№ 358

1806 г. мая 2. — Доклад Чрезвычайного министерского комитета императору Александру I о дальнейших отношениях с Цинской империей в связи с возвращением посольства Ю. А. Головкина

/л. 338/ Мнение Министерскаго комитета на последния депеши посла графа Головкина. /л. 339/

По случаю полученных от чрезвычайнаго и полномочнаго посла графа Головкина депешей, писанных из Троицкосавской крепости февраля 19 дня (См. док. № 295,298) и полученных здесь 23 марта сего года с камер-юнкером Байковым, вашему императорскому величеству благоугодно было высочайше повелеть /л. 339об./ составить Чрезвычайный министерской комитет из следующих особ: министра комерции графа Румянцова, министра военных сухопутных сил Вязмитинова, министра внутренних дел графа Кочубея и товарища министра иностранных дел князя Чарторыскаго, возлагая на них обязанность вникнуть во все обстоятельства произшествий, /л. 340/ описанных послом графом Головкиным, и представить [552] общее мнение о тех мерах, кои приличны могут быть с настоящим положением дел государственных.

Вследствие чего, собрав все нужныя по предмету сему сведения мы приступили к чтению бумаг, коим опись прилагается здесь под №  1 на высочайшее /л. 340об./ усмотрение вашего величества.

Во втором заседании читали мы вновь полученныя сего апреля 6 дня депеши от графа Головкина, писанныя от 8 и 9 марта (См. док. №  325, 326, 333, 313) и доставленныя сюда с камер-юнкером Гурьевым: реляция №  4, письма к князю Чарторыскому №  5 и №  6 (Здесь и далее подчеркнуто в тексте) при оных лист из Пекинского Трибунала в Правительствующий Сенат (См. док. №  287) /л. 341/ с переводами, заключающий в себе объяснение причин, по коим возвратилось посольство, и обвиняющий в том графа Головкина.

В третьем заседании читаны были депеши, полученныя 20 апреля с фельдъегерем Лосевым (См. док. № 342, 343), при коих лист из пекинскаго Трибунала в Правительствующий Сенат (См. док. №   256), извещающий о прибытии /л. 341об./ в Кантон обоих российских кораблей, командуемых капитан-лейтенантом Крузенштерном и Лисянским.

Сообразив прежния заключения наши с переменившимися некоторыми обстоятельствами и полученными вновь известиями, мы разсуждали следующее:

Возвращение российскаго посольства, не достигшаго своей цели, есть /л. 342/ неприятность, вынужденная стечением многих причин, из коих большая часть, будучи не известны, требуют пояснения; известныя же причины, представленныя в депешах графа Головкина, состоят единственно в том, что в поведении вана и амбаня открывалось приметным образом недоброжелательство их к России. Из оных /л. 342об./ мы заключаем, что несовместное требование ургинских пограничных начальников, вана и амбаня, или было предписано им от двора пекинскаго, дабы тем положить преграду дальнейшему продолжению пути российскаго посольства, или сии начальники, следуя собственным побуждениям, каковыя могли быть /л. 343/ также поощряемы внушениями европейских держав, торгующих в Кантоне, решились самопроизвольно затруднить при первом шаге наше посольство, зная, что всякаго рода требования, препятствия и уничижения сообразны с системою их правительства и что они найдут способ после произшествия оправдаться /л. 343об./ пред двором своим, слагая всю вину на упорство российскаго посла.

Заключения сии оправдываются опытом, и последнеполученный лист из пекинскаго Трибунала (См. док. № 287) касательно возвращения посольства служит тому явным доказательством. Ибо китайское правительство не только что обвиняет графа Головкина, но требует еще, чтобы он был жестоко /л. 344/ наказан за невыполнение приказаний богдыхана.

Впрочем, сравнивая сей лист с прежними образцами, содержание и оборот онаго, изъявляют дружеское расположение китайскаго правительства и даже некоторое опасение следствий, могущих произойти из возвращения нашего посольства.

Из сведений, доставленных Министерством иностранных /л. 344об./ дел о церемониалах, каковые были наблюдаемы при приеме российских посланников на границе и в Пекине, явствует, что ни один посланник не был принуждаем к выполнению обряда коленопреклонения ни в Урге, ни в Калгане, ни в других городах, на пути лежащих, хотя подобные праздники и для них были приготовляемы, и что все российские посланники вышепомянутый /л. 345/ обряд выполняли [553] только в Пекине пред лицем самого богдыхана. Следовательно, посол граф Головкин не мог отступить от сего принятаго и времянем утвержденнаго правила без унижения звания своего.

Важнейший предмет, представляющийся к разрешению, есть спасение российскаго корабля, арестованнаго в Кантоне.

Мы полагаем за /л. 345об./ нужное отправить немедленно в пекинской Трибунал из Правительствующаго Сената ответный лист, коего проект под №  2 здесь прилагается (См. док. № 367) на высочайшее утверждение вашего величества. В случае упорства китайскаго двора на освобождение сих кораблей, хотя оное не кажется быть вероятным, как скоро получится из пекинского Трибунала неудовлетворительный ответ, по мнению нашему, нужно /л. 346/ будет приступить к деятельным мерам, то есть, произвесть на границе демонстрацию и даже репрезаль, дабы чрез сие иметь в руках своих достаточный залог, могущий заменить оскорбление, учиненное арестованием российскаго корабля, буде сии слухи подтвердятся верными известиями.

Возвращение российкаго посольства из Урги есть другой предмет, требующий /л. 346об./ уважения и разрешения: в каком виде сие произшествие принять должно.

Вникая во нравы азиятских народов, мы находим, что возвращение нашего посольства, неприличныя требования, грубыя слова и письма ургинских пограничных начальников не заслуживают такого уважения, какое, в равном случае, могло бы иметь место между европейскими /л. 347/ дворами. В сношениях с Портою Оттоманскою не было ни одной державы, которая бы не подверглась более или менее грубости и наглости тамошняго правительства в лице своих министров. Благосклоннейшаго приема и учтивства в обращении тем менее ожидать должно от китайцов, что грубые и закоренелые их обычаи в разсуждении /л. 347об./ посланников почитаются у них за основание государственной политики. Кроткое и снизходительное обращение двора российскаго с китайским от самых времян государя императора Петра Великаго доныне, без сомнения, было причиною умножившихся с их стороны притязаний, наглостей и даже самых нарушений трактатов, впрочем затруднения, /л. 348/ встретившиеся нашему посольству, были основаны на совершенной взаимности, и несогласие графа Головкина с ургинским ваном доказало равномерно китайскому правительству, что предмет посольства не столько был важен для России, как, может быть, они воображали.

И потому мы заключаем, что, хотя нет достаточных причин возвращение посольства /л. 348об./ нашего почитать за действительную обиду, но не менее нужно стараться воспользоваться сим случаем, дабы прекратить то невыгодное положение, до коего российской двор довел себя постепенно чрез постоянную систему снизхождения. Получив право требовать удовлетворение, остается теперь удостовериться, есть ли возможность употребить сей случай с пользою, дабы устроить /л. 349/ на приличнейшем основании пограничныя дела наши с Китаем? Посол граф Головкин в записке под титулом: ”Memoire sur la situation actuelle des relations entre L’Empire de Russie de la Chine” (См. док. № 409) старается доказать сию возможность, но не имея для сего еще полных сведений, обещает собрать оныя и доставить сюда на разсмотрение. /л. 349об./

Дабы употребить в пользу таковое стечение обстоятельств и приготовиться на всякой случай против коварства и тайных замыслов китайскаго правительства, не благоугодно ли будет вашему императорскому величеству, сходно с мнением нашим, оставить графа Головкина в Сибири в звании полномочнаго и чрезвычайнаго посла до тех пор, пока не приведена будет /л. 350/ к [554] окончанию переписка российскаго двора с китайским по предмету возвращения посольства и арестования российских кораблей в Кантоне. Почему ответным листом в пекинский Трибунал из Правительствующаго Сената нужно уведомить китайское правительство о сем распоряжении, переписку же оставить на прежнем основании и производить оную обыкновенным путем чрез /л. 350об./ иркутскаго губернатора. Проект сего листа под №  3 прилагается (См. док. №  367) здесь на высочайшее утверждение вашего величества.

Засим представляется необходимою мерою предписать сибирскому генерал-губернатору Пестелю ¹, дабы по прибытии его на место, он оказывал графу Головкину со своей стороны возможное пособие для успешнейшаго выполнения возложенной на него /л. 351/ обязанности, а в теперешнее отсутствие помянутаго генерал-губернатора от Министерства внутренних дел дать предписание иркутскому гражданскому губернатору, чтобы сей последний удовлетворял требования графа Головкина, до службы относящияся.

В таком же смысле, кажется, нужно дать предписание сибирскому инспектору генерал-майору Лаврову. Сношения всех /л. 351об./ вышепомянутых лиц с графом Головкиным состоять будут единственно в том, чтобы доставлять ему нужныя сведения по требованию его без замедления. Сии распоряжения усугубляет способы, находящиеся уже в руках графа Головкина и долженствуют не в продолжительное время произвесть ощутительную пользу для тамошних дел собранием полных сведений о сибирских губерниях /л. 352/ и ежели, паче чаяния, приобретенныя новыя сведения не докажут возможности поставить российскую границу и политическия отношения наши с Китаем в лучшее положение, то немаловажная польза открывается уже в приобретении точных и подробных познаний о удобностях внутренних и пограничных столь отдаленнаго края. Следовательно, пребывание графа /л. 352об./ Головкина в Сибири на некоторое время не может быть безполезно при ревностном старании его выполнить в точности высочайшую волю вашего величества.

Для лучшаго вразумления мы находим за нужное предписать графу Головкину, яко непременныя, правила к наблюдению в сношениях его с пограничным китайским начальством:

1. Всевозможно удаляться /л. 353/ в переписке и в речах от всяких оказательств, могущих произвесть внезапное охлаждение между двумя империями, следствием коего будет преждевремянное прекращение торговли на Кяхте.

2. Употребить неусыпное старание о спасении российскаго корабля, арестованнаго в Кантоне.

3. Внушить ему, что главнейший предмет возлагаемаго на него препоручения состоит в том, чтобы /л. 354/ собрать и доставить сюда полныя о Сибири пограничныя и внутренняя сведения, не приводя оныя в исполнение.

Краткое изображение мнения нашего состоит в следующем:

1. Стараться о спасении российскаго корабля, арестованнаго в Кантоне, о чем писать в пекинский Трибунал и к графу Головкину.

2. Возвращение посольства не можно почитать /л. 354об./ за действительную обиду, яко неприятность от взаимнаго несогласия произшедшая, но единственно за неуважение, к коему китайское правительство приучено было прежними примерами нашего к ним снизхождения.

3. Почему настоит нужда выйти из сего неприличнаго для России положения и воспользоваться представляющимся /л. 355/ предлогом, дабы понудить китайцов оказать российскому двору полное удовлетворение.

4. Для приведения сего намерения в действие, нужно оставить графа Головкина в Сибири на некоторое время, чрез сие китайцы удостоверятся, что [555] российской двор поведением графа Головкина доволен, и ожидать можно, что по уважению к званию /л. 355/ его, они сделаются более обходительными. Ибо, по всем правдоподобиям, они сами опасаются разрыва с Россиею, как явствует из умеренности последних их листов, из отзыва и худаго приема при дворе пекинском бывших ургинских вана и амбаня и из /л. 355об./ прочих известий, графом Головкиным доставленных.

В заключение сего разсуждали мы о желании, оказанном волжскими калмыками, переселиться в Россию. Поелику возвращение посольства нашего из Китая уничтожает опасение, которое существовало в то время, когда оное /л. 356/ находилось в китайских пределах, то мы признаем за нужное отменить ограничения, высочайше предписанныя генерал-майору Лаврову письмом товарища министра иностранных дел от 9 марта сего года посланным, и предписать ему, чтобы он не отклонял калмыков от выполнения /л. 356об./ сего предприятия.

Проект сего новаго предписания прилагается здесь под №  4 на высочайшее утверждение вашего величества.

Граф Николай Румянцов,
Сергий Вязмитинов, Граф
В/асилий/ Кочубей,
К/нязь/ Адам Чарторыйский.

Майя 2 дня 1806 года.

На л. 339 на левом поле: Удостоен высочайшей аппробации. Майя 5 дня 1806-го.

Там же. К графу Головкину писано мая 16 дня 1806-го и отправлено с камер-юнкером Байковым.

АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, 1-7, on. 6, 1805 г., д. №  1-а, п. 27, л. 338-356 об. Подлинник.

Комментарии

1. Пестель Иван Борисович (1765-1843)-член Государственного совета, тайный советник, сибирский генерал-губернатор, отец казненного декабриста П. И. Пестеля; по происхождению саксонец, родился в Москве; в 1774 г. отец зачислил его на службу в армейский полк Саксонского короля Станислава Августа (который был также и королем польским), который произвел его в майоры. В 1780 г. И. Б. Пестель в чине ротмистра перешел на русскую службу; в 1782 г. уволен в отставку, служил почт-директором в Петербурге и в Москве; в 1799 г. уволен Павлом I от занимаемой должности. В 1801 г. Александр I пожаловал ему чин тайного советника и 3 марта 1806 г. назначил Иркутским, Тобольским и Томским генерал-губернатором на место уволенного И. О. Селифонтова. В 1809 г. Пестель вернулся в Петербург, оставаясь генерал-губернатором Сибири до 1819 г. (Русский биографический словарь, т. 13, с. 593,595).

По мнению Н. И. Греча, Пестель был человек ”очень умный, хорошо образованный, может быть и честный, но суровый, жестокий, неумолимый". Во времена его правления Сибирь стонала под жесточайшим игом, а он, ”окружив себя элодеями и мошенниками”, управлял Сибирью из Петербурга ”для того, чтоб ему не подсидели у двора. Жил он на Фонтанке насупротив Михайловского замка, на одном крыльце с Пукаловой, любовницею Аракчеева, и чрез нее держался у него в милости. Притом считал себя самым честным и справедливым человеком, гонителем неправды и притеснения” (Греч Н. И. Записки о моей жизни, с. 255, 256).

С 1823 г. после отстранения от службы И. Б. Пестель жил в своем имении — селе Васильево Смоленской губернии, ведя уединенный образ жизни. Умер в Смоленске, по одним сведениям, в 1843 г. (Русский биографический словарь, т. 13, с. 595; История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях, т. 2, ч. 1, с. 83). по другим — в 1845 г. — Пимен (Благово Д. Д.) Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. — Л. 1989., — Примеч. №  50 на с. 434.

В журнале ”Русский архив” опубликована ”Записка о службе И. Б. Пестеля, им самим писанная” (Русский архив. — 1875. — Кн. 1.-№ 4. — С. 370-407).