№  186

1805 г. позднее октября 13 *. — Доклад ургинских пограничных правителей Юндендоржа и Фухая императору Юн Ято о получении письма Ю. Л. Головкина с согласием сократить посольство до 130 человек

(* — Датируется по дате, упоминаемой в тексте (Цзяцин 10 г. 9 луна 4 день))

/л. 311/ (Начало документа утеряно, восстановлено по док. №  180)… Указ императора от 10 года Цзяцин, 8 луны 27 дня (Октября 7) гласит:

В докладе, представленном Юнем и прочими, сказано:

Русский посол прислал непочтительное письмо (См. док. № 159), в котором слишком много слов, возвеличивающих его достоинство, поэтому во исполнение ранее изданного повеления (См. док. № 102) Головкину из Курэня было немедленно отправлено письмо с отказом (См. док. №  173). [263]

Русские по своей натуре были всегда непочтительны, и прежде их послов приглашали не часто. В прошлом году русские неоднократно обращались к нам с почтительными просьбами по поводу своего намерения отправить послов ко двору, и только по этой /л. 317/ причине я повелел исполнить их просьбу. Но это отнюдь не было приглашением с нашей стороны. Теперь они прислали непочтительное письмо, и, кроме того, в нем слова указа их хана вынесены в строке выше слов моего указа. Из письма следует, что число людей, прибывающих ко двору, не уменьшено, в нем также не сообщается, имеется ли у них поздравительный адрес императору по случаю представления дани, и явно с какой-то скрытой целью не говорится, из каких предметов состоит дань. Это очень мерзкий поступок! Как можно их приглашать, если они так сумасбродно и нагло себя ведут. Очень правильно, что на сей раз Юнь и прочие написали письмо, в котором сообщили о нашем несогласии и, вручив это письмо их курьеру, приказали доставить послу. Будет очень хорошо, если русский посол, получив письмо с /л. 318/ нашим отказом, остановится на полпути.

Если направленный русскими посол, граф и сенатор Головкин впоследствии все же прибудет в Курэнь, Юнь и прочие должны будут следующим образом разъяснить ему наше прежнее указание сократить число их людей:

Мы говорили об уменьшении числа ваших людей только из милосердного отношения великого и премудрого императора к людям иностранного государства — ведь путь от Курэня до Пекина дальний, к тому же в землях Имянга чжасэ множество гор, и продвигаться по такому гористому пути будет чрезвычайно трудно.

И не говоря им о том, что для нас нежелательно такое большое число их людей, намного сократить свиту посольства, как это делалось прежде. Что касается представления дани: подробно расспросить, /л. 319/ из каких предметов она состоит и имеется ли у них поздравительный адрес императору по случаю представления дани. Если Головкин будет вести себя почтительно и, исполнив повеление, сократит количество людей, предъявит Юндендоржу и прочим поздравительный адрес императору по случаю представления дани и список предметов дани, надо будет сказать ему еще следующее:

Вы вступили на землю нашего Небесного государства, чтобы явиться ко двору императора, однако у нас есть утвержденная законом церемония, которая исполняется всеми во время аудиенции у великого и премудрого императора. После этого, обратив их лицом к востоку, обучить церемонии ”коутоу”. Если они сделают все как положено и действительно /л. 320/ без малейшего колебания, с почтительным выражением лица смогут исполнить церемонию ”коутоу”, повелеваю Юндендоржу и прочим вновь представить подробный доклад, после чего во исполнение ранее изданного повеления, выступить в положенный срок [из Курэня] и доставить посольство ко двору. Если русские не выполнят хотя бы одно из этих условий, немедленно дать им решительный отказ и отправить обратно. Ни в коем случае нельзя вести дело, проявляя нерешительность и слабость!

Во исполнение высочайшего повеления мы, ваши ничтожные слуги, преклонив колени, всеподданнейше взирали на присланный указ. Поистине непостижима премудрость великого императора, который, прозорливо разгадав мелочную и мерзкую натуру русских, издал поучительный указ. /л. 321/ Мы, ваши ничтожные слуги, чувствуем в своем сердце бесконечную благодарность за оказанную нам поддержку.

Недавно, в начале 8 луны, русский курьер был отправлен обратно. Позднее, 9 луны 2 дня (Октября 11) глава посольства от русского хана Головкин прибыл к их северному палисаду на кяхтинской границе и вновь прислал к нам капитана [264]

Санжихаева. Мы, ваши ничтожные слуги, вскрыли и просмотрели письмо Головкина (См. док. №  181), присланное в наш адрес. В нем он сообщает, что прибыл на границу, напоминает о трактате, согласно которому великих послов обоих государств, прибывающих на границу, следует препровожать туда и обратно, а также о том, что русский хан назначил его великим послом и отправил для представления грамоты по случаю восшествия на престол /л. 322/ премудрого императора. В письме также сказано, что Головкин в соответствии с милосердным и мудрым пожеланием премудрого императора, не доложив своему хану, взял на себя ответственность и сократил число сопровождающих лиц. Далее в письме говорится, что среди предметов дани находятся стеклянные зеркала и другие редкие вещи, но заранее сообщить их точное число он не может, поскольку в дальней дороге они могут разбиться, к тому же об этом не упомянуто в ранее заключенном трактате. Далее Головкин пишет о необходимости заготовить фураж для тягловых лошадей, 100 верховых лошадей /л. 323/ и 250 верблюдов под поклажу, приводит имена чиновников, наблюдающих за сохранностью дани, врачей, священников, военных, возниц и прочих.

Хотя содержание письма, присланного на этот раз главой русского посольства Головкиным, весьма путаное, но общий смысл его таков: Головкин, прося милости у премудрого императора, сообщает, что сам везет грамоту их хана. Однако прибывающее посольство уменьшено не намного, поскольку из 240 с лишним /л. 324/ человек в нем осталось свыше 130, к тому же поистине отвратительно это бесконечное, совершенно не нужное напоминание о трактате, а также стремление русских что-либо разузнать. Основательно посовещавшись, мы, ваши ничтожные слуги, вновь от своего имени отправили главе русского посольства Головкину письмо, в котором, соблюдая все правила приличия, напомнили о законах нашего Срединного государства, о подобных небу и земле сострадании и милосердии премудрого императора к людям из иностранного государства и написали о нашем отказе [на прибытие посольства]. Сего ради, запечатав в один пакет копию отправленного Головкину ответа, который мы, ваши ничтожные слуги, написали по своему глупому разумению, /л. 325/ а также письмо на маньчжурском, монгольском и русском языках, присланное русским послом, всеподданнейше представляем на высочайшее усмотрение. Покорнейше просим его премудрую императорскую светлость обратить свой прозорливый взор на представленное.

Мы, ваши ничтожные слуги, полагаем, что капитан Санжихаев, который приезжает сюда каждый раз, хитрая и пронырливая штучка. Но теперь, узнав о том, что мы, ваши ничтожные слуги, снова дали русским решительный отказ, он очень испугался и 4 дня (Октября 13) поспешно отправился обратно.

Мы, ваши ничтожные слуги, поразмыслили и пришли к такому выводу. Глава русского посольства Головкин не осмелится пересечь границу и беспрепятственно прибыть в Курэнь, /л. 326/ пока не примет решения относительно условий, о которых мы, ваши ничтожные слуги, ему написали. Кроме этого, Головкин наверняка, получив от нас, ваших ничтожных слуг, письмо с вторичным отказом, придет в полное отчаяние и какое-то время не обратится к нам с новой просьбой. Если же, паче чаяния, русские по-прежнему не успокоятся и, [только] намного сократив посольство, без зазрения совести пришлют к нам чиновника с письмом, содержащим очередную просьбу, мы, ваши ничтожные слуги, немедленно, во исполнение недавно изданному [265] указа императора, соблюдая все правила приличия, пошлем отсюда письмо с решительным отказом, /л. 327/ вновь напомнив им о нашей придворной церемонии ”коутоу”. Если русские действительно выполнят все наши условия, будут почтительны и на их лицах не появится даже тени колебания, тогда мы, ваши ничтожные слуги, представим новый доклад, испрашивая высочайшее повеление. Если же русские будут и впредь без малейшего на то основания спорить и усложнять ситуацию, мы, ваши ничтожные слуги, дадим им решительный отказ (Между строк текста: Император красной тушью изволил начертать: Совершенно справедливо), прогоним их обратно и не будем больше обращать на это дело никакого внимания, как будто его вовсе не существует. Но так как невозможно предвидеть, о чем огорчившиеся русские начнут расспрашивать находящегося на службе в Кяхте чжургань и чжангиня Кэсика, мы, ваши ничтожные слуги, недавно отправили ему поучительное предписание, чтобы он также, соблюдая положенные правила, сообщил русским о нашем отказе. /л. 328/ Относительно всего этого доводим до высочайшего сведения.

На л. 328 в конце текста: По представленному докладу. На данном докладе, полученном [обратно из Пекина] той же луны 28 дня (Ноября 6), император красной тушью изволил начертать следующую резолюцию: Издан указ.

ЦГИА Монголии, ф. М-1, д. №  639, л. 311,317-328. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз. Перевод с маньчжурского яз. И. Т. Мороз.