-

Пекинская духовная миссия.

(Из деятельности царской России в Китае).

Миссионеры были первым мощным орудием проникновения иностранного капитала на Восток. Закабаление ряда полуколониальных и колониальных стран империализмом произошло благодаря услуг миссионеров. Первым шел миссионер, за ним солдат, потом купец. Превратив ряд стран в колонии и полуколонии, международный капитал поддерживает свое господство разными способами. Среди них по прежнему миссионеры играют первостепенное значение. Недаром Соединенные Штаты только в одном Китае вложили в свои миссионерские предприятия около 200 миллионов рублей, недаром американский империализм содержит в Китае штат в 6000 миссионеров. В одном Китае более 10.000 миссионеров!

Официальная деятельность миссионеров очень скромна, но, если бы вскрыть тайную переписку миссионеров со своими правительствами, мы смогли бы узнать ряд новых обстоятельств, в борьбе империализма с китайской революцией. Мы бы узнали, что десятитысячная армия миссионеров не сидит сложа руки: она добросовестно служит своему хозяину-империализму и китайской реакции.

Октябрьская революция позволила нам заглянуть за кулисы русской духовной миссии в Пекине. Изученные нами подлинные материалы дают возможность судить о той действительной роли, которую выполняла духовная миссия в Китае втечение двух веков. Материалы эти особенно интересны тем, что они впервые дают возможность приподнять завесу и заглянуть за кулисы работы миссионеров на Востоке; деятельность русской духовной миссии не является чем либо исключительной; она схожа с деятельностью многих других миссионерских организаций в Китае в настоящее время.

Что касается русской духовной миссии в Пекине, то она с момента Октябрьской революции превратилась в базу для борьбы с советской властью на Дальнем Востоке. Хорват, Семенов, Калмыков и другие столпы белогвардейщины на Д. В. использовали духовную миссию. Располагая значительными средствами, сохранившимися в иностранных банках, миссия финансировала авантюры белогвардейцев. Не останавливаясь на деятельности миссии с момента ее возникновения (что мы сделаем в специальной работе), мы ограничиваем очерк деятельностью миссии за период 1800-1870 гг., который является характерным для деятельности миссии за все время ее существования.

Нами изучен архив. Пекинской духовной миссии, хранящийся в Москве, при чем сюда вошли не только донесения нач. миссии, но и вся [11] переписка миссии, ее труды и проч. дела, находящиеся в Архиве внешней политики и относящиеся к периоду 1800-1870 г.г. Кроме того использованы «всеподданнейшие доклады», донесения русских посланников в Китае (Путятина, Игнатьева и др.).

________________________________

Основание русской духовной миссии в Пекине следует отнести к 1685 г., когда в Пекине впервые появился русский монах Максим, взятый в плен вместе с группой русских казаков-албазинцев на Амуре. Эта группа пленных в составе 45 чел. была доставлена вместе с монахом в Пекин и принята на военную службу. Китайское правительство причислило казаков к военному сословию-стало выдавать им содержание и пользовалось ими в качестве драгоманов при приходе в Пекин русских караванов.

Мысль о использовании миссионеров в качестве проводников русского влияния в Китае впервые появилась у Петра I, которым 18 июня 1700 г. был издан указ о создании специальной миссии в Пекине, «чтобы хана китайского и ближних его людей и обще их народ привести к святому делу». Указ Петра был осуществлен в 1715 г., когда в Пекин прибыла, первая русская духовная миссия под начальством арх. Иллариона. Члены миссии считались на китайской правительственной службе, получая от правительства Китая средства для деятельности миссии, помещение и проч. Этот порядок, существовал вплоть до 1858 г. За это миссия была обязана производить переводы всей переписки, которую вело маньчжурское правительство с Россией.

Все прежние буржуазные исследователи миссии говорили только о религиозной и научной деятельности миссии. Они тщательно скрывали политическую роль миссии.

Так, исследователь миссии — иеромонах Николай, написавший двухтомный труд — «История Пекинской духовной миссии» (Казань, 1887 г.), утверждает, что «в глазах китайцев, миссия наша не имела политического характера» (стр. 11). «Бескорыстно благодетельствуя своим пасомым, она ограничивалась одною задачею: учила их послушанию православной церкви и повиновению местным властям» (13 стр.).

Профессор Мартенс в работе — «Россия и Китай» (СПБ, 1881 г.) также считает, что деятельность русской миссии носила чисто религиозный, а не политический характер: «Характеристическая черта, отличающая во всех отношениях Пекинскую православную миссию от других духовных миссий и от всех религиозных конгрегации, основавшихся в Китае, есть самое тщательное соблюдение со стороны миссии автономии китайского правительства... Миссия никогда не старалась вызывать неудовольствия или злоупотреблять своим нравственным влиянием» (стр. 47).

«Имея ближайшею своею задачею пастырский надзор за потомством албазинцев, наша миссия всегда держалась указанных ей границ нравственно-религиозной сферы, не вела пропаганды, не вмешивалась в политику, не интриговала при дворе богдыхана, не увлекалась и меркантильными целями» (Иеромонах Николай, стр. 12).

Утверждения иеромонаха Николая, Мартенса, Виноградова и других буржуазных историков Пекинской духовной миссии об [12] аполитичности миссии ни в какой мере не соответствуют действительности. Октябрьская революция дала нам возможность заглянуть за кулисы миссионерской деятельности в Китае. Архивные материалы самой миссии показывают, что вся ее деятельность с момента возникновения носила почти исключительно политический характер. Даже иеромонах Николай случайно проговаривается: «Через связи с членами Пекинского трибунала (прежнее название китайского министерства иностранных дел. М. Б.) наши миссионеры вовремя узнавали о предметах более или менее важных для сношений России с Китаем и заблаговременно могли предварять обо всем российское правительство» (Иеромонах Николай, 11 стр.).

Таким образов, иеромонах Николай впадает в противоречие со своим основным утверждением об аполитичности Пекинской миссии. Фактически до 1863 г. миссия на всем протяжении своей истории играла главным образом политическую роль, будучи в ведении не Синода, а царского министерства иностранных дел. Поэтому деятельность миссии неразрывно связана со всей агрессивной политикой русского торгового капитала в Китае в XVIII и XIX в.в. Ограничивая свой очерк периодом 1800-70 г.г. мы полагаем, что вскрытие подлинной деятельности миссии является характерным не только для указанного периода, но и для в.сей деятельности миссии за все время ее существования.

________________________________

В изучаемый нами период миссия находилась в ведении МИД, г, лице его азиатского департамента. Все назначения, вся жизнь и деятельность миссии находились под руководством МИД. Синод имел ничтожное отношение к миссии, деятельность которой в период 1800-63 г.г. носила, главным образом, политический, а не религиозный характер. Все предписания, назначения и перемещения производились МИД, которое только доводило до сведения Синода о своих мероприятиях. Все донесения поступали от начальника миссии непосредственно в МИД. Только после назначения постоянного дипломатического представителя в Пекин, с 1863 года, миссия постепенно перестает играть политическую роль, хотя русские посланники и после этого продолжали пользоваться связями миссии в целях дипломатических.

Состав миссии обычно сменялся раз в десять лет. «Лицо, назначаемое в начальники пекинской миссии, кроме других, нужных для сего условий, должно знать китайский язык и быть знакомым с образом действий китайского правительства; потому обыкновенно выбирается из бывших или настоящих духовных членов миссии» («Верноподданнейшие донесения за 1856 г.» «О новой Пекинской миссии» 25.VIII.1856 г.). Начальник миссии, «если он точно исполнит возложенные на него обязанности и оправдает ожидание правительства, по возвращении в отечество» производился в епископы и получал ежегодно пенсию в 2.000 р. («Высочайше утвержденная 12 марта 1840 г. инструкция начальнику Пекинской миссии»); иеромонахи производились по возвращении в архимандриты с выдачей ежегодной пенсии в 650 рублей.

Все члены миссии после своего возвращения из Китая оставались в ведении министерства иностранных дел. В состав миссии обычно включались врач и художник. «К поддержанию же и упрочению [13] нужных для нас в Пекине связей могут быть полезными орудиями: лекарь миссии и художник. Через труды их миссия может оказывать разные услуги и одолжения китайским сановникам и другим лицам, расположение коих может быть для нас важно и полезно. Лекарь может особенно принести пользу своим искусством и поддержанием того доверия, которое приобретено нашими врачами в Пекине».

Дабы не дискредитировать себя в глазах китайцев и не потерять связей с нужными людьми, МИД предписывало быть врачу крайне осторожным: «для сего он должен в лечении китайцев поступать с особенной осторожностью и, так сказать, с внутренним убеждением в успехе своего дела во избежание каких либо нареканий и даже неприятных последствий для самой миссии» (Совершенно секретная инструкция Палладию. «Инструкция Пекинской духовной миссии» 1849 г.). Поэтому МИД указывало: «Принимая в уважение особые цели его, (т. е. художника М. Б.) посылки, состоящие в оказании услуг нужным для нас в Пекине лицам и в поддержании там полезных для миссии связей, от художника по этой причине не будет требоваться никаких ученых занятий» («Всеподданнейшие донесения за 1856 г.». «Выписка из высочайше утвержденного 7 февраля 1848 г. доклада»).

Были в миссии и военные специалисты. В 1858 г. в состав миссии были включены два офицера: артиллерист и пехотинец. Министр иностранных дел К. Горчаков, ходатайствуя перед Александром II, писал: «При вновь назначенной Пекинской духовной миссии по прежним примерам будут находиться два казацких офицера и 40 казаков; в числе последних и под видом их или вместо казацких офицеров могут удобно быть назначены люди, сведующие по артиллерийской и инженерной части, и при первом случае пристав миссии может предложить услуги этих офицеров для китайского правительства. В виду известных требований с нашей стороны по Амурскому вопросу МИД изыскивает все средства, чтобы чем нибудь вознаградить уступку, которую желает получить в этом случае от китайского правительства» (Всеподданнейшие доклады за 1856 г.). Александр II согласился с предложением Горчакова, и офицеры были посланы.

Перед отъездом в Китай начальник миссии получал подробную секретную письменную инструкцию МИД, которая обычно утверждалась царем. Задачи миссии, по мысли МИД, были самые различные. В общем они схожи с теми задачами, которые обычно выполняются дипломатическими представительствами. Миссия должна была, прежде всего, собирать информацию политического, военного, торгового, научного и пр. характера. Одному из предшественников Палладия, архимандриту Вениамину, азиатский департамент поручал сбор, главным образом, сведений торгового характера. «Нельзя ли увеличить число привозных предметов к нам из Китая, открыть новые пункты торговли и пр. При исполнении всех вышеописанных поручений вести дело с надлежащей осторожностью», говорилось в инструкции («Пересылка денег» 1830 г.). В связи с планом захвата Амура МИД уделяло сугубое внимание этому вопросу. Поэтому в инструкции оно поручало Вениамину «обратить на вышеизложенный предмет все внимание: собрать под рукою точные сведения о течении реки Амура, о глубине оной, о свойстве берегов и населенности по оным». МИД приказывало Вениамину даже войти в переговоры о плавании русских судов по Амуру. [14]

«Министерство, полагаясь на ваше благоразумие и усердие к пользам отечества, предоставляет вам сокровенными путями и личными вашими сношениями обеспечить возможности успеха... Само собою разумеется, что настоящее поручение вы должны хранить в строгой тайне» (Инструкция МИД, утв. 6/2-1830 г.).

Палладию МИД поручало исключительно политические задачи. Вот что писал ему генерал губернатор Восточной Сибири, Муравьев:

«Генерал-губернатора Восточной Сибири и командующего войсками, в оной расположенными. По части генерального штаба. Марта 23 дня 1854 г. № 45 г. Иркутск.

«Начальнику Пекинской духовной миссии, высокопреподобному отцу Палладию.

Государь, великий князь, наследник, цесаревич, препровождая ко мне, при рескрипте своем от 1 февраля сего года, высочайше утвержденную государем императором инструкцию для руководства моего в действиях и сношениях с правительством китайской империи, вместе с тем соизволил сообщить мне для надлежащего руководства и исполнения, что государь император высочайше повелел:

1. Предписать ныне же от министерства иностранных дел Пекинской духовной миссии, чтобы доставляла мне все сведения, какие я от нее требовать буду, и какие она, по положению своему в Пекине, согласно указаниям моим, в возможности будет приобретать.

2. О предоставляемых мне, на основании инструкции, сношениях с китайским правительством, уведомить ныне же, по установленному порядку, трибунал внешних сношений, листом от имени правительствующего сената.

В самой же инструкции, между прочим, для надлежащего моего руководства, повелено мне вскрывать получаемые из китайского трибунала листы, адресованные в правительствующий сенат, а из министерства иностранных дел сообщать мне копии с тех листов, которые из министерства будут отправляемы в китайский трибунал.

Поспешая с таковой высочайшей волей уведомить ваше высокопреподобие, я отправляю вместе с сим в китайский трибунал вышеозначенный лист, от имени нашего сената, и признаю необходимым сообщить с моей стороны для вашего руководства, что в настоящих обстоятельствах вам совершенно необходимо принять в Пекине положение политическое. Вы, без сомнения, изыщите лучшие средства, чтобы этого достигнуть, с моей же стороны я предоставляю вам, где сочтете нужным, перед китайскими властями, ссылаться на полученные от меня приказания.

Кроме того, не излишним считаю присовокупить, что кяхтинский градоначальник, по приказанию моему, спрашивает ургинских правителей о дозволении отправить в трибунал важные от меня депеши, с особым моим чиновником прямо из Кяхты в Пекин. Если по этому предмету ургинские правители будут спрашивать трибунал, то я покорнейше прошу вас оказать содействие скорейшему разрешению сего, сообщив, кому признаете нужным, что предполагаемое мною отправление [15] чиновника с депешами в Пекин имеет целью обоюдной пользы государств наших и послужит только к вящему сближению дружеских наших отношений.

На подлинном написано:

Генерал-лейтенант. Муравьев.

Управляющий частью генерального штаба

подполковник Заборинский».

Политическая деятельность миссии протекала в условиях строгой конспирации, при чем эти условия работы были так совершенны, что китайское правительство догадалось о подлинной деятельности миссии только после захвата Амура. Оно обнаружило, что в Пекине находится центр русского шпионажа в Китае. Миссия ухитрялась пересылать свои секретные донесения через... трибунал внешних сношений.

Секретная часть донесений обычно зашифровывалась (для этого миссия имела несколько шифров) и вписывалась особыми симпатическими чернилами между строками невинного текста. Например, шел текст описания озера Балхаша, а между строками секретное донесение, написанное симпатическими чернилами. В Петербурге чернила проявлялись и донесение расшифровывалось.

В инструкции Палладию МИД предлагало:

«Секретно.

Начальнику Российской императорской духовной миссии,

Архимандриту Палладию.

№ 1546. 25 мая 1849 г.

В дополнение к предписанию от сего числа за № 1845 азиатский департамент не излишним считает присовокупить, что для секретных бумаг входящих, как и исходящих, следует завести особые секретные журналы (один для входящих, другой для исходящих бумаг). В оные вы сами уже будете вносить как секретные бумаги, отсюда поступающие, так и ваши секретные донесения.

Еще нужным считается сообщить к вашему наблюдению, что для секретной переписки с азиатским департаментом вам надлежит употребить те же предосторожности, какие были предписаны начальнику прежней миссии, с выставлением на ваших бумагах известных условных знаков, каковые будут находиться и на наших. секретных (тех, которые будут также писаны симпатическими чернилами). Об этом найдете подробное наставление в предписании департамента архимандриту Поликарпу от 8 апреля 1840 г. № 50. Вы примите также от архимандрита Поликарпа шифр, оставленный ему в 1841 году бывшим приставом миссии. О получении сего шифра донесете департаменту с возвращающейся миссиею.

Директор — (подпись)». [16]

Принимая на себя столь важные политические поручения, Палладий заверял МИД в своей преданности:

«В Азиатский департамент

Архимандрита Палладия

Донесение.

Спешу уведомить департамент, что я имел честь получить от г. пристава миссии секретную инструкцию министерства (от 3 мая сего года. № 1450) для руководства моего в Пекине. Выражая глубочайшую признательность министерству за лестное доверие его ко мне, я пользуюсь случаем повторить перед департаментом уверение в моей неизменной готовности к исполнению возложенных на меня поручений; в настоящее время, при неизвестности будущего, я могу, однако ж, сказать, что с моей стороны не будет недостатка ни в усердии, ни в старании пользоваться всеми случаями, чтобы оправдать ожидания моего начальства.

Вместе с тем получено мною предписание департамента от 25 мая сего года № 1846 с наставлениями относительно 1., входящего и исходящего журналов для секретных бумаг; 2. условного шифра; все эти наставления департамента будут приняты мною в самое строгое внимание и руководство.

Архимандрит Палладий.

7 июля 1849 г.

Кяхта».

И он оправдал возложенные на него поручения. Царское правительство получало от Палладия исчерпывающую информацию о внутреннем положении Китая, разложении маньчжурской феодальной аристократии и ходе тайпинского движения. Хорошая осведомленность дала возможность России максимально использовать тайпинское движение в своих агрессивных целях. За свею усердие Палладий был награжден рядом знаков отличий. Царское правительство понимало, что в лице миссии оно имело мощное орудие своего проникновения в Китай.

Одновременно все члены миссии по приезде в Пекин давали клятвенное обещание, образцом которого может служить обещание Храповицкого:

«Клятвенное обещание.

Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь всемогущим богом, пред святым его евангелием в том, что хочу и должен его императорскому величеству, своему истинному и природному всемилостивейшему великому государю императору Николаю Павловичу, самодержцу всероссийскому и его императорского величества всероссийского престола наследнику, его императорскому высочеству, государю цесаревичу и великому князю Александру Николаевичу, верно и нелицемерно служить, и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, а все к высокому его императорского величества [17] самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и при том по крайней мере старатися споспешествовать все, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

О ущербе же его величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися, и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, и поверенный и положенный на мне чин как по сей (генеральной, так и по особливой) определенной и от времени до времени его императорского величества именем от предуставленных надо мною начальников, определяемым инструкциям и регламентам и указам надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы, вражды, противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как верному его императорского величества подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред богом и судом его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне господь бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятве целую слова и крест спасителя моего. Аминь.

По сему клятвенному обещанию, на чин титулярного советника, присягал член пекинской духовной миссии, магистр,

Михаил Храповицкий, 14 апреля 1850 г.

К присяге приводил член П. Д. миссии — иеромонах Евлампий».

Миссия выполняла поручения, которые на нее возлагало русское правительству, разными путями.

Для подкупа высших чиновников МИД передавало миссии специально «подарочные суммы и вещи». Еще в 1830 г. азиатский департамент указывал Вениамину, по поводу домогательств на Амур: «Если необходимость потребует подкрепить ваши ходатайства подарками, то вам разрешается употребить на сей конец некоторую часть серебра... но всемерно ограждайтесь от расходов тщетных» («Пересылка денег» 1830 г. Инструкция Вениамину Морачеву).

В инструкции Палладию азиатский департамент указывал: «Миссия должна поддерживать добрые связи с трибуналом и с другими полезными для нас лицами, что во многом облегчит ее действия и устранит для нее неприятности. На поддержание таковых полезных связей и знакомств, в Пекине отпущены миссии в достаточном количестве разные вещи, а также имеется особая, по штату положенная, подарочная сумма» («Инструкция пекинской духовной миссии». 1849 г.).

В архиве внешней политики, в Москве, мы просмотрели ряд специальных книг, в которых занесены, так называемые, ««подарочные суммы», выданные миссией различным чиновникам за услуги, оказанные миссии в разное время. Первое время Палладий свою информацию черпал путем личных связей с некоторыми высопоставленными чиновниками, но главным образом путем кропотливой работы над китайскими легальными источниками («пекинская газета» и пр.). Особенно жаловался Палладий на плохую информацию первое время:

«Политические связи миссии с Трибуналом теперь слабее, чем некогда, и потому для меня недостает одного источника достоверных и [18] нужных сведений; действительно, много значит характер пристава русского подвория. Нынешний блюститель наш не отличается общительностью и я жду с нетерпением, когда господь возьмет его от нас» (Дон. 31 мая 1851 г.).

Но через несколько лет Палладию удалось установить связь и с трибуналам. Он стал аккуратно осведомлять свое правительство о делах не только легальных, но совершенно секретных, касавшихся политики китайского правительства в русских делах. Его информация о тактике маньчжурского правительства в амурском вопросе, несомненно, представляла значительную военно-политическую важность, поскольку Муравьев, будучи ориентирован в планах пекинского правительства, мог свободно действовать. Наконец, его информация о дислокации войск в Маньчжурии, вооружении и прочие военные введения, были ценными для русского правительства во время захвата края.

Гораздо больший талант в шпионском деле проявил Гурий. «Где есть китайские писцы (шу-бань), там можно купить всякую бумагу», писал Гурий в своем донесении МИД, от 12 ноября 1860 г. И он ее покупал. «Живя в Пекине, Николай Павлович (Игнатьев, возглавлявший дипломатич. миссию России в Китае 1859-60 г.г. Б. М.) из разных палат (даже из тяньцзинского ямыня) имел бумаги, какие ему хотелось» (то же донесение). Что у Гурия это дело было поставлено на широкую ногу, видно из следующего отрывка его письма к директору азиатского департамента — Ковалевскому:

«Выписка из книги для записи подарочной суммы и вещей посылается для того, чтобы вы видели, кому и что именно подарено. Вы увидите, что чиновникам Шень и Го сделаны подарки за услуги подворью, но не объяснено, за какие именно. Через них мы получали известия, что делается в Государственном совете по нашим делам, и другие, известные вам из бумаг генерала Игнатьева. Понятно, что эти люди стоят большего. В действительности им и дано больше, но я показал только то, что было выдано из вверенных мне вещей.

Монгольским чиновникам давались подарки по мысли ген. Игнатьева. Ему жаль было расходовать привезенные с собою вещи: для монголов они были слишком хороши. А оставшиеся в распоряжении миссии и не заслуживают другого употребления» («Миссионерство в Китае», письмо Гурия на имя Ковалевского, директора азиатского департамента МИД, от 2 февраля 1860 г.).

Таким образом, во время пребывания в Китае Игнатьев получал нужную ему информацию из китайских высших правительственных учреждений через Пекинскую духовную миссию.

Гурий широко развернул организацию военной разведки. В донесении 26 ноября 1858 г. он сообщал в. Петербург: «Я посылал верного мне человека в Тяньцзинь собственно для закупки образцов европейских товаров нового привоза. Кстати поручил ему осмотреть и возведенные укрепления, лагерь, батареи, обратить внимание на дух народа и войска, прислушаться к его говору и проч.».

На основании добытых шпионом сведений Гурий сообщал о дислокации китайских войск в районе Тяньцзина: [19]

«В Тунчжоу за восточными воротами разбиты 4 лагеря. Лагери окружены стеною, сбитою из глины; в центре стены для крепости, вбиты брусья, обернутые воловьей кожей. Стены выше человеческого роста. В каждом лагере по одной большой пушке, прежней отливки. Кругом же, на расстоянии 2-3 аршин, поставлены пушки меньшего калибра. Лагери друг от друга в расстоянии полуверсты и имеют подземное между собою сообщение. Лагери представляют собою фигуру параллелограма, длинная сторона коего около полуверсты.

В Тунчжоу, в ю.-в. углу города, устроен большой литейный завод. Теперь пушки отливаются весом в 12 т. гинов (более 400 пудов) каждая. Ими вооружат все батареи на взморье. Отлито уже 6; медь хранится за городом в особом магазине, под присмотром стражи».

Гурий применял подкуп не только для добычи тех или иных секретных сведений. После отъезда из Пекина Игнатьева он вступил на путь широкого подкупа чиновников маньчжурского правительства, отправлявшихся на север для определения новых границ между Россией и Китаем.

Для того, чтобы обеспечить наиболее выгодное для России проведение границы, Гурий вступил на путь подкупа. Секретарь комиссии по определению границы перед отъездом из Пекина «просил у меня карты Уссурийского крал с подробным обозначением тех мест, по которым нам хотелось бы провести пограничную линию... Хой пожаловался на недостаточность своих средств. Я обещал помочь ему в сборах в дорогу и к новому китайскому году пошлю ему, между прочим, рублей двести денег. Полагаю, что при содействии этого человека комиссия сделает свое дело без больших недоразумений» (Донесение Гурия 9 января 1861 г.).

В следующем донесении Гурий уже сообщал о выполнении своего намерения: «при отправлении уссурийской комиссии я дал 10 фунтов серебра одному из членов ее, обязав его действовать в наших видах» (Донесение 29 марта 1861 г.). Азиатский департамент, само собою, одобрил действия Гурия, которому Ковалевский писал: «Я имел честь получить ваше письмо касательно подарков, чиновникам уссурийской экспедиции. Я долгом считаю уведомить вас, что МИД со своей стороны считает необходимым награждать таких лиц, которые оказали нам значительные услуги (Предписание директора азиатского департамента Ковалевского Гурию от 25 ноября 1861 г.).

Следующий документ показывает, с каким навыком действовал Гурий в этих тонких делах, мало внешне имеющих отношение к церкви: «Завтра придет, по крайней мере обещает, что придет ко мне, сын Гуй-ляна. Хочу поторговаться: за сколько продадут караванную торговлю? Напишу и об этом курьезном обстоятельстве. Прежде, через людей, он просил 1000 лан и брался обделать дело. Но это было опасно. Лично объясниться вернее. Мы даже напишем контракт — на всякий случай.

Поздравляю вас с наступающим днем светлого христова воскресения» (Донесение Гурия МИД’у 1 апреля 1861 г.).

Таковы были дела святых отцов православной церкви в Китае. [20]

Посмотрим теперь, каковы были люди.

Для этой цели мы несколько подробнее остановимся на архимандрите Гурии, бывшем начальнике духовной миссии с 1859 по 1864 г.

Гурий (Карпов) был членом пекинской миссии в период 1840-50 г.г.. после возвращения в Россию состоял ректором Александровского духовного училища, в Петербурге. 25 августа 1855 г. назначен начальником духовной миссии в Пекине, куда прибыл только в сентябре 1858 года..

Гурий оказал весьма ценную услугу МИД’у. Во время похода англо-франц. союзных войск на Пекин он тайно осведомлял Игнатьева о положении в столице и делал попытку склонить манчжурское правительство на арбитраж, со стороны России. Он добросовестно передавал пекинскому правительству сведения о дислокации союзных войск, добиваясь тем самым доверия со стороны манчжур. Он принял активное участие в заключении пекинского договора. Через него Игнатьев получал информацию из трибунала внешних сношений, подкупал нужных людей и проч.

Вот какой отзыв о Гурии и Пекинской духовной миссии мы находим у Баллюзэка, назначенного в, 1861 г. посланником в Пекине. Вскоре после своего прибытия в столицу Баллюзэк писал Игнатьеву (донесение 4-го июля 1861 г.):

«Николай Павлович, я остаюсь при своем убеждении, что Гурий — каналия, извините за выражение, но я другого слова не нахожу. Подворье произвело на меня грустное впечатление. Что за грязь была на дворе и везде. Зашел я в выстроенный нами погреб: нашел его набитым всякой дрянью; спросил, где вино, оставленное Вами; говорят: извините, половина выпита: давали обеды французам и англичанам. Представителю России просто стыдно жить в подворье, где у ворот к кумирне казенный привратник завел торг опием».

Далее Баллюзэк рассказывает о том, что Гурий был замешан в спекуляции недвижимым имуществом (во время финансового кризиса в Пекине, вызванного тайпинским движением, можно было приобретать недвижимое имущество по низким ценам. Особенно низки были цены на имущество во время подхода тайпин к столице; члены миссии пользовались кризисом для спекулятивных целей. М. Б.). Наконец, у Баллюзэка терпение было исчерпано и он с горячностью заключал свое письмо: «Боже мой, что это за народ, невольно спросишь себя; для чего они здесь? Верят то они все ни в бога, ни в черта, а думают только о брюхе и о кармане» (То же самое письмо).

Итак, пьянство, грязь, воровство, спекуляция, шпионаж, — вот чем занималась миссия, прикрывавшаяся именем христа.

Гурий всячески пытался играть в большую политику; он прилагал усилия к тому, чтобы дипломатические сношения с Китаем шли через него. «Архимандрит Гурий, кажется, очень жалеет о том, что назначили полномочного в Китай, а не поручили ему вести все дела наши» (Донесения рус. поел. Баллюзэка 4 июля 1861 г.). Пытаясь играть роль дипломатического представителя, Гурий выступал, как мы уже указывали, инициатором самого решительного русского вмешательства в китайские дела.

Но особенно характерными для Гурия являются следующие два документа. В них сказалось подлинное лицо авантюриста, верного [21] слуги своего класса. Какой ненавистью к китайскому народу проникнуты его письма. Призывая МИД к решительному вмешательству в связи с задержкой выполнения китайским правительством некоторых статей пекинского договора, Гурий писал:

«Принудительные меры были бы самые действительные. Китайцы убеждаются только пулями и бомбами. Всякое требование (даже прихоть) англичан или французов немедленно исполняется, потому что они, как говорится, показали китайцам зубы. Нам очень не мешало бы сделать что нибудь в этом роде. Двухсотлетняя дружба китайская уж так известна, что никуда не годится» (Дон. Гурия Ковалевскому 13-VI — 1861 г.).

«Ваше превосходительство, — писал он неделей позднее, — умоляю вас именем божиим, — вступитесь за честь русского имени. Доколе эти мошенники-маньчжуры, прикрываясь дружбою, будут издеваться над нами... Если хотите, чтобы трактат ваш свято исполнялся и вас лично уважали, как следует, то побейте китайцев, да побольнее: чем больнее вы побьете их, тем они искренней будут уважать вас. Три года я проповедую эту неутешительную вещь». (Дон. Гурия Игнатьеву 22 июня 1861 г.).

________________________________

В период 1850-64 г.г. Китай был объят пламенем Великой крестьянской революции. В продолжении 14 лет почти все южные и центральные провинции Китая находились в руках тайпин (название повстанцев). Слово тайпин происходит от Тай-пин-тянь-го — «Государства Небесного Спокойствия».

Несомненно, если бы не было иностранной интервенции, тайпины смогли бы нанести решительный удар маньчжурской феодальной аристократии и овладеть всей страной. Иностранный капитал (английский, русский и французский) жестоко расправился с китайскими крестьянами. Тайпинская революция была потоплена в море крови. При разгроме тайпин были уничтожены сотни тысяч крестьян Китая.

Теперь мы имеем возможность документально проследить участие русских и других иностранных миссионеров в организации подавления китайской крестьянской революции. В частности, русская духовная миссия в Пекине проявила активную роль в организации помощи китайской контрреволюции.

Участие миссионеров в подавлении революционных движений в Китае не ново. В истории Китая известен, например, случай, имевший место за два века до тайпинского движения. Прибывший в Китай в 1659 г. иезуитский миссионер Вербист сказал важную услугу императору Канси в подавлении народного мятежа. Вербист отлил пушки, из которых стреляли в народ. (См. об этом у акад. В. Бартольда «История изучения Востока в Европе и России», изд. Ленингр. И-та Востоковедения, 1925 г. 97 стр.).

Юк, написавший труд о христианстве в Китае, рассказывает, что Вербист отлил для подавления восстания 300 пушек; когда пушки были сделаны, Вербист их освятил и каждой из пушек дал название святой.

Во время тайпинского движения интервентам оказывали помощь не только русские миссионеры. Известный английский миссионер [22] Робертс, первоначально относившийся лойяльно к тайпинам, в период интервенции находился среди тайпин, занимаясь собиранием военных сведений, которые он передавал англо-французскому военному командованию. Робертс всячески одобрял кровавую расправу с китайскими крестьянами. Вот что доносил в Петербург русский посланник в Пекине Л. Баллюзэк 15 января 1863 г.:

«Брюс (английский посланник. М. Б.) сообщил мне, что миссионер Робертс опять находится в Сучжоу (близ Шанхая. М. Б.) в среде тайпинов и писал оттуда, что экспедиции европейцев против мятежников произвели очень хорошее впечатление на них, внушив им уважение к европейскому оружию, и что инсургенты не покушатся преступать границу того района, который европейские войска намерены защищать» (Дело № 20).

Известный синолог Палладий, возглавлявший Пекинскую духовную миссию в момент тайпинского движения, был ярым сторонником решительной расправы с китайскими крестьянами, восставшими против угнетения помещиков, торгового капитала и иностранцев. Вскоре после начала тайпинской революции (она началась в 1850 г. в юго-западной провинции Китая — Гуанси), он запрашивал министерство иностранных дел о том, какую помощь могло бы оказать русское правительство в подавлении крестьянского бунта: «До какой степени наше правительство находит полезным деятельное участие в судьбе маньчжуров и будут ли приняты скорые и решительные меры, если потребуется от Китая какое либо согласие?» (Донесение 21 августа 1854 г.). Палладию было важно получить согласие русского правительства на оказание помощи маньчжурам для того, чтобы использовать поддержку в подавлении тайпинской революции в целях скорейшего получения согласия Китая на захват Россией Амура.

Несколько позднее он писал министерству иностранных дел: «Незавидна была бы моя роль, если бы стал я распространяться перед вами о наших поднебесных интересах и внутренних треволнениях Китая; они скучны и однообразны и грозят усыпить скукою Старый и Новый свет, если какая нибудь доброхотная держава не вступится в наши распри и властною рукою не положит конец бесконечному междоусобию» (Донесение Палладия от 31 августа 1856 г.).

Изыскивая пути к спасению маньчжурской династии, Палладий мечтал о том, чтобы посадить на китайский престол родственника маньчжурского императорского дома, близко стоявшего к Палладию. Он передает в донесении 5-XII-1854 г. о беседе с видным маньчжурским сановником Цзи-Си, с которым Палладий вел переговоры о подавлении тайпинского движения. «Цзи Си, писал Палладий, имеет в сердце своем надежду воссесть на престол богдыхана следующим образом: по его мнению, настоящей династии никак не уцелеть... Легко может случиться, что инсургенты со временем овладеют столицей и истребят маньчжурский дом; тогда Цзи Си спасется бегством в Россию и, когда на политической сцене не будет близкого родственника павшему дому, он, как правнук Цян Луна, будет законным претендентом на китайский престол и взойдет на него под покровительством России». [23]

Участие Палладия в подготовке государственного переворота не было единственным вмешательством русских миссионеров во внутренние дела Китая. Преемник Палладия, нач. миссии Гурий вел подготовку свержения антииностранной партии и перехода власти к руссофильским элементам (см. об этом письмо Гурия в МИД 1-XII-60 г., стр. 8).

Два года спустя Палладий пишет министерству иностранных дел о том, что Россия могла бы помочь в подавлении тайпинского восстания путем посылки русских военных судов, в Нанкин (Нанкин являлся столицей тайпинов) и путем реорганизации маньчжурской армии.

Царское правительство согласилось с предложением Палладия об участии России в подавлении китайской крестьянской революции. Русское правительство полагало своим участием в интервенции получить ряд уступок от маньчжурского правительства (добиться оформления захвата Амура, получить льготы русской торговле и проч.). Поэтому специально посланному в Китай для переговоров генералу Путятину разрешалось дать обещание о помощи маньчжурскому правительству. В 1858 г. Путятин подписал в Тяньцзине договор с пекинским правительством, которое признавало за Россией права на Амур. Прежде, чем подписать этот договор и согласиться на захват Россией Амура, маньчжурское правительству обязывало Россию доставить 10.000 ружей и 50 орудий для подавления тайпинского мятежа. В переговорах принимал активное участие Палладий, который описал подробно эти переговоры в дневнике, опубликованном министерством иностранных дел в 1912 г.

Обещанное Россией оружие было доставлено в 1861 г.

Выступая организатором китайской контрреволюции, русская духовная миссия была готова оказать помощь врагам китайских крестьян самыми различными путями. В момент тяжелого финансового кризиса маньчжурского правительства и общего экономического кризиса на севере Китая, новый начальник духовной миссии, архимандрит Гурий, выступает в роли «спасителя» маньчжур. Во время голода в Пекине Гурий входит в сношения с шанхайскими фирмами о поставке в Пекин двух миллионов мешков риса для столицы. Вот текст письма, с которым обратился Гурий к английской фирме Рюссель в Шанхае:

«В начале текущего месяца русская миссия извещала почтенный Дом Рюссель и Ко. о том, что китайское правительство имеет в виду обычное снабжение столицы рисом на следующий год произвести по подряду через какой либо иностранный торговый дом. В настоящее время богдыхан уже дал указ на имя Цзен Го-фаня чтобы он озаботился производством сказанной операции. Извещая об этом почтенный Дом, миссия — по желанию первых сановников столицы — просит прислать в Пекин в русское подворие категорический ответ на следующие вопросы:

1. Может ли почтенный Дом доставить в Тяньцзин крупы 2 млн. мешков?

2. Чего будет стоить мешок крупы с доставкою в Тяньцзин и особо без доставки, со сдачею на месте, в Шанхае?

3. Каким образом произвести уплату, т. е. нужно ли будет уплатить следующее за доставленную крупу тотчас же и все сполна или можно выплатить по частям в условленные сроки?

4. Нельзя ли будет произвести уплату по частям из сборов какой либо (например, кантонской) таможни и на. каких условиях? [24]

Если почтенный Дом по вниманию к крайнему положению обобранного китайского правительства нашел бы возможным сделать некоторые облегчения или понижением цены, или отсрочкой уплаты, то можно было бы надеяться, что снабжение столицы рисом останется на попечении почтенного Дома и не на один год.

Подлинное подписал Архимандрит Гурий.

20 ноября 1860 г. Пекин».

Прежде, чем русское оружие было доставлено в Пекин, миссия приняла меры к тому, чтобы предотвратить помощь маньчжурам со стороны других держав., дабы тем самым не нарушить преобладающего влияния России. Медлительность с оказанием русской военной поддержки маньчжурскому правительству заставила последнее вступить на путь переговоров о помощи со стороны других держав. 24-го декабря 1860 г. Гурий доносил азиатскому департаменту о том, что «китайцы обратились к французам с просьбой о помощи против инсургентов». Получив об этом сведения от сотрудников французской дипломатической миссии в Пекине, Гурий принял меры к тому, чтобы маньчжурское правительство отвергло помощь других держав, ограничившись одним русским участием в подавлении тайпинского восстания. В письме на имя маньчжурского правительства Гурий сообщал (обращение Гурия к Гун Цин-вану — регенту малолетнего императора 30 ноября 1860 г.):

«В присутствии сановников (при этом находился и начальник миссии) было рассуждаемо о средствах к усмирению бунта на юге Китая. Князь и сановники желали помощи от России и просили генерала Игнатьева (возглавлявшего в, 1859-60 г.г. русскую дипломатическую миссию в Китае, подписавшего так наз. Пекинский договор в 1860 г.) ходатайствовать об этом перед великим князем нашим, государем императором. Генерал Игнатьев согласился употребить свое ходатайство в пользу дайцинской империи, и все единодушно положили ждать известия от генерала Игнатьева и затем приступить или к совещаниям о подробностях, или к приисканию других мер.

К удивлению моему, на днях я слышал, что князь вступил в переговоры с посланниками союзных держав и просил их помощи против мятежников, что с французским посланником дело это будто бы уже порешено. Если это правда и князь с сановниками изменили свое намерение, то почему бы не сообщить о том мне по условию с генералом Игнатьевым. Боюсь, не вышло бы каких важных недоразумений, которые ни в коем случае не будут полезны китайскому правительству. Благоволите, князь, приказать известить меня о ваших намерениях, дабы я с моей стороны мог уведомить, кого следует, что наша помощь вам уже не нужна, и тем остановить ненужные траты и хлопоты, и вместе просить доложить государю нашему императору, что китайское правительство сумело найти себе друзей и помощников более надежных и более к нему расположенных, нежели Россия. Полагаю, что великий государь наш, император, узнает об этом без удовольствия. Если князь пожелает лично на словах объявить мне свой ответ, то пусть назначит место, день и час, где я мог бы выслушать оного.

Подпись — арх. Гурий». [25]

И вот Гурий отправляется к членам маньчжурского правительства и пытается в длинной беседе с последними убедить их в том, что только одна Россия должна помочь маньчжурам расправиться с тайпинами, что маньчжуры должны отвергнуть предложения других держав о помощи.

В подробном донесении 24 декабря 1860 г. Гурий сообщал о своем посещении принца Вэн Сяна. Мы не в состоянии привести этого документа полностью, так как оно заняло бы слишком много места. В этой беседе члены китайского правительства опровергали всякие слухи об обращении за помощью к другим державам. «Ты не беспокойся, говорил Вэн Сян Гурию, старых друзей мы никогда не променяем на новых». «Затем я обратил внимание присутствовавших на их бумагу, посланную 15 ноября к генералу Игнатьеву об оружии, сказав, что предложение их послать солдат в Кяхту, чтобы там учиться стрелять, для них мало полезно. (По инициативе духовной миссии, в, Кяхте в 1861 г. была открыта школа для обучения маньчжурских солдат. В качестве инструкторов были русские офицеры. Вследствие давления Англии, опасавшейся участия России в реорганизации маньчжурской армии, школа была скоро закрыта. М. Б.). Для китайского правительства недостаточно того, чтобы иметь хороших стрелков: при этом необходимы и хорошие мастера, которые могли починить ружье, даже сделать новое. Хорошо было бы, прибавил я, послать в Россию нескольких человек на наши заводы, посмотреть и поучиться, как это дело делается. Князь совершенно согласился со мной, но прибавил весьма наивно: ты рассуждаешь очень мудрено. Нам дают ружей. По твоему, этого мало; надо просить еще того да другого. Да где у нас совесть то...

Я напоминул, что в прошлом (1859 г.) министерство писало в государственный совет (китайский), что пушки сухим путем доставить нельзя по их чрезмерной тяжести, что они будут доставлены морем, в один из китайских портов по указанию государственного совета. Князь на это отвечал вопросом: в какой же доставить порт? Везде англичане; пожалуй, еще вообразят, что это против них. При этом он сказал: да на что нам большие пушки: если их трудно возить по суше, то где ж и употреблять их? На юге Китая (тайпинское движение происходило главным образом в южном Китае. М. Б.) гор тоже не мало, да и дороги там узкие и места есть топкие. Нельзя ли дать нам пушек поменьше? Как далеко берут ваши пушки небольшого калибра? Я отвечал, что версты на полторы — на две. При этом все в один голос сказали: О! Этого очень достаточно!.. А употребите ли вы наших солдат? — вдруг спросил Вен Сян. Я отвечал вопросом: почему же не употребить? — Да они ничего не знают. — Будут понемножку учиться. Ведь умеют же копать землю, поднять и принести что нибудь. При том, взявши какой либо город, чей же гарнизон оставить в нем, если не китайский? Наших солдат придет, вероятно, немного. Да и не за тем, чтобы сидеть по городам, сложа руки...

Разговор длился два слишком часа. Говорили о разработке рудников, о заведении монетного двора, на подобие существующих в России., оружейных и других заводов. Все, что говорил я, слушали со вниманием и приняли, как мне казалось, с удовольствием».

Гурий очень остался доволен посещением членов маньчжурского правительства. «Проводили меня все члены совета с большим почетом [26] и постоянно повторяли, что старых друзей на новых они не променяют, и чтобы я не верил никаким слухам... Для упрочения нашего влияния в Китае настоящее время самое благоприятное. Сами китайцы, видимо, желают этого в надежде, — под нашим покровительством избавиться от гнета союзников и внутренней неурядицы».

Опасаясь, что задержка с доставлением обещанного миссией оружия может привести к тому, что руководство подавлением тайпинского восстания перейдет к какой-либо другой державе, Гурий потребовал от министерства иностранных дел немедленной помощи маньчжурам. 1 декабря 1860 г. он писал министерству иностранных дел:

«Секретно. М. И. Д. В Азиатский Департамент. 1860 года. Декабря, 1 дня. № 96. Пекин.

Существование Дайцингского правительства в Китае день ото дня становится более невозможным. Инсуррекция довела его до истощения, а удар, нанесенный в последнее время европейцами, сразил его окончательно. Без денег, без войска, без управителей, без всякой надежды и мысли доживает оно свои последние минуты.

Если существование этой династии для чего нибудь нужно, то в видах упрочения нашего влияния в Китае, по моему мнению, необходимо.

1. Усмирить бунт на юге и вообще брожение в Китае. Нужно действовать, не дожидаясь повторения просьбы со стороны китайцев: когда сделается дело, все будут благодарить; но теперь никто не посмеет даже намекнуть богдыхану о необходимости сторонней помощи. Сам же богдыхан никогда о том не догадается. Дело это для европейских войск нетрудное. Но как его сделать, т. е. одна ли Россия или в совокупности с другими государствами усмирит бунт, мне не решать. Я хочу сказать только, что Россия в этом деле не должна быть последнею.

2. Парализировать действие Сушуня и Чжен Вана. Этого можно потребовать от богдыхана, как скоро дело усмирения бунта подвинется до половины. В случае несогласия на требование, должно будет делу дать другой оборот. Все в один голос говорят, что Гун Цин-ван был бы отличный государь. Ему можно будет поручить опеку над больным братом, под наблюдением особого совета из европейцев.

3. Обучить войско стрельбе и вообще употреблению нарезного оружия. В этом случае, по моему мнению, выгодно было бы не только солдат китайских до времени принять на наше жалование, но и на наши деньги открыть завод и мастерские для устройства и поправки оружия. — в Калгане или же где либо в другом месте. Разумеется, расходы эти все считать недоимкою на китайск. правительство, которую в установленный срок возвращать, или взамен денег выговорить какие либо оброчные статьи, напр. каменноугольные копи, рудники, ввоз и продажу соли и др. Обученное нами войско было бы наше.

4. Дозволить китайскому правительству (если оно того попросит) через наших агентов сделать заем в 50 млн. р. сер. или приискать людей, которые бы вместо займа открыли в Пекине банк, пока миллионов в 15 основного капитала. Без серебра китайцы теперь и шагу сделать не могут. Они положительно обанкрутились. [27]

Есть и другие потребности, удовлетворение которых тоже важно и необходимо, но может быть отложено до времени. Сказанные же 4 пункта должны быть выполнены в самом непродолжительном времени. В противном случае роль дайцинского правительства надо считать поконченною, и речь о нашем влиянии в Китае принимать за риторическое украшение, за метафору — не более.

Архимандрит Гурий».

Гурий был сторонником самой широкой, самой активной русской интервенции. Он считал, что маньчжурское правительство окажется не в состоянии подавить тайпинское движение даже в том случае, если оно получит русские ружья и пушки.

«Я не верю в возрождение дайцинской империи своими средствами (писал он В. П. Ковалевскому, начальнику азиатского департамента МИД, 29 марта 1861 г.). даже и с нашим оружием и с нашими инструкторами. У них, т. е. у китайцев, нет головы, или лучше мозгу в голове; а без этой ничтожной вещицы ничто не спорится, ничто не идет в прок, в пользу. Желая сделать китайцу добро, не нужно с ним советываться; понапрасный труд. Надо все обдумать самому, заставить сделать по своему, тогда, увидя пользу, китаец будет благодарен. Я полагал, что русское правительство, приняв маньчжур под свое покровительство, пошлет на их выручку тысяч десять штыков, усмирит на юге бунт, обучит маньчжурское войско, снабдит его хорошим оружием, устроит разные заводы, необходимые для содержания оружия в должном порядке — словом, поставит на ноги павшее правительство и тогда уже предоставит его своему благоразумию.

При этом условии еще позволено питать надежду на возрождение. Но теперь, по моему мнению, 10 т. ружей мало. Не спасут их 10 миллионов. И не в том только сила, что денег нет. Если бы кто нибудь прислал им десять миллионов рублей, то и тогда падение их неизбежно. С деньгами они, пожалуй, еще скорее исчезнут. «Глупому сыну не в помощь богатство», гласит наша пословица. Головы у них нет. Дайте им голову, подкрепите ее, поддержите ее, заставьте других почувствовать ее силу, тогда — все пойдет иначе. Прошу великодушно простить мне это разглагольствование. Перед вами я не смею хитрить; говорю, что думаю, в чем глубоко убежден, и что по важности предмета считаю своим долгом довести до вашего сведения. Впрочем, обещанное оружие должно быть выдано. Это уже дело чести. России нет дела до того, что ее добром не умели воспользоваться. Россия только не должна думать,. что. давая оружие, она спасет династию. Но обещание свое она должна исполнить во всяком случае».

22 июня 1861 г. по поводу отправления в Пекин русского посланника Гурий писал в МИД:

«Присылайте поскорее министра-резидента, но кроме денег снабдите его и материальною силою тысячи в две штыков. Китай живет накануне своего переворота. Если у вас есть здесь какие нибудь интересы, то должна быть и гарантия для них».

Таким образом, Гурий считал необходимым введение в Китай крупного русского отряда, который бы принял непосредственное участие в подавлении тайпинского движения. Характерно, что планы [28] Гурия, духовного лица, шли значительно дальше того, к чему стремилось русское правительство. По существу, русский торговый капитал в этот период не был в состоянии оказать широкой помощи китайской реакции.

«Начальник нашей духовной миссии, писал Игнатьев министерству иностранных дел по поводу планов Гурия, был и прежде постоянно того мнения, что мы должны оказать сильную и существенную пользу маньчжурской династии, вмешавшись не только в войну с инсургентами, но отчасти и в административные распоряжения правительства» (Записки Игнатьева 1861 г., записка 16 февраля 1861 г.). Игнатьев отвергал предложения Гурия о широкой поддержке маньчжурам по ряду причин. «Мы говорили об услуге, которую мы можем оказать единственно с целью расстроить происки западных европейских держав, но теперь нам нет никакой надобности быть так щедрыми и даже навязчивыми, как отец Гурий» (Записки Игнатьева 16 февраля 1861 г.).

Поэтому план Гурия был министерством иностранных дел отвергнут. Вместе с тем настояния Гурия о помощи маньчжурам в борьбе с тайпинами ускорили доставку русского оружия в Китай, в передаче которого миссия принимала непосредственное участие. 1 февраля 1861 г. министерство иностранных дел обратилось к Гурию со следующей бумагой:

«Проект отношения Директора азиатского департамента начальнику духовной миссии в Пекине. На подлинной написано: Доложено государю императору Генваря 17 дня 1861 г. С. П. Б. № 415. Февраля 1 дня, 1861 г.

Имею честь препроводить Вашему Высокопреподобию копии с трех листов, министра иностранных дел в верховный совет, из них один касается отправления в Китай оружия и инструкторов по разным отраслям военного и горного искусства. Весьма важно было бы для нас, чтобы место обучения китайских войск, а также для устройства заводов было избрано китайским правительством в отдалении от морских берегов, а следовательно, и от столицы; всего лучше на северной границе Китая. Вы можете внушить китайским министрам, что в противном случае при первых, могущих возникнуть вновь, неприязненных действиях с европейскими державами, — заводы эти подпадут под их власть. Вам многоуважаемый отец архимандрит, вполне известно, как неприятно было бы для нас подвергать офицеров наших всем случайностям подобного военного столкновения с европейскими державами.

Само собой разумеется, что все эти внушения Вами будут переданы с должной осторожностью, в. виде личного Вашего мнения, не придавая ему никакой обязательной силы с нашей стороны».

Летом 1861 г. Россия доставила маньчжурскому правительству обещанное оружие. Таким образом, то, к чему стремились Палладий и Гурий, было частично осуществлено. Китайская контрреволюция благодаря усердию русских попов расправлялась с китайскими крестьянами и рабочими русскими пушками и ружьями. [29]

________________________________

Деятельность Пекинской духовной миссии была самым тесным образом связана с политикой русского торгового капитала в Китае. В руках последнего она являлась самым сильным оружием в его агрессивной политике в Китае. Особенно рельефно видна связь между миссией и торговым капиталом в середине XIX в., в период расцвета русского капитализма. К этому времени наблюдается по образному выражению М. Н. Покровского, «тяга на Восток» русских генералов (см. работу М. Н. Покровского «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии»).

Экспедиция генерала Муравьева, захватившего Амур, совпадает по времени с экспедицией Перовского на Сыр-Дарье. Потерпев поражение на Ближнем Востоке, (турецкая кампания 1853-56 г.г.), Россия ищет путей, на которых можно было нанести удар Англии. Со стороны среднеазиатских владений Англия оказалась почти неуязвимой. Поэтому Россия усиливает внимание Дальнему Востоку. «Россия начинает подходить к китайскому вопросу с точки зрения своей борьбы с Англией. На спине китайского народа начинает разыгрываться борьба между капиталистической экспансией Англии и экспансией царизма» (Радек «История революционного движения в Китае»). Поэтому чрезвычайно интересно проследить роль русской духовной миссии в этот период проникновения русского торгового капитала в Китай, когда «царизм вел по отношению к Китаю просто разбойничью политику». Миссия оказывала всяческое содействие этой разбойничьей политике.

В пятидесятых годах пр. века Россия захватила Амур. В этом захвате Пекинская духовная миссия приняла активное участие. Мы уже отмечали, что еще в 1830 г. царское правительство поручало начальнику духовной миссии Вениамину выяснить возможность плавания русских по Амуру. В 1850 г. царское правительство, обсуждая вопрос о захвате Амура, решило действовать в зависимости от информации из Пекинской духовной миссии. Миссия должна была поставить в известность о том моменте, когда можно было захватить край с наименьшим риском вызвать серьезный конфликт с Китаем. В связи с разрастанием тайпинского движения и ослаблением маньчжурской феодальной аристократии Палладий счел момент подходящим для военных действий России на Амуре.

Рассказывая о беседе с одним видным маньчжурским чиновником, близко стоявшим к миссии, Палладий сообщал в сентябре 1853 г.: «Из некоторых намеков Паха (в свое время видного маньчжурского чиновника) я довольно ясно понял, что если бы нам случилось вследствие какой либо невзгоды очутиться у границ Китая, то врата этого государства широко бы отворились для нас». Получив это сообщение, царское правительству отправляет в 1854 г. экспедицию во главе с Муравьевым. Дабы обмануть маньчжурское правительство, Муравьев в специально посланной бумаге сообщил пекинскому правительству, что целью русской экспедиции было предупреждение захвата Амура Англией. Палладию была дана директива министерством иностранных дел всячески затушевать подлинную цель военной экспедиции на Амур. Палладий даже [30] использовал экспедицию в целях распространения слухов о том, что Россия намерена оказать помощь маньчжурам. «Здесь заговорили, что Россия решилась оказать помощь маньчжурам», сообщает он Муравьеву 24 августа 1854 г.

Министерство иностранных дел поучало Палладия: «Отзываясь по прежнему неведением, Вы можете заверить миролюбивость нашего правительства по отношению к Китаю и что правительство наше не питает никакой враждебности к Китаю» (Предписание МИД Палладию 23 декабря 1854 г.).

Само собой Палладий полностью разделял агрессивную политику русского торгового капитала. 20 августа 1854 г. он писал: «Здешнее правительство относительно наших сообщений по Амуру вынуждено будет покориться справедливым требованиям России».

Будучи в курсе положения китайского правительства, Палладий считал, что Китай не в силах оказать противодействие захвату Амура: «Пекинский кабинет, озабоченный внутренними событиями в Китае, принял по отношению к событиям внешним положение наблюдательное, совершенно в китайском духе» (Донесение 30 ноября 1854 г.).

Маньчжурское правительство, полагая, что духовная миссия занимается исключительно религиозными делами и не принимает участия в действиях Муравьева, рассчитывало на нейтральность миссии. «Верховный совет сделал запрос относительно взаимных расстояний некоторых пунктов нашей Сибирской границы, а начальник нашего отделения, не зная, как справиться с этим делом, обратился за решением вопросов... в миссию» (Доклад Палладия 5 сентября 1855 г.).— Этот факт показывает, насколько было беспомощно маньчжурское правительство в обороне Амура.

Но миссия была далеко не нейтральной; в своих секретных донесениях Палладий по прежнему продолжал снабжать как Муравьева, так и министерство иностранных дел сведениями о той позиции, которую заняло пекинское правительство в амурском вопросе. В 1856 г. маньчжуры заподозрили миссию в шпионской деятельности. «Пограничные обстоятельства бросили некоторую тень на положение миссии в Пекине. Письменные сношения ее с отечеством, в другое время не подававшие повода к каким либо неблагоприятным для нас заключениям, теперь явно возбуждают в здешнем правительстве подозрения, весьма впрочем естественные, в том смысле, что она доставляет своему отечественному начальству сведения о положении внутренних дел в Китае, что может быть принято в соображение при ведении пограничных дел». (Донесение Палладия 4 декабря 1856 г.).

Однако пекинское правительство не смогло приостановить шпионажа миссии, которая стала только более осторожна в собирании информации и пересылке ее в Петербург и Иркутск.

В 1857 г. царское правительство командировало в Пекин ген. Путятина, которому было поручено добиться оформления захвата Амура. Путятин использовал духовную миссию в качестве своей политической агентуры в Пекине. Путятин предложил Палладию войти в переговоры о маньчжурским правительством, которому Россия обещала помочь в подавлении тайпинского движения и противодействовать притязаниям англо-французов в случае согласия Китая на захват Амура Россией. [31]

Палладий принял энергичное участие в миссии Путятина. В своем донесении 23 мая 1858 г. он сообщает, что уверял маньчжурских чиновников в том, что при содействии Путятина Китаю удастся ограничить притязания иностранцев и спасти маньчжурскую династию. Старания Палладия увенчались успехом. В донесении 21 июня 1858 г. он сообщал, что «проэкт о проведении границ по Амуру и Сунгари утвержден богдыхановым величеством». Выехав в Тяньцзинь к Путятину, Палладий склоняет представителей пекинского правительства оформить захват края в виде специального договора, который и был подписан в Тяньцзине летом 1858 г.

Таким образом миссия оказала очень ценное содействие царскому правительству в его домогательствах в Китае. Миссия давала исчерпывающие сведения о положении маньчжурского правительства, снабжала Муравьева военными сведениями, вела переговоры с трибуналом внешних сношений и проч. Однако богдыхан отказался ратифицировать Тяньцзинский договор. Поэтому обеспокоенное царское правительство снова приняло меры к тому, чтобы поскорее безболезненно ликвидировать амурский вопрос. Для этой цели министерство иностранных дел вновь прибегло к помощи Пекинской духовной миссии. В 1859 г. МИД отправляет в Китай графа Игнатьева, которому царское правительство поручало в своих домогательствах держать тесный контакт с русскими миссионерами. Прибыв в Китай Игнатьев принял меры к обострению англо-китайских отношений.

Игнатьев писал своему правительству (3 ноября 1859 г.), что он сможет добиться ратификации Тяньцзинского договора только в случае, если «будет ждать в Пекине исхода войны с англо-французами и воспользуется поражением китайцев». Игнатьев для облегчения своих переговоров с маньчжурским правительством принял меры к тому, чтобы, стать арбитром в англо-китайской войне. В свою дипломатическую игру Игнатьев вовлек и духовную миссию.

Перед началом военных действий между Англией и Китаем Игнатьев выехал из Пекина, передав начальнику духовной миссии, архимандриту Гурию, следующую инструкцию:

«С. секретно.

Высокопочтеннейший Отец Архимандрит!

Выезжая завтра из Пекина в Бейтан, вследствие инструкций министерства иностранных дел и для того, чтобы перейти на эскадру, ожидающую меня в Печелийском заливе и ближе следить за действиями англичан и французов, предпринявших военные действия против Китая, я не могу еще определить теперь, — покидаю ли я Пекин окончательно, или возвращусь сюда летом, вместе с представителями других иностранных государств. Это будет зависеть от результатов Тяньцзинского разгрома и образа действий китайского правительства в отношении к России.

Несмотря на эту неизвестность, разлучаясь с вами, считаю долгом сказать вам несколько слов о предстоящих мне действиях и степени участия, которое вы можете принять в достижении общей нашей цели.

Министерство иностранных дел желало бы, чтобы мне удалось быть посредником между враждующими сторонами и чтобы мы [32] содействовали заключению трактата между Китаем, Англией и Францией, по возможности менее тягостного для Китая и не вредного для нас (Царское пр-во стремилось к этому потому, что боялось усиления англофранцузского влияния в Китае. М. Б.). Политика Северо-Американских Соединенных Штатов согласуется с нашею и американскому уполномоченному приказано действовать за одно со мною.

Прямого участия в ходе наших переговоров вы в качестве начальника духовной нашей миссии иметь не можете, потому что для облегчения своего положения при настоящем политическом кризисе наша миссия должна сохранять в глазах китайцев и других иностранных государств свой исключительно духовный и учебный характер. Поддерживая убеждения, что миссия не имеет политического предназначения, вы можете, однако же, в разговорах своих с чиновниками трибунала внешних сношений и в различных частных случаях содействовать достижению нашей цели полезными внушениями и объяснениями.

Все действия мои и виды вполне известны вам из писанных мною бумаг китайскому правительству, из бывших совещаний, в которых вы принимали такое деятельное участие, а также из ежедневных бесед со мною. Повторять теперь не раз вами слышанное было бы бесполезно. Мы намерены по прежнему настаивать на сделанных нами первоначально китайскому правительству предложениях. Всего важнее для нас — скорейшее окончание пограничного вопроса. Для сего желательно, чтобы в дополнение Айгунского трактата (одновременно с Путятиным в Айгуне в 1858 г. ген. Муравьевым и представителями маньчжурского правительства был подписан договор о передаче Амура России. Договор известен, как «Айгунский» М. Б.) китайское правительство согласилось утвердить и разменять карты, на которых проведена точным образом граничная черта. Желательно было бы так же, чтобы китайское правительство поняло наконец ту выгоду, которую оно ожидать может от участия нашего или посредничества при предстоящих окончательных переговорах с ним уполномоченных Англии и Франции.

Мы могли бы значительно облегчить грозящую Китаю участь во время переговоров, которые решат будущие отношения Китайской империи к иностранным государствам, и нашими советами могли бы предупредить многие неблагоприятные и даже бедственные последствия настоящих недоразумений с европейцами. В случае приезда иностранных представителей в Пекин по заключению трактата присутствие мое здесь было бы также полезно для маньчжурского правительства. Если китайцы будут вас спрашивать: возвращусь ли я в Пекин, — отвечайте, что вам сие неизвестно, но что вы полагаете возвращение мое вероятным, так как кроме разграничения не решены еще окончательно многие другие вопросы и необходимо будет условиться относительно приведения в исполнение XII статьи Тяньцзинского трактата. Для пользы же Китая необходимо, чтобы во время присутствия в Пекине иностранных представителей был здесь русский уполномоченный, который мог бы следить за предприятиями европейцев.

Полагаю, что необходимо вам сблизиться, по возможности, с приставом нашего подворья и с некоторыми другими чиновниками и приобрести таким образом средства делать полезные для России внушения. [33]

Кроме того покорнейше прошу вас иметь в виду нижеследующее:

1. Следить за всем, что будет относиться до России и до других держав, и приобретать как можно более сведений вообще о положении тех дел, которые заслуживают наше внимание.

2. Объяснять китайцам, что Россия не желает, чтобы они подпали под влияние европейцев и вследствие давнишних дружественных отношений своих сохраняет в настоящее время, несмотря на предложения других держав и на то, что китайское правительство не удовлетворило справедливых наших требований, — совершенно нейтральное положение и не хочет воспользоваться настоящим стеснительным положением китайской империи.

3. Пользоваться всеми случаями для толкования китайцам в нашу пользу всего, что будет делаться в Тяньцзине, и для распространения благоприятных для нас сведений и слухов и т. п.

4. Посылать как можно чаще донесения в Петербург о положении здешних дел, поставляя о том в известность и генерал-губернатора Восточной Сибири. Всякий раз по получении от меня каких либо известий нужно будет немедленно отправить экстренную почту из Пекина.

5. Пользоваться всеми случаями для доставления мне как можно чаще известий и полезных сведений на эскадру, в Бейтан. В случаях особой важности желательно, чтобы китайское правительство дозволило вам прислать ко мне под предлогом доставления бумаг из России одного из членов миссии.

6. Ежели бы сверх всякого чаяния китайское правительство потребовало выезда миссии в Россию, — скажите, что вы не имеете права оставить с миссиею Пекин, не получив на то разрешения и распоряжения правительства нашего; что, во всяком случае вы обязаны известить меня о том. Ежели бы затем китайцы возобновили бы свое требование, что весьма сомнительно впрочем, то скажите им положительно, что вы не можете добровольно выехать, не получив от меня инструкции, и требуете, чтобы вам был предъявлен, во всяком случае, указ богдыхана о выезде миссии.

Зная участие, с которым я буду следить о положении миссии, и пользу, которую вы можете принести правительству нашему своевременным доставлением мне верных сведений из Пекина, вы поймете, — с каким нетерпением я буду всякий раз ожидать от вас известий. Для сообщения мне сведений, подлежащих в тайне, или для пересылки известий частным путем у вас имеется особый шифр.

Мне остается выразить вам, почтеннейший о. Архимандрит, искреннюю признательность мою за усердное содействие ваше и деятельную помощь, которые вы мне оказывали во время моего пребывания в Пекине при переговорах и сношениях моих с китайским правительством. Я убежден, что ваши труды будут оценены министерством иностранных дел в той же степени, как и мною.

Поручая себя молитвам вашим, прошу принять уверение в моем истинном к вам уважении и совершенной преданности. № 211 15 мая 1860 г. Пекин».

Гурий выполнил возложенные на него поручения. Находясь в лагере союзников, Игнатьев тайно снабжал духовную миссию информацией о дислокации англо-французских войск, их планах и проч., [34] прося Гурия передать эти сведения пекинскому правительству. Тем самым Игнатьев намеревался завоевать доверие маньчжурского правительства. В шифрованной депеше на имя Гурия Игнатьев сообщал:

«Военные действия англо-французской экспедиции должны начаться в Печелийском заливе 1 июля (далее Игнатьев сообщает дислокацию англо-французских войск. М. Б.). Если бы китайцы обратились ко мне с просьбой о посредничестве и исполнили мои требования, (т. е. признали Амур за Россией, ратифицировав Тяньцзинский и Айгунский договора. М. В.), то я ручаюсь, что союзные войска не будут в Пекине, а одни уполномоченные... Если бы китайское правительство имело достаточно смысла, чтобы обратиться к нам за советом и помощью, мы могли бы спасти маньчжурское правительство и доставить ему возможность заключить мир на выгодных условиях» (Депеша Игнатьева из Шанхая 19 июня 1860 г.).

Получив эти сведения, Гурий обратился к главе китайского правительства, первому министру Сушуню, со следующим письмом:

«Как ни сильно желание, однакож давно не имел я удовольствия видеть ваше превосходительство. Слышу только, что вы наслаждаетесь совершенным здоровьем и счастием, а дела ваши невыразимо успешны.

Осмеливаюсь доложить вам, что 6 луны 5 числа я получил два письма, посланные мне из Бейтана. В одном из них между прочим говорится, что английский посланник Эльджин и французский Гро прошлой луны 12 числа в Шанхае условились, чтобы французы заняли в Шаньдуне Фушансянь, а англичане Далинван, чтобы устроить в этих местах лазареты и склады, для разных вещей. Затем одни высадятся в Цихоу, а другие в Бейтане и общими силами, с разных сторон, будут действовать против Дагу и, не останавливаясь, пойдут в Тяньцзинь, непременно располагая быть в Пекине к концу этой луны. Англичан всего до 30 тысяч, а французов, пока меньше 10 тысяч. Впрочем, надо смотреть не на число, а на храбрость и стойкость солдат. По этим качествам французы хотя числом и меньше, но гораздо сильнее англичан. Живя здесь уже другой срок и постоянно пользуясь вниманием китайского правительства и вместе принимая в расчет 20х (200х? — OCR) летнюю дружбу, существующую между нашими двумя государствами, я с удовольствием спешу известить об этом вас, чтоб хотя сколько нибудь выразить чувство моей благодарности. Я знаю, что вы очень близки к государю, пользуетесь его благоволением, лично наделены необыкновенными правительственными способностями и все особенной важности дела поручаются вам.

Вот вам прекрасный случай склонить победу на сторону Дайцинского государства, по крайней мере придумать такое средство, по которому исход дела обратился бы в его пользу. Мне кажется, что еще не поздно. Еслиб в сказанных мною словах нашлось, что либо неясное, прошу лично выслушать мои объяснения. Уверен, что это будет полезно и для государства, и для народа китайского. Это особенно я и имел в виду, принимаюсь за перо».

Как в действительности относился Гурий к приходу англичан в Пекин, видно по следующему письму начальника духовной миссии к Игнатьеву: [35]

«Очень тяжело становится, жизнь в Пекине день ото дня становится мудренее... Потрудитесь уговорить англичан поскорей придти в Пекин; это будет благоразумнее: Китай бессилен донельзя... Я без шуток боюсь за спокойствие населения в столице (положение в столице было настолько напряженное, что можно было опасаться восстания. Этого больше всего боялись в миссии. М. Б.). Эта подозрительность Чжен Вана (начальника столичной полиции) и глупейшие придирки исполнителей его воли способны вывести из терпения даже таких ослов (стиль!), как китайцы».

О другой стороны, собирая сведения о дислокации китайских войск, Гурий передавал их шифром Игнатьеву. Секретная переписка велась с большим трудом через фронт посредством посылки китайцев, принявших христианства.

Старания Игнатьева о его посредничестве в англо-китайском вооруженном конфликте благодаря энергичным действиям членов духовной миссии и особенно Гурия закончились успешно. В октябре 1860 г. Игнатьеву удается подписать т. н. Пекинский договор, которым вопрос о Амуре, торговле России с Китаем и проч. был разрешен в пользу России.

Мы не останавливаемся на других моментах участия миссии в агрессивной политики России в Китае в XIX в. Роль миссии в захвате Амура характерна для всей деятельности русских миссионеров в Китае в XIX веке.

Из приведенного нами материала достаточно убедительно видно, что Пекинская духовная миссия была мощным орудием в руках русского торгового капитала. Миссия под флагом креста являлась осведомительным военно-политическим органом царского правительства в Китае.

В лице Пекинской миссии мы имеем еще одно доказательство того торгового капитала. Миссия под флагом креста являлась осведоми класса. Октябрьская революция дала возможность выяснить подлинную физиономию русской духовной миссии.

Деятельность других религиозных иностранных организаций в Китае и поныне ничем не отличается от той, которую вела русская миссия.

Текст воспроизведен по изданию: Пекинская духовная миссия. (Из деятельности царской России в Китае) // Атеист, № 49. 1930