№ 96

1805 г. мая 12. — Доклад ургинских пограничных правителей Юндендоржа и Юйхэна императору Юн Яню о подготовке к приему русского посольства с просьбой прислать двух чиновников из Лифаньюаня и переводчиков русского языка

/л. 101/ 4 луна 26 день (Мая 12).

Всеподданнейший доклад ваших ничтожных слуг Юня и Юя. Просим издать высочайшее повеление.

Во исполнение указа, изданного на имя вашего ничтожного слуги Юня в этом году (См. док. №  60), представляем новый доклад с просьбой издать высочайшее повеление относительно охраны посольства, прибывающего ко двору с данью от русского хана.

После наведения справок в делах нашей канцелярии выяснилось, что явно недостаточно того количества лошадей,/л. 102/ скота и всего прочего, что имеется на военных станциях Алтайского тракта 1, в резерве, а также на всех халхаских почтовых станциях 2, находящихся в ведении ваших ничтожных слуг. Поэтому мы, ваши ничтожные слуги, полагаем, что нужно поступить следующим образом 3.

Получив поучительный указ и окончательно определив число требующихся для посольства лошадей, верблюдов, возниц, монгольских юрт и всего прочего, мы, ваши ничтожные слуги, отправим командующему чахарскими 4 восьмизнаменными войсками 5 амбаню Фэ и чжилийскому цзянцзюню Чжэо Хяню предписания о выделении всеми близлежащими дзасаками, знаменами и округами лошадей, верблюдов, юрт, возниц, а также об оказании на всех почтовых станциях всевозможной помощи при их транспортировке. Далее, если я, ваш ничтожный слуга Юнь, отправлюсь в столицу одновременно с русским послом-сенатором,/л. 103/ то определенно не смогу гарантировать обеспеченность почтовых станций нужным количеством скота. По этой причине мне, вашему ничтожному слуге, следовало бы отправиться на день раньше, чем посольство, для наблюдения за тем, чтобы все почтовые станции были как можно лучше обеспечены лошадьми, скотом, а также всем другим, что требуется для людей из иностранного государства. Затем, по пути следования посольство будет проезжать через несколько почтовых станций, расположенных в землях Калгана, поэтому для охраны русского посла-сенатора вместе со мной, вашим ничтожным слугой Юнем, следует непременно отправить хороших, толковых чжангиней и чиновников из Трибунала. Помимо этого, если по прибытии русского посольства в Кяхту туда не будут отправлены назначенные Трибуналом чжангини и чиновники, монгольские гуны/л. 104/ и дзасаки, чтобы встретить и под охраной доставить его в Курэнь, то совершенно невозможно предсказать, какие самовольные действия могут совершить глупые иностранцы.

В канцелярии ваших ничтожных слуг нет ни одного чжангиня кроме секретаря Токтобу 6, не имеется также переводчика русского языка. И хотя посольство захватило с собой нескольких переводчиков маньчжурского и монгольского языков, но ведь они — иностранцы и полностью доверять им будет нельзя, если нам, вашим ничтожным слугам, придется давать русским разъяснения по тому или иному вопросу.

Покорнейше просим премудрого императора обратить свой прозорливый взор /л. 105/ на предложения ваших глупых и ничтожных слуг и повелеть исполнить [135] нашу просьбу: назначить двух, ранее посылавшихся в Курэнь, хорошо знающих русских, способных чжангиней и одного секретаря из Трибунала и в начале восьмой луны (В сентябре 1805 г.) командировать их в Курэнь, чтобы они вместе со мной, вашим ничтожным слугой Юнем, охраняли русское посольство. Помимо этого, нельзя ли пожаловать нам переводчика из Русского подворья 7, хорошо знающего русский язык.

Сего ради всеподданнейше представили доклад и просим издать высочайший указ./л. 106/ Не соблаговолит ли его премудрая императорская светлость обратить свой взор на представленное донесение.

На л. 106 в конце текста: По представленному докладу. На данном докладе, полученном [обратно из Пекина] 5 луны 25 дня (Июня 10), император красной тушью изволил начертать следующую резолюцию: Издан указ.

ЦГИА Монголии, ф. М-1 ,д.№  639, л. 101-106. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз. Перевод с маньчжурского яз. И. Т. Мороз.


Комментарии

1. Алтайский военный тракт — постоянный военно-почтовый тракт в Халхе и Западной Монголии (имелись и временные тракты), шел от Чжанцзякоу (Калгана) до Кобдо с ответвлениями на Суок, Кяхту (через Ургу), Гучэн, Даркуль и Цзинцзилин. Он находился в непосредственном подчинении чахарского военного губернатора, в то же время все почтовые станции — в ведомстве военного министерства. Расположенные вдоль тракта военные почтовые станции (по-маньчж.: чоохай гямунь) обслуживались солдатами восьмизнаменных войск (см. коммент. 4 к док. №  96) и служили для пересылки казенной корреспонденции между центральными правительственными учреждениями и провинциальными и между последними. Кроме своего прямого назначения они являлись местом ссылки для провинившихся чиновников. Чиновникам, ехавшим по казенной надобности, Военное министерство выдавало особую подорожную (Бруннерт И. С. и Гегельстром В. В. Современная политическая организация Китая, с. 286).

2. Почтовые станции (по-маньчж.: гямунь. по-монг.: уртон) о которых идет речь, были расположены на Халхаском почтовом тракте и находились в непосредственном ведении ургинских пограничных правителей. Начинался этот тракт от почтовой станции Сайрусу на Алтайском военном тракте в нескольких перегонах от Чжанцзякоу и шел до Кяхты. Всего на Халхаском почтовом тракте имелось 25 почтовых станций; к северу от Урги находилось 11 почтовьи станций (Куй, Бургалтай, Борноор, Хучигань, Ташир, Бэтэгэ, Хуруманту, Кутэлнарасу, Гасак, Нукэту, Кидукэ ноор) и 14 станций к югу от Урги (Тоолабирн, Букук, Буха, Чжиргаланту, Уньдурдобу, Талбулак, Нирань, Модо, Тоорим, Бородага, Бнянь хусу или Тоодак, Билгэку. Сологай, Сучжи) (ЦГИА Монголии, ф. М-1, д. №   628, л. 5-8. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз.). Для обслуживания почтовых станций от монгольских княжеств отряжалось определенное число почтарей (улачинов), на которых главным образом и падала основная обязанность по их обслуживанию. Они должны были доставлять следующую по тракту почту, перевозить на своих лошадях чиновников, проезжавших по служебным делам, военных, отправлявшихся к месту службы, путешественников (имевших открытый лист цзянцзюня или амбаня), ставить проезжим юрты для ночлега, снабжать их утварью, заботиться о продовольствии и так далее (Баранов А. М. Словарь монгольских терминов, с. 261-264 и др.). Неподалеку от почтовых станций располагался станционный резерв (по-маньчж.: хабсурга; по-монг.: хавсрага): лкэди, лошади, скот и проч., которые использовались в тех случаях, когда почтовые станции не могли справиться с перевозками своими силами. Тогда ставились дополнительные станции. Почтовые станции в Монголии находились друг от друга на расстоянии 30-40 км.

Курьер, который вез в Пекин из Урги срочную почту, пускался вскачь от Канцелярии вана одновременно с раздававшимся ружейным выстрелом (из бесед с сотрудниками ЦГИА Монголии). Почта висела у него через плечо в футляре (по-маньчж.: хябса; это небольшие дощечки, между которыми помещались бумаги), или же в ящичке (по-маньчж.: ситхэнь), если почта была большая. Почта пересылалась только в дневное время и с различной скоростью — 400, 500 и 600 ли в день.

3. Приготовления к приему посольств из России были всегда сопряжены для монголов, кочующих в гобийских степях, с величайшим разорением. Цинскому правительству, чего бы это ни стоило, нельзя было ударить лицом в грязь по соображениям не столько внешней, сколько внутренней политики: и хотя бы несчастные монголы умирали с голода — они должны выставить на все станции на протяжении 1600 верст приличное количество лошадей, скота и топлива, а с этим, разумеется, и сообразное число людей” (Баснин В. Н. Подушкин: Восточная Сибирь. Записка о командировке, с. 132).

4. Чахары — одна из групп южных монголов, кочевавших за Великой китайской стеной около Чжанцзякоу (см. коммент. 2 к док. №  102). Они были покорены маньчжурами еще до завоевания последними Китая, так как это независимое ханство стояло на пути завоевания маньчжурской агрессии против Китая. В отличие от других монголов, оказавшихся в составе Цинской империи, они не имели родовых князей, а управлялись цинскими чиновниками.

О чахарах Бичурин писал следующее: "чахары, считаясь в службе китайской, суть не что иное, как невольники, работающие на своего господина. Большая половина земель их превращена в пастбища, на которых они сами пасут верблюдов, лошадей и овец, принадлежащих китайскому двору". Далее он продолжает: ”Гвардейские солдаты из чахаров получают по два. а прочие по одному лану серебра в месяц — содержание, слишком недостаточное по здешней во всем дороговизне. В переднем пути здесь китайский пристав предостерегал нас. Чахары воры, говорил он, будьте осторожны. Это справедливо, но не все сказано. Чахары, по мере сближения с Китаем, сделались образованнее прочих соплеменников, но утратили простоту. Китай сообщил им некоторое просвещение купно с порчею нравов. Чахары вообще наглы, дерзки и хищны" ([Бичурин Н. Я.] Записки о Монголии, т. 1, с. 72-73).

5. При маньчжурском императоре Нурхаци все население Маньчжурии, независимо от племенного происхождения, было включено в состав крупных военных единиц — ”восемь знамен” или корпусов (по-маньчжурски: чжакунь гуса, по-китайски: баци), которые являлись опорой маньчжурского господства в Китае. Сначала войска состояли из четырех корпусов, каждому из которых было присвоено знамя определенного цвета: желтое, белое, красное или синее. Командиры знамен подчинялись непосредственно императору. В 1615 г., когда после военных походов население Маньчжурии увеличилось, было образовано еще четыре корпуса, получивших знамена тех же цветов, но с каймой (желтое полотнище знамени с красной каймой, белое полотнище знамени с красной каймой, синее полотнище с красной каймой и красное полотнище с белой каймой). Восьмизнаменные войска делились на две группы: ”высшие три знамени”, куда входили желтое знамя, желтое знамя с каймой и белое (они составляли личную гвардию цинского императора и находились в его подчинении) и ”низшие пять знамен” находились в подчинении назначенных императором военачальников. Национальный состав восьмизнаменных войск был неоднороден; в них находились солдаты различных национальностей и племен: маньчжуры, китайцы, монголы и др.

6. Токгобу состоял в штате Канцелярии ургинских пограничных правителей в качестве секретаря (по-маньчж.: битхэси, монг,: бичэчи). В обязанности секретаря Канцелярии входило вести всю переписку, проверять списки населения, уплату податей и отбывание населением натуральной повинности. На нем также лежала обязанность обучать монгольских детей грамоте, которых родители посылали в ямынь, как в школу (дети постепенно знакомились с законами и канцелярскими делами; обычно они были детьми княжеских советников и чиновников; простые монголы, если и обучали детей грамоте, то делали это как правило дома). Секретари присылались в Ургу из Пекина сроком на три года, но этот срок мог быть продлен. (Баранов А. М. Словарь монгольских терминов, с. 19-20).

Токтобу прибыл из Пекина в 1803 г., хорошо знал маньчжурский и монгольский языки. Очевидно, ургинский пограничный правитель был доволен тем, как он исполнял свои служебные обязанности, поскольку обращался в Пекин с просьбой продлить срок пребывания Токгобу в Урге (ЦГИА Монголии, ф. М-1, д. №  621, л. 37. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз.). Эта просьба была удовлетворена (там же, ед. хр. 651, л. 99-102). Токтобу принимал участие в качестве переводчика на переговорах Ю. А. Головкина с ургинскими пограничными правителями в Урге. После возвращения посольства его сняли с этой должности (на него была возложена часть вины за срыв переговоров с Ю. А. Головкиным в Урге) и назначили управляющим торговым складом близ Урги.

7. Русское подворье (по-кит.: элосы гуань; по-маньчж.: орос курэнь) было определено при императоре Сюань Е (1654-1722) для размещения караванов, прибывавших из Москвы. Подворье было окружено высокой кирпичной стеной, внутри которой имелось три двора. Хотя в Пекине и существовало Русское подворье, однако русские послы останавливались не только в нем. Так, для посольства Ю. А. Головкина было приготовлено помещение совсем в другой части города. Это была резиденция (Чжаньшифу) наследника престола на восточном берегу канала Юйхэ, основанная при династии Мин ([Бичурин Н. Я.] Описание Пекина с приложением плана сей столицы, снятого в 1817 году / Пер. с кит. монахом Иакинфом. — Пекин. — 1906. — С. 39-40; Идес, Избрант и Бранд, Адам. Записки о русском посольстве в Китай, с. 309-311).