№ 215

1805 г. ноября 24. — Доклад ургинских пограничных правителей Юндендоржа и Фухая императору Юн Яню о сокращении свиты русского посольства до 124 человек и с предложениями по охране и снабжению посольства

/л. 440/ 10 луна 16 дня (Ноября 24).

Всеподданнейший доклад ваших ничтожных слуг Юня и Фу. Покорнейше просим его премудрую императорскую светлость обратить свой прозорливый взор на представленный доклад.

Мы, ваши ничтожные слуги, почтительнейше преклонив колени, взирали на недавно, один вслед за другим полученные нами указы императора. Указ императора от 10 года Цзяцин 9 луны 27 дня (Ноября 5), полученный /л. 441/ одновременно с нашим докладом (См. док. №  205) 10 луны 5 дня (Ноября 13), гласит:

По своей натуре русские коварны и лживы, а содержание писем, которые они неоднократно присылали, хвастливо и надменно. Поэтому я повелел направить Юндендоржу и прочим указ (См. док. №  208), после чего русским было отправлено письмо с нашим отказом и со строгими разъяснениями (См. док. №  210)

Представляется, однако, что Байков, командированный Головкиным на сей раз, был намного сговорчивей и обещал, что церемония ”коутоу” будет исполнена. Но при этом, однако, он заявил, что русские вынуждены захватить с собой такую большую свиту из-за необходимости обеспечить сохранность больших стеклянных зеркал, всевозможной стеклянной и другой посуды, /л. 442/ и сказал, что по-иному поступить невозможно.

По данному вопросу сообщить Юндендоржу и прочим следующее:

Предыдущий указ императора (См. док. №  204), повелевающий доставить ко двору посольство в составе 30 или 40 человек, выполнять не нужно, а, взяв за основу проект письма Головкину, представленный императору из Курэня, написать ему, что число людей не должно превышать лишь 100 человек. Если после этого Головкин письменно сообщит, что свита насчитывает не более 100 человек и что он и прочие, выполняя указание, /л. 443/ по прибытии в Курэнь обучатся церемонии ”коутоу”, тогда исполнить их просьбу и доставить ко двору. Во исполнение императорского повеления приказываю также Юндендоржу и прочим устроить для Головкина и других пир, одновременно представив срочное донесение. После получения донесения я командирую еще специальных амбаней, которые вместе с Юндендоржем будут сопровождать и охранять посольство. Во исполнение повеления императора непременно в 20-ых числах 12 луны доставить посольство ко двору. /л. 444/

Мы, ваши ничтожные слуги, почтительнейше преклонив колени, взирали на присланное повеление. Поистине непостижима беспредельная прозорливость премудрого императора, который, узрев всегдашнюю мелочную и мерзкую натуру русских, ныне, даруя безграничную милость, издал указ. Мы, ваши ничтожные слуги, написали согласно принятым правилам письмо и [334] 6 дня (Ноября 14) приказали весьма способным айсилара тайджи Дасидоньдобу и тувашара хафаню Харчагу препроводить его Головкину. /л. 445/

Хотя к настоящему времени совершенно точно решено, на каких условиях разрешается прибытие русского посольства (Между строк текста: Император красной тушью изволил начертать: Справедливо), однако, если к русским отправить только монгольских чиновников, то невозможно предусмотреть, как они по слабости своего ума исполнят поручение (Между строк текста: Император красной тушью изволил начертать: Правильно). Поэтому мы, ваши ничтожные слуги, как следует обсудив вопрос, решили: поскольку в настоящее время Головкин в полной готовности находится в Кяхте, поручить чжургань и чжангиню Кэсику, по причине его проживания неподалеку в [нашей] Кяхте, лично встретиться с Головкиным и хорошенько все ему растолковать. 14 дня (Ноября 22) Дасидоньдоб и прочие возвратились обратно /л. 446/ и представили нам письмо от Кэсика, в котором сообщается следующее:

Во исполнение порученного дела 9 дня (Ноября 17) мы отправились к северному кяхтинскому палисаду, где и встретились с главой русского посольства Головкиным. Головкин, приняв переданное ему письмо от вана и амбаня, сказал, что русские послы пошлют вану и амбаню письмо, в котором будет все изложено /л. 447/ относительно церемонии ”коутоу”, исполняемой перед лицом его премудрой императорской светлости, а также поздравительного адреса их хана. Однако при этом он заявил, что не может сократить посольство до 100 человек. Головкин уже отправил донесение своему хану и, по-видимому, как глава русского посольства, исчерпал все свои возможности, и больше ничего сделать не может. На его лице отражалось сильное беспокойство, поэтому Кэсик и прочие неоднократно и со всеми подробностями разъясняли положение дела, после чего свита посольства, была сокращена на 35 человек и уменьшено число тягловых лошадей. Когда 12 дня Кэсик и прочие вновь пришли с визитом, на встречу с ними, как обычно, явились все русские чиновники и попросили его передать вану и амбаню, что вчера Головкин /л. 448/ заболел, сильно огорчившись из-за того, что не может по своей воле, согласно предписанию вана и амбаня, намного сократить свиту посольства. При таких обстоятельствах Кэсик вручил письмо Дасидоньдобу и прочим, и они отправились в обратный путь.

Мы, ваши ничтожные слуги, распечатали и просмотрели письмо от русского Головкина. Хотя тон письма стал более почтительным, однако он написал, что поздравительный адрес императору (Здесь ошибка: вместо илэтулэмэ вэсимбурэ битхэ, то есть поздравительный адрес императору, написано вэсимбурэ битхэ, то есть доклад императору) будет подан для представления трону через столичных амбаней, /л. 449/ а в отношении [исполнения] церемонии земных поклонов при представлении императору он поступит так, как об этом сказал недавно присылавшийся к нам посол [Байков]. В письме он также выражает надежду на то, что премудрый император удостоит своей милости посла Российского государства, и что все, о чем сказал камер-юнкер [Байков], верно. Далее, он просит дополнительно выделить несколько человек для установки палаток /л. 450/ по пути следования посольства, поскольку во исполнение полученного указания им было уменьшено число тягловых лошадей, и 35 человек останутся на границе. Головкин также пишет, что прошло уже два месяца со дня его приезда, но он до сих пор не может прибыть на нашу границу, что он исчерпал все свои возможности, просит поскорее решить это дело и так далее. [335]

Мы, ваши ничтожные слуги, расспросили Дасидоньдоба и прочих о том, как обстоят дела у русских. Они рассказали то же самое, что сообщил в своем письме кяхтинский чжангинь Кэсик. Кроме этого, они передали еще слова Головкина, сказанные им с большим беспокойством:

”Если бы раньше из Трибунала было дано точное указание о числе людей, разве мы посмели бы прибыть сюда с такой большой свитой? И хотя дело обстояло именно так, /л. 451/ мы, после того, как ван и амбань сообщили нам о своем несогласии, несколько раз сокращали посольство, и к настоящему времени в нем осталось 124 человека. И поскольку посольство уменьшено на 100 с лишним человек, к чему вновь рядиться всего из-за каких-то 20 с небольшим человек? Люди, которые оставлены в посольстве и считаются вами лишними, — это все мастеровые и прислуга, и если исключить их из состава посольства, то нельзя будет как прежде содержать в порядке дань, поэтому мы можем впасть в немилость, когда явимся на аудиенцию к его небесной светлости”.

Мы, ваши ничтожные слуги, хорошенько поразмыслив над письмом Головкина /л. 452/ и о том, что доложил нам чжангинь Кэсик, пришли к такому заключению. Сначала русские поступили необдуманно, прислав на границу свыше 200 человек. Во исполнение поучительных указов императора мы, ваши ничтожные слуги, неоднократно посылали им письма, в которых выражали наше несогласие с таким положением дел, и настаивали на сокращении посольства. В настоящее время русские очень обеспокоены и, действительно исчерпав все свои возможности, обращаются с чистосердечной просьбой разрешить им прибыть ко двору. Покорнейше просим его премудрую императорскую светлость прозорливо рассмотреть это дело и издать указ относительно того, отправлять ли нам, вашим ничтожным слугам, письмо с отказом, вновь настаивая на сокращении посольства, или же следует поступить как-либо иначе. /л. 453/ Почтительнейше ожидаем поучительный указ императора. Для сего, запечатав вновь присланное русским послом Головкиным письмо на трех языках, всеподданнейше представляем императору.

Помимо этого, мы, ваши ничтожные слуги, по своему слабому разумению полагаем следующее. Если премудрый император, удостоив милости, повелит доставить русское посольство ко двору в этом году, то времени осталось немного. /л. 454/ Но поскольку в ходе подготовки к приему посольства мы не смогли все хорошенько рассчитать, то, по мнению ваших ничтожных слуг, надо поступить таким образом. Когда посольство прибудет в Курэнь, мы, ваши ничтожные слуги, проследим за тем, чтобы они обучились исполнять придворную церемонию ”коутоу”, тщательно проверим по списку дань, устроим пир и сразу же после 15 дня 11 луны (Декабря 23) выступим из Курэня. Командированных Пекином чжургань и чжангиней и переводчиков следует прислать в Курэнь и отправить вместе с посольством. Но поскольку я, ваш ничтожный слуга, во исполнение высочайшего повеления отправляюсь /л. 455/ из Курэня для охраны посольства, то сюда нет необходимости присылать специально командированного амбаня. Его следует отправить на станцию Сайр усу или какую-либо другую, откуда он несколько почтовых станций проследует вместе со мной, вашим ничтожным слугой, охраняя посольство, после чего я, ваш ничтожный слуга Юнь, отправлюсь вперед и явлюсь на аудиенцию к его небесной светлости. На сей раз от русского хана на больших повозках везется большая дань, поэтому надо дать предварительные разъяснения Головкину и отправить посольство в дорогу двумя партиями. Лошади и скот для почтовых станций, монгольские юрты и прочее доставлено пока не полностью, /л. 456/ поэтому следует, чтобы [336] главы сеймов двух халхаских аймаков и шанцзотба Дамчурабджай джэбдзун-дамбы хутухты распорядились оказывать на всех почтовых станциях всевозможную помощь при транспортировке и доставке всего необходимого из восьми знамен вашего ничтожного слуги Юня и из [восьми] знамен дзасаков. Управляющему чахарскими [восьми] знаменами амбаню Фэ также надо будет послать предписание, чтобы он во время проведения заготовок к приему посольства действовал подобным же образом. Так как русские повозки большого размера и совершенно не смогут продвигаться в землях Имянга чжасэ, то все их надо бы оставить в землях, подведомственных амбаню Фэ, а от нас, ваших ничтожных слуг, отправить главноуправляющему провинцией Чжили предписание заготовить в уездах Имянга чжасэ /л. 457/ как можно больше лошадей под кареты для русских послов, скот, повозки под дань и другие вещи и все это доставить под надежной охраной. Покорнейше просим его премудрую императорскую светлость прозорливо рассмотреть предложения ваших глупых слуг и издать указ для всеподданнейшего исполнения.

Для сего почтительнейше представили донесение и просим издать высочайший указ.

На л. 458 в конце текста: По представленному докладу. На данном докладе, полученном [обратно из Пекина] 11 луны 2 дня (Декабря 10), /л. 458/ император красной тушью изволил начертать следующую резолюцию: Издан указ.