№  192

1805 г. октября 17 *. — Записка Ю. Л. Головкина о результатах изучения вопроса о разграничении с Китаем, с предложением предполагаемой линии границы в районе реки Уды

(* — Датируется по реляции Ю. Л. Головкина имп. Александру I, к которой приложена (см. док. №  188))

/л. 126/ Дословный перевод маньчжурского текста Нерчинского договора, переданного китайцами нашему полномочному представителю Головину, содержит в статье 1-й нижеследующее (Текст между звездочками в документе написан по-русски): ”Реку Горбицу, находящуюся близь реки Урум, именуемой Чорная, коя втекает с севера в Амур, постановили быть границею. От источника сей реки по каменистому верьху Великаго хребта до моря с южной стороны все впадающия в Амур реки и речки да пребудут во владении Срединнаго государства, с северной же стороны всем рекам и речкам быть во владении /л. 126об./ Российского государства. От реки же Уды к югу из поставленнаго хребта к северу от гор в средине находящияся земли, реки и речки, оставив впредь до решения, по возвращении министров в свои государства и по подробном разсмотрении оных мест для утверждения и постановления или пришлются посланники или листы” (Текст между звездочками в документе написан по-русски).

Данный перевод довольно соответствует тексту, переведенному китайцами на латынь, но отличается от русского текста, составленного российским уполномоченным, в двух важных пунктах. В сем последнем сказано, во-первых, что Горбица, обозначающая границу, впадает в Шилку. /л. 127/ Сия ошибка происходит, несомненно, от того, что тогда был принят тунгусский обычай называть Амур вплоть до устья Уссури Шилкой; но такая манера выражаться подала китайцам повод установить границу по Малой Горбице, которая действительно впадает в Шилку, а длительное молчание, сохранявшееся на сей счет, увеличит трудности возвращения к этой статье, впрочем, кажется, не заслуживающей серьезного внимания. [278]

Во-вторых, граница от Горбицы до Охотского моря и наши права на реку Уду /л. 127об./ обозначены там значительно точнее. Вместо слов ”от реки же Уды къ Югу” там сказано: *”Прочие же реки, которые лежат в средине меж рекою Удью под Российскаго государства владением и меж ограниченными горами, которые лежат близ Амура, владение Хинскаго государства и впадают в море и всякие земли посреде сущие между тою вышепомянутою рекою Удью и меж горами, которые до границы надлежат, не ограничены ныне да пребывают”*. (Текст между звездочками в документе написан по-русски)

Сия редакция яснее обозначает, что отнюдь не /л. 128/ имелось в виду, чтобы наша граница шла по Становому хребту до моря, но речь идет об одной ветви сего хребта, отделяющейся у истоков Зеи и идущей между Тугуром и Амуром до морского берега.

Хотя тексты, представленные китайцами, не столь точны, можно, однако, надеяться, что они согласятся с таким толкованием их выражений, и тогда спорной территорией будут земли, ограниченные с севера Удою, с запада горами Джады, с юга же продолжением тех же гор или хребтом, называемым китайцами Хинган.

Сведения, кои /л. 128об./ дают иезуиты Перейра ¹ и Парренин ², служившие переводчиками китайцам на нерчинских переговорах, ясно показывают, что намерения китайцев были совсем другими. На странице 238 и следующих [книги] Дюгальда ³ сообщается:

”Было записано, что границы обеих империй прикрепятся к цепи гор, приближающейся от истока речки Кербечи (Горбица) на северо-восток до Северо-восточного моря и кончающейся полосой гор, входящей прямо в море”.

”Этот хребет называется Носса, причем /л. 129/ следует заметить, что горы, начинающиеся у истока Кербечи, образуют две цепи, высоких скал, из коих одна идет почти прямо на восток, приблизительно параллельно реке Онону или Сахалин-ула, и московиты именно ее хотели сделать границею двух империй.

Другая же цепь идет на северо-восток, и по ней наши люди хотели установить границу своей империи”.

Итак, русские хотели иметь границею Нюктинские горы, а китайцы — Становой хребет на всем его протяжении; но точные слова договора не допускают ни того, ни другого истолкования /л. 129об./ и указывают, как было видно, на третью цепь гор.

Предполагать, что китайцы действительно были на сие согласны, заставляет то, что во время переговоров с графом Саввой Владиславичем, когда он отказался говорить с ними об определении этой границы, они жаловались, что русские переходят горы Хинган, находящиеся на их территории.

Показания находящихся в российском подданстве якутов и тунгусов, охотящихся к югу от Уды, еще подкрепляют сие мнение, ибо хотя трудно вычислить путь, проходимый охотниками в горах, /л. 130/ в дикой местности, однако на картах встречаются некоторые сообщаемые ими названия, и кажется, что ранее они встречали тунгусов, признающих китайское владычество, либо пограничные знаки этой империи лишь за горами Джагды и Хинган, но более недавние сообщения заставляют думать, что эти тунгусы, подданные Китая, лучше изучив местность, продвинулись лишь до Тугура.

Устные свидетельства кочевых народов, странствующих по пустыне, пока дурное время года не заставит их возвратиться, не могут установить права /л. 130об./ собственности. Единственное основание, на которое можно было бы опереться в случае разногласий, есть Нерчинский договор, подтвержденный в сем пункте Буринским договором. Однако представляется довольно ясно доказанным, что оставшаяся по договору спорной территория — это пространство, [279] заключенное между Удою, горами Джагды и их продолжением, кое китайцы называют Хинган.

Ежели речь идет о том, разделить ли эту территорию с китайцами или целиком ее уступить, было бы, конечно, желательно лучше знать то, что собираешься уступить или сохранить. Хотя невозможно льстить себя надеждой иметь достаточно точные сведения для /л. 131/ положительного решения данного вопроса, тем не менее те, кои удалось собрать, дали следующие итоги.

В военном отношении мы ничего не должны здесь бояться со стороны китайцев, а некоторое количество земли за Удою не может дать нам более или менее выгод, чтоб угрожать им в случае разрыва.

В торговом отношении нам весьма важно найти порт лучший, нежели Охотск, особливо же такой, который мог бы поддерживать более оживленные и более удобные пути сообщения с внутренними частями Сибири. Контр-адмирал Фомин, многие годы пребывавший в Охотске и на реке Уде, /л. 131об./ где собирались учредить порт, начальником коего хотели его назначить, говорит, что сия река непроходима ни для какого рода судов, что за много верст до ее устья глубина составляет всего два или три фута, что Тугур — это лишь быстрый ручеек, устье коего не дает никакого укрытия; и притом, какого рода сообщение с внутренними областями страны можно установить от Уды? Ежели, следовательно, доказана невозможность найти хороший порт к югу от Уды, то что пользы там обосновываться, а ведь лишь сие намерение одно могло бы заставить желать отодвинуть границу для охраны леса и земли /л. 132/ под обработку? Без этого какую выгоду может извлечь государство от такого владения, даже ежели предположить, что область сия весьма облагодетельствована от природы, что по меньшей мере весьма сомнительно. Отделенные от остальной Сибири цепью почти непроходимых гор, берега Уды и вся прилегающая местность всегда были населены лишь кочевыми народами и малым числом русских, кои, обосновавшись там, для сбора податей с тунгусов, с большим трудом собирали достаточный для своих нужд урожай. Даже ежели со временем удастся заселить и сделать плодородными сии места, каково будет /л. 132об./ их употребление, какую пользу могут они принести для благоденствия нации?

Итак, все соображения сводятся к тому, что сии владения и большую или меньшую их протяженность должно полагать весьма маловажными. Тот же самый адмирал Фомин после бесполезных изысканий к югу от Уды обратил внимание правительства на устье Алдана и, кажется, удачно, ибо в течение четырех лет ведутся работы по прокладке дороги, что соединит сию реку с Якутском и значительно облегчит снабжение Камчатки продовольствием. Сей план, кажется, предоставляет выгоды, кои трудно было бы получить иначе.

На л. 126 над текстом: К рапорту графа Головкина от 17 октября 1805 г. под №  6.

На л. 133-а внизу по-русски: К реляции посла гр. Головкина под №  6. Получ[ена] 23 нояб[ря] 1805-го.

АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, 1-7,1805 г., д. № 1-2, п. 25, л. 126-132 об.

Комментарии

1. Перейра Томас (1645-1708 г., ум. в Пекине) — португалец (его китайское имя: Сюй Жишэн); принял монашество в ордене иезуитов в 1663 г., прибыл в Пекин в 1673 г., где оставался до своей смерти. Перейра участвовал с цинской стороны в переговорах с русскими в Нерчинске в 1689 г. и был, по всей видимости, старшим из двух иезуитов-переводчиков (вторым был француз Франсуа Жербийон). Он — автор записок (на португальском яз.), которые лишь недавно были обнаружены в римских архивах иезуитского ордена монахом-иезуитом Себесом и опубликованы им же в 1961 г. (Sebes, Joseph. S. J; The jesuits and the Sino-Russian Treaty of Nerchinsk (1689): The Diary of Thomas Pereira. — Rome, 1961 ). Себес приводит текст записок на языке оригинала со своим английским подстрочником. На русский язык записки Перейры впервые переведены М. И. Казаниным (с английского подстрочника), им же написан комментарий к ним (см.: РКО в XVIII в., т. 2, с. 702-732; 800-801).

2. Паренин Доменико (Parrenin Domenico) (1665-1741 г., Пекин) — фр. иезуит-миссионер, глава иезуитов в Пекине; руководил учрежденной в 1729 г. цинским правительством школой латинского языка, которая готовила переводчиков (просуществовала до 1744 г.). Паренин знал также китайский и маньчжурский языки; находился в Пекине с 1698 г. и, таким образом, не мог участвовать в переговорах в Нерчинске (1689) (РКО в XVIII в., т. 1, с. 641; Мясников B. C. Новые знания о России, с. 108). В этих переговорах с цинской стороны принимали участие, как уже говорилось, иезуиты Перейра и Жербийон.

3. Имеется в виду книга бельгийского иезуита Жана Баптиста Дюгальда (Jean Baptiste Du Halde, 1674-1743) Description geographique, historique, chronologique, politique et physique de l’Empire de la Chine et de la Tartarie Chinoise. — Paris, 1736. — Vol. 1-4.; Дюгальд Ж. Б. Географическое, историческое, хронологическое, политическое и физическое описание Китайския империи и Татарии китайския, снабденное разными чертежами и разными фигурами, сочиненное Ж. Б. Дюгальдом, а с французского переведенное Игнатьем де Теильсом. — [СПб.] 1774. — Ч. 1; — 1777. — Ч. 2.