Китайский обед

Китайский обед.

Китайское пиршество есть достопримечательность особенного рода. Послушаем, кaк Англичанин, живущий в Кантоне, описывает одно из них.

Панькекуа, называемы обыкновенно Сквайром, член Гонга, давал некоторым Английским факторам обед, при котором и я имел счастие находиться. Дом его дал мне полное понятие о жилище зажиточного Китайца. В собственном же смысле не льзя было назвать домом ряд особенных, однакож связанных между собою строений, между которыми находились цветники и бассейны с плавающими на них водяными лилеями. В сем лабиринте комнат и переходов, нам часто случалось проходить по кругообразным аркадам, какие изображаются на Китайском фарфоре. Наконец мы пришли в столовую. Нас было около пятнадцати человек. Сперва [254] подали суп из салангановых гнезд в небольших фарфоровых чашках; для меня показался он очень вкусным; всего ближе можно сравнить его с лапшою; но с супом из черепах или из диких уток совершенно не льзя сравнивать его. Было двадцать перемен, а блюд бесчисленное множество; за один раз бы насчитал их шестьдесят; ето были небольшие чашки из прекрасного фарфора, в три ряда поставленные по средине стола. Нам дали заметить, что мы будем иметь счастие - не скажу, правда ли ето, или нет - кушать пареные голубиные яйца, жареное из диких кошек, фрикассe из лягушек, сушеных червей, к которым особенно идет десертное вино, перья рыбы аккулы и другие лакомства, которым Европейские предрассудки дали бы совсем другое название; однакож из чего бы ни состояли сии блюда - но с небольшою примесью Японской сои или ассенции из погребных червей, какой лучше я нашел да еще не едал, оне были чрезвычайно вкусны. Мясное, как то фазаны, куропатки, и всякая дичь было изрезано на мелкие куски, и поставлено в маленьких [255] чашках; а так как вместо ножей и вилок, у нас были только по две не больших круглых, и гладких палочек из слоновой кости, обложенных серебром, то мы и не знали, как поднести его ко рту; в первые полчаса я действительно думал, что мне никак не удастся пропустить в голодную гортань свою и кусочка сего драгоценного мяса; но вдруг, как бы по вдохновению какому-то я узнал надлежащее употребление сих орудий; тут все пошло своим чередом, и к концу обеда я так искусился, что етими палочками из слоновой кости умел брать самые малые кусочки.

Все кушанья отменно жирны, так что надобно пить очень много зеи-гинга, если только он не вреден. Ето род белого вина, или лучше ликера - не дурного вкуса. Чашка, из которой пьют его, величиною не более тех чашек, какими у нас играют дети; церемония тостов состоит в том, чтобы взяв чашку в обе руки, сделать чин- чин, т. е. несколько времени друг другу кланяться и трясти головою; потом пьют и показывают соседу своему дно чашки, [256] в уверение, что она опорожнена. Панкекуа предлагал много разных тостов, и мы пили от всего сердца: за здоровье Богдыхана, Короля Английского, Индийской кампании, фактории, нашего любезного хозяина и проч.

Несколько дней после того Тхоун-Куа, другой купец из Гонга, давал большой пир и зинг-зонг или род театрального зрелища. Представление происходило в чрезвычайно большой зале, коея один конец занят был театром, между тем как в другом накрыты были столы персон на сто и более. Обед происходил здесь совершенно на Английский манер. Зрелище началось, когда мы сидели еще за столом, и когда встали, оно еще не кончилось, и продолжалось довольно долго после того. Оно открылось стукотнею цимбалов, звонков, бубен и так называемых тамс-тамс, между коими слышны были арфы, лютни, гобои, гусли - отвратительная музыкальная безолаборщина, между тем как ето была может статься новая увертюра, гениальное произведение какого нибудь Китайского Россина. Потом играли род исторической [257] пантомимы, в которой, как мне казалось, цари беспрестанно возводимы были на престол, и низвергаемы. В продолжение первого часа мы ничего не видали, кроме сражений с различными выходками; весьма богато одетые воины были украшены лентами на разных частях тела; вооружение их состояло из бердышей, щитов, луков, дубин и проч. Весьма быстро бегали они туда и сюда, мотали своим оружием во все стороны, но не касались друг друга, сколь близко ни находились меду собою. Музыка сопровождала и оживляла сии воинские движения, пока все цари, коим заблаговременно назначена корона или смерть, не окончили один за другим своего сражения на сцене, и пока не пришел их час. За сим следовал род комедии или шутки, в которой сюжет и характеры были новее и понятнее. Даже было тут что-то похожее на действие; между прочим показывалось одно лице, судя по чрезмерному смеху и похвалам Китайских зрителей, особенно остроумное и забавное. Роли женщин играны были евнухами не приятной наружности. Головной убор весьма пристал им. В одном явлении, [258] действительно занимательном, вероятно представлялась внутренность Китайского гарема: шесть женщин явились прядущими шелк; потом одна после другой пели таким голосом, который показался нам очень приятным, вероятно по причине контраста с грубыми тонами, слышанными нами прежде.

В междудействиях етого фарса, прыгуны с большим проворством выкидывали разного рода штуки, и они во многом могли бы поспорить с отличнейшими Европейскими искусниками в сем роде. Достопримечательнейшая штука была следующая: поставлен был стол посреди сцены, и человек около тридцати с невероятною почти скоростию кувыркались чрез него иногда по три и по четыре раза вдруг подобно стаду делфинов.

К здешним достопримечательностям принадлежат сады по их весьма приятному расположению. Они отстоят на 20 минут пути от Кантона; их есть полдюжины - один подле другого; в средине находится [259] правильный бассейн; и в разных местах стоят небольшие храмы и павильоны. Дорожки с обеих сторон обсажены оранжевыми деревами и унизаны камелиями в горшках на деревянных подставках. Есть также много и других ветвистых растений. Китайцы умеют делать карликов из всякого дерева, так что растение в миниатюре совершенно походит на природное. Часто видите такие дерева на хребте фарфорового буйвола, на голове птицы, на хвосте собаки и пр. Чем нелепее мысль, тем она считается изящнейшею. Вообще безобразное-смешное имеет особенную прелесть для Китайцев. Вкус их в своей сущности, кажется, совершенно противоположен вкусу всех прочих народов; ибо не симметрия, но уродливость есть цель их искусства и предмет их удивления. В сочинениях, в языке, в обычаях они являются каррикатурами других наций и фигура их есть совершенный бюрлеск образа человеческого. Они не только охотно смеются, но и дают богатую материю для смеха; в два месяца, проведенные мною с ними, казалось, я видел беспрерывное шутовство. И потому кто с [260] Демокритом думает, что истинная философия состоит в том, чтобы смеяться о страданиях и слабостях рода человеческого, а не сокрушаться о них; тот приезжай сюда и смейся в свое удовольствие.

С Нем. В. Ч.

Текст воспроизведен по изданию: Китайский обед // Вестник Европы, Часть 174. № 19-20. 1830