ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ II

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

"Летающий тигр" убивает колодкой певичку Бай Сю-ин. Чжу Туи "Бородач" теряет сына начальника уезда

Итак, Сун Цзян предложил выдать «Зеленую» замуж за Ван Ина. Все восхваляли Сун Цзяна за его справедливость и благородство, и по случаю свадьбы было устроено веселое празднество.

И вот во время пира из кабачка Чжу Гуя пришел посланец с донесением:

— На дороге возле леса появился большой торговый караван. Но когда отряд удальцов пытался задержать этот караван, один из путников заявил, что он командир конного отряда из Юньчэна — Лэй Хэн. Тогда Чжу Гуй пригласил этого человека к себе и стал угощать его, а меня послал доложить вам об этом, — закончил посланец.

Чао Гай и Сун Цзян очень обрадовались этому сообщению и вместе с У Юном пошли с горы встречать Лэй Хэна. Тем временем Чжу Гуй успел перевезти его на лодке в Цзинь-шатань. Увидев гостя, Сун Цзян низко поклонился ему и сказал:

— Давно мы не виделись, но я всегда вспоминал о вас. Какими же судьбами вы сейчас очутились в наших местах?

Лэй Хэн поспешил ответить на приветствие и сказал:

— По распоряжению начальника уезда я поехал в город Дунчанфу провинции Шаньдун. На обратном пути меня остановили удальцы и потребовали выкуп. Но когда я назвал свое имя, брат Чжу Гуй настоял на том, чтобы я задержался.

— Само небо послало мне такое счастье! — воскликнул Сун Цзян и пригласил Лэй Хэна в лагерь, где познакомил его со всеми остальными главарями.

В честь гостя был устроен пир, который продолжался пять дней. Сун Цзян все время проводил в беседах с Лэй Хэном. А Чао Гай поинтересовался, как поживает Чжу Тун.

— Чжу Тун назначен смотрителем городской тюрьмы в Юньчэне, и новый начальник уезда очень хорошо к нему относится. [289]

Затем Сун Цзян осторожно завел разговор о том, что Лэй Хэн мог бы присоединиться к ним. Но Лэй Хэн отказался, заявив:

— У меня на руках престарелая мать, и я не могу остаться с вами. Вот когда мать умрет, я сам приду к вам.

Поблагодарив хозяев за гостеприимство, Лэй Хэн стал прощаться. Как ни удерживали его Сун Цзян и остальные главари, он твердо решил идти дальше. Ему преподнесли в дар деньги и шелка, а самые богатые подарки он получил от Чао Гая и Сун Цзяна. Все это увязали в большой узел, и Лэй Хэн отправился в путь. Вожаки проводили Лэй Хэна до берега, где и расстались с ним. Там его на лодке перевезли через озеро, и он пошел своей дорогой в Юньчэн, о чем распространяться больше нет надобности.

Поговорим теперь о том, как Чао Гай и Сун Цзян, вернувшись в лагерь, пошли в Зал совещаний и, пригласив У Юна, занялись распределением должностей между главарями. Закончив это дело, они разошлись.

А на другой день собрали всех вожаков и сообщили им, кто на какую должность назначен. Сначала распределили обязанности между главарями, которые должны были нести сторожевую службу на внешних постах — в кабачках. Сун Цзян объявил:

— Сунь Синь и его жена, тетушка Гу, раньше тоже содержали кабачок, поэтому они смогут заменить Тун Вэя и Тун Мэна, которые получат другое назначение.

Ши Цяню предложили отправиться на работу в кабачок к Ши Юну, Яо Хэ — в помощь Чжу Гую, а Чжэн Тянь-шоу — в помощь Ли Ли. Итак, в каждый из четырех кабачков — на востоке, западе, юге и севере — было назначено по два главаря торговать вином и мясом, принимать приходящих со всех сторон добрых молодцов и переправлять их в лагерь.

«Зеленая» и Ван Ин должны были жить позади лагеря, в их ведении были кони всего стана.

Тун Вэй и Тун Мэн должны были охранять передовые посты в Цзиньшатане; а на мысе Утиный клюв — дядя с племянником — Цзоу Юань и Цзоу Жунь. Наблюдение за большой дорогой перед лагерем было поручено Хуан Синю и Янь Шуню с конным отрядом. Се Чжэнь и Се Бао несли охрану первого прохода в лагерь; Ду Цянь и Сунь Вань — второго, а Лю Тан и Му Хун — третьего прохода. Братьям Юань поручалась охрана лагеря на воде, у южного склона горы. Мэн Кан был оставлен на должности надзирателя по строительству боевых судов. Ли Ин, Ду Син и Цзян Цзин были назначены главными хранителями казны лагеря: денег, золота, продовольствия и шелков. Тао Цзун-ван и Сюэ Юн должны были наблюдать за строительством стен и сигнальных вышек в Ляншаньбо. Хоу Цзянь ведал изготовлением боевых [290] доспехов, одежды и знамен. Чжу Фу и Сун Цин назначались главными распорядителями по устройству различных празднеств и торжеств. Строительство жилых помещений и оград крепости передавалось в ведение Му Чуня и Ли Юня, а вся канцелярия — переписка и рассылка писем и деловых бумаг — и прием гостей поручались Сяо Жану и Цзинь Да-цзяню. В руках Пэй Сюаня находилось военное управление, он ведал награждениями за заслуги и наказаниями за провинности. Остальные вожаки — Люй Фан, Го Шэн, Сунь Ли, Оу Пэн, Ма Лин, Дэн Фэй, Ян Линь и Бай-шэн отвечали за порядок и спокойствие в лагере на всех восьми участках.

Чао Гаю, Сун Цзяну и У Юну полагалось жить на вершине горы в центре лагеря, Хуа Юну и Цинь Мину — в левой его стороне, а Линь Чуну и Дай Цзуну — в правой; Ли Цзюнь и Ли Куй находились впереди лагеря, Чжан Хэн и Чжан Шунь — за лагерем, а Ян Сюн и Ши Сю должны были охранять зал совещаний и жить в помещениях, расположенных по обе стороны зала.

Так были распределены обязанности между главарями стана, и в лагере был установлен точный и строгий порядок. В честь этого каждый из главарей по очереди должен был устраивать пиршество.

А теперь вернемся к Лэй Хэну. Покинув лагерь, он взвалил на плечи узел, взял в руки меч и зашагал по дороге к Юньчэну. Возвратившись домой, он поздоровался с матерью, сменил свою одежду, вынул письма, которые принес с собой, и отправился прямо в уездное управление.

Приветствуя начальника уезда и доложив о выполнении поручения, он передал начальнику бумаги и ушел домой отдохнуть. А затем он, как и раньше, ежедневно являлся в управление для отметки и для выполнения распоряжений начальника.

Но вот однажды, когда он подходил к управлению, кто-то окликнул его:

— Когда же это вы, господин начальник, вернулись обратно?

Оглянувшись, Лэй Хэн увидел, что это был местный бездельник и шалопай Ли Сяо-эр.

— Только позавчера, — отвечал Лэй Хэн.

— Вы очень долго отсутствовали, — продолжал Ли Сяо-эр, — и, наверно, не знаете, что здесь открыла заведение одна певичка из Восточной столицы. По красоте и искусству играть на музыкальных инструментах ей нет равных. Имя ее Бай Сю-ин. Эта бабочка приходила к вам, чтобы засвидетельствовать свое почтение, но вас не было в это время дома. Сейчас она в своем заведении развлекает посетителей разными песенками. Она каждый день показывает свое искусство: танцует или представляет сценки, а то еще играет на лютне и флейте [291] и поет. Из-за нее там собирается много народу: все хотят посмотреть на красотку. Почему бы и вам, господин начальник, не пойти взглянуть на нее.

Лэй Хэн был свободен и решил пойти вместе с Ли Сяо-эр в увеселительный домик. Подойдя туда, они увидели, что около дверей висят много шелковых полотнищ с золотыми иероглифами. Были там и знамена на подставках высотой в рост человека.

Лэй Хэн и Ли Сяо-эр вошли в зал Зеленого дракона. Лэй Хэн занял место слева в первом ряду. Ли Сяо-эр оставил его здесь, а сам скрылся в толпе и поспешил в кабачок выпить вина. В это время разыгрывалась занимательная сценка.

На подмостки вышел старик. Голова его была повязана шарфом в виде чалмы, он был в халате из грубой саржи коричневого цвета и в шелковой рубашке, подпоясанной черным поясом. Держа в руках веер, он остановился перед зрителями и обратился к ним с такими словами:

— Я родом из Восточной столицы, и зовут меня Бай Юй-цяо. Я уже стар и живу только на то, что зарабатывает моя дочь Сю-ин своими песнями, танцами и игрой на флейте и лютне. Мы ездим по всей стране, чтобы доставлять удовольствие дорогим зрителям.

После этого раздался треск барабана, и на сцене появилась Бай Сю-ин. Поклонившись на все стороны, она взяла палочку и стала отбивать дробь на барабане так, словно рассыпался горох. Затем она запела четверостишия, состоящие из семи слогов каждая строка. Песенка эта звучала так.

Если птенчики в гнезде
От испуга закричат,
К ним скорее птица-мать
Возвращается назад.

Если старая овца
Все худеет с каждым днем,
То упитанных ягнят
Скоро в стадо приведем.

Много горестей и бед
В человеческой судьбе,
Трудно людям добывать
Пропитание себе.

То ли дело в жизни быть
Парой уточек речных:
Вольно реют в небесах,
И везде простор для них!

Лэй Хэн громко выразил свое одобрение. А Бай Сю-ин промолвила: [292]

— Сегодня объявлена пьеса, которую я сама исполняю. Содержание ее — история чистой любви. Называется она «Близнецы преследуют Су Цяна из города Юйчжана».

После этого вступления она запела, а потом снова стала декламировать. Зрители бурно выражали свой восторг. И вот, когда она дошла до самого интересного места, Бай Юй-цяо прервал ее и продекламировал:

Наша музыка звучна,
И отточен каждый стих,
Только платят нам гроши -
Не купить коня на них.

Кто презренней, кто бедней,
Чем бродячий лицедей?
Лишь порой своей игрой
Покоряет он людей.

— Сейчас, когда ты, дочь моя, удостоилась общего одобрения, можно сойти к гостям! Ты сыграла пьеску, за которую платят также и барабанщику.

Бай Сю-ин, взяв блюдо и неся его перед собой, пошла по рядам, напевая такую песенку:

С богатых гостей я начну свой обход,
Пускай мой поднос урожай соберет;

Сначала пройдусь по обильной земле,
Чтоб деньги могли зазвенеть в кошеле.

Поднос предлагаю гостям дорогим,
Прошу вас: его не оставьте пустым!

— Ступай, дочка, обойди зрителей, — приговаривал старик Бай Юй-цяо. — Они готовы вознаградить тебя.

И вот Бай Сю-ин с блюдом в руках прежде всего подошла к Лэй Хэну, тот полез было в карман, но вспомнил, что у него нет ни одного гроша, и сказал, обращаясь к певице:

— Я забыл захватить деньги, но завтра награжу тебя.

— «Если и первый настой уксуса недостаточно крепок, то второй будет совсем безвкусным», — улыбаясь, сказала Бай Сю-ин. — Уважаемый господин, вы занимаете здесь лучшее место, так покажите пример другим.

— Это совсем не потому, что я не хочу дать тебе денег, — сказал Лэй Хэн, покраснев, — но сегодня я действительно ничего не взял с собой.

— Если вы пришли сюда, уважаемый господин, для того, чтобы послушать мое пение, то почему же вы забыли захватить с собой деньги? — спросила Бай Сю-ин.

— Мне ничего не стоит дать тебе три или даже пять лян серебра! Но вот сегодня, как на грех, я забыл взять их с собой! — сказал Лэй Хэн.

— Ну, уж если у вас сегодня нет ни гроша, так стоит ли [293] говорить о трех или даже пяти лянах серебра! — промолвила Бай Сю-ин. — Не хотите ли вы заставить меня, как говорится, «утолить жажду, любуясь на сливу», или же «насытиться, глядя на нарисованную пампушку»?

— Ну, дочка, ты сама виновата, что у тебя нет глаз и ты не можешь отличить городского жителя от деревенщины! Что ты с него возьмешь! — вмешался тут старый Бай Юй-цяо. — Ты лучше обратись вначале к благодетелям, которые умеют ценить искусство.

— Откуда это ты взял, что я не умею ценить искусство? — сердито спросил Лэй Хэн.

— Да раньше, чем ты поймешь, какие отношения существуют между людьми, у собаки рога вырастут!

Тут к старику присоединились все зрители и стали бранить Лэй Хэна.

— Как ты смеешь оскорблять меня, ничтожная тварь? — накинулся Лэй Хэн на старика.

— А что из того, если я и обругал тебя, пастуха с захудалого двора? — ответил Бай Юй-цяо.

В это время кто-то, знавший Лэй Хэна, крикнул старику:

— Перестань! Это Лэй Хэн, командир из уездного управления!

— Ах, вот как! Хорошо еще, что не «ослиного»! (Игра слов.) — воскликнул старик.

Этого Лэй Хэн уже не мог стерпеть. Он вскочил со своего места, прыгнул на подмостки и стал руками и ногами избивать старика, разбил ему рот и выбил зубы. Видя, с каким ожесточением Лэй Хэн бьет старика, присутствующие бросились разнимать их и уговорили Лэй Хэна уйти домой. После этого, шумно обсуждая происшествие, разошлись и все остальные.

А надо вам сказать, что эта Бай Сю-ин была любовницей нового уездного начальника еще в то время, когда он жил в Восточной столице. Поэтому она сейчас и приехала в Юньчэн и открыла здесь свое заведение. И вот эта девица села в паланкин и отправилась прямо в уездное управление пожаловаться на Лэй Хэна за то, что он избил ее отца и нанес ему увечья.

— Он избил моего отца и разогнал всех посетителей только для того, чтобы оскорбить меня! — сказала она.

Выслушав ее, начальник уезда рассердился.

— Сейчас же напиши об этом заявление! — велел он ей.

Такое решение можно было назвать решением, навеянным «колокольчиком около подушки».

Старого Бай Юй-цяо заставили написать жалобу. Затем были осмотрены его ранения, и все это скреплено свидетельскими показаниями. [294]

Здесь следует сказать, что у Лэй Хэна в управлении было очень много друзей, которые хорошо относились к нему, и некоторые из них обратились к начальнику уезда с просьбой как-нибудь уладить это дело. Но ничего нельзя было сделать — женщина продолжала капризничать и настаивать на своем. Поэтому начальнику уезда не оставалось ничего другого, как выполнить ее желание. Она оставалась у него до тех пор, пока он не послал людей арестовать и привести в управление Лэй Хэна, которого тут же избили палками.

После того как Лэй Хэн дал показание, на него надели кангу и повели под стражей по городу для острастки других. Но певичке этого показалось мало. Она снова отправилась к начальнику уезда и потребовала от него, чтобы он приказал провести Лэй Хэна перед ее заведением.

И вот на следующий день, когда началось представление, туда привели по приказу начальника уезда Лэй Хэна. А надо сказать, что тюремные охранники, которые вели его, были сослуживцами и товарищами Лэй Хэна, и у них просто руки не подымались, чтобы раздеть и связать его. Увидев это, женщина про себя подумала: «Что бы я ни сделала, он все равно будет зол на меня!» И выйдя из своего заведения, она пошла в чайную и, подозвав к себе охранников, сказала:

— Вы все в дружеских отношениях с ним, потому и даете ему такую свободу! А начальник уезда приказал раздеть и связать его. Вы что-то очень раздобрились и нарушаете приказ. Ну, обождите, я расскажу об этом начальнику, и тогда посмотрим, что с вами будет!

— Вы не сердитесь, сударыня, — сказал на это один из стражников. — Мы сейчас разденем и свяжем его, и дело с концом!

— Ну, если так, то вы получите от меня награду! — пообещала Бай Сю-ин.

И тут охранники, обращаясь к Лэй Хэну, сказали:

— Уважаемый брат! Ничего не поделаешь, придется связать вас. — Они раздели и связали Лэй Хэна и повели его по улице.

И вот в толпе они встретили мать Лэй Хэна, которая в это время несла ему еду. Увидев своего сына раздетым и связанным, она стала плакать и бранить охранников, приговаривая:

— Ведь вы служите в одном управлении с моим сыном! Вот что делают взятки! А кто знает, что ждет еще его впереди?

— Почтенная мать, ты послушай, что мы скажем тебе, — отвечали на это охранники. — Мы хотели было проявить к нему снисхождение, но что можно было поделать с этой женщиной? Обвинительница потребовала от нас, чтобы мы связали его. У нас не было выхода. Не свяжи мы его, она бы пошла к начальнику уезда, нажаловалась, и нам бы пришлось отвечать. Вот поэтому мы и не посчитались с дружбой. [295]

— Да где же это видно, чтобы обвинитель сам следил за исполнением приговора? — продолжала старуха.

— Матушка, — сказал ей на ухо охранник. — У нее очень близкие отношения с начальником уезда, и достаточно ей сказать ему одно слово, чтобы погубить нас. Здесь дело не так просто!

Тогда старуха сама подошла к сыну и, продолжая ворчать, стала развязывать веревки.

— Да как же эта низкая тварь смеет пользоваться своим положением и причинять людям вред! Вот я сама развяжу эти веревки и посмотрим, что она будет делать!

В это время Бай Сю-ин была в чайной; услышав слова старухи, она вышла на улицу и закричала:

— Что ты только что сказала, старая карга?!

А старуха, разозлившись и тыча в нее пальцем, злобно отвечала:

— Ах ты подлая сука, тебя всю изъездили кобели! И ты еще смеешь ругать меня!

Тут Бай Сю-ин, высоко подняв брови и округлив глаза, начала отчаянно ругаться.

— Гнида ты старая! — кричала она. — Побирушка несчастная! Да как же ты, низкая тварь, смеешь оскорблять меня?

— И буду ругать тебя! — кричала старуха. — Что ты мне сделаешь? Ведь ты же не начальник уезда!

Рассвирепевшая Бай Сю-ин бросилась к старухе и так ударила ее по лицу, что та зашаталась и едва удержалась на ногах. Тогда Бай Сю-ин снова накинулась на нее и стала осыпать ударами.

Лэй Хэн, увидев, как избивают его мать, так и вскипел от ярости. Не сдержав гнева, он сорвал с себя кангу и со страшной силой ударил ею Бай Сю-ин по голове. Череп разлетелся вдребезги, и певичка рухнула на землю. Все видели, как из ее черепа вывалились мозги, как глаза ее выскочили из орбит. Бай Сю-ин была мертва.

Очевидцы этого убийства взяли под стражу Лэй Хэна и повели его в уездное управление, чтобы заявить о совершенном преступлении. Явившись к начальнику уезда, они подробно доложили ему о случившемся.

Начальник тут же распорядился отвести Лэй Хэна обратно к месту преступления и приказал чиновникам, ведающим уголовными делами, в присутствии виновного, а также понятых и соседей, произвести осмотр трупа и составить протокол. После осмотра все возвратились в управление. Здесь Лэй Хэн дал показания, не пытаясь оправдывать себя, так что состав преступления был ясен. Старуху мать Лэй Хэна отпустили на поруки, а на него надели кангу и отправили в тюрьму.

Как вы уже знаете, смотрителем тюрьмы был Чжу Тун «Бородач». Увидев, что в тюрьму привели Лэй Хэна, и не имея [296] возможности чем-нибудь помочь своему другу, он принес еды и вина и стал угощать его. Затем Чжу Тун заставил надзирателей выбрать камеру почище, подмести ее и устроить там Лэй Хэна. Вскоре в тюрьму пришла его мать и принесла ему поесть. Горько плача, она жаловалась Чжу Туну на свою беду:

— Мне, старой, уже седьмой десяток идет, и была у меня только одна надежда — мой сын. Умоляю вас, уважаемый смотритель, в память ваших братских и дружеских отношений с ним пожалейте его! Будьте для него защитой и помощью!

— Дорогая матушка, — сказал на это Чжу Тун. — Вы не отчаивайтесь и спокойно возвращайтесь домой. И еды больше не надо приносить. Я сам все сделаю. И если мне представится возможность, я спасу его.

— Если вы по милости своей спасете моего сына, — проговорила мать Лэй Хэна, — вы окажете мне самое большое благодеяние! Если же с моим сыном случится беда, то и моя жизнь кончится!

— Я об этом ни на минуту не забуду! — отвечал Чжу Тун. — Идите домой и не беспокойтесь понапрасну.

Кланяясь и благодаря, старуха ушла. Целый день Чжу Тун размышлял об этом деле, но ничего не мог придумать для спасения Лэй Хэна. Все, что он смог сделать — это попросить своих друзей пойти в, управление и постараться как-нибудь помочь Лэй Хэну. Чжу Тун решил не пожалеть денег и подкупить чиновников и высших и низших, чтобы они как можно снисходительнее отнеслись к подсудимому.

Однако несмотря на то, что начальник уезда любил Чжу Туна, он был очень зол на Лэй Хэна и не хотел простить ему смерти любовницы Бай Сю-ин. Он и слушать ничего не хотел об облегчении участи Лэй Хэна. Да к тому же начальник никак не мог противостоять напору со стороны старика Бай Юй-цяо, который не отставал от него, требуя осудить Лэй Хэна на смертную казнь.

Предварительный срок заключения в тюрьме — шестьдесят дней — истек, и по делу Лэй Хэна было вынесено решение, а далее он подлежал пересылке в окружное управление Цзичжоу.

Следователь, который вел это дело, взял с собой все документы и отправился вперед. Чжу Туну было поручено доставить туда Лэй Хэна.

Отобрав с десяток стражников, Чжу Тун повел Лэй Хэна в окружное управление. Отойдя от Юньчэна на десять ли, они увидели кабачок.

— Выпьем здесь по две-три чашечки вина и пойдем дальше, — предложил Чжу Тун.

Они зашли в кабачок и уселись за столик. Вскоре Чжу Тун вывел Лэй Хэна по надобности; отойдя в безопасное место, он снял с него кангу и, отпуская его на свободу, сказал: [297]

— Дорогой брат, беги домой, забирай свою мать и сейчас же уходи куда-нибудь подальше. А я явлюсь за тебя в суд.

— Убежать-то мне недолго, — промолвил Лэй Хэн. — Только ты будешь за это в ответе.

— Дорогой брат, да разве ты не понимаешь, что начальник уезда мстит тебе за то, что ты убил его любовницу? Он сделал все, чтобы тебя приговорили к смертной казни. В округе тебя наверняка казнят. А если ты убежишь, — меня за это смертная казнь не ждет. К тому же у меня нет ни отца, ни матери, о которых я должен был бы беспокоиться. И я отдам все, что имею, лишь бы откупиться. Ты не беспокойся обо мне, а думай только о том, как поскорее уйти подальше.

Поклонившись своему другу и поблагодарив его, Лэй Хэн через задние ворота обходными тропками быстро добежал домой, собрал все самое ценное в узел и, захватив с собой старую мать, в ту же ночь отправился в Ляншаньбо. Но об этом мы говорить не будем, а вернемся к Чжу Туну. Спрятав кангу в траву, он пошел к стражникам и сказал:

— Лэй Хэн сбежал, что же нам теперь делать?

— Надо скорее бежать к нему домой и там поймать его, — зашумели стражники.

Но Чжу Тун не торопился, и только когда по его расчетам Лэй Хэн должен был уже отойти далеко от города, он явился с повинной к начальнику уезда и сказал:

— По моей небрежности случилось так, что Лэй Хэн по дороге сбежал, и мы не смогли даже поймать его. Я готов понести за это заслуженное наказание.

Как уже говорилось, начальник уезда любил Чжу Туна и теперь хотел помочь ему выпутаться из беды. Однако в связи с тем, что Бай Юй-цяо грозил пожаловаться высшим властям на то, что Чжу Тун умышленно выпустил Лэй Хэна, начальнику уезда не оставалось ничего другого, как сообщить в окружной суд о поступке Чжу Туна, родные которого не жалели денег, чтобы подкупить кого следует в областном управлении. А пока Чжу Туна отправили в областное управление.

Там с него сняли допрос и присудили к двадцати ударам палками, клеймению и ссылке в Цанчжоу. На Чжу Туна надели кангу и под охраной отправили в путь.

Само собой разумеется, что из дому Чжу Туну принесли одежду и деньги, и он прежде всего оделил деньгами сопровождавших его двух стражников.

О том, как они добрались до округа Хэнхайцзюнь в области Цанчжоу, не стоит рассказывать. Войдя в город, они прошли прямо в ямынь (Ямынь — официальное учреждение.), где в это время был сам начальник области. Стражники подали ему препроводительные бумаги. Оглядев Чжу Туна и обратив внимание на его [298] темно-коричневое, цвета финика, лицо и пышную длинную бороду, начальник подумал, что это незаурядный человек, и в душе остался этим очень доволен.

— Этого ссыльного в лагерь не посылать, — приказал он. — Оставить его здесь, он будет служить в управлении!

С Чжу Туна тут же сняли кангу. Начальник области написал расписку, и стражники, взяв бумагу, попрощались и немедля отправились в обратный путь.

А Чжу Тун, оставшись в управлении областью, ежедневно выполнял поручения начальника. Всем своим сослуживцам — писарям, чиновникам, привратникам, посыльным, смотрителю тюрьмы и надзирателям Чжу Тун сделал соответствующие подношения, и все полюбили его за обходительность.

Но вот однажды, — а было это в Зале заседаний, — начальник области, сидя на возвышении, у ступеней которого стоял Чжу Тун, подозвал его к себе и спросил:

— Скажи, почему ты освободил Лэй Хэна? Ведь тебя самого за это подвергли клеймению и отправили сюда в ссылку.

— Да разве я посмел бы умышленно освободить Лэй Хэна? — возразил Чжу Тун. — Все произошло только по моей неосторожности!

— Тогда тебя не следовало наказывать так строго, — заметил начальник области.

— Обвинитель настаивал на том, что я умышленно освободил осужденного, поэтому меня и приговорили к такому тяжелому наказанию.

— А почему Лэй Хэн убил ту потаскушку? — продолжал расспрашивать начальник области.

Тогда Чжу Тун рассказал ему подробно всю историю Лэй Хэна.

— Вероятно, так оно и было, — сказал начальник области, выслушав его. — А ты, видя его почтительное отношение к матери, из чувства справедливости и освободил своего побратима.

— Осмелюсь ли я обманывать вашу милость? — запротестовал Чжу Тун.

Во время этого разговора из-за ширмы вдруг вышел мальчик лет четырех. Ребенок был красив и очень важничал. Это был любимый сын начальника области от первой жены. Начальник в нем души не чаял и дорожил им больше всего на свете. Увидев Чжу Туна, мальчик подошел к нему и попросился на руки. Чжу Туну ничего не оставалось, как взять ребенка и прижать его к груди. Тут мальчик ухватившись за бороду Чжу Туна, вдруг сказал:

— Я хочу, чтобы меня носил только этот бородач!

— Сынок, сейчас же отпусти его бороду! — сказал отец. — Нельзя быть таким шалуном! [299]

— А я хочу, чтобы эта борода поиграла со мной! — сказал ребенок.

— Ну что ж, я выйду с ним во двор и погуляю, — предложил Чжу Тун. — Мы немного поиграем и вернемся.

— Хорошо, погуляйте, да поскорее возвращайтесь, — согласился начальник области.

Чжу Тун с мальчиком на руках вышел во двор управления. Там он купил конфет и фруктов и дал ребенку. Поиграв с ним во дворе, он принес ребенка отцу. Увидев в руках сына сласти и фрукты, начальник области спросил:

— Сынок, откуда ты это взял?

— А это мне дал бородач, — ответил мальчик. — Он купил, когда мы гуляли.

— Где же ты достал денег, чтобы тратиться на покупки для моего сына? — спросил начальник.

— Это лишь ничтожный знак моего уважения к вам, и не стоит об этом говорить, — промолвил Чжу Тун.

Тогда начальник приказал принести вина. Служанка принесла кувшин и фрукты и стала разливать вино. Чжу Туну поднесли три чашки подряд. Затем начальник области сказал:

— Если мальчик еще захочет погулять с тобой, так ты можешь свободно уходить и гулять с ним.

— Не смею ослушаться вашей милости! — почтительно отвечал Чжу Тун.

И с этого дня Чжу Тун каждый день ходил с сыном начальника на улицу. А так как в кармане у Чжу Туна еще водились деньги, то он, желая доставить удовольствие своему начальнику, тратил их на подарки ребенку.

Так прошло недели две. Наступил пятнадцатый день седьмого месяца, когда совершаются жертвоприношения для освобождения блуждающих духов. По обычаю в этот день ежегодно на реке зажигаются фонари и совершаются добрые дела.

Вечером этого дня кормилица в доме начальника области позвала Чжу Туна.

— Почтенный Чжу! Наш барчук хочет пойти на реку и посмотреть на огни фонарей. Господин сказал, чтобы вы взяли мальчика и пошли с ним.

— Ну что же, я пойду! — сказал Чжу Тун.

Вскоре из покоев начальника вышел нарядный ребенок в халате из тонкого зеленого шелка. Волосы его были заплетены в две косички, поставленные торчком в виде рожек, с вплетенными в них бусами. Посадив мальчика на плечи, Чжу Тун пошел к кумирне Дицзанвана — будды — спасителя душ, чтобы полюбоваться, как будут пускать по воде фонари.

Было время первой стражи. Чжу Тун с мальчиком на плечах обошел все кругом и вошел в беседку, которая фасадом выходила к реке. Здесь был специально устроенный пруд, в который народ, по обычаю, пускал птиц или рыб. Здесь же на [300] воду пускались и фонари. Мальчик вскарабкался на перила и любовался красивым зрелищем. Вдруг Чжу Тун почувствовал, как кто-то потянул его сзади за рукав и шепнул:

— Дорогой брат! Пройдемтесь со мной, у меня есть к вам разговор.

Оглянувшись, Чжу Тун даже вздрогнул от изумления. Перед ним был Лэй Хэн.

— Спустись-ка вот сюда и посиди немного, — сказал Чжу Тун ребенку. — А я пойду куплю тебе чего-нибудь сладенького. Только смотри никуда не уходи!

— А ты приходи поскорее, — сказал мальчик. — Я буду с моста смотреть на фонари.

— Я сейчас же вернусь! — успокоил его Чжу Тун.

И он повернулся, чтобы поговорить с Лэй Хэном.

— Дорогой брат, как это ты очутился здесь? — спросил он.

Тут Лэй Хэн отвел Чжу Туна в уединенное место и, поклонившись ему, сказал:

— После того, как ты, уважаемый брат, спас мне жизнь, я так и не мог найти пристанища со своей престарелой матерью. Мне только оставалось идти в Ляншаньбо и просить Сун Цзяна принять меня в горный стан. Так я и сделал и рассказал там о великой милости, которую ты оказал мне, дорогой брат. И Сун Цзян тоже припомнил твое благодеяние, когда ты дал ему возможность избавиться от наказания. Предводитель Чао Гай и все остальные главари очень тебе благодарны и послали военного советника У Юна вместе со мной отыскать тебя.

— А где же сейчас господин У Юн? — спросил Чжу Тун.

— А я здесь! — отвечал У Юн, выходя из-за его спины и приветствуя Чжу Туна.

Тот в свою очередь поклонился ему, говоря:

— Давно мы не виделись с вами, учитель. Надеюсь, вы были в добром здравии?

— Все главари нашего лагеря просили кланяться вам. Они специально отправили меня вместе с братом Лэй Хэном, чтобы найти вас и пригласить к нам в лагерь, где все мы служим справедливому делу. Мы давно прибыли сюда, только все не решались встретиться с вами. А сегодня нам удалось подкараулить вас здесь, и мы просим вас отправиться с нами в стан, чтобы оправдать надежды Чао Гая и Сун Цзяна.

Выслушав эти слова, Чжу Тун долгое время не мог ничего ответить и наконец сказал:

— Учитель, вы ошибаетесь. И лучше больше не говорите об этом, а то кто-нибудь еще услышит, и случится беда. Брат Лэй Хэн совершил преступление, которое карается смертью. И только ради наших братских отношений я помог ему бежать и спастись от смерти. Но деться ему было некуда, вот он и отправился к вам в лагерь. А меня из-за него сослали сюда. [301] Небо милостиво ко мне, — пройдет год-полтора, и я смогу вернуться на родину и снова зажить, как подобает добропорядочному человеку. Как же могу я решиться на такой шаг и пойти с вами? Нет, прошу вас, уважаемые братья, не задерживайтесь здесь, чтобы не вызывать ненужных разговоров, и возвращайтесь к себе.

— Но, дорогой брат, — продолжал уговаривать его Лэй Хэн, — ведь здесь ты вынужден жить на положении слуги. А пристало ли это мужчине-воину, такому, как ты? Нет, ты должен пойти с нами, и не только потому, что я хотел бы жить с тобой вместе, но и потому, что это искреннее желание наших предводителей Чао Гая и Сун Цзяна. Не раздумывай и пойдем с нами.

— Дорогой брат! Ну что это ты говоришь? Ты и не подумал о том, что я помог тебе бежать ради твоей старой матери, чтобы ей не пришлось бедствовать. Неужели ты хочешь отплатить мне злом и толкнуть на нечестный поступок?

— Ну что же, брат Чжу Тун, раз вы не хотите идти с нами, то нам остается только распроститься и уйти, — произнес У Юн.

— Передайте от меня благодарность и лучшие пожелания вашим главарям! — сказал Чжу Тун.

Они вместе дошли до моста. Но когда Чжу Тун подошел к тому месту, где оставался мальчик, он никого там не нашел. Чжу Тун заметался, не зная, где искать ребенка, и застонал от отчаяния. Тут Лэй Хэн остановил Чжу Туна и сказал:

— Не ищи его, дорогой брат, возможно, что два наших спутника услышав, что ты отказываешься идти с нами, унесли ребенка. Пойдем поищем этих людей.

— Дорогой брат! Ведь это же не шутка! — воскликнул Чжу Тун. — Если с этим мальчиком что-нибудь случится, то я поплачусь своей жизнью!

— Иди за мной, почтенный брат! — сказал на это Лэй Хэн.

Чжу Тун, следуя за Лэй Хэном и У Юном, вышел из храма и отправился за город и здесь с беспокойством спросил:

— А где же люди, которые унесли мальчика?

— Брат мой, пойдем туда, где мы остановились, — произнес Лэй Хэн. — И ручаюсь, что мы вернем тебе твоего барчонка.

— Уж поздно, — сказал на это Чжу Тун. — И я боюсь, что начальник области разгневается!

— Наши спутники люди темные, — промолвил У Юн. — И, конечно, они унесли мальчика туда, где мы остановились.

— А как зовут ваших спутников? — спросил Чжу Тун.

— Да я и сам не знаю! — сказал Лэй Хэн. — Я слышал только, что одного из них называют «Черным вихрем»!

— А не Ли Куй ли это, который учинил избиение в Цзянчжоу? — испуганно спросил Чжу Тун. [302]

— Это он и есть, — подтвердил У Юн.

При этих словах у Чжу Туна даже ноги подкосились от отчаяния, и он ринулся вперед в погоню за Ли Куем. Отойдя от города примерно на двадцать ли, они увидели впереди Ли Куя, который кричал:

— Я здесь!

Чжу Тун подскочил к нему и спросил:

— Куда вы девали маленького барчонка?

Низко кланяясь, Ли Куй отвечал:

— Разрешите приветствовать вас, господин смотритель тюрьмы. Молодой барчонок находится здесь, с нами.

— Сейчас же принесите его и отдайте мне, только осторожно, — потребовал Чжу Тун.

— Украшения, которые были на голове мальчишки, сейчас вот где! — сказал Ли Куй, указывая на свою голову.

— А где же маленький барчонок? — нетерпеливо спросил Чжу Тун, взглянув на голову Ли Куя.

— Я дал ему чуточку дурману, — сказал Ли Куй, — и утащил его из города. Сейчас он спит вон там в лесу. Можете пойти и посмотреть на него.

Чжу Тун вошел в лес и стал искать мальчика. При ярком свете луны он увидел на земле ребенка. Мальчик был мертв.

Неудержимая ярость поднялась в душе Чжу Туна, и он как бешеный выскочил из леса, но никого не увидел. Оглядевшись кругом, он заметил далеко впереди «Черного вихря», который, размахивая своими топорами, кричал:

— Иди-ка сюда, иди!

В отчаянии Чжу Тун не мог больше сдерживать себя. Он разодрал на себе одежду и ринулся вдогонку за Ли Куем. Тот бросился бежать, а Чжу Тун гнался за ним по пятам.

Надо сказать, что для Ли Куя ходить по горам и карабкаться через хребты было делом привычным, так мог ли Чжу Тун угнаться за ним? Он уже стал выдыхаться, но тут снова раздался голос Ли Куя:

— Ну, догоняй, догоняй меня!

Чжу Тун был до того взбешен, что готов был живым проглотить Ли Куя. Но догнать его он никак не мог. Однако он преследовал его до самого рассвета. А Ли Куй все время бежал впереди, то ускоряя свой бег, когда Чжу Тун настигал его, то замедляя, когда тот отставал, и даже останавливался, когда останавливался его преследователь. Так они добрались до большой деревни. Увидев ее, Чжу Тун подумал: «Возможно, что у этого мерзавца здесь есть пристанище, но я не успокоюсь до тех пор, пока не покончу с ним!»

Чжу Тун гнался за своим обидчиком, пока тот не исчез в каком-то помещении, где было расставлено много всякого оружия. У Чжу Туна мелькнула мысль:«Наверно, это дом какого-нибудь сановника». И, остановившись, он громко спросил: [303]

— Есть тут кто-нибудь?

На его голос из-за ширмы вышел человек. И кто бы вы думали это был? Сам Чай Цзинь «Маленький вихрь»!

— Вы кто такой? — удивленно спросил он.

Величественная осанка и необычный вид этого человека поразили Чжу Туна, и он поспешил почтительно приветствовать незнакомца.

— Я смотритель Юньчэнской тюрьмы Чжу Тун, — проговорил он. — Я совершил преступление, меня клеймили и сослали сюда. Вчера вечером я пошел с маленьким сыном начальника области посмотреть на праздник — как пускают по воде фонари, но Ли Куй «Черный вихрь» убил этого ребенка. Сейчас Ли Куй находится в вашем поместье, и я умоляю вас помочь мне поймать его и передать властям.

— Ну, если вы и есть тот самый «Бородач», то прошу вас присесть! — воскликнул Чай Цзинь.

— Осмелюсь спросить, как ваше уважаемое имя и фамилия? — спросил Чжу Тун.

— Меня зовут Чай Цзинь «Маленький вихрь», — ответил хозяин.

— Я давно слышал о вашем славном имени, господин сановник, но никак не думал, что буду иметь счастье встретиться с вами сегодня, — сказал Чжу Тун и поспешил отвесить Чай Цзиню глубокий поклон.

— О вас, уважаемый «Бородач», я тоже давно слышал. Прошу пройти во внутренние комнаты. Там мы побеседуем.

Войдя в зал, Чжу Тун спросил, обращаясь к Чай Цзиню:

— Но как же этот негодяй «Черный вихрь» осмелился забежать прямо в ваше поместье и укрыться здесь?

— Разрешите мне ответить вам, — начал Чай Цзинь. — Я всегда поддерживал знакомство с удальцами из вольного люда. Мой предок Чэн Цяо отказался от императорского престола в пользу другого, и покойный император пожаловал нашему роду вечную грамоту, которая является надежной защитой нашему дому. Поэтому тот, кто совершил преступление, может найти у меня убежище и быть в полной уверенности, что его никто не посмеет здесь искать. Недавно у меня был мой любимый друг, кстати, он и ваш давнишний друг. Сейчас он один из предводителей Ляншаньбо. Имя его Сун Цзян «Благодатный дождь». Он прислал мне письмо, в котором сообщает, что У Юн, Лэй Хэн и «Черный вихрь» остановятся у меня в поместье, чтобы уговорить вас отправиться к ним в лагерь и объединиться со всеми ради великой справедливости. Однако видя, что вы отказываетесь идти с ними, они поручили Ли Кую украсть маленького сына начальника Области, чтобы окончательно отрезать вам путь к возвращению, заставить уйти с ними в лагерь и занять там одно из предводительских мест. — И тут он позвал: — У Юн, Лэй Хэн, [304] где вы? Что же вы не выйдете и не принесете своих извинений?

Тотчас же из боковой комнаты вышли У Юн и Лэй Хэн и, низко кланяясь Чжу Туну, проговорили:

— Уважаемый брат! Умоляем вас простить нам нашу вину! Но таков был приказ уважаемого брата Сун Цзяна; когда вы придете в наш лагерь, сами узнаете это.

— Вот оно что! — сказал на это Чжу Тун. — Вы, конечно, должны были выполнить приказ, но допустили излишнюю жестокость.

Тут и сам Чай Цзинь стал уговаривать Чжу Туна.

— Пойти-то я пойду, — сказал тогда Чжу Тун. — Но дайте мне раньше посмотреть на этого «Черного вихря».

— Брат Ли Куй! — окликнул Чай Цзинь. — Выходите поскорее и принесите свои извинения.

Из боковой комнаты вышел Ли Куй и, почтительно кланяясь Чжу Туну, приветствовал его. Но когда Чжу Тун взглянул на него, черная злоба снова вспыхнула в его груди, как пламя, и взметнулась ввысь на три тысячи чжан. Не владея собой, Чжу Тун вскочил и ринулся на Ли Куя с намерением схватиться с ним не на жизнь, а на смерть.

Но здесь вмешались Чай Цзинь, У Юн и Лэй Хэн и всеми силами старались успокоить его.

— Хорошо. Я пойду с вами в лагерь, если вы исполните одно мое условие, — проговорил Чжу Тун.

— Да не только одно, а десятки условий готовы мы выполнить, — сказал на это У Юн. — Но разрешите узнать, что же это за условие?

Не выскажи Чжу Тун своего условия,

Люди в городе Гаотанчжоу
Не познали бы страх и смятенье,
И воинственный стан Ляншаньбо
Не пришел бы внезапно в движенье.

А уж это послужило причиной тому, что:

Потомок императорского дома
    любил гостей достойных принимать,
Но вдруг судьба его переменилась:
    он поневоле преступил закон.
Герой из императорского рода
    любил людей достойных собирать,
Но вдруг его судьба преобразилась:
    в тюремной яме очутился он!

О том, какое же условие поставил Чжу Тун, мы просим вас, читатель, узнать из следующей главы. [305]

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Ли Куй убивает Инь Тянь-си. Чай Цзинь попадает в Гаотанчжоускую тюрьму

Итак, собеседники Чжу Туна попросили его сказать, какое он выставляет условие. На это Чжу Тун сказал:

— Если вы хотите, чтобы я отправился с вами в лагерь, то убейте прежде Ли Куя, иначе душа моя не успокоится. Только тогда я соглашусь пойти с вами.

Слова эти привели Ли Куя в ярость, и он закричал:

— На-ка, выкуси! Убить мальчишку мне приказали уважаемые братья Чао Гай и Сун Цзян, а я-то тут причем?

Тут Чжу Тун не выдержал и в гневе снова хотел броситься на Ли Куя, но остальные принялись успокаивать его.

— Если «Черный вихрь» останется у вас, — сказал тогда Чжу Тун, — я лучше умру, чем пойду в ваш лагерь.

— Ну, раз вы так настаиваете, — сказал тут Чай Цзинь, — то это нетрудно устроить. Я придумал выход. Пусть брат Ли Куй останется здесь, и дело с концом. А вы втроем отправляйтесь в лагерь, чтобы исполнить волю Чао Гая и Сун Цзяна.

— Преступление уже совершено, — продолжал Чжу Тун, — и теперь начальник области, конечно, отправит в Юньчэн приказ о том, чтобы арестовать и меня, и всех моих родных. Что же мне делать?

— Об этом, дорогой брат, можете не беспокоиться, — сказал тогда У Юн. — Вашу семью брат Сун Цзян несомненно уже перевез в горы.

Эти слова немного успокоили Чжу Туна. А Чай Цзинь между тем распорядился, чтобы гостям подали вина и закусок. К вечеру все распрощались с сановником Чай Цзинем и тронулись в путь. Сановник приказал оседлать трех лошадей и проводить своих гостей далеко за пределы поместья.

Прощаясь с Ли Куем, У Юн наставлял его:

— Пока будешь жить у господина сановника, веди себя осторожнее, не оскорбляй других и не навлекай на себя неприятностей. Через полгода, а может быть, месяца через три, [306] когда злоба Чжу Туна утихнет, ты снова сможешь вернуться в лагерь. Я думаю, что к тому времени мы пригласим к себе в лагерь также и сановника Чай Цзиня.

После этого они втроем сели на коней и уехали.

Чай Цзинь и Ли Куй вернулись обратно в поместье, но их мы пока оставим, а поговорим о Чжу Туне, который вместе с У Юном и Лэй Хэном отправился в лагерь Ляншаньбо. Миновав перегон и выехав из пределов области Цанчжоу, они вернули лошадей работникам Чай Цзиня, сопровождавшим их, и те отправились в обратный путь.

Чжу Тун, У Юн и Лэй Хэн направились прямо в Ляншаньбо, но мы не будем подробно описывать их путь. Вскоре они подошли к кабачку Чжу Гуя, и в лагерь был послан человек, чтобы доложить об их прибытии. Все главари во главе с Чао Гаем и Сун Цзяном под музыку и барабанный бой вышли в Цзиньшатань встретить прибывших. Совершив положенные церемонии, все сели на коней и отправились в лагерь. Там главари спешились, а затем пошли в Зал совещаний, где за разговорами стали вспоминать о минувших временах. Вдруг Чжу Тун сказал:

— Я прибыл сюда по вашему зову. Но начальник области, конечно, пошлет бумагу в Юньчэн с приказом схватить моих родных. Как же теперь быть?

— Об этом не беспокойтесь, дорогой брат, — смеясь, сказал Сун Цзян. — Ваша уважаемая супруга с сыновьями давно уже живет здесь.

— А где же они сейчас? — встрепенулся Чжу Тун.

— Я поселил их пока в доме моего отца, — ответил Сун Цзян. — Прошу вас, уважаемый брат, навестить их!

Это известие очень обрадовало Чжу Туна, и Сун Цзян тут же послал человека проводить Чжу Туна к дому своего отца. Там Чжу Тун нашел всю свою семью и даже наиболее ценное имущество. Жена рассказала ему:

— Недавно к нам пришел человек с письмом и сообщил, что ты вступил в лагерь и уже находишься там. Тогда мы собрали все свои вещи и сразу же направились сюда.

Вернувшись в зал, Чжу Тун с поклонами благодарил главарей за то, что они для него сделали. Сун Цзян предложил Чжу Туну и Лэй Хэну поселиться в стане на самой вершине горы. Одновременно он распорядился устроить пир в честь нового главаря. Но рассказывать об этом мы не будем.

Что же делал в это время начальник области Цанчжоу? Увидав, что уже совсем поздно, а Чжу Тун с мальчиком все не возвращается, начальник повсюду разослал людей на поиски. Искали всю ночь, и лишь на следующий день один из посланных нашел в лесу труп убитого мальчика. Когда об этом доложили начальнику области, он пришел в отчаяние и сам отправился в лес. Он долго и безутешно рыдал над [307] убитым сыном. Затем приготовили гроб, положили в него мальчика и предали его сожжению.

На следующий же день, прийдя в присутствие, начальник приказал разослать повсюду распоряжение об аресте Чжу Туна. В это время из Юньчэна сообщили о том, что вся семья Чжу Туна куда-то исчезла. Приказ об аресте был разослан по всем округам и уездам, за поимку убийцы предлагалась награда, о чем распространяться здесь больше нет надобности.

Поговорим лучше о Ли Куе, который остался в поместье Чай Цзиня. Он жил там уже больше месяца. И вот однажды он увидел человека с письмом в руках, который опрометью мчался к поместью. Сановник Чай Цзинь вышел встретить посыльного и, прочитав письмо, испуганно воскликнул:

— Ну, в таком случае я сейчас же отправлюсь!

— Что за срочное дело у вас, господин сановник? — спросил его Ли Куй.

— У меня есть дядя, зовут его Чай Хуан-чэн, — ответил Чай Цзинь. — Живет он в Гаотанчжоу. И вот один мерзавец по имени Инь Тянь-си, который приходится братом жене начальника этой области Гао Ляня, хочет отобрать у моего дяди сад. От огорчения дядя заболел и сейчас лежит в постели. Он совсем плох и, неизвестно, останется ли жив. Возможно, что перед смертью он хочет сделать какое-нибудь завещание и специально вызывает меня для этого. Детей у него нет, я должен сейчас же ехать!

— Господин сановник! Может быть, разрешите и мне поехать вместе с вами? — спросил тогда Ли Куй.

— Что ж, если у вас есть желание, поедемте вместе! — предложил Чай Цзинь и стал спешно готовиться в дорогу. Он велел отобрать десяток лучших лошадей и взял с собой нескольких работников. На следующий день в пятую стражу Чай Цзинь, Ли Куй и сопровождающие их работники сели на коней и, покинув поместье, направились к Гаотанчжоу.

Там они прежде всего поспешили к дому Чай Хуан-чэна. Они сошли с коней, и Чай Цзинь, оставив Ли Куя и сопровождавших его людей на дворе, вошел в дом прямо в спальню своего дяди. Увидев дядю лежащим в постели, Чай Цзинь не выдержал и горько заплакал.

Тут вышла жена Чай Хуан-чэна и стала утешать Чай Цзиня:

— Уважаемый сановник! Вы только что приехали и устали с дороги. Не надо отчаиваться.

Чай Цзинь приветствовал ее поклонами и после этого стал расспрашивать, как обстоят дела.

— Вновь назначенный сюда начальник области Гао Лянь, — рассказала женщина, — является также командующим войсками округа. Он двоюродный брат командующего дворцовой гвардией в Восточной столице — Гао Цю. Так вот, пользуясь авторитетом своего брата, он творит здесь всякие [308] беззакония. К тому же еще привез с собой деверя по имени Инь Тянь-си, которого все называют его телохранителем. Это совсем еще молодой человек, но благодаря власти своего деверя Гао Ляня чинит здесь произвол и творит зло. Нашлись люди, которые, желая выслужиться перед ним, сказали, что за нашим домом есть сад с прудом и красивыми павильонами над водой. И вот этот негодяй Инь Тянь-си с компанией в тридцать человек бездельников пришел в наш дом, осмотрел все кругом и решил выселить нас отсюда. Этот мерзавец, видите ли, сам хочет здесь жить. Тогда муж сказал ему: «Все члены моей семьи — потомки императорского дома. У нас имеется охранная грамота, выданная покойным императором. Никто не смеет наносить нам оскорбление. Как же можете вы посягать на мой дом? Куда денется моя семья?» Однако мерзавец этот даже слушать не стал и твердил лишь одно, чтобы мы выехали из дома. Хуан-чэн хотел было помешать ему, но этот подлец оттолкнул мужа, да вдобавок еще избил его. Все это настолько расстроило Хуан-чэна, что он даже слег и перестал принимать еду и питье. Мы давали ему лекарство, но оно не помогло. Нет, не жилец он больше на этом свете! Но теперь, когда вы, уважаемый господин сановник, приехали помочь, то, что бы ни случилось, бояться нечего. Выслушав ее, Чай Цзинь сказал:

— Успокойтесь, дорогая тетушка! Прежде всего надо пригласить хорошего врача, чтобы он лечил дядю. А поскольку дело ваше приняло серьезный оборот, мне придется послать кого-нибудь из людей к себе в Цанчжоу привезти оттуда императорскую охранную грамоту. А там видно будет. Если понадобится, я буду жаловаться начальнику области и не побоюсь обратиться даже к самому императору.

— Мой Хуан-чэн в подобных делах совсем беспомощен, — сказала женщина. — Вы разберетесь лучше.

Чай Цзинь еще раз взглянул на дядю, а затем пошел к Ли Кую и остальным, которые с ним приехали, и подробно рассказал обо всем. Выслушав его, Ли Куй вскочил и закричал:

— Что за бессовестный негодяй! Я захватил с собой мои топоры и заставлю этого мерзавца попробовать их. А потом мы решим, что делать дальше!

— Успокойтесь, брат Ли Куй! — сказал Чай Цзинь. — Зачем нам связываться с этим невеждой? Сейчас он просто пользуется своим положением и обижает людей, но у меня дома есть императорская охранная грамота. Здесь спорить с ним мы не будем. В столице, я думаю, найдутся люди поважнее его. Мы будем с ним судиться по всем правилам. Закон на нашей стороне.

— Какие там еще законы? — крикнул Ли Куй. — Если бы все поступали по закону, на земле не было бы беспорядков! [309] А я вот сначала пойду изобью его, а потом будем разговаривать! И пусть только попробует он обратиться с жалобой к властям, я тогда прикончу этого мерзавца вместе с его чертовым начальником!

— Теперь мне понятно, почему Чжу Тун так хотел схватиться с вами не на жизнь, а на смерть, — сказал, смеясь, Чай Цзинь. — Вы и смотреть-то друг на друга не могли! Но здесь, в императорском городе, нельзя действовать так свободно, как у себя в лагере в горах!

— А что мне до того, что это императорский город? — сказал Ли Куй. — Разве не я убивал людей в Цзянчжоу и Увэйцзюне?

— Вы подождите, пока я не познакомлюсь с обстановкой, — сказал Чай Цзинь. — А когда мне понадобится помощь, брат, тогда я позову вас. Но пока я прошу вас остаться дома.

Не успел он договорить, как из дома вышла служанка и попросила Чай Цзиня сейчас же пройти к дяде. Чай Цзинь поспешил в спальню и подошел к постели, на которой лежал Чай Хуан-чэн. Он увидел, что дядя его плачет.

— Дорогой племянник, — обратился Чай Хуан-чэн к Чай Цзиню. — Ты очень благородный и достойный человек и не позволишь, чтобы нашим предкам было нанесено оскорбление. Я скоро умру, и причиной тому побои Инь Тянь-си. Не забывай, что мы с тобой кровные родственники, отомсти за мою обиду. Иди с охранной грамотой к императору и отомсти за оскорбление. И попади я даже в преисподнюю, все равно буду признателен тебе, дорогой племянник, за проявленные чувства родства. Береги себя, милый мой! Вот все, что я хотел сказать тебе.

И он тут же скончался. Чай Цзинь так долго и неутешно плакал, что жена Хуан-чэна, опасаясь, как бы он не упал в обморок, стала утешать его, приговаривая:

— Уважаемый господин, впереди еще много времени, и вы успеете излить свою печаль, а сейчас давайте решим, что делать дальше.

— Охранная грамота осталась у меня дома. Я не взял ее с собой, — сказал тогда Чай Цзинь. — Но я сейчас же пошлю человека, чтобы он привез ее. С этой грамотой необходимо поехать в столицу и подать жалобу самому императору. А сейчас, чтобы успокоить душу моего дяди, надо приготовить для его тела саркофаг и гроб. Затем нам следует одеться в траурные платья. Разговаривать будем после этого.

Чай Цзинь приказал изготовить для дяди соответствующие положению покойника гроб и саркофаг, а также установить полагающийся по обычаю жертвенник с именем покойного. Затем все домашние облачились в траурные одежды и от мала до велика начали оплакивать покойного. [310]

Ли Куй, находившийся во внешних комнатах, услышав доносившийся из внутренних покоев плач, выходил из себя. Он не знал, в чем дело, и ему не терпелось излить гнев. Однако на все расспросы его спутники отвечали молчанием.

Вскоре пригласили монахов, и началось богослужение.

На третий день после всех этих событий Инь Тянь-си на своем иноходце отправился за город прогуляться в компании двадцати — тридцати бездельников. У всех в руках были луки, арбалеты, трубы, мечи, бамбуковые палки для метания и разные музыкальные инструменты. Бездельники, вдоволь повеселившись и немного захмелев, но притворяясь совершенно пьяными, направились прямо к дому Чай Хуан-чэна. Подъехав, они осадили коней и стали звать управляющего домом.

Чай Цзинь, одетый в траурную одежду, быстро вышел на зов. Сидя на коне, Инь Тянь-си спросил:

— Ты кто такой?

— Я — племянник Чай Хуан-чэна — Чай Цзинь, — ответил он.

— Еще позавчера я велел вам выехать отсюда. Почему же не выполнили моего приказа? — снова спросил Инь Тянь-си.

— Мой дядя был болен, лежал в постели и поэтому не мог переехать. Сегодня ночью он умер. Когда кончатся похороны, мы покинем этот дом. Вы уж обождите!

— Что за вздор! — крикнул Инь Тянь-си. — Даю вам три дня! Если в назначенный срок вы не выедете отсюда, я надену на тебя кангу. А предварительно ты получишь еще сотню палок.

— Вам не следует меня оскорблять, — возразил Чай Цзинь. — Наша семья ведет свой род от императорского дома. Покойный император пожаловал нам охранную грамоту. Кто осмелится отнестись к такому документу без должного уважения?

— Ну-ка, дай я посмотрю, что у тебя там за грамота! — крикнул Инь Тянь-си.

— Она находится у меня дома, в Цанчжоу, — отвечал Чай Цзинь. — Но я уже послал человека привезти ее сюда.

— Ерунду какую-то мелет этот парень! — заорал взбешенный Инь Тянь-си. — Да если даже и есть у тебя какая-то охранная грамота, так для меня она ничего не значит! Эй! — крикнул он своим спутникам. — Вздуйте-ка этого мерзавца как следует!

А надо вам сказать, что Ли Куй, который в это время находился за воротами, сквозь щель наблюдал всю эту сцену и слышал приказ Инь Тянь-си. И вот как раз в тот момент, когда бездельники собрались бить Чай Цзиня, Ли Куй распахнул ворота и с ревом бросился прямо к Инь Тянь-си. Стащив его с коня, он одним ударом повалил Инь Тянь-си на землю. [311]

Шалопаи бросились было на Ли Куя, но он, орудуя кулаками, сразу же уложил пять-шесть человек. Остальные с воплями разбежались. Тогда Ли Куй снова принялся за Инь Тянь-си и стал бить его кулаками и ногами. Где уж было Чай Цзиню остановить его? А когда Чай Цзинь, наконец, оттащил Ли Куя, Инь Тянь-си уже был мертв.

Сановник только застонал от горя и позвал Ли Куя во внутренние комнаты посоветоваться, что делать.

— Они, конечно, пришлют сюда стражу, — сказал Чай Цзинь. — Вам здесь оставаться нельзя ни в коем случае. С властями уж я как-нибудь сам все улажу, а вы быстрее возвращайтесь в Ляншаньбо.

— Но ведь если я уйду, так вас впутают в это дело!

— Ничего, — сказал Чай Цзинь. — У меня есть охранная грамота от императора, она защитит меня. Идите скорее!

Ли Куй, взяв свои топоры и немного денег на расходы, вышел через задние ворота и отправился в Ляншаньбо.

Вскоре показался отряд в двести с лишним человек. Стражники с мечами, пиками и дубинами окружили дом Чай Хуан-чэна, Чай Цзинь сразу догадался, что пришли его арестовать. Тогда он сам вышел и сказал:

— Я пойду с вами в управление, чтобы разобраться в этом деле.

Но стражники первым делом связали Чай Цзиня, а затем ворвались в дом искать черного парня-убийцу. Не найдя его, они взяли с собой Чай Цзиня, привели его в управление и поставили там на колени.

Начальник округа Гао Лянь в это время находился в управлении. Услыхав о том, что его деверь Инь Тянь-си убит, он от гнева заскрежетал зубами и стал ждать, когда преступника приведут к нему.

И вот, когда Чай Цзиня привели в управление и поставили перед ним на колени, Гао Лянь закричал:

— Как осмелился ты убить моего родственника Инь Тянь-си?!

— Я — потомок императорского дома, — отвечал почтительно Чай Цзинь. — У меня есть охранная грамота, пожалованная нам покойным императором Тай-цзу. Сейчас я живу в Цанчжоу. Узнав о том, что дядя мой Чай Хуан-чэн тяжело болен, я приехал сюда навестить его. К несчастью, он скончался. И вот сейчас, когда гроб его находится еще в доме, ваш родственник Инь Тянь-си, в сопровождении двадцати — тридцати человек, подъехал к дому и стал требовать, чтобы все немедленно выехали оттуда. Он не желал даже выслушать моих объяснений и приказал своим людям избить меня. Один из моих работников по имени Ли Да бросился защищать меня и тут же убил его.

— А где же сейчас этот Ли Да?! — крикнул Гао Лянь. [312]

— Он испугался и убежал, — ответил Чай Цзинь.

— Если этот парень твой работник, так как же осмелился он убить человека без твоего приказа? Ведь ты сам помог ему бежать, а теперь хочешь еще обмануть власти! Видно, без палок признания от тебя не добьешься! Эй, люди! Всыпать этому мерзавцу как следует! — приказал он.

— Но ведь мой работник совершил убийство нечаянно, он вступился за своего хозяина! — воскликнул Чай Цзинь. — А я и вовсе ни при чем. У меня есть охранная грамота от императора Тай-цзу! Как смеете вы обращаться со мной, как с уголовным преступником?!

— Где же эта твоя грамота? — спросил Гао Лянь.

— Я уже послал в Цанчжоу человека, он привезет ее сюда!

— Не иначе как этот парень решил действовать против властей! — крикнул разгневанный Гао Лянь. — Ну-ка, люди! Проучите его как следует!

И стражники принялись за дело. Они били Чай Цзиня так, что у него треснула кожа, и кровь текла ручьем. Все тело его покрылось ранами. Чай Цзинь не вытерпел и признал себя виновным в том, что приказал своему работнику Ли Да убить Инь Тянь-си. После этого на Чай Цзиня надели кангу в двадцать пять цзиней весом, которую обычно надевают на смертников, и бросили его в тюрьму. После того, как тело Инь Тянь-си было подвергнуто осмотру, покойника положили в гроб и похоронили. Но подробно рассказывать об этом здесь мы не будем.

Между тем сестра Инь Тянь-си решила отомстить за своего брата. Она подговорила мужа, чтобы он забрал дом и все имущество Чай Хуан-чэна, а семью его посадил в тюрьму. Таким образом дом и сад Чай Хуан-чэна были конфискованы. А Чай Цзинь томился в тюрьме.

Тем временем Ли Куй, нигде не останавливаясь в пути, быстро достиг Ляншаньбо и явился к главарям. Как только Чжу Тун увидел Ли Куя, в нем с новой силой вспыхнула злоба, и, выхватив меч, он бросился на Ли Куя. Ли Куй схватил свои топоры и тоже приготовился к бою. Но в этот момент Чао Гай, Сун Цзян и остальные главари стали их успокаивать. Сун Цзян, извиняясь перед Чжу Туном, сказал:

— Ли Куй не виноват в том, что ему пришлось убить сына начальника области! Этот план предложил военный советник У Юн, когда увидел, что вы, уважаемый брат, отказываетесь идти с нами в Ляншаньбо. Но теперь, раз вы уже здесь, постарайтесь забыть об этом и давайте жить дружно, помогая друг другу в нашем общем деле. Не надо давать повода смеяться над нами.

Затем Сун Цзян, обращаясь к Ли Кую, сказал:

— Дорогой брат! Принеси свои извинения Чжу Туну!

Но Ли Куй, страшно вытаращив глаза, закричал:

— Я много потрудился для лагеря, а у него здесь нет еще [313] никаких заслуг. Как же он смеет вести себя подобным образом, и с какой стати вы заставляете меня извиняться перед ним?!

— Дорогой брат, — сказал на это Сун Цзян. — Хотя ты и действовал по приказанию, но все же ты убил сына начальника области. А по возрасту Чжу Тун годится тебе в старшие братья. Поэтому я прошу тебя из уважения ко мне поклониться Чжу Туну, как это полагается. А я в свою очередь могу отвесить поклоны тебе. На том покончим!

Ли Куй не мог не уступить увещеваниям Сун Цзяна и, обращаясь к Чжу Туну, сказал:

— Не подумай, что я боюсь тебя. Но раз мой уважаемый брат так настаивает, я вынужден принести тебе извинения!

С этими словами Ли Куй отбросил свои топоры и совершил два поклона перед Чжу Туном. Лишь после этого гнев Чжу Туна немного утих.

Затем Чао Гай велел устроить пир в честь их примирения. В это время заговорил Ли Куй:

— Господин Чай Цзинь отправился в Гаотанчжоу навестить своего больного дядю Чай Хуан-чэна, но там господина сановника оскорбил деверь начальника округа Гао Ляня Инь Тянь-си. Он захотел отнять у Чай Хуан-чэна дом и сад. Инь Тянь-си обругал господина Чай Цзиня и пытался даже избить его, но я убил этого мерзавца.

Выслушав это, Сун Цзян сильно встревожился и сказал:

— Своим бегством ты навлек беду на господина Чай Цзиня!

— Не стоит заранее беспокоиться, уважаемый брат, — сказал тут У Юн. — Вот вернется Дай Цзун, тогда мы все узнаем.

— А куда же ушел уважаемый брат Дай Цзун? — спросил Ли Куй.

— Мы опасались, что в поместье Чай Цзиня ты натворишь всяких бед, и отправили туда Дай Цзуна, чтобы он привел тебя в лагерь, — сказал У Юн. — Ну, а раз он не нашел тебя, то, несомненно, отправился за тобой в Гаотанчжоу.

Не успел он договорить, как вошел дозорный и сообщил, что вернулся Дай Цзун.

Сун Цзян поспешил ему навстречу и, когда они вернулись в зал, стал расспрашивать его о деле Чай Цзиня. Вот что рассказал Дай Цзун:

— Когда я прибыл в поместье сановника Чай Цзиня, он вместе с Ли Куем уже уехал в Гаотанчжоу. Тогда я поспешил за ними, чтобы обо всем узнать. Прибыв в Гаотанчжоу, я услышал, что весь город только и говорит о том, как огромный черный удалец убил Инь Тянь-си за то, что тот хотел отобрать дом у Чай Хуан-чэна. В это дело впутали сановника Чай Цзиня, он осужден и брошен в тюрьму. Семья Чай [314] Хуан-чэна арестована, а дом и все его имущество конфискованы. Жизнь господина Чай Цзиня в опасности.

— Опять этот черный парень наделал бед, — сказал Чао Гай. — Куда бы он ни попал, везде что-нибудь натворит!

— Да ведь этот мерзавец Инь Тянь-си избил Чай Хуан-чэна, и тот не вынес обиды и скончался, — сказал Ли Куй. — Но мало того. Он пришел еще отобрать дом, приказал избить господина Чай Цзиня. Да будь на моем месте сам живой будда, и тот не стерпел бы такого бесчинства!

— Сановник Чай Цзинь всегда относился к нашему лагерю доброжелательно, — сказал тут Чао Гай. — И вот сегодня, когда ему угрожает опасность, мы должны спасти его. Я сам отправлюсь туда.

— Уважаемый брат, — обратился к нему Сун Цзян. — Вы старший в лагере начальник. Как же можете вы поступать столь опрометчиво? Сановник Чай Цзинь еще давно оказал мне услугу, и сейчас я готов отправиться вместо вас, дорогой брат.

— Гаотанчжоу — город хотя и небольшой, но богатый, народу живет там много, — сказал У Юн. — Кроме того, там большое количество войск и запасов продовольствия. Нельзя недооценивать силы противника. Поэтому я попросил бы Линь Чуна, Хуа Юна, Цинь Мина, Ли Цзюня, Люй Фана, Го Шэна, Сунь Ли, Оу Пэна, Ян Линя, Дэн Фэя, Ма Лина и Бай-шэна, всего двенадцать главарей, возглавить конные и пешие части в количестве пяти тысяч человек и выступить вперед. Вторым отрядом, состоящим из трех тысяч человек, будут командовать Сун Цзян и У Юн, а также Чжу Тун, Лэй Хэн, Дай Цзун, Ли Куй, Чжан Хэн, Чжан Шунь, Ян Сюн и Ши Сю, всего десять главарей. Этот отряд в случае необходимости должен оказать помощь первому.

И двадцать два вождя, простившись с Чао Гаем и остальными, покинули лагерь и выступили по направлению к Гаотанчжоу.

Когда передовой отряд достиг уже границ Гаотанчжоу, начальнику округа Гао Ляню доложили об этом. Выслушав это сообщение, Гао Лянь с презрением сказал:

— Эх вы, разбойники несчастные! Только и знаете, что прятаться в своем логове! Я как раз собирался в Ляншаньбо, чтобы уничтожить вас, а вы сами явились сюда. Само небо помогает мне осуществить то, что я задумал. Эй, люди! — крикнул он. — Передайте мой приказ! Снарядить войска для встречи с разбойниками, вывести их за город и поднять весь народ на городские стены для защиты города.

В руках Гао Ляня была сосредоточена вся военная и гражданская власть. Поэтому не успел он издать приказ, как все командующие, инспектора войск и командиры всех рангов вывели свои отряды из казарм, проверили их готовность и повели за город, навстречу врагу. [315]

А надо вам сказать, что у самого Гао Ляня был личный отряд из трехсот наиболее преданных ему бойцов, который назывался «Волшебные воины, летающие по небу». В этот отряд были подобраны самые сильные и здоровые удальцы из провинций Шаньдун, Хэбэй, Цзянси, Хунань, Лянхуай и Лянчжэ. И свой отряд Гао Лянь повел сам. Он облачился в кольчугу, взял меч и выехал за город. Объехав подчиненные ему войска, он расставил их в боевой порядок, а отряд «Волшебных воинов» расположил в самом центре. После этого были поданы сигналы флагами, забили в барабаны и гонги, и войска, издав боевой клич, стали ждать приближения противника.

Между тем отряд в количестве пяти тысяч человек во главе с Линь Чуном, Хуа Юном и Цинь Мином уже подошел. Войска сблизились настолько, что можно было видеть флаги противника и слышать барабанный бой. Началась стрельба из луков, — стрелы долетали прямо к ногам вражеских бойцов.

Затем затрубили в раскрашенные рога и забили в барабаны. Хуа Юн и Цинь Мин, а за ними остальные десять главарей, выехали вперед и осадили своих коней. Держа наперевес змеевидное копье, Линь Чун остановился перед строем и громовым голосом закричал:

— Эй ты, разбойник Гао! Выезжай-ка сюда, да побыстрей!

Тогда Гао Лянь подхлестнул своего коня и в сопровождении тридцати командиров тоже выехал вперед, остановился перед строем под знаменами и, указывая на Линь Чуна, стал громко браниться:

— Мерзкие бандиты, висельники! Как осмелились вы напасть на мой город?

— Да ты сам бандит и угнетатель простого народа! Погоди, рано или поздно мы доберемся до столицы и не успокоимся до тех пор, пока не изрубим на куски твоего родственника — злодея Гао Цю!

Тут Гао Лянь рассвирепел и, обернувшись, крикнул:

— Кто из вас первым схватит этого разбойника?!

Тут от строя отделился командир по имени Юй Чжи. Подстегнув своего коня и вращая мечом, он остановился перед строем, Увидев противника, Линь Чун бросился прямо на него и на пятой же схватке всадил в грудь своего врага копье. Тот кубарем полетел с коня на землю.

— Кто же отомстит за это? — уже испуганно вскричал Гао Лянь.

Тогда с длинным копьем в руках, на пегом коне из рядов выехал командир по имени Вэнь Вэнь-бао. Зазвенели бубенчики, украшавшие сбрую его коня, и Вэнь Вэнь-бао ринулся на Линь Чуна. Увидев это, Цинь Мин крикнул: [316]

— Дорогой брат! Остановитесь! Я сразу же убью этого нахала!

Линь Чун осадил коня, опустил копье и уступил место Цинь Мину. А тот схватился с Вэнь Вэнь-бао. После того как бойцы съехались уже десятый раз, Цинь Мин применил особый прием. Он дал противнику приблизиться вплотную и тут, взмахнув дубинкой, ударил его по лбу так, что тот замертво свалился с коня с раскроенным надвое черепом. Конь его ускакал обратно. Затем отряды и той и другой стороны выровнялись и стали издавать боевые кличи.

Гао Лянь, потеряв сразу двух командиров, выхватил свой знаменитый меч и, бормоча даосскую молитву, крикнул:

— Быстрее!

В тот же миг со стороны его войска появилось большое черное облако. Оно взметнулось к небу и там рассеялось.

Вдруг поднялся сильный ветер, он понес песок и камни, потряс небо и землю. И этот необыкновенный ветер дул прямо в сторону противника. В наступившей темноте Линь Чун, Цинь Мин, Хуа Юн и другие не могли даже разглядеть друг друга. Испуганные кони с ржаньем метались в разные стороны, налетая друг на друга. Тогда удальцы повернули своих лошадей и обратились в бегство.

Тут Гао Лянь взмахнул мечом. Это был знак волшебному отряду. Триста человек вылетели вперед и погнались за противником, а сзади в помощь им следовали остальные войска. Они гнались за Линь Чуном до тех пор, пока не рассеяли его отряд во все стороны. В рядах Линь Чуна поднялась невообразимая паника, люди призывали друг друга на помощь. Из пяти тысяч человек Линь Чун потерял убитыми более тысячи. Отступив на пятьдесят ли, отряд Линь Чуна остановился и разбил лагерь. Отогнав противника, Гао Лянь отозвал свои войска, и они вернулись в город.

Между тем подошел отряд во главе с Сун Цзяном. Встретив его, Линь Чун и остальные рассказали обо всем случившемся. Новость эта сильно встревожила Сун Цзяна и У Юна.

— Что же это за волшебство такое? — спросил Сун Цзян У Юна.

— Думаю, что здесь дьявольское наваждение, — ответил У Юн. — Если бы этот ветер можно было повернуть в сторону противника и направить по ветру огонь, тогда мы победили бы их.

Услышав это, Сун Цзян открыл свою Небесную книгу и в третьем томе ее нашел способ под названием «Поражение противника противным ветром и огнем». Сун Цзян очень обрадовался, постарался крепко запомнить необходимые заклинания и заговор, а затем велел привести отряды в готовность. В пятую стражу все поели и со знаменами и барабанным боем двинулись в наступление на город. [317]

Начальнику области уже доложили о том, что противник приближается. Тогда Гао Лянь снова приказал подготовиться своим войскам и волшебному отряду. Были открыты ворота города, опущен подъемный мост, войска вышли из города и построились в боевой порядок.

Выхватив меч, Сун Цзян подхлестнул коня и выехал перед строем. Впереди виднелось множество флагов.

— Эти черные флаги как раз и являются «волшебным знаком» противника, — сказал У Юн. — Боюсь, что Гао Лянь снова использует свой способ, и тогда мы не справимся с ним.

— Успокойтесь, господин военный советник, — сказал Сун Цзян. — Я уже знаю, как расстроить его волшебство. Нужно только чтобы все командиры и бойцы смело шли вперед!

А Гао Лянь в это время тоже отдавал распоряжения своим командирам.

— Драться один на один не надо! — говорил он. — Ждите сигнала — удара в барабан или в гонг, и тогда все вместе бросайтесь вперед. Постарайтесь взять Сун Цзяна живым, и я щедро награжу вас!

Войска обеих сторон издали боевой клич. Гао Лянь, сидя на коне, подвесил к седлу медный гонг с изображениями дракона и феникса, имеющий волшебное свойство «превращать бойцов в диких зверей», и, держа в руке чудодейственный меч, выехал вперед. Увидев Гао Ляня, Сун Цзян, тыча в него пальцем, стал браниться:

— Вчера вечером я не успел прибыть сюда, поэтому мои друзья допустили ошибку и потерпели поражение. Но сегодня я во чтобы то ни стало уничтожу вас всех до одного!

— Ах ты мятежник, разбойник! — закричал в ответ Гао Лянь. — Ну-ка, слезай с коня и сдавайся добровольно! Не желаю я пачкаться о твою вонючую кровь!

С этими словами он взмахнул мечом, что-то пробормотал про себя и затем снова крикнул:

— Быстрее!

Как и в первый раз, взметнулось черное облако и подул какой-то странный ветер. А Сун Цзян, не дожидаясь пока этот ветер настигнет их, тоже стал что-то бормотать, сделал левой рукой таинственный знак, а правой поднял меч и, указывая вперед, крикнул:

— Поспеши!

И ветер сейчас же повернул на волшебный отряд Гао Ляня. В этот момент Сун Цзян дал команду ринуться на врага. Но когда Гао Лянь увидел, что ветер дует в их сторону, он поспешно схватил медный гонг, ударил в него мечом, а затем кинул в сторону своих бойцов горсть желтого песка. В один миг весь его отряд превратился в диких зверей и ядовитых гадов, которые ринулись на удальцов.

Люди и кони в отряде Сун Цзяна даже оцепенели от [318] страха. Сун Цзян тоже испугался и, бросив свой меч, повернул коня и поскакал прочь. За ним бросились, спасая свою жизнь, также остальные главари и бойцы отряда. Все бежали без оглядки, пробивая себе дорогу, не разбирая куда и налетая друг на друга.

А Гао Лянь в это время взмахнул мечом и во главе своего волшебного отряда, за которым следовали остальные части, ринулся на противника. Отряд Сун Цзяна понес огромные потери, а Гао Лянь, отогнав противника более чем на двадцать ли, ударил в медный гонг и, собрав войска, увел их обратно в город.

Добравшись до какого-то холма, Сун Цзян остановил отряд и разбил лагерь. Потери они понесли только бойцами, из главарей, к счастью, никто не пострадал. Когда отряд расположился на отдых, Сун Цзян держал совет с У Юном.

— В наступлении на город Гаотанчжоу, — сказал он, — мы дважды потерпели поражение. Но и сейчас у нас нет способа победить их волшебный отряд. Как же быть?

— Раз этот мерзавец владеет волшебством, — сказал У Юн, — то он обязательно придет сюда сегодня ночью разгромить наш лагерь. Надо что-то предпринять, чтобы отравить его нападение. А так как здесь может разместиться лишь очень небольшое количество бойцов, то нам лучше перейти на то место, где у нас был лагерь раньше.

Сун Цзян отдал приказ отряду Ян Линя и Бай-шэна остаться, а всем остальным отступить на прежнее место.

И вот Ян Линь и Бай-шэн, отведя свой отряд более чем в триста человек на половину ли от лагеря, устроили засаду в траве. Когда наступила первая стража, вдруг поднялся сильный ветер и ударил гром. Ян Линь и Бай-шэн, спрятавшись со своими людьми в траве, видели, как Гао Лянь ведет свой волшебный отряд. Трубя в рога и пронзительно свистя, они ворвались в предполагаемое расположение лагеря, однако, увидев, что там никого нет, повернули обратно. Тут Ян Линь и Бай-шэн издали боевой клич. Гао Лянь, опасаясь попасть в ловушку, разделил свой отряд на четыре части, и все его триста волшебных воинов бежали кто куда.

Ян Линь и Бай-шэн начали быструю стрельбу из луков. Одна из стрел попала прямо в левое плечо Гао Ляня. Тут бойцы Ян Линя и Бай-шэна, не обращая внимания на дождь, врассыпную бросились преследовать противника. Но Гао Лянь уже далеко отвел своих волшебных воинов, а так как у Ян Линя и Бай-шэна людей было мало, то они не решились больше преследовать врага.

Вскоре дождь прошел, тучи рассеялись, небо прояснилось и засверкало множеством звезд. При свете луны на холме, покрытом травой, бойцы нашли более двадцати сбитых и подстреленных волшебных воинов. Они отправились вместе [319] с ними в лагерь Сун Цзяна и рассказали о том, как налетели гром, дождь, ветер и облака.

Выслушав их, Сун Цзян и У Юн испуганно воскликнули:

— Но мы ведь стояли всего в пяти ли от вас, а никакого дождя и ветра не видали!

— Это, несомненно, волшебство, — говорили между собой бойцы, — дождевые тучи находились всего в тридцати — сорока чжанах от земли, и дождь был поднят из находящихся поблизости прудов.

— Когда Гао Лянь ворвался в расположение нашего лагеря, у него были распущены волосы и в руках он держал меч, — сказал Ян Линь. — Однако стрела, которую я выпустил, попала ему в плечо, и он удрал обратно. Лишь потому, что у нас было мало людей, мы не решились преследовать их.

Тогда Сун Цзян наградил Ян Линя и Бай-шэна, а захваченные солдаты Гао Ляня были обезглавлены. Сун Цзян разделил всех главарей на небольшие группы, которые установили вокруг основного лагеря несколько укрепленных пунктов; это было сделано для того, чтобы дать врагу отпор в случае повторного нападения. Сун Цзян тем временем отправил в Ляншаньбо людей с просьбой прислать помощь.

Но давайте вернемся к Гао Ляню. Получив ранение, он вернулся в город и стал лечиться. Командирам же своих войск он дал приказ:

— И днем и ночью зорко охраняйте город. В бой с врагом пока не вступайте. Дайте мне только поправиться, мы успеем еще захватить Сун Цзяна.

А Сун Цзян, увидев, что войска удальцов понесли большие потери, был очень опечален и, совещаясь с У Юном, сказал:

— Мы не можем одолеть даже одного Гао Ляня. А что же будет, если к нему придут войска из других мест, и все они общими силами нападут на нас?

— Чтобы одолеть чары Гао Ляня, нам нужен один человек, — сказал У Юн. — И если мы не пригласим сюда этого человека, то не сможем спасти жизнь сановника Чай Цзиня и никогда не возьмем город Гаотанчжоу.

Поистине:

Когда найти нам нужно верный способ,
Как разогнать тяжелые туманы
И как рассеять облака вдали,
Призвать необходимо человека,
Владеющего в полном совершенстве
Законами и неба и земли.

О каком человеке говорил У Юн, читатель узнает из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 2. Гос. изд. худ. лит. М. 1959