-

ПЕРВЫЙ МАГИСТР МОНГОЛЬСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ.

23-го декабря 1839 года в 12 часов утра в большой аудитории Казанского Университета собрались все члены этого заведения и множество посторонних особ, желавших быть свидетелями еще невиданного, неслыханного на Руси защищены диссертации на степень магистра монгольской словесности. Всем известно, что восточное отделение философского факультета в Казани есть не только первое между русскими учебными заведениями, в которых преподаются восточные языки и литература, но даже занимает одно из почетных мест в кругу подобных заведений и ученых азиатских обществ всей Европы. Взгляните на страницы парижского и лондонского «Азиатских Журналов» — там увидите, как думают в Европе о казанских ориенталистах, богатых своими знаниями, но издающих свои дельные сочинения без шума, без неистовых возгласов, которыми иные прочие хотят поддержать свои дельные сочинения по части востока. Ковалевский, Эрдман, мирза Казем-бек, Даниил, Попов и другие, своими обширными познаниями и своими трудами возвышают славу Казанского Университета, к которому принадлежат они. Находясь на рубеже Европы с Азиею, этот университет предназначен как-бы к тому, чтобы передавать европейские идеи в Азию и сведения об Азии в Европу. Он — складочное место познаний двух частей света. И в самом деле, ни в каком другом городе вы не найдете такого разнообразия племен между учащимися, как в Казани. Здесь (в университете и в Первой Гимназии), встретите вы и Башкиров и Калмыков, покинувших свои привольные степи, чтоб просветить [17] свой разум; и Татар, оставивших свой гибельный предрассудок — не учиться, и жадно ищущих познаний; и Бурят от берегов Байкала, с своим ламой, пришедших на берега Волги учиться европейской мудрости. В этом-то университет открыто было с 1834 года преподавание монгольского языика. Гг. Ковалевский и Попова, путешествовавшие долго по степям бурятским и изучая там язык Чингис-хана и Батыя, заняли на первый раз места адъюнктов монгольской словесности. В. П. Василиев, поступивший в 1834 году в университет из Нижегородской Гимназии, изъявил желание слушать монгольский язык, и в продолжение трехлетнего курса оказал необыкновенные успехи. Последние два года пребывания своего в университете (с половины 1835 до половины 1839 г.), он жил вместе с бурятским ламою Галсаном Микитуевым, приехавшим на житье в Казань. От него он научился свободно объясняться по-монгольски, и теперь он говорит как настоящий Монгол, по словам самого ламы. Недовольствуясь одним монгольским языком, г. Васильев начал заниматься и Тибетским, и, несмотря на недостаток средств и способов, он узнал его довольно хорошо. Господин попечитель Казанского Учебного Округа, М. Н. Мусин-Пушкин, с особенною ревностию старающийся возвысить вверенный ему университет, представлял о необыкновенных успехах г. Васильева высшему начальству, и г. Васильев, будучи еще студентом, по распоряжению министра народного просвещения получил награду — единовременную выдачу 300 рублен. В 1837 году он кончил курс и за диссертацию «о духе Алтан Гэрэла» получил ученую степень кандидата. По окончании курса, он остался при университете, и, продолжая свои занятия, посещал еще лекции архимандрита Даниила, который с сентября 1837 начал читать китайский язык ¹. И здесь наш лингвинист показал отличные успехи. Наконец, в конце 1838 года, он начал держать экзамен на степень магистра монгольской словесности, на котором кроме тех предметов, которые были положены, был испытываем и в тибетском языке. Выдержав экзамен, он представил в философский факультет диссертацию «Об основаниях философии Буддизма».

Васильев, знающий основательно философию запада, обращала, особое внимание на философию отдаленного востока, которая мало, или почти и вовсе неизвестна Европейцам. Прочитав недоступные по огромности своей монгольские рукописи, находящиеся в библиотеке Казанского Университета, изучив Алтан Гэрэл и Улигэр-ун-Далай, он мог видеть из них всю сущность буддийской философии и изложил ее в своей любопытной диссертации. Вот главнейшие положения этого сочинения. До тех пор, как начальство Казанского Университета подарить русскую литературу этим сочинением, напечатав его, пройдет еще, может быть, довольно времени. Теперь же мы познакомим просвещенных читателей «Отечественных Записок» с содержанием этого любопытного сочинения:

1) Всякая религия заключает в себе философские основания; 2) За основание буддийской философии [18] надобно принимать пустоту, как бытие отрешенное, начало и сущность всего; 3) Божество само в себе есть для Буддиста также пустота; 4) В отношении к конечным, оно представляется, как олицетворение премудрости; 5) Буддизм подавляет всякое внешнее проявление духа; 6) По буддийским идеям, философ Бодисатва, просвещенный и святый одно и то же; 7) Космология буддизма не проистекает из его философских начал; 8) На Улигэр-ун-Далай должно смотреть, как на религиозную поэму; 9) В Алтан Гэрэле можно видеть изменение чистых буддийских понятий от влияния браманизма.

Первый магистр монгольской словесности на все возражения отвечал удовлетворительно и опроверг их все до одного. Не надобно думать, однако, чтобы все спорные пункты относились только до востока и его малоизвестной философии. Нет, между положениями его было много таких, которые были доступны всем и каждому. Так, например, Васильев решительно опроверг одного профессора, который, вопреки положению магистра, хотел доказать, что Греция сама создала себе религию. — Изложение в диссертации г. Васильева просто, хорошо и удобопонятно. Совершенно можно согласиться с словами профессора философии, архимандрита Гавриила, сказанными им после диспута. Почтенный профессор, обратясь к г. Васильеву, сказал, что он видит в нем самого Будду, потому что до сих пор еще никто так хорошо не излагал философии буддизма.

Почти через месяц (20 января 1840 года) г. Васильев отправился, в качестве члена духовной миссии, в Пекин, где и пробудет 10 лет. Теперь, вероятно, он подъезжает к границам Срединного Государства.

Смело можно надеяться, что этот первый магистр монгольской словесности, возвратясь на родину, будет весьма полезен как для России, так и для Европы. Главная цель его занятий в Пекине будет состоять в том, чтобы узнать китайский, тибетский, монгольский, манджурский и, если можно, то — и корейский языки. По возвращении он вероятно займет кафедру тибетского языка в Казани.

Но — будущее знает Бог. Для настоящего же вот новость. Выписываю из его письма ко мне от 19-го января несколько строк:

«Завтра еду в Китай. Прощай, Россия и прощай надолго!.. Ты не забыл своего обещания, печатать мои письма в том журнале, в котором ты будешь участвовать… Пиши ко мне в начале февраля в Кяхту... Первое письмо из Пекина я пошлю к тебе с старой миссией, и в нем, думаю, будет много для тебя любопытного. Помести его в «Отечественных Записках», если редакция согласится на это ². Если же будешь участвовать в другом периодическом издании — печатай там. Мы так долго жили с тобой вместе. — и мне хочется, чтоб и труды наши были на страницах одного журнала. Прощай! буду писать из Перми и из Кяхты, а китайское письмо получишь чрез год...».

Счастливый путь тебе! Дай Бог обоим нам дожить до той минуты когда мы с тобою увидимся!

П. Мельников.

Комментарии

1. Мы слышали от отца Иакинфа величайшие похвалы китайской хрестоматии, составленной о. Даниилом и недавно присланной сюда в рукописи. — Ред.

2. Мы не только соглашаемся, но даже готовы покорнейше просить г. Васильева украшать страницы нашего журнала своими трудами, и заранее благодарим и его и почтенного сотрудника нашего, П. И. Мельникова, принявшего на себя такое обязательное посредничество. — Ред.

Текст воспроизведен по изданию: Африканская женщина-врач // Отечественные записки, № 3. 1840