№ 301

1806 г. февраля 20. — Письмо посла Ю. Л. Головкина императору Александру 1 по поводу задержания в Гуанчжоу русских кораблей

/л. 119/ Государь.

Я заканчивал отправку последних моих докладов вашему императорскому величеству, когда получил от иркутского губернатора прилагаемую копию листа Трибунала Сенату (См. док. № 256), касающегося задержания русского судна в порту Кантон. Нет сомнения, что это есть судно капитана Крузенштерна. Я немедля навел справки в Маймачине: новость там общеизвестна; говорят, что судно задержано в порту и что экипаж его в тюрьме. /л. 119об./ Моею первою мыслью было рассмотреть средства помочь своим отважным и несчастным соотечественникам. Ежели б я смел применить военные средства, совершив весьма легкое нападение на Маймачин, мы имели б в десять раз больше китайских заложников, нежели нужно для обеспечения безопасности Крузенштерна. Применение иных средств весьма затруднительно. Отказ губернатора Урги пропустить моего курьера в Пекин, сей формальный отказ от договоров, лишает меня какой-либо возможности прямого сношения с Трибуналом. Хотя оный с мая месяца был извещен о моем сане и полномочиях, он заявил в сем деле, как и во всех прочих, что не признает мою компетенцию договариваться об общественных делах. Наконец, не зная ничего об инструкциях, данных капитану Крузенштерну, я опасаюсь противоречить своими объяснениями в Пекине его заявлениям в Кантоне и тем скомпрометировать его /л. 120/ самым тяжким и пагубным образом. Я знаю по опыту, с какими людьми он имеет дело. Коварные [491] вопросы ургинского вана, за несколько дней до моей высылки, о выгодах торговли в Кантоне и стесненности оной в Кяхте, его вопросы о русском народе, называемом словом Лучинь (Подчеркнуто в тексте) — тем же, которым, как я нахожу, говорит Трибунал, называя государственную принадлежность судна Крузенштерна, — все сии обстоятельства, имеющиеся в протоколе (См. док. № 212), каковой я имел честь отправить вашему императорскому величеству, свидетельствуют, что ван имел приказ держать сие дело от меня в секрете. Тот самый китайский курьер, который был отправлен несколькими минутами ранее приказа о моей высылке, именно вез лист Трибунала и прибыл в Россию четырьмя днями ранее меня. Я не позволю себе никаких размышлений, никаких соображений относительно очевидной связи, /л. 120об./ существующей между задержанием Крузенштерна в Кантоне и моей отсылкой. Соизвольте лишь, государь, уделить некоторое внимание совпадению дат и обстоятельств: не для себя, но чтоб дать вашему императорскому величеству знать истинное положение вещей, прошу я сей милости.

Еще об одной милости смею я просить у справедливости вашего величества: соизвольте, государь, разрешить представить вам мой доклад №   3 от 13-го сентября (См. док. № 162), каковой я имел честь отправить вашему величеству по поводу экспедиции капитана Крузенштерна. Ваше величество убедитесь, что я предвидел все печальные последствия оной, слишком осуществившиеся с течением времени; возможно, что курьер, тотчас же отправленный мною к нему на Камчатку, не застал его уже там. Я желал прежде всего избавить его от затруднений и огорчений, ждавших его от недоверчивого и завистливого правительства, раздраженного тем, что оно не было предупреждено о его прибытии, /л. 121/ но я не ожидал, что оно будет угрожать разрывом договоров и прекращением торговли, как в последнем листе Сенату. Сей поступок, как я сначала имел честь предупредить ваше императорское величество в моих последних докладах № №  1 и 2 (См. док. № 299 и 300), совершенно меняет положение дел. Он хорошо объясняет прошедшее, но в то же время затемняет будущее, представляющее смесь взаимных потерь и претензий, кои никак не могут быть распутаны обычными переговорами. Ежели следовать в сем деле старой методе отношений с китайцами, Крузенштерн будет погублен, оскорбление посольству останется навсегда не смытым, а торговля все же будет прекращена.

События лучше всех догадок доказывают, что ежели б я все же прибыл в Пекин, то, предположив, что от меня не скрыли б задержание Крузенштерна, мои попытки освободить его оказались бы бесплодны. Я должен был по указу Трибунала явиться в Пекин 27 января. /л. 121об./ Его лист Сенату был отправлен 16 числа того же месяца, стало быть, за десять дней до прибытия посла Трибунал требовал объяснений от Сената. Следовательно, он либо был уверен, что посол не прибудет в Пекин, либо решил не говорить с ним о сем деле. В первом случае была б невозможность [вступиться], во втором — бессилие. Сия дилемма неоспорима, однако, в любом случае весьма счастливо, что посольство не доехало до Пекина, ибо, вместе с кораблем Крузенштерна в Кантоне, оно стало б лишним залогом в руках китайского правительства для обеспечения требований оного, и его положение было б плачевно.

В ожидании повелений вашего императорского величества я приложу все свои старания, дабы собрать новые точные сведения о кантонском деле и найти какое-либо средство помочь несчастному Крузенштерну. [492]

Остаюсь с глубочайшим почтением, государь, вашего императорского величества нижайший, преданнейший и покорнейший слуга и подданный граф Головкин.

Троицкосавский [форпост], сего 20 февраля 1806-го.

На л. 119 над текстом справа по-русски: Получено 23 марта 1806-го.

Там же слева: №  3.

АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, 1-7, on. 6, 1805 г., д. №  I-а, п. 27, л. 119-121 об. Подлинник на французском яз. Автограф. Перевод с французского яз. Н. Б. Зубкова. Запись в журнале Посольской канцелярии на французском яз. — Там же, п. 41, л. 60 об -64 об.

(На л. 60 об. на левом поле листа: С камер-юнкером Байковым. Там же: находится в журнале переписки с китайцами под №  37)