ВЕНЮКОВ М. И.

ОЧЕРКИ КРАЙНЕГО ВОСТОКА

V.

Торговля китайцев с Европою и Америкою.

(См. выше, март)

Задолго до открытия сношений с западными народами, китайская морская торговля обнимала уже обширную область от Бореи до Борнео и от Аннама и Бирмы до островов Филиппинских. Обладая компасом, китайские торговцы смело пускались в эти страны, не держась непосредственно берегов, как то делали европейские мореходцы до самого XIV-го столетия. Но только в IХ-м веке по P. X. торговые их города сделались известны промышленникам из соседства Средиземного моря. Эти промышленники были арабы, которые и торговали потом несколько веков в одном из портов юго-восточного Китая, именно в Канфу. Был ли этот Канфу — Кантон или Канпу, близ нынешнего Ган-чжеу-фу, описанный в ХIII-м столетии Марко Поло, — это вопрос нерешенный; но из известий, оставленных арабами, видно, что торговля в нем была очень обширна, хотя сопровождалась весьма стеснительными для чужеземцев условиями. Когда иностранный корабль входил в гавань Канфу, его тотчас окружали таможенные агенты, товары переносились в склад, и только по отобрании почти третьей доли их, именно 30%, в казну, отдаваемо было остальное владельцу, который затем уже волен был торговать, где и как [470] пожелает. Иностранным купцам того времени давалось даже право проникать внутрь Китая, для чего они получали особые виды, или паспорты, от таможенных властей, упреждение которых относится, вероятно, в VI-му столетию, т.-е. ко времени династии Тан. Марко Поло, видевший Канфу во второй половине XIII-го века, описывает его как цветущий и богатый город, в порте которого всегда теснилось много судов из Индии, а Ибн-Батута, в конце того же века, замечает, с другой стороны, что китайские джонки проникали до Малабарского берега Индии и вели тут выгодную торговлю. Шелк и шелковые изделия, повидимому, были тогда главными статьями вывоза из Китая; о чае же ничего неизвестно, хотя уже в IX-м веке арабы знали его обширное употребление в Срединном царстве и описали способ приготовления.

Из европейцев первые прибыли в Китай португальцы. В 1516-м году корабль их, под начальством Перестрелло, счастливо торговал в устьях Кантонской реки, почему на следующее лето генерал-капитан Малакки, знаменитый Альбукерк, отправил целую флотилию из восьми судов для начала более обширного торга. Эта флотилия, под начальством Переса де-Андрады, вошла в кантонскую дельту и достигла Вампоа, откуда начальник ее послал просить разрешения у местных начальств Кантона торговать в этом городе. Ответ был дан благоприятный; но когда Андрада с двумя судами сам прибыл к городу и вступил в переговоры об основаниях торга, то был вскоре извещен о нападении, сделанном на большинство его флотилии пиратами, и потому должен был с поспешностью возвратиться. Часть его судов вернулась в Малакку, а другая направилась к северу и здесь успела основать первую европейскую коммерческую колонию в Нингпо. Тут португальцы торговали очень успешно, но не долгое время. Их жадность в прибыли и беспорядочное поведение скоро привели в разным стеснениям торговли со стороны китайских властей, а наконец и к самому изгнанию торговцев-волонистов. Чтобы дать понятие о тогдашних способах наживаться, достаточно сказать, что известный португальский авантюрист, Ферпанд Мендез Пинто, не затруднился ограбить семнадцать царских могил, о существовании которых, на одном из островов к северу от Нингпо он узнал от китайцев. Пинто был пойман китайцами, взят в плен, сидел в тюрьме и вместе с другими своими спутниками подвергся разным суровым наказаниям, в том числе [471] отрезанию пальца на руке. Порт Нингпо после этого был, надолго для португальцев закрыт.

В 1537-м году им однакоже удалось основаться на другом пункте юго-восточного прибрежья Китая, именно в Макао, где они и имели потом постоянный торг в течении трех столетий. Но условия, в которые была поставлена торговля в Макао, были далеко не те, что в Нингпо. Здесь португальцы должны были платить ежегодную подать китайцам за землю, занятую под город, иметь среди себя постоянно китайских чиновников для надзора и только раз-два в год торговать на кантонском рынке. Самый город Макао, выстроенный на полуострове, был отделен от твердой земли Китая каменною стеною, и непосредственно у этой стены водворено довольно значительное селение китайцев, чтобы чужеземцы не могли безнаказанно проникать за нее. В 1582-м году торговля их в Кантоне должна была даже совсем превратиться вследствие беспорядков, и только обязавшись платить ежегодно значительную сумму кантонским чиновникам, могли португальцы сохранить за собою право ездить из Макао в столицу двух южных провинций Китая. Они пробовали-была обращаться в Пекин, надеясь там получить облегчение по торговле; но все их посольства были принимаемы дурно и подвергались унижениям. Казалось, китайцы дозволяли чужестранцам торговать в Кантоне только из милости и лишь отчасти потому, что торговля приносила их казне порядочный доход в виде пошлин. Но в 1750-м году даже и эти побуждения были отброшены, и португальцам предложено или подвергнуться новым стеснениям по торговле, или совсем оставить Китай. Напрасно они посылали, в 1753-м году, новое посольство в Пекин: оно не имело никакого успеха, и торговля в Макао падала все более и более, так что в 1830-м году доход макаоской таможни простирался едва до 70,000 лан и не покрывал уже расходов на самое учреждение. Основание англичанами, в 1841-м году, Гон-Конга окончательно убило торговлю в Макао, а случившееся, в последние годы (1867), банкротство огромного торгового дома Дента, которому вверены были почти все остатки португальских маканских капиталов, привело эту колонию в состояние почти всеобщего нищенства.

Голландцы были второю европейскою нациею, пытавшеюся завязать торговлю с Китаем, после открытия морского пути вокруг Африки. В 1601-м году они появились в Кантоне, но не имели успеха. Тоже сначала было и на Формозе, куда [472] они обратились потом. Только ценою уступки захваченных было ими островов Пескадорских, в Формозском проливе, достигли они возможности основать свою факторию на Формозе, где и торговали некоторое время с успехом. Но в 1662-м году фактория их была взята известным морским разбойником, Кошингою, и колонисты частью преданы смерти, частью прогнаны навсегда с острова.

Это однакоже не обезохотило предприимчивых голландцев, и в 1664-м году они отправили посольство в Пекин, чтобы добиться позволения торговать в Кантоне и в портах Фуцзяня и Чже-цзяна. И хотя это посольство, предводимое Питером фан-Горном, не имело большого успеха, тем не менее мы видим, что в XVIII-м столетии голландцы производят торговлю в Кантоне, наравне с другими европейскими нациями, а в 1762-м году основана была ими, в том же городе, постоянная торговая фактория. В 1794-м году голландцы пытались даже, вслед за английским посольством Макартнея, хлопотать о даровании некоторых льгот их торговле в Китае, но не имели успеха. Теперь их торговля довольно незначительна и производится более между Китаем и нидерландскими колониями в Зондском архипелаге, чем между Китаем и самой Голландией.

Испанцы, с начала XVII-го столетия, успели основать довольно деятельные торговые связи между Небесною империею и своими владениями на островах Филиппинских. Их корабли появлялись в Кантоне, Макао и Амое, и Манилла постоянно поддерживала торговлю особенно с этим последним городом. Это продолжается и доселе; только вся торговля в руках у китайцев и англичан.

Французы, с самого появления своего в Китае, почти не занимались коммерческими делами. Их первый корабль, прибывший в Кантон в 1560-м году, произвел там такой переполох пушечными выстрелами, что местные власти донесли об этом в Пекин и требовали инструкций, результатом чего было временное прекращение всякой иностранной торговли. В 1728-м году, когда французам удалось основать свою факторию в Кантоне, при отбытии оттуда первого же французского судна, возникло между агентом фактории и китайскими чиновниками столь резкое столкновение по вопросу о пошлинах, что агент был посажен в тюрьму, и только благодаря заступничеству иезуитов в Пекине получил свободу.

В,1745-м году французские суда добились права продавать их товары в Вампоа, платя 100 лан с корабля [473] пошлины, и с того времени небольшое число этих судов ежегодно прибывало в кантонскую дельту, где за грузы сукна, очков, галунов и серебра, получало чай, шелк, ревень, нанку и фарфор. Но уже в 1754-м году французы отличились беспокойным поведением: именно, матросы их затеяли сильную драку с англичанами, результатом которой было название места битвы неприятным для них именем French-foly; торговля же их преуспевала очень мало, да и внимание было больше обращено не на нее, а на дело католической пропаганды, что составляет, в известной степени, характеристическую черту в отношениях Франции с Небесной империей до настоящего времени. В 1844-45 годах министерство Гизо, обеспокоенное успехами англичан в Китае, думало-было расширить торговые связи Китай с Франциею заключением коммерческого трактата, для чего было отправлено большое посольство под начальством Лагрене; но трактат был заключен, а связи расширились мало. В 1858-60 годах новые договоры, бывшие следствием войны, дали французским торговцам всевозможные права в открытых китайских портах, наравне с другими нациями; но это немного изменило существо дела. Доселе французская торговля незначительна, и, можно сказать, вся ограничивается Шанхайским портом, где есть несколько богатых французских домов, скупающих шелк и чай, и продающих вина и некоторые изделия французских мануфактур.

Наравне с французами, испанцами и голландцами торговалии в Кантоне, с первой половины XVIII-го столетия, и скандинавские нации. Но торговля их никогда не была значительна. Так, в 1750-м году мы видим на кантонском рейде всего два судна шведских, одно датское и два французских, между тем как англичане уже тогда высылали не менее девяти кораблей. В 1790-м году пропорция была еще менее выгодна; именно, датчане и французы выслали всего по одному кораблю, между тем как англичане двадцать один и даже новорожденные тогда Соединенные Штаты четырнадцать.

Что касается до британской торговли, то из общей истории европейских государств и их колоний известно, какие были причины, доставившие Англии всемирное коммерческое преобладание. Здесь вспомним только главные факты собственно из истории сношений англичан с Небесной империей. Первая торговая связь их с Китаем была завязана Ост-Индской компанией в 1637-м году, когда эта компания имела привилегию на торговлю с Востоком. Снаряжены были пять кораблей, хорошо вооруженных, и под начальством капитана Уэдделя [474] отправлены в кантонскую дельту. Но здесь они были встречены довольно недоверчиво, особенно по наущению португальцев, которые боялись торгового совместничества англичан. Эскадра была остановлена у входа в Bocca-Tigris, и пока шли переговоры через мелких чиновников с кантонскими провинциальными властями, китайцы начали-было укреплять вход в. реку. Тогда Уэддель бомбардировал вновь возникавшие укрепления и, захватив с них пушки и несколько джонок, объявил, что "он пришел с добрыми намерениями и что выказывать к себе недоверие не позволит". Испуганные мандарины уступили и дозволили ему выслать своих коммиссаров в Кантон. Посланы были Джон Бонтеней и Томас Робинзон, которые, стоя на коленях и положив просьбу свою на голову, вручили ее португальскому переводчику, который передал уже начальнику китайской флотилии в Кантоне. Последний, видя такое смирение англичан, обещался хлопотать о допущении их в Китай, и в самом деле Контеней и Робинзон скоро получили дозволение войти в кантонский порт с их судами, которые должны были заплатить по 2,000 лан пошлины и обязались вносить таковую ежегодно. С того времена корабли Ост-Индской компании стали навещать Китай постоянно, по первоначально лишь в очень небольшом числе, ибо торговля их встречала сильную конкурренцию в других европейцах, особливо в голландцах. Чай, главный впоследствии предмет, торговли с Китаем, не был вовсе тогда вывозим, а покупались нанка, фарфор, шелковые ткани и проч. Первый вывоз, чаю англичанами последовал не ранее 1664-го года и состоял весь из ста с небольшим фунтов, т.-е. из одного ящика.

В 1670-м году англичане успели добиться позволения у тогдашнего повелителя Формозы, разбойника Кошинги, посещать этот остров и начали-было на нем торговлю, но скоро нашли ее невыгодной, а в замен открыли факторию в Амое. Несмотря на большие прижимки чиновников в этом последнем городе, на посажение, напр., под арест в цепях их суперкарго и на возвышение пошлины с чая до 160 коп. за фунт, англичане продолжали настойчиво торговать, и в 1669 м году имели уже в Китае своего консула, в лице начальника кантонской фактории. В 1701-м году Ост-Индская компания сделала даже попытку торговли на Чусане и не без успеха. Но только успех этот был чисто временный, и не далее, как в 1703-м году английские корабли не были допущены в Кантонскую реку прежде, чем не согласились уплатить все пошлины и поборы для мандаринов вперед. В 1720-м году [475] англичане, вместе с другими нациями, должны были подчиниться новому стеснительному правилу, именно торговать лишь с известным товариществом китайских купцов в Кантоне, которое получило название хон (hong, торговое товарищество). Все находившиеся в Кантоне суперкарги восстали против этого, но тщетно, и скоро должны были уступить. Компания хон во многом походила на наше и китайское товарищества в Кяхте и Маймачене, до 1861 г.; но только ее влияние было гораздо тягостнее в Кантоне, чем в Кяхте, потому что там китайское единодушие встречало против себя не только не союз, но даже соперничества разных европейских народов. От этого английские и другие западные купцы на юге Китая были всегда в руках китайцев до самого нанкинского мира в 1842-м году. И справедливость требует заметить, что они сами частью в том виноваты. С самого начала торговли постановлено было правилом торговать только на наличные деньги или товары, чтоб избежать процессов и жалоб. Вопреки этому, европейцы открыли китайцам в Кантоне кредита до 6.000.000 рублей, и когда последние, сделав стачку, уговорились не платить этого долга, то пришлось раскрыть истину перед китайскими властями и просить их заступничества. Царствовавший тогда в Китае император Кхан-си, хотя и внял этой просьбе европейцев, приказав, в случае нужды, взыскать со всех китайских купцов, торговавших с иностранцами, а не с одних должников; но в то же время постановил правилом, что "внешнюю торговлю могут производить только те купцы, которым на то будет дано позволение местными властями и которые притом должны вести торговлю под руководством одного старшины, хоппу". Эти купцы связаны были круговою порукою в уплате всего должного иностранцам, но вместе с тем обязывались торговать все как один, т. е. не делать перемен в назначенных раз, по общему соглашению, ценах. Так как в этом заключалась общая их выгода, то понятно, что они и держались строго раз установленного порядка (Отец Иакинф, в сочинении: "Китай в гражд. сост." ч. I, стр. 67 и след., делал опыт по-своему объяснить организацию компании хон, называя ее собранием не купцов, а маклеров. Но как он тут же прибавляет, что эти коммерсанты торговали за свой счет, то очевидно, что у него произошло смешение понятий, а вследствие того и неясность. Это, впрочем, довольно общая черта всем произведениям русских синологов духовного звания, которые, живя в уединении своих монастырей, в Пекине, редко успевали ознакомиться с практической стороной китайской жизни, особенно с торговлею, которая имеет столько сложных подробностей. Сильные в археологии, истории и отчасти географии Китая, они слабы везде, где нужно не книжное учение, а знакомство с действительностью. Как естественное следствие этого является излишняя притязательность на знание, котором иные хотят прикрыть прямо незнание. Ныне некоторые, впрочем, немногие, из наших пекиских синологов начинают читать английские журналы, выходящие в Шанхае, чем отчасти и пополняют свои сведения). Европейцам же, снедаемым конкурренциею, было трудно бороться с ними. [476]

В 1725-м году, при императоре Юн-чжене, установлен был правильный тариф для иностранной торговли; но таможенные чиновники в Кантоне не слишком соображались с ним и взыскивали пошлин на 10% более, чем по тарифу следовало. В 1734-м году англичане попытались, поэтому, возобновить прежнюю торговлю в Амое; но встретили там, еще более суровые условия. Только через два года после этого, при восшествии на китайский престол Цзянь-луня, удалось европейцам добиться одного облегчения в денежном отношении, именно уничтожения произвольно введенной десяти-процентной накидки, — но за то какою ценою! Суперкарги всех европейских факторий должны были выслушать императорский указ на коленях и притом узнать из него, что отныне всякое входящее в китайские порты иностранное судно должно, прежде всего, сдавать свои пушки и другое оружие мандаринам. Исполнения этого последнего условия в Кантоне им удалось избегнуть, но лишь за взятку в 12,000 рублей. В 1755-м году англичане сделали-было новую попытку выдти из тягостной зависимости от кантонских чиновников переносом торговли на север, в Нингпо; но, заплатив там двойную пошлину и множество побочных сборов, должны были вернуться с убытком, причем еще им было объявлено, что отныне порт Нингпо заперт для иностранной торговли. В 1757-м году, наконец, все европейцы были поставлены в известность, что по воле императора вся иностранная торговля в Китае должна ограничиваться Кантоном. Попытавшийся-было, в 1759-м году, нарушить это распоряжение англичанин Флинт был захвачен, посажен на три года в тюрьму и потом выгнан из пределов империи.

В 1770-м году товарищество хон, по настоятельным, просьбам европейцев, было закрыто; но оно возобновилось, в несколько преобразованном виде, не далее, как в 1779-м году. На этот раз, такое восстановление было даже приятна европейским купцам, ибо обеспечивало их в уплате долгов, сделанных купцами китайскими. Долги эти простирались тогда до 6 1/2 миллионов рублей, и никакой китайский закон не [477] гарантировал их уплаты. Приходилось обращаться к генерал-губернатору в Кантоне и даже в Пекин, откуда и было получено повеление взыскать должное, по впредь не допускать ни долгов, ни другой торговли с иностранцами, как через товарищество хон, обязанное круговою порукою.

В 1784-м году последовал в Кантоне случай, долго хранившийся в памяти тамошних европейских резидентов и заставлявший их быть осторожными в сношениях с китайцами. Одно купеческое судно, Lady Hughes, вздумав салютовать боевыми зарядами, причинило смерть китайскому матросу на одной из джонок, стоявших в реке. Такой грубый и бесчеловечный поступок вызвал кровавую месть. Несмотря на разные увертки англичан, хозяин судна был захвачен китайцами и посажен под арест. Это взволновало всех европейцев, и они приготовились-было к военным действиям. Но арестованный сам положил предел недоразумениям. Он обвинил одного матроса, который будто бы сделал боевой выстрел независимо от воли начальника судна, хотя, может быть, и нечаянно. Тогда китайцы вытребовали матроса и казнили его. Этот эпизод был, можно сказать, высшим выражением того полновластия, которое китайцы долго сохраняли в Кантоне во всём, что касалось иностранцев.

В 1792-м году английское правительство, ревнуя о барышах своих купцов в Китае и думая доставить им некоторые исключительные выгоды по торговле в этой стране, снарядило, по ходатайству Ост-Индской компании, известное посольство лорда Макартнея в Пекин. Посольство это приставило богатые подарки императору и важнейшим пекинским чиновникам, посол был допущен на аудиенцию к богдыхану в Жехо; но практического результата его миссия не имела. Уверив в беспристрастии и справедливости, которые будут всегда оказываться английским торговцам в Кантоне, посла отпустили ни с чем, даже подтвердили ему, что ни о каком расширении торговли, через открытие Нингпо, Тяньцзина и Чусана, как того желали англичане, не должно быть и речи.

Торговля в Кантоне, однакоже, продолжала развиваться, особенно благодаря тому, что чай становился все более и более общеупотребительным напитком в Европе. В 1813-м году одна английская Ост-Индская компания вывезла разных товаров из Китая более чем на шесть миллионов рублей. Но, впрочем, нужно заметить, что успехи ее были результатом не одних честных торговых сделок, а и подкупов китайских чиновников. Так, в том же 1813-м году, открыто [478] было, что англичане посылали дорогие подарки в Пекин, к члену совета империи Сун-да-женю, который был перед тем кантонским генерал-губернатором и покровительствовал британским купцам. Сун был за это разжалован, а подарки возвращены. Другие иностранцы, особенно северо-американцы и голландцы, также деятельно торговали в Кантоне. Но бывали и перерывы в ходе коммерческих дел. Так, в 1814-м году англичане, всегда завидовавшие торговым успехам американцев и бывшие тогда с ними в войне, позволили себе захватить, в порте Макао, американское судно Doris: кантонские власти немедленно объявили, что вследствие такого нарушения международного права англичанам долее торговать воспрещается. Хотя это запрещение и было снято, ибо оно было очень невыгодно для самих китайцев; однако случай этот окончательно улажен был лишь посольством лорда Амгерста в 1816-м году. За то после этого посольства, — которое впрочем не имело никакого успеха во всем, что касалось облегчения условий торговли, — коммерческие дела в Кантоне быстро начали расширяться. В 1817-м году обороты английской фактории по привозу и вывозу были уже свыше 33 миллионов рублей.

Спокойный ход торговли на установившихся началах не был нарушаем до 1822-го года, когда новое столкновение возникло между китайцами и англичанами же. Эти последние давно уже успели завести обширную контрабанду опиумом на острове Линтине, в устье Кантонской реки. Корабли их поэтому часто приставали к острову, и между ними был военный фрегат Topaze. Команда с этого корабля была однажды послана на берег, будто бы за водою, и здесь подверглась нападению китайцев. Командир судна, заметив это, выслал вооруженных солдат и в то же время открыл огонь по близлежащей деревне.... Китайские власти потребовали, чтобы контрабандисты-убийцы их соотечественников были выданы для суда над ними по китайским законам и объявили, что в противном случае все члены английской фактории будут ответчиками. Последние однакож не испугались. Вытребовав вооруженную помощь из Макао, они перешли на свои корабли и с ними отплыли из Кантона, где между тем торговля их подверглась запрещению. Такое решительное поведение заставило китайцев быть снисходительнее. Начались переговоры, и скоро дело уладилось, тем более, что командир Topaze'а был отдан под суд. Однако торговля 1822-го года была далеко не из лучших, как благодаря этому случаю, так и пожару, который истребил большую часть Кантона и европейских [479] факторий. Одна Ост-Индская компания понесла при этом убытку более чем на 1 1/2 милл. рублей.

В 1829-м году последовали новые замешательства в кантонской торговле. Двое из китайских купцов отказались платить долги, простиравшиеся до огромных сумм, и лишь после долгих переговоров удалось добиться от компании хон обязательства в уплате, но с рассрочкою на 6 лет. Так как этот пример показал самим членам товарищества всю невыгодность круговой поруки для них, то было ими исходатайствовано уничтожение этой поруки. Таким образом, сделан был важный шаг к освобождению торговли от одного из важнейших стеснений; но самая компания продолжала существовать и даже низведена была до весьма небольшого числа товарищей-монополистов, к огромной невыгоде европейцев. Только по настоятельным просьбам иностранных факторий кантонский генерал-губернатор согласился увеличить число "хонистов"; но все другие их ходатайства об облегчениях были отвергнуты. Заметим, что в это время европейцы в Китае еще не имели права привозить с собою жен и семейства, не могли употреблять носилок и проч. Порядки эти сохранялись до самого нанкинского мира и были терпеливо выносимы всеми коммерсантами западных наций.

В 1834-м году совершилось важное событие в истории англо-китайской торговли: истек срок привилегии Ост-Индской компании. Хотя уже и до того частным английским кораблям из Индии дозволялось приходить в Кантон и здесь торговать под покровительством британского консульства; но собственно англичанам, из Европы, доступ в Кантон был заперт. Между тем мануфактурная промышленность Англии получила такое сильное развитие, что открытие новых рынков стало для нее вопросом первостепенной важности. И как в Европе английские фабричные изделия всюду встречали конкурренцию местных произведений, еще поддерживаемую покровительственными тарифами; то все внимание британских торговых домов было обращено на Восток. Китай был одним из тех рынков, которые должны были вознаградить англичан за потерю России, Германии и проч., где, со времени континентальной системы и введения строгих тарифов, развились собственные мануфактуры. Итак, едва срок стеснительной ост-индской привилегии истек, как английские промышленники направились в Кантон. Здесь их торговля скоро стала преобладающею над прочими, так что лондонский порт сделался главным складочным местом по снабжению чаем всей западной Европы. Но это самое обилие капиталов, [480] направленных к одному промыслу, по закону совместничества, уменьшало торговые с них проценты, и английские купцы, раз уже втянувшиеся в дела с Китаем и частию переселившиеся на Восток, должны были искать средства снова увеличить свои доходы. К этому их побуждало еще то, что при всем развитии сбыта фабричных изделии в Кантоне, все-таки огромные суммы приходилось уплачивать китайцам за чай наличными деньгами. Тогда-то развилась знаменитая контрабанда опиума, столь настойчиво поддерживаемая английскими купцами, а отчасти и государственными людьми, что они не устрашились войны за нее. Эта война не замедлила вспыхнуть. В 1838-м году китайское правительство, озабоченное успехами распространения опиума в стране и еще более вывозом огромной массы серебра, которым оплачивался этот яд, решилось принять строгие меры к искоренению контрабанды. Один из английских контрабандистов был арестован и выслан из Китая; китайские купцы и чиновники застращены казнью одного из них. В следующем 1839-м году новый генерал-губернатор Кантона, Лин, настойчиво потребовал от англичан выдачи всего яда, а за ослушание всех их арестовал. В этой крайности супер-интендент британской торговли, Эллиот, предложил купцам отдать весь находившийся у них опиум ему, обещая, от имени правительства, вознаградить их. Более 20,000 ящиков было выдано, причем купцы не упустили случая прибегнуть к обману, наклав в них камней и проч. для увеличения веса. Весь этот опиум был передан Лину и им брошен в воду. 5-го мая арестованные англичане были выпущены, а 24-го Эллиот, со всею британскою общиною, выселился сначала в Макао, а потом в Гон-Конг. В течение всего лета и осени 1839-го года переговоры о возобновлении английской торговли в Китае возобновлялись, но не привели ни к какому успеху, развив только до крайности обоюдную ненависть англичан и китайцев. Один из последних был даже убит, и англичане отказались выдать убийцу. 3-го ноября 1839-го года, наконец, начались военные действия, которые, с перерывами, тянулись несколько лет и привели в знаменитому нанкинскому договору 29-го августа 1842-го года, по которому уступлен Великобритании остров Гон-Конг, — сделавшийся отныне оффициальным убежищем контрабандистов и покровителей пиратства, — открыты, кроме Кантона, еще четыре китайские гавани: Нингпо, Амой, Фу-чжеу-фу и Шанхай, — уничтожена навсегда компания хон и англичане получили от Китая 28.000,000 руб. сер. вознаграждения за издержки войны. Статьи о разрешении торговли опиумом они не ввели в [481] договор, так как китайцы решительно не допускали ее; но и не было в том нужды, ибо контрабанда отныне могла совершаться вполне безнаказанно на всем протяжении юго-восточного берега Китая, от Кантона до устья Ян-цзе-кьяна.

(Вывоз опиума из Индии в Китай был:

При средней цене за ящик в 900 р. сер. это дает для последней эпохи около 70.000,000 рублей в год. Правильные станции для контрабанды были учреждены с 30-х годов близ Кантона, Фу-чжеу, Шанхая и проч., где всегда на стоявших близ порта кораблях мелкие китайские контрабандисты могли получать по нескольку ящиков за-раз).

Кроме того, английские дипломаты, Пальмерстон и Генри Поттинджер, хотели заискать своим трактатом перед общественным мнением Европы, которое могло бы оскорбиться поставлением гнусной торговли под защиту международного нрава. С этою же целью они внесли в договор выражение, что "торговля в пяти портах свободна для всех христианских наций", что, если не было ирониею, то не более, как следствием опасения американцев, французов и других наций, ревниво следивших за военными успехами британской эскадры в Китае.

Порядок, установленный договором 1842-го года, продолжался без больших перемен до 1857-го года, т.-е. 15 лет. В это время экономическое господство Англии в Китае пустило глубокие корни. Огромное число британских хлопчато-бумажных и шерстяных тканей ввозилось в порты Небесной империи и продавалось без остатка. Большая половина чая, вывозимого из Китая, приходилась на долю Англии, которая снабжала им всю Европу. В 1847-м году, напр., Великобритания получила не менее 51.000.000 фунтов чая, что вчетверо превосходит количество того же товара, вывезенного тогда в Россию. Шелк также вывозился большими массами из Китая и преимущественно англичанами, хотя они и продавали его потом вне Англии. Город Виктория, т.-е. Гон-Конг, основанный не далее 1841-го года, быстро возрос до степени богатейшего города юго-восточной Азии, где многие купцы имели целые флоты своих судов, большею частию, впрочем, занимавшихся контрабандою опиума. Дом Джардина, Матисона и К° имел, напр., не менее 15 клиперов и несколько пароходов, дом Дента не многим лишь менее. Шанхай, открытый для чужеземной торговли не ранее 1843 года, в 1850-х годах был уже третьим или четвертым портом Азии, и [482] главнейшие капиталисты в нем были англичане. Ведя в то время не коммиссионерскую только, как теперь, а непосредственную, личную торговлю, они, не будучи стесняемы конкурренциею, выручали за свой риск страшные бырыши — 250, 300, даже 700%. Но как ни велики были коммерческие успехи британских подданных в Небесной империи, вождю национальной английской политики, лорду Пальмерстону, да и самим, купцам, казалось этого мало. С одной стороны, при небольшом числе открытых портов нельзя было надеяться на совершенное исключение совместничества других мореходных наций, несмотря на многочисленность британского торгового флота; с другой, то же малое число открытых рынков не позволяло надеяться на скорое экономическое завоевание Китая. Необходимость быть всегда на стороже по поводу контрабанды опиумом также беспокоила англичан, как потому, что контрабанда была, во всяком случае, вне покровительства международного права, так и потому, что при неправильном сбыте затруднялось развитие опиумных плантаций в Бенгалии, что совращало таможенный доход с вывозимого опиума, скоро занявший видное место в ост-индском бюджете. Наконец успехи России в при-амурском крае, возбудив ревнивое чувство самих государственных людей Англии, которые боялись усиления русского могущества на Востоке, решили новую войну с Китаем, которая началась в конце 1857-го года. Поводом к этой войне был избран столь ничтожный случай, что еслибы лорд Пальмерстон не хотел войны quand meme, нельзя было бы и думать о ее возможности. Китайская барка "Стрела", не имея никакого права вывешивать английский флаг (Многие китайские джонки в это время уже усвоили обычай прибегать к покровительству британского флага для защиты от произвола чиновников. Такое покровительство давалось британскими консульствами на год, на два и более, смотря по условию. Предполагалось, что подобные суда перевозят товары английских купцов и наняты этими купцами на долгий срок. Для "Стрелы" этот срок однако же давно миновал, когда она позволила себе злоупотребление), подняла его, в устье Кантонской реки, чтобы прикрыть кое-какие незаконные свои действия, за которые она была преследуема таможенными властями. Она однако же была арестована. Казалось бы, что, по существу дела, на "Стреле" были два преступления: нарушение таможенных законов своего правительства и нарушение международного права, против которого должны были особенно восстать англичане; но вышло не так. Английские начальства в Гон-Конге вступились за честь британского флага по-своему; они обвинили не того, кто действительно позорил этот флаг, прикрывая им преступление, [483] а того, кто поймал преступника, т.-е. китайское правительство. В короткое время раздражительная переписка между представителями обеих сторон, т.-е. Китая и Англии, раздула пламя войны. К англичанам присоединилось бонапартовское правительство, которому, с одной стороны, хотелось занять войною скучавшую дома армию и недовольных подданных, а с другой, из скрытого соперничества с Англиею, усилить собственное влияние на Китай. В конце 1857-го и в первых числах 1858-го года союзниками был взят Кантон и порядком ограблен; потом военные действия перенесены были на север и заняты форты Дагу, а наконец Тянь-цзин — ключ к столице империи. Испуганное китайское правительство, вынужденное притом бороться внутри страны с инсургентами, поспешило согласиться на все предложенные ему условия мира, в числе которых главными нужно считать: открытие, вместо пяти, тринадцати портов, из которых три внутри страны на Ян-цзе-кьяне, дозволение иностранцам каботажной торговли, уплату большой контрибуции союзникам и узаконение торговли опиумом. По этой последней статье английскому уполномоченному, лорду Эльджину, делались, в 1858-м году, серьезные представления северо- американским посланником Ридом; который указывал на негуманность торговли ядом; но несколько миллионов фунтов стерлингов дохода в ост-индском бюджете и не малая сумма в виде барыша для британских купцов в Китае, были слишком достаточными доводами, чтобы лорд Эльджин, как всякий государственный человек пальмерстоновской школы, не усумнился отложить в сторону все виды гуманности. С оплатою 30 лан с пикуля (60 р. с 147 фунт.) в виде пошлины, опиум стал законною статьею торговли .... законною, впрочем, лишь в Небесной империи, да и то не раньше разграбления дворца Юань-минг-юань и ввоза 130,000 ящиков яда без всякой пошлины, по праву войны.

Из этого очерка истории внешней торговли Китая видно уже, что эта торговля возникла и развивалась во многом вопреки желаниям самой страны и, следовательно, без существенной для нея потребности. Из этого нельзя, конечно, заключить, чтоб она не удовлетворяла многим действительным нуждам китайского народа; напротив, самый успех ее развития доказывает, что в ней было много жизненного. Но, тем не менее, как все искусственно привитое и даже насильно навязанное общественному организму, она стала источником болезненных явлений в этом организме и даже причиною его ослабления. Две несчастные войны, выдержанные страною для выгод чужеземцев, в ней водворившихся силою, уже сами по [484] себе дорого обошлись населению. Далее, в числе статей привоза извне страна получила одну такую, которая, в течение нескольких поколений, способна убить все живые силы народа, убить физиологически и еще более нравственно. В-третьих, торговля, быстро развившаяся в нескольких городах, есть торговля вполне пассивная для Китая. Ее ведут только иностранные купцы, которые к барышам от продажи ввозимых предметов присоединяют больше барыши от того, что китайские товары идут в чужие порты через их руки и на принадлежащих им судах, что китайский купец или промышленник есть ныне только коммиссионер иностранца, а не руководитель торга, который мог бы приносить ему обильные выгоды, будь он активным вместо пассивного. Притом еще страна, столь отсталая, как Китай, проигрывает от водворения иностранной торговли потому, что не может развивать правильно собственную промышленность, особливо заводскую. Огромный прилив дешевых иностранных фабрикатов не дает возникнуть собственным фабрикам, так что Китай представляет теперь странное явление обширного государства, которое свои сырые произведения (хлопок, шелк) посылает на обработку за 18 и 20,000 верст. О покровительственных пошлинах не может быть и речи, так как тарифы установлены по трактатам. Все эти причины невыгодности быстрого и притом насильственного развития внешней торговли в Китае так очевидны, что их не оспаривают, на местах, сами производители этой торговли, хотя они и стараются извинить насилия европейской политики так называемым варварством Срединного царства.

Ненормальность условий, в которых находится торговля Китая с Европою и Америкою, отражается особенно на односторонности ее, на малочисленности главных статей привоза и вывоза. В самом деле, если назвать опиум и хлопчато-бумажные ткани по ввозу, а шелк и чай по вывозу, то этими четырьмя статьями исчерпывается большая часть коммерческого баланса Небесной империи. Очевидно, что затем множество нужд местного населения не находит себе удовлетворения в подвозах иностранных продуктов, точно так, как, с другой стороны, множество естественных богатств страны не выходят из пределов местного рынка. Присоединив к этим невыгодным обстоятельствам худое состояние дорог во всем Китае и недостаточную обеспеченность лиц и имуществ от произвола администрации, мы легко поймем, что внешняя торговля и не может быть так обширна и цветуща, как бы того следовало ожидать по счастливому географическому [485] положению Небесной империи, по способностям и трудолюбию ее обитателей. В самом деле, если взять цифры за четыре года, с 1865 по 1868 г., то мы увидим, что средний годовой итог всех оборотов внешней торговли Китая достигает едва 250 лан. рублей сер., что дает не более как по 70-75 коп. сер. на душу населения привоза и вывоза вместе. Между тем из европейских стран даже в Австрии, расположенной столь невыгодным образом для внешней торговли, на каждого жителя приходилось, в 1865 году, 4 рубля по привозу и 6 рублей по вывозу, и самая Турция представила в том же году цифры 3 р. 75 к. вывоза и 5 р. ввоза. Путешественник, прибывший в Китай и особенно в порты по Ян-цзе-кьяну, от Шанхая до Ханькоу, однако склонен думать обыкновенно, что между Срединным царством и Европою существуют коммерческие связи почти столь же обширные, как, напр., между Англиею и Соединенными Штатами. Множество пароходов на рейде в Шанхае и на пути из него и к нему; огромные купеческие дома, почти дворцы, на шанхайской набережной; массы рабочих, занятых перегрузкой товаров, — все заставляет думать, что находишься в центре торговли почти столь же обширной, как, напр., в Нью-Иорке или Лондоне. Но это только на первый раз. Всмотревшись в перегрузку товаров, скоро замечаешь, что она потому занимает такое огромное количество людей, что нет никаких машин, заменяющих труд человека. Нет подъемных кранов, нет железно-конных дорог и вагонов; нет даже телег, а все заменено простыми носильщиками. Число пароходов, правда, значительное и само по себе, кажется необычайно большим лишь потому, что они стеснены на небольшом рейде. Крупных коммерческих домов можно насчитать лишь два-три десятка, да и те не затрачивают свои капиталы в стране, а ведут торговлю чисто коммиссионную. Случись какое-нибудь несчастие — внешняя война, междоусобие, большой коммерческий кризис, — и значительная часть этих "князей торговли" без большого сожаления и труда оставит Китай, забрав свою движимость и не оставив по себе глубокого следа. Они, как воины на биваке, живут rus le qui vive, и ничем тесным, постоянным, кроме крупного барыша на денежные капиталы, не связаны с Небесной империей. Они гораздо более в ней чужеземцы, чем, напр., у нас английские, немецкие и французские капиталисты и антрепренеры. Едвали не единственное исключение в этом случае составляют наши русские купцы в Ханькоу, занимающиеся сами фабрикациею чая, да несколько владельцев доков в Шанхае, Фу-чжеу-фу и Кантоне. [486]

Я сейчас упомянул, что торговля, производимая европейскими и американскими купцами в китайских портах, где они живут, есть чисто коммиссионная. Это нужно понимать в самом широком смысле слова. Можно сказать, что ни один корабль не грузится в Китае, если груз его не куплен заранее по приказу из Нью-Иорка или Лондона; ни один не приходит на рейд, не быв ожидаем каким-нибудь европейским купцом, коммиссионером китайцев. Даже такие громадные дома, как Джардины, Россели, Гиббы, ведут торговлю исключительно коммиссионную, не рискуя ничего предпринять на свой счет. Несколько лет тому назад дом Джардина, этого Ротшильда Востока, попробовал-было сделать оборот целиком на свой риск, и, как говорят, остался до крайности недоволен последствиями, понеся убыток. Исключение из этого общего правила о коммиссионном характере торга в китайских портах составляют, во-первых, торговля опиумом, как товаром, которого сбыт всегда обеспечен и производство монополизировано, да транспортировка кладей, совершаемая на пароходах, которые принадлежат местным торговым фирмам. Однако и тут нужно заметить, что пароходы ныне не принадлежат отдельным купцам, как было в 1840-х годах, а компаниям на акциях. Знаменитый дом Джардина, некогда владевший флотами, теперь имеет всего один пароход, дом Герда тоже, а Гибб, Ливингстон, Гловер, Пустау и проч. совсем не держат своих судов, предпочитая их нанимать. Для почты и перевозки срочных кладей, правда, существуют многочисленные пароходы в Гон-Конге и Шанхае; но они, как уже сказано; принадлежат компаниям, значительная часть акционеров которых — китайцы.

Выше было упомянуто, что цифра всех оборотов внешней торговли Китая достигает до 250.000,000 рублей. Так гласят "Returns on Trade", издаваемые общим управлением китайских морских таможен в Пекине. Но здесь нужно сделать оговорку. Цифра эта есть результат оффициальных оценок, основанных на заявлениях самих купцов и, без сомнения, ниже действительности. Оно и понятно, потому что тариф в Китае не дифференциальный, а простой: 5% со стоимости товара. Оттого, напр., в отчете за 1868 год по шанхайскому порту мы видим, что привезенные туда 7,549 музыкальных ящиков стоют всего 11,400 р. cep., по 1 р. 60 к. за штуку, когда и в самой Европе нельзя купить музыкальной табакерки дешевле как за 5 рублей; 2,784 штуки часов оценены всего в 14,000 рублей и т. под. Этого рода неточности цифр чрезвычайно затрудняют исследование о [487] действительных размерах внешней торговли Небесной империи и делают, во многих случаях, выводы о ней невполне надежными. Одно, впрочем, несомненно на счет этой торговли, именно, что денежный баланс ее, за последние годы, постоянно не в пользу Китая. Прежде в целой Европе раздавались жалобы на поглощение Китаем огромных масс серебра, которое быстро исчезало с европейских рынков; теперь ежегодно многие миллионы рублей вывозятся из Китая как в Европу — преимущественно в Англию, — так особенно в Азию, именно в Индию, за опиум.

Как ни гадательны, по сказанной сейчас причине, цифры оффициальных отчетов китайских таможен, попробуем, однако сделать некоторый анализ их, чтобы ближе познакомиться с характером внешней торговли Китая. Здесь я прежде всего замечу, для лиц, любящих точность, что таможенные отчеты в Китае составляются за фиктивную монетную единицу, лан или tael, или даже на две подобные единицы; именно стоимость товаров обозначается в торговых или шанхайских ланях, которых внутренняя стоимость есть 1 рубль 88 к. = 1 дол. 40 цент. = 5 шил. 10 пенс. = 7 фр. 50 сант., а пошлины берутся хайкуанскими ланами, стоимостью в 2 рубля = 1 д. 55 ц. = 6 ш. 5 п. = 8 фр. Переводя, на основании этого указания, цифры "Returns on Trade" за 1864 — 68 годы в рубли, мы получим, что все обороты законной, т.-е. не-контрабандной внешней торговли Китая простирались:

Баланс не в пользу Китая в 12,000,000 рублей. И еще нужно заметить, что самый оффициальный отчет пекинского таможенного управления делает замечание, что из Гон-Конга отправлено в Китай гораздо более опиума, чем показано его привезенным. Этот опиум, составляющий контрабанду, оценивается следующим образом:

В 1865 году — 20,390 пикулей на 9,175,500 лан

— 66 —  — 16,834 —  — 7,743,600 —

— 67 —  — 25,582 —  — 12,023.500 —

— 68 —  — 15,622 —  — 7,029,900 —

средним числом на 8,992,875 лан = 16 миллионам рублей [488] ежегодно. Придав эту цифру в 12 мил. среднего ежегодного излишка привоза над вывозом, мы подучим общую цифру последнего в 28,000,000 р., оплачиваемых чистыми деньгами. Явление печальное, если вспомнить, что за эту огромную сумму китайцы приобретают товар, не только обращающийся в дым не метафорически, а буквально, — но и растлевающий их природу нравственную и физическую.

Теперь посмотрим на цифры таможенных доходов, которые, повидимому, должно бы считать вознаграждением стране за извлекаемые из нее иностранцами прибытки, хотя это и фикция, ибо по установившимся торговым обычаям значительная часть пошлин уплачивается не европейскими, а китайскими купцами, даже с товаров привозных, напр., с опиума. Цифры эти достигали:

В 1865 г. до 6,775,700 лан = 13,551,400 р. с.

— 66 7,098,370 — = 14,196,740 —

— 67 7,350,434 — = 14,700.868 —

— 68 8,002,751 — =16,005,502 —

ср. ч. 14,6 мил.

и даже, если придать каботажные пошлины, взыскиваемые китайским правительством с китайских же товаров, перевозимых на иностранных судах, то будет средним числом таможенного дохода в год 17,1 мил. руб. сер., что на целые 10,9 мил. р. ниже суммы ежегодно переплачиваемой Китаем иностранцам за их товары.

И здесь еще принято, что 14,6 мил. или 17,1 мил. рублей составляют чистый таможенный доход, что далеко несправедливо. Из дохода этого, прежде всего, содержатся сами таможни, а в них есть около 280 европейских чиновников, из которых ни один не получает менее 2,700 рублей, а некоторые по 10, 15 и 65,000 рублей сер. Общий итог их. вознаграждения достигает до миллиона рублей. Да стоимость содержания таможенных зданий, таможенной стражи, таможенных чиновников китайцев и крейсерских пароходов составляет, вероятно, неменьше 1 1/2 миллиона рублей. Все это низводит чистый доход с китайских таможен до каких-нибудь. 12,000,000 р. с. и след. дает, для окончательной цифры, убытка Китая от внешней торговли ежегодно в 16,000,000 р. с.

Оставим, впрочем, вопрос о балансе и перейдем к другому важному экономическому вопросу: с какими именно нациями китайцы ведут заграничный торг и от которой из них состоят в наибольшей экономической зависимости. Ответ на этот вопрос дает следующая таблица. [489]

[490] Итак, из 270 милл. рублей ежегодного оборота за два последние года, 230 миллионов, т.-е. шесть седьмых приходится за долю Великобритании и ее колоний. Затем следуют Северо-Американские Штаты, материк западной Европы и Япония. Россия же, Сиам, Филиппинские острова, Ява, Кохинхина и Южная Америка составляют второстепенных деятелей в китайской внешней торговле, хотя нужно заметить, что относительно России цифры в "Returns on Trade" не обнимают всей торговли, совершающейся, между двумя империями, а лишь те данные, которые собраны в таможнях Ханькоу и Тяньцзина. Насчет японской торговли следует заметить, что значительная часть ее находится в руках европейских купцов и, вероятно, неменьшая в руках китайских; сами же японцы в ней не участвуют.

Теперь посмотрим, как торговля распределяется по портам. В 1867-м и 1868-м годах обороты их были:

Таким образом, Шанхай является резко выдающимся из ряда четырнадцати портов. Но это только потому, что в нем живут главнейшие негоцианты и что он, поэтому, служит для приходящих и отходящих иностранных судов станциею, где нередко товары перегружаются и даже оплачиваются пошлинами, но не продаются. Действительные обороты его рынка значительно меньше, как видно из следующей таблицы, которая вместе показывает, что зависящие от Шанхая порты, Хань-коу, Кью-Кьян, Нью-Чуань, Чифу, Тяньцзин и частию Нингпо, имеют обороты очень значительные, в сумме далеко превосходящие собственно шанхайскую торговлю. [491]

Эту таблицу и можно считать истинным выражением того распределения, которое имеют товары по рынкам. Относительно же Шанхая можно еще заметить, что даже цифры выше помещенной таблицы не выражают всех его оборотов, ибо в порт его входят многие товары, которые вовсе не назначаются для китайской торговли или же имеют точкою первоначального отправления за-границу один из прочих китайских портов. Если считать эти мимоходные грузы, предъявленные таможне только для счета и для платежа ластового сбора, то вся стоимость товаров, прошедших через шанхайский порт, по привозу и по вывозу будет:

В 1867 году — 97.035,459 лан.

" 1868 " — 112.245,441 "

Откуда видно, что Шанхай есть действительный коммерческий центр Китайского моря. По привозу он служит главною станциею для опиума, по вывозу же — для чая и шелка. Все северные и речные порты снабжаются отсюда опиумом; речные же порты и Нингпо высылают сюда, для дальнейшего отправления шелк, чай и пр.

О других портах можно заметить следующее.

Обороты Кантона в таможенных ведомостях показаны без сомнения, много ниже действительности, ибо нигде так контрабанда не развита, как в окрестностях этого города, чему способствуют многочисленные рукава Чун-кьяна и стоянка кораблей в Вампоа, на 12 верст от Кантона.

Фу-чжеу-фу есть главный рынок для чая и важная контрабандная станция для опиума.

Ханькоу — второй после Фу-чжеу чайный рынок и места сбыта европейских тканей, а также местопребывание русских купцов, которые доселе одни из всех иностранцев успели стать в прямые сношения с туземными производителями чая, минуя китайских оптовых торговцев.

Тянь-цзин любопытен тем, что в нем привоз [492] чрезвычайно преобладает над вывозом и что отсюда начинается неморское странствование русских чаев.

Чифу, Нью-чуань, Кью-кьян, Чин-кьян и отчасти Нингпо суть как бы фактории или отделения Шанхая.

Предметы, обращающиеся во внешней торговле Китая, как уже было упомянуто, далеко не столь многочисленны и разнообразны, как в торговле между европейскими нациями, что происходит от неразвитости потребностей китайцев, от однообразия их собственных произведений и от недостаточного знакомства с Китаем самих негоциантов, производящих торговлю. Важнейшие из этих предметов суть

Не трудно заметить отсутствие в этом перечне машин, кож, свечей, табаку, вин, мебели, ковров, льняных полотен, шелковых тканей, articles de Paris, и вообще всех тех предметов, которых совокупность выражает европейскую цивилизацию и комфорт. В самом деле, эти предметы — большая редкость в Китае и делают жизнь в нем на европейский лад весьма дорогою, даже для самого неприхотливого человека.

Что касается до вывоза, то статьи его еще однообразнее, и из них только две первые заслуживают внимание, именно:

Последняя статья ничтожна по стоимости, но важна по количеству вывозимых предметов, ибо китайские веера в [493] огромном числе расходятся на всем Востоке и даже проникают в Европу. Что касается до других предметов как вывоза, так и привоза, то о них можно заметить следующее.

1) Опиум — важнейший и специальный предмет китайской внешней торговли. Он весь привозится из Индии и вообще из южной Азии (Кохинхина, по водворении в ней владычества французов, не без успеха начинает соперничать с Индией в производстве опиума. В Сайгоне ежемесячно собирается от 5 до 600,000 фр. пошлин с вывозимого опиума, которого транспортировка доставляет немалые выгоды пароходной компания Menageries Francaises), напр., из Кохинхины, Персии, Турции, и проходит почти сполна чрез Гон-Конг, откуда уже рассылается по прочим портам Китая. Общее количество этого товара, действительно ввозимое ежегодно в Небесную империю как чрез таможни, так и контрабандою, достигает до 75,000 ящиков, каждый в 1 пикуль (147 ф.) чистого товара, что равно 275.000 пудам или 11.000,000 фунтам. Оценивая ежегодную пропорцию яда, потребляемого каждым курильщиком, в 1 ф. 85 зол., как-то обыкновенно принято, получим, что число лиц, курящих опиум в Китае, простирается приблизительно до 6-ти миллионов; и в этом числе, можно заметить, находится значительная часть интеллигенции края, т.-а чиновников и богатых купцов. В земледельческие части империи опиум проникает медленнее; но в городах, особенно больших, он в обширном употреблении. И хотя китайское правительство, сверх 30 лан пошлины, с пикуля, при ввозе, берет с него множество добавочных сборов, потребление его быстро растет. Особенно привозному опиуму покровительствует то, что он оплачивает пошлину не тотчас по прибытии в порт с целого груза, а по мере действительной продажи китайцам, малыми партиями, что даст возможность заниматься ядоторговлею не одним миллионерам. В дополнение к этому злу за последние годы многие поля в Сы-чуани, Юн-нани, Цзян-си, Чжили, Ляодуне, и пр. стали обсеменяться маком, дающим туземный, китайский опиум. Несмотря на поземельную подать в 4 р. 30 в. с десятины, засеянной этим растением, ежегодное производство и потребление китайского опиума в одном Ляодуне достигает до 4,000 пудов, не считая привозимого из Индии, которого чрез Ньючуанский порт прошло более 9,000 пудов. Если пропорция туземного опиума в привозному так же велика во всех провинциях Китая, как в Ляодуне, то нужно считать, что вся Небесная империя потребляет ежегодно не 11, а более 15-ти миллионов фунтов и, след., число курильщиков [494] переходит за 8.000,000 душ самого цветущего по летам населения. Цены на привозный опиум, по оплате его пошлиною, доходят от 900 до 1,100 рублей за пикуль, из которых большая половина достается английскому ост-индскому правительству в виде отпускной пошлины в Калькутте, Бомбее и пр.

2) Хлопчато-бумажные изделия, а также иностранный хлопок, ввозятся из Англии и ее колоний в южной Азии, и лишь очень немного из других стран. Между ними главное место принадлежит небеленым и беленым миткалям, камчатным тканям, холстинке и пряже, т.-е. продуктам дешевым, подвергавшимся менее тщательной, менее оконченной обработке. Их главный склад в Шанхае, а продажа там же и в северных портах, где своего, местного хлопка и изделий из него нет. Европейские ситцы, кисеи, кембрики мало находят сбыта в Китае и преимущественно потребляются самими же европейцами, живущими в Небесной империи.

3) Шерстяные изделия, третий и последний предмет значительного ввоза, также направляется предпочтительно в северную часть Китая, как оно и естественно по климату страны. Это единственная статья ввоза, в которой Россия не отстала от прочих народов Запада и еще выдерживает их конкурренцию. Все почти привозимые в Китай сукна — синего цвета и из легких сортов, хотя с хорошею аппретурою. Главные их склады для английских в Шанхае, для русских в Тянь-цзине. Из прочих шерстяных материй более других привозятся и требуются люстрины, камлоты, лонг-элльзы и пр. Полушерстяные ткани, столь распространенные в Европе, в Китае вовсе не употребляются.

4) Чай есть главный и специальный предмет китайской внешней торговли по вывозу, как опиум по ввозу. Можно даже сказать, судя по стоимости обоих предметов, что один из них променивается на другой западными народами у китайцев. О местах добывания чая, о способах его приготовления и пр. так много писано, что нет нужды говорить здесь об этом. Замечу, впрочем, что перевозка чая требует некоторых особых условий, именно: весьма тщательной и потому тяжелой укупорки и сохранения от подмочки. Оба эти условия содействуют возвышению перевозной платы как при морской торговле, так особенно при сухопутной. Так как морская дорога, в особенности на железных судах, во всяком случае, безопаснее и притом несравненно дешевле, то я осмелюсь здесь высказать, кстати, что даже предположенная-было дорога для наших чаев, на Улясутай вместо Кяхты, не может [495] служить ни к улучшению этих чаев, ни к удешевлению их. Одесса и Суэзский канал кажутся единственными законными, т.-е. логическими и практическими наследниками Нижнего и монгольских степей. Фрахты на перевозку чаев из Шанхая в Европу, по сказанным сейчас причинам, всегда на 8-10 шиллингов за тонну дороже, чем прочих товаров, потому что корабельщик отвечает за подмочку, а ни одно страховое общество не гарантирует от нее. Но как эти фрахты, несмотря даже на дорогую плату за проход через Суэзский канал, все же без сравнения дешевле, чем плата за сухопутную транспортировку, для Москвы напр., приблизительно в 7 и 8 раз, то я еще раз повторю, что морская дорога для чаев целого мира скоро сделается, единственною, за исключением, конечно, средней и северной Азии, куда морских дорог нет. И еще прибавлю, что по значительной стоимости товара и интересу иметь его всегда свежий, вся будущая его транспортировка, без сомнения, будет совершаться на железных пароходах. Это соображение подтвердилось уже и фактами. С самого начала прошлого 1870-го года в Шанхае и Фу-чжеу нанимаемы были для отправления в Лондон пароходы под чай, несмотря на сравнительно дорогую наемную цену при крайней дешевизне перевозки на судах парусных (9 1/2 р. с тонны из Шанхая в Лондон). В Одессу к концу июля 1871-го г. должен прибыть пароход "Чихачев" с русскими чаями из Хань-коу. Туда же поспешил переселиться из последнего города один из деятельнейших представителей русской чайной торговли, г. Оборин, чтобы находиться на месте выгрузки и продажи товара, тогда как его компаньон, г. Иванов, остается на местах покупки. Наконец наши ханькоусские торговцы пробуют в нынешнем году завести свои конторы в Фу-чжеу, т.-е. расширить свой рынок на юг, к стороне Суэзского пути, в противность желаниям некоторых коммерческих ретроградов, которым бы хотелось вернуться на север, т.-е. в Кяхту, чтобы вести дела "по-старине". Главные чайные рынки Китая суть: Фу-чжеу-фу, где сверх массы черных чаев продаются лучшие цветочные, Ханькоу — важный рынок для черных и кирпичных чаев, Шанхай, Нингпо, Амой и Кантон — для разных сортов, частию зеленых, частию же сильно поджареных и потому несколько вяжущих и горьковатых. Две трети всего отправляемого из Китая чайного товара идет в Англию и преимущественно в Лондон. Цены из вторых рук, т.-е. от оптовых китайских скупщиков, [496] а, не от самих чайных плантаторов и фабрикантов, в 1869 году, были приблизительно следующие: цветочный чай от 60 до 80 коп. с. за русский фунт,

лучший черный " 32 " 40 " " " " "

лучший зеленый " 40 " 55 " " " " "

смотря по рынкам и по свойствам самого чая, что показывает возвышение с 1844 — 5 годов всего на 10 — 15 процентов.

5) Шелк, сделавшийся особенно важною статьею вывоза из Китая со времени появления болезни шелковичных червей в Европе, производится предпочтительно в южных областях Небесной империи и по Ян-цзе-кьяну. Шанхай для этого предмета есть главный складочный пункт, откуда вывезено его, в 1868 году, свыше 140,000 пудов, на сумму до 40 милл. рублей; затем следует Кантон. Более пятой части этого товара отправляется во Францию; из остального количества, покупаемого преимущественно для Англии, большая часть также уходит на материк Европы. Вместе с шелком-сырцем, коконами и хлопком, вывозится из Китая ежегодно и небольшое число шелковых тканей, примерно на сумму 4.000,000 рублей сер. Но яичек шелковичных червей, составляющих столь видную статью торговли в Японии, Китай почти вовсе не отпускает. Замечу, что для шелка, как и для чая, европейские купцы держат особых пробователей, называемых инспекторами. Только русские чайные торговцы не имеют особых инспекторов, а пробуют товар сами.

Из прочих предметов международного торга в Китае некоторого внимания стали заслуживать, в последнее время, металлы, как в изделиях и машинах, так и в сыром виде, для употребления на китайских казенных пароходных и оружейных заводах. Потом стоит обратить внимание на морскую капусту, которую мы, русские, могли бы с выгодою забрать в свои руки, так как она ловится в Японском море и отчасти у наших берегов; наконец можно упомянуть о китайских циновках, которые составляют укупорочный материал на всем юго-востоке Азии и могли бы очень пригодиться у нас, в южных портах, где лыковые циновки и рогожи очень дороги.

Обозрев, таким образом, объем внешней торговли Китая, экономическое значение ее для страны, участие, которое в ней принимают различные нации, распределение ее по рынкам, и упомянув о главнейших предметах привоза и вывоза, взглянем теперь на состояние судоходства в открытых [497] иностранцам портах и на способы перевозки товаров из этих портов в Америку и Европу. Любопытно, что общее число иностранных судов, посещающих Китай, не только не возрастало в последние годы, но уменьшалось. Разумеется, это уменьшение числа вознаграждалось отчасти увеличением вместимости кораблей; но более всего для целей развивающейся торговли послужило увеличение числа пароходов, которые ту же массу грузов способны перевозить в кратчайшие сроки. Один шанхайский порт имел в 1869 году 64 парохода, совершавшие правильные рейсы между ним и не только другими китайскими городами,, но даже Япониею, Европою и Америкою. Разумеется, соответственно этому падало парусное судоходство, особенно же перевозка товаров на джонках. Как притом сами китайцы стали ныне заботиться о развитии национального парового флота, то и от этой причины перевозка на иностранных судах несколько уменьшилась, именно:

В 1864 г. посетило кит. порты 17,966 евр. суд. вместимостью 6.635,485 тонн.

— 1865 —  — 16,628 —  — 7.136 301 —

— 1866 —  — 16,672 —  — 6 877,582 —

— 1867 —  — 14,704 —  — 6.396,315 —

— 1868 —  — 14,075 —  — 6.418,503 —

Из исчисленных здесь судов половина принадлежала англичанам, одна треть американцам и только одна шестая приходилась на все остальные нации мира. Впрочем, необходимо заметить, что германское судоходство в Китайском море не только не падало в последние годы, но постоянно возрастало, равно как и судоходство другой развивающейся державы, Сиама. Только немецкие суда по большей части суть парусные, занимаются предпочтительно каботажем, и успехами своими главнейше обязаны дешевизне фрахтов. Вообще же говоря, до ныне транспортировка товаров на европейских, особенно паровых судах, китайских товаров весьма распространена и есть весьма выгодный промысел, едвали даже не более прибыльный, чем торговля товарами, за исключением разве опиума. Оттого ею занимаются не только отдельные судовладельцы, по и две могущественные местные компании: Росселя (Shanghai Steam Navigation С°, под американским флагом) и Траутмана (North China Steam Nav. C°, под английским), не считая пакетботных компаний Messageries Francaises, Peninsular and Oriental C°, и Pacific M. S. S. C°, которые перевозят дорогие и срочные грузы, как шелк и опиум (Пакетботы из Шанхая достигают Марсели в 42 дня, Саусгэмптона в 47 дней, С.-Франциско в 80 дней). [498] Тарифы везде высоки, что, впрочем, естественно как по малости конкурренции, так особенно по дороговизне содержания технического персонала судов и технических же учреждений для их исправления. Замечательна перемена в характере судовладения с 1840-х годов. Тогда, и до самой войны 1858-60 годов, богатые фирмы Гон-Конга и Шанхая, занятые торговлею опиумом, чаем и шелком, сами обладали целыми флотилиями; ныне же, как было раз упомянуто, судовладельцами являются не торговцы, а лица, им посторонние и занимающиеся своим делом, как специальностью. Закон обособления промыслов или, пожалуй, разделения труда и в этой сфере возымел свое действие.

Говоря о судоходстве в китайских портах, стоит упомянуть о начинающемся развитии туземного флота. Я разумею здесь не военный, для которого теперь есть два обширные адмиралтейства, в Шанхае и Фу-чжеу-фу, уже приготовившие 6-7 кораблей, а купеческий. С удивлением видит путешественник в некоторых портах Китая джонки, имеющие паровых двигателей и обязанные происхождением своим покупке китайцами с аукционов в Гон-Конге старых пароходов, которых корпус уже сгнил, но машина еще годилась. Однако не эти ублюдки морской архитектуры составляют действительных представителей китайского флота на европейский лад. Для последней цели служат настоящие пароходы, приобретенные некоторыми богатыми китайскими торговыми домами для их надобностей. Только жаль, что этому зараждающемуся флоту приходится нести тяжелые испытания. С одной стороны, его теснит конкурренция европейских и американских судов, которая уже заставила шанхайских пароходовладетелей, пробовавших плавать по Ян-цзе, присоединиться к большой американской компании, Sh. St. Nav. С°. С другой, ужасный произвол и корыстолюбие китайского чиновничества внушают предприимчивым китайским арматорам страх, ибо ни над кем так не обрушивается сурово своеволие мандаринов, как над людьми богатыми, да еще осмеливающимися вводить европейские новизны. Поэтому то те немногие китайцы, которые имеют суда европейской конструкции, держат их под английским флагом и для получения на то права берут компаньонами английских подданных из Гон-Конга. Разумеется, при добросовестности такого компаньона и в мирное время нет опасности для действительного хозяина лишиться своего судна; но захоти фиктивный совладелец, на имя которого корабль внесен в английские портовые реестры, или начнись у Англии [499] с Китаем война, — китайцу придется лишиться собственности. Это факт любопытный, доказывающий, как ужасно экономическое и политическое состояние Китая после сорокавекового господства чиновничества.

Заключу настоящий очерк некоторыми подробностями о прямых почтовых сообщениях Китая с Европою и Америкою. Как уже упомянуто, три большие пароходные компании делают ныне периодические рейсы, с одной стороны между Шанхаем, Гон-Конгом и C.-Франциско, а с Другой между теми же портами Китайского моря, Марселью и Саусгэмптоном. Эти компании суть: 1) американская Pacific Mail Steamship С^о, 2) английская Peninsular and Oriental C°, и 3) французская Messageries Franзaises. С ними в связи находятся местные компании Китайского моря: 4) американская (собственно, международная) Shanghai Steam Navigation С° и 5) английская (опять международная) North China Steamship С°. Рейсы всех этих компаний распределены следующим образом:

1) P. М. S. S. С°, высылает ежемесячно из Америки один пароход в Иокогаму, куда переезд из С.-Франциско делается в 21-24 дня, смотря по погоде и времени года. В Иокогаме пассажиры и груз разделяются: одни пересаживаются. на пароход той же компании, идущей в Гон-Конг, другие на пароход, направляющийся в Шанхай чрез Хиого и Нагасаки. В Шанхай из Иокогамы есть даже три отправления ежемесячно. От Иокогамы до Гон-Конга американские пароходы идут 7 дней, т.-е. скорее всех прочих, до Шанхая тоже неделю, считая и остановки. Обратные рейсы — в обратном порядке, и, притом росписание составлено так, что американцы уходят не в те дни, когда отходят европейцы. По вместимости это самые большие паровые суда из всех существующих, не исключая французские трансатлантические и английские, компании Кюнара. Фрахты у американцев дешевле, чем у англичан и французов, — так что, напр., есть возможность отправлять с ними из Калифорнии в Гон-Конг капусту и картофель, — доставка же несколько скорее, почему эта компания пользуется глубочайшею ненавистью своих соперников, и были случаи, что пароходам ее, вовремя бедствий, европейские суда отказывались дать помощь, даже намеренно наводили на опасные места. Из Шанхая, в настоящее время, для пассажиров удобнейший путь в Европу есть с пароходами P. М. S. S. С°, как потому, что они не выходят из умеренной зоны, тогда как с англичанами и французами приходится плыть в жаркой полосе Индейского океана и по [500] Красному морю, так и потому, что из 47 дней пути семь совершаются в комфортабельных спальных вагонах-гостинницах американской железной дороги между С.-Франциско и Нью-Иорком. Но для европейских грузов эта дорога неудобна, потому что требует двух перегрузок, перевоза по железной дороге и двойного страхования.

2) Р. and О. Со. Пароходы ее отходят два раза в месяц из Шанхая, через Гон-Конг в Суэз и оттуда чрез Александрию в Саусгэмптон. Из ревности к французской компании Суэзского канала, пассажиры и грузы направляются обыкновенно не по каналу, а по железной дороге, принадлежащей англичанам. Субсидия в 1 милл. рублей, получаемая компаниею от английского правительства, могла бы дозволить ей уменьшить свои тарифы значительно больше, чем то сделано в 1870 году; но алчность и недобросовестность агентов, поглощающих огромные суммы, не позволяет этого сделать, ибо и без того дивиденд акционеров не велик (6%). Что да субсидии, то она совершенно законна, ибо сверх пароходных линий в Индию, Китай и Японию, компания содержит пустынную линию в Австралию и перевозит по всем своим линиям даром казенную почту.

3) Messageries Francaises — создание бонапартовского министра Бегика, взлелеянное субсидиею в 5.000,000 рублей и при всем том, едва конкуррирующее с англичанами, несмотря на равенство тарифов и репутацию французской кухни на пароходах. Воровство агентов здесь еще значительнее, чем у Р. and О. С°. Рейсы — раз в месяц между Марселью, Гон-Конгом и Шанхаем, с перегрузкою в Гон-Конге, где китайская ветвь разделяется с японскою, идущею на Иокогаму. За то нет перегрузки на Суэзском перешейке, где пароходы идут по каналу. Огромную субсидию от правительства можно отчасти извинить тем, что пароходы М. F. перевозят даром почту и по уменьшенным ценам казенные грузы и пассажиров, которых, со времени завоевания Кохинхины, всегда есть не мало. Кроме того, компания содержит пустынную линию на о. С. Морис.

Станции у англичан и французов между Средиземным морем и Шанхаем почти одни и те же, именно:

У англичан.

Александрия.

Суэз.

Аден.

Point de Galles.

Пуло Кинанг.

Сингапур.

Гон-Конг.

Шанхай.

У французов.

Порт Саид.

Суэз.

Аден.

Point de Galles. [501]

Сингапур.

Сайгон.

Гон-Конг.

Шанхай.

Всего пути от Марсели до Шанхая 42-46 дней, смотря по времени года, с которым изменяются муссоны Индейского океана. Вообще лето удобнее для плавания из Европы в Китай, зима — из Китая в Европу.

Снабжение углем европейских пароходов производится на всех исчисленных станциях; но особенно стараются пополнять запасы его в Сингапуре, где он всегда дешев (8-10 р. за тонну), благодаря подвозу из Австралии и еще более из Европы, откуда его привозят как балласт, оказывающийся обыкновенно лишним при изобилии грузов в Сингапуре. Дороже всего уголь был до последнего времени в Адене; но теперь и там цены на него упали, так как подвоз из Европы, после прорытия Суэзского канала, сделался незатруднителен.

Стоит заметить, что все пароходы, плавающие между Европою и Китаем, сидят в воде не более 26-ти футов и соответственно этому имеют машины не свыше 600 сил. Это потому, что порты Суэзский, Аденский, Point de Galles, Сингапур и Сайгон мелки. В Шанхай не могут даже входить суда с осадкою более 18-ти футов, ибо столько лишь воды имеется на баре в Вусунге.

4 и 5) S. S. N. С°, и N. С°, или как их обыкновенно называют, компании Росселя и Траутмана, содержат правильные и весьма частые сообщения между Шанхаем и портами по Ян-цзе и в Желтом море, до Нью-чуаня и Тяньцзиня. Пароходы их большие, способные, напр., принимать до 8,000 ящиков чая, но мелко сидящие, потому что на баре в Дагу воды не бывает более 14-ти футов, да и на Ян-цзе есть перекаты с 12-ю футами. Тарифы этих компаний очень высоки: 5 лан (10 р.) из Ханькоу в Шанхай и 6 лан (12 р.) из Шанхая в Тяньцзин. Этим-то тарифам мы, русские, обязаны тем, что чай обходится нам в Тяньцзине столько же, как англичанам в Лондоне. Но, разумеется, ни английский, ни американский, ни даже китайский народ никаких податей названным компаниям не платит, а живут они, как должен жить всякий честный коммерсант, своим умом и своими трудами, не допуская даровой или удешевленной перевозки даже для собственных агентов и заботясь больше всего, чтобы эти агенты не обкрадывали компанию. Титулованных покровителей-акционеров, которые бы приучили компанейские [502] правления смотреть на государственные казначейства, как на отделения собственных касс, у них, разумеется, нет.

VI.

Банковые и промышленные ассоциации в Китае.

Говоря о внешней торговле Китая, коснулись мы почти всех тех предметов, которые обыкновенно рассматриваются в экономических очерках этого рода. От истории торговли мы перешли к изображению современного ее состояния и познакомились с ее размерами, экономическим значением для страны, распределением по рынкам и главнейшими статьями торга, а наконец упомянули о сообщениях, которые существуют между Небесною империею и Европою. Для общего знакомства с внешнею торговлею каждого государства этого было бы достаточно; но торговля на Востоке поставлена в столь своеобразные условия, что многое в ней может остаться непонятным, — особливо для людей, интересующихся ею практически, — если не коснуться именно этих побочных условий, мощно на нее влияющих. Из многих подобных условий, с некоторыми, напр. с пиратством, с составом европейского коммерческого класса, читатели наших "Очерков" познакомились прежде (См. "Вестник Европы" 1871, март); но о других, например, о характере внутреннего торга в Китае, который собирает материалы для вывоза за границу и распределяет по стране привезенные из-за границы товары, об устройстве и действиях банков в Небесной империи и всякого рода промышленных компаний, мы ничего не сказали. Попробуем же, в настоящем очерке, пополнить, хотя отчасти, недосказанное нами, и именно упомянем о банках, страховых обществах и промысловых ассоциациях.

Европейскому негоцианту, естественно, чаще всего приходится иметь дело с европейскими же банками, устроенными в разных портах Китая. Там он реализирует свои векселя, там держит он суммы на текущем счету, туда вносит деньги за купленные товары. Поэтому упомянем, прежде всего, об них, тем больше, что число их невелико, а именно:

Chartered Bank of India, Australia and, главное бюро которого в Лондоне, а многочисленные отделения почти во всех портах Востока, между прочим в Гон-Конге, Шанхае и Ханькоу. [503]

Chartered Mercantile Bank of, London and China есть также лондонский банк, которого отделения существуют в Гон-Конге, Шанхае и Ханькоу.

Oriental Bank Corporation — опять лондонский банк с отделениями в Гон-Конге, Фу-чжеу-фу и Шанхае.

Comptoire d'Escomptes de Paris — французский банк, имеющий центральное бюро в Париже, а отделения в Гон-Конге и Шанхае.

Эти четыре банка суть первоклассные учреждения, имеющие обширную известность повсюду, хотя дающие неодинаковые доходы своим акционерам. Оба привилегированные лондонские банка (chartered) в этом отношении уступают своим непривилегированным товарищам, конечно потому, что уставы их строже и не дозволяют пускаться в рискованные предприятия, которые, однако, обогащают их соперников. Comptoire d’Escomptes, напр., дает в год 13%, а Chartered Bank of India, Australia and China только 6-7%. Чеки и билеты всех этих банков на местных рынках суть настоящие денежные единицы, всегда стоящие al-pari, но, к сожалению, для публики, написанные большею частию на фиктивные ценности — таели или ланы, вследствие чего курс их на доллары (100 д. = 74% л.), действительную монету, колеблется, иногда очень внезапно, в пределах 3-4%.

Наравне с четырьмя большими европейскими банками по кредиту и обширности операций стоит и одно местное, восточное учреждение: Hong-Kong and Shanghai Banking Corporation — банк, основанный капиталистами Гон-Конга и Шанхая и пользующийся особою популярностью у китайцев, которые имеют свои доли в основном капитале. Главное бюро банка в Гон-Конге; но отделения его находятся в Сингапуре, Сайгоне, Фу-чжеу-фу, Амое, Сватоу, Нингпо, Шанхае, Кью-кьяне, Ханькоу и Иокогаме, не говоря уже про другие, находящиеся в равных портах Азии и Америки. Билеты и чеки пишутся в Китае на ланы, а в Японии на доллары. Годовой доход акционеров банка 13%.

Кроме того, покупку векселей, особенно на большие европейские фирмы, охотно производят почти все торговые дома Шанхая и Гон-Конга, а для коммерческих дел с Индией служат банки: Agra Bank Corporation Limited и Commercial Bank of India and the East — оба в Шанхае. В Кантоне, некогда центральном пункте заграничной торговли Китая, теперь нет европейских банков, благодаря близости Гон-Конга, этого действительного средоточия денежных капиталов Востока. Все [504] европейские банки в китайских портах весьма неохотно и лишь за высокие проценты выдают ссуды под залог товаров, а тем более недвижимостей; почему операциями этими занимаются частные дома, из которых особенно известен Сасуна.

Европейские страховые общества, с которыми также беспрерывно приходится иметь дело лицам, занимающимся торговлею в Китае, очень многочисленны (66), и потому было бы неуместно их здесь исчислять. Но как некоторые из них основаны европейцами уже в самом Китае и отчасти при содействии китайских капиталов, то будет нелишним упомянуть именно об этого рода обществах. Их всего восемь:

Canton Insurance Company — в Кантоне, Гон-Конге, Амое, Фу-чжеу-фу, Нингпо, Шанхае, Чин-кьяне.

China Traders Insurance Company — в Гон-Конге, Шанхае, Ханькоу, Нингпо, Амое, Сватоу, Кантоне.

China Fire Insurance Company — в Шанхае и Кью-кьяне.

China and Japan Marine Insurance Company — в Шанхае и Гон-Конге.

Hong-Kong Fire Insurance Company в Гон-Конге, Амое, Фу-чжеу-фу, Шанхае, Кью-кьяне.

North China Insurance Company — в Шанхае, Гон-Конге, Фу-чжеу-фу, Нингпо, Сватоу, Амое, Тяньцзине, Тамсуе.

Union Insurance Society of Canton — в Кантоне, Гон-Конге, Амое, Нингпо, Шанхае, Чифу.

Yangtze Insurance Association — в Шанхае, Гон-Конге, Кантоне, Фу-чжеу-фу, Нингпо, Чин-кьяне, Ханькоу, Чифу.

Полный перечень всех европейских и американских страховых компаний на Востоке лица, интересующиеся могут найти в "Hong-Kong Directory", любопытном статистическом альманахе, выходящем в Гон-Конге. Здесь заметим, что сами китайцы редко прибегают к страхованию, и это служит одною из причин, почему у них все товары дешевле, чем у европейцев. Кажущаяся эта непредусмотрительность объясняется довольно естественно тем, что до сих пор собственно китайские суда плавают почти исключительно вдоль берегов, им хорошо знакомых, а в далекие заграничные плавания китайские продукты идут уже как собственность европейских купцов. Страхования же складов и домов китайцы не производят потому, что большая часть их магазинов каменные, а дома потребовали бы уплаты очень высоких процентов, благодаря сгущенному их расположению и употреблению на постройку массы дерева. Впрочем, европейские страховые компании, не смотря на слабое участие в их делах туземцев Китая, успевают выручать постоянно хорошие дивиденды, потому что [505] премии у них очень высоки, а обычай страхования грузов, кораблей и разного рода зданий утвердился прочно у европейцев во всех портовых городах Небесной империи.

Об организации европейских товариществ, банковых ли, страховых ли, нет, конечно, надобности распространяться, потому что она та же, что и в Европе. Но заметим, как характеристическую особенность, что, несмотря на деятельное участие в этих обществах — равно как и в пароходных компаниях — китайских капиталистов, последние вовсе не участвуют в администрации их. В этом случае европейцы неумолимы, и нет примера, даже в Гон-Конге, чтобы какой-либо капиталист-китаец был директором или хоть членом совета европейского финансового учреждения (Но в частных домах все компрадоры, т.-е. кассиры и факторы — китайцы). Отговоркою обыкновенно служит слишком условная честность китайцев, или, проще, наклонность их к плутовству; но, на самом деле, отстранение обитателей Небесной империи от европейских коммерческих учреждений объясняется только своекорыстием самих европейцев и желанием вести все в тайне от китайцев, как весьма смышленых торговых соперников.

Впрочем, китайцы и не хлопочут много о том, чтобы вмешиваться в дела европейских торговых ассоциаций. Довольствуясь получением от них дивиденда и прочностью помещения у них капиталов, они главное внимание обращают на свои национальные промышленные товарищества, которые весьма многочисленны и действуют во всем Китае. Европейцам уже издавна был известен один из типов этих промышленных компаний, именно товарищества, которые возникают с целью поддерживать цены и монополизировать торговлю с иностранцами. Но, в наше время, более близкое изучение Китая раскрыло множество новых форм торговых ассоциаций, и о них-то мы распространимся несколько здесь, руководствуясь главнейше изысканиями итальянца Черутти и француза Симона, двух давнишних обитателей Небесной империи и отличных знатоков экономического быта ее.

Банки. Китай не имеет центрального государственного банка, ни казенного, ни частного. Для банковых операций правительства существуют частные провинциальные банки, которые однако же стоят вне всякого контроля администрации. Правительство, в нужных случаях, обращается к ним за деньгами, возлагает на них уплаты, поручает им сбор поступающих в казну налогов; но во всем этом относится к ним почти как частное лицо, платя коммиссионный процент. [506] Банки, за которыми установилась, так сказать, привилегия правительственных сделок, не имеют однако же права выпускать в публику билеты или другие бумаги ни за счет правительства, ни от себя. Исключение составляют некоторые банковые дома в Пекине и в областях Чжили, Сань-си и Шень-си, где ходят бумажки, чисто, впрочем, местной ценности, так сказать чеки тамошних банков, которые за стенами своего города не имеют цены. В Пекине эти ассигнации бывают иногда на очень небольшие суммы: копеек на 25-30, что, впрочем, не возбуждает ропота публики, а напротив служит удобством. По неимению в Китае серебряной монеты и по крайнему неудобству медной, было бы трудно делать многие расплаты без мелких бумажек. Пекин обширен, и в нем немало движения на одних извозчиках; мелочные покупки провизии и предметов домашнего обихода также оплачиваются бумажками. Но в других городах, особенно в среднем и южном Китае, даже и такие бумажки на предъявителя не существуют. Их заменяют книжки или чеки именные, по которым рассчеты производятся между прикащиками различных банков либо ежедневно, либо в какие-нибудь другие сроки, но во всяком случае не реже, как в год раз; ибо, по принятому в Китае обыкновению, все долги должны быть уплачены к концу года, и каждый начинающийся год не наследует никаких финансовых рассчетов от предыдущего. Бумажных денег — этого зла, которое разрушает кредит многих европейских государств и служит к извлечению из них драгоценных металлов, Китай вовсе не знает, и все попытки ввести их оканчивались неудачею. В "Трудах Пекинской Миссии" есть статья об этом предмете, довольно логично излагающая причины такого неуспеха, со слов одного оффициального доклада.

Но если китайские банки, благодаря практическому, здравому уму населения, лишены возможности эксплуатировать общество помощью самой нахальной, но, конечно, и самой выгодной для них операции, выпуска al-pari беспроцентных бумаг; то в замен того они делают чрезвычайно обширные обороты по текущим счетам, по ссудам и по учету коммерческих бумаг, обращающихся между частными лицами. Можно даже сказать, что несуществование золотой и серебряной монеты передает в их руки все денежное обращение страны. Всякий мало-мальски зажиточный горожанин-китаец имеет свой банк, куда кладет свои сбережения и где за это пользуется кредитом на вдвое большую сумму. Книжки, выдаваемые ему банком, служат для рассчетов, так что на одной стороне каждого листа [507] банк записывает ему весь дебет, т.-е. суммы им или на его имя внесенные, а на другой весь кредит. Кредитора, имеющего получить деньги, или должника, желающего их уплатить, обращают в банк, а вечером посылают туда слугу с книжкой для записи операции. Таким образом устраняется множество сложных канцелярских формальностей, свойственных нашим банкам, и дело ведется на чистоту, ибо сделки одного дня, будучи всегда в свежей памяти, никогда не могут подать повода к спорам между частным лицом и банком. Суммы, которые таким образом банки держат у себя на текущем счету, служат им для больших оборотов по выдаче ссуды и по уплате за переводные письма, присылаемые из других городов, что совершенно почти устраняет необходимость перевозки серебра, единственного драгоценного металла, обращающегося в Китае. Прибавим, что все переводные бумаги выдаются на самые короткие сроки, можно сказать a vue, так что трех и шестимесячные банковые векселя вовсе не существуют.

Депозитно-учетные банки суть весьма древние учреждения в Небесной империи и совершенно вошли в нравы страны. Говорят, что первоначально они образовались из сохранных казен, которые возникали в городах вследствие того, что все китайские постройки в древности были деревянные и что поэтому жители старались свои избытки беречь в особых, более надежных зданиях (Нечто подобное тому мы видим теперь в Японии), где и возникли потом конторы ссуд. Не вдаваясь в подробности прошедшего этих учреждений, можно, однако заметить, что китайское предание резко различается от первоначальной истории европейских банков. Последние, как известно, были первоначально меняльными лавками, banco, от чего произошло и самое их название. Меняльные лавочки очевидно были достоянием частных лиц, тогда как в Китае первые банковые учреждения возникли по почину ассоциаций. Этот тип денежных корпораций, это начало взаимного содействия сохранились и доселе в силе на всем пространстве Небесной империи и проявляются во множестве как больших, так и мелких товариществ. И замечательно, что членами ассоциаций обыкновенно бывают земляки, сограждане и даже соседи, не допускающие в них чуждых людей. Так есть банки и торговые компании саньсийские, фуцзяньские, кантонские и т. п., точно так, как артели рабочих, лодочников и пр. из Нингпо, из Шань-Дуни. Эта близость товарищей-пайщиков объясняет, почему дела внутри [508] ассоциации идут большею частью на веру, чем самым устраняется много формальностей, как у нас в артелях.

Китайские банки должны иметь очень хорошие барыши от своих операций. Обыкновенный годовой процент по заемным обязательствам частных лиц есть 30-40%; даже самые солидные фирмы платят 20-30%. Конечно, банки, как и все в Китае, платят тяжелые оброки чиновникам, этим вампирам азиатских народов; но, за всем тем, они могут процветать как не процветает ни один европейский банк, если только сами не вдадутся в рискованные предприятия. К сожалению, эти рискованные операции — очень обыкновенное дело у китайских банкиров, особенно желающих скорого обогащения. Оттого частые банкротства, ведущие к разорению пайщиков и кредиторов. Закон мало гарантирует этих лиц от произвола дирекций банков. Оттого в Шанхае и других открытых портах многие солидные китайские дома предпочитают, в последнее время, иметь дела с европейскими банками, хотя они дают меньше барышей вкладчикам и обременяет при производстве операций некоторыми формальностями. Впрочем, существование европейских банков в открытых портах Китая отнюдь не исключает из них банков туземных, хотя, быть может, понижает коммиссионные их проценты. Шанхайские банки, например, производят обширные операции, особенно по торговле шелком и чаем, которые свозятся в Шанхай из разных, часто очень отдаленных провинций Китая, и соперничество, на местном рынке, шести европейских банков нисколько им не вредит по большей части оборотов. В случае кризисов или опасностей, китайские банки дружно поддерживают друг друга.

Мелкие промышленные товарищества, о которых мы теперь скажем, столь же свойственны Китаю, как и банки или компании купцов хон. Мало того, они охватывают почти все рабочее население Небесной империи и отличаются многими такими особенностями, что могли бы, до известной степени, служить предметом подражания для европейских ассоциаций. Устройство их было недавно предметом любопытного исследования г. Симона, французского консула в Нингпо, который, подобно многим своим западно-европейским собратам, занимается усердно изучением не археологического, не книжного, не оффициального, а действительного, живого Китая. Вот что говорит Симон в статье, напечатанной в "Journal of the North-China Branch of the Royal Asiatic Society", 1869 года: "Ни в одной стране плодотворное начало ассоциации не получает столь частых приложений, как в Китае. Соединяются [509] для общих предприятий в городах и в селениях. Богатые капиталисты складываются, чтобы учредить могущественные банки; бедные земледельцы, чтобы купить быка, который им нужен для работ. Мелкие торгаши входят в товарищества, чтобы основать богатые торговые фирмы; уличные нищие спешат сделать складку из собранных чохов, чтобы один за другим начать торговлю фруктами или пирожками. Мандарин, который желает подвинуться по службе, приглашает своих друзей и родных к участию в составлении суммы, нужной ему для поездки в столицу и для уплаты за место. Матери семейств складываются, чтобы одевать детей, слуги — чтобы поскорее стать самостоятельными людьми, мелкими торгашами, а потом и капиталистами. Вступают в промышленные ассоциации на год, на месяц, на неделю; делают складчины родные, друзья, соседи и иногда даже люди вовсе незнакомые друг другу, так что в провинции с 25-30 миллионами жителей нет, может быть, и тысячи, которые бы не были, не бывали или не собирались быть членами промышленных ассоциаций".

Есть ассоциации, утвержденные законом: это — те, которых предприятия имеют известную общественную важность (таковы, наприм., были компании хон в Кантоне и Кяхте, таковы некоторые банки); но огромное большинство хой-цзянь, т.-е. денежных товариществ, есть просто результат частных сделок, вовсе неизвестных властям или только терпимых ими. Их главная цель — дать недостаточному человеку средства для полезной деятельности, избавить его от платы разорительных процентов и доставить возможность возвращать капитал по частям, в долгие сроки. Бывают даже случаи, когда заемный процент равен нулю.

То важное неудобство китайских хой-цзянь, что они открывают только долгосрочный кредит и связывают надолго членов товарищества, окупается для китайцев тем, что каждый член ассоциации, в свою очередь, пользуется выгодами кредита, получая в свое распоряжение значительную сумму денег. Статуты некоторых из подобных товариществ, приведенные ниже, дадут обстоятельное понятие о предмете; здесь же рассмотрим сначала случаи и способы образования хой-цзяней. Они получают начало:

Когда земледелец имеет нужду в деньгах, чтобы купить землю, рабочую лошадь и т. п., или же принанять поле или дом.

Когда молодой работник хочет завести самостоятельное фермерское хозяйство и хлопочет о приобретении земледельческих орудий и о найме земли. [510]

Когда купеческий прикащик желает сделаться купцом или купец желает расширить свою торговлю.

Когда молодой человек находится в затруднении продолжать свои учебные занятия — случай возникновения ассоциации, мало известный в просвещенной Европе, а в некоторых полу-варварских странах даже гонимый.

Когда бедная мать семейства хочет отдать замуж дочь или имеет какие-нибудь другие необычайные надобности.

Когда мелкий чиновник хочет получить лучшее место и для этого заискать внимание высших властей подарками.

Во всех этих случаях нуждающийся в деньгах, если не имеет богатых родственников, которые бы ссудило ему на домашних условиях, прибегает к образованию ассоциации хой-цзянь. Для этого он обращается к своим близким и друзьям, изъясняет им свою нужду и просит принять от него угощение, во время которого и условливаются относительно продолжительности существования ассоциации, уставов ее, количества и качества серебра, подлежащего взносу, и даже весов, на которых оно будет взвешиваемо. Когда условие заключено, тогда определяют очередь или нумерацию членов, соответственно которой они будут пользоваться выгодами ассоциации. Первый нумер, конечно, всегда принадлежит нуждающемуся в данную минуту основателю товарищества; другие распределяются по жребию.

По окончании этого, "товарищи” вносят деньги соответственно рассчету, предварительно сделанному и основанному на существе сделки, между ними состоявшейся, и передают их нуждающемуся. Последующие операции общества состоят в следующем:

No 1-й, то есть первоначальный заемщик, через год или вообще через назначенный срок вносит обратно определенную часть долга и процентов; No 2-й, не платя уже ничего, получает эту сумму, а равно и все те деньги, которые внесут прочие члены товарищества, по рассчету. За это он угощает публику и становится как бы капиталистом.

На следующий год тем же преимуществом пользуется No 3-й, а все прочие платят свои доли. В конце третьего года то же повторяется с No 4-м, и т. д., до последнего года, когда, не платя уже ничего, получает всю складку последний нумер.

Чтобы дать ясное понятие о раскладке уплат и получений, приведем здесь одну из многих таблиц, представленных Симоном. Таблица эта употребляется для рассчетов в таких хой-цзянях, которые называются су-чжеускими, от имени [511] города Су-чжеу, в котором возникла первая ассоциация этого рода.

Общество предполагается состоящим из одиннадцати членов и складочный капитал его определяется в 100 лан, которые в первый год вносятся всеми членами, кроме No 1-го, в следующем размере:

Эти 100 лан передаются No 1-му и в течение года служат ему для его оборотов без всякого вмешательства со стороны кредиторов-товариицей. Затем в конце первого года он вносит в общую кассу 15 1/2 лан и продолжает вносить такую же сумму ежегодно, до конца ассоциации, то есть до одиннадцатой сходки. Прочие товарищи на второй год вносят:

Выходит, что всякий в свое время получает по 100 лан; но платит в общую кассу меньше всех (45 лан) тот, кто стоит в последнем нумере, а больше всех (155 лан) тот, кто получил деньги в первый год и пользовался ими всеми или отчасти целые десять лет. Проценты тут очевидно очень невелики, именно не более 5% в год, а расплата очень легка. Аккуратность взносов обеспечивается тем, что не уплативший своего в срок исключается из ассоциации и становится с той минуты человеком, обесчещенным перед всеми.

В товариществе чже-конгском, названном так по имени изобретателя этого типа хой-цзяней, некоего Чже-Конга, рассчет делается иначе. Именно, в первый год из одиннадцати членов ассоциации десятеро вносят по 10 лан каждый и вся сумма, 100 лан, отдается No 1-му. По истечении года этот No 1-й уплачивает 20 лан и продолжает тоже делать до конца шестого года, после чего уплаты с его стороны превращаются, ибо он внес уже 120 лан, то есть возвратил капитал с процентами. Все остальные товарищи, кроме No 2-го, на второй сходке уплачивают лишь по 8.89 лан, и составленную таким образом сумму 100 лан передают этому [512] No 2-му. На третий год первые два нумера платят по 20 лан, а все прочие, начиная с четвертого, по 7.5 лан, и т.

В конце шестого года окончательно перестает платить No 1-й, а потом и другие товарищи, поочередно, так что на двенадцатой сходке вносят по 20 лан, лишь NoNo 6, 7, 8, 9, 10 и 11-й. Эта сумма распределяется, для уравнения выгод каждого участника, по особой табличке, которую здесь помещать, было бы неудобно.

В третьем типе хой-цзяней, так называемом цзян-суйском обществе, есть та особенность, что основатель общества, вносит свои 100 лан с рассрочками, но без процентов. И так далее: рассчеты между членами хой-цзяней делаются очень разнообразными способами.

Из этого краткого очерка мелких китайских промышленных товариществ не трудно понять, на какой практической почве стоят они, и как полезно было бы подробное ознакомление с ними наших и европейских работников и других бедных людей. Совершенно чуждые социалистского характера, в дурном смысле этого слова, нисколько не стесняя личной инициативы каждого участника, давая ему возможность заработывать пропорционально труду и способностям, без всякого стеснения от товарищей, — они, без сомнения, способны были бы помочь экономическому быту беднейших классов нашего населения. Мало того: требуя строгой честности, воздержности и правильного труда, не приучая человека надеяться на стачки, которых обычный результат так печален для бедняков к ведет к стольким насилиям, они способны удерживать людей на пути честного и правильного преуспеяния и выручать их в самые трудные минуты жизни, не нарушая ничьих интересов. Сколько бы молодых людей сохранились физически крепкими и нравственно чистыми, еслибы при начале карьеры они получали сразу достаточные для обзаведения и правильной деятельности средства! Сколько бы бедных, но честных невест избегли падения через своевременное замужство, еслибы имели хоть небольшое приданое! Сколько бы энергических и способных, но несчастливых, недостаточных людей, достигли высокой степени благосостояния, еслибы могли у нас пользоваться, но "варварскому", китайскому способу, благодеяниями дешевого взаимного кредита....

М. Венюков.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки крайнего востока // Вестник Европы, № 8. 1871

© текст - Венюков М. И. 1871
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Бычков М. Н. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1871

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за помощь в получении текста.