№ 531

1808 г. не позднее ноября 17 *. — Из записки главы Российской духовной миссии в Пекине архимандрита Софрония (Грибовского) со сведениями об императорах правящей династии Цин и об отношении императора Юн Яня к посольствам из Англии и России, а также о приготовлениях в Пекине к приему русского посла

(* — Датируется по времени подачи архимандритом Софронием И.Б. Пестелю (см. легенду), л. 572-573 об.))

/л. 262об./ (Опущен текст о внутреннем положении Китая) ... В 1804 году в майе присланны были к пейдзинскому двору от аглинского короля дары с таким объяснением, что поелику Англия в то время занята была с Франциею войною, то и нельзя было вместе с дарами приехать посланнику. Дары не были приняты, и англичаны внутрь китайских границ не впущенны.

Цикла 3 года, 1808-го весною, английский посол приезжал в Макао с намерением быть в Пейдзине, но не был в китайския границы впущен. Многие различно о неприятии английского посла с пейдзинскому двору толковали, но один приятель мой, природный китаец говорил мне, что нынешний император, боясь издержек; аглинского посла не принял. ”Ибо де наш хуаншан, — говорил мой приятель, — по открывшимся для жизни его опасным случаям зделался ныне крайне боязлив и сребролюбив, а потому никого из чужестранцов и не хочет у себя видать, свой кошт на него терять и взаимно отдариваться.”

И в самом деле, настоящий император Дзяцин, когда куды предпринимает путь, то не садится в царския носилки, но в какия ни есть простыя, а его пустыя несут посреде, ибо он весьма боится, дабы от наветников, которых великое множество, не быть умерщвленным. /л. 263/

Государь Дзяцин на 5-ом году от вступления своего на престол — 1799 года — по кончине своего родителя оказал иностранцам царскую свою милость, дав им позволение возвратиться в природныя свои места. Когда я помянутого года подал в Иностранную коллегию прошение об отпуске церковника Карганского в Россию, то государь, увидев оное, сказал первому своему министру, дабы и россиянам, как протчим иностранцам явить свою царскую милость, дав им позволение ехать в свою землю. Но министр (11-ый государев брат) (Скобки в тексте) на сие хану сказал, что оказание русским такой милости будет противно трактату, понеже де руские ламы и ученики живут в Пейдзине на особливых кондициях, нежели все находящиеся в твоей империи чужестранцы, почему и нельзя их так, [755] как протчих отпустить в свое место, ибо, — продолжал министр, — такой отпуск почтут реские (Так в тексте, видимо, русские) нарушением трактата, а тогда разве руских лам и учеников должно отпустить в Россию, когда потребует их свое начальство, по коим положениям обыкновенно выезжают они в свое место.

Государь, узнавши от министра, что 10 человек русских живут в Пейдзине, совсем на других основаниях, нежели все протчие, принадлежащие его скипетру народы, отпустил церковника Карганского в Россию. Повелев дать ему казенныя подводы, довольное напутствие и провожатых... (Далее опущено: Краткое описание путешествия императора Дзяцина, которое он принимал цикла 3-го года (1805-го), а царствования своего на 10-м году из Пейдзина в Шендзин или Мугдень для поклонения своим предкам, погребенным в Манджурии (перевод с латинского)) /л. 265об./

1803 года генваря 13 числа, а дзяцинова царствования на 8-ом году, получил я от моего знакомца иезуитского крещенного, что всероссийский император по прежним бывшим примерам желает отправить от себя в Пейдзин посла. По получении о сем из Правительствующаго Сената листа, хан Дзяцин, позвав к себе Верховного совета членов, спросил их, как они думают о российском после? Позволить ли ему быть в Бейдзине или отказать сенату в его намерении? Когда министры вопрошающему боялись своих мыслей открыть, то государь с веселым духом сказал им так:

”Моя де есть сия воля, дабы российский посол к моему двору приехал”. После около двух годов ожидал пейдзинский двор всероссийского посла.

1805 года майя 22 дня пришло в Пейдзин известие (См. док. №  96), что посол прибыл в город Иркутск, в коем письме означенно славу и важность всероссийского чрезвычайного посла и всех бывших при нем знатных особ, о чем хуаншан узнавши, когда отъежжал в Манджурию, то приказал старшему своему брату, осьмому вану, дабы он известил куреньского вана Юньдоньдорджия, что когда примет всероссийского посла на границах, то б объявил ему, дабы дожидался возвращения ханского в местечке Курене.

В последних числах октября чрез помянутого вана паки присланно от посла письмо (См. док. № 201), в коем изображенно, что он, живучи долгое время на границах, не имеет от манджуро-китайского правительства никакого точного известия, будет ли пропущен в Бейдзин или нет? А посему настоятельно требовал, и дабы скоро и несомненно кому следовало уведомил его о том. По получении от (Слова: по получении от написаны дважды) /л. 266/ всероссийского посла письменнаго требования касательно пропуску или отказу в Бейдзин, веленно куренскому Юнь вану в самой скорости принять с границ российского чрезвычайного посла с убавлением находившихся при нем людей.

Вследствие чего посланны офицеры для встречи нашего графа на половине дороги, при коих были и нижние чиновники, два российскаго языка переводчика, також де небольшого чина офицеры, которые не знали ни одного слова по-российски.

Декабря 3 дня прислан был из Строевой коллегии для осматривания российского посольского двора подрядчик, а 9 (Декабря) начали двор починивать, на которую починку всего вышло ханской казны не более 300 лан серебра, где должно бы изойтти, естьли б хотя мало было разсуждаемо о благопристойности и уважении толико знатной и важной персоны, каков всероссийский чрезвычайный посол, по крайней мере 3000 лан. В большой зале, которая отведенна была для самаго посла, стены и потолок кое как умазали, а пол, который был очень худ и поломан, нимало не поправили. В протчих же покоях, кои были отведенны для постою дворянам посольства, только потолки черною [756] бумагою оклеили (Слово: оклеили написано дважды), а стены и полы остались в прежнем безобразии, помазав как бы насмех в некоторых местах худы стены. Сие же все деланно из великого презрения российскому посольству, ибо когда я бывшему у меня смотрителю российского двора офицеру именем Поу объявил свое намерение, что желаю для встречи всероссийского посла выехать за несколько верст от Пейдзина, /л. 266об./ то он, пришедши ко мне, объявил приказание своего тиду такое:

”Тиду тебя и учеников для оказываемой тобою встречи и за городския вороты выпущать (В тексте: ворос) не велел, ибо мы тебя, церковника, и учеников почитаем такими же гостями, как вашего графа и находящихся при нем.”

Декабря 28 числа приходили в Русский двор из Строевой коллегии офицеры для снятия со всего двора плана, церковь, колокольню и все церковные покои, так же и больший двор со всеми жилищами, положив на план, понесли к генералу-полицмейстеру, а когда описывали церковь и весь Руский двор, то сидевшие в то время в моей келлии офицеры спрашивали меня:

”Довольно ли для постою графа и протчих россиян отведенного Руского посольского двора?”

Я им отвечал, что и мне нигде будет жить, когда только для всероссийского посла и квартиры, что Руский двор, а при том я не думаю, дабы толь великая и знатная персона, каков есть Всероссийской империи чрезвычайный посол захотел иметь для себя толико гнусную и безобразную квартиру, какова Руский двор. Однако понеже сие дело к моей части нисколько не принадлежит, то вы так делайте, как сами хочете. Снятый с Русского двора план понесли к генералу-полицмейстеру, а сей министр подал оный императору, по которому вышла резолюция дать российскому послу со всеми при нем находившимися до обратного отъезду квартиру в Руском посольском дворе.

Принесенны были на лежанки рогожи и войлоки. Но 9 марта взяты и в Приказ отнесенны. /л. 267об./

1806 года генваря 2-го дня во время прибытия российского чрезвычайного посла графа Юрия Александровича, господина Головкина в Курень (Слова: в Курень вставлены справа на полях) была в Монголии чрезвычайно холодная зима, почему многие монголы, провожавшие от границы до Курени российского посла, лишились от стужи некоторых телесных членов.

10 000 и[ли] (Слово написано неразборчиво) более 10 000 лошадей от лютости морозов пало, не щитая превеликого множества овец, за который убыток император нисколько не заплатил монголам. От монгольской границы до самого Пейдзина, да и в Бейдзине употребленнаго градоначальниками на прием российского посла со всею его свитою серебра, хан на свой кошт не принял, и потому истратившие на сии приготовления казенное серебро, принужденны были терпеть вычет из годового своего жалованья, которая часть внесенна в государеву казну, ибо его хан[с]кое великое святейшество, праведнейший государь благоволил так сказать:

”Поелику де российские посланцы в Бейдзине (в Пейдзине) (Слова: по получении от написаны дважды) не были, то я и не должен никаких расходов для них употребленных принимать на щет моей казны, а по сему и надлежит оным по-прежнему оставаться в своем (После слов: в своем второй раз повторяется слово: оставаться) месте.

Как начальникам бедный народ не грабить и не разорять, видя от своего монарха толико правосудное решение?... (Далее опущен текст о падеже скота в Монголии и раздел ”О главной притчине последняго бунта”) [757]

На л. 266 об. под текстом — 267 примечания Софрония Грибовского:

Одинадцатый по рождению государев брат именем Юншун, которому более известны сношения России с Китаем, сколько ни представлял, дабы всероссийский чрезвычайный посол /л. 267/ был от коленопреклонений уволен, объясняя государю, брату своему, что россияны свои обычаи имеют, однако старания его были тщетны, он подавал хану и письменно, дабы российский посол, не привыкший к манджуро-китайским церемониялам не был к оным принуждаем, а поступил бы по своей политике. Но хан, пометив поданную ему от вана бумагу, без всякой резолюции послал оную обратно к вану.

На л. 267 примечание Софрония Грибовского:

Слышно было, что веленно было для всероссийского посла и всей его свиты внутри Красного города пристойный дом, но я очень подробно (о том) справлялся ово чрез китайцев, ово чрез веропроповедников об отведении благопристойной для посла квартиры и ни от кого не слыхал, дабы оная, кроме Руского двора, была отведена. В Руском же дворе для помещения всех людей хотели поставить кое-какие юрты. Впротчем, не трудно было видеть, что хан Дзяцин по неизвестным мне притчинам не хотел, дабы всероссийский посол был в Пейдзине.

АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, IV-4, оп. 123,1802-1804 гг., д.№  1, л. 262 об. — 263, 265 об. — 267 об. Автограф С. Грибовского.