№ 369

1806 г. мая 15. — лист Сената в Лифанъюанъ о точном выполнении послом Ю. А. Головкиным данных ему инструкций и об ответственности цинской стороны за возвращение посольства

/л. 300/ Проект листа от имяни Правительствующаго Сената в пекинский Трибунал иностранных дел.

В прошедшем месяце получено здесь, во-первых, от иркутскаго губернатора Карнилова, а потом и от самого полномочнаго и чрезвычайнаго посла графа Головкина неожидаемое известие (См. док. №  325), что российское посольство в Пекин отправленное в знак дружбы и особеннаго уважения его /л. 300об./ императорского величества, всемилостивейшаго нашего государя императора, к его богдыханову величеству возвратилось в Кяхту вследствие повелений, присланных из Пекина и объявленных пограничными начальниками, ургинскими ваном и амбанем, вышепомянутому послу графу Головкину, который, не согласившись при первой встрече /л. 301/ с ваном в обряде коленопреклонения пред жертвенником и проведя в спорах и других неприятностях в Урге 33 дни, принужден был предпринять обратный в Россию путь.

В первых же числах прошедшаго месяца апреля получен здесь ваш лист, писанный 8 дня I луны II года (См. док. № 313), в коем вы обвиняете чрезвычайнаго /л. 301об./ и полномочнаго нашего посла графа Головкина в том, якобы он оказал [569] ослушание против повелений его богдыханова вел[ичест]ва и не хотел выполнить в Урге обряда коленопреклонения, каковый сохраняем у вас был всеми посланниками и имянно последним российским посланником графом Савою Владиславичем-Рагузинским и потому /л. 302/ вы требуете, чтобы граф Головкин был строго наказан.

Посол граф Головкин доставил к нам подробный журнал (См. док. №  202) всех произшествий, до посольства относящихся, от самаго вступления онаго в китайския границы до возвращения из Урги. Из онаго явствует, что при самом начале оказанныя затруднения /л. 302об./ и споры о уменьшении свиты посольства, о числе лошадей и верблюдов и о прочих не стоющих уважения вещах, доказывали ясно худое расположение ваших пограничных начальников к российскому посольству. По приезде в Ургу предложено было от вана и амбаня послу графу Головкину принесть благодарность за праздник, /л. 303/ приготовленный по повелению его вел[ичест]ва богдыхана и учинить пред жертвенником по вашему обычаю троекратное коленопреклонение. Но как еще прежде въезда в ваши границы посол граф Головкин условился с ургинским ваном и амбанем в церемониале приема посольства держаться /л. 303об./ прежних примеров, а прежние российские посланники никогда не были принуждаемы к выполнению сего обряда ни в Урге ни в Калгане, но только в Пекине пред лицем его вел[ичест]ва богдыхана, то посол граф Головкин не мог приступить к сему без унижения высокаго звания, на него возложеннаго. /л. 304/

Мы докладывали о сем произшествии его и[мператорско]му в[еличеств]ву всемилостивейшему нашему государю императору и получили следующее высочайшее поведение:

По соседству моему и долголетней дружбе, существующей между Российскою и Китайскою империями, я отправил посольство к /л. 304об./ китайскому богдыхану с поздравлением и поручил притом графу Головкину объяснить и другая дела, касающияся до разграничения земель, которыя доселе остаются без разрешения.

Трибунал их писал, что они радуются, слыша об отправлении российскаго посольства. Зачем же теперь делают в приеме онаго затруднения? Видно, что все произшествия, бывшия в Урге, /л. 305/ неправильно донесены были государю их богдыхану, а потому вы войдите в подробное объяснение по сему делу.

Выполняя таковую высочайшую волю его величества, мы, во-первых, вопрошаем вас:

Ежели его величеству вашему государю богдыхану не угодно было принять российское посольство или допустить его до Пекина, то зачем вы писали к /л. 305об./ нам, говоря, что государь ваш с радостию соглашается принять наше посольство? Вы говорите в листе вашем, что граф Сава Владиславич исполнил обряд троекратнаго коленопреклонения, а граф Головкин по гордости своей от сего отказался. Но можно ли вам отговариваться неведением в сем случае и притворяться будто /л. 306/ вы не видите никакой разности, учинить коленопреклонение пред лицем его богдыханова вел[ичест]ва, как сделал граф Сава Владиславич в Пекине, или пред жертвенником в присудствии вана и амбаня, как требовали они в Урге от графа Головкина?

Все российские посланники, бывшие в Пекине, Спафарий в 1676 году, поверенный /л. 306об./ в делах Избрант в 1693 году, посланник Измайлов в 1720 году и последний посланник граф Сава Владиславич-Рагузинский в 1726 году выполняли по вашему обычаю троекратное коленопреклонение пред лицем его богдыханова вел[ичест]ва. С того самаго времени обряд сей принят у нас за правило, и вы сами согласитесь по здравом разсуждении, что /л. 307/ послу графу Головкину не должно было отступать от примеров своих предшественников, тем [570] более, что он сенатор и имеет чин втораго класса, который важнее против прежних посланников.

Основываясь на сих правилах граф Головкин, не въезжая еще в границы китайския, дал от себя письменное /л. 307об./ обязательство ургинским пограничным начальникам, вану и амбаню, в том, что по приезде в Пекин он имеет выполнить обряд троекратнаго коленопреклонения пред лицем его богдыханова величества по примеру своих предшественников, Измайлова и графа Савы Владиславича. После чего граф Головкин получил от ургинских вана и /л. 308/ амбаня позволение въехать в ваши границы. Но в то время ни слова не было сказано о новом вашем обычае, по коему требовано в Урге коленопреклонение от графа Головкина пред жертвенником.

Из всего вышеписаннаго мы заключаем, что ургинские ваши начальники, ван и амбань, /л. 308об./ не доводили до вас во всей точности переписку их с графом Головкиным, иначе вы не писали бы к нам объяснений, с правдою не сходных, и уверились бы без всяких с нашей стороны убеждений, что не граф Головкин, но ван и амбань были причиною всем случившимся /л. 309/ неприятностям. Впрочем, статься может, что упомянутое обыкновение кланяться в Урге есть у вас не новое, а древнее; совсем тем чаятельно, что оно относится только к подданным вашим народам, а не к посланникам, приежжающим от равных и сильных /л. 309об./ держав, которыя желают возобновить существующую дружбу и согласие. Естьли же сей обычай введен у вас недавно и положено, чтобы все иностранныя посланники повиновались оному, то зачем пограничные начальники ваши, ван и амбань, не объявили о том графу Головкину /л. 310/ в то время, когда на Кяхте еще спорили с ним более месяца о убавлении свиты, о лошадях, верблюдах и проч[ем]? Тогда бы российское посольство, не въезжая в ваши границы, возвратилось в Иркутск и избавилось бы от всех трудов, претерпенных /л. 310об./ на мунгальской степи в столь жестокое зимнее время.

Знали ли вы все сии обстоятельства или оне были от вас утаены ургинскими ваном и амбанем?

Но как бы то ни было, мы обязаны вам сказать, что подобные поступки не могут быть приличны между /л. 311/ державами, которыя желают сохранить взаимное согласие и дружбу вечную и нельзя ли поистинне заключить из оных, что вы говорили одно, а делали другое.

Поелику его вел[ичест]во, всемилостивейший наш государь император, высочайше повелел нам разобрать /л. 311об./ сие дело и привесть оное в надлежащую ясность, то мы почитаем за лучшее средство объявить вам чистосердечно мысли наши и ожидать на сие ваших объяснений. Мы находим по всем обстоятельствам дела сего и по сущей справедливости, /л. 312/ что посол граф Головкин выполнил в точности, данныя ему наставления, и мы похваляем твердость, с какою он отказался от поступка с званием его не совместнаго. Почему всемилостивейший наш государь император оставил его, графа Головкина, в Сибири /л. 312об./ на некоторое время в прежнем его звании полномочнаго и чрезвычайнаго посла и инспектора сибирских губерний.

Мы желали отправить к вам посольство в знак дружбы нашей, вы оказали желание принять оное. Мы послали к вам посольство, вы /л. 313/ сделали ему разныя препятствия в достижении до Пекина, прежде на границе, а потом и в Урге. Следовательно вам надлежит объяснить, каким образом, почему все сие случилось и приискать приличныя средства, чрез кои прекратить можно причину случившейся неприятности, ибо мы уверены /л. 313об./ что граф Головкин не заслуживает ни малейшаго нарекания.

Теперь остается вам сие дело разсмотреть и изследовать по справедливости и буде все сие произошло против вашего желания, а единственно от недоброжелательства ургинских пограничных начальников, вана и амбаня, то мы ожидаем от вашего правосудия, /л. 314/ что они будут наказаны по важности вины своей, сходно с вашими законами. [571]

Впрочем, возвращение российскаго посольства, преждевремянное и неприличным образом вынужденное, есть неслыханное для нас произшествие и которое требует с вашей /л. 314об./ стороны точных и безпристрастных объяснений. Почему и послан от нас сей лист и пр/очее/ (Далее на копии проекта листа: Из императорскаго престольнаго града святаго Петра майя 15 дня от Рождества Христова 1806 года, а государсгвования его императорскаго величества государя императора и самодержца всероссийскаго Александра I в шестой год (см. легенду, л. 322 — И. М.)).

На л. 300 на левом поле резолюция императора Александра I: Быть по сему.

Там же: Высочайше конфирмован 5 майя 1806-го, а отправлен 15 майя с камер-юнкером Байковым.

Там же над текстом слева: №  3.