ПОДРОБНЫЙ ОТЧЕТ Г. И. НЕВЕЛЬСКОГО О ЕГО ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1849 г. К О-ВУ САХАЛИН И УСТЬЮ АМУРА

В Ленинграде в Архиве Географического общества СССР среди бумаг, поступивших от известного историка русского флота Ф. Ф. Веселаго, давно уже хранилась анонимная рукопись под названием «Описание. Северо-восточныя и северо-западныя берега острова Сахалина» (разряд 99, опись 1, дело № 93). Еще в 1953 г. автору настоящей статьи удалось установить, что эта рукопись является копией (Судя по характеру сделанных в ней орфографических ошибок (перечень их приведен нами ниже), эта копия была сделана лицом, недостаточно хорошо знавшим русский язык, возможно каким-то прибалтийским немцем) ранее неизвестного исследователям подробного отчета Г. И. Невельского о его исторической экспедиции 1849 г. к берегам северного Сахалина, к устью Амура, в Татарский пролив и, наконец, вдоль юго-западного побережья Охотского моря до Аяна.

Начатые сразу же поиски подлинника этой интересной рукописи, к сожалению, успехом не увенчались. Удалось обнаружить лишь его следы. В том же 1953 г. в ЦГАВМФ была выявлена запись о том, что 18 мая 1852 г. в морской архив была сдана «Составленная капитаном Невельским и его рукою писанная тетрадь описаний острова Сахалина, устья и лимана р. Амура и юго-восточных берегов» (ф. 410, оп. 2, д. 297, л. 31). Она была, видимо, передана в фонд гидрографического департамента, так как в описи этого фонда, составленной в июле 1855 г., среди бумаг, полученных от Г. И. Невельского, упоминается «Историческое описание северо-восточного, северного и северо-западного берегов о-ва Сахалина, реки Амура и восточного берега Охотского моря, народонаселения, их промышленности, одежды, нравов и обычаев». Далее в описи пояснялось: «В конце сего описания приложен список деревням в лимане Амура с означением числа дворов и несколько слов, переведенных с гилякского языка на русский» (ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 2, д. 179, л. 27). В копии, найденной в АГО, этого добавления — «списка деревням» и краткого словарика — нет. Но очевидно, что даже неполная копия этого документа представляет немалую ценность для историков русского Дальнего Востока и достойна самого тщательного изучения.

Прежде всего возникает вопрос: когда же был написан Г. И. Невельским этот отчет? В списке документов, составленных в самом конце плавания 1849 г., он не фигурировал (см. ЦГАВМФ, ф. 913, оп. 1, д. 336). Но в перечне материалов, представленных Николаю I 30 января 1850 г., уже значится «Тетрадь: описание северо-восточных, северных и северозападных берегов острова, составлена капитаном Невельским и его [115] рукою писана» (ЦГАВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 297, л. 17), из чего можно заключить, что этот документ был написан исследователем во время его переезда с Охотского моря в Петербург. Сам Г. И. Невельской отмечал: «В Якутске и затем в Иркутске, куда мы прибыли 22 ноября, мы приводили в порядок наши журналы и карты» [9, 109].

Видимо, под одним из этих журналов и подразумевался найденный отчет.

В книге Г. И. Невельского «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России, 1849 — 1855» описанию его плавания в 1849 г. уделено всего 8 страниц. Обнаруженное же «Описание» содержит 49 листов большого формата, исписанных с двух сторон, т. е. 98 страниц. Естественно, что оно гораздо полнее воссоздает историю знаменитой экспедиции Г. И. Невельского.

Еще в октябре 1954 г. в Географическом обществе СССР в Отделении истории географических знаний автор настоящей статьи сделал первый подробный доклад о найденном документе. Вскоре об этой же находке были опубликованы три газетные статьи [21; 11; 15]. А в 1955 г. был напечатан подробный обзор его этнографических данных [22]. Наконец теперь благодаря содействию Восточной комиссии Географического общества появилась возможность воссоздать в печати полный текст обнаруженного отчета.

Чем же ценен этот документ?

Прежде всего отчет Г. И. Невельского поражает обилием самой разнообразной информации, имеющей большое научное значение. В нем имеется множество полезных сведений для историков географии, гидрографии, океанографии и особенно этнографии. Он также знакомит нас впервые со многими ранее неизвестными интереснейшими подробностями из истории наиболее прославленной экспедиции Г. И. Невельского. Всем своим содержанием найденный отчет показывает, что уже летом 1849 г. Г. И. Невельской и его спутники при исследовании берегов Сахалина, Амурского лимана, Татарского пролива и других близлежащих районов смогли добиться весьма значительных результатов, сделать множество географических открытий, существенно исправить ранее составленные карты, опровергнуть отдельные утверждения своих предшественников, в том числе И. Ф. Крузенштерна.

Последнее, конечно, не ново: ведь всем известно, что именно Невельской доказал полную несостоятельность легенды о «полуострове Сахалине», которая пришла в Россию из-за границы и была, к сожалению, поддержана авторитетом И. Ф. Крузенштерна [см. 13].

Любопытно, что об этом, наиболее нашумевшем своем открытии, как и об установлении судоходности «Южного», т. е. Татарского, пролива, Невельской пишет удивительно скромно. Согласно отчету, свою задачу он видел в том, чтобы «положительно разрешить, не заперт ли мелями вход в лиман из Татарского залива, т. е. распространить исследование на юг за пределы исследований капитана Бротона» (Упомянутый здесь английский капитан Вильям Броутон в 1797 г. входил в Татарский пролив с юга, надеясь пройти через него на север. Но посланный на разведку на север его помощник Чэпман объявил, что пролива нет, так как Сахалин будто бы соединен перешейком с континентом. Вот почему Г. И. Невельской и считал, что существование Южного пролива будет доказано лишь тогда, когда удастся, с севера пройти до района, в котором действовал Броутон) (л. 10 об.). Далее бегло упоминается, что с 19 по 26 июля 1849 г. Невельской и его спутники по шлюпочному походу, «пользуясь попутным ветром, спустились вдоль берега лимана через Южный пролив в широту 51°45', т. е. около 5 миль за предел исследования капитана Бротона, и [116] возвратились к мысу Погиби, определили вход из лимана к югу» (л. 11 об.), и отмечается, что «проток, от мыса Вазсе на мыс Пронге и далее по лиману к S-ду направляющийся, вывел нас из реки по глубинам от 10-ти до 4 сажен, чрез Южный пролив в залив Татарский» (л. 16 об.). И это все.

Такая осторожность в формулировках, по-видимому, объясняется знакомством Невельского с мнениями тех авторов, которые еще до его путешествия отказывались поверить в отсутствие южного пролива между Сахалином и материком. Версию о «полуострове Сахалине», как мы теперь знаем, не принимали ни историки Сибири Г. И. Спасский и В. Н. Берх, ни писатели Н. А. Полевой, Б. М. Федоров и В. Г. Белинский, ни даже отдельные русские моряки (Н. А. Хвостов, Г. И. Давыдов и др.) [13, 77-80; 20].

Превосходство исследований Г. И. Невельского обнаруживается и при сравнении его карт с картами, составленными И. Ф. Крузенштерном и его спутниками. Так, восточный берег Сахалина на картах И. Ф. Крузенштерна был отнесен к западу чуть ли не на 20 — 30 миль (К книге А. К. Сиденснера «Адмирал Геннадий Иванович Невельской» [241 приложена «Меркаторская карта Юго-Восточной части Охотского моря, составленная с описи, произведенной с транспорта “Байкал" под командою капитана-лейтенанта Невельского 1849 года», на которой для сопоставления приведено изображение восточного берега Сахалина по описям И. Ф. Крузенштерна и Г. И. Невельского). Поэтому транспорт «Байкал» в ночь с 11 на 12 июня 1849 г., т. е. в самом начале исследования восточного берега Сахалина, чуть было не сел на мель.

Неизмеримо точнее были и карты Амурского лимана, составленные в 1849 г. К сожалению, в 1805 г. И. Ф. Крузенштерн не обратил внимания на то, что в Амурском лимане имелось много различных малых островов, которые, кстати сказать, были хорошо известны еще землепроходцам середины XVII в. Невельской и его спутники смогли первыми точно нанести эти острова на свои карты. Еще большую ценность представляли промеры, проведенные в Амурском лимане в 1849 г. Г. И. Невельским и его спутниками, особенно П. В. Казакевичем, Э. В. Гроте, А. Ф. Гейсмаром и др. До сих пор «фарватер Невельского» считается одним из наиболее удобных путей из устья Амура в Охотское море.

Особенно много в публикуемом отчете новых этнографических сведений. И по этим вопросам наблюдения Г. И. Невельского иногда прямо противоположны тому, что писал И. Ф. Крузенштерн. Так, например, если последний утверждал, что на северном Сахалине он и его спутники «видели даже и нивы, обрабатывание которых доказывало, что здесь живет народ, успевший в образе жизни более нежели айны» [7, 195] (Отметим здесь, что наш ранний обзор этнографических материалов отчета [22] отнюдь не был исчерпывающим. В публикуемом теперь его полном тексте исследователи встретят некоторые дополнительные данные по этнографии Сахалина и Амура), то Г. И. Невельской совершенно справедливо указывал, что этот район заселен жителями, которые «ни о хлебопашестве, ни о скотоводстве, ни об огородничестве не имеют никакого понятия...» (л. 49).

Еще большую ошибку И. Ф. Крузенштерн допустил, когда он объявил, что северный Сахалин заселяют «татары, вытеснившие, или может быть, и истребившие айнов» [7, 134]. В 1849 г. Г. И. Невельской смог убедительно опровергнуть и этот домысел. Он показал, что на северном Сахалине не было никаких «татар», а в прошлом и айнов. Из наблюдений Невельского ясно, что никаких этнических изменений ни в низовьях Амура, ни на севере Сахалина за предшествующие два столетия не произошло, что здесь, как и в XVII в., продолжали жить [117] нивхи (гиляки). В найденном отчете он особо подчеркивал: «...я достоверно убедился, что народонаселение этой (северной. — Б. П.) части острова составляют гиляки» (л. 6 об.).

В первой половине XIX в. в Европе, в том числе и в России, часто преувеличивалась сила влияния маньчжуров на Амуре. Возникла даже версия о том, что устье Амура будто бы охраняется... «китайской силой» (В действительности же маньчжуры оказались не в состоянии сами освоить Амур. В то время там они имели лишь несколько малолюдных караулов и небольшой городок Айзунь, который был основан еще до Нерчинского договора на правом берегу реки, несколько ниже устья Зеи).

Одной из больших заслуг Г. И. Невельского, было то, что он смог не только полностью опровергнуть эту легенду, но и узнать, что в середине XIX в. маньчжурских войск не было почти на всем протяжении Амура. Как видно из отчета, для того чтобы добраться до первого постоянно действовавшего места торга с маньчжурами, нивхам (гилякам) приходилось совершать двадцатидвухдневные плавания вверх по Амуру (л. 27).

Широко известно, что правители Китая в то время упорно утверждали, что гиляки-нивхи будто бы приносили им дань. Сами же гиляки-нивхи, как засвидетельствовано в отчете, считали, что они приезжали к маньчжурам на самую обычную ярмарку («ярмонку») для обмена товарами. Вот этот торг маньчжурские власти и старались представить как уплату дани и выдачу подарков! Совершенно аналогичный товарообмен гиляки-нивхи вели и с представителями многих других соседних народов, в том числе с бродячими купцами якутами, которые чаще всего их снабжали русскими товарами. Из найденного отчета стало впервые известно, что в деревне Чнирх-рах в устье Амура Невельской и его спутники встретили одного нивха (гиляка), который не только знал якутов, но и «еще более поразил, когда начал по-русски называть некоторые вещи: чайник, ружье, курок, и знаками показывал, что знает об винтовке» (л. 36). Так стало очевидным, что в первой половине XIX в. в низовья Амура продолжали попадать некоторые русские изделия.

Отчет Г. И. Невельского еще раз подтверждает, что все население нижнего Амура и острова Сахалина и в середине XIX в. оставалось независимым и что все жители этих районов ненавидели маньчжуров. «Почти все они рассказы свои кончали тем, что показывали отвращение к манжурам», — отмечал Г. И. Невельской (л. 47). Иногда эта ненависть демонстрировалась весьма своеобразно: «Когда мы уже познакомились и называли их гиляками и они убедились, что мы не манжуры, то в доказательство их к нам расположения втыкали в землю палки, называя их манжурами, и потом с сердцем сколачивали одну за одной» (л. 37).

Еще в 1847 г. друг Г. И. Невельского — петрашевец А. П. Баласогло — в своих статьях, представленных генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву, писал, что возникла реальная угроза захвата иностранцами устья Амура. «Место свято не будет пусто!» — предупреждал он [17, 157]. А. П. Баласогло опасался, что отсюда иностранцы «начнут втираться» в пограничные районы России и Китая в ущерб их государственным интересам [2, 183]. Найденный отчет подтвердил, что эти опасения А. П. Баласогло не были беспочвенными. В нем отмечается растущая активность иностранных китобоев на морских подступах к устью Амура, особенно у северного входа в Амурский лиман. «Первая [118] просьба этих жителей (селение Тамлево. — Б. П.), — писал Г. И. Невельской, — была “арак", ром — у них видели также английские иголки и ножи, что прямо подтверждает сношение их с китобойными судами» (лл. 42 об. — 43). У Г. И. Невельского даже сложилось впечатление, что в южной части Татарского пролива побывало какое-то иностранное военное судно (лл. 47 об. — 48). Поэтому уже в то время он стремился наметить конкретные действия, необходимые для обеспечения безопасности устья Амура. Главное русское поселение на устье Амура, по мнению Невельского, должно было быть создано у нивхской деревни Куегда («Куенгзе») у «кошки», заграждавшей вход в устье Амура, так как «место это... соединяет в себе все условия пункта, могущего запирать вход в реку из лимана» (л. 11).

Читая отчет Г. И. Невельского, нельзя не убедиться еще раз в справедливости слов Фридриха Энгельса, который еще в конце XIX в. отмечал, что Россия по отношению к Востоку играет прогрессивную роль. Действительно, Г. И. Невельской и его спутники старались познакомить местных жителей с элементарной гигиеной, оказывали им медицинскую помощь, знакомили их со многими предметами русской культуры.

Таким образом, Г. И. Невельской и его спутники пришли к нивхам как подлинные их друзья, и не удивительно, что вскоре сами нивхи обратились к русским с просьбой, чтобы они защитили их от бесчинств иностранных китобоев и насилий некоторых маньчжуров.

Одной из характерных черт Г. И. Невельского было то, что он всегда смотрел вперед, думал о будущем. На русском Дальнем Востоке тогда еще не было пароходов, но он уже заботился о том времени, когда они будут плавать по Амурскому лиману: «Дальнейшее плавание по лиману и вход в реку Амур без ограждения банок вехами и бакенами, без знания об изменениях фарватеров (т. е. без лоцманов) для пароходов больших рангов весьма затруднительно, а для парусных судов почти невозможно, для пароходов же речных — свободно, но за всем тем сообщение чрез лиман Охотского моря с Татарским заливом, равно и вход в реку Амур, открыты для судов значительных рангов, и с учреждением постоянной навигации можно надеяться, что не будет сопряжено с большими затруднениями» (лл. 19 об. — 20).

Невельской уже видел на берегах Амурского лимана различные эллинги «для судов всех рангов», видел новые русские порты у устья Амура, о чем, кстати сказать, мечтали еще в середине XVIII в. многие видные деятели той эпохи — Алексей Чириков, Федор Соймонов и др. [см. 19, 77].

Интересующий нас отчет, как в нем самом отмечается, в значительной степени был составлен из рапортов «господ офицеров». В ЦГАВМФ в фонде П. В. Казакевича (помощника Г. И. Невельского по плаванию 1849 г.) оказались тексты некоторых из них [см. 16, 97]. Сопоставление этих отрывков с основным текстом найденного отчета позволяет яснее представить систему отбора Г. И. Невельским нужной для него информации. Выяснилось, что, как правило, он чисто механически включал в свой отчет весьма большие отрывки из рапортов его подчиненных, особенно П. В. Казакевича, Э. В. Гроте, А. М. Гейсмара и др. Порой же он опускал некоторые подробности, в ряде случаев представляющие значительный интерес для современных этнографов. Поэтому в примечаниях нами воспроизводятся наиболее любопытные отрывки из этих рапортов. Последние ценны также и тем, что они позволили имеющиеся в публикуемом отчете отдельные описания отнести к вполне определенным географическим пунктам. Удалось, в частности, установить, что [119] впервые Г. И. Невельской подошел к берегам восточного Сахалина напротив Луньского залива. Вот почему уже на рассвете 12 июня 1849 г. матрос, сидевший на мачте (на салинге), сообщил, что он за прибрежной полосой видит воду, вероятно, озеро (см. записи П. В. Казакевича от 12 июля — ЦГАВМФ, ф. 1191, д. № 30, л. 20). Затем вдали участники плавания видели Набильский залив, но из-за значительного расстояния от берега не заметили устья реки Тыми, а вот залив Даги с находящимся в нем островом с селением ороков (тоже Даги) уже описали весьма подробно (см. прим. к лл. 29 — 31) [16, 97; 14].

Публикуемый отчет снабжен подробными комментариями, которые даются по листам найденной рукописи; начало каждого листа отмечено в скобках, начало текста на обороте листа указано сдвоенными косыми линейками — //. (В сетевой версии расписаны как л.ХХ и лХХоб. - Thietmar. 2010)

Лицо, копировавшее этот отчет Г. И. Невельского, временами оказывалось не в состоянии прочесть некоторые слова подлинника. Поэтому в копии были оставлены пропуски, которые позднее были заполнены кем-то другим, возможно самим Г. И. Невельским. Эти слова в публикации выделяются нами курсивом.

Вся найденная рукопись покрыта карандашными пометками, порою абзацы, а то и страницы перечеркнуты. Как правило, вычеркнутое было в той или иной степени связано с самим плаванием Г. И. Невельского. Из этого можно заключить, что кто-то хотел использовать копию отчета Г. И. Невельского для того, чтобы извлечь из него только географическую информацию. Иногда при этом добавлялась новая рубрикация текста. Вероятно, в дальнейшем исследователям еще удастся узнать, для какой конкретной цели была использована эта копия. Поэтому в конце примечаний мы даем краткий перечень всех зачеркнутых частей рукописи и называем новые подзаголовки, которые были включены лицом, чиркавшим рукопись. Поскольку нас в первую очередь интересует сам первичный текст отчета Г. И. Невельского, в основном тексте публикации все эти перечеркивания нами не учитывались. В данной публикации восстановлен полный текст копии, написанный чернилами. Поскольку копиист допустил в рукописи крайне грубые орфографические ошибки в отдельных словах, мы сочли возможным внести в текст соответствующие исправления, хотя возможно, что некоторые орфографические ошибки были еще в не дошедшем до нас подлиннике (В публикуемом отчете были исправлены следующие слова: волканический, галлерея, гаризонт, глаткие, дерский, житкий, зжатые, зоридить (зарядить), изследование, искуство, кабодажное, калено, капешон, кокиры (кокуры), кофтаны, лотка, лудшие, мередиан, мохать, мущины, мяхко, обычей, окресности, отмелых (отмельных), оффицеры, очереть, по-руски, площатки, правельные, пребегать, продч. (прочие), произшествия, разматривать, расказывали, растались, растояний, реткий, чигунный и др.).

Очевидные описки в копии отчета, например, слово «града» вместо «гряда», «Голвачева» вместо «Головачева» и т. д., исправлялись нами без каких-либо оговорок. Отказались мы и от устаревшей формы транскрипции некоторых географических названий, например, «Охоцкое море» вместо «Охотское». Окончания прилагательных на «ыя» заменены на «ые». Поскольку язык рукописи довольно тяжел, то в ряде случаев для облегчения понимания ее смысла пришлось существенно исправить пунктуацию отчета. Нам представляется, что все эти поправки значительно облегчат чтение отчета Г. И. Невельского, который по своему содержанию представляет памятник поистине уникальный для всех, кто проявляет интерес к яркому прошлому Дальнего Востока.

© текст - Полевой Б. П. 1972
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Бычков М. Н. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1972

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за помощь в получении текста.