-

ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

(Продолжение см. вып. 16-17 Кит. Бл.)

9-го Декабря 1830 г. Вторник. Сегодня студенты новой Миссии и иеромонахи угощали в своих комнатах обедом учителей Китайского и Манчьжурского, каждого отдельно. По нашему, кажется, гораздо бы лучше, веселее и приличнее было сделать общий стол, но глупейшая китайская гордость полагает этому важное препятствие, — трудно весьма их усадить, т. е. кого на первое место, а кого на второе, оба почитают себя равными и первенство один другому ни в каком случае не дадут, разве только ежели один к другому пришел в гости, то гость пользуется первенством по праву. Я не знаю, что может быть холоднее, безынтереснее и скучнее их бесед, — они никогда не касаются в разговорах, таких предметов, где требуется сколько-нибудь рассуждения, каждый опасаясь противоречия, оскорбительного для гордости Китайца и Маньчжура, переродившегося в Китайца, убегает оных и ограничивается только по пословице переливанием из пустого в порожнее и, чтобы почтительными учтивостями и комплиментами с новым знакомым, коего хотят почтить, — искренности никогда никакой, ибо дружба существует только в названии. В Китае друга опасаются более нежели у нас открытого врага. — Здесь под именем дружбы, вас грабят бесстыдным образом и вы должны кланяться, — дружба здесь требует частого вещественного доказательства, например, если вы подарили своего друга в известное время тем и тем в то же время спустя год он уже полагает себя в праве ожидать от вас равноценных подарков, — если вы не соблюдаете сего, т. е. подарите, но несколько менее, на вас смотрят уже не так, сохрани же Бог и совсем манкируете, — прежний друг ваш, т. е. носящий имя сие, делается непримиримым вашим врагом, или покрайней мере недоброжелателем. На сем основании и благодеяния здесь принимаются, природными своими по хитрости, коварству и лицемерству. Бедняк, которому вы из сострадания, или по первому движению делаете помощь, принимая оную, крайне заботится постигнуть причину вашей неожиданной и необыкновенной милости, я говорю необыкновенной только потому, что в Китае нет обыкновения из побуждения сердца сострадать несчастным, [9] им вовсе неизвестны сладостные минуты чувствуемые благотворителями по совершении благородного дела, — перебирая таким образом в уме к чему вы направляете ваши виды чрез него, он останавливается на какой-нибудь мечте и таким образом уже располагая свое противу вас поведение, — т. е. спустя некоторое время, он у вас просит взаймы денег под каким нибудь благовидным предлогом и изрядную сумму. — Горе вам если вы обольститесь и удовлетворите его желание, этот подлый и бесстыдный человек, тогда то совершенно уверяется, что его гадательные предположения основательны, и начинает уже настоятельно требовать от вас того и другого, грозя и намекая на то, что он готов вредить вам, если не получит удовлетворения и действительно найдет случай, особенно иностранцу, тогда вы должны уже будете поневоле бросить в глаза деньги изрядный куш этому бездельнику, чтобы совершенно с ним развязаться без больших хлопот. Не говорю уже когда действительно вы имели бы виды чего либо достигнуть чрез пособие одолженного вами, — из приведенного мною, ясно, что если вы не так богаты, то разорение ваше неизбежно. Соотечественники наши уверились многими примерами в справедливости сего положения, были жертвою по неопытности своего благородного влечения к добру. Испорченность Европейских нравов, составляет только тень здешних, — есть и у нас ложные друзья, пользующиеся неопытностию молодости, но таких немного, здесь же с первого и до последнего взвешивают совесть на ланы серебра, продают оную с торгу и еще хвалимы и от других получают знаки одобрения за искусство обманывать, как промысел. Самое правительство здешнее обнаруживает иногда те же правила в отношении других держав и даже своих поданных, почитая все позволительным, для достижения цели. В другом месте я подкреплю все здесь сказанное примерами, взятыми из новейших времен.

Сего числа по предложению моему надлежало собраться обоим советам миссий в 2 часа после обеда, но как члены оного, лекаря И. П. Войцеховский и П. Е. Кириллов, были отозваны на обед к племяннику Фое (Кяп. Хуан-сы) возвратились с оного не прежде 5 часов, то и советы собрались в 6 часов; заседание было в столовой зале покоев Настоятеля О. А. Петра, — Я открыл оный прочитав некоторые пункты инструкции, данной мне Азиатским Департаментом предложил Сов. Ст. М. по сим статьям инстр. доставить мне все нужные сведения относящиеся к приходным и расходным делам для надлежащей поверки и пр.; — потом рассуждали о составлении метода для изучения Китайского языка, — мнения Г. Старых Членов Миссии в сем отношении были несовсем согласны. Я предложил, чтобы советы во исполнение инструкции, дали от себя письменное отношение членам старой миссии, на приготовление пособий учебных для их приемников, в виде краткого обозрения их занятий в течении 10-ти летнего здесь пребывания, а также приготовиться к ответам на имеющие быть предложенными от меня вопросы по части их предметов и проч. — Порф. Евдокимович с И. П., возвратившись из гостей вместе с ними же И. П., сказывали мне, что племянник Фое, принимал их у себя в доме весьма хорошо; в нем есть характер, любопытство, как бы выводят его из черты, за которою постоянно остаются китайцы — холодные, гордые и во многих отношениях невежественные. — После обеда несколько развеселившись, хозяин забыл свои строгие обычаи увлек И. П. в женскую [10] половину, но слыша восклицания, последний воспротивился. — X. противился Китайскому обычаю уродовать ноги женского пола.

Он между прочим сказывал, что Хутухта замучил своих лам заставляя их ежедневно по нескольку часов сряду читать перед ним христианские книги, Евангелие и другие переведенные Христианскими миссионерами на китайский язык (надобно заметить, что ламы не иначе как на коленях исполняют все обряды пред своим верховным жрецом.) — Гегем весьма хвалит наше учение и сожалеет, что у них не было такого добродетельного человека, каков был Иисус Христос. — Им обоим (т. е. Гег. и его Плем.) очень хочется иметь заповеди наши, каковые и взялся доставить И. П. — Если любопытный Фое переберет и вникнет во все религии и, узнавши учение наше, взяв на себя труд сравнить оное, то невозможно, чтобы при его умственных способностях он не убедился в превосходстве и чистоте нашего святого учения. — Последствий от сего, конечно, трудно ожидать каких либо, ибо какие надлежит сделать пожертвования, чтобы отказаться от всего в здешнем мире, и составляющего счастие. От верховного жреца язычества, почитаемого за божество и смешно было бы ожидать такой превратности и силы духа, необыкновенной и даже безрассудной, несвойственной.

Хутухта Юнхо-Гунского Капища присылал сегодня молодого ламу, о коем я упоминал, просит Е. И. чтобы он его посетил, — для поддержания сего последнего, при тех вопросах, на кои он бы затруднился отвечать, я просил и Иосифа Михайловича с ним последовать. Хутухта принял их весьма дружелюбно в тех же покоях, где принимал и нас. — Предмет призыва его был тот, чтобы, подражая Хутухте, приятелю своему Капища Хуан-сы, полюбопытствовать о некоторых предметах. Он обратил во первых разговор на Европу, на положение географическое частей света, — положение государств, пространство их. Потом коснулся и России, — спрашивал о наших войсках, о расстоянии С.-Петербурга до Пекина, — подробности о Столице, — наконец о Бурятах, исповедающих ламайскую веру, о положении их, и проч. — В заключение Хутухта повторил тот же вопрос, который некогда был сделан И. П. от Хуан-сыского Капища Гегена, действительно ли есть у нас город, в котором стены окружающие оный сделаны из магнита, а дома в нем построены из стекла. Вот какие нелепицы находят вероятие в Китае, — но этого мало, многие верят даже сказкам своих вралей, рассказчиков уверяющих что в России люди с собачьими головами и тому подоб. — Другие спрашивали у наших миссионеров, что у них есть описания людей в Европе, коих важных чинов лиц носят на палке, продевая оную, сквозь живот. Большая же часть уверена, что Россияне и вообще Европейцы ни сколько не отличаются от Монголов, что мы ведем жизнь кочевую, и называемся степным народом, — слыша от европейцев, что у нас есть науки, художества, ремесла, законы и проч. называют это бреднями, самохвальством и проч. — Разумеется нельзя сказать этого вообще, но с большею уверенностию, в такой пропорции что из 10, 000 живущих в столице, и разумеется более образованных, едва ли наберется 1 имеющий хотя изрядное понятие о силе, величине и положении нашего государства соседственного с Китаем, и имеющего с давнего времени торговые сношения с ним.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Китайский благовестник, № 20. 1908