№ 180
1805 г., не ранее октября 7 *. — Предписание Военного совета ургинским пограничным, правителям Юндендоржу и Фухаю с указом императора Юн Яня о сокращении свиты посольства Ю. Л. Головкина, представлении в Урге поздравительного адреса императору, списка подарков и обучении посла и его свиты церемонии ”коутоу” 1
(* — Датируется по времени указа императора (Цзяцин 10 г. 8 луна 27 день))
/л. 311/ Получено 9 луны 8 дня (Октября 17).
Предписание членов Военного совета курэньским правителям — халхаскому цзюньвану и прочим 2.
Указ императора от 10 года Цзяцин 8 луны 27 дня гласит:
В докладе, представленном Юнем и прочими, сказано:
Русский посол прислал непочтительное письмо (См. док. № 159), в котором слишком много слов, возвеличивающих его достоинство, поэтому во исполнение ранее изданного повеления Головкину из Курэня было немедленно отправлено письмо с отказом (См. док. № 173).
Русские по своей натуре были всегда непочтительны и прежде их послов приглашали не часто. В прошлом году русские неоднократно обращались к нам с почтительными просьбами по поводу своего намерения отправить послов /л. 312/ ко двору, и только по этой причине я повелел исполнить их просьбу. Но это отнюдь не было приглашением с нашей стороны. Теперь они прислали непочтительное письмо и, кроме этого, в нем слова указа их хана вынесены в строке выше слов моего указа 3. Из письма следует, что число людей, прибывающих ко двору не уменьшено, в нем также не сообщается, имеется ли у них поздравительный адрес императору по случаю представления дани, и явно с какой-то скрытой целью не говорится, из каких предметов состоит дань. Это очень мерзкий поступок! Как можно их приглашать, если они так сумасбродно и нагло себя ведут. Очень правильно, что на сей раз Юнь и прочие написали письмо, /л. 313/ в котором сообщили о нашем несогласии, и, вручив это письмо их курьеру, приказали доставить послу. Будет очень хорошо, если русский посол, получив письмо с нашим отказом, остановится на полпути.
Если направленный русскими посол, граф и сенатор Головкин впоследствии все же прибудет в Курэнь, Юнь и прочие должны будут следующим образом разъяснить ему наше прежнее указание /л. 314/ о сокращении числа их людей.
Мы говорили об уменьшении числа ваших людей только из милосердного отношения великого и премудрого императора к людям иностранного государства — ведь путь от Курэня до Пекина дальний, к тому же в землях Имянга чжасэ множество гор, и продвигаться по такому гористому пути чрезвычайно трудно.
И не говоря им, что для нас нежелательно такое большое число их людей, намного сократить свиту посольства, как это делалось прежде. Что касается представления дани: подробно расспросить, из каких предметов она состоит и имеется ли у них поздравительный адрес императору по случаю [256] представления дани. Если Головкин будет вести себя почтительно и, исполнив повеление, сократит количество людей, предъявит Юндендоржу и прочим поздравительный адрес императору по случаю представления дани и список предметов дани, надо будет затем сказать ему следующее:
Вы вступили на землю нашего Небесного государства, чтобы явиться ко двору императора, однако у нас есть утвержденная законом церемония, которая исполняется всеми во время аудиенции у великого и премудрого императора. После этого, обратив их лицом к востоку, обучить церемонии ”коутоу”. Если они сделают все как положено и действительно без малейшего колебания, с почтительным выражением лица смогут исполнить церемонию ”коутоу”, /л. 315/ повелеваю Юндендоржу и прочим вновь представить подробный доклад, после чего во исполнение ранее изданного повеления выступить в положенный срок [из Курэня] и доставить посольство ко двору. Если русские не выполнят хотя бы одно из этих условий, немедленно дать им решительный отказ и отправить обратно. Ни в коем случае нельзя вести дело, проявляя нерешительность и слабость!
После прочтения и перевода присланного ранее листа, в Лифаньюане должны согласно закону написать ответный лист в Сенат и отправить его Юндендоржу и прочим для дальнейшего препровождения в российский Сенат.
Всеподданнейше исполнить высочайшее повеление. Для сего послано предписание.
ЦГИА Монголии, ф. М-1, д. № 6 39, л. 311-315. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз. Перевод с маньчжурского яз. И. Т. Мороз.
Комментарии
1. "Коутоу" (кит.; то же самое, что и "кэтоу”) — название китайского церемониального (ритуального) поклона. В Китае существовало несколько видов или степеней этой церемонии. Полное "коутоу" исполнялось на аудиенции у императора и состояло из трех коленопреклонений и девяти ударов лбом об пол. Эту церемонию заставляли исполнять всех прибывавших в Китай не только перед императором, но и перед входом во дворец, перед троном (даже пустым), во время оглашения императорского указа и т.д.
Было еще ”коутоу” двух третей (два коленопреклонения и шесть ударов лбом об пол), ”коутоу" одной трети (одно коленопреклонение и три удара лбом об пол) и модифицированное "коутоу”, заключавшееся в трех коленопреклонениях и девяти склонениях головы над руками на полу (Казаним М. Н. Комментарий к статейному списку // Идее, Избрант и Бранд. Адам. Записки о русском посольстве в Китай, с. 350-351). Эти поклоны исполнялись в других случаях и перед особами более низкого ранга. По поводу церемонии ”коутоу” существует большая литература (Rockhill W. W. Diplomatic audiences of the cort of China. — London, 1905; Мартынов A. C. Мясников B. C. Империя Цин и Русское государство в XVII веке // Народы Азии и Африки. — 1985. № 5. — С. 182-189; относительно аудиенций у китайских императоров для иностранных посланников, начиная с 60-х годов XIX в., см.: Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация, с. 576-582).
Эта унизительная для иностранцев церемония, не претерпевшая изменений со времени возникновения империи Тан до заключения Китаем в 1858 г. Тяньцзиньских договоров (с Франицей, Великобританией, Россией и США), была обусловлена китаецентристскими взглядами Китайской империи, не рассматривавшей своих соседей, как равных себе. Подобный взгляд был распространен в Цинской империи и на Российское государство.
Если посол отказывался от исполнения придворного церемониала, он не допускался ко двору и высылался из страны. Тем самым он лишался возможности выполнить возложенные на него дипломатические обязанности. Так, например, Федор Исакович Байков (см. коммент. 1 к док. № 103), не имея инструкций на этот счет от своего государя и боясь его унизить, отказался исполнить "коутоу" и поэтому вернулся в Россию не выполнив данного ему поручения. Правда, как считают Н.Ф . Демидова и B. C. Мясников, это не было главной причиной неудачи посольства (Демидова Н. Ф., Мясников B. C. Первые русские дипломаты в Китае, с. 93). После Ф. И. Байкова все русские посланники (Спафарий, Идее, Измайлов, Рагузинский) исполнили полное ”коутоу" (Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация, с. 566-568). Совершали эту церемонию также голландские и португальские послы, приезжавшие в Китай (там же, с. 565-566). Английский посол Маккартней (см. коммент. 2 к док. № 59), по его словам, отказался исполнить ”коутоу”, а стал лишь на одно колено и поцеловал руку императора Хун Ли. В результате это посольство также закончилось неудачно: ни одно из требований Маккартнея, изложенных им в письме императору, не было принято (Новая история Китая, с. 54-55).
Нежелание посла Ю. А. Головкина обучиться и исполнить придворную церемонию даже не в Пекине, а в Урге перед столом с курящимися благовониями (символизирующими личность богдыхана) послужило формальным предлогом для отказа принять российское посольство в столице Поднебесной империи. В связи с этим, думается, следует остановиться несколько подробнее на том, как происходили переговоры между обеими сторонами именно по данному вопросу.
Приступая к изложению событий не будем упускать из виду тот факт, что незадолго до прибытия посольства Ю. А. Головкина в Китай, подобную репетицию исполнения придворного церемониала перед табличкой с именем императора проделал в Гуанчжоу Ван Браам — советник голландского посольства Исаака Тицина (1795). Очевидно, как считает И. Коростовец, члены этого посольства не придавали большого значения коленопреклонениям, расточая их довольно охотно, и поэтому "есть основания предположить, что слишком угодливое поведение голландцев повредило престижу европейцев в глазах правительства Дайцинской империи и содействовало неуспеху посольства графа Головкина в 1805 г.” (Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация, с. 572).
Но вернемся к посольству Ю. А. Головкина и напомним, что вопросу о церемониале был посвящен отдельный пункт в инструкции, данной Александром I российскому послу в Цинскую империю. В нем было сказано: ”Хотя при Пекинском дворе строго наблюдается, чтобы в приеме и обхождении с акредитованными особами от других держав, туда приезжающими, не отступать от правил и образцов, издревле у них постановленных для подданных богдыхановых, со всем тем разные чиновники, по времени отсюда туда посланные, успели отклонить некоторые из сих обрядов, наиболее казавшияся противными величеству Российской империи. Мы надеемся, что и вы, следуя тем примерам, не оставите употребить все старания, чтоб прием, который вам учинен быть имеет, поколику возможно, соответствовал знаменитому качеству, коим облечены вы и достоинству империи нашей, а для сего и должно до въезда вашего в Пекин или в другое место пребывания государя китайскаго условиться с его министрами о образе, коим вы приняты и отпущены будете, и о этикете, каковой при том соблюден быть должен, но в сем случае, равно как-и в других, не должно жертвовать выгодами, коих ожидаем мы от отправления вашего в Пекин, обряду церемониальному естьлиб, паче чаяния, китайцы упорно настояли в том, чтобы удержать оной в первобытном положении” (см. док. № 130). Именно этим пунктом инструкции и руководствовался Ю. А. Головкин при переговорах с ургинскими пограничными правителями относительно исполнения в Урге церемонии "коутоу".
Впервые требование обучить российского посла ”коутоу" и заставить его исполнить в Урге этот придворный ритуал было выдвинуто в указе императора Юн Яня (1805 г., не ранее октября 7), который был получен ургинскими пограничными правителями 17 октября. К этому времени российское посольство уже находилось на границе в Кяхте. Причем (обратим на это особое внимание) согласно указу требование относительно обучения и исполнения церемонии в Урге следовало предъявить послу не фазу. Сначала надо было настоять на сокращении численности посольства, предъявлении списка ”дани" и текста поздравительного адреса богдыхану по случаю представления ”дани” и только после этого ургинским пограничным правителям предписывалось сообщить послу, что в Цинской империи существует ”утвержденная законом церемония”, которая исполняется на аудиенции у великого и премудрого императора, а затем заставить Ю. А. Головкина обучиться ее исполнению. При этом император оговаривал в своем указе еще одно непременное условие: эту церемонию послу надлежало проделать ”без малейшего колебания с почтительным выражением лица". И лишь в случае выполнения всех перечисленных в указе требований богдыхан разрешал дальнейшее следование посольства из Урги в столицу Поднебесной империи. В противном случае Юн Янь повелевал отправить его обратно в Россию (см. док. № 180).
После получения в Урге этого указа события развивались следующим образом. Ургинские пограничные правители Юндендорж и Фухай, в точности следуя императорскому повелению, отправляют 13 ноября 1805 г. Ю. А. Головкину письмо, в котором настаивают на сокращении численности посольства, но не сообщают ему о получении императорского повеления обучить посла придворной церемонии в Урге (см. док. № 87). Ничего по этому поводу они не передали и через курьера Санжихаева, который в это время приезжал с корреспонденцией в Ургу (см. док. № 188).
Впервые вопрос о придворном церемониале (в общем плане) обсуждался с представителем российской стороны первым секретарем посольства Л. С. Байковым, направленным Ю. А. Головкиным в Ургу для переговоров относительно сокращения свиты (см. док. № 201). Байков прибыл в Ургу 23 октября 1805 г. Но прежде чем он встретился с ваном и амбанем, к нему для предварительной беседы были присланы цинские чиновники, которые сказали ему, что надо договориться о церемониале и сообщить содержание верительной грамоты. На это Байков ответил: ”Что же до просьб договориться на границе о церемониале и официально сообщить содержание верительной грамоты, то они недопустимы и незаконны; что на сей счет существуют установленные правила, кои нельзя преступить”. После этого Л. C. Байков получил у вана и амбаня две аудиенции. На первой (25 октября) они задали ему такой вопрос: ”Сведущ ли граф Головкин в установленных у нас обычаях? Знает ли он, в первую очередь, об обычае простираться ниц перед императором, будучи ему представленным, и подчинится ли он сей церемонии?" На это Байков ответил: ”Обо всем, что касается церемониала, речь не может и не должна идти на границе". Больше вопрос об исполнении церемониала между представителями обеих сторон не обсуждался, и 27 октября Байков отправился обратно (см. док. № 202).
А в это время император Юн Янь издает новый указ (1805 г., не ранее октября 28), который был получен ваном и амбанем 6 ноября. В нем он снова повелевает обучить посла придворному церемониалу в Урге. Но чтобы как-то оправдать это ”нововведение”, богдыхан приказывает в случае исполнения Ю. А. Головкиным придворной церемонии, устроить в Урге в его честь праздничное угощение (см. док. № 204). Это же повеление повторяется и в следующем указе (см. док. № 208), который прибыл в Ургу 13 ноября.
Таким образом, с одной стороны, ургинские пограничные правители были поставлены перед необходимостью неукоснительно следовать императорскому повелению об исполнении церемонии в Урге, с другой стороны, они уже знали мнение российской стороны по этому вопросу из бесед с Л. C. Байковым. Поэтому ван и амбань начинают действовать не напрямую, а исподволь. На следующий день после получения последнего императорского указа Юндендорж и Фухай отправили российскому послу письмо, в котором просили его в письменном виде подтвердить слова первого секретаря посольства о том, что на аудиенции у богдыхана Ю. А. Головкин исполнит придворный церемониал (см. док. № 210). В "Журнале пребывания в Урге” (см. док. № 202) не говорится о том, что Л. C. Байков давал ургинским пограничным правителям такое обещание. Но, тем не менее, Ю. А. Головкин согласился на это новое требование из Урги: "Касательно церемониала при представлении меня пред лице его богдыханова величества, то ведая обряды, кои соблюдаемы были предшественниками моими, я без сомнения оным последую..." (см. док. № 213). Как видно, и на сей раз речь не идет об обучении и исполнении ”коутоу” в Урге. Ответа на это письмо от вана и амбаня не последовало.
Затем, еще до отъезда посольства из Кяхты, туда прибыл (12 декабря 1805 г.) маймайчэнский цзаргучи с поручением от вана и амбаня — объявить Ю. А. Головкину указ императора (см. док № 218) о согласии на прибытие посольства в Пекин. По всей видимости, цзаргучи также было приказано разузнать об отношении российского посла к исполнению придворного церемониала. Это предположение основывается на поведении цзаргучи. Так, сначала он встретился с Л. C. Байковым и предуведомил его, "что когда он будет объявлять послу его богдыханова величества указ, то он для вяшщаго изъявления почитания своего высокой особы его величества должен выслушать объявление сие стоя, и хотя по их обыкновению подобныя повелении выслушиваются стоя на коленях, но он довольствуется тем, естьли посол выслушает указ сей стоя". На что Байков заявил, что посол ”не применет изъявить сколь лестно для него предстать пред лице его богдыханова величества, ...но качество чрезвычайнаго и полномочного посла не позволяет ему давать аудиенции иначе, как сидя". С этой же просьбой цзаргучи обратился и к послу при встрече с ним, но вновь получил отказ (см. док. № 212). Конечно, об этом разговоре было немедленно доложено в Ургу.
Вступив на территорию Цинской империи, Ю. А. Головкин (со станции Ташир) послал Юндендоржу и Фухаю письмо о следовании посольства и отправлении в Ургу в качестве гонца первого секретаря посольства Л. C. Байкова с поручением договориться о первом посещении (см. док. № 212, 244). Из Урги был получен ответ, полный успокоительных и благожелательных выражений, но в нем ни слова не говорилось ни об обучении и исполнении придворной церемонии, ни об устройстве в честь посла праздничного угощения (см. док. № 244). Итак, до самого приезда в Ургу российский посол был в полном неведении о том, что в этом пограничном городе его собираются обучить и заставить исполнить придворную церемонию "коутоу". Однако и в Урге переговоры по этому вопросу начались не сразу.
Как следует из Протокольной записки о переговорах посла Ю. А. Головкина и первого секретаря посольства Л. C. Байкова с ургинскими пограничными правителями, последний, прибыв в Ургу раньше посла, имел с ваном и амбанем три "конференции", но вопрос о церемониале на них не поднимался. По приезде в Ургу российский посол первым нанес визит вану и амбаню. Однако, как во время этой встречи, так и во время ответного посещения ургинскими пограничными правителями Ю. А. Головкина, разговор о церемониале не шел. Ван и амбань сообщили только, что по повелению богдыхана "назначен для него праздник”. А 4 января 1806 г. они прислали секретаря Токтобу, который во время разговора с Л. C. Байковым относительно предстоящего праздничного угощения высказался в том смысле, ”что посол без сомнения на таковую особенную милость его богдыханова величества изъявит свою благодарность”. Первый секретарь посольства на это ответил, что за милость императора посол ”пред начатием стола, взяв рюмку вина, вставши, будет желать его величеству многолетняго здравия и благополучнаго царствования и что сей обряд совершается пред лицем великаго императора нашего". На все это Токгобу ничего не возразил. Когда же Ю. А. Головкин прибыл к вану и амбаню, то они до начала угощения потребовали, чтобы он исполнил ”три коленопреклонения и девять поклонов пред возженною жертвенницею, стоящую на полдень, пред которою лежали три красныя суконныя подушки". Посол ответил, что он не был об этом предупрежден, и отказался исполнить данную церемонию (см. док. № 212).
События, происходившие в Урге и изложенные в докладе ургинских пограничных правителей на высочайшее имя, практически совпадают с тем, о чем говорится в Протокольной записке. В своем докладе (1806 г. января 13) ван и амбань сообщили, что 3 января они имели с российским послом две встречи и во время второй уведомили его, что на следующий день по милости императора в честь Ю. А. Головкина будет праздничный обед (угощение). Утром 4-го числа ургинские пограничные правители посовещались и решили поступить таким образом. После того, как будут закончены все приготовления к этому угощению, объяснить Головкину, что в Срединной империи существует "церемония земных поклонов, стоя на коленях, исполняемая за милость императора", а затем потребовать, чтобы российский посол вместе с ними исполнил эту церемонию. Для разъяснений, как сказано в докладе, в русский лагерь был послан секретарь Токтобу. Однако данное ими поручение выглядит, мягко говоря, несколько странно: ван и амбань поручили Токтобу (что следует из того же доклада) ”в подходящий момент, во время разговора" объявить русским, что им будет пожаловано праздничное угощение. Токтобу возвратился и сказал, что "он все объяснил русским через их переводчика" (см. док. № 252).
Таким образом, и из маньчжурского документа следует, что когда Головкин пришел к вану и амбаню на праздничный обед, то их требование исполнить до пиршества вместе с ними придворную церемонию (перед жертвенным столом с курящимися благовониями, стоящего у восточной стены) было для него полнейшей неожиданностью. Интересно, что ургинские пограничные правители настаивали на обучении и исполнении Ю. А. Головкиным придворного церемониала в Урге не только в благодарность за оказанную русским милость (праздничное угощение, пожалованное богдыханом), но и потому, что, мол, российский посол в своем письме подтвердил, что исполнит ”коутоу” на аудиенции в Пекине, так почему бы не совершить ее здесь, в Урге. В ответ Ю. А. Головкин вновь повторил, что он слышит об этом впервые и исполнит "коутоу", как и писал, лишь на аудиенции у цинского императора.
Начались долгие споры и переписка о возникшем "недоразумении”. Ургинские ван и амбань обвинили Токтобу, который лишь "проронил” слово "поклонение”, а донес им, что все объяснил послу. Ван также извинился перед послом за то, что при свидании с ним ”забыл уведомить его о сем обряде". Виновным был назван и переводчик Владыкин, который однако утверждал, что все сказанное Токтобу перевел точно. Выяснение отношений ни к чему не привело: российский посол Ю. А. Головкин категорически отказался обучиться и исполнить в приграничном городе церемонию "коутоу”, заявив, что в своих действиях он основывается исключительно на ”данных ему высочайших предписаниях" и поступает ”сообразно с прежним примером" (см. док. № 212).
Боясь осложнений в столице (вдруг Ю. А. Головкин откажется исполнить и там придворную церемонию), ургинские пограничные правители в вышеприведенном докладе просили издать высочайший указ с повелением "прогнать русское посольство обратно в Кяхту" (см. док. № 252). Указ императора (1806 г., не ранее января 21) о возвращении русского посольства в случае неисполнения в Урге церемонии "коутоу” был получен ургинскими пограничными правителями 29 января 1806 г. (см. док. № 263). Вскоре посольство Ю. А. Головкина отправилось обратно.
2. В АВПРИ хранится заверенная копия перевода с монгольского языка предписания Лифаньюаня ургинским пограничным правителям от осенней последней луны 23 дня (23 октября 1805 г.) с указом императора Юн Яня о порядке приема русского посольства:
/л. 366/ Список с манжурского орегинала,переводимага на монгольской язык дзаргучейским писарем, а с онаго на российской писан сотником Назимовым.
От великаго внешними монгольскими провинциями управляющаго джурганя куренским джанжун вану Люйзюмжи с товарищи. По насланному в сей джургань от великаго богдоидзын хана (подчеркнуто в тексте. — Состав.) имянному указу предписывается вам следующее:
1. Чтобы вы, изобрав из чиновников хорошаго поведения и расторопнаго, отправили немедленно в Кяхту для приема следующего в наше государство российскаго посла, с тем ему предписанием, чтобы он, когда станет видаться с сказанным послом, то бы наперво его уведал, с чем он посылается к нашему богдо идзын хану, то есть с подарками или с каким от вас требованием и сколько, каких при нем чиновников, простых людей, равно и тягости и в каком она виде, колми паче пребывающей бы в Кяхте дзаргучий чрез своих подчиненных от российскаго простого народа обо всем обстоятельно старался вернее о сем узнать и что узнано будет, обо всем бы доносили вам, а вы наскоре джурганю.
2. Между тем разослать, в четыре ближащия от Куреня муджи (на полях примечание: по маньжурски губерний. — Состав.), чтоб во оных с прожитошнаго народа учинить побор деньгами, разным скотом и где как можно, однакож не отягощать до крайности народа, что собрав, распродать на деньги и искупить на оныя где можно /л. 366об./ разных для заготовления кушанья потребностей, хранить оныя в бережливости до прибытия в Курень посла.
3. Когда оной принят со всею тягостию будет, то препровождать его до Куреня на мунгальских лошадях и верблюдах с крайнею учтивостию и почтением, снабжать всем в пути достаточно вяще харчевыми припасами, словом, ничем бы российской посол не был огорчен.
4. По прибытии ж российскаго посла в Курень продержать его тут, яко для отдохновения трои сутки и между тем с исподволь внушить ему, что он не знает их порядку, каким образом по прибытии в Пекин должен будет приступить к великому богдо идзын хану, тоб поучить его в Курене и как можно склонять посла к потребному сему для богдо идзын хана. В случае же в сем упорстве, донести великому джурганю. А как скоро будет сему согласен, то, остановя его в Курене имянем идзын хана сделать тридневное пиршество с веселостями, внушая, что все сие чинится по воле нашего богдохана и что все припасы присланы нарочно из Пекина для сего посла, а здесь яко в столичном городе к приему российскаго посла распоряжении уже чинятся.
Дальнейшее припровождение зависит от калганскаго градодержателя Джуань Кянь Юнь.
Осенняго последняго месяца.
Под тестом заверено: С переводом свидетельствовал коллежский асессор Петр Измайлов. (АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, 1-7,1805 г., д. № 1-а, п. 27, л. 366-366 об. Заверенная копия перевода с монгольского яз.; другая копия, заверенная Головкиным — там же, л. 420-421).
3. По правилу этикета, неукоснительно соблюдавшемуся в Цинской империи, все, что относилось к особе императора (напр. слова "премудрый император”, "императорская милость”, "императорский указ”), слова, обозначающие название государства (напр. "Срединное государство”, "Поднебесная империя”) и др. должны были обязательно выноситься (писаться) выше предыдущей и последующей строки (маньчжурское письмо имеет вертикальное направление, о чем уже упоминалось ранее). Данное правило соблюдалось не только в делопроизводственной, но и в частной переписке.
Соблюдения этого правила русской стороной цинские чиновники требовали и раньше. Так, например, в марте 1692 г. в Пекин было отправлено посольство во главе с Эвертом Избрантом Идесом. И хотя русский посол был дважды допущен во дворец императора, цинские власти, придравшись к тому, что в царской грамоте титул богдыхана был написан ниже титула русского царя, вернули Идесу грамоту царя и подарки (Новая история Китая, с. 60). Однако, Ю. А. Головкин был того мнения, что прежде ”каждый со своей стороны писал титул своего государя прописными, не соблюдая таковой формы для государя другой империи. Стало быть, пекинский кабинет воздвигает ныне новое требование, без всякой замены со своей стороны...” (см. док. № 351).
По поводу нарушений в написании титулатуры цинского императора в документах русской стороны во время посольства Ю. А. Головкина, см. рапорт переводчика Парышева сибирскому генерал-губернатору И. О. Селифонтову (см. док. № 211) и рапорт на имя Ю. А. Головкина переводчика маньчжурского языка А. Г. Владыкина (см. док. № 414).