№ 102

1805 г., не ранее мая 26 *. — Предписание Военного совета ургинскому пограничному правителю Юндендоржу с указом императора Юн Яня о сокращении свиты посольства Ю. Л. Головкина и с запрещением прибытия вместе с ним очередной смены Российской духовной миссии в Пекин

(* — Июня 10)

/л. 119/ Получено 5 луны 25 дня (Датируется по времени указа императора (Цзяцин 10 г. 5 луна 10 день)).

Указ императора от 10 года Цзяцин 5 луны 10 дня гласит:

В докладе, представленном Юндендоржем и прочими сказано:

Получено письмо от русского губернатора (См. док. №  87), в котором сообщается, что главой посольства назначен знатный вельможа из числа приближенных их хана, сенатор, который в сопровождении трех помощников и свиты из 200 с лишним человек отправлен ко двору для представления дани и что в 8 луне сего года (В сентябре 1805 г.) они прибудут в Кяхту. Губернатор также просит заблаговременно приготовить лошадей, верховых и годных к упряжке /л. 120/ а также другие необходимые для посольства вещи и пишет, что воспользовавшись данным благоприятным случаем, они хотят произвести замену учеников [Российской духовной миссии]. Юндендорж и прочие представили на высочайшее воззрение письмо губернатора (См. док. № 87), составленный ими проект ответа русскому губернатору (См. док. №  95) и просят издать указ.

Данный вопрос было поручено рассмотреть членам Военного совета. После изучения архивных документов императору был представлен доклад, где сказано следующее. Согласно документам, в годы Шуньчжи и Канси русские присылали ко двору послов для представления дани, однако в каждом из этих посольств число людей не было очень большим. В пятый год Юнчжэн число вышеназванных послов было очень велико,/л. 121/ поэтому русским дали указание его сократить, и после того, как посольство было намного уменьшено, его доставили ко двору (О предыдущих русских посольствах в Цинскую империю см. док. №  103).

На сей раз русские отправили ко двору в качестве послов своих чиновников высокого звания, что свидетельствует об их почтительности и покорности, поэтому просьбу [русских] можно было бы повелеть исполнить, однако число посланных людей весьма велико, и совершенно справедливо его намного уменьшить, как это делалось прежде. Очень правильно, что Юндендорж и прочие пришли к этой мысли.

Однако, просмотрев составленный ими проект письма губернатору, мы убедились, что его содержание, как всегда, слабоумно. Поэтому здесь вместо Юндендоржа и прочих был составлен черновик ответа губернатору и послан в Курэнь./л. 122/ Когда данное разъяснительное письмо будет получено, Юндендорж и прочие должны будут его перевести и уже оттуда послать губернатору. Если русские, решившись на какие-либо изменения, пришлют письмо — представить срочное донесение. Когда прибудет донесение, я, смотря по обстоятельствам, издам новый указ. [142]

Если, получив данное письмо, русские с почтением и покорностью исполнят указание и, намного уменьшив свою свиту, пожелают прибыть ко двору, Юндендорж и прочие должны будут лишь исполнять ранее изданный указ (См. док. №  60), а именно: Юндендорж, учитывая необходимость прибыть в столицу в 12 луне (В январе-феврале 1806 г.), должен будет взять на себя охрану послов /л. 123/ и в десятой луне (В конце ноября 1805 г.) выступить из Курэня. Если, получив данное письмо, русские пришлют не очень почтительный ответ и не согласятся сократить свою свиту, повелеваю Юндендоржу немедленно отправить им письмо с решительным отказом, одновременно представив всеподданнейшее донесение. Если после этого русские остановятся на полпути и не приедут, сойдет и так. Не нужно представлять доклады с бесконечными просьбами издать высочайшее повеление.

Как бы то ни было, русские — люди из иностранного государства ¹ и не знают обычаев нашего Срединного государства. И только в том случае, если число прибывших послов будет совсем небольшое, их будет нетрудно держать всех в одном месте под охраной. В продолжение всего этого времени Юндендорж и прочие должны в письмах и при встречах с людьми, которые будут впредь от них присылаться, давать такого рода разъяснения: один только путь до столицы далек,/л. 124/ к тому же после Имянга чжасэ ² по дороге встретится множество гор, и поэтому повозкам будет трудно продвигаться в пути. Мы не приглашаем так много ваших людей только из милосердных помыслов великого и премудрого императора, который опасается, как бы люди из иностранного государства не претерпели в дороге лишения и беспокойства и не заболели от непривычного климата.

Далее, это единственный случай, когда русские обратились с просьбой уведомить великий Трибунал о том, что они, воспользовавшись данным благоприятным обстоятельством, захватили с собой священников и учеников для замены прежнего состава [Российской духовной миссии]. Раньше подобного обычая не было, поэтому только решительным отказом можно будет пресечь намерение людей иностранного /л. 125/ государства постепенно выведать [наши дела].

В настоящее время из Лифаньюаня послан лист в Сенат (См. док. № 104). Получив этот лист, Юндендорж и прочие должны отправить его губернатору для дальнейшего препровождения по назначению.

Затем, когда будет совершенно точно установлено, сколько лошадей, верблюдов, повозок, монгольских юрт и всего прочего потребуется для прибытия вышеназванных послов ко двору, Юндендорж и прочие должны будут вновь просчитать, достаточно ли этого количества, после чего отправить Фэркэнгэ, Янгяню и прочим предписания о том, чтобы все это было заблаговременно заготовлено на тех почтовых станциях, через которые проследует русское посольство.

Когда прибудут чжангини, битхэси и переводчики,/л. 126/ прежде командировавшиеся в Курэнь и хорошо знающие натуру русских, Лифаньюань должен будет поручить подвластному им Курэню отобрать из их числа лучших и отправить [вместе с посольством]. Нужное число гунов, дзасаков и прочих отобрать в землях, подведомственных Юндендоржу и прочим, представить доклад и после этого также отправить их [с посольством]. В это же время я назначу специального амбаня и пошлю его, чтобы он вместе с Юндендоржем охранял посольство. [143]

Далее, снять копию с листа Лифаньюаня, отправленного в Сенат, а также с докладной записки на китайском языке (См. док. № 103) о численности русских посольств, прибывавших ко двору в годы Шуньчжи и Канси, которая была представлена трону после наведения справок в архивных делах, и послать Юндендоржу и прочим для ознакомления.

Всеподданнейше исполнить высочайшее повеление. Для сего послано предписание.

ЦГИА Монголии, ф. М-1, д. №  639, л. 119-126. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз. Перевод с маньчжурского яз. И. Т. Мороз.

Комментарии

1. По маньчж.: тулэрги гурунь (кит.: вайфань) — внешнее, иностранное государство. Под этим названием в Китае чаще всего имелись в виду государства-данники, зависимые (Захаров И. И. Полный маньчжурско-русский словарь, с. 757). Однако этот термин имеет, по крайней мере, три значения. Подробнее см.: Воскресенский А. Д. О многозначности термина ”вайфань" // Тез. докл. научн. конф. ”Общество и государство в Китае". — М., 1987. — Ч. 2. — С. 163-165.

2. Имянга чжасэ (маньчж.), Чжанцзякоу (кит.) — название города у прохода через Великую китайскую стену по дороге из Монголии в Пекин, издавна известен русским под названием Калган. Бичурин считает, что название это происходит ”от монгольского слова Халга, что значит проход, ворота. Жители, ближайшие к какому-либо городу, обыкновенно не называют сего города по имени, а просто городом. Сим образом русские, часто слыша от монголов слово Халга, превратили оное в собственное имя заставы Чжан-цзя-кхеу. Калган разделяется на две части, верхнюю и нижнюю. Последняя лежит с южнаго приезда и имеет небольшую крепостцу, в которой живет Фу-ду-тхун, помощник корпуснаго генерала. Она собственно называется Чжан-цзя-кхэу-пху, и лежит в пяти ли от пограничных ворот к югу. Верхняя часть лежит у гор при выезде за границу и с севера прикрыта крепкими кирпичными воротами, построенными в Великой стене в ущельи. между двумя каменными отвесными утесами. Чжан-цзя-кхэу прежде было название самаго сего прохода в Великой стене и селения, составлявшего верхнюю часть. Ныне все пространство от пограничных ворот к югу до крепости заселено, и обе части совокупно разумеются под названием Чжэн-цзя-кхэу.

Калган есть военная крепость: почему здесь имеет пребывание чахарский корпусный генерал со множеством военных и гражданских чиновников... Здесь учрежден сухопутный и торговый порт, единственный, через который дозволено китайцам производить торг с Кягтою. Почему Калган служит исключительным складочным местом всех отпускаемых в Кягту и привозимых из Кягты товаров. Здесь есть таможня, в которой собирают пошлины с товаров вместо Кягты, где оныя отменены по странному недоразумению одной статьи (4-й статьи Кяхтинского договора 1727 г. — Состав.), предложенной российским комиссаром при последнем заключении пограничного договора” ([Бичурин Н. Я.]. Записки о Монголии, т. 1, с. 29-30).