстание «Желтых повязок» против правящей династии в период Восточной Хань (184 г.), вождем которых был Чжан Цзюэ. Восстание потерпело поражение, но ослабило Восточную Ханьскую династию и, в конечном счете, привело к ее падению.

11. «Вэньсян» (98) — секта «Вдыхать аромат».

12. Праздник осени (99)—по лунному календарю 15-е число 8-й луны (19 сентября 1899 г.). Этот день считался серединой осени. В 1930 г. правительство гоминьдана заменило лунный календарь солнечным, и середина осени стала приходиться на разные дни: самое раннее — на 9 сентября, самое позднее — на 7 октября («Цыхай», стр. 39).

16. Юань Мэй — государственный деятель и известный поэт XVIII в.

19. См. доклад губернатора Юй Сяня от 8 ноября 1899 г. («Архивные материалы об ихэтуанях», т. I, стр. 34—36).

20. Ма Тянь-энь — китайская транскрипция итальянской фамилии.