-

ЛЮБИМОВ Н. И.

ДНЕВНИК

О китайских учтивостях.

Выписка из дневника, пристава Любимова. Их не 77-м, а просто миллионы. Это целая наука. Главные состоят: во встрече, проводах и особенно в сажании. — Всякий гость, когда к кому приезжает, останавливается у ворот, не выходя из экипажа, и посылает слугу с билетом. Если он особа значительная, то хозяин выбегает сам к воротам и встречает гостя: если не столь значительная. — то на крыльце, делая шаг или два из комнаты, смотря по достоинству посетителя. Неважных людей просто встречают в комнате, у дверей. За сим приличие и строжайшее, правило учтивости требует посадить гостя на почетное место. Оно всегда с левой стороны и обыкновенно на кане (особого рода Китайский диван). Вообще у Китайцев левая сторона есть почетная. Но и тут своего рода тонкости, которых изучить весьма трудно: наприм. если место левое ближе к двери, то оно уже теряет свою почетность и правое делается первым. Но есть комнаты, в которых несколько дверей и тогда это составляет столь сложный вопрос, что непосвященному в сии таинства ни за что не отличить какое первое и какое последнее место; только опытный глаз китайца тотчас заметит его. В таких критических случаях догадываешься только по приемам хозяина: он обыкновенно сажает на главное место и следственно можно всегда отказаться от оного и соблюсти своего рода учтивость, если особа принимающая гораздо важнее. При сажании гостя на почетное место удивительные бывают проделки: обыкновенно он не садится, совестится, [15] отказывается, сажает самого хозяина, или другого при шедшего гостя, а тот его; это иногда продолжается минут с пять, по крайней мере, но хозяин обыкновенно остается победителем и гость, как бы не хотя, ему покоряется. Не хотя!.. Но посади его на второе место это просто такая смертельная обида, которую тот по гроб не забудет и всем будет рассказывать, что такой-то неуч, не знает правил учтивости. А подобный отзыв в Китае тоже что у нас сказать о ком нибудь, что он мерзавец, бездельник, плут и обманщик. — Не только при сажании, но даже в дверях теже мучительные и невыносимые формальности, например: если вы встречаете за дверьми, то гость должен первый переступить порог и войти в покой; но он не смеет — вас просит, вы его и это также, иногда длится добрую минуту.

Что касается до угощения, то оно всегда состоит в одном и том же: чай, чай, и больше ничего как чай, разве когда кто приглашается на обеде или ужин, тогда уже другие проделки. Чай у Китайцев подается всегда в чашках без ручек и на особых в роде маленьких корытц блюдечках. Блюдечки большею частию с украшениями из финифти, а иногда также на маленьких подносах. Но чай вовсе не тот что мы употребляем (так называемый байховый), а всегда зеленый, именуемый Сянь-пянь; он довольно душист, имеет несколько горьковатый вкус, и пьется без сахара; его даже и пить не возможно с сахаром разве в прикуску; сливок не принимает да их трудно найти в Китае, разве у Лам, и то не сливки; молоко же, продаваемое на базаре и употреблять опасно: оно часто бывает с примесью всякой дряни. — Сянь-пянь, как выше сказано, есть вещь необходимейшая: к кому бы вы ни пришли и в какое бы ни пришли время первая вещь Сянь-пянь является на сцену. Он впрочем не противен, если к нему привыкнуть и даже хорош для желудка. У нас также можно бы употреблять его, но не утром или вечером, когда мы пьем наш чай, а после обеда, спустя час времени; — тогда он и приятен и даже полезен; а утром это выдет в роде лекарства. Байховый чай именно можно назвать нашим: он только произрастает у Китайцев, а идёт весь в Европу. В небольших и даже больших Китайских городах трудно и сыскать его, а хорошего даже в Пекине не всегда достанешь; он стоит там чуть ли не дороже нежели в нашем отечестве. Это именно от того, что Китайцы весь чай гуртом свозят в Кяхту и Кантон! (в последнее место идет только низшей доброты байховый чай, а высоких сортов [16] до сих пор вовсе почти не шло; говорят, что они не могуч выносить продолжительного морского путешествия и от сырости портятся; но другие, и даже сами Китайцы, уверяют, что это враки); в молочную же торговлю, для продажи у себя в разницу. Китайцы почти вовсе не пускают по вышеписанной и весьма естественной причине, — что никто и пить бы его не стал. — Но за то Сянь-пянь у них, во всех трактирах; харчевнях, постоялых дворах, во всех домах, начиная с хижины крестьянина, до хором Китайского Мандарина, и они пьют его как воду, во всякое время; воды же никогда не употребляют, находя ее вредною. И действительно их вода большею частию не совсем здорова для желудка, ибо хорошей ключевой весьма мало: в Пекине например за водою сколько нибудь сносною нужно посылать верст за пять, и то еще надобно к ней привыкнуть. Обыкновенная вода селитренного вкуса, с известию, и наш чай Байховый, на ней разведенный, теряет совершенно вкус свой; но Сянь-пянь все еще можно пить и действие воды на нем почти не заметно.

Сянь-пянь часто подается, как выше описано, или же на подносе, вместе с чайником; но чайники редко подаются в частных домах (большею частию в трактирах), а почти всегда вместо чайника особая чашечка (чайвар) не много больше той, в которую наливается чай; она с крышкою и также, без ручки; в нее кладут чай и наливают горячею водою, и по мере убыли подливают воду из особого медного чайника. У Китайцев есть также фарфоровые чайники, от нас заимстванные, которые начинают входить в употребление. Их также привозится из Кяхты не малое количество. — При поднесении гостю чая вместе с чайником; есть своего рода весьма тонкая учтивость, чтобы отнюдь не ставить носиком чайника к лицу гостя; это была бы не простительная грубость, которую иногда позволяют себе слуги-невежи, если недовольны посетителем: поставить таким образом чайник носом к гостю — почти тоже, что плюнуть ему в лицо. Когда подается чай — также учтивость требует подчивать гостя, предлагать взять первому, а с его стороны для формы просить, чтобы хозяин взял первый.

При проводах — теже церемонии: посетитель упрашивает, что бы не беспокоится, хозяин настаивает идти и провожать; это повторяется несколько раз до тех пор пока не дойдут вместе до ворот или повозки: раз пять останавливаются и друг друга упрашивают. Наконец посетитель, все упрашивая и настаивая, [17] чтобы хозяин возвратился, отвешивает в заключение весьма низкий поклон, почти до земли, сжавши обе руки в кулак и садится в повозку. Но проводы до последних ворот и до самой повозки, если она на дворе, бывают только в случае визита важных особ, а с обыкновенными гостями менее церемонятся, т. е. проводят из до первых ворот (если несколько внутренних двориков), или сделают шага два за дверь, или наконец раскланяются у двери, но все со взаимными настояниями с одной стороны оказать гостю лишнюю учтивость, с другой чтобы хозяин не тревожил себя.

Поклоны их также вещь преуморительная и в них своего рода тонкости: учтивейший поклон — поклониться почти до земли, согнувшись в три погибели и соединивши наперед обе руки дугообразно, в таком виде руки поднимаются к верху до самого лба и выше и потом плавно опускаются вместе с наклонным телом; этот поклон называется Дзу-й. Потом другой поклон — небольшой, с опущением рук вниз и с навесом корпуса, но чтобы спина и голова отнюдь не сгибались; он называется Хи-яор. Наконец, если незначительное лицо, то просто можно сжать и потрясти свои руки; это будет поклон Гун-шоу. Есть также поклоны низших высших подчиненных — их начальникам; это собственно, не суть поклоны, а коленопреклонения и называется Цин-ань.

Раскланиваются тем или другим образом, смотря по достоинству гостя. — Китайцы до того помешаны на этих учтивостях, что даже на улице часто встречаешь таким образом раскланивающиеся две фигуры упрашивающие одна другую по целым минутам. Меня сначала это удивило до крайности: ехал я раз в повозке и смотрю — стоят на улице два каких-то чиновника, друг пред дружкою, и то и дело кланяются как куклы отвешивая свой Хи-яор, или Гун-шоу не помню; это продолжалось минут с десять, пока кто то из них уступил. Я спросил: что же это значит, что они на улице, при всем честном народе, выкидывают подобный штуки и даже до того, что например едет повозка, другая — они разойдутся, а потом опять сойдутся и опять кланяются! Мне объяснили и сказали так: это должно быть два знакомые и кто нибудь из них помоложе; они съехались и вышли из повозок, — чтоб поздороваться и покланяться; старший; желая оказать особенную честь младшему, непременно требует, чтоб он сел в свою повозку и первый его оставил, а для того это [18] было бы верх невежества и он скорее прокланяется до вечера, нежели первый сядет в повозку.

Все визиты у Китайцев делаются не иначе как в экипажах, которые бывают двух родов: одни с отверстием впереди (что выше названы повозки), а другие закрытые, с окошечками по бокам и с дверками; первые отвечают за коляску или дрожки, а вторые за нашу карету. Даже запросто, чтобы куда нибудь прогуляться, порядочный Китаец (чиновник например) никогда пешком не пойдет, а всегда поедет в одном из вышеуказанных экипажей. Если кто хочет ехать по благоприличнее, то берет двух или по крайней мере одного вершника т. е. слугу верхом на лошади. У больших же чиновников их едет за каретою, или если чиновник верхом, то за ним, человек до 6 и 10, и более. Самые же важные, (Министры их и т. п.) разъезжают в носилках, которые несутся служителями: и тут также, смотря по тому с большею или меньшею пышностью выезжают, — и большее или меньшее число носильщиков. — Носильщиков обыкновенно нанимают Шань-дунцев (из провинции Шань-дун); они сильнее прочих красивее и проворнее. В самом деле надобно любоваться как они несут с необыкновенною быстротою, так что надобно порядочною рысью ехать, что бы их догнать, во вторых так ровно и так плавно, что просто не колыхнут, и сидя внутри, не чувствуют почти что несут. — Император выезжает теперь большею частию, особенно в парадных случаях, также в носилках (прежде, он любил больше ездить верхом); носилки его желтого цвета и этим отличаются от носилок его подданных, вельмож, которые большею частию зеленые или других темных цветов. Императора носят еще с большим искуством: прежде нежели его понесут обыкновенно садится чиновник и испытывает носильщиков (как бы объезжает их). Испытание состоит в том, что внутри ставится стакан, или чашка наполненная по самый край водою; искуство состоит в том, чтобы нести носилки и не выплеснут ни единой капли из сосуда. Носилки вообще все крытые, они формою своею походят на Китайские каретки, также обиты внутри и с верху материей (зимою сукном, а летом флеровою) и по бокам окошечки. — Мелкий чиновник и вообще всякая мелюзга ездит и без вершников, но редкой поедет, особенно к кому нибудь с визитом, без человека, без служителя. Служитель обыкновенно трясется на передней части повозки, а господин внутри. Трясутся в полном смысле слова. Ничего не может быть [19] беспокойнее китайского экипажа, особенно повозочек: они на двух колесах ось посредине при всяком толчке в самом мозгу отдается; улицы же Пекина были так хороши, что просто едешь беспрестанно по колеям и по рытвинам; на иной рытвине того гляди при сильном толчке, голову расшибешь о повозку. Вообще сидишь и проклинаешь весь Китай решительно. Еще неудобство всех их экипажей, что иначе нельзя сидеть как поджавши ноги, или вытянувши, а не так чтобы спустивши ноги, как в наших экипажах. От этого сделаешь версты две, согнувшись в трясучках их, и просто хоть вылезай; коленки заломят. Внутри экипажа постилается плоская подушка, и сзади также иногда кладется маленькая подушка в роде валька. В экипаже так тесно, что повернутся с трудом можно: совершенно собачья конурка. — Езда в каретках у Китайцев считается почетнее: простой народ не может ездить в них. При выезде в карете уже непременно нужно хоть два человека верховых. Кучер также не дерзает сесть, и бежит подле мула, Да! забыл еще сказать, что у Китайцев других животных для упряжи в экипаж почти не употребляют как мулов и еще ослов; но повозка, запряженная ослом все равно, что у нас извощик Ванька; кроме бедного народа в нее никто не сядет. А лошадей в повозках почти не видно и это также считается неблагородною ездою. У них лошадей держат только для верховой езды и то надобно, чтобы был иноходец. Скорее же самая почетная верховая езда на ослах. Там на этом животном могут ездить только одни чиновнике верхом, а простолюдины на лошадях; лошади Корейские все низенького роста (карлики) и довольно красивые. — Вот можно сказать: что город то норов, что страна то обычаи.

Текст воспроизведен по изданию: О китайских учтивостях // Китайский благовестник, № 7. 1913