№ 4
1803 г. мая 4. — Рапорт кяхтинского пограничного начальника А. И. Соколова 1 в Коллегию иностранных дел о сообщенных вновь прибывшим в Маймайчэн 2 цзаргучи Кэсиком 3 сведениях о Российской духовной миссии в Пекине 4
/л. 110/ В Государственную Коллегию иностранных дел ведомства оной Коллегии находящагося в Кяхте при разборе и разсматривании пограничных дел надворного советника Соколова рапорт.
Прибывший из Пекина нынешний новый джаргуций 5 Ке в китайские Маймачины уведомляет меня чрез посыланнаго к нему губернскаго регистратора Максимова, отправляющего толмаческую должность на мунгальском языке, о находящейся в Пекине Российской духовной свите (Так в тексте) и студентах, что по отъезде ево из Пекина остались они благополучны, но о числе не упоминает. А о студентах изъясняется, что в языках получили довольное знание, /л. 110об./ и что он знает их лично, поелику продолжал службу в Лифуюане (Трибунале) 6, где их и видал, приходящих для получения месячного ханскаго жалованья.
Надворный советник Соколов.
Ч[исла] 4 майя 1803 года.
Кяхтинский фарпост.
На л. 110 над текстом: Получен 24 июня 1803-го.
АВПРИ, ф. СПб. Главный архив. IV-4, оп. 123,1802-1804 г., д. № 1, л. 110-110 об. Подлинник.
Дубликат рапорта в адрес канцлера А. Р. Воронцова 7. — Там же, л. 109-109 об.
Комментарии
1. Соколов А. И. — надворный советник, в документах сборника именуется, как ”ведомства Государственной коллегии иностранных дел, находящийся в Кяхте при разборе и рассматривании пограничных дел”; был назначен на эту должность в 1801 г. на основании условий ”Международного акта о порядке русско-китайской торговли через Кяхту" 1792 года (см.: Русско-китайские отношения. 1689-1916, с. 24-26). Об обстоятельствах назначения А. И. Соколова сообщается в Записке секретаря Коллегии А. М. Иванова члену коллегии И. А. Вейдемейеру (см.: АВПРИ, ф. СПб. Главный архив, 1-7, 1805 г., оп. 6, д. № . 1-а, п. 20, л. 140-143). Ю.А. Головкину было поручено провести ревизию деятельности А. И. Соколова, в результате чего в феврале 1806 г. последний был смещен с занимаемой должности и на его место назначен коллежский асессор П. А. Измайлов (см. док. № . 307).
2. Маймайчэн, совр. г. Алтан-Булак (Монголия), расположен на юг от Кяхты, на левом берегу реки того же названия. Слово ”Маймайчэн”, считает Семивский, состоит из трех китайских слов: май ”продавать", май ”покупать” и чэн ”город", что означает ”торговый город"(Семивский Н. В. Новейшие любопытные и достоверные повествования, с. 147). Иакинф Бичурин дает другое объяснение этому названию: ”Против самой Кягты, на юг, в 120 саженях от пограничной черты лежит китайское местечко, называемое Май-май-чен, потому, что сие местечко обнесено небольшою из глины сбитою стеною (иероглиф чэн означает: город, стена. — Состав.). Купеческое строение внутри состоит из низменных мазанок; ибо строить каменныя заведения при границе с обеих сторон не дозволяется... В Китае и самый Маймайчен называют Кягтою" ([Бичурин Н. Я.] Записки о Монголии, т. 1, с. 124). Он также сообщает, что, по словам китайских купцов, ”в кягтинском Маймайчене есть положение, чтобы мальчики, принимаемые в лавку, в течение первых двух лет непременно обучились несколько говорить по-русски, особенно знать слова, до торговли относящиеся; по прошествии двух лет оказавшегося неспособным высылают обратно в Китай. Но как они обучаются говорить не из употребления, а из записок, то выговор их столь неправилен, что не привыкший к оному с великим трудом может их понимать. Наши купцы вместо того, чтобы поправлять неправильный выговор китайцев еще сообразуются с оным; отсюда произошло то испорченное русское наречие, которым говорят наши купцы с китайцами в Кягте” (там же, с. 106). Очень интересное описание Маймайчэна оставил художник А. Мартынов, проследовавший через эту слободу в составе посольства Ю. А. Головкина: ”Против Кяхты, на другом берегу ручья, во 100 не более саженях, находится китайская слобода, называемая Май-май-чены, что значит торговой городок. Она также построена как и русская (слобода Кяхта — состав.) четвероугольником. В северной и южной стороне находится трои ворот с каланчами. Пред теми, кои обращены к русской слободе, построены досчатые заборы, дабы нельзя было видеть, что происходит во внутренности слободы. На них изображена китайская буква фу, то есть счастие. Улицы прямы и идут к воротам, отчего слобода разделяется на несколько правильных четвероугольников. Посреди города на перекрестке обеих главных улиц построена высокая башня над пространною залою; в ней висят деревянные досчечки, на коих изображаются повеления начальника. На башню сию всходят по крыльцам со всех четырех сторон. На нижнем краю ея кровли, построенной уступами, висит множество чугунных и другаго металла колокольчиков разнаго вида, которые при самом слабом ветре издают весьма приятные звуки.
Домы построены плотно один подле другаго, и редко обращены окнами на улицу... На улицах и во дворах приметна великая опрятность. По законам китайским запрещается жить женщинам в пограничных городах и селениях, а потому и Кяхта (то есть Маймайчэн — состав.) населена одними мужчинами; богатые имеют наложниц из монголок, но и те живут в юртах вне городской ограды.
Близ южных ворот, по левую руку находится дом живущего в Кяхте манжурского начальника, называемого джаргочий (см. коммент. 5 к этому док.). При нём всегда бывает главный караул, состоящий обыкновенно из 100 или 50-ти конных пограничных монголов”. Далее Мартынов сообщает, что около дома цзаргучи находятся два великолепных храма, а к югу от них ”стоит на площади, имеющей сообщение с двором дзаргочия, высокий, раскрашенный и покрытый лаком столб. На нем поднимаются в торжественные дни большие флаги и вымпела, а по ночам факелы и фонари” (Живописное путешествие, с. 59-62). Другой участник посольства Ю. А. Головкина Ю. Клапрот пишет, что на китайском пограничном столбе, стоявшем у Маймайчэна, было ”написано по-китайски: Май-е-чу, то есть, торговое и меновое место, и по-маньчжурски: худай-ба, торговое место" (Клапрот Ю. Замечания о китайско-русской границе // Северная Азия. — 1823. — Ч. 6. — № . 12. — С. 414, примеч. под строкой).
3. Кэсик в маньчжурских документах именуется как ”чжургань и чжангинь”, а в русских — цзаргучи.
В одном из своих донесений на имя императора Юн Яня (см. коммент. 3 к док. № б) ургинские пограничные правители так характеризуют Кэсика: ‘Тамошний чжургань и чжангинь Кэсик прибыл [в Маймайчэн] только в этом (1802 — И. М.) году, но уже хорошо изучил натуру русских и монголов” (ЦГИА Монголии, ф. М.-1, д. № . 621, л. 229-230. Запись в журнале Канцелярии ургинских пограничных правителей на маньчжурском яз.).
По мнению общавшегося с ним Я. О. Ламберта (см. коммент. 3 к док. № 78), Кэсик добросовестно относился к своим обязанностям: ”сам писал и хранил все важные бумаги, в то время как нынешний (Жуйчунь – И. М.) больше вверяется своим подчиненным" (см. док. № . 376).
В начале 1806 г. (после пребывания на этой должности сверх положенного трехлетнего срока) Кэсик обратился к ургинским пограничным правителям с просьбой о его замене и возвращении на прежнее место службы (очевидно, в Лифаньюань). Ургинские правители в своем докладе на высочайшее имя предложили назначить на эту должность эчжэку хафаня Жуйчуня, служившего до этого в Урге, на что из Пекина было получено согласие (см. док. № . 370). О торжественных проводах Кэсика из Маймайчэна в мае 1806 г. (см. там же).
4. Российская духовная миссия в Пекине — православное церковное учреждение, которое с начала XVIII в. вплоть до второй половины XIX в. выполняло функции неофициального дипломатического представительства России в Цинском Китае. Её созданию предшествовало появление в 1685 г. в Пекине русской колонии из взятых в плен защитников Албазина (см. коммент. 3 к док. № . 93). Впоследствии на месте их поселения образовалось Северное русское подворье (кит.: элосы бэйгуань).
В начале 90-х годов XVII в. здесь была возведена небольшая часовня, освященная священником о. Максимом (Максим Леонтьев — также пленный албазинец; он привез с собой из Албазина церковную утварь и святые иконы); он же, освятив в 1696 г. часовню во имя св. Софии, приступил к совершению богослужений. Эта часовня и ”послужила зародышем нашей ”Духовной миссии", насчитывающей ныне почти 200 лет существования". (Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация. — СПб., 1898. — С. 385).
В 1711 г. в Пекин прибыл торговый караван под начальством Г. А. Осколкова, которому российское правительство поручило ходатайствовать о допущении в Пекин Российской духовной миссии (к тому времени в Пекине никого из духовных лиц не осталось, кроме престарелого священника Дмитрия Нестерова, также из пленных албазинцев). Император Сюань Е дал на это согласие, и в конце 1715 или в начале 1716 г. в Пекин вместе с возвратившимся в Китай посольством Тулишэня (см. коммент. 5 к док. № . 53) прибыла 1-я миссия из 9 человек во главе с архимандритом Илларионом Лежайским (Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация, с. 386; Скачков называет 1715 г. — Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения, с. 358). Юридически существование Российской духовной миссии в Пекине закрепила 5-я статья Кяхтинского договора 1727 г.
Российская духовная миссия являлась важным каналом неофициальных отношений между Россией и Китаем и сыграла значительную роль в развитии культурных связей между двумя странами, а научная и литературная деятельность многих ее членов способствовала распространению в России знаний по истории Китая и жизни его народа, изучению китайского и маньчжурского языков, литературы, а также положила начало ознакомлению китайского народа с русской культурой.
Во второй половине XIX в. политико-дипломатическая роль Российской духовной миссии значительно уменьшилась (в связи с подписанием русско-китайского Тяньцзинского договора (1858) и появлением в Пекине российской дипломатической миссии), и в начале XX в. она превратилась в чисто церковное учреждение.
Подробнее см.: Православие на Дальнем Востоке. 275-летие Российской Духовной Миссии в Китае. СПб. 1993.
5. Цзаргучи (монг.: судья, чиновник, совмещавший судебные и административные функции), состоял ”при каждом амбане для разбора дел, возникавших между проживавшими в Монголии китайцами и между китайцами и монголами" (Семивский Н. В. Новейшие любопытные и достоверные повествования, с. 147).
С 1729 г. ”по случаю заведения торговли на Кяхте” и туда стали присылать цзаргучи для наблюдения за торговлей и жившими там китайцами (Васильев В. П. Открытие Китая, с. 98). Однако важные дела они должны были "представлять на рассмотрение военных начальников, коим был вверен главный надзор над войсками пограничных монгольских князей или к начальнику соответствующей губернии" (Бичурин Н. Я. Статистическое описание китайской империи. Пекин, 1910.-Ч. 1.-С. 189).
Должность цзаргучи получить было не так-то просто. Прежде всего чиновник должен был какое-то время прослужить в Лифаньюане, и уже оттуда он посылался для прохождения дальнейшей службы в Ургу. Здесь, смотря по способностями, он 3 года состоял в должности цзаргучи в китайской торговой слободе Маймайчэне, и, наконец, если он хорошо проявил себя на этой должности, цзяргучи назначался на столько же лет в кяхтинский Майманчэн.
Купцы и все приезжавшие из Китая обязаны были представлять цзаргучи выданные им свидетельства на право производства торговли. В помощь ему назначался бошоку. ”который однако же почти ничего не значил” (Клапрот Ю. Замечания о китайско-русской границе // Северный архив. — 1823.-№ 11.-С. 328).
Как уже говорилось, в маньчжурских документах данного тома цзаргучи называется ”чжургань” и ”чжангинь”, что можно перевести как ”чиновник из Лифаньюаня" или ”министерский чиновник”.
6. Лифаньюань (кит.), Тулэрги голо бэ дасара чжургань (маньчж.) — Палата (или Трибунал) внешних сношений Цинской империи; учреждена в XVII в. для заведывания делами по управлению Монголией, Кукунором и мусульманскими княжествами в застенном (западном) Китае. До 1860 г. это учреждение также вело переписку с Россией через Сенат. В своих действиях Палата руководствовалась Уложением Палаты внешних сношений (издано на русском языке: "Уложение Китайской Палаты внешних сношений”, перевел с маньчжурского Степан Липовцев. СПб., 1828. В двух томах).
Подробнее см: Бруннерт И. С. и Гагельстром В. В. Современная политическая организация Китая, с. 134-139.
Поскольку монголы принимали участие в заседаниях Лифаньюаня, они стали называть это учреждение ”монгол чжургань” (маньчж.: монго чжургань). В маньчжурских документах, включенных в настоящий том, Лифаньюань также чаще всего называется "монго чжургань” или просто ”чжургань". Для удобства переводится нами, как ”Министерство" (хотя функции Лифаньюаня были несколько иные); в некоторых указах императора Александра I это учреждение тоже называется Министерством (см., напр., док. № . 130).
7. Воронцов Александр Романович (1741-1805) — граф, государственный деятель и дипломат; сын государственного деятеля и дипломата Михаила Илларионовича Воронцова (1714—1767); начал службу с 15 лет в Измайловском полку; в 1759 г. учился в Страсбургском военном училище; в 1762-1764 гг. — полномочный министр в Англии, в 1764-1768 гг. — в Голландии; при Екатерине II был сенатором, президентом Коммерц-коллегии; участвовал при заключении договоров России с Францией (1786), Швецией (1790), Турцией (1791). В 1802-1804 гг. — государственный канцлер; выступал за сближение с Англией, содействовал разрыву с Наполеоном и созданию анти-французской коалиции; уделял большое внимание устройству министерств и преобразованию Сената (см. коммент. 1 к док. № . 6). 16 января 1804 г. А. Р. Воронцов был уволен по болезни в отпуск (Очерк истории Министерства иностранных дел, с. 72).