ДОБЕЛЬ П. В.

ЗАМЕЧАНИЯ О КИТАЕ

(Продолжение.)

Военная сила китайцев.

Если верить хотя десятой только доле рассказам китайцев, то военная их сила состоит более нежели из миллиона вооруженных воинов, всегда готовых выступить в поход. Китайцы рассказывают о своей армии чудеса храбрости. Но читатели сами могут судить, какова должна быть сия армия с таким недостаточным оружием и худым устройством, как мы ниже сего опишем.

Оружие китайской пехоты есть: длинные пики, ружья с фитилями, короткие сабли и широкие топоры, насаженные на длинном топорище. Конница их также имеет сабли; но самое лучшее их оружие суть лук и стрелы, [344] которыми, а также и топорами, они владеют с великим искусством. Луки огромной величины, стрелы крепкие и с зубчатым острием; китайцы бросают стрелы с великою силою и весьма метко попадают в цель на далекое расстояние. Ружья их никуда годные; их кладут на подставку неподвижно, и зажигают порох на полке фитилем; европейский солдат успеет десять раз выстрелить, пока китаец зарядит свое ружье и установит его. Артиллерия их весьма малочисленна в сравнении с пехотою и конницею; притом же она в самом худом состоянии. Пушки ставятся на большой деревянной колоде неподвижно, так что их нельзя повернуть ни в которую сторону, а куда наведены, туда и палят, хотя бы на воздух. Точно также поставлены бывают пушки и на кораблях; часто от выстрела они сдвигаются с места и даже опрокидываются, и тогда надобно человек десять или [345] пятнадцать, чтоб поставить ее опять на место. Если корабль на ходу, из него стрелять бесполезно, разве неприятельское судно подойдет к самому борту.

Прежде сего китайцы вовсе не имели военных судов; очень недавно, когда уже морские разбойники стали усиливаться и обеспокоивать берега Китая, решилось китайское правительство унизиться до того, что поручило иностранным офицерам вооружить суда и устроить артиллерию по методе европейской. Старанием одного американского капитана, вступившего в службу китайскую, снаряжено и вооружено несколько судов по-европейски, для охранения приморских берегов от каперов морских разбойников.

Военные экзерциции делаются с таким беспорядком, какого и вообразить трудно; особливо артиллерия китайцев в самом жалком состоянии: [346] она управляется людьми неискусными и сущими невеждами в сей трудной части воинского дела. Странно, что народ, знавший употребление пороха задолго прежде европейцев, делает оный до сего времени самого дурного качества.

Жалованье офицеров и солдат есть самое нищенское и едва достаточное на необходимейшие потребности жизни. Итак не удивительно, что сии бедные люди, вместо того, чтоб быть защитниками мирных граждан, суть первые грабители. Переход полков или воинских отрядов через селения не много лучше нашествия неприятельского: домашние сии хищники не оставят ни одной курицы, ни барана у бедного поселянина; все отнимут, не опасаясь быть наказанными. Тщетно обиженный стал бы жаловаться на такие притеснения; жалоба его не дойдет далее полкового командира, который хотя бы и не участвовал в грабительстве [347] солдат своих, однако всегда готов прикрыть их злодейства. — В городах солдат не пройдет мимо разносчика, чтоб не взять самовольно, что тот несет на продажу. Если бы это случилось в Англии, то всякий прохожий почел бы себе обязанностью, остановить такого мундирного грабителя и предать его в руки полиции; но в Китае это дело повседневное и обыкновенное; и я всякий раз слыхал, как прохожие извиняли такое грабительство, говоря: ”да где же и взять бедному служивому!” Разносчики знают, что им негде найти защиты, и для того, лишь только издали завидят идущего солдата, тотчас бегут опрометью. Ввечеру, когда смеркнется, небезопасно встретиться на улице с солдатом; он остановит вас, прося на табак, но таким тоном, как будто вам грозит: ”дай! а не то я сам возьму.”

Может быть не было никогда [348] народа, столь многолюдного в одном государстве, и вместе столь слабого и беззащитного, как китайцы. При таком устройстве их армии, к чему служит ее многочисленность? Крайнее невежество китайцев в военном деле, глупое их презрение ко всем нововведениям по сей части, худая дисциплина, непривычка к трудностям воинским, изнеженность и природная трусость: все сие делает многочисленную их армию совершенно нестрашною для искусного и воинственного неприятеля, и только в тягость народу. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию; и я надеюсь еще дожить до сей эпохи.

Нет сомнения, что долговременный мир, которым китайцы наслаждаются, был причиною нерадения их о воинском деле. Однако сие не извиняет их: мудрое и попечительное [349] правительство и во время мира не ослабевает для войны. Но хотя бы китайцы и имели частую практику в войне, однако самые их законы и гражданские учреждения будут служить всегдашнею помехою успехам их в семь деле. Они не допускают никаких нововведений, а особливо заимствуемых от иностранцев; и сие-то наиболее унизило дух народа, подавило их дарования и сделало их природными трусами.

Некоторые путешественники были столько легковерны, что поверили хвастливым рассказам китайцев, и по их показанию, увеличили число постоянного гарнизона в Кантоне от 20 до 30 тысяч человек. Но они были в этом весьма грубо обмануты; я узнал заподлинно, что гарнизон Кантонский никогда не бывает свыше пяти тысяч человек, а по большей части и меньше того. Всякому покажется такая защита многолюдного города [350] ничтожною; но надобно знать, что внутренняя полиция в Китае исправляется гражданскою стражею; а гарнизоны содержатся только для усмирения важных бунтов. Но и в таковых случаях, меня уверяли, что вице-рой не властен выступить с войском без именного указа от императора. Когда морские разбойники с островов Ладронских учинили высадку на берега китайские и уже находились не далее четырех миль от Кантона, то вице-рой не имел еще ни людей, ни денег, ни муниции. С помощью Страховой компании удалось ему наконец собрать человек триста побродяг из самого черного класса народа; половина из них вооружена пиками, а другая ружьями с фитилями. Меня уверяли, что ему большого труда стоило достать муницию: ибо он не имеет права прикасаться к казенной, хранимой в Кантонском арсенале; для сего нужно исполнить [351] большие церемонии, созвать Совет всех мандаринов, которые рассуждают по нескольку дней, а между тем неприятель может завладеть городом и все поднять на воздух. Итак Его Превосходительство, с согласия Совета, дал позволение жителям некоторых селений, известных своею преданностью к правительству, принять оружие и отражать неприятеля силою; но в тоже время возложил на ответственность каждого главы семейства и старейшин всех состояний, чтобы они, тотчас по изгнании разбойников, отобрали оружие и отдали оное чиновникам, от правительства назначенным. — Это было дело весьма опасное в такой стране, где бунты столь часты; но не было другого средства остановить успехи разбойников; в самом деле жители многих селений оборонялись отчаянно, побили множество неприятелей, не ожидавших встретить вооруженных поселян, и принудили [352] их ретироваться. Вскоре после сей ретирады выступило и оборванное воинство вице-роя — жалкая толпа побродяг! Они бодро продолжали шествие, обирая оружие у жителей, защищавших дома свои, и грабя все, что уцелело от разбойников. Я знал многих купцов в Кантоне, которые в сие время поспешили на свою родину для охранения домов своих от грабительства сих мнимых защитников. Они уверяли меня, что собственные солдаты больше причинили разорения, нежели неприятель, а все приписано сим разбойникам.

В провинции Фокиен, а также и в других, есть общество, называющееся Небесным Братством, которое состоит под особым управлением, много сходствующим с властью патриархальною. Общество сие столь многочисленно, и имеет такую силу, что китайское правительство не смеет давать ему законы, а должно [353] уважать его. С каждым годом оно укрепляется и распространяется; к чему наиболее способствует следующее обстоятельство. Известно, что в Китае многоженство дозволено, даже ничем не ограничено, а зависит единственно от достатка и прихоти каждого. Муж должен жениться на первой жене по закону и старинным обычаям, со всеми предписанными церемониями; другие жены, хотя и пользуются всеми правами первой жены, однако почитаются наложницами; но дети их вступают совершенно во все права и в наследство, наравне с детьми от первой или законной жены. От сего естественно происходят многочисленные семейства, коих дети вступивши в супружество с другими семействами, составляют обширнейший круг родства. Надобно знать, что в Китае обязанности родных, даже и самых отдаленных, наиточнее законом предписаны и свято сохраняются: [354] уважение от младших к старшим, почтительность, послушание, образ поклонения или приветствования, взаимная защита и связь ненарушимая — всё определено до самых мелочных подробностей. Итак ежели какое семейство почтет себя обиженным от другого, и не может само собою получить удовлетворения или себя защитить: то призывает в помощь родственников твоих, а сии почитают святейшею обязанностью дать оному всякое вспоможение. Таким образом обида, причиненная одному человеку, почитается обидою не только всему его семейству, но и всем его родным. Есть фамилии, коих число родственников простирается от десяти до пятнадцати и даже до двадцати тысяч человек; и ежели возгорится вражда между двумя такими фамилиями, то редко прекращается иначе, разве с великим кровопролитием. Самая маловажная ссора между двумя человеками, [355] производя несогласие между фамилиями, мало-помалу запутывает всех родственников в общую вражду, и скоро выходят несколько тысяч с обеих сторон на поле сражения, чтоб решить распрю оружием. Китайское правительство не мешается в сии фамильные ссоры, пока кончится битва, и несколько сот человек сделаются жертвами взаимного ожесточения, жертвами слабого правительства, которое не сильно ни предупредить, ни прекратить подобных мятежей. Но как о столь важном происшествии необходимо надобно донести императору, то мандарины стараются войти в переговоры с сильнейшею стороною, и обещают ей свое покровительство и защиту с тем, чтобы выдано было несколько человек пленных неприятелей на казнь. После чего, сих несчастных предают суду, и хотя бы они были невинны, однако осуждают их на смерть, яко возмутителей [356] общественного покоя. Потом сочиняют длинный доклад императору, в котором изображают сперва усерднейшую ревность мандаринов о примирении ссорящихся сторон, а потом чудесное мужество и неустрашимость войск Его Величества в усмирении бунта, прописывая, что хотя воинство было и в малом числе, однако мужественно и неустрашимо рассеяло многочисленную толпу мятежников, и захватило главных зачинщиков, которые суждены и осуждены по законам; чего ради испрашивают Высочайшего утверждения, совершить над сими преступниками смертную казнь. На сие обыкновенно последует императорская резолюция: отрубить головы; что и исполняется немедленно. — Вот как в Китае примиряются фамильные ссоры и усмиряются народные мятежи! Вот как исполняются те небесные законы, о которых панегиристы говорят, что они достойны быть написаны золотыми буквами, но которые, к несчастию, отданы в охранение людям, обагренным кровью!

Вышеупомянутое Братское Общество распространилось по всему Китаю, и состоит из людей всякого [357] состояния; многие из них не боятся носить на себе открыто отличительные признаки своего общества, и не скрывают, что цель их соединения есть ниспровержение татарского правительства и восстановление китайской династии. В сем обществе есть также множество 6родяг, мошенников, разбойников и всякой сволочи, которые в Кантоне и в окрестностях сего города бесстрашно производят свои шутовства и бездельничества.

Из всего вышесказанного явствует, что китайское правительство, при многочисленных своих армиях, бессильно защитить себя не только от нападения внешних неприятелей, но даже и от внутренних возмутителей. Да и что значит толпа многолюдная без устройства, без дисциплины, без хорошего оружия, без искусства военачальников, без храбрости и неустрашимости солдат? Европейская армия успела бы завоевать весь Китай, прежде нежели члены Верховного Совета согласятся в мерах обороны. И если до сего времени ни одна европейская держава не учинила сего покушения, то это не из боязни от [358] многочисленной армии и могущества Китая,— совсем нет! — но единственно по уважению величайших выгод коммерции китайской, с прекращением которой правительства европейские потерпели бы важный ущерб в своих доходах. Но когда наглость и высокомерие китайского правительства выведет из терпения какого-либо могущественного неприятеля, и сей решится пожертвовать на время своею коммерциею с Китаем, с тем чтобы после все получить в свои руки: тогда погибель его неизбежна (Все сии политические и воинские суждения автора без сомнения слишком дерзновенны. Есть еще причины — и причины важнейшие — отчего ни одна европейская держава не решится учинить нападения на Китай. Не говоря уже о том, что нет никакой возможности перевезти из Европы вокруг света многочисленную армию с артиллериею и всеми снарядами, без чего не так-то легко покорить многолюдное обширное царство; — мы припомним только, что одно Правосудие и Справедливость государей европейских удержит их от подобного покушения против народа мирного, который не только никакого зла им не сделал, но еще торговлею своею доставляет всем неисчислимые выгоды. Прим. издат.).

(Продолжение впредь.)

(пер. ??)
Текст воспроизведен по изданию: Замечания о Китае // Дух журналов. Книжка 11. 1818

© текст - ??. 1818
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Ingvar. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
©
Дух журналов. 1818