№ 326

1806 г. марта 8. — Депеша посла Ю. Л. Головкина товарищу министра иностранных дел А. Л. Чарторыйскому с соображениями по поводу листа Лифанъюаня в Сенат относительно причин возвращения русского посольства из Урги

/л. 183/ Князь,

в прилагаемом при сем моем докладе (См. док. № 325) его величеству императору я присовокупляю перевод листа пекинского Трибунала (См. док. № 287), адресованного Сенату, и посылаю вашему сиятельству копию оного с прибавлением некоторых соображений.

Содержание сего листа в точности подтверждает то, что я имел честь заметить вашему сиятельству в моей депеше №  1 (См. док. № 289). Ван скомпрометировал Трибунал, Трибунал обманул своего государя, тот не слишком разбирается в сем деле, но в конечном итоге все боятся. Таковое чувство продолжится, доколе не будет /л. 183об./ получен ответ от нашего двора. Он определит решение, которое примут в Пекине: оно будет умеренным, ежели его опасения окажутся основательны, но оно станет жестким, ежели возникнет малейшая надежда, что мы вновь окажемся покладисты и терпеливы; любое явное желание с нашей стороны вести переговоры либо входить в объяснения прежде, нежели мы получим удовлетворение, коего мы имеем право требовать, и добьемся освобождения Крузенштерна, оживят высокомерие китайского правительства, и нам долженствует тщательно оберегать все наши преимущества. Я пытался развить сию мысль в докладе его величеству императору, и мне кажется, что в настоящих обстоятельствах она представляет некоторые благоприятные возможности: твердый, даже угрожающий тон будет столь нов, столь потрясающ для пекинского кабинета, что он сочтет опасность много большею, нежели она, быть может, окажется на самом деле. Возможно, что он тогда оставит свой властный и решительный стиль и сам будет просить объяснений либо предложит /л. 184/ [517] уладить дело. Мне кажется, что это довольно естественный ход вещей во всех странах, и он должен произвести большее действие в Китае, нежели в любом ином месте. Разумеется, однако, что сей язык достоинства должен быть поддержан очевидными решительными действиями, а не одними лишь словами, ибо без того же падем еще ниже, чем теперь. Без подобных мер лучше продолжать страдать и жить со своими соседями по правилу:

День да ночь — и сутки прочь.

Я вообще должен по сему поводу сослаться на то, что я имел честь заметить вашему сиятельству в прежних моих депешах и особливо в записке о наших политических отношениях (См. док. № 300). Последний шаг Трибунала еще более подтверждает сие мнение. Во всех моих сношениях с китайским правительством не найти ни слова угроз, ни даже неудовольствия. Я тщательно избегал высокопарных фраз о величии и могуществе, /л. 184об./ ранящих тщеславие, не вызывая страха перед силою. Лишь со всею скромностью представляя китайским должностным лицам средства исправить ошибки оных и во всех моих действиях опираясь на права столь неоспоримые, что они не могли оные отвергнуть, не отягчая своей вины, сумел я поставить их в такое положение, в коем они опасаются справедливого мщения с нашей стороны и ужасной ответственности у себя. Я обязан был поступать таким образом, как только увидел, что вынужден отказаться от настоящей цели моей миссии и ограничиться тем, чтоб ничего не испортить. Дабы убедить вас, князь, сколь поведение Китайского Министерства при настоящем случае различно от его предшествующих поступков, я счел долгом приложить к сему экстракт дел, из-за коих прежде прекращалась торговля ¹. Вы увидите из сего, князь, что требование наказать неугодных китайцам управителей находится и в сих делах. Разумеется, не для /л. 185/ себя, но для блага государства и должен просить ваше сиятельство остановить внимание на требовании моего наказания: они сделают из оного главный пункт, некоего рода sine qua nan (Необходимое условие (лат.)), отнюдь не беспокоящий меня лично, но который должен стать весьма затруднительным и пагубным для торговли, ежели он не будет отклонен сразу со всей энергией и надлежащими способами.

Гораздо худшая участь ожидает Крузенштерна. Ежели китайцы не окажутся принуждены отпустить его, то особенно должно опасаться соперничества и влияния в Кантоне иностранных торговцев, весьма заинтересованных предупредить наше соперничество. Я не могу избавиться от подозрения, что они также сильно замешаны в поведении относительно посольства. В столь неблагоприятных обстоятельствах нетрудно убедиться, что даже ежели б оно доехало до Пекина, оно никогда б не посмело вести переговоры о каких-либо выгодных для торговли предметах. Впрочем, убеждение и долг повелевают мне повторить, что никогда /л. 185об./ подобная миссия не могла произвести ни малейшего блага, но способна породить много возможностей для зла. Говорить о пунктах, уступки в коих мы желаем, должен командующий сибирскими войсками на границе.

В своей депеше №  3 от 20 февраля сего года (См. док. № 301) я объявил вам, князь, что господин Байков сообщит вам о средстве, кое я полагал возможным для спасения капитана Крузенштерна. Тогда я думал найти у комиссионеров Американской компании в Иркутске копию инструкции, данной сему офицеру, но как они не смогли предоставить мне оную, ибо она им вовсе не была сообщена, я опасался, что мои поступки станут противоречить декларации, каковую ему было предписано сделать в Кантоне, и я должен был отказаться от моего плана, дабы не запутывать сие дело еще более. [518]

Я содержу на границе несколько секретных служб и не премину /л. 186/ уведомить ваше сиятельство о полученных мною новостях, когда они покажутся мне достойными вашего внимания.

Имею честь оставаться с глубоким уважением, князь, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга граф Головкин.

Иркутск, 8 марта 1806-го.

На л. 183 над текстом по-русски: Получено 6 апреля 1806-го.

Там же: №  5.

Там же под текстом: Е[го] с[иятельству] князю Чарторыйскому.

Подлинник на французском яз. Перевод с французского яз. Н. Б. Зубкова.