-

ЯСТРЕБОВ М.

Об открытии нового торгового пути для сношений с Китаем

Поселение в Троицке Татар, да и вообще на Оренбургской и Сибирской линиях, имело и не могло не иметь влияния на нашу Средне-Азиатскую торговлю. — Не место здесь входить в объяснение, какое это влияние, и на сколько простирается его значение. Всякий, знакомый с этою торговлею, а главное, имевший случай и охоту наблюдать ее на местах производства, может положительно сказать, имеется ли от того ущерб или польза для производителей Русских. Одно, чем только могут похваляться Троицкие Татары, и за что в праве ожидать себе полной признательности, это — открытие нового пути для сношений с Китаем.

Давно уже носились слухи, что члены Ост-Индской Компания хлопотали об открытии торговли с Китаем через Тибет, еще раньше о том, что на границе Китайской империи, в городе Чугучаке многие Средне-Азиятские народы производят с выгодою для них торговлю. Троицкие Татары не могли не знать, или лучше, знали более других, на сколько простирается основательность этих слухов; да наконец, и всякий мог заметить, что вывоз из России чаев в Среднюю Азию, лет за шестнадцать тому бывший значительным, мало по малу не [89] только совсем прекратился, но даже сами Бухарцы стали привозить их на линии, особенно зеленый чай, (По всей вероятности, зеленый чай, вывозимый Бухарцами и продаваемый в незначительном количестве в Троицке (от 1 руб. 50 к. — 2 р. за фунт), получается ими из плантаций Ост-Индской Компании, разводимых в разных местам Гималайских гор. Чай на вкус жесток и нисколько не ароматен.) и снабжать им во время переходов через степи кочующих народов.

В 1844 году, некоторые из Казанских Татар, поселившихся в Троицке, побуждаемые предприимчивостию, задумали составить между собою нечто в роде компании с самым ограниченным капиталом; и в то время, когда Англичане силою оружия на восточной границе Небесной Империи вносили произведения своих фабрик и мануфактур, Русские подданные мирно, спокойно тянулись незнакомым путем через безжизненные, безотрадные Киргиз-Кайсацкие степи, по направлению к западной... Предприятие их увенчалось полным успехом.

До сих пор, по крайней мере, я не помню, где бы говорено было о сношениях наших с Чугучаком, кроме «Видов торговли», в которых упоминается о провозе через Оренбургскую линию байховых чаев; да и вряд ли можно сообщить что-нибудь неоспоримо верное о них. Недостаточность сведений одна из главных тому причин; а кому неизвестно, с каким трудом, с какими усилиями получаются они от Азиятцев, и на сколько имеют правды.

Всматриваясь во все виды нашей Средне-Азиятской торговли, в продолжение не одного года, в Троицке, и собирая все, что можно собрать, до нее касающееся, мне удалось в последнее время получить несколько данных о сношениях наших с Чугучаком, которыми и спешу поделиться с читателями.

Вот что рассказывает о пути из Троицка в Чугучак один из главных компаньонов, лично открывший его (Из нарочно составленного им дневника и сообщенного мне на Татарском языке.). [90]

«До года, по разным свою обстоятельствам и по беспокойствам, деваемым в Киргизской степи возмутившимся султаном Киниссарою, я не мог исполнить своего желания — проложить прямой путь для пользы всего Русского торгового сословия; в этом же году, взяв 70 верблюдов, навьючив каждого товарами лучших мануфактурных произведений, и 15 лошадей для себя и 12 работников, отправился я в предпринятый мною путь.

Через 15 дней пути встретил я на берегу р. Ишима аулы полудиких Киргиз, где, раскинув палатки и зарезав семь баранов, угостил, по обычаю Киргизскому, их биев и прочих аксакалов; кроме того, бию подарил хорошую шубу и бертугыз (Бер — одам, тугыз — девять. Азиатский обычай дарить со всего каравана почетному лицу девять даров; например: сукна на чапан, плису на шальвары, миткалю на рубашку, и проч., называется бертугыз.), и он, в благодарность, предложил мне хорошую лошадь. Эти Киргизы Киджа-чалинского рода, и имя бия Санасап-батырь. На прощаньи сказал я им, что я свободный купец великой России, и чтобы отпустили меня и работников моих без всяких обид; на что отвечали они, что Киргизы не делают обид своему гостю, и проводили меня на пять дней пути.

Отсюда, по 15-дневном пути, достигнул я да горы Джанли-чуки, и через широкий проход горы Ирамана, пришел к Киргизам Туртавильским, и остановился в ауле султана их Чунмуруна, которого, с почетными его Киргизами, угостив, подарил ему на 5 чапанов алого сукна и бертугыз (из товаров). Понимая меня, он с сожалением спросил: зачем я хожу в такое опасное в степи Киниссаринской время с большим количеством товаров и малым числом работников? — Делаю это, отвечал я ему, уповая на Аллаха и надеясь на своего Великого Государя, который могуществен. После такого ответа, призвав меня за друга, он предупредил, что [91] впереди есть разбойники, назыв. Тюря-балалари (дети благородных), и что их пять аулов. Узнав об атом, я вооружил своих работников, благополучно прошел мимо этих аулов, и через пять дней пути дошел до места, назыв. Худжа-курги, в окрестностях которого есть большие горы и река Ачи-су (соленая). На горах этих растет можжевельник, а по берегам реки камыши. Ачи-су, вода в которой соленого вкуса, перешел я вплавь, а товары перевез на Камышевых плотах; тут только я узнал, что верблюд плавает на боку (на ребрах).

Отсюда, проходя между горами Арслан-таг (львиная гора) и Кукча-таг, и мимо гор Абрали и Идряимяджик и по вершинам гор Тулнари-миздак, остановился на равнине у горы Акча-таг (денежная гора), у могилы Кузы-курпач, куда пришли и бии Корейских Киргиз, которые спросили меня: что мы за люди? Разбив палатки, я угостил их аксакалов, а бию Тюлямишу подарил на 5 пар (платья) плису и семь концов юфти; и они, называя меня чикмышем (Чикмак — выходят, чикмыш — выходец.) Белого Царя, чрезвычайно хвалили, и еще больше радовались, когда я насказал им о свободе и правосудии в России; и проводили меня на несколько дней пути. По описаниям, мне известным, Акча-таг почитается высокою горою; в окрестностях ее имеется много источников с приятною водою, и растений душистых трав, также сенокосных лугов. По берегам речек растут: осина, тальник, и у Киргиз здесь кочующих и гостеприимных, много скота довольно сытного.

Отсюда, по берегу реки Бакас, через семь дней пути достиг реки Аягуза, вода в которой прекрасного вкуса. На этой реке есть Аягузское укрепление, в котором можно иметь все удобства для безбедной жизни; по берегам ее растут разные деревья.

От реки Аягуза, через степь Баян-караган, поднялся я на вершину горы Тарбагатай, где предупреждали меня не встретиться с Кинассарою или его сообщниками, а на горах Ала-тага с Кизайскими Киргизами, [92] живущими грабежем. С 1847 года Киргизы эти находятся в ладу с Русскими подданными. Тарбагатай — чрезвычайно высокая гора, и на вершине ее весною бывает снег, и когда внизу, на равнинах, падает дождь, на верху подымается снежный буран. Воздух здесь свеж, здоров, и притом нет мух (мошек). Тут водятся животные: медведи, волки, лисицы, дикие козы и олени; по берегам реки растут: береза, яблоня, черемуха; на полях: малина, черника, земляника. Через Тарбагатай пять проходов: первый — Куталь, второй Джаули, третий — Чагарак, четвертый — Сай-ашу и пятый — Чаумен; я перешел через второй. На восточном склоне Тарбагана есть золотые рудники, где народ, назыв. Дюнганя, подведомственный Китаю, промывает золото.

На пути от Таганая встретился я с великим султаном Дуланбаем, сыном Сюка, Байджагитской волости, подвластной Китайскому правительству, который весною кочует на границе, у Чугучака, в местечке, назыв. Кулус-тай, а зимовку имеет в Китайской империи, в 50 верстах за Чугучаком, в местечке Актаме, при реке Ишиле, в камышах, которыми и топят. Дуланбай — человек умный, богатый и очень набожный; бывал в Пекине у Китайского Императора, от которого получил чин голодая и белый камень (Стеклянные шарики для украшения шапок у Китайских чиновников.) на голову. Когда с рассказал ему про нашего Великого Государя и отечество, он, полюбив меня, угостил как нельзя лучше. Оставив на хранение у него все свое имущество, и взяв провожатых, отправился я с работниками в Чугучак.

На пути встретил Китайский пикет, назыв. дикирми-каравиль (двадцать караульных), при котором командиром голодай. Поздоровавшись, он спросил у меня:

— Что вы за люди?

— Наш Император находится в дружественных сношениях, и я верноподданный Его, отвечал я ему.

— Откуда же ты?

— Из великого государства, из России. [93]

— В таком случае вы можете идти в Чугучак, сказал он; и дал мне в провожатые Калмыков, вооруженных стрелами.

От этого пикета Чугучак в 20 верстах.

Когда я приехал в этот город, меня повели тотчас в таможню, назыв. муй-тангзя, где начальником ту-голодай, на голове которого камень сердоликового цвета.

Когда я поздоровался с ту-голодаем, по обычаю Китайскому, с коленопреклонением, он спросил меня Откуда?

— Из России, отвечал я, прибавив: наш Император находится в дружественных сношениях с вашим.

— Для чего же ты сюда приехал?

— Торговать.

— Какие же ты привез товары?

— У меня есть: сукно, юфть, плис, корольки, нанка, миткаль, и другие.

— Хорошо... Об этом я дам знать Хаб-амбалю и посоветуюсь с ним.

— Все в вашей воле, отвечал я, и с коленопреклонением сказал еще ему, что привез из моего отечества: королек в 12 золотников в 400 целковых, часы — в 300, зеркало-туалет — во 100, и друг.

Вся наша беседа происходила через переводчика, состоящего со стороны Коканского ханства, имеющего Китайский чин (звание) шангиа и печать (доверенность); его зовут Мухаммеджаном Мухаммедшариповым.

С подарками моими представили меня в город к Хаб-амбалю.

Когда я поздоровался с ним с коленопреклонением, он удостоил принять их, и когда узнал цель моего, приезда, то сказал своим: этот человек подданный Царя Русского и вовсе не похож на Андижанца или Кошкарца, и потому возьмите с него пошлины меньше и имейте надзор за ним, чтобы не притесняли его.

После этого приказания, я ввез свои товары в таможню, и с меня взяли пошлины с 50 штук одну, а с прочих, как Андижанцов и др., берут по одной с 10.

Когда, кончив свои торговые сделки, я собирался в обратный путь, мне предложили за половину взятой с [94] меня пошлины — серебром (Танлами — сереб. монета.), и когда я отказывался от этого, то голодай сказал, что у нас, в Чугучаке, ничего не берут лишнего; я принужден был взять.

Однажды, перед отъездом, мне удалось долго побеседовать с Хаб-амбалем. Он говорил мне, что Англичане просят их, чтобы они прекратили торговлю в Чугучаке.

— Не верьте им, отвечал я ему с коленопреклонением: Англичане хотят только стеснить вас, — с чем он и согласился.

После этого я просил его, чтобы они доставляли мне хороший фамильный чай, а я, с своей стороны, лучшей доброты мануфактурные произведения моего отечества.

До сих пор для Бухарцев и Ташкентцев доставляли низшие сорта; я же просил у них следующие: джанг-джангудай, ванг-джангудай, фуаг-джангудай, пи-чунга, юн-лунча, чу и хунми.

С этого времени они доставляют мне хорошие чая, и с каждым годом торговля наша усиливается; Китайские же купцы, имея ко мне доверие, стали давать их сроком на год, в кредит.

Но не могу не сказать, что ныне цена в Чугучаке на наши товары понизилась; причиною тому мелкие торговцы — Киргизы, назыв. Казак, Андижанцы, и другие степные народы, которые с малым количеством товаров поспешают их сбытом, заставляя тем и капиталистов сбавлять цены с своих товаров.

Расстояние от города Троицка, Оренбургской губернии, до города Чугучака, по проложенному мною пути через Киргиз-Кайсацкие степи полагаю в 1900 верст».

Пробежав эти строки, я уверен, что не один из читателей подумает очень и очень о многом; а те, которые сами лично принимают участие в Кяхтинской торговле, или которые интересуются ею, готовы бы были мне предложить много и много вопросов... Каким образом так легко удалось завязать торговлю в Чугучаке [95] Троицким Татарам? Всякому известно, какого рода сношения в Кяхте, каким образом они там происходят, и сколько трудов, капиталов, и проч. стоило для их поддержания... Такового ли рода они в Чугучаке? Не имеют ли они каких особенностей? Какие товары отправляются туда, какой доброты, сколько стоют на месте, и в какую цену сбываются там?... Наконец, могут ли, если не подорвать, то по крайней мере нанести значительный ущерб производителям мены в Кяхте?... На эти вопросы и на сотню других вопросов да позволено мне будет отвечать в другом месте, в другой статье более обширного объема; (О торговых сношениях Русских с Азиятскими народами, которая будет сообщена в ред. Москвитянина.) там я поговорю об всем подробно, а теперь только прибавлю, что производителям торговли в Чугучаке далеко-далеко выгоднее, нежели в Кяхте, прибыльнее рудников в Калифорнии, и будь капиталы, составься компания... успех несомненен. Близость расстояния Чугучака от Ирбити и Нижнего Новгорода, удобство и чрезвычайная дешевизна провоза чаев через Степи (За наем верблюда, навьючиваемого обыкновенно от 14-17 пудов, платится в оба конца, от Троицка до Чугучака, смотря по времени, от 9-15 р. сереб. Поэтому чаи, вывоз которых с каждым годом возрастает в прогрессии неимоверной, должны продаваться и продаются чуть ли не в половину дешевле Кяхтинских, особенно фамильный. Место фамильного чаю, в 80 и более фунтов, стоит самому хозяину, за всеми издержками, в Троицке не более 60 р.) и сотня тому подобных других выгод, говорят ясно в пользу его, а сбытом их нечего затрудняться. Киргизские степи, Астраханский край Кавказ и Новороссийский край — пространство огромное по величине, требуют не менее значительного количества и чаю... Пока, в настоящее время, Чугучакские чаи сбываются из Троицка в Казань и на Ирбитскую ярмарку...

Матвей Ястребов

Троицк, 1850.

Текст воспроизведен по изданию: Об открытии нового торгового пути для сношений с Китаем // Москвитянин, № 23. 1850