ПРИЛОЖЕНИЕ I

(2)

ПИСЬМО ХУДОЖНИКА ПОСОЛЬСТВА И. П. АЛЕКСАНДРОВА ¹ ИЗ КЯХТЫ НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ О СВОИХ ДОРОЖНЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ ²

ПИСЬМО МОЛОДОГО ХУДОЖНИКА ИЗ КЯХТЫ СВОЕМУ ПРИЯТЕЛЮ 1805 ГОДА

По выезде нашем из Иркутска 2 сентября прибыли мы благополучно в Кяхту 3 октября; на пути из Иркутска до моря Байкала претерпели мы немало трудностей; того же дня, прибыв туда к вечеру, ночевали в Никольской пристани у огня. На другой день нагрузились на судно, но как тогда не было благополучной погоды, то мы простояли два дни. Нас было на судне чиновников 2, да солдат и прочих служащих около 10 человек. На четвертый день тянулись мы на лямках далее Листвиничного мыса, это будет около 7 верст; тут дождались благополучного ветра. Вид Байкала прекрасный! Вообрази, с обеих сторон горы! Когда хорошая погода, то на другой стороне видны берега с горами так ясно, как бы версты за 3, а до них считают 80 верст. От того места, где мы стояли, до одного берега было 50 верст, а до другого 30. Сии горы покрыты вечными снегами, что делает для взора бесподобную, а для кисти неподражаемую картину. Между прочим также видна гора, так называемая Хамар-Дабан, до которой считают 102 версты.

Тут мы также два дня дожидались погоды, а как нас было на судне довольное число, то если б еще день прождали, нечего было бы есть, потому что у всех находилось мало запасу. Некоторые господа думали, что как скоро они приедут, то для них и ветер сделается, однако ошиблись. Мы кое-чем запаслись и с ними поделились; но напоследок до того дошло, что стали уже воровать хлеб у матросов. Такова-то беспутица на воде! 6 числа в три часа пополудни подул попутный нам ветер, называемый здесь култук, а с ним и надежда достать лучше хлеб. Здесь ветры совсем иначе называются — култук, варгузин (Так в тексте) и пр. Погода была благополучная, но ветер не так велик. Многих рвало, особливо тех, которые были в трюме, но я и мой товарищ, г[осподин] Мартынов и двое еще были в числе тех, которых не рвало, а прочих всех, от чего сделалась изрядная музыка. Мы ехали Сибирским морем 14 часов и, переехав 120 верст, прибыли к одному месту, составляющему род гавани и называемому там прорвою. Это отмель, простирающаяся в ширину не более трех сажен, а в длину верст на 200, или род плотины, которую в одном месте прорвало, гут-то входят суда и выгружаются. Нет тут ни селения, ни зимовья и ничего. Мы здесь пробыли два дни около огня: у моря было ужасно холодно. Ветер превеличайший, убежища же для укрытия от него нигде не было. На другой день увидели, что едет граф и узнали то по новому, тогда мы, как можно скорее, торопились убраться, чтобы не отняли у нас лошадей и, успев восемь верст отъехать, прибыли в Посольский монастырь. Тут нагнал нас посланный от графа фельдъегерь, который сказал, чтобы мы остановились на другой станции, дабы для графа лошади были в готовности. Приехав на станцию, мы дождались его. Часа через два Лев Сергеевич Байков, первый секретарь посольства, приехал вместе с гражданским губернатором и сказал, чтобы мы далее ехали, а граф еще того дня не поедет, потому что там г[осподин] Фон-Сухтелен переломил ногу, однако после вышло, что он только ушиб. [836]

И так мы пустились далее. Дорога была трудная, но зато какия безподобныя местоположения! Горы превысочайшия и каменистыя, особливо берега реки Селенги. Тут мы также много кое-чего потерпели; самыя лошади, который здесь очень дики, на дороге иногда нас били, так что одного человека чуть живого успели вытащить из под них. Обед наш состоял в том, что мы, изжаря на спичках около огня кусок баранины, ели ее без хлеба и тем бал кончился. По прибытию нашем в Кяхту отвели нам квартиру довольно порядочную по тамошнему месту, где домов считается около 400. Кяхта стоит между горами, в лощине; река здесь такая большая, что надлежит довольно высоко поднять ногу, чтобы перешагнуть через нее. В Маймачине мы еще не были, потому что без позволения посла никому не приказано туда ходить.

На другой день мы были у господина Мартынова, который туда приехал прежде нас на 4 дни. Граф послал его вперед налегке, а нас с обозом. Он уже почти сделал вид довольно порядочный.

Спустя два дни по приезде нашем и чрезвычайный посол прибыл в Кяхту часу в шестом пополудни. Церемония стоила примечания: впереди братские казаки ехали числом до 400, потом другие казаки, которые должны ехать с нами в Пекин, после того эскадрон драгунов, кои также поедут с нами туда, за всем этим сам посол в карете. Когда он показался у рогатки, то с горы стали палить из пушек. Он встречен был нами на крыльце. На другой день пришли мы к нему по должности своей показать рисунки, которые зделаны были нами на дороге, как до приезда, так и по приезде в Кяхту. Все присутствовавшие тут были очень довольны оными; г. посол особенно их рассматривал, не мало их хвалил. Товарищ мой представил тогда сделанный им вид Байкала и пристани Никольской. По возвращении нашем вы их увидите и дадите надлежащую оценку. В прочем имею честь быть и пр.”

Комментарии

1. См. коммент. 1 к док. №  75.

2. Письмо И. П. Александрова своему приятелю из Кяхты, в котором он описывает свои дорожные впечатления во время переезда посольства из Иркутска в Кяхту, было опубликовано очень давно в газете ”Лицей" за 1806 г. под заглавием ”Письмо молодого художника из Кяхты своему приятелю 1805 г.” (Лицей. — 1806. — Ч. 3. — Кн. — С. 99).

Авторство этого письма одно время приписывалось главному художнику посольства Ю. А. Головкина — А. Е. Мартынову (Федоров-Давыдов A. A. Русский пейзаж XVIII — начала XIX века. — М., 1953. — с. 344). Но письмо может принадлежать только Александрову, так как два других художника, прикомандированных к посольству Ю. А. Головкина, упоминаются в письме: Мартынов — прямо, а Васильев как автор вида Николаевской пристани на Байкале (Гончарова H. H. Е. М. Корнеев, с. 177, примеч. 3).